Отче

      Гарри не заметил, как оказался прижатым к столу, руки в перчатках жадно блуждали по телу, вызывая животное желание в паху.       Он в ответ захватил нижнюю губу Реддла, проводя по ней языком, уже зная, что тому нравится так. Реддл шумно выдохнул в поцелуй и забрался руками под футболку, пробегаясь пальцами по позвоночнику, и затем, подцепив края ткани, потянул вверх, снимая.       Обнажённая кожа столкнулась с гладкостью сутаны и холодом распятия, Реддл тем временем оттянул резинку джоггеров и положил руку на эрекцию Гарри.       — Сегодня ты не в своих драных джинсах, какая жалость, — сказал он, обхватив ствол. — Я хотел бы лизнуть голую коленку в той самой дырке.       Гарри опустил взгляд вниз, где по его члену скользила рука в белой перчатке, расшитой золотыми крестами. Шёлк был тонким, но касания всё равно ощущались грубоватыми, к своему удивлению, Гарри это понравилось. Хриплый стон вырвался из его горла, когда большой палец Реддла сильнее надавил на уздечку.       Гарри дрожащими пальцами принялся расстёгивать алые пуговицы, хотелось скорее коснуться человеческой тёплой кожи, а не холодных складок одеяния епископа.       Реддл продолжал дрочить его член, одновременно прикусывая кожу на шее. Мучительно-сладкое наслаждение разливалось по венам, томительное предвкушение разрядки подгоняло вперёд. Гарри путался в складках сутаны, пытаясь расстегнуть. Реддл, видя его замешательство, усмехнулся и, взяв руку Гарри в свою, прикоснулся к потайным застёжкам, которые легко поддались, и полы сутаны распахнулись. На этот раз под одеянием священника ничего не было, кроме нижнего белья и, блядьблядьблядь… у Гарри остановилось дыхание.       На Реддле были чулки. Нет, не женские, какие он привык видеть иногда на Джинни. Эти были тёмно-лиловыми, немного присборенными на щиколотках и под коленом, сзади ниже подколенной ямки спускались шёлковые белые завязки с вышивкой в виде золотистых распятий, как и на перчатках.       — Боже мой, — выдохнул Гарри. — Что на тебе?       — Это литургические чулки и туфли. Обязательное парадное облачение епископа вместе с перчатками.       Гарри что-то промычал невнятное, не в силах отвести взгляда с этой блядской одежды епископа. Для чего они это надевают? Почему выглядит так сексуально и непристойно для священника? Не иначе сам дьявол придумал надевать подобные наряды на Великую Мессу, чтобы возносить молитвы ему, а не Богу.       — Не снимай, — удалось наконец просипеть Гарри, вызвав довольную ухмылку на лице Реддла.       — Как скажешь. А вот ты раздевайся, хочу видеть тебя, — велел он.       Гарри под пристальным взглядом разулся и стянул с себя штаны вместе с бельём.       — Ложись, — Реддл подтолкнул его к кровати.       Гарри было неловко ощущать себя обнажённым, когда на него так жадно смотрели, изучая каждый миллиметр тела.       Когда Реддл скинул с себя сутану, оставаясь лишь в белье, перчатках и чулках, Гарри почувствовал себя лучше, — хотя бы не он один раздет.       Кожу обдувал ветерок из открытой форточки, простыни холодили разгорячённое тело, а член почти прилип к животу, сочась смазкой.       — Я чувствую твоё напряжение, — кровать скрипнула под Реддлом. — Ты молчишь, но уже так не боишься.       — Я не боялся, — перебил Гарри.       — Я чувствую твой страх, его слабые отголоски. Но обещаю, что сегодняшнюю ночь ты будешь спать крепко.       Во рту пересохло, когда Гарри огладил взглядом светлую упругую кожу на шее, грудных мышцах, плоском животе, задерживаясь на внушительной выпуклости трусов. Он нервно сглотнул, абсолютно не представляя, на что сейчас отважился.       Напряжение между ними позволяло не разговаривать. Гарри боялся честности слов, проще обнажить тело, подставляться рукам Реддла, ждать и жаждать каждого последующего прикосновения в «беззвучном режиме». Реддл отравлял своими касаниями, пачкая вязкой и топкой грязью, которую Гарри охотно принимал, забывая обо всём, включая самого себя.       — Перевернись, — нарушил тишину Реддл. — Я хочу немного расслабить твои мышцы.       — В этом нет необходимости, — запротестовал было Гарри, но Реддл не согласился с ним.       — Перевернись, — настойчиво повторил он. — Поверь, так будет лучше.       Гарри покорился и лёг на живот. Реддл достал откуда-то маленький флакончик, стянул с себя перчатки и вылил на ладонь тягучую жидкость, пахнущую розами. Очевидно, то самое масло из розовых лепестков, что всегда имелось в церкви.       Тёплые руки легли на спину и заскользили по коже, проминая скованные мышцы, расслабляя и даря тепло. Напряжение в теле невольно спадало, словно Реддл снимал панцирь, в котором Гарри безуспешно пытался спрятаться.       Отблески горящих свечей, незаметно появившихся из ниоткуда, разгоняя темноту, отражались в стекле единственного окна. В комнате потеплело, то ли от их пламени, то ли от жара двух тел.       Ладони Реддла, размяв поясницу, уверенно спустились ниже и легли на ягодицы. Гарри вздрогнул, но ничего не сказал, когда чужие руки начали массировать мышцы.       Приятно. Нежно. Совершенно безумно.       Реддл обхватил его бёдра, потянув вверх.       — Приподнимись.       Когда Гарри оторвал таз от постели, Реддл подложил под него подушку, таким образом, что теперь ягодицы оказались приподняты, открываясь постороннему взгляду.       Гарри уткнулся лицом в простыни, чтобы скрыть пылающие щёки.       Он слышал, как Реддл взял с тумбочки палочку и прошептал заклинание.       — Я же говорил, что некоторые бытовые заклинания очень полезны?       — Да, сто раз, — буркнул Гарри, не поворачиваясь.       — А вот будь мы магглами пришлось бы поторчать в ванной, готовясь, — в голосе слышалась усмешка. — Хотя в этом тоже есть своя прелесть.       — Какая, блядь? — Гарри поднял голову, оборачиваясь.       — Я стоял бы за дверью, зная, что ты там делаешь. А ты прелестно краснел бы и смущался, — коварно произнёс Реддл.       — Извращенец, — пробормотал Гарри, а тот лишь хмыкнул.       — Я хочу сам тебя растянуть, без заклинаний. Тебе понравится, — пообещал он.       Гарри снова отвернулся, внутренне проклиная себя, но повернуть назад не мог. Проявить бы благоразумие, но уже и не хотелось.       Реддл развёл ягодицы в стороны и замер. Что он там, блядь, делает? Любуется что ли? Гарри попытался вывернуться из его захвата, но руки крепко держали на месте, а когда влажный горячий язык коснулся расселины, Гарри показалось, что он умер.       Джинни никогда ничего подобного не делала, Гарри не успел подумать что-то ещё, потому что все мысли о Джинни вынесло весенним ветром, пока бархатистый язык сводил с ума.       Он вцепился пальцами в простыни, скомкав их, пытаясь сдержать жалобные стоны, но удовольствие накатывало неумолимо, беспощадно играя на нервных окончаниях. Язык кружил вокруг отверстия, иногда ввинчиваясь внутрь, и Гарри к своему стыду лишь бесстыдно подавался навстречу, желая ещё и ещё. Кто бы мог подумать, что это так приятно?       Член тёрся о подушку, истекая предэякулятом, мучительно-сладкое наслаждение окутывало словно одеялом, и хотелось просто раствориться в ощущениях.       Губы, язык и зубы, чередуясь, ласкали, будто пытали, но эту пытку не хотелось прекращать. С чувствами договориться проще, чем с разумом, и удивляться сейчас некогда.       Можно просто принимать.       Гарри, задыхаясь в лавине эмоций — эйфории, стыда и вожделения, — не сразу заметил, что язык сменился скользким пальцем, что аккуратно надавил на стенки ануса.       Он инстинктивно сжался, свободная рука Реддла легла на спину, поглаживая.       — Расслабься, — шепнул он. — Ничего не изменилось, будет приятно.       Гарри выдохнул и попытался расслабиться, правда, кулаки сильнее подобрали простынь.       Палец давил изнутри, двигаясь по кругу и аккуратно растягивая. Поясница и ягодицы ощутили цепочку поцелуев, которой украсили влажные губы Реддла.       — Мне понравилось, как ты стонал и желал меня, — произнёс он, очевидно, чтобы вконец смутить Гарри. — Ты больше не хочешь сбежать? Не хочешь остановить меня?       — Ты сам знаешь ответ, — ответил Гарри.       — Я хочу услышать его от тебя, — Реддл согнул фалангу пальца, и Гарри пронизало маленькими иголочками сладкого страдания. Очевидно, нашёл простату, о которой Гарри лишь читал, но даже представить не мог, как ощущаются пальцы на ней.       Реддл надавливал, потирал бугорок, и Гарри не мог понять, что чувствует. Подушка под ним стала совсем влажной, ощущения были такими, словно хотелось помочиться и кончить одновременно.       Накатывающие волны экстаза становились мощнее, палец сменился двумя, усиливая давление изнутри. Появилось саднящее чувство, которое лишь добавляло остроты.       Он распадался на осколки, собираясь и вновь разлетаясь, невозможность закончить этот круговорот не оставляла живого места в душе.       — Мне стоит остановиться, Гарри? — повторил Реддл.       — Нет, нет, — подписал себе смертный приговор Гарри, потому что жить как раньше больше не сможет.       Он ненавидел тайны, но стал обладателем самой большой и важной. Ненормальной, сумасшедшей, самой тёмной, в этом и заключалось её великолепие и притягательность.       Пальцы терзали, мучили, погружали в блаженство, Гарри пропустил момент, когда начал сам насаживаться на них, желая глубже и сильнее. Он потянулся, чтобы дотронуться до каменного члена, но тут же получил шлепок по рукам.       — Не трогай, — резко сказал Реддл. — Ты кончишь, когда я буду внутри, а не сейчас.       Стихия уносила Гарри на своих мрачно-восхитительных волнах и, наконец, сбросила маску; как оказалось, конец света — не что иное как начало. Начало, в котором не было поцелованных смертью врагов, только двое участников безумного эксперимента.       — Боже, да, — простонал Гарри. — Ещё, чёрт бы тебя побрал! Сильнее! — Реддл, вероятно, издевался, растягивая слишком медленно.       — Раз ты так просишь… — Гарри ощутил усиление давления и распирание изнутри кишки, три пальца уже казались серьёзнее.       Движения руки стали агрессивнее, отверстие саднило, но ложащиеся между лопаток поцелуи нивелировали дискомфорт. Реддл накрыл Гарри своим телом, насколько это было возможным, продолжая растягивать.       — Какой ты отзывчивый, оказывается, — шёпот щекотал раковину уха. — Не могу дождаться, когда буду в тебе.       — Заткнись, — прогнусавил Гарри куда-то в кровать. — Давай быстрее.       — Ты не готов.       — Готов, — упрямо сказал Гарри, а Реддл лишь усмехнулся.       — Я, конечно, послушал бы, как ты кричишь, но, боюсь, это будет твой первый и последний раз однополой любви. Я добавлю ещё один палец, — он оставил смачный поцелуй на задней поверхности шеи и осуществил обещанное.       Было не очень приятно, но умелые пальцы вновь нашли простату, посылая электричество по позвоночнику. Гарри безумно хотел кончить и прекратить эту пытку. Он трахал сам себя чужими пальцами и ёрзал по подушке в надежде приблизиться к финалу.       Реддл грубо остановил его, угрожающе зашипев. Пальцы исчезли, оставляя опустошённость, но ненадолго. К саднящему входу ткнулась влажная скользкая головка. Гарри поднялся на локтях и обернулся, но тяжёлая рука впечатала его лицо обратно в кровать. Пальцы крепко лежали на затылке, удерживая и не давая подняться. Вспышка острой боли пронзила Гарри, когда Реддл начал входить в него. Это были, блядь, не пальцы: казалось, что его насаживают живьём на вертел.       Он замычал и попытался руками оттолкнуть Реддла, но тот не дал ему это сделать.       — Потерпи, — сказал он. — Сначала всегда неприятно, потом будет лучше.       — Да иди ты, — Гарри вновь попробовал подняться и оттолкнуть его. — Я не могу терпеть это, — голос был сдавленным из-за того, что рука Реддла по-прежнему вжимала его в матрас. — Давай по-хорошему. Такое невозможно вынести!       Наконец наступило облегчение, когда Реддл отстранился.       — Ложись тогда на спину, — коротко сказал он.       Гарри вытащил подушку, откидывая в сторону, и перевернулся. Член уже обмяк, потому что боль убила всё желание.       — Я не думаю, что на спине будет лучше, — мрачно сказал он.       — Давай попробуем, — Реддл навис над ним, отбросив со лба Гарри взмокшую чёлку, секунду задержал взгляд на шраме, а затем приник к губам, настойчиво раскрывая их языком. Он целовал порывисто и ненасытно, тесно прижимаясь к телу. В области паха Гарри ощутил твёрдый большой член и подумал, что попытка их секса вновь окажется неудачной.       Реддл оторвался от губ и проложил ряд жарких поцелуев вниз к шее и ключицам. На этот раз он целовал мягко, бережно, не кусая и не засасывая кожу. Он спустился ниже и обвёл языком сосок Гарри.       В животе снова заныло, а мягкий член немного дёрнулся. Реддл повторил движение, затем ещё раз, а потом и вовсе принялся монотонно облизывать ареолу, вызывая стоны Гарри.       — Да, продолжай, — сказал он, чувствуя, как сердце усиленно бьётся, а в паху твердеет.       Реддл переключил внимание на другой сосок, оглаживая ладонями бока.       Возбуждение вернулось к Гарри, причём с удвоенной силой, настойчивые губы и руки Реддла заставили извиваться и позорно всхлипывать. А когда тот начал спускаться всё ниже и ниже, наконец обхватив ртом член, то Гарри сжал руками многострадальные влажные от пота простыни и двинул бёдрами вверх, входя глубже в жаркий тесный рот.       Он опустил взгляд, и зрелище, что предстало перед ним, стимулировало хлеще всяческого афродизиака — член во рту Тома Реддла казался апогеем вседозволенности и запретного удовольствия.       Впалые щёки втянулись ещё сильнее, очертив острые скулы, а идеально круглые губы, растянувшиеся вокруг ствола, не оставляли шансов на тихие вздохи. Гарри запустил пальцы в жёсткие чёрные кудри и начал вбиваться в развратный красивый рот.       — О, блядь, — слишком громко, слишком стыдно, но уже плевать.       Чудовище, до этого момента млевшее внутри, очнулось и протянуло хищные лапы. Хотелось глубже, сильнее, утверждая, наказывая, узурпируя власть.       И Реддл позволил. Позволил ненадолго потешить эго, давая насладиться кажущимся превосходством, но как только стал подступать оргазм, он скинул руки Гарри и выпустил член изо рта с громким шлепком.       — Я же сказал, ты кончишь, когда я буду в тебе.       Он поднялся выше, раздвигая бёдра Гарри. Внушительный член покачивался у живота, и Гарри нервно сглотнул.       — Смотри на меня, — приказал Реддл.       Анальное отверстие вновь ощутило прохладу влажной головки, а затем настойчивое давление. Гарри закусил свой кулак, пытаясь расслабиться и впустить в себя Реддла.       — Молодец, — похвалил тот, кладя руку на его пенис, лаская. — Ещё немного постарайся.       Это было крайне мучительно, давление усиливалось, болезненные ощущения вернулись, но Реддл не останавливался, медленно входя в него.       — Расслабляйся. Гарри, это не сложно. Многие даже практикуют двойное проникновение или вообще фистинг. Поверь, всё возможно, — в его голосе звучали нотки нетерпения.       Гарри обхватил его спину руками, притягивая к себе, и прикоснулся к губам, закрыв глаза. Реддл откликнулся на поцелуй, проходясь языком по зубам, дёснам, сталкиваясь с его языком, немного заигрывая с ним, толкаясь, щекоча, посасывая. Поцелуй имел солоноватый привкус вместо привычной сладости, и Гарри понял, что это его собственный вкус.       Реддл постепенно погружался в него, периодически останавливаясь и давая выдохнуть, казалось, это никогда не закончится.       Внезапно прохладная рука легла на шею и жёстко сдавила горло, не давая вдохнуть. Гарри вцепился в неё, пытаясь убрать, но он находился в слишком уязвимом положении. Блеск в тёмных глазах Реддла стал маниакальным, огоньки свечей отражались в зрачках, устраивая сумасшедшую пляску, а губы изогнулись в коварной ухмылке.       Рука сжимала всё сильнее, практически лишая возможности дышать, чем больше Гарри пытался сопротивляться, тем больше усиливалось давление. Перед глазами поплыли мушки, пальцы рук и ног покалывало, он судорожно пытался сделать вдох, но получалось лишь сипеть.       Страха не было. И не было привычного искрящегося сопротивления, будто жизнь закончилась давно. Гарри не в силах был её выдерживать, поэтому с покорностью примостился под чёрным крылышком смерти, уютно пристраиваясь.       Тело беспощадно обмякало, начиная с ватных ног и заканчивая похолодевшими пальцами рук. Гарри почти не почувствовал боли, когда Реддл полностью вошёл в него, резко ударив бёдрами по ягодицам.       Рука исчезла с шеи так же внезапно, как и появилась, подарив глоток вожделённого кислорода, который хлынул мощным потоком вместе со странным затапливающим упоением, которого по логике вещей не должно было быть.       Но было.       Эйфория от недостатка воздуха и избытка углекислоты в крови действовала слаще и сильнее любого наркотика, член, таранящий его анус, больше не причинял острой боли. Реддл медленно двигался, погружаясь глубже, а затем также медленно выходил.       Холодные пальцы теплели, по телу разливался жар, наполняя каждую клеточку. Гарри был пьян, одурманен, происходящее казалось нереалистичным сном, фантасмагорией, иллюзией, наркотическим приходом, вслед за которым наступил чистый кайф.       Совершенно новое чувство заполненности обостряло удовольствие, впервые не нужно заботиться о ком-то, думать о чужом наслаждении, только эгоистично передавать контроль другому.       Гарри уже не отслеживал свои стоны, крики, всхлипы, бесстыдно подмахивая тазом навстречу частым и грубым толчкам.       Воздух сгустился и в без того душной комнате, которую не спасала даже открытая форточка, приторные запахи пота, смазки, масла и свечного воска разжигали ещё больше первобытное незамутненное желание.       Он находил себя вновь, не очерчивая грани ответственности и возможность влиять на мир. Сдавался и принимал своё бессилие как благо.       Недостатками Гарри были желание спасать, делиться без благодарности, запрет на слабость. Всё, во что мир тыкал носом, как глупого котёнка. Эти качества делали сильнее, но почему-то останавливали сердце.       Он нырнул глубоко и сразу. Распался на миллиарды кусочков; возможно ли было собраться обратно?       А может Гарри уже собирался, когда произносил хрипло: «Ещё, пожалуйста», — сглатывая после каждого слога?       А может это происходило тогда, когда Том вытряхивал до самой изнанки, до лютой сытости, дразня и подначивая, ведя самыми тёмными тропами, путая маршруты и стирая карты, чтобы невозможно было вернуться назад?       Или когда неистово вколачивал в истрёпанную временем узкую кровать, как самую последнюю лоретку, да проще говоря шлюху?       Точка невозврата пройдена. Это не кто-то абстрактный сейчас обхватывал плечи своего врага, впиваясь ногтями в кожу, оставляя следы, — это Гарри.       Именно Гарри просил дать ему кончить.       Только Гарри метался между истиной и компромиссом, в итоге выбирая крайность.       Звонкие шлепки бёдер Тома, хлюпанье яростных фрикций, стоны и всхлипы под сводами церкви звучали печальным набатом, подводя неутешительный итог грехопадению Гарри.       Ладонь Тома обожгла изнывающую плоть, Гарри хрипло вскрикнул, когда та интенсивно задвигалась на стволе члена, совершенно не в такт рваным быстрым толчкам.       — Можешь кончить, — сквозь туманное марево нирваны донёсся низкий голос.       В мозге что-то замкнуло. Разряд, вспышка, зарница.       Тёмные глаза напротив. Горячие, манкие губы. Бледная упругая кожа близко-близко. Рука на члене — хваткая, злая, приближающая к краю.       Гарри кончил, пачкая себя и Тома белёсыми липкими струями, навечно подписав себе изгнание из Эдема.       Его персональный змей-искуситель не сводил взгляда с лица, очевидно, наблюдая всю смену эмоций, что без сомнения на нём отражалась.       Том вытер испачканную руку о простынь и продолжил трахать его. Морок постепенно сходил с Гарри, и когда горячая жидкость наполнила изнутри, стыд затопил с головой.       После того, как Том вынул член, Гарри почувствовал одновременно и разочарование, и облегчение. Внутри кишки саднило, края отверстия припухли, а слизистую немного пощипывало.       Том встал с кровати, подойдя к столу взял графин с вином, жадно приложившись к носику.       Его кожа лоснилась от пота в неярком свете свечей, и Гарри невольно залюбовался тем, как он сложен: округлые ягодицы, очерченные икроножные мышцы в тех самых литургических чулках, которые немного съехали из-за развязавшихся лент, ямочки на пояснице и уверенный разворот плеч.       — Вино кончилось, — помахал он опустевшим графином. — Если ты хочешь, то надо сходить добыть.       — Я, пожалуй, наколдую себе просто воды, — Гарри спустил ноги с кровати, чувствуя, что садиться не просто некомфортно, а очень даже неприятно.       Он наклонился, шаря по карманам валяющихся на полу штанов в поисках палочки.       Том тем временем вальяжно откинулся в небольшом кресле, наблюдая за Гарри.       Очевидно, он чувствовал себя как обычно, а вот Гарри находился не в своей тарелке. Будто наваждение сгинуло, открыв неприглядную правду.       Он нашёл палочку и, взяв бокал, наколдовал туда воды, тут же залпом её выпив.       — Болит? — спросил Том.       — Немного, — Гарри не смотрел на него.       — Залечишь сам или помочь?       — Сам, наверное.       Том поднялся и взял свою палочку, попутно накладывая на себя Очищающие чары.       — «Сам», — фыркнул он. — Самому неудобно. Дай посмотрю.       Он решительно подошёл к Гарри и сел рядом.       — Ты, наверное, хочешь уже оказаться за дверью?       Гарри смутился. Вообще-то он хотел провалиться сквозь землю, но очутиться за дверью тоже ничего вариант.       — Нет, — вышло как-то неуверенно.       Том хмыкнул и легонько толкнул его обратно на кровать, ложась следом. Узкая кровать не позволяла нормально расположиться рядом, поэтому он привалился к боку Гарри, просунув ногу между его колен.       Ткань чулок приятно ощущалась на коже, Гарри опустил глаза, чтобы снова взглянуть на них.       — Красиво, — произнёс он.       Он провёл стопой по голени Тома, скользя подошвой по шёлковой ткани.       Том шепнул заклинания, почти незаметно делая движение палочкой. Жжение в заднице прекратилось.       — Спасибо, — поблагодарил Гарри. — Но я бы и сам справился.       — Ага, — усмехнулся Том. Он потянулся, разминая мышцы и придавливая Гарри ещё больше к стене. — Чёрт, с мужчиной гораздо лучше трахаться, — внезапно озвучил мысль. — Можно кончить внутрь, не парясь, что кто-то залетит.       — Мужская беременность тоже существует так-то, — Гарри решил стереть его довольную ухмылку.       — Что? — лицо Тома забавно вытянулось. — Каким образом?       — Да не переживай, — хохотнул Гарри. — Там тёмный и сложный ритуал, просто так никто не будет этим заниматься.       — Это хорошо, — выдохнул с облегчением Том. — А то знаешь, женщины так и норовят привязать к себе ребёнком. С одной стороны мне нравится быть священником: никакой семьи, детей и вот этого всего. Правда, от случайной беременности не застрахует.       — Да, если нарушать свои обеты, — хмуро сказал Гарри.       — Что поделать, — равнодушно пожал плечами Том. — Не я первый, не я последний.       — А ты говорил, что любишь детей, — напомнил Гарри.       — Чужие очень даже милые. Вот твоя дочь, например. На самом деле, правильным решением было взять подросшего ребёнка, никаких соплей, пелёнок, криков, — он брезгливо поморщился. — Но свои дети? Увольте, это не для меня.       Гарри почему-то стало обидно.       — Ты не прав. С детьми интересно, они любят тебя, а ты их. И эта любовь безусловна.       — Желанных детей, может и любят, — согласился Том, а Гарри прикусил язык.       Хотя, Том же, наверное, не помнит своё прошлое? Или это его отголоски говорят в нём?       — Но я детей не желаю, — продолжал он. — А вот тебя — да.       Том окинул Гарри недвусмысленным взглядом.       — Я бы повторил, — облизал губы. — Сейчас и растягивать не нужно, ты уже готов.       От его голодных глаз поджимались даже пальцы на ногах, и вставали волоски на теле.       Правда, на этот раз Гарри был смелее, когда первым поцеловал Тома.       Ведь падать больше было некуда — он и так валялся на самом дне.