Отче

      — Кей точно не проснётся? — Том наклонился к уху Гарри и провёл кончиком языка по краю ушной раковины.       — Только если что-то будет беспокоить, но Сигнальные чары оповестят нас, — выдохнул Гарри, подставляясь под ласки.       — Хорошо. Потому что детям нельзя видеть то, что я хочу с тобой сделать, — его вставший член упирался в промежность Гарри, и это было восхитительно: хотелось податься навстречу и сильнее тереться, освобождая острое возбуждение. — Бог свидетель, как сильно я хочу тебя трахнуть, — шептал Том. — Ты говоришь, что в тебе нет ничего особенного, но это не так, — он прикусил кожу на шее, и Гарри издал гортанный стон. — Притворяешься простым парнем, а сам убиваешь тёмных волшебников, — Том припал губами к месту укуса, присасываясь к ранке, которую сразу защипало. — Я думал, что с тобой просто, но ты каждый раз меня удивляешь. А ещё ты много лжёшь, — Том перемежал речь истязанием несчастной шеи, она уже горела, и этот огонь усиливал жажду и разжигал угольки ярости, тихо тлевшие где-то глубоко внутри Гарри.       Рука Тома забралась под его футболку и нашла сосок. Пальцы огладили по кругу ареолу, а затем сжали до боли. Гарри вскрикнул, и Том накрыл губами его губы, вовлекая в жестокий, агрессивный и болезненный поцелуй. Гарри чувствовал на себе тяжёлое тело, что вжимало в жёсткий пол, грудную клетку словно сдавило в тисках, лёгкие не могли до конца раскрыться при дыхании, сердце оглушительно билось, разгоняя кровь. В ушах шумело штормовое море. Пах больно таранил чужой член, губы, щёки и подбородок саднило от бороды, кожа пылала от мучительных прикосновений безжалостных рук, и внутренние угли Гарри разгорались всё ярче.       Он почти зарычал и оторвался от губ Тома, вонзаясь зубами в его шею рядом с кадыком. Том застонал, а Гарри, отстранившись, удовлетворённо наблюдал, как легко на светлой коже расцветает след — сочный, вульгарно-бордовый, стремящийся в скором времени зацвести всевозможными красками.       Том чуть не подавился своим утробным рычанием и ещё сильнее, хотя казалось невозможно, впечатал Гарри в пол. Он, уже не стесняясь, изголодавшимся зверем кусал незащищённую кожу, впрочем, Гарри не уступал.       Сначала кадык, потом беззащитное нежное горло, ямочка между ключиц и тонкая кожица, под которой сумасшедше билась венка. Они словно стремились наставить друг другу как можно больше своих меток.       Гарри распалялся всё больше, солнечное сплетение так и скручивало в неистовом голоде, он вцепился в волосы Тома, оттягивая назад голову, и удовлетворённо услышал гневное шипение. Воспользовавшись заминкой, Гарри резко обхватил Тома руками и ногами и перевернулся, нависая сверху. Теперь уже он вдавливал его в пол.       Том явно был недоволен: в неистовой ярости он дёрнул футболку Гарри, и та с треском разорвалась. Его ногти впились в спину и резко рванули вниз по коже, пропоров горящие борозды.       — Вот же с-сука, — выругался Гарри, невольно прогнувшись в спине.       Мир качнулся, затылок ощутил под собой твёрдую поверхность, отзываясь болью. Джинсы испарились вместе с бельём, и теперь даже копчик болел от лежания на полу под тяжёлым телом.       Он чувствовал горячие ладони на беззащитном животе, на оголённых как провод сосках, и чужие подушечки пальцев словно препарировали, разделывали на части, принося не сравнимую ни с чем муку. Гарри брыкался, царапался, захлёбывался ненавистью, гневом и желанием, ощущая каждой клеткой тела точно такие же эмоции от Тома. Они отражались друг от друга, звенели от напряжения, рассыпались искрящимися осколками, вспыхивая, и превращались в обугленные останки.       Том порыкивал от нетерпения, алчно припадая к коже Гарри и стремясь впитать в себя каждую частичку своей добычи. А Гарри вдыхал в себя его животный сладкий аромат, пробовал на вкус солёно-пряный пот, впивался зубами туда, где мог достать, чем вызывал тихий хрип и скулёж.       Стало невыносимо жарко, и он осознал, что Том в свою очередь избавился от мешающей одежды. Его кудри растрепались, слиплись на лбу от пота, чёрные глаза заволокло звериным безумием, а в бездонных зрачках отражались такие же безумные потемневшие глаза Гарри.       Неизвестно, сколько продолжалась бы их схватка, возможно, пока не иссякли бы силы, но истерзанная кожа внезапно ощутила лёгкое поглаживание, свежие укусы и ссадины обдало лёгким дыханием Тома, и тело вдруг наполнилось щемящей нежностью. Гарри окунуло с головой в море потрясающе-контрастных ощущений. Он тихо застонал, руки и ноги задрожали и ослабли, отдаваясь воле Тома.       Разум заволокло пеленой, что-то щелкнуло в мозге, переключая кнопки.       Гарри хотел быть понятым, услышанным. Жаждал быть поглощённым.       Его руки вздёрнули вверх, на запястья легли жёсткие путы — Гарри узнал собственный кожаный ремень, а Том навис над ним, глядя в глаза.       — Ты бы знал, сколько фантазий роилось в моей голове, пока мы играли в молчанку, — бесовщина в глазах Тома то ли пугала, то ли возбуждала. — Я хотел бы застать тебя врасплох. Завязать глаза, — голос походил на шипение и становился ниже. — Ступать вокруг тебя, совершенно бесшумно. Так, что ты даже не догадывался бы, где я. Ты не смог бы подготовиться ни к чему: ни к удару жёсткой колючей верёвки, ни к холодному росчерку тонкой длинной спицы, ни к горячим ручейкам воска, — на этих словах Том судорожно сглотнул, а Гарри замер. — Твою кожу царапал бы неумолимый металл, капля за каплей по коже стекала бы холодная вода, прямо по горячим следам от воска… Гар-р-ри, — почти промурлыкал он. — Тебе ведь нравится то, что я говорю?       Том выразительно посмотрел вниз, туда, где член Гарри предательски подрагивал, касаясь бедра Тома, и истекал смазкой.       Жар расползся на щеках от пронзительного взгляда на его промежность, но Гарри качнул бёдрами вперёд и дерзко произнёс:       — Ты умеешь только болтать. Я сейчас усну от твоей нудятины.       В глазах Тома полыхнули искры, и он зло усмехнулся.       — Нет, я умею не только болтать.       Он махнул рукой, в очередной раз удивляя беспалочковой магией, дающейся слишком легко, и ремень на запястьях превратился в колючую проволоку. Она больно впилась в тонкую кожу, и Гарри вскрикнул.       — За твою дерзость, — пояснил Том.       Гарри стало страшно, и в то же время внутри ощущался странный трепет.       Трепет предвкушения.       — Меньше шевелись, будет не так больно, — и Том неожиданно сдвинулся чуть ниже.       Губы невесомо скользили у самого сердца, сцеловывая частые стуки, едва касались кожи, посылая толпы мурашек. Гарри дёрнулся от удовольствия, но колючие шипы больно воткнулись в запястья, вынуждая замереть.       Том усмехнулся, провёл ногтями по бокам Гарри, заставляя дрожать. Тот еле сдерживался, чтобы не пошевелиться и не получить очередную порцию боли в руках. Но сдержать громкий стон, слетевший с губ, не смог.       — Гарри, ты мне был интересен ещё и тем, что я не мог считать твои эмоции. Не знал, что ты волшебник, — заговорил Том, легонько поглаживая живот. — Но я выяснил твоё слабое место — вот сейчас ты уязвим как никогда.       Гарри похолодел.       Том заметил это, и коварная улыбка украсила его рот.       — Боишься? Правильно. Когда-нибудь я смогу прочитать твои мысли, — он выдержал паузу, наблюдая за выражением лица Гарри. — Но в данный момент я могу почувствовать лишь твои низменные инстинкты.       Холод, растёкшийся было по позвоночнику, уменьшился.       — И что же у меня за инстинкты? — Гарри старался говорить спокойно.       — Инстинкты зверя. Ты так хочешь меня растерзать, что я даже немного шокирован, — наигранно сказал Том. Его ласкающие настойчивые руки спустились ниже и обхватили член Гарри. — Но вот инстинкт самосохранения у тебя почти отсутствует, — он наклонился к самому лицу. — И это прекрасно, — прозвучало плотоядно. Руки задвигались активнее, смещая крайнюю плоть, и Гарри вскинул бёдра вверх, стараясь удержать руки неподвижно.       — Ублюдок, — пробормотал он, когда Том внезапно освободил член.       Том потёрся щекой о его грудь, толкнулся членом в бедро, довольно заурчал и почти закатил глаза от удовольствия.       — Я раздумывал, как же мне отомстить тебе за ту дерзость в пабе, — сказал он, и Гарри снова дёрнулся. — Много вариантов перебрал, — пауза. — Но решил, что на первый раз можно обойтись помягче. Чтобы ты понял, насколько я добр к тебе. Кто из нас не оступался? — он мягко рассмеялся.       — Ты был не прав, Том, — напомнил Гарри.       — Да, — спохватился тот. — Немного. Но твой пренебрежительный тон задел меня тоже. Будто это не я оставался рядом, когда тебе было плохо. Будто не я слушал твоё нытьё часами по телефону. Будто я собака какая-то помоечная, которую можно выкинуть или променять на другую, — голос звучал обиженно, но Гарри не мог понять, всерьёз или очередное притворство. — Впрочем, не важно. Сейчас я знаю, чего ты хочешь. И буду мучить тебя, пока ты не попросишь сжалиться, — его улыбка напоминала оскал.       Гарри не успел ничего ответить, как его уже заткнули очередным поцелуем, но он, не сдержавшись, укусил Тома. Тот зарычал, вонзаясь в кожу зубами.       Гарри извивался, шипел и от боли проволоки, и от укусов Тома, постепенно дойдя до того состояния, когда боль слилась воедино, расплылась, размазалась; в кровь будто впрыснули опиум, утихомиривая, и Гарри опустил руки вниз, обхватывая шею Тома и вонзая шипы в спину. Ноги стиснули чужие бёдра, их члены соприкоснулись, зажатые между тел. Вскрики, хрипы и стоны слились в одно.       Под сцепленными руками на спине Тома бугрились мышцы, тянулись плотными нитями, вытягиваясь, извиваясь от ранящих шипов проволоки. Тело напрягалось струной, Том шипел что-то невнятное, Гарри вторил ему ругательствами.       Наконец Том скинул его руки с себя и с силой раздвинул бёдра.       — Я сейчас тебя трахну так, что ты запомнишь на всю жизнь.       — Ну наконец-то, — агрессивно выплюнул Гарри. — А то я думал, никогда не дойдём до этого.       Его трясло, но не от страха или злости. Эта потасовка так распалила, казалось, Гарри взорвётся сейчас. Голодный узел в животе туго скрутило — невозможно выдержать. Гарри попытался разорвать проволоку, не обращая внимания на боль и капающую кровь.       — Тише-тише, Гарри, подожди, — на удивление спокойно сказал Том. Он снова взмахнул рукой, и Гарри ощутил, как между ягодиц стало влажно.       Следом слетела надоевшая проволока, но Том перехватил его руки и приник к ним губами, слизывая выступившие тёмно-вишнёвые капли.       — Вот то, что действительно мироточит, — горячо проговорил он, задыхаясь. — Твои раны — источник благодатной мирры: острой, пряной, возбуждающей хлеще любого афродизиака.       — Ты ненормальный! — воскликнул Гарри, но зрелище алых пятен на губах Тома завораживало, запястья щипало, а член ещё больше налился кровью вопреки здравому смыслу.       Том рассмеялся. Губы оставляли кровавые отпечатки на теле Гарри, похожие на поцелуи куртизанки, накрашенной самой дешёвой красной помадой.       А потом Том резко, без предупреждения, вошёл в него; пусть Гарри и был подготовлен заклинаниями, но дыхание всё равно перехватило, обрывая вскрик.       Том поднял его бёдра, сразу вбиваясь глубоко и ожесточённо. Пальцы впивались в кожу, член грозился проткнуть чуть ли не насквозь, руки и тело жгло от укусов и ранок, Гарри выгнул спину, экзальтированно прижимаясь животом к чужому, притираясь с каждым толчком всё плотнее, ближе, теснее. А трение внутри порождало ещё большее желание, и желание хотелось удовлетворить, насытить, и Гарри подмахивал бёдрами сильнее и хлёстче, раздирал и без того окровавленную спину Тома ногтями, кусал его за плечо, тыкался губами в щёки и нос, протяжно стонал и громко вскрикивал, когда насаживался на член особенно глубоко.       Трения об живот было мало, и Гарри потянулся к члену, но Том больно стукнул по рукам.       — Нет. Кончай так.       — Я не смогу, чёрт бы тебя побрал, — почти заорал Гарри.       — Сможешь. Я научу тебя кончать только от одного моего члена.       Том то жёстко погружался внутрь, то медленно, с оттягом, выходил, то вновь проникал глубоко, замирая и явно наслаждаясь. Гарри неожиданно потерялся в тёмных глазах, видя в них собственное лицо.       Эти пугающие гипнотизирующие глаза, словно поверхность Чёрного озера в безлунную ночь; зрачки слились с чернотой радужки, и там, на дне — алые, алые искры.       Пол вдруг перестал ощущаться твёрдым, становясь мягкой периной, где Гарри утопал в собственном желании.       Он искоса взглянул на свои руки, местами ещё остались следы засохших капель крови — немного, но всё же. Словно Том пометил линию жизни кровавыми каплями, погадал на запястьях вместо ладоней. На тонкой коже — другие линии, другая жизнь, другие вопросы. Ладонь уже не годилась, на ней линия жизни оборвалась в девяносто восьмом. Но кто-то написал для Гарри новую жизнь, в которой снова встретил Тома. Какие вопросы привели Гарри к нему? И стоят ли ответы на них высокой цены?       Впрочем, сейчас ответы были не нужны. Гарри почти охрип от криков, ноги затекли, анус саднило, а член болел от неразрешённого напряжения.       Кроваво-красные капли мозолили глаза.       — Том, — Гарри снова потянулся к члену, чтобы закончить пытку. — Мне нужно кончить.       — Я сказал — нет, — в заднице горело раскалённое железо, Гарри взмок и хотел пить.       Какое-то безумие.       Смешавшийся запах их тел, пота, смазки, заставляющий сглатывать скапливающуюся слюну, жадно вдыхая.       Желание отдаться, раствориться, но так, чтобы незаметно для гордости, для самолюбия. Чтобы просто взяли и поглотили. Целиком. Вместе с дурной башкой. Только не по кусочкам. Гарри не выдержит по кусочкам.       Желание быть присвоенным. Томом. Крупным хищником. Возможно, только сегодня.       Возможно, завтра Гарри и сам захочет присвоить. Он не определился.       Потому что был голоден. Слишком голоден для чистой души.       Том сминал его губы в насильственной нежности с исступлением. А Гарри с тем же, не уступающим по силе исступлением бился под ним от звериного наслаждения, затронувшего каждую клеточку, и разум плыл от переплетения дрожащих в экстазе тел.       Удовольствие сравнимое с удовольствием Эдема. Только их личный Эдем так обманчив — одной ногой Гарри стоял на раскалённых ступенях ада, вдыхая ноздрями обжигающий пар от котлов с грешниками и чувствуя покалывание дьявольских костров на кончиках пальцев.       — Милый, — перед глазами из тумана блаженного марева выплыли окровавленные губы, шепча обманчиво-ласково.       Кровь Гарри, смешанная с собственной на губах Тома, как сироп томлёной волчьей ягоды, — вызывает слабость, головокружение, отравление, но Гарри жадно слизывал этот привкус мрачного сладострастия, извиваясь и ломая ногти об пол.       — Том, пожалуйста, — наконец сдался Гарри. — Пожалуйста.       — Ты принадлежишь мне, — Том склонился над ним, растрёпанные волосы упали на лицо Гарри. — И мне плевать, что это просто секс. Спать ты должен только со мной. Не стоит меня сердить.       Он нежно погладил щёку Гарри, легко поцеловал дрожащие веки, облизал его нижнюю губу, будто заново пробуя на вкус, и шепнул:       — Кончай, Гарри.       Его рука едва дотронулась до члена, как Гарри, не выдержав напряжения, выпрямился, простонал от того, как стенки ануса обхватили внушительный пенис внутри и сократились вокруг него. Гарри излился на живот резкими рваными точками. Сперма брызнула вверх, окропив подбородок.       Непрерывные фрикции Тома ощущались ещё острее, усиливая послевкусие, пока тот тоже не кончил.       Сбившееся дыхание, остаточная дрожь истерзанных вспотевших тел, железо, осевшее на языке, означали, что внутренний зверь насытился. Отголоски былого голода где-то ещё звучали внутри, но их почти не было слышно.       Потихоньку эйфория отпускала, и Гарри стал осознавать уровень накрывшего их сумасшествия. Вся спина Тома была исполосована кровавыми бороздами от ногтей Гарри, ранами от шипов колючей проволоки, когда их пленник опускал руки, вонзая в кожу острия. На шее расцветали бутоны укусов и засосов, кое-где виднелись отпечатки зубов.       Впрочем, тело Гарри тоже пестрело следами буйной страсти — синяки на бёдрах и боках, колотые раны на запястьях, шея чесалась от укусов и попавшей на них соли пота. Ну и зудяще-саднящая задница тоже не добавляла комфорта.       Он крякнул, пытаясь собрать ноги вместе, принял более-менее вертикальное положение сидя на полу, похрустел затёкшими спиной и шеей и потёр ноющий копчик.       — Начинаю думать, что ты старше, чем сказал мне, — издевательски протянул Том, глядя на его действия.       — Заткнись. В следующий раз я разложу тебя на жёстком полу, и посмотрим, кто из нас более старый.       Том фыркнул.       — Конечно, милый. То, с какой интонацией Том произносил это «милый», вызывало в Гарри причудливую смесь эмоций. Так его не называл никто — насмехаясь и словно оскорбляя. Возможно, ядовитые змеиные обертоны слышал только он, но те определённо были, Гарри поклялся бы.       — Ты ёбнутый, — покачал он головой и сунул руки почти в лицо Тому. — Посмотри. Ты даже не спросил меня, прежде чем превращать ремень в колючку.       — Мне не нужно было тебя спрашивать, — отмахнулся тот. — Я видел, что ты не воспротивишься.       Том лениво поводил рукой, и ранки от шипов затянулись. Кожу пощекотало электричеством магии.       Чужая магия всегда ощущалась по-разному: у Джинни была нежно-тягучая, как мёд; у Гермионы — лёгкая, прохладная, как весенний ветерок; у Рона — тёплая, окутывающая, как огонь камина; у авроратского колдомедика — холодная и резкая, как скальпель.       Магия Тома была мощной, как разряд тока, она пробегалась по коже колко и обжигающе, а ещё Гарри невольно восхищался тем, как легко тот постигал (или вспоминал) заклинания.       Это и пугало, и будоражило.       Гарри тоже иногда мог что-то наколдовать без палочки, но всё же использовал привычный способ. Кажется, пора пересмотреть своё отношение к магии.       — Я смотрю, ты осваиваешь всё больше и больше нового, — осторожно начал он.       — Да. Открытие магии для меня стало одним из наиболее важных событий в моей скромной жизни. Я поражаюсь, сколько всего можно сделать или совершить, — глаза Тома засияли. — Хочется познать все волшебные законы и постигнуть саму суть магии. Можно перевернуть мир.       — И зачем?       — Пока не знаю, — серьёзно ответил Том. — Я только учусь. И мне необходимо войти в волшебное сообщество, чтобы узнать, как вообще всё устроено. Вот скажи, Гарри, твоя работа же связана с ловлей преступников, тёмных волшебников — тебе нравится?       — Нравится, — пожал плечами Гарри. — Но я больше ничего не умею.       — Какие чувства у тебя были, когда ты победил вашего сильнейшего мага? Триумф?       — Нет, — Гарри смотрел ему в глаза. — Облегчение, что всё закончилось. Я не радуюсь чужой смерти, Том.       — Да? Разве ты не хотел отомстить?       — Хотел, конечно. И я желал ему смерти. Но радости от этого не испытывал, — признался он.       — Удивительно.       Том замолчал, и какое-то время они просто смотрели друг на друга.       — Давай залечу тебя, — предложил Гарри. — На спине самому сложно.       — Позже, — бросил Том, не сводя глаз с лица Гарри. Он придвинулся ближе и протянул руку, погладив Гарри по щеке и шее, чем вызвал целую россыпь мурашек. — Я не против повторить.       Гарри не долго думал. Идея пришла моментально.       — Давай только не на полу. У меня действительно всё болит. Пойдём к тебе в комнату.       — Ладно, — проворчал Том, поднимаясь. — Тогда надо всё-таки немного привести себя в порядок.       Он небрежно бросил Очищающее на себя и Гарри. Последнего передёрнуло от маленьких иголочек, что прошили тело. Всё-таки даже магия сурового колдомедика была не такая хлёсткая.       Как только они перешагнули порог спальни Тома, тот подтолкнул Гарри в сторону кровати и повалил на мягкие чистые простыни, которые после пола ощущались настоящими зефирными облачками.       — Хочу зализать твои раны, — сказал Том, и его язык широким плоским мазком прошёлся по измученной шее.       Он скользил ниже, обводя влажным кончиком синячки от пальцев на груди и боках, охлаждал горячие исстрадавшиеся соски, вторил следам царапин на животе и бёдрах, и Гарри бесстыдно жмурил глаза, постанывая от удовольствия.       Как живительный дождь после засухи ощущались лёгкие касания, почти нежные, почти ласковые, почти искренние.       Тысячи звёзд рассыпались на песчинки, сгорая в галактическом костре, оставляющем после себя позднее сожаление. Так и Гарри рассыпался на части, не понимая, почему эти невесомые, ничего не значащие касания были ощутимее, чем самые острые шипы проволоки.       Огонь, разгорающийся внутри, становился белым светом, ярким, нестерпимым, заполняющим обоих. Гарри слышал прерывистое дыхание Тома, слышал стоны. Он прижался к нему лбом, когда Том входил в податливое отверстие. Гарри видел, как вздулись вены на шее и как Том прикусил губу, сдерживая почти сорвавшийся крик.       — Ещё, — прошептал Гарри, двигая бёдрами.       Что-то блеснуло в глазах напротив — неясное, мутное, пасмурное. Том вынул член, оставляя Гарри растерянным. Правда, ненадолго. Гарри уткнулся лицом в подушку, оказавшись перевёрнутым на живот.       — Эй, ты чего? — прогнусавил он.       — Так удобнее, — ответ был странным, но Гарри не стал более углубляться. Он подался назад, встречая восхитительную твёрдость члена, и просто прикрыл глаза.       Было жарко, подушка глушила звуки, член тёрся о простыни, ягодицы ощущали несильные шлепки тяжёлых ладоней, и Гарри доходил до предела. После того, как первоначальный дикий голод был удовлетворён, это соитие ощущалось более изысканным, — скорее десертом, чем основным блюдом, и, кажется, Гарри ничего подобного не испытывал ранее.       Он прогибался в спине, подавался назад, двигаясь согласно действиям Тома. Будто инструмент и его настройщик. Только какая именно роль уготована каждому из них?       На этот раз они кончили почти одновременно. Том откинулся на подушки, утонув в белизне хрустящей ткани. Смоляные кудри, разметавшиеся вокруг головы неспокойными волнами, очаровательно дополняли образ уставшего любовника.       Его любовника. Гарри.       У Гарри был любовник. Пока жена гостит у родителей, Гарри трахается с любовником.       Изумительно.       — О, я вижу раскаяние на твоём лице, — Том смотрел на него из-под ресниц. — Обязательно портить себе хороший секс вот этим?       — Считаешь наш секс хорошим? — ответил вопросом Гарри.       — Ну, неплохим. Лучше, чем с женщиной. Вон как ты мне спину разодрал. Не всякая женщина на такое способна, только какая-нибудь особо сумасшедшая, — последние слова Том проговорил, еле сдерживая зевоту.       Гарри невольно вспомнилась Беллатриса. Вот уж не хватало ему таких сравнений.       Он хотел сказать что-то ещё, но передумал. Тело пощипывало от пота, живот стянуло тонкой плёночкой спермы. Палочку он успел захватить с собой, но та сейчас лежала где-то в кармане брюк, сваленных с другой одеждой в кучу возле двери. Подумав немного, Гарри решил, что лучше будет принять душ, а затем вернуться в постель и надеяться, что Том не прогонит его в свою комнату. В крайнем случае Гарри притворится очень милым, почти влюблённым.       Он повернулся, открыл рот, начиная говорить, и увидел, что Том заснул. Время не было поздним, хотя Гарри и сам чувствовал острое желание лечь и закрыть глаза. Но это был отличный момент для того, чтобы обыскать, пусть частично, дом Тома. Внутренний голос утверждал, что скорее всего в доме ничего нет, иначе Том не позвал бы их. Но Гарри-аврор всё-таки считал, что проверить — лишним не будет.       Том наверняка вскоре проснётся, потому что уснул, даже не освежившись, но никто не гарантировал Гарри, что потом хозяин спальни не прогонит его. Накладывать Сонные чары он не решился, боясь быть обнаруженным. Гарри аккуратно спустил ноги на пол, на цыпочках подошёл к кучке одежды и достал палочку.