Отче

      — Гарри, ложись. Так будет удобнее, — голос Тома властный, руки настойчивые, но мягкие, опускающие на узкую кровать, скрипящую под тяжёлым телом Гарри.       Где-то отдалённо звучит орган, и слышны высокие мальчишеские голоса, поющие о святой Марии, о спасении души и наказании за человеческие грехи.       Футболка задрана вверх, и соски затвердели от прохладного воздуха, — открыто окно? — щекочущего разгоряченную кожу, даря потрясающий контраст.       — Приподнимись, — велит Том и затем рывком сдирает ставшую ненужной футболку. Кружится голова, и Гарри не может долго удерживать сидячее положение, он падает обратно на кровать, цепляясь за нежный шёлк — шёлк? — сутаны, утягивая за собой святого отца.       Холодный металл распятия ударяет по обнажённой груди, а Том оказывается непозволительно близко.       Лицо ласкает дыхание, едва уловимое, окутанное таинством запретного и порочного. Сладкое, с нотками каких-то фруктов, и невольно хочется облизать чужие губы, чтобы испить эту сладость, прокатить её по языку, пробуя. В ночных потёмках черты Тома расплываются, и даже луна из открытого окна не в силах сделать их более чёткими.       — Гарри, — смеётся Том, — пьянь.       Что-то есть удивительное в звуках искреннего смеха Тома — новое, неизведанное, любопытное. Гарри силится разглядеть его улыбку, но Том опускает голову к его ремню.       — Ох, придётся постараться, чтобы снять их.       Касания тёплых пальцев до дрожи приятные, ласковые, пробуждающие желание и рисующие под закрытыми веками яркие всполохи.       Пряжка ремня щёлкает с неприличным звуком, — или, может, Гарри только так кажется, — оба конца ремня гулко падают на матрас, а чужие руки копошатся где-то в районе ширинки, пытаясь расстегнуть тугую пуговицу джинсов.       Наконец, у Тома получается, его тёплые ладони дотрагиваются до живота Гарри, оставляя россыпь маленьких колких звёздочек, что, несомненно, сошли с ночного неба поглазеть на падение Гарри. Он мог бы преподать им урок, как нужно правильно лететь в грязь, но сейчас ему не до этого: губы Тома невозможно близки к его промежности, к месту, к которому, кроме Джинни, никто не прикасался.       Он почти чувствует влажное дыхание на своей плоти и уже знает, что оно невероятно сладкое. Интересно, останется ли эта сладость на коже Гарри, если спустить и бельё? Но его любопытство никто не удовлетворяет, Том стаскивает узкие джинсы с его бёдер, командуя подаваться ими вверх. О Боже, как же хочется погрузиться в жаркий сладкий рот.       Он не помнит самого себя, алкогольная отрава циркулирует по крови, подбрасывая нереальные видения, ощущения чужих губ и рук на коже, прикосновения прохладной ткани сутаны, царапанье распятия на животе и бёдрах.       Ветер тревожит оконные створки, почему-то усиливаясь, Том неожиданно отстраняется от Гарри, захлопывает их, и эйфория прекращается. Гарри стонет, он хотел бы большего, но его накрывают тяжёлым одеялом, оставляя на милость Морфея.       Гарри резко распахнул глаза, узрев знакомый высокий потолок своей спальни. Что сейчас, чёрт возьми, ему пригрезилось? Реальное воспоминание или продукт буйной фантазии человека, который совсем недавно осознал своё влечение к мужчинам? Его что, теперь к каждому мужику будет тянуть? Даже к блядскому Реддлу, своему заклятому врагу?       Это определённо не было воспоминанием, Реддл не стал бы себя так вести.       Слишком человечно и слишком заинтересованно к Гарри.       Сказался банальный недотрах, как у прыщавого подростка в пубертате.       Повернувшись на бок, Гарри только сейчас осознал, что Джинни сегодня ночует здесь, её тёплая спина прижималась к Гарри, и вставший после горячего сна член заинтересованно дёрнулся. А может, всё в порядке? И он не гей?       Гарри провёл руками, оглаживая соблазнительные изгибы тела Джинни, настойчиво пробуждая.       Её мерное дыхание резко оборвалось, она тихо вздохнула, продолжив лежать, принимая ласку.       Гарри поцеловал её шею, откидывая волосы, щекочущие нос, и забрался под подол сорочки, задрав его вверх.       Он крепко сжал бедро и развернул Джинни к себе. Она открыла глаза и подалась к нему навстречу, целуя губы.       Ночная тишина прерывалась вздохами и звуками поцелуев, Гарри рывком перевернул Джинни так, что она оказалась сверху на нём.       Она потиралась промежностью и бёдрами об его эрекцию, заставляя стонать, но Гарри было недостаточно. Напряжённая плоть настойчиво требовала ощутить на себе горячий тесный рот, и Гарри мягко опустил руки на плечи Джинни, вынуждая её опуститься вниз.       Когда губы накрыли пульсирующую головку, Гарри почти всхлипнул. Умелые движения слишком быстро приближали его к краю; он открыл глаза, чтобы получше рассмотреть. Рыжие волосы щекотали бёдра, ладонь Джинни обхватывала ствол, а губы растянулись вокруг головки. Этого было катастрофически мало, Гарри в нетерпении толкнулся глубже, но его остановили руками. Он разочарованно застонал, тем не менее ощущения были приятными. Прикрыв глаза, Гарри сосредоточился; слюни, смешанные с его смазкой, стекали со ствола члена, капая на живот, и неприятно холодили кожу. Возбуждение немного схлынуло, он попытался вновь вернуть его, глядя на натруженный рот Джинни, но никак не выходило. Тогда она стала сосать интенсивнее, пульсация наслаждения волнами пробежалась по семенным протокам, и когда неожиданно кулончик Джинни на шее отклеился от потной кожи и ударил прохладным металлом по яйцам, Гарри буквально подбросило на месте, и он стремительно излился в её горло.       Было слишком похоже на касание холодного распятия в его сне.       — Гарри, ты почему не предупредил? — возмутилась Джинни. Она не любила, когда Гарри кончал ей в рот и позволяла это делать крайне редко.       Часть спермы осталась на животе, очевидно, Джинни не стала глотать всё.       — Прости, я не сдержался, — сконфуженно ответил он, поднимая её вверх и прижимаясь к губам, ощущая собственный вкус. — Это великолепно. Могу тоже сделать тебе приятно, или подождём минут пять, буду снова готов.       — Как хочешь, — кокетливо ответила Джинни. Вообще-то Гарри уже хотел спать, если говорить начистоту, но оставить Джинни без ответной услуги не мог.

***

      — Мерлин, такое несчастье, такое несчастье, — тревожно голосила Джинни, носясь из угла в угол. — Близнецов, по всей вероятности, похитили.       — В смысле, похитили? — не понял Гарри, отставляя чашку чая. Весь ужин Джинни была взвинченной, и как только Гарри закончил есть, выдала причину своего состояния.       — Сегодня к нам должны были прийти поиграть близнецы — Умберто и Франческа. Они вышли из дома и до нас не дошли! Кей ждала их на улице, говорит, даже не видела, чтобы они подходили к нашей вилле. Естественно, няни сегодня тоже нет, потому что мать детей сама не своя. Они обратились в полицию, подключили частное агентство, но пока даже никаких следов не обнаружили, — в голосе Джинни слышались нотки паники. — А вдруг появился какой-нибудь маньяк? Или итальянская мафия? Я слышала, что детей часто крадут, чтобы продать на органы. Тогда Кей тоже в опасности. Я запретила ей выходить из дома, хорошо, что она сама по себе домосед. У вас на работе ничего не слышно?       — Нет, мы редко занимаемся маггловскими делами. Преступников, к сожалению, хватает и в волшебном мире, и не волшебном.       — Тем не менее мы под угрозой.       — На вилле защитные чары, так что, думаю, пока Кей дома, она в безопасности.       — Да, — кивнула Джинни. — Так страшно, когда пропадают дети.       — Кей испугалась?       — Вроде не поняла причину, почему приятели не пришли.       Гарри сделал ещё глоток из чашки и решительно встал из-за стола.       — Пойду поговорю с ней. Наверняка расстроилась, что сегодня играть не с кем.       Кей сидела в своей комнате и наблюдала за своим питомцем, о чём-то разговаривая, но когда появился Гарри, оторвалась от него и побежала вприпрыжку навстречу. Гарри заключил её в объятия и чмокнул в макушку.       — Как дела, малышка?       — Всё хорошо, папочка.       — Сегодня твои друзья не пришли к тебе, ты сильно расстроилась?       — Немного, — безэмоционально ответила Кей. — Но у меня же есть мои зверюшки. Они, конечно, молчат, но с ними тоже весело.       Гарри бросил взгляд на террариум и увидел двух ящериц и белую мышку, что забилась в угол.       — А откуда у тебя новая ящерица и мышь? Мы вроде не покупали мышей, чтобы кормить ящерок.       — Я нашла их на улице, пока ждала Умберто и Франческу. Смотри, какие они забавные.       Гарри взглянул на животных, отмечая, что новая ящерица была крупнее размером, чем другая.       — А мышку зачем забрала?       — Я прочитала, что ящерицы едят мышей. Почему мы их не кормим?       — Это очень жестоко, дорогая, — пояснил Гарри.       — Но это же естественный отбор, — непонимающе возразила Кей. — В природе они едят друг друга. Мы тоже едим мясо других животных, это же нормально. Разве нет?       — Ну, как бы да, — замялся Гарри, не зная, как ответить на столь справедливое по сути своей утверждение.       — Тогда в чём разница? Если ящерица не захочет, то может и не есть мышку.       Гарри ещё раз взглянул на дрожащую от страха мышь, её глазки вытаращились в немом ужасе, отчего стало не по себе. Ящерица же, наоборот, сидела и плотоядно облизывалась. Другая ящерка поглядывала с интересом, но не выказывала желания съесть жертву.       — Твой старожил сыт?       — Да. А вот Майкл голоден, — произнесла Кей, наблюдая с интересом за пищевым поведением голодного животного.       — А мышке ты тоже дала имя?       — Нет, — отрезала Кей. — Она без имени.       — Почему? — удивлённо спросил Гарри.       — Она же мышь, — ответила Кей, будто это что-то проясняло. Заметив, что Гарри не понял, она вздохнула и закатила глаза. — Это как в лаборатории, там нет имён, только особь номер один или два.       — Но у тебя же не лаборатория!       — А мне хотелось бы. Папа, я знаю, кем хочу быть, когда вырасту, — серьёзно заявила она.       — Кем же?       — Вивисектором, — ошарашила Кей его.       — Эм, — Гарри как язык проглотил. — Сейчас нет такой профессии, и вообще вивисекция порицается обществом. Даже нацистская Германия отказалась от экспериментов над животными, — попытался он привести весомый аргумент.       — В пользу людей, да? — пытливо спросила Кей, не сводя тёмных внимательных глаз.       — О, чёрт, — простонал Гарри. — Ты вообще откуда всё это знаешь?       — Много читаю, — высокомерно ответила Кей. — А про вивисекцию я прочла в книге Герберта Уэллса.       Гарри помнил, что изъял из библиотеки все подозрительные книги, но он никак не мог предположить, что данная художественная литература заинтересует семилетнего ребёнка.       — Такие вещи рановато читать, — строго сказал он. — Я уберу её. Что ты ещё читаешь?       — Мне понравилась книга «Последний день приговорённого к смерти».       Гарри, если быть честным, даже не читал такое.       — Про что она? — хмуро спросил он.       — Там описаны последние мысли человека перед своей смертью, — охотно сообщила Кей, демонстрируя развитие не по возрасту. — Вот мне интересно, что думает мышка, когда ждёт свою смерть?       — Кей, это очень плохо.       — Но если книга в продаже, значит, она неплохая?       Растерянность — вот что чувствовал Гарри, разговаривая с дочерью. Он не знал, как донести до неё простые истины о жизни, смерти, милосердии и эмпатии. Складывалось ощущение, что последнее качество ей несвойственно. Только исследовательский интерес. Она не выказывала отвращения или страха, и это напрягало Гарри.       — Она неплохая, но не для твоих лет, — попытался он объяснить. — Ты в силу возраста и отсутствия должного жизненного опыта можешь неправильно истолковать посыл книги.       Он хотел произнести что-то ещё, но слова булькнули в горле и затихли. Новая ящерица стремглав кинулась на мышь и с громким хрустом перекусила ей шею. Брызнула кровь, мышиный писк, казалось, грохотал, отдаваясь в барабанные перепонки. Отчаяние, ужас, страх — вот что было в этом писке, почти человеческом. Ящерица продолжала аппетитно хрустеть, будто пересушенными сухариками, заглатывая добычу по кускам.       Гарри, отмерев, хотел было залезть в террариум и спасти несчастную мышь, но объективно опоздал. Мышка стала вкусным ужином для оголодавшей ящерицы. Алая кровь виднелась на песочке и сфагнуме, что выстилали дно террариума.       Кей с искренним любопытством наблюдала, как ящерица в два счёта сожрала мышь, а у Гарри похолодели руки.       — Кей, я запрещаю тебе заниматься такими вещами, — твёрдо произнёс он, оправившись от первоначального шока. — Или я отнесу обратно твоих ящериц в зоомагазин. Никакой вивисекции, никаких опытов, никаких лабораторных мышей.       А ещё он снова прошерстит библиотеку.       Кей надулась.       — Но, папа…       — Я сказал, нет, — резко прервал он её.       Гарри всерьёз задумался о психопатических наклонностях дочери. Занятия с Росси приносили свои плоды, но, к сожалению, не привили ей эмпатии. Может, нужно показывать социальные истории? Он слышал о таком психическом расстройстве, когда человек не испытывает сочувствия и ведёт себя социально неприемлемо. Да, он определённо поговорит с терапевтом.       — Ложись спать. Сегодня никакого телевизора, — строго сказал Гарри.       Ящерица пялилась на него странным, будто умоляющим взглядом, и ему почудилось что-то человеческое в её блестящих глазах. Он моргнул, сбрасывая наваждение.       — Я ничего такого не сделала, — попыталась защититься Кей. — Я читала об этом в книгах, думала, не запрещено.       — Кей, милая, ты должна понимать, что мышке больно и страшно. Неужели тебе не жаль её?       Кей пожала плечами.       — В опытах нет места жалости, — совсем по-взрослому сказала она.       — У опыта должна быть цель. Какая цель была у твоего эксперимента?       — Хотела узнать, справится ли Майкл с инстинктами. Но голод, как оказалось, не остановил его.       — Но это же логично и так. Без проведения опытов, — недоумевал Гарри. — Конечно, ящерица съест мышь, если голодна.       — Ну, я хотела убедиться, — равнодушно пожала плечами Кей.       — В общем, ты меня поняла, — заключил Гарри. — Больше никаких опытов.       — Ладно, — недовольно ответила она.       — Надеюсь, твои друзья скоро вновь придут к нам в гости, и тебе будет не скучно.       — Да-да, — незаинтересованно произнесла Кей.       Гарри достал палочку и без следа удалил кровь и оставшийся хвост от мыши в террариуме.       — Спокойной ночи, — нерешительно потоптался он у двери.       — Спокойной ночи, папа.       Случай с ящерицей настолько заполонил мысли Гарри, что он не мог больше ни о чём думать. Однако его тревожные раздумья прервал телефонный звонок.       Звонила помощница Гуццоло, сообщая, что если Гарри хочет допросить пострадавшую от сект жертву, то нужно тотчас же вернуться на работу.       Он поспешно нацепил аврорское снаряжение, предупредил Джинни и аппарировал в Аврорат.

***

      — Ну что? Узнали уже что-то новое? — поинтересовался Гарри у Орландо, молодого упитанного аврора, который утирал пот со лба, заполняя протоколы допроса.       — Не особо. Пострадавшая Клара Баччини, пятьдесят два года. Сообщила, что добровольно пожертвовала сто тысяч евро неизвестной секте на их нужды. Однако спустя неделю пожалела о своём решении. Почти ничего не помнит, ни как отдавала деньги, ни того, что происходило на общих собраниях. Вроде молились богу, но она не уверена. Лица сектантов помнит смутно.       — А легилименцию пробовали?       — Нет, — укоризненно уставился Орландо на Гарри. — По уставу запрещено, она не преступница, а жертва. Не выучил до сих пор?       — Запамятовал, — помотал головой Гарри. — Ну, её показания нас не продвинут ни на сколько.       — Да, пустая трата времени, — согласился Орландо, продолжая промокать лоб носовым платком. — Ну и жара.       — Слушай, иди освежись. Возьми лимонаду себе и мне. А я попробую ещё что-то узнать, — предложил Гарри.       — Ох, спасибо. От души, — обрадовался Орландо. — Ну, тогда я побежал.       И он стремительно скрылся из допросной.       Гарри взглянул в окошко на стене, в отдельной комнате сидела женщина с сединой в кудрявых волосах. Её глаза были покрасневшими, она нервно грызла ногти и покачивала ногой.       Гарри вошёл к ней, закрывая за собой дверь.       — Синьора Баччини, здравствуйте. Я хотел бы задать вам ещё несколько вопросов.       Когда она кивнула, Гарри достал палочку и произнёс:       — Легилименс.       Правила созданы для того, чтобы их нарушать. Гарри не видел ничего зазорного в применении легилименции, в Англии авроры постоянно ею пользовались. Зато он получит хоть какую-то информацию. Вдруг ему повезёт, и обнаружится что-то очень важное.       Клара Баччини оказалась сквибом. Гарри сразу почувствовал магическую линию, когда входил в её разум. Пробегаясь по воспоминаниям, он наконец отыскал недавние события.       Секта состояла примерно из тридцати человек, разных возрастов, как мужчин, так и женщин. Проповедник был не один, рядом с ним тёрлась своеобразная свита, очевидно, подчиняясь его влиянию. Их образы Клара помнила смутно, и невозможно было различить лица и как-то идентифицировать.       По большей части люди молились, прося Бога простить их грехи. Часто такие сборища заканчивались массовыми оргиями; как вещал проповедник: любовь — это высшая сила, обретя которую, заработаешь прощение.       Сам он не принимал участия в оргиях, лишь наблюдая издалека. После того, как разгоряченные сексом люди становились расслабленными, проповедник убедительно просил их помочь в распространении информации об очищающей душу любви и пожертвовать свои деньги якобы на печать листовок и буклетов.       Критическое осознание у Клары, очевидно, наступило только потому, что она являлась сквибом.       Что было удивительным: проповедник не произносил вслух никаких заклинаний — ни Империусов, ни Обливиэйтов. Гарри старался разглядеть его лицо, но тщетно.       Доказательств, что проповедник в секте являлся волшебником — не было. Всё выглядело так, будто бы внушаемые люди просто отдавали деньги под влиянием всего лишь магии верных слов. Но ведь именно так и работают секты?       Гарри вышел из разума Клары, разочарованный в своей неуспешной попытке, и стёр память о последних пяти минутах.       Когда Орландо вернулся с лимонадом, Гарри уже как ни в чём не бывало листал протокол.       Мобильник пиликнул, возвещая о новом сообщении.       Т: Привет, Гарри. Не составишь мне сегодня вечером компанию на прогулке? Понимаю, что уже поздно, но хотелось бы поговорить.       Гарри немного подумал и набрал.       Г: с удовольствием:)       Т: Жена сильно ругалась?       Г: нет, всё в порядке.       Гарри должен втереться в доверие Реддла и отвлечь его внимание от ненужных вопросов.       Решение пришло спонтанно: он сам подарит Реддлу змею и будет уверен, что она не крестраж. К тому же, может, та расскажет что-нибудь о быте своего хозяина, если Гарри спросит.       Работают ли зоомагазины сейчас?       Он вернулся в кабинет и включил рабочий компьютер. Открыв строку поиска, вбил на карте зоомагазины и посмотрел график их работы. Несколько магазинов были ещё открыты.       Он поспешно засобирался и покинул рабочее место.       Змею Гарри выбрал похожую — зелёного цвета питон с красивой перламутровой чешуёй. Правда, змея оказалась самкой, но вряд ли данный факт смутит известного любителя ползучих гадов.       — Как зовут? — поинтересовался он у продавца.       Тот пожал плечами, пересчитывая купюры.       — Сами назовёте, как вам вздумается.       Он вышел из магазина и обратился к питону.       — Привет, я Гарри. У тебя есть имя?       — Я уже не помню своего имени, Гарри, — прошипела змея. — Теперь ты мой новый хозяин?       — Эм, нет. Я купил тебя в подарок моему… другу. Не волнуйся, он очень любит змей и хорошо позаботится о тебе.       Змея промолчала и обвилась вокруг его плеч.       Гарри не испытывал к ней и сотой доли отвращения, что испытывал к Фуси. Возможно, обуславливалось тем, что этой змее он доверял. Ему было не очень приятно касание холодной гладкой чешуи к своей коже, но относительно терпимо.       Гарри надеялся, что Реддл оценит данный дружеский жест.