***
Роскошные кварталы с дорогими апартаментами и грязные трущобы, промышленные предприятия и древний великий город — здесь все дышит одним человеком. Его улыбка попадается на каждом шагу, пока Хуа Чэн бежит, собирая кроссовками снег. Он спешит на прослушивание в агентство, где работает тот, кто своим сильным голосом покоряет страны. Хуа Чэн подходит к сверкающему огромным экраном зданию G.C.I. за час до начала и крутится, не зная, как войти. Растаявший в обуви снег дает о себе знать. Ладони коченеют и болят. В это время у главного входа какая-то прибывшая на работу знаменитость проворно раздает автографы. — И вам сейчас подпишу! И вам! Всем подпишу! Не переживайте!.. На самом деле Хуа Чэн знает, кто это. Знаменитость зовут Ши Цинсюань. Он иногда выступает с тем, чье лицо украшает каждую улицу Пекина. Они, вроде как, друзья. Но Ши Цинсюань Хуа Чэну не нравится. Хуа Чэну в принципе мало кто нравится. Наверное, потому что все свое расположение он уже безвозвратно отдал в одни единственные руки. — А тебе где подписать? Хуа Чэн сам не знает, как оказался в толпе фанатов. Их пришло столько, что они заполонили площадь перед зданием и подтолкнули его ближе ко входу, а заодно и к белоснежно улыбающемуся Ши Цинсюаню. Зло промолчав, Хуа Чэн продирается обратно на свободу. Красный шарф цепляется за что-то и в мгновение ока теряется среди скачущих и кричащих в нетерпении людей. Хуа Чэн ненавидит фанатов. Пусть и сам один из них. Над головами на огромном экране агентства мелькают ведущие артисты кино и сцены. До боли знакомый Хуа Чэну певец появляется чаще других. Тут он не улыбается, как в рекламе, а смотрит с вызовом, от чего в животе взмахивают крыльями огромные экзотические бабочки. Хуа Чэну нужно срочно, сию секунду зайти внутрь. Если, конечно, он не хочет выбросить на ветер редкий шанс, который выпал ему по чистой случайности. Спустя еще несколько минут поисков с торца здания обнаруживается охранник, а рядом с ним «второй подъезд», в который Хуа Чэна милостиво запускают после проверки документов. В G.C.I. высокие потолки, белые стены и бетонные полы. Пахнет офисным зданием и почему-то немного больницей. В комнате для просмотров, рассчитаной человек на двадцать, собралось полсотни. Все парни. Хуа Чэн, которого обычно не интересуют окружающие, не может не заметить, насколько его конкуренты внешне выигрывают по сравнению с ним. Многие напоминают детей богатых родителей. — Всех приветствую! — кто-то заходит в комнату, но Хуа Чэну не видно за чужими затылками, только слышно голос — чистый и привыкший отдавать приказы. — Вас будут вызывать по списку. Слушайте внимательно и не пропустите себя. Так начинается долгое ожидание. Хуа Чэн сидит у стены с закрытыми глазами. Люди понемногу убывают; стрелка на настенных часах движется к шести вечера. За прошедшее время был промежуток, когда никого не приглашали. Видимо, отходили на перерыв. В их комнате тоже есть какой-то сухой паек и кулер, но Хуа Чэну ничего не лезет. Он старается прогнать это чувство и не может. Он боится, что его так и не назовут. Но ведь на электронной почте есть письмо с подтверждением, и пропуск при входе дали. Значит, не могут не назвать. И все же… — Хуа… Наконец-то! — Хуа Фань. Разочарование остро дерет горло. Хуа Чэн наливает себе стакан воды и больше не закрывает глаза, пристально следит за часами. Когда стрелка доходит до восьми, а в комнате остается он один — его вызывают в репитиционный зал напротив. — Там больше никого? — Да. Здравствуйте, господин. Мужчина в приталенном сером костюме вольготно сидит в офисном кресле, которое принесли сюда явно по случаю, и, потирая переносицу, смотрит распечатку. Хуа Чэн замечает на одной из страниц свое фото. — Я включу музыку, а ты что-нибудь изобрази. Давай. За весь короткий диалог мужчина ни разу не поднимает головы. Хуа Чэн не удивится, если и во время танца тот будет рассматривать бумажки. Но, как бы там ни было, Хуа Чэн пришел сюда для того, чтобы произвести нужное впечатление и быть принятым в команду, поэтому он выложится на все сто при любом раскладе. Несмотря на подозрения Хуа Чэна, мужчина наблюдает, как он танцует. На чужом бледном лице ни тени эмоций, если не считать тонких губ, видимо, по своей природе всегда надменно поджатых. — А теперь присядь сюда, Хуа Чэн. Мужчина убирает с соседнего стула папку и указывает на освободившееся место. — Сейчас ты живешь в Пекине? Хуа Чэн кивает. В резюме надо было указать место рождения и прописку. — И как тебе город? Давно ты здесь? Неожиданные вопросы. Но Хуа Чэн отвечает честно. — Я здесь где-то полгода. Город довольно шумный, но я уже привык. Я быстро приспосабливаюсь. — Это хорошо. Тебе придется в короткий срок учить много хореографии. Съемки клипа начнутся уже через неделю. Осилишь? — Да, — очередной честный ответ. Мужчина слабо поднимает уголки губ, будто бы в улыбке. Но Хуа Чэн понимает, что это вовсе не она. — Какой у тебя опыт? Ты ничего об этом не написал. Вот оно. Тот самый вопрос. — Я учился самостоятельно, потому что жил в маленьком поселке. Там не было возможности заниматься танцами на профессиональном уровне. Но это не значит, что я уступаю другим. Я танцую в трех стилях. Если хотите, могу показать вам… — Не надо, я все видел, — бесцветно прерывает мужчина. — Не могу не заметить, как хорошо ты говоришь по-пекински. Хуа Чэн в недоумении вскидывает брови и кивает то ли благодаря, то ли утверждая. — Говоришь прямо как он, — продолжает мужчина, не мигая, а у Хуа Чэна вдруг слабеют ноги. К счастью, он сидит. Но лицо… На нем явно что-то отражается, потому что собеседник догадливо хмыкает. — Ты ведь знаешь, что он тоже не из Пекина? Когда он только переехал, я постоянно его исправлял, потому что он вставлял эризацию, где боги на душу положат. Он не поддавался моей дрессировке. А потом его привычка понравилось фанатам. Они нашли это милым. Ты вставляешь этот слог там же, где это делает он. Догадываешься, о чем я? Воздух в комнате сухой и ломкий. Им трудно дышать. Мужчина не называет имени, но разве кто-то из них не понимает, о ком идет речь? — Хуа Чэн, видишь ли, к нам приходят те, кто профессионально занимается танцами с младшей школы, или танцует в популярных студиях, или участвует в танцевальных шоу. Ты хорош. Очень хорош, Хуа Чэн. Это глупо отрицать, иначе бы ты не прошел первый этап отбора. Только ты здесь ради чего? — Ради того чтобы работать, — челюсти едва разжимаются. Хуа Чэн ощущает себя так, словно ему залезли в самую душу и рассмотрели там все под лупой при ярком лабораторном свете. — Нам нужны люди, которые приходят сюда по зову амбиций, а не сердца, — говорит этот проницательный мудак, и уголки его губ поднимаются выше. — Не принимай на свой счет. Дверь за спиной распахивается, но Хуа Чэн даже пальцем пошевелить не может, не то что обернуться. — Му Цин, сколько можно, а? — Все, это последний, — говорит тот, кого зовут Му Цин, вставая с кресла и застегивая серый пиджак. — Сейчас приду. Дверь недовольно захлопывается. — Что ж, прослушивание окончено, — объявляет Му Цин. Прихватив папку, он уходит. На кресле остается лежать сложенное пополам резюме.6. Холод
26 сентября 2023 г. в 11:34
Комната без окон за чертой города, подъемы в полпятого утра и последние шестнадцать юаней в кармане. Такая картина может напугать кого угодно. Кого угодно, кроме Хуа Чэна.
В одном он всегда твердо уверен и, можно сказать, даже гордится этой своей чертой: голодать и спать на улице ему не придется, так или иначе он найдет выход из положения. А вот качество ночлега и еды — дело десятое. При необходимости Хуа Чэн может спать на гвоздях и их же переваривать, главное, не скитаться бездомным.
Он вскакивает с раскладушки до зари. Одевается по-солдатски, суетясь от холода, умывается и, позабыв про завтрак, спускается с девятого этажа пешком, потому что не работает лифт. На темной улице среди старых панельных домов безумствует декабрь. Темные силуэты людей из рабочего класса бредут к остановке, где выстроилась очередь в целый ли. Хуа Чэн занимает место. Сегодня ему ни в коем случае нельзя опаздывать.
Посильнее стискивая ледяные кулаки в карманах куртки, Хуа Чэн утыкается носом в красный шарф. В наушниках играет любимая песня. Пронзительная, но не печальная. Светлая, как обещание. Ласкающий слух голос и ноты, что сливаются с ним, на мгновение стирают холодный, наполненный паром от горячего дыхания мир.
Я верил во встречу задолго,
Как ты появился на свете.
Земное становится мороком,
А нам суждено бессмертие…
Когда Хуа Чэн садится в автобус до станции, он больше не чувствует себя слабым человеческим существом, которое борется за право втиснуться в душный салон. Он представляет себя воином, который сражается за своего короля и который не остановится ни перед чем, не говоря уже о смерти.