Отче

      Спеша к двери детской комнаты, Гарри пытался унять стучащее сердце под тканью футболки; чем ближе он был, тем чётче становились звуки, складываясь в некую мелодию. Правда, эта мелодия была впору маггловскому фильму ужасов про психбольницу.       Дверь Гарри распахнул уже немного успокоившийся, но крайне заинтересованный. Картина взору представилась занимательная и необыкновенная в своей абсурдности, пришлось даже потереть глаза, удостовериться, что у него не галлюцинации, а он не пациент пресловутой больницы.       Том сидел за столом, на его коленях удобненько устроилась Кей, перед ними стоял ноутбук, откуда и доносилась жуткая музыка. Очевидно, мелькали изображения, потому что Кей внимательно смотрела на экран, а Том щёлкал мышкой, при этом что-то рассказывая.       Гарри прислушался.       — И тогда сказала Смерть Франческо: «Много дорог ты исходил, теперь собирайся в самую дальнюю, последнюю дорогу», — Том кликнул клавишей, видимо, перелистывая картинку. Музыка стала напряжённее. — Франческо ответил ей: «Что ж, дважды не может сказать человек да или нет — когда настала ему пора родиться и когда настала пора умирать. Но, видишь ли, нужно мне кое с кем попрощаться», — Кей слушала и смотрела, затаив дыхание. — Смерть засмеялась, будто заскрипело ржавое железо, — мелодия вторила его словам. — «Э, голубчик, ты, кажется, торгуешься, а я этого не люблю». И Смерть протянула к Франческо костлявые руки. Но Франческо успел крикнуть: «Смерть, — в мешок!». Ох, и загремели же кости, когда Смерть свалилась в мешок.       — Ничего себе! — воскликнула Кей. — Значит, в тот самый мешок можно и Смерть поймать! Действительно полезный дар сделала фея Кренского озера Франческо.       — Именно, — согласился Том, кивая. — Но Франческо в сказке оказался глуп и выпустил Смерть на волю, а мешок и дубинку сжёг! Тут Смерть его и сцапала.       — Я ни за что бы не отдала, — пылко сказала Кей. — Том, а дубинка — это же волшебная палочка, да?       — Наверное, но только очень могущественная палочка.       — А где бы взять её? Можно же стать самой великой волшебницей с такой палочкой! А с мешком и вовсе — бессмертной!       — Не знаю, — с сожалением покачал головой Том.       — А ещё жаль, что фея дала Франческо только два дара. Вот бы был ещё такой, чтобы оживить его.       — К сожалению, в сказке только два. Ну что, теперь ты довольна, belladonna? Можно мне не есть томаты с луком? — Том состроил жалостливое лицо, и Гарри еле удержался, чтобы не захохотать.       — Так и быть, — важно произнесла Кей, слегка кивая. — На сей раз разрешаю.       — Премного благодарен.       Гарри кашлянул, чтобы привлечь внимание.       — Папа вернулся! — Кей спрыгнула с колен Тома и с разбегу впечаталась в Гарри, обнимая. — А мне Том сказки рассказывал.       — Это он любит, — пробормотал Гарри. — Здорово! А что за музыка у вас играет? Признаться, она здорово меня напугала.       — Сейчас был Шнитке, — со знанием дела произнесла Кей. — А до этого мы слушали… Рагнера.       — Вагнера, — исправил Том.       Гарри приподнял бровь и вопросительно посмотрел на Тома. Тот встал и обратился к Кей:       — Детка, ты же побудешь одна? Нам с твоим папой нужно срочно кое-что обсудить.       — Ладно, — проворчала она недовольно и отлепилась от Гарри.       Том подтолкнул Гарри на выход и прикрыл дверь.       — Гарри, я чрезвычайно удивлён вашим воспитанием приёмной дочери, — начал он, вызывая у Гарри недоумение.       — Не понял.       — Она же совершенно ничем не занята и предоставлена самой себе. Вы ничему её не учите, не развиваете. Конечно, будучи любознательной, Кей находит разные книги и пробует аппарировать. Ей же скучно! — в голосе Тома слышалось возмущение.       — Она ходит на занятия, — возразил Гарри, всё ещё не понимая претензий. — Помимо терапии, у неё есть уроки.       — Да, — перебил Том. — Но я не о таких занятиях. Почему вы не учите её музицировать, танцевать, рисовать? Вы — небедная семья, и неужели не хочется, чтобы ваша дочь имела соответствующее статусу достойное воспитание? Вы же тогда сможете выдать её замуж за лучшего кандидата. Она давно не в приюте, и её уровень явно выше, чем у простой оборванки.       — Ты сейчас серьёзно? Она же не овца, которую продают кому-то.       — Допустим. Но так она могла быть более образованной и впоследствии стать сильнейшей волшебницей. А вы зарываете её таланты в землю! Гасите пытливость ума!       Гарри смотрел на Тома и не понимал, кто из них сбрендил.       — Как ты можешь поучать, если не имеешь собственных детей?       — Потому что я осознаю все риски, — самоуверенно ответил Том. — Воспитание наследников — дело сложное. А вы с женой отнеслись абсолютно безответственно. Как вообще вам доверили ребёнка? Наверняка приют просто хотел сплавить Кей и даже не выбирал кандидатов.       Последние слова ударили по-больному. Собственно, так и было. Кей — проблемная девочка, и её отдали без особых вопросов.       — Послушай, это не твоё дело, — разозлился Гарри.       — Рядом с церковью есть церковно-приходская школа. Там обучают музыке и живописи. Ты можешь попробовать отдать Кей туда — относиться будут благосклонно, детей там мало, к вашему дому близко. Я могу присматривать, чтобы ничего не случилось, — совершенно серьёзно предложил Том. — Просто ваша дочь даже сказок не знает. Я понимаю, что в Италии вы недавно, но она и с не итальянским фольклором не знакома. Читает то, что под руку попадётся. Но книги надо тщательно подбирать. Дети же — чистый лист, как напишешь, так и останется.       Гарри злился. Злился на слишком умного Тома, злился на его правоту, и на самого себя, опять же потому что Том был прав — Кей действительно находилась в изоляции. Гарри не интересовался, чем занималась Джинни с Кей и занималась ли вообще. Возможно, ей было не до того — статьи и работа требовали времени. И теперь стыд за то, что он глубоко не участвовал в жизни своей семьи, забрался в каждую клеточку, отравляя.       — Папа, — открылась дверь детской. — Вы поговорили? А Том останется у нас?       — Нет, belladonna, мне на работу, — ответил Том.       — А потом? Приходи после работы! Папа, пусть Том придёт, — капризно сказала Кей.       Гарри почесал затылок, не зная, что ответить.       — Ну-у, наверняка у Тома много дел, — наконец произнёс он.       — Пусть пока поживёт у нас, — настаивала дочь.       — Нет, детка, Ангиция будет против моего отсутствия, — Том улыбался.       — А давай тогда мы у тебя поживём? Мои ящерки непривередливы, — довольно нагло заявила Кей.       Том рассмеялся.       — Если только твой папа согласится. Мне не жалко. В моём доме заблудиться можно, места полно.       Гарри не мог понять мотивов Тома и его поведение, словно ничего не произошло, радушную гостеприимность и якобы заботу о воспитании Кей. Казалось, что они играют в шахматы, Том сделал свой ход и теперь ждёт, когда Гарри ответит.       Только Гарри не знал, какой фигурой ходить, чтобы не получить шах и мат.       Если хорошенько подумать, то поселиться на какое-то время в доме Тома будет полезно — Гарри как-то оставался там, но самым позорным образом заснул. Сейчас же снова возникла возможность попытаться поискать в доме что-то подозрительное, понаблюдать за Томом, вдруг найдётся какая-то зацепка в расследовании? Можно попробовать использовать Кей в своих целях, отвлечь Тома. Можно снова выпить остатки Феликса Фелицис, можно подмешать Сыворотку правды… Но если Том причастен к каким-либо тёмным делам, разве безопасно приглашать к себе домой аврора? Или у него тоже свой план?       Как вести себя с таким человеком? У Гарри внутри словно сжалась тугая пружина.       Что предпринять?       А может, послать всё к мордредовой бабушке? Рассказать Гуццоло, кто такой отец Томас, и пусть разбираются всем Авроратом?       Только почему внутри всё сжимается от мысли, что итальянский Аврорат недооценит опасность? Что не поверят словам Гарри? Они никогда не знали, кто такой Волдеморт. И справедливо ли называть Тома Волдемортом? Да и как доказать, что он воскрес?       У Гарри был слишком богатый опыт негативного общения с людьми, занимающими высокие должности. Ему никто никогда не верил, считая сумасшедшим. А здесь даже друзей нет, чтобы поддержать.       Наверное, стоит принять предложение Тома погостить. Кей занять на весь день сначала у Росси, затем, как и советовал Том, отдать в школу. Заодно будет выглядеть, словно Гарри ценит его советы. Самому уйти на работу, выписать разрешение на ежедневное наблюдение за церковью, но следить конкретно за Томом и, возможно, обыскать дом. Ну а ночью…       Гарри придётся что-то сделать, чтобы остаться в его комнате, а не в гостевой.       Кажется, лучшего момента и не представится.       — Я даже не знаю… — Гарри сделал вид, что замялся.       — Ну папа… — Кей состроила жалобные глаза, а Гарри взглянул на Тома.       — Я действительно не против, — и Том подмигнул Гарри.       — Ладно. Можно попробовать. Но если мы будем доставлять Тому неудобство, то тут же вернёмся домой, — пригрозил он.       Кей завертелась на месте, подпрыгивая.       — Ура, ура, ура! Спасибо, папа! — воскликнула она и затем скрылась в детской.       Тяжёлая рука внезапно опустилась на плечо, чуть сжимая.       — Неожиданное решение, — прозвучал тихий бархатный голос над самым ухом.       Том стоял близко. Запах его духов окутывал Гарри, а ладонь жгла кожу.       — Я был не прав, — мягко продолжил он, и Гарри дёрнулся от удивления. — Мне не стоило так говорить в прошлый раз. Я просто немного… расстроился, — теперь уже Гарри уставился на него во все глаза. — Ты прежде всего мне дорог как друг, и я подумал, что ты позабыл про меня из-за своих старых друзей, и новых, — многозначительно отметил Том. — Я вспылил, за что сейчас прошу прощения, — слова журчали ручейком, так правдоподобно и убедительно. В любом другом случае, но не в случае Тома Реддла. — Ты же прощаешь меня?       Рука крепче сжала плечо, а лицо Тома — бледное в искусственном свете ламп коридора, казалось зловещим.       — Конечно, — улыбнулся Гарри, поддерживая игру. — Всё в порядке.       — Вот и отлично, — Том убрал руку и напряжение исчезло. — Я на службу, а вы собирайте необходимые вещи. Буду ждать вас после девяти.       Том ушёл, а Гарри всё ещё не понимал: правильное он принял решение, или нет.

***

      Кей носилась по огромному дому Тома, и её топот отдавался эхом.       — У Тома больше вилла! Смотри, какая комната! — она с восхищением рассматривала спальню, которая должна была временно стать детской.       — Угомонись немного, детка, — строго сказал Гарри. — Счастье не в богатстве.       Кей ничего не ответила и начала с энтузиазмом раскладывать свои вещи. Гарри вздохнул и принялся помогать.       Когда всё было готово, он незаметно наложил на дочь Сонные чары, специально предназначенные для детей, чтобы Кей смогла спокойно заснуть после такого перевозбуждения.       Прикрыв дверь, Гарри прислонился затылком к дереву. Он не знал, о чём говорить с Томом. Их ранее длительные и увлекательные беседы словно канули в Лету. Гарри не доверял ему; впрочем, раньше тоже не доверял, но будто находился в тумане, застилавшем глаза и глушащем голос разума.       Сейчас же руки потели, сердце сумасшедше стучало от одной только мысли, что нужно пойти и каким-то образом остаться в спальне Тома. Вернее, он знал, каким способом можно это сделать, но всё нутро переворачивалось, когда представлял, что нужно соблазнять и флиртовать, забывая о гордости. Даже для дела не хотелось переступать через себя. Он и так совершил слишком много ошибок.       А ещё Гарри необычайно понравилось видеть, как кривится лицо Тома от злости и бессилия.       Он глубоко вздохнул, собрался с духом и пошёл на поиски хозяина дома. Была не была — будет действовать по ситуации.       Том нашёлся в столовой. Он с невозмутимым лицом пил чай, черпая ложкой джем из маленькой порционной белой вазочки.       Гарри замер в дверях, глядя на то, как он облизывает чёртову ложку — медленно и задумчиво, смакуя. Воспоминания сладости губ Тома словно ударили под дых — резко, выбивая воздух. Пугающие до безысходности. Неужели не все эмоции и чувства Гарри были навеяны мороком?       Он не желал делать таких открытий, предпочитая обвинять наркотики, распевание молитв, вводящих в транс, легилименцию, на худой конец, но только не себя. Гарри не мог испытывать подобного. Может, сейчас тоже в воздухе что-то витало?       Он решительно уселся напротив Тома. Тот поднял глаза и отставил вазочку.       — Кей спит?       — Да.       — Рассказывай, — ухмыльнулся Том. — Почему ты согласился пожить у меня? Сказки о том, что из-за Кей, не принимаются.       Он сверлил Гарри внимательным взглядом и тот поспешно отвёл глаза. Ещё не хватало, чтобы Том прочитал его мысли. Мало ли, что успел освоить или вспомнить, пока они не общались.       — Я соскучился, — Том на это приподнял бровь, но Гарри продолжил. — Я не хотел звонить первым. Мне не понравились твои собственнические и абсолютно неадекватные претензии ко мне, — решил перемежать правду с ложью. — И я держался до тех пор, пока ты сам мне не позвонил. Да ещё и с Кей помог. Как я могу после этого снова продолжать молчать? Я правда скучал.       И Гарри, воодушевившись собственным враньём, порывисто накрыл руку Тома своей. Впрочем, тот разряд тока, что ударил по коже от прикосновения, смутил, и стало невыносимо жарко. Кипяток, чистейший стоградусный кипяток разлился, сжигая внутренности. Вероятно, Гарри убедительно покраснел, потому что буравящий взгляд Тома смягчился.       — Если честно, не знаю, почему я сорвался, — пожал он плечами, не убирая руки. — Но я правда не люблю, когда мой партнёр спит с кем-то ещё. Считаю это негигиеничным, неприятным, грязным. Да, ты спишь с женой, но это совершенно другое. Мне просто отвратительно целовать губы, которые могли совсем недавно находиться на чужом члене.       — Нам стоило заранее это обсудить, — заметил Гарри. — Ну, некая договорённость чтобы была.       — Так ты спал с этим Паулем? — брезгливо спросил Том.       — Нет. Другой вопрос — веришь ли ты мне.       — Я попробую поверить, — Том освободил руку. — Чай будешь? Ужин? У меня есть нормальный салат, а не томаты с луком, — хохотнул он.       — Чай буду.       Том кивнул. Встав, подошёл к шкафу, вынул ещё одну чашку, дотянулся до симпатичного чайника и налил обжигающе-горячий чай.       Он молча поставил чашку перед Гарри и сел на место, не сводя глаз.       Честно сказать, даже горло сдавило так, что чай не проходил. Гарри откашлялся и решил нарушить тягостное молчание.       — М-м-м, а что за странный выбор музыки у тебя? Кажется, это слишком серьёзные вещи для семилетнего ребёнка.       — Не надо считать людей глупее, чем они есть, — фыркнул Том. — Это относится и к детям. Конечно, Кей не поймёт сути четвёртой симфонии Шнитке, но произведение останется в подсознании, благодаря сказке и визуализации. Она будет вспоминать и сказку, и музыку, в этом и заключается ненавязчивое обучение. Вообще нельзя недооценивать музыкальное сопровождение; с помощью грамотно подобранных композиций можно влиять на разум человека и склонять в нужную тебе сторону. Ты не задумывался, почему в церквях всегда поют? Звучит орган? — Том воодушевлялся всё больше. — Так пафосно и патетично. Человек преисполняется благодатью, и всё то, что он сделает в церкви, будет правильным для него.       — Почему именно эти произведения ты выбрал для ознакомления?       — О, тут дело личного вкуса, — наигранно поскромничал Том. — Я в восторге от рьяных вагнеровских мотивов, в которых скрыто само противоречие. Это болезненная красота, что вальсирует в макабре с собственным уродством. Это жизнь в обнимку со смертью. Думай о смерти, помни о смерти и будешь награждён жизнью. Глядя в зеркало, ты всегда должен видеть лик смерти. И жизнь будет благосклонна к тебе, — голос Тома звучал плавно, текуче, он обволакивал, но не усыплял. Правда, Гарри уже потерял немного нить того, о чём говорили изначально. — Альфред Шнитке — более современный исполнитель, но его произведения тоже о многом могут нам поведать. Четвёртая симфония рассказывает о жизни Господа глазами его матери — превосходная вещь… О, кажется, я тебя немного утомил? Иногда я думаю, что мне подошла бы профессия преподавателя.       У Гарри заболело где-то в затылке. Во-первых, он ни хрена не знал о музыке, а во-вторых, слова о возможном преподавании отправили в прошлое.       Но, с другой стороны, напряжение между ними рассеялось, всё-таки Том умело использовал свою болтовню.       — Кстати, о преподавании, — продолжил тот. — Я решил изучить историю магии и школы, что существуют в волшебном сообществе. Мне хотелось бы подтвердить свой статус волшебника, сдать экзамены и всё прочее. Ты же из Британии? Я посмотрел, что там очень хорошая школа Хогвартс. Это правда? Она действительно хороша?       Язык резко стал ощущаться ненужным парализованным придатком, сердце заплясало чечётку, а руки и ноги похолодели.       — Д-да, н-неплохая, — пробормотал Гарри невнятно.       — Вот думаю, может, взять отпуск и попробовать переговорить там с директором?       Гарри представил лицо МакГонагалл. Стало нехорошо. Но, может быть, она не узнает, не вспомнит, и ещё куча всяких «не»?       — Может быть…       — Или Дурмстранг, — размышлял Том. — Тоже достаточно интересные вещи там преподают. Но колдофото Хогвартса какие-то… м-м-м… уютные, что ли? Будто знакомые. Так и притягивают взгляд.       — Да, там уютно…       — А ещё я в книге прочитал про тебя, — многозначительно сказал Том. — Я думаю, Гарри Поттер, про которого шла речь, — это ты. Я помню твои рассказы про войну, про то, как тебя выбрали Мессией. Не думаю, что совпадение. Удивительно, что совсем молодой мальчик смог победить могущественного волшебника. Только почему-то в книге не написано его имя. «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Так сильно боялись? А ты как называл его?       — Видимо, тебе досталась старая редакция книги, — ответил Гарри. — В новых его имя названо. Но я не хочу произносить и вспоминать прошлое.       Он в упор посмотрел на Тома, пытаясь найти в лице хоть что-то, что могло говорить об узнавании. Но либо Том хорошо скрывался, либо не помнил. Гарри каждый раз проверял. И каждый раз — ничего. Ни тени эмоции. Ничего не выдавало в нём Волдеморта.       — Да, конечно, извини, — мягко сказал он. — Так что там Хогвартс? Грамотные преподаватели?       — Да, нормальные. Но в других школах не хуже.       — Ладно, я ещё почитаю и обдумаю, — рассеянно сказал Том.       Повисло молчание. На этот раз оно было не напряжённым, но неловким. Гарри рассматривал тонкие черты лица Тома, притягивающие внимание безраздельно, и очень хотел узнать, что же творится в этой кудрявой голове.       — Тебя Кей шантажировала салатом с луком? — внезапно спросил он.       — Да. Такая маленькая, а уже умеет манипулировать, — усмехнулся Том. — Поставила ультиматум: или я ем салат, или сбриваю бороду. Сначала я договорился на салат, а потом уломал на сказку. Но честно сказать, мне даже сделалось страшно, — шутливо произнёс он.       — Остаться без бороды? — Гарри разобрал смех.       — Конечно! Что скажут прихожане? Слишком молод для епископа? Мне это не нужно.       — И ты решил запудрить мозги ребёнка Вагнером, — уже откровенно хихикал Гарри. — Скажи, а есть в твоём репертуаре что-то не такое древнее?       — Шнитке не древний, — обиделся Том. — Это уже двадцатый век. Но если ты имеешь в виду что-то более популярное, то, пожалуй, Синатра не плох.       — О, отличный выбор.       — Рад угодить, — съязвил Том.       Мини-перепалка вновь закончилась молчанием — густым, плотным, медовым. Тёмный взгляд Тома скользил по лицу Гарри, шарил по шее и телу.       Гарри затаил дыхание и не переставал смотреть вперёд. На него. В ответ.       А Том искрил напряжением. Гипнотизировал свою добычу — готовый к прыжку, чтобы не упустить момент.       Он поднялся и обошёл стол. Огладил кончиками пальцев его поверхность, скользнул по ложке, лежащей в вазочке, и зачерпнул сладкую липкую массу.       — Кажется, я не очень гостеприимный хозяин, — произнёс, глядя сверху вниз. Юркие пальцы очертили нижнюю челюсть Гарри и приподняли подбородок. — Мой гость совершенно голоден.       Холодный металл ложки коснулся рта. Надавливая, приоткрывая, пачкая губы золотистой субстанцией.       Гарри действительно чувствовал голод. Где-то в солнечном сплетении тянуло, крутило нестерпимо. Он никогда прежде не испытывал такого голода, такой дикой жажды.       Слизав с ложки сладкое лакомство, Гарри не ощутил удовлетворения, наоборот, сосущее под ложечкой чувство усилилось.       Как будто ему совсем наплевать. Как будто он не в западне. Как будто бы сам командует.       Гарри встал, чтобы быть равным. На языке осела приторная нежность абрикосов и сахара, такая же, как поцелуи Тома. Они были сродни пытке, внутри всё сжималось и дрожало, пульс бешено подскочил, разливая по телу жар. Это не простое желание скручивало внутренности в тугой ком. Не болезнь, не боль, не страх.       Это голод.       По-звериному неуёмный и дарящий отвратительные смешанные ощущения.       То самое рьяное вагнеровское противоречие.       Так страшно. Так желанно.       Тело горело, футболка прилипла к вспотевшей спине, а штаны слишком сильно давили на его возбуждение. Так хотелось, очень хотелось перестать чувствовать невыносимую похоть, что разгоралась сильнее от почему-то слишком лёгких, слишком нежных, слишком мучительных поцелуев Тома.       Гарри не препятствовал, когда чужой язык проник глубже, не остановил, когда Том повалил на пол в столовой и забрался сверху, и ничего не сказал, когда его джинсы стали расстёгивать. Тёмные глаза смотрели с таким же голодом, но обманчиво-нежным и ласковым, что внутри всё сжималось сильнее и хотело прорваться наружу.       И дать волю голоду.