***
В выходные Гарри, Джинни и Кей сходили в парк аттракционов, Кей всё это безумно понравилось, чёрные глаза сияли, рот то и дело приоткрывался от изумления и восторга. Она радостно визжала на адских каруселях и весело смеялась в комнате ужасов, когда из тёмного угла на неё выпрыгнул скелет. Они выглядели счастливой семьёй, но только Гарри ощущал какую-то неправильность. Он любил Джинни, привязался к Кей, но какие-то тёмные неясные мысли сквозили на задворках сознания, будто всё это искусственное, поддельное, суррогатное. Не в силах объяснить свои смутные чувства, он просто засунул их поглубже, стараясь не думать. В понедельник утром, как и обещал, Гарри вместе с Кей отправились на занятия к Росси, а Джинни упорхнула по своим делам. Росси приветливо поздоровался с ним и указал жестом, где ему следует посидеть, пока обучается Кей. Гарри опустился в мягкое кресло и стал наблюдать. Зал для занятий был оборудован по высшему классу, всюду наложены чары безопасности и развешаны защитные амулеты. Сами занятия походили на те, что были у Гарри в Хогвартсе: Кей разучивала заклинание, повторяя его за итальянцем, запоминала движение рукой и лишь только потом бралась за палочку. Гарри любовался тем, насколько Кей была способной девочкой, она схватывала всё на лету, уверенно двигала рукой и метко целилась палочкой. Росси помогал ей усмирять рвущуюся наружу магию, заставляя концентрировать силу только в руке и её продолжении — волшебной палочке. Тем, как Кей двигалась, можно было любоваться бесконечно, у Гарри даже челюсть отвисла. Когда занятие закончилось, он поцеловал Кей и велел ей отдохнуть в детском уголке, а сам подошёл к Росси и тихо спросил: — У Кей всё получается? Что вы можете сейчас сказать о ней? — Ваша дочь очень способная, да вы и сами видели, — улыбался Росси во все тридцать два зуба. — Поразительная девочка, из неё вырастет талантливая волшебница. Не по годам умна. — А что с её обследованием? Улыбка сползла с лица целителя, придавая кислое выражение. — Ищем. Но до сих пор никаких особенных подвижек. Мы с таким не сталкивались, единственное, в чём абсолютно и единогласно уверены, это в том, что замешана очень, очень, тёмная магия. Причём древняя, которую потомки пытались скрыть из-за её разрушительности и опасности для тех, кого она коснётся. Древние Тёмные искусства — поразительная вещь, но крайне жуткая и опасная. Не приведи Мерлин с таким столкнуться, — Гарри показалось, что Росси даже хотел перекреститься. — Вам не помешало бы узнать родословную девочки и, может быть, пролить свет на тайну её проклятия. — У неё на шее висит кулон, который мы не можем открыть. Вероятно, внутри родовой герб. Кулон не снимается, защищён магически, — поведал Гарри. — Но узнать сможем скорее всего только когда вернёмся в Англию. — Кулон, говорите, — задумчиво протянул Росси, поглаживая подбородок. Внезапно у него зазвонил телефон. — Айн момент, срочный звонок. Пока Росси разговаривал по мобильному, Гарри украдкой посмотрел на Кей, которая сейчас выглядела как абсолютно обычная девочка, занимаясь игрушками, что находились в комнате. Невозможно было сказать, что она проклята. Может, Росси преувеличивает? — Простите великодушно, но все меня хотят, — хохотнул Росси, закончив разговор. — Так вот, возвращаясь к вашей дочери… мы изучаем её. Вы знаете, сеньор Поттер, нам пришлось отключить все магические регистраторы, которые обеспечивают охрану этого зала, потому что они сигналят без остановки, пока Кей здесь. Честно признаться, мне даже самому не по себе от того, насколько всё непонятно и страшно. Но мы ищем. — У неё больше не было вспышек агрессии, — Гарри безумно хотелось защитить Кей от этих неприятных слов. — Ваши занятия помогают. — Это помогает итальянская ментальная магия, — менторским тоном произнёс Росси. — Она тушит вспыльчивость, помогая научиться концентрироваться. Когда Кей будет готова, перестанем использовать магию. — Что же делать? — Пока заниматься. А я ещё посмотрю повнимательнее её кулон. Гарри кивнул. Он вывел Кей на улицу. Было жарко, как впрочем, и всегда в это время в Италии. — Папа, ты видел, как у меня получалось сегодня? — спросила Кей, поглощая мороженое. — Да, ты просто умничка, — похвалил Гарри. — У меня в твоём возрасте, да и старше, так не получалось колдовать. Дальше будет ещё лучше. Кей надулась от гордости. Когда они вернулись домой, Джинни уже распаковывала кучу коробок с покупками. — Кей, я тебе купила платье, как ты хотела: чёрное с кружевным воротничком, — она вручила Кей пакет. — А абрикосовое варенье ты купила? — Чёрт, — Джинни хлопнула себе по лбу, — я совсем забыла. Вернее, я не проходила мимо магазина со сладким. Кей недовольно насупилась. — Зайка, всё равно нельзя есть столько сладкого, — назидательно произнесла Джинни. — Завтра пойдём вместе и купим, сегодня перекуси чем-нибудь другим. — Я всегда на ночь ем варенье, — капризно уточнила Кей. — Не хочу другое. — Но сегодня придётся, — ответила Джинни тоном, не терпящим возражений. Гарри не вмешивался, чтобы не подрывать авторитет Джинни. Он немного начал понимать Кей и её поведение, она отлично умела манипулировать, несмотря на свой возраст. Конечно, ему было жаль, что она не поест любимого лакомства, но в жизни не может быть всё так просто. Кей должна доверять родителям, если они сказали, что варенье будет завтра, нужно просто принять это. Возможно, он ошибался в своих рассуждениях, но примера перед глазами не было, и подсказать как правильно тоже никто не мог. Были, конечно, семья Уизли, но сейчас они далеко, и Гарри с Джинни приходилось справляться самостоятельно. Росси давал советы Джинни как вести себя с дочерью, Гарри считал, этого достаточно на данном этапе. — Я всё-таки зашла в магазины купить себе брендовых вещей, — сказала Джинни. — Но такие цены, с ума сойти. Кажется, я оставила там целое состояние. — Не страшно, — улыбнулся Гарри. — Ты же знаешь, что мы можем себе позволить. — Всё равно, для меня было как-то непривычно. Но Италия располагает к покупкам. Здесь все такие разодетые. Ты, кстати, не надевал свою новую рубашку? Или брюки? — Неа, — покачал головой Гарри. — В Аврорате сидим на низком старте вот-вот сорваться в рейд. Не до модничанья. Надо было сегодня надеть к Росси, но я что-то не подумал. — А я купила кое-что ещё, — лукаво сказала Джинни. — М-м-м, — промычал Гарри, — и что же это, позволь узнать? — Я была в магазине нижнего белья, — игривый тон ясно намекал на секс. — Оу, покажешь? — Нет, — выдохнула она. — Не сегодня точно. Мне надо дописать статью. — Ну вот, — цокнул языком Гарри, — раздразнила только. — Да я почти забыла. Ладно, пойду разложу всё по шкафам. — Может, успеем по-быстрому? — Гарри поймал уходящую Джинни, обхватив сзади руками за талию — Какое «по-быстрому», — возмутилась она. — На по-быстрому бельё не нужно, — Джинни вывернулась из его объятий, подхватывая пакеты. — Я пошла писать! Гарри вздохнул и налил себе охлаждённого тыквенного сока. Не помешало бы стереть из памяти свою ошеломительную, во всех смыслах этого слова, дрочку, нанести на неё новые впечатления, зашлифовать ими странную голубую сторону, которая внезапно обнаружилась в нём. Забыть чужие крепкие светлые руки на своём члене, возникшие в фантазии, как снег жарким итальянским летом. Все выходные и сегодняшний понедельник Гарри старался не думать ни о Пауле, ни тем более о Томе. Последнему он написал сообщение, что будет занят в течение трёх дней, и отключил телефон, чтобы не было соблазна написать или позвонить. Семейная прогулка и занятия с Кей отвлекли немного от раздумий на тему, почему же мужские руки на его плоти так привлекли, но тем не менее по ночам данные мысли возвращались вместе с набухающим членом в пижамных штанах. Гарри игнорировал такие проявления мужской физиологии и старался очистить свои мысли. А магглы вот молятся, чтобы очистить себя от греховных помыслов. Есть ли в этом смысл? Внезапная мысль настигла его прямо у холодильника. Гарри поднялся к Джинни в кабинет. — Дорогая, ты уложишь Кей? Я хочу пройтись. — Конечно, — кивнула Джинни. — А куда ты? — Просто прогуляюсь. Гарри, подумав, надел новые рубашку и брюки, к ним начищенные остроносые туфли и вышел из дома. Дневная жара спала, воздух был тёплым и ароматным от цветущих ярко-зелёных растений, ноги сами несли вперёд — к уже известной церквушке. Колокольный звон растекался по воздуху, пропитывая кроны деревьев, летучий ветер и разум прохожих. Новые туфли поскрипывали при каждом шаге, когда Гарри наступал на очередную каменную ступеньку. Он вошёл внутрь церкви, где его встретил привычный сладковато-приторный аромат ладана, свечного воска и розового масла, которое стояло в изящных фиалах на входе и возле некоторых распятий. В такой обстановке волей-неволей Гарри испытывал священный трепет, а душа наполнялась благочестивыми помыслами. Ему здесь было комфортно, словно возвратился в родовое гнездо; впрочем, откуда Гарри знать, что испытывают в родовом гнезде? Это было что-то на уровне эфемерных образов. Проповедь уже заканчивалась, Гарри оглядел скамьи для прихожан, которые были почти полупустыми, и сделал вывод, что проповеди другого священника, а не отца Томаса, не пользовались успехом у верующих. Среди последних почти не наблюдалось молодёжи, внимали словам святого отца лишь доисторические бабушки, которые, кажется, видели самого Моисея. Священник осенил себя крестным знамением, присутствующие повторили за ним со словом «Аминь». Гарри не знал, зачем он пришёл сюда сегодня, он никогда не молился, не слушал проповеди, а отец Томас находился в Ватикане, не здесь. И тем не менее ноги принесли его сюда, будто в стремлении обрести какой-то мифический покой, о котором слагают легенды. Священник умолк, в церкви разлились величественные звуки органа, наполняющие помещение, каждую трещинку на стене, заглядывая в каждый уголок, погружая в мощную лавину мелодии. Следом за первыми нотами музыки послышалось стройное пение церковного хора. Такие чистые ангельские голоса. Как же называется? Контр-тенор? Меццо-сопрано? Гарри не очень-то разбирался. Слова молитвы лились в уши, не давая думать о постороннем.Ave Maria
(Радуйся, Мария)
Gratia plena
(Благодати полна)
Maria, gratia plena
(Мария, благодати полна)
Maria, gratia plena
(Мария, благодати полна)
Ave, ave dominus
(Здравия, здравия Господу)
Dominus tecum
(Господу в тебе)
Benedicta tu in mulieribus
(Избрана была ты между жёнами)
Et benedictus
(И избранным стал)
Et benedictus fructus ventris
(Избранным стал плод твоего чрева)
Ventris tuae, Jesus.
(Чрева твоего, Иисус)
Гарри не мог достать в присутствии магглов палочку, чтобы наложить заклинание перевода, потому что слова явно были не итальянскими. — Молодой человек, вы что-то хотели? — к нему подошла немолодая монахиня, отвлекая от внимания пению. — Красиво поют, — ответил Гарри, замявшись. — Но не понимаю о чём. — О пресвятой Деве Марии, которая родила Священного младенца; Избранного, чтобы умереть во благо грешных людей. — Кем он был избран? — Это его выбор, — загадочно улыбнулась монахиня, — умер во имя остальных, чтобы потом воскреснуть. — А был ли у него выбор? — усмехнулся Гарри. Монахиня укоризненно воззрилась на него, но Гарри не дал ей ответить. — А что Дева Мария? Молитва о ней? — О ней. Взываем, чтобы Пресвятая мать помолилась о нас, грешных. — Извините, я наверно пойду, — Гарри засобирался. — Подождите, — остановила за руку его служительница. — Раз уж вы здесь, вкусите плоть и кровь Господня. По древнему Обряду. Он хотел отказаться, но уже другая монашка поднесла ему ко рту кусок хлеба и следом небольшую чашу с рубиновой жидкостью. Гарри ничего не оставалось, как откусить хлеб и запить, как оказалось, вином. Вокруг него прихожане делали то же самое, и он немного успокоился. Солоноватый вкус хлеба смешался со сладким вина, расходясь по языку интересным сочетанием. Необычно. Вкусно. Вино было густым, тягучим, напоминающим кровь. — Хлеб, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрёт, — очевидно, процитировала монахиня. Гарри помотал головой и всё же распрощался со служительницами церкви, поспешив на выход, где его вновь ожидала женщина с букетом нежных белых лилий. — Возьми бутон, — она протянула ему лилию. — Я в прошлый раз брал, — ответил ей Гарри, но та настойчиво предлагала цветок. — Нужно ещё взять. Он решил не тратить время на спор и взял лилию. Выйдя на улицу, Гарри с наслаждением глотнул свежего воздуха, всё-таки эти плотные дымные запахи церкви в больших количествах вызывали тупую головную боль. Спускаясь, он вдруг заметил еле различимую в вечерних сумерках скрюченную человеческую фигуру, сидящую на самой нижней ступеньке. Это был какой-то нищий оборванец в грязных лохмотьях, очевидно, просящий милостыню. Однако чаши для подаяний поблизости не оказалось, и Гарри решился подойти ближе и спросить, не нужна ли помощь. — Простите, с вами всё в порядке? Нищий встрепенулся и вскинул на него слепые с бельмами глаза. — Антихрист!.. — К-кто? Я? — заикаясь от неожиданности, пролепетал Гарри. — Грядёт приход Антихриста! Он близко! Он совсем рядом! — безумно орал юродивый, распугивая случайных прохожих. — Он среди нас! Он сеет зёрна темноты в каждого, кто попадётся ему на пути! — Гарри попытался незаметно уйти от него, но нищий схватил его за штанину, страшно сверкая в полутьме вечера белыми глазами. — Он — каждый из нас! Может, это ты? Может, это он? — ткнул крючковатым пальцем в испуганного прихожанина, спускающегося по ступеням, — Может, это я! — и оборванец жутко захохотал. Гарри испуганно попятился от него, тот ещё выкрикивал что-то вслед. Он, спотыкаясь, торопливо удалялся от безумца, пока не очутился на погосте, что находился за церковью. Вековые дубы скрипели, яркие звёзды задорно блестели на иссиня-чёрном небосводе, а ковш луны качался над самой головой, норовя упасть. Гарри ожесточённо потёр лицо, сбрасывая морок, и огляделся. Он почти наступил на заброшенную могилу с покосившимся надгробием и сломанным распятием. Быстро отпрыгнув в сторону, Гарри тут же вляпался ногой в грязную жижу, которая громко чвакнула, словно порицая. Он шумно выдохнул тёплый поток воздуха изо рта. Чувство паники наполнило каждую клеточку, когда Гарри смотрел на древние надгробия. Дышать стало тяжело, почти невозможно. Он задыхался от удушья, внезапно сдавившего его грудь. Прямо из земли стали подниматься образы людей в плащах с капюшонами и масками на лицах. Они направляли на него палочки, и Гарри снова чувствовал, как жёсткие путы охватывают его запястья и щиколотки, а сам он оказывается распластанным на могильной статуе, как в июне 95-го. В голове всё смешалось, дыхание сбилось, а руки дрожали. Он постарался сосредоточиться и успокоить дыхание, не обращая внимание на кружившие иллюзии, медленно посчитал до двадцати и обратно. Стало чуть легче. Миражи развеялись, луна оставалась неподвижной, Гарри сидел на холодной кладбищенской земле, грязный и вымотанный. Он медленно поднялся, отряхнул грязь, насколько смог, и отправился домой. Слава богу, Джинни работала в кабинете и не видела Гарри, сил оправдывать свой внешний вид совершенно не осталось. Новые туфли запачкались грязью, брюки тоже пришли в непотребный вид, Гарри стянул с себя одежду прямо на пол и отправился в холодный душ смыть слишком огромное количество впечатлений и событий сегодняшнего дня. Немного посвежевший, он сел на краешек кровати и всё ещё дрожащими пальцами взял мобильный, нажимая кнопку включения. Гарри, подумав, набрал номер Тома и затаил дыхание, слушая одинокие гудки в трубке. Ожидание тянулось слишком долго, и он хотел уже сбросить звонок, но в последний момент прозвучало знакомое тягучее «Слушаю». — Привет, Том, — с облегчением выдохнул он. — Гарри, добрый вечер. Не ожидал столь позднего звонка. Ты вроде говорил, что освободишься только завтра, — приятный размеренный голос Тома успокаивал расшалившиеся нервы. — Да. Просто мне нужно с кем-то поговорить, — выпалил Гарри. — Если ты не против и не занят сейчас. — Что-то случилось? — озабоченность проскользнула в бархатных интонациях святого отца. — Знаешь, ничего конкретного, — смутился внезапно Гарри, собираясь вывалить свои проблемы. — Паническая атака накрыла. Давно не было, если честно. Просто окружающая обстановка стала напоминанием. Сам от себя не ожидал. — Это позади, Гарри… Очень сочувствую тебе, и мне жаль, что на расстоянии я так себе помощник. — Нет-нет, ты вообще не обязан быть моей жилеткой, — усмехнулся Гарри. — Мне просто нужно с кем-то поговорить, иначе я буду думать, что схожу с ума. Расскажи, как у тебя дела? — Как скажешь, — мягко сказал Том. — Я почти закончил все дела в Ватикане, буду в Риме послезавтра. Но на меня возложили обязанность читать Angelus три раза в день, поэтому, может быть, мы встретимся в церкви после вечерней молитвы? А там уже решим по ходу дела. Как ты смотришь на это? — Отлично, — Гарри подумал, что если Том будет находиться в церкви, его больше не накроет как сегодня. — Я безумно рад, что ты наконец-то возвращаешься. За это время мы с тобой почти подружились, но так и не видели друг друга. Забавно. — Да, интересный опыт, — согласился Том. — Даже немного не по себе, потому что я был твоим исповедником. А кто сейчас? Слишком стёрлись границы, и в этом в первую очередь виноват я. — Ну и что? Был исповедником, а можешь стать приятелем. Это же не запрещено вашей церковью? — пылко воскликнул Гарри. — Нет, не запрещено. Буду рад, если у нас это получится, — выразил надежду Том. — Тогда с нетерпением жду встречи! Поболтав ещё немного, Гарри отложил телефон в сторону и лёг, заворачиваясь в одеяло, как в кокон, и устраиваясь поудобнее. Разговор с Томом был самым лучшим завершением этого тяжелого дня.