Принц нации

— Ты умеешь? — недоверчиво осведомляется Хуа Чэн. Вместо ответа Ян Ли берет с пола смартфон, быстро скользит по экрану, что-то открывая, и, развернув устройство, демонстрирует фотографию. На ней красного цвета лист А4 с позолоченным текстом — по-праздничному. На картинке засвет, и нужно хорошенько приглядеться, чтобы прочитать… — У тебя диплом по хиромантии? — удивляется Хуа Чэн, мимоходом отмечая, что за слишком короткое время задал ненормально большое для себя количество вопросов. — В точку, — подмигивает Ян Ли и убирает телефон. От нее пахнет чем-то клубнично-сливочным, девчачьим, и этот аромат отчего-то заставляет чувствовать себя… легко. Будто сидят они сейчас не в серьезном, солидном агентстве по поиску и реализации талантов, а где-нибудь в доме одноклассницы после уроков и попивают молочный коктейль с клубникой, который сделала мама той самой одноклассницы. Хуа Чэн усмехается своим странным ассоциациям — там, где он прежде жил, не было таких «комнатных» одноклассников и тем более их мамы не готовили молочные коктейли. — Не знал, что по хиромантии выдают дипломы. — В наше время любое умение должно быть задокументировано, — вкрадчиво говорит Ян Ли, вновь беря ладонь Хуа Чэн в свою — нежную, чуть влажную и маленькую. — Думаешь, я шарлатанка? — Не думаю, — бросает Хуа Чэн. Вообще-то это именно то, что он думает. Он не верит ни в хиромантию, ни в натальные карты, ни в Книгу Перемен и прочую чушь. Прежде всего, потому что Се Лянь не верит. А еще потому что Хуа Чэн опытным путем выяснил, что такая вера — удел тех, кто может беззаботно полагаться на судьбу. Ему, рожденному под несчастливой звездой, а вернее — на отшибе страны в неблагополучной семье, следовать предопределенности в прямом смысле было опасно. После переезда в Пекин в этом отношении мало что изменилось. Хуа Чэн ежедневно и тщательно выбирает жизнь сам и полагается исключительно на этот выбор. — Хиромантия — не фикция. Она помогает расшифровать реальность, — без тени обиды на недоверчивость своего внезапного клиента поясняет Ян Ли. — Ладони — отражение человеческой сути, которая задает направление всей жизни. Если знаешь, кто ты, то можешь предположить, что тебя ждет. Так это работает. — Окей, я понял, — свободной рукой, поставленной на колено, Хуа Чэн подпирает подбородок. Ян Ли, углядев в словах скрытый смысл, которого в целом и не было, предупреждает: — Не хочешь — не будем. — Да хочу, — вяло уверяет Хуа Чэн. Несмотря на скептицизм, внутри щекочет интерес, который не чужд всем людям на свете — узнать то, что окутано тайной. Особенно когда это касается любви. Того, что волнует Хуа Чэна больше, чем весь остальной мир. Правда, свое жгучее любопытство он не раскрыл бы и под пытками. Пару мгновений они с Ян Ли играют в гляделки. Она сдается первая. — Сколько тебе лет? — Скоро девятнадцать. — Скоро? — улыбается девушка. — Через полгода. — Тебе хочется казаться старше и равнодушнее, чем ты есть на самом деле. Хуа Чэн хмурится. — Не переживай, — успокаивающе сжимают запястье. — То, что я тебе скажу, никто, кроме нас с тобой, не узнает. В хиромантии тоже есть врачебная тайна. Получив молчаливое согласие, Ян Ли приподнимает ладонь Хуа Чэна повыше, чтобы было видно, что она собирается там показывать. — Я начну с общей информации. У тебя отчетливые суставы пальцев. У мужчины это свидетельствует о нравственности и развитом аналитическом мышлении. Что? Ты не согласен? Хуа Чэн ничего не отвечает, но его насмешливое выражение лица говорит само за себя. — А вот это линия жизни, — продолжает Ян Ли как ни в чем не бывало и аккуратно проводит ногтем по коже. — Она прилегает близко к большому пальцу. Ты склонен недооценивать свою привлекательность и не замечать чувства других к тебе. Ты вообще мало думаешь о себе, постоянно с чем-то сражаешься, стремишься сделать все самостоятельно, не умеешь принимать помощь. Жизнь в борьбе — твой девиз. Теперь почему-то становится не до смеха. Ян Ли кидает на Хуа Чэна короткий взгляд. — Я говорила, у тебя счастливая рука. Смотри. Это линия ума. Ты очень одаренный и быстро осваиваешь новое. Ты был отличником? — не дожидаясь ответа, она показывает на какие-то мелкие черточки. — А вот это значит, что в будущем ты хорошо монетизируешь свои таланты и станешь богатым, — Ян Ли поворачивает ладонь под другим углом. — Я бы даже сказала… очень богатым. Для этого у тебя достаточно смекалки. — Это все? — не получается скрыть разочарование. — Что все? — Это то счастье, которое ты имела в виду? Лисьи глаза блестят, а острое личико морщится в веселой гримасе. — Нет, просто самое вкусное оставила на десерт, — указательный палец перемещается выше. — Твоя линия сердца непростая… Но это не плохой знак, — быстро добавляет Ян Ли. — Это интересно, и раньше подобного я не видела. Сейчас объясню. Во-первых, в тебе много страсти… — Хуа Чэн от неловкости дергает рукой, и девушка терпеливо напоминает: — Не напрягайся. Представь, что ты на приеме у врача. Итак, в тебе много страсти. Ради любви ты мог бы пойти на преступление, если бы не твоя рассудочность, или совершить самоубийство. Однако ты достаточно твердо стоишь на земле, чтобы не сделать такой глупый шаг. А теперь гляди, — Ян Ли неудобно поворачивает ладонь ребром вверх. — Линии под мизинцем принято считать возможными любовными отношениями, нередко супружескими. У тебя такая всего одна — глубокая и длинная. Если соотнести это с линией сердца, то можно сделать вывод, что ты построишь крепкие и длительные отношения с тем, кого сильно полюбишь. Я впервые вижу, чтобы эти линии так друг друга дополняли. Обычно бывает сильная линия сердца и множество недлинных линий отношений. Тут играет фактор высокой потребности в плотской любви. У тебя же все гармонично, и при хорошем раскладе… Хуа Чэн перебивает: — А при плохом? Он понимает, что ждал, чтобы озвучить этот вопрос. Хотя и без того знает, как будет «при плохом». Хуа Чэн проживает этот расклад много лет, и чувство будущей потери никогда его не оставляет. А эфемерная близость к тому, кого он рано или поздно потеряет — из-за людей, расстояния, времени, самой жизни — усугубляет ноющую рану внутри. Что бы Ян Ли сейчас не напела, Хуа Чэн не поверит ни слову. Точнее, он поверит только в то, что подтвердит его неутешительные умозаключения, и будет прав. Как было сказано? Он твердо стоит на земле? А на земле нет облаков и воздушных замков. Нет там места и нелепым мечтам. — Я неправильно выразилась, — отнекивается Ян Ли. — Линии показывают потенциальное развитие событий, но они имеют свойство меняться в течение жизни. Сейчас картина выглядит так. Однако здесь, глянь, — приходится опустить взгляд на ребро ладони, — заламывается новая складка, то есть еще одни возможные отношения. Жизнь всегда оставляет нам поле для маневра, Хуа Чэн, и… Из коридора доносятся стремительно приближающиеся голоса. Ян Ли успевает досказать последнее: — …не делай самоцелью одного человека, — заключительные слова она почти шепчет, — такая позиция может обернуться трагедией. — Кого я привел! В репетиционный зал входит почти вся команда, и во главе этого шествия — Лукас, закинувший улыбающемуся Се Ляню руку на плечо… В один момент становится ослепительно светло и обжигающе свежо, будто кто-то разом включил все лампы и открыл нараспашку высокие окна. Хуа Чэн забывает, вдохнул он секунду назад или выдохнул. Дыхание перестает быть естественным для организма процессом. К счастью, никто не обращает внимание на его побелевший в тон футболке вид, потому что Ян Ли с радостным криком «мое золотце» подскакивает на ноги и, на ходу раскрывая объятия, бежит навстречу вошедшим. Она тискает и целует Се Ляня в щеки, как младшего брата или племянника, а тот, выглянув из-за плеча девушки, один из всей толпы смотрит прямо на Хуа Чэна и беззвучно произносит: — Привет. Кажется, получается встать. Вроде даже удается ответить. Хуа Чэн плохо осознает, что делает. Руки-ноги двигаются машинально, глаза моргают только потому, что так принято, а не потому что в этом есть необходимость. Он чувствует себя тяжелым пациентом, проснувшимся от наркоза. Тут кто-то треплет за локоть, что-то спрашивает. Ничего не понятно — вокруг шум и возня. — У него рука надежного человека, — громко отвечает Ян Ли вместо потерявшего связь с реальностью Хуа Чэна. — Если он разрешит, ты хоть изучи, как это выглядит. Лукас, который обнаруживается слева, раздраженно цокает языком. Наверное, это он спрашивал о чем-то… О чем? Без разницы. Единственная связанная мысль, которая посещает голову — почему Се Лянь здесь? Хуа Чэн не ожидал увидеть его сегодня. Вот совсем не ожидал.