***
На работе день летел со скоростью света, Гарри отвлёкся на отчёты, и время текло неумолимо. — Собрание отменили, — сказал Пауль, неизменно дымя сигаретой. В кабинете стало нечем дышать от табачного смога. — Какое? Секты? — Да. Мне только что сообщил чувак с членом. Перенесли на неопределённый срок. Но такое уже бывало, например, когда в прошлый раз у нас был жмур. Они хоронятся эти черти. — Жаль. Но нужно быть в боевой готовности, — распорядился Гарри. — Пусть парни будут готовы рвануть в любую минуту, хоть с семейного обеда, хоть из тёплой супружеской постели. Ты тоже. — Само собой, шеф, — меланхолично ответил Пауль. — Ну так что, в пятницу идёшь с нами отдохнуть? Гарри задумался. Хотя… вроде он уже согласился. — Да чёрт с тобой, — махнул рукой. — Иду. — Верное решение. Никаких жён, любовниц, любовников и священнослужителей, — подмигнул напарник. — Зельем только надо запастись. Гарри промолчал и уткнулся в документы. Каждый раз фразы о церкви, Боге и молитвах теперь напоминали о Томе. Гарри не мог разобраться в том, что чувствует по отношению к нему. Это была какая-то странная биполярная смесь эмоций: иногда Том вызывал дикое, почти животное желание вжимать его в стену, вгрызаться в дерзкий рот, кусать белую кожу на шее до помутнения рассудка, причинять физическую боль, а во снах иногда мелькали образы, как Гарри выкручивает чужие запястья и жёстко трахает, не обращая внимания на строптивые протесты. И как же разозлил случай, когда Том повёл себя отвратительно, пытаясь силой склонить к сексу. Кровь бурлила хлеще снейповского зелья при одном воспоминании. Впрочем, это ничуть не мешало самому отдаваться Тому и просить большего. Гарри никак не мог охарактеризовать в себе такие тёмные стороны личности — это немного пугало. Но сколько пугало, столько и будоражило. И одновременно с этим у Гарри что-то ёкало в душе, когда видел искреннюю улыбку, или одухотворённый взгляд, когда Том садился на свой конёк — обширные знания и похвальбу ими, или даже когда слышал едкие подколы в свой адрес. Почему Гарри испытывал столь противоречивые чувства? Может, всё из-за двойственности самого Тома? Что вообще у него на уме? Всё слишком запуталось, и так сложно отыскать конец клубка. Вечером Гарри узнал, что Гермионе удалось пообщаться с Кей и вроде даже успешно. Джинни с гордостью сообщила, что дочь извинилась и пообещала впредь сдерживать себя. Гермиона умилилась смышлёной девочке и окончательно оттаяла. — Гарри, а что за кулон у Кей на шее? — спросила подруга перед тем, как отправиться спать. — Я хотел как раз спросить у тебя, не видела ли ты раньше герба, что на нём изображён? — Видела, — кивнула Гермиона. — Потому и спросила. Но я не могу вспомнить, хотя кажется очень знакомым. — Думал спросить у миссис Уизли, вдруг она может знать. — Верно, — покивала Гермиона. — Но я ещё тоже подумаю, мне нужно время. — Это не к спеху, — отмахнулся Гарри. — Гарри, а если серьёзно, что за священник, с которым вы дружите? И дружите ли? Ты был так против того, чтобы позвать в гости. Просто друзей обычно не раздумывают, приглашать или нет. Гермиона как всегда была внимательна, и от неё не укрылось подозрительное поведение Гарри. Он так мучился угрызениями совести и опасениями раскрыть тайну, что выдавал себя собственными словами. — Просто священник из церкви, помогал с консультацией по моему расследованию. Так вышло, что начали общаться, — рассказал Гарри. — Он познакомился с Джинни и Кей, мы в прошлое воскресенье все вместе летали на мётлах. Вот как-то так. — На мётлах? Здорово! — воскликнула Гермиона. — Так чего же ты, Гарри, зови, конечно, мы тоже познакомимся. — Неудобно. Вы приехали только что, давно не виделись, — пытался юлить Гарри. — Ну и что? Он же тоже волшебник, насколько я поняла. Давай, не стесняйся, приглашай. Мы не на один день приехали.***
Том Реддл был без сомнения красив, но, кажется, Гарри только сейчас начал понимать, что на самом деле повёлся не на внешность. Он мог с ходу назвать с десяток людей, которые, по его мнению, были привлекательнее. Но стоило Тому появиться, то казалось, он затмевал всех. Возможно, дело в гордом развороте плеч, или снисходительном наклоне головы, или кривой усмешке, поселившейся в уголках рта. Именно совокупность живой мимики, бархатного голоса, которым тот умело пользовался, — ведь у множества людей бывает похожий голос, но только Том использовал его умеючи, играя обертонами, вынуждая то прислушиваться, то соглашаться вплоть до покорности, — и небрежных лёгких жестов создавали неповторимый образ, что так привлекал Гарри. Неспроста в своё время Волдеморт собрал вокруг себя многочисленных сторонников. От Тома исходили совершенно особенные флюиды, которые распространялись гораздо дальше него, и окружающие чувствовали их. Несмотря на заповеди «не сотвори кумира», «не поклоняйся идолу», людям почему-то необходим светоч, к которому хочется тянутся. Том попирал все заповеди ногой в начищенной остроносой туфле, давая то, что от него ждали. Его уверенность в себе рушила все границы, сбивала флаги и кружила голову. Когда Том возник на пороге их дома, приглашённый на ужин с друзьями, — горделивый и дерзкий, — Гарри невольно залюбовался. Нездоровое желание стереть его дерзость и сбить спесь зудело даже на кончиках пальцев. Охота, азарт и возбуждение закипали в крови, будто Гарри собирался поймать крупного хищника. Впрочем, тот и был хищником. Даже лёгкая крадущаяся поступь напоминала момент, когда зверь прячет когти, чтобы ненароком не стукнули, не цокнули о случайный камень, предпочитая осторожно шагать мягкими лапами. Том сразу оценил новые лица: по Рону он только скользнул взглядом, задерживаясь ровно на секунду, а вот на Гермионе заострил внимание. Та не отводила глаз, как большинство девушек, а лишь смотрела своим мудрым изучающим взглядом. Так умела смотреть только Гермиона. Знакомство, тихий ужин пролетели как одно мгновение, и Гарри даже не успел заметить, как разгорелась дискуссия Гермионы и святого отца. — Мои родители — магглы, дантисты, — пылко вещала подруга, — а значит, люди с рациональным мышлением, но после того, как узнали, что я волшебница, моя мать обратилась к вере. И я не осуждаю саму потребность, но меня возмущает то, что священники — посредники между богом и людьми — очень корыстны. Чего стоят эти поборы в церкви? А сами святые отцы? Машины, золото, богатые дома — откуда всё это? — взгляд Гермионы невольно скользнул по перстню с красным камнем и дорогим часам Тома. — Они говорят людям довольствоваться малым, а на деле?.. Получается, сами не верят в то, что говорят. — Ну, смотри, — мягко произнёс Том, — твои родители оказывают помощь людям, избавляют их от боли, но всё равно берут за свою работу деньги. Потому что тоже хочется кушать, одевать и кормить свою семью, детей. Тебя, например, пока ты была маленькой. Священник — такая же работа, которая должна хорошо оплачиваться. Можно желать людям добра, помогать им, но делать это не бесплатно. — Путём вымогательства? — подняла бровь Гермиона. — Я согласен, что вымогать деньги неправильно, но люди — не боги, даже священники имеют свои слабости. Как и врачи. Борьба с самим собой может длиться всю жизнь, можно бороться вместе со своими прихожанами, — улыбнулся он. — Не получается дискутировать с тобой, — Гермиона нахмурилась. — Я заметила, что ты, Том, уводишь разговор туда, где невозможно поспорить. Всё так правильно, и в то же время нет. Неискушённые умы могут принять софизмы за истину. Я поспорила бы ещё с тобой, но боюсь, что в один момент мы можем выйти за рамки вежливой дискуссии, а ты всё-таки друг моих друзей, — она мило улыбнулась. — Я получила ответы на свои вопросы. — То есть, ты сделала выводы, что и хотела сделать? Ты не позволила мне озвучить иное мнение, лишь бы остаться правой. — Это не так. Просто я слишком много сталкивалась с последствиями ложных убеждений. И одно из них красуется на моей руке, — она резко задрала рукав, обнажая шрам «Грязнокровка», оставленный Беллатрисой. — Меня пытала женщина, которая следовала ложным убеждениям, что вложил в её голову настоящий маньяк. — Женщина? Потрясающе, — пробормотал Том. — То есть, ужасно, конечно, — спохватился он. — Просто… необычно. — Ну, эта сумасшедшая была фанаткой психопата, — фыркнула Гермиона. — Вы не устали трепаться? — зевнул Рон. — К чему эти разговоры? Война в прошлом, а как жить другим людям — не наша забота. Всех добрыми и бескорыстными не сделают ни проповеди, ни нравоучительные лекции. Если человек говно — он и останется говном. — Может, сменим тему? — предложил Гарри. — Расскажите о вашей школе, — попросил Том. — Мне хотелось бы побывать в Англии, познакомиться с волшебным миром и другими волшебниками. Гермиона живо переключилась на рассказ о Хогвартсе. Гарри напряжённо следил за выражением лица Тома, но пока ничего подозрительного не заметил. Ни малейшего намёка на узнавание. Либо тщательно скрывал, либо совершенно ничего не вспомнил. Скорее всего, последнее. Когда Том ушёл, Гермиона сказала, обращаясь к Гарри: — Очень интересный этот ваш святой отец. Не так прост, каким хочет казаться. Возможно, я ошибаюсь, но почему-то мне думается, что он не самый праведный священник. — Ты так предвзята, Гермиона, — фыркнула Джинни. — У тебя даже люди, отказывающиеся защищать права эльфов, мерзавцы. Ты слышала его историю? Человек потерял память и шесть лет живёт, не зная, кто он такой. Как ему вообще выживать в этом мире? Том до недавнего времени даже не помнил про магию. Что может быть ужаснее? — Может, ты и права, — кивнула Гермиона. — По первому впечатлению нельзя судить. Когда Джинни и Рон отвлеклись на разговор о родителях, Гермиона подсела ближе к Гарри. — Гарри, сегодняшняя беседа натолкнула меня на догадку. Кажется, я знаю, чей герб изображён на медальоне Кей. — Чей? — Гарри аж заёрзал на месте. — Я видела его на Гриммо. Это герб семьи Блэк. — Блэк? — растерянно переспросил Гарри. — Но… как же это… — мозг лихорадочно подкидывал самые невероятные идеи, и ни одна из них не нравилась. — Может, это дочь Сириуса, о которой мы не знали? — в голосе прозвучала робкая надежда. Гермиона сочувственно покачала головой. — Не думаю, Гарри. Теоретически, конечно, такое могло быть. Но ведь события тех годов вряд ли позволили бы ему встречаться с кем-то, да ещё и опрометчиво себя вести, позволяя какой-то девушке забеременеть. Получается, он знал бы о беременности, ведь медальон-то фамильный. Но Кей и по возрасту не подходит. — В приюте могли напутать. — Мне жаль, Гарри. Но ты сам понимаешь, что это чушь. — Но чья же она дочь? — Сегодня я вспомнила Беллатрису, и, мне кажется, я вижу её черты в Кей. Но, думаю, тебе стоит написать Нарциссе и спросить про их герб и кулон. — Вот кстати почему тогда Нарцисса не забрала дочь своей родной сестры? — почти вскричал Гарри. — Они даже Тедди забрали! А он сын оборотня. Или почему не забрали Лестрейнджи? Какая-то родня мужа Беллатрисы тоже не в Азкабане. — Не знаю, Гарри, — мягко ответила Гермиона. — Напиши Малфоям. Может, они дадут ответ на этот вопрос. — Я напишу, — пообещал Гарри. Он схватился за волосы, не желая поверить в услышанное. Может, Гермиона спутала, и герб не Блэков? Не может его Кей быть дочкой сумасшедшей фанатички-убийцы. Некстати вспомнилось сравнение Тома Кей с ядовитой белладонной. Неужели его память подкинула такую ассоциацию? А он наверняка был в курсе, что его верная помощница родила ребёнка. Родословная Кей могла бы объяснить её характер, ведь даже Росси в самые первые визиты упоминал, чтобы Гарри поинтересовался родителями девочки. Что Беллатриса, что Лестрейнджи — помешанные чистокровные снобы и убийцы. Передаётся ли это по наследству? А безумие? Кажется, Гермиона прочитала его мысли. — Гарри, по наследству может передаваться лишь предрасположенность к насилию и жестокости, но совсем необязательно, что они появятся. Кей сейчас воспитывается тобой и Джинни, а у вас не может быть жестокого ребёнка. Вы продемонстрируете ей, что значит любить, быть милосердным и добрым. Может, даже к лучшему, что она вырастет не в родной семье. Приют был плохой средой для девочки, но уверена, вы сделаете всё возможное, чтобы она стала достойным человеком. Посмотри, уже есть первые результаты! — Может, ты права. Только прошу, не говори пока Джинни и Рону, я сначала напишу Нарциссе. — Конечно, Гарри. Это пока всего лишь догадки, — успокоила подруга.***
Гарри, не откладывая в долгий ящик, сразу же сел составлять письмо Нарциссе Малфой. Он не стал писать про то, что обнаружил медальон на приёмной дочери, лишь приложил фото кулона крупным планом и спросил, не их ли это герб. Он убедительно попросил Нарциссу ответить ему. Запечатав письмо, привязал конверт к лапке их семейной бурой совы и отправил лететь к Малфоям. — Что делаешь? — спросила Джинни, заходя в комнату и развязывая шёлковый халат. — Собираюсь спать. Ты сегодня не работаешь? — Я сдала проект и решила немного отдохнуть, пока у нас гостят Рон с Гермионой. Так что на ближайшую неделю я абсолютно свободна, — сказала она, улыбаясь. Джинни подошла вплотную к Гарри, её руки забрались под футболку, обнимая за пояс. — Может, ты хочешь посмотреть на новое белье? — игривым полушёпотом спросила она. — Эм, у нас же друзья гостят… — попытался отказаться. — Гарри, — закатила глаза Джинни, — ну есть же Заглушающие чары. В первый раз что ли? Она распахнула халат, демонстрируя стройное тело в кружевном лиловом белье, выгодно подчёркивающим огненные волосы. Наверное, полгода назад у Гарри сразу бы проснулось желание при виде столь соблазнительного образа. Но теперь же лиловый цвет вызывал стойкие образы чулков с белыми завязками на длинных мужских ногах. И к сожалению, они возбуждали больше, чем пышная грудь перед глазами. Джинни потянулась к его губам и прижалась почти обнажённым телом. Гарри чувствовал всю неправильность ситуации, но особенно неправильным был момент, когда Джинни положила руку на член, лаская через ткань брюк. Тот отозвался на незатейливые действия, независимо от того, что думал Гарри. Мягкие губы, гладкие, наполненные, без единой шероховатости ненавязчиво целовали его рот и щёки, тонкие нежные пальцы скользили под футболкой, пробегаясь по чувствительным местам. Джинни знала, где и как нравилось Гарри, и тело конечно же реагировало на неё. Но будто чего-то не хватало: может, более уверенной хватки на стволе члена? Джинни опасалась сделать больно, впрочем, откуда женщине может быть достоверно известно, как устроен мужчина? Можно перечитать все учебники анатомии и физиологии, но почувствовать то же, что чувствует он — ей не дано. А может, не хватало напористости? Джинни была страстной женщиной, но всё равно оставляла инициативу Гарри. Ждала его действий, одобрения, в общем-то соответствовала понятию хорошей жены. Следовала за мужем, как нитка за иголкой. И это было прекрасно. Только не для Гарри. Он не хотел заниматься сексом сейчас, но и не знал, как отказать, чтобы не выглядело подозрительно. Впрочем, Джинни сама поняла. Она отстранилась и взглянула с недоумением. — Что-то не так? Ты какой-то замороженный. — Милая, прости, кажется, я слишком устал. Гости, разговоры, впечатления. — Поняла, — подмигнула Джинни. — Тогда ложись и просто наслаждайся. Она легонько подтолкнула его к кровати, вынуждая лечь, затем села между разведённых бёдер, расстёгивая замочек на брюках. Гарри закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от ненужных мыслей. Когда влажный рот оказался на члене, разум решил обмануть Гарри, и вместо губ Джинни вполне явственно ощущались губы Тома. И это был конец. Окончательно и бесповоротно.