«Ты помнишь времена, когда мы неделями ждали письма и ответы на них?»
— интересовался красивый прописной курсив, а ниже мелкими буквами было выведено указание с датой, временем и местом. Центральное отделение «Western Union» её города, через сорок минут. У Алекто было хорошее предчувствие касательно настоящего отправителя этой загадки. Быстро переодевшись, она побежала на автобусную станцию. Держась за ручку внутри покачивающегося транспорта, она едва сдерживала зевки, но тем не менее улыбалась в предвкушении разгадки тайного отправителя. Она явилась на положенное место за несколько минут до времени «икс», осмотрелась в поисках следующей подсказки. Внутри было несколько почтовых окошек, столы для упаковки посылок, уголок с продажей канцтоваров, ну и несколько огромных многофункциональных принтеров для печати на заказ. Почта едва открылась, и в ней было всего несколько посетителей, и никто из них не привлёк подозрительного взора Алекто. Когда наступило время из указания, пробудилась отставленная в дальний угол древняя телетайп-машина. Ближайшая к ней сотрудница отделения удивлённо выхватила отпечатанный лист и прогнусавила оповещение в громкоговоритель: — Телеграмма для Алекс Фишер, повторяю, телеграмма для Алекс Фишер. Подойдите к третьему окну. — И добавила соседке, заблуждённо полагая, что отключила вещатель: — Да кто вообще отправляет в XXI веке телеграммы? Ау, народ, купите мобильник, ну или факс, в конце концов! Но Алекто было плевать на её подколку. Обозначив своё присутствие, она получила очередное загадочное послание старомодным шрифтом машинки:«ТЫ ПОМНИШЬ ВРЕМЕНА, КОГДА МЫ ВЫИСКИВАЛИ ИНДЕКСЫ ДРУГ ДРУГА, ЧТОБЫ ПОСЛАТЬ ТЕЛЕГРАММУ?»
И подсказку к следующему месту: телефон у парковки мотеля «Ривьера Инн», через двадцать минут. Алекто не составило труда добраться до места назначения. Окрылённая волнением, она прибыла намного раньше времени, и, зайдя в стеклянный куб телефонной будки, выжидающе караулила трубку. Раздался звон, и она в нетерпении схватила телефон, поднесла к уху. — А помнишь начало двадцатого века, когда телефон был роскошью, и целые штабы телефонисток трудились, чтобы соединить мир? Серена. Как Алекто была рада услышать родной голос! Родившаяся в Норвегии дампирша в настоящее время бороздила просторы Азии. И хотя они не были родственницами, всё равно считали себя одной крови и обращались друг к другу как сёстры. Мечтательно улыбнувшись, Алекто прислонилась к стене кабинки, взъерошила нерасчёсанные волосы. — Спрашиваешь ещё. Тебе так нравятся все средства связи! Ты была лучшей в колл-центрах. Напомни, как всё было устроено? — Ну раз ты так мне льстишь! Смотри, тогда было необходимо воткнуть штекер в соответствующее гнездо на специальной панели. Хорошая телефонистка умудрялась соединять абоненты меньше чем за восемь секунд. У меня выходило всего за долю одной. Ха! Технологии за мной не поспевали! То ли теперь: достаточно нажать пару кнопок, и мы с тобой можем услышаться из любой точки земного шара. Правда, за баснословные деньги, но всё же. Кто знает, может, ещё совсем немного, и мы научимся перемещаться друг к другу через телефон, прямо как в «Матрице»? Серена, её любимейшая из семьи, часто любила понастальгировать и обратиться к былым методам. «То, что я могу сделать что-то проще и быстрее благодаря технологиям, не значит, что должна». Она придерживалась подобной философии, и ей было гораздо проще вписаться в человеческую жизнь. В отличие от Алекто, Серена почти никогда не обращалась к своей вампирской сущности. — А ещё хотела заметить присланную тобой открытку из Парижа, написанную в третью четверть прошлого столетия… неплохой штрих! Только ты практически сразу выдала себя ей. — Алекто с теплотой провела по ней пальцами, ведь на изображении была она, Серена и ещё одна сестра, Майсун. Все они были разодеты и раскрашены под подражателей-мимов. — А как же! Нужно же напомнить тебе о том, как мы втроём грабили зажравшиеся французские кланы! И это не выходя из роли и не произнеся ни слова, хо-хо-о. В то время мы вроде и несколько смертных детишек вызволили из погребов этих ненасытных ублюдков. Интересно, что с ними стало? Это было наше первое совместное дело… — …и последнее. Да, тогда, когда мы коллективно решили, что жизнь порознь увеличит наши шансы на нераскрытие. — И я не виню тебя, — намекнула она на то, что третья сторона была не согласна с их выбором, — во всяком случае, теперь. Тогда мне было тяжело расстаться с семьёй, но потом, переосмыслив, я поняла, что так будет лучше и проще затеряться среди смертных. Но это в прошлом. Как насчёт поделиться актуальными новостями? Я проплатила и обезопасила нашу линию до вечера. — О, ну держись, ты сама напросилась! И разговорчивую Алекто прорвало. Сёстры болтали без устали, перепрыгивая с темы на тему. Снаружи звонка кипела жизнь настоящего: прохожие спешили по своим делам, дождь занимался и прекращался несколько раз, останавливались и трогались машины на светофоре, встречались и расходились люди. Но вот внутри… телефонная будка оказалась фантастическим устройством, переносящим девушек на проводе сквозь время и пространство. Её стеклянные стены покрылись паром под оживлёнными разговорами, и Алекто, сама того не ведая, принялась вырисовывать на них узоры из подсознания. — Говоря о твоей новой жизни… как я поняла по полученным скупым сообщениям, ты решила подыграть вампирскому клану Каллен, а вместе с тем и отыскала вампира-покровителя? Я требую подробностей. — Да-а всё сложно, — в единственный раз попыталась Алекто уклониться от подробного ответа, но, судя по обиженному молчанию по другую сторону трубки, согласилась приоткрыть завесу тайны. — Хорошо-хорошо. Какой он? Ну, не сильно высокий. Совсем бледный. Волнистые волосы по подбородок. Тоже светлые, я бы сказала, золотые. Вегетарианец. В общем, само совершенство. Даже и не знаю, хорошо или плохо, что он бессмертный. Хотя… с таким можно и вечность прожить. Он присматривает за мной, и это что-то новенькое для меня, учитывая, что обычно это моя задача — удостовериться, что все в безопасности. — Давно пора! Вот поэтому я переехала в Азию, и тебя склоняю. Взять только Японию — насколько же благородны вампиры страны восходящего солнца! Сначала ропотно кланяются и предупреждают: «Прошу извинить за вторжение», и только потом вонзают клыки. Алекто знала, чем Серена поделится далее. Не в первый раз она слышала эту историю, и не один раз ещё услышит. Её сестра любила предавать разум прошлому. Норвежка обычно была молчаливой, но не тогда, когда речь заходила о первой любви: — Ах, прекрасный Иошиюки-сама! Не представляешь, как скучаю по нему. Он хоть и обратился в глубокой древности, но при жизни работал в развлекательном квартале. Нет, не куртизанкой, весельчаком. И соответствующие повадки и привычки сохранились с ним сквозь века. Порой он полностью наряжал меня в кимоно, водил по фестивалям, а затем, когда мы оставались наедине, дёргал за конец многометрового пояса, тем самым раскручивая меня, как юлу, а я всё кружилась и смеялась, верещала: «Иошиюки-сама, остановитесь, йаме те, онегай!». Сирена глухо рассмеялась, мысленно переносясь в те мгновения. Следом последовал тяжёлый вздох, как и горький тон: — Я почти согласилась завести с ним семью. Хорошо, что повременила, так как потом выяснилось, что он пошёл против главного японского клана. Совершил предательство просто потому, что в один момент одержала верх его алчная, звериная натура. Ты знала, что в дзэн-буддизме центром человека, вместилищем его души считается не сердце или голова, а живот? Вот и в привилегированной смертной казни, сэппуку, вспарывают именно живот. Представляешь, его обезглавили, в то время как он прорезал своё брюхо из стороны в сторону. А будь я его женой, меня бы заставили последовать за ним. Так что помни, дорогая сестра: хороший вампир — мёртвый вампир. Повисла тяжёлая тишина. — Серена, дорогая, я жалею о твоей утрате и всегда буду, — искренне отозвалось сердце Алекто, — но порой мне хочется дать вампирам шанс. Как бы ты их ни называла, зверьми или демонами. — Понимаю. И не сомневаюсь в твоём здравомыслии — в конце концов, эй, каждому из нашего вида необходимо повеселиться — или же разочароваться — в компании кровопийц! Мы — часть их бессмертного мира, наши взаимодействия неизбежны. В то же время некоторые истории должны служить нам уроками, и моя в том числе. Но-о, не будем же о-о грустно-ом, — пропела она, переключая настроение. — А вообще, между прочим, я затеяла этот длительный созвон в первую очередь, чтобы спланировать наше скорое воссоединение! — Так и есть, — Алекто усмехнулась, вспомнив повод для ближайшей встречи. — Нашей младшей, Дженнифер, если не считать Ренесми, весной исполняется шестнадцать. Знаешь, как американцы обожают эту цифру? — Да-да! И это учитывая, что на вид Дженни было шестнадцать с десяток лет назад, а сейчас она уже оформилась в статную леди! Но нет! Малявка заказала на праздник тонну бананового мороженого, лимузин с водителем и бойфренда — и именно в таком порядке. А собирается она прыгать на шпильках в батутном центре. Даже предполагать не буду, что Дженнифер успокоится в ближайшие лет пятьдесят. И это я считала себя избалованной с Майсун! Кстати, она также пожелала, чтобы на вечеринке был «папочка». Дурочка ещё не осмыслила, какой он на самом деле монстр. Ну и как ты думаешь пережить это шестнадцатилетие? Я прям предвижу кровавую вечеринку. Одно даёт мне веру в светлое будущее: судя по тому, что она его первый ребёнок более чем за сто лет, полагаю, Джохам всё же растерял потенцию и начал стрелять холостыми. При мыслях о Джохаме у Алекто помутнело перед глазами, она сжала телефонную трубку почти до хруста пластика. Из всех существующих вампиров именно он был её немезидой, заклятым врагом. Не Вольтури, не любые другие убийцы, нет. Серийный насильник, знающий о существовании полукровок — мало того, не собирающийся останавливаться родитель большинства её вида. Её затравленный взгляд метнулся к мутному от пара окну, по которому она бездумно рисовала. Алекто замерла. За время их многочасового разговора она воспроизвела серию пейзажей из прошлого: пирамиды, гробницы, реку, разделяющую живых и мёртвых. — Сестра, ты ещё со мной? — обеспокоенно привлекла её внимание Серена. — Прости… я… я долго не спала. — Сколько? — Несколько дней к ряду, — решила не врать Алекто, с досадой поведя рукой по стеклу, стерев улики жизни из прошлого. — Вот же зараза! А теперь не уснёшь ещё столько же после упоминания Джохама. Прости, Алекто, с моей стороны это было бестактно. — Нет, ты поступила правильно. Нам всем предстоит задуматься, как провести день рождения Дженнифер, чтобы её праздник не превратился в войну. С одной стороны я понимаю, что ей пора повзрослеть, но с другой… Как мы можем отмахиваться от юных мечт и желаний? Это кажется таким неправильным. Дженнифер ни за что не простит нас, если мы испортим её день. — Раз ты так говоришь… Не грусти, Алекто, всё обойдётся. Пусть твой вампир обнимет тебя за меня, а мы будем на связи. — Пускай так и произойдёт. Чао, Серена, жду твои идеи, пока я не сошла с ума от недосыпа. Алекто повесила трубку. Она с отстранённым видом добралась до дома, как на автопилоте. Голова оказалась перегружена прошлым, настоящим, будущим. Едва дампирша взобралась на гамак и погрузилась в долгожданный сон, перед её глазами уже закружился бесконечный песок.***
Египет, 1920-е годы. Долина Царей. Сердце Египта и соседние территории, подарили наукам истории и археологии огромное количество величайших открытий. Загадочные памятники, застывшие среди бесконечных дюн, несли с собой историю сквозь тысячелетия. Европейский человек постоянно обращал свой надменно любопытный взор на загадки этой страны, решив, что может разгадать их успешнее самих граждан. По окончании Первой мировой Египет стал обязательной точкой для посещения британских джентльменских гран-туров, наряду с колониальной экспансией на Ближнем Востоке. А начало 1920-х годов ознаменовалось сильнейшей вспышкой интереса к истории, связанной с обнаружением доселе нетронутой гробницы фараона Тутанхамона. Огромную роль в наплыве иностранцев сыграло и появление новых технологий, в частности кино и радиовещания. Элементы египетского искусства стали активно продвигаться рекламой; популяризировался стиль ар-деко, ставший неотъемлемым для любого модного заведения, дома и вечеринки. «Египтомания» имела и обратную сторону в виде распространившихся поверий о проклятиях мумий, откровенно противостоящих наукам египтологов. Все уважаемые себя учёные снова устремились посетить Луксор, чтобы заснять настоящую версию Египта, подтвердить или же развеять мифы. И среди них были бесстрашные авантюристки, особенно на фоне расширения прав женщин в Западной Европе и США. Среди них оказалась и молодая британка, ученица видного археолога и профессора Лондонского университета, сэра Уильяма Питри. Одетая в простую прямоугольную тунику до щиколоток поверх штанов, она устроилась среди египтянок с кувшинами на голове и пыталась объясниться с ними на ломаном арабском. Хоть Египет и являлся протекторатом Королевства более пяти лет, упрямые местные отказывались учить английский. А спорили женщины о пользе верблюжьей мочи, причём достаточно горячо. Мусульманки праведно кудахтали об этом чудотворном лекарстве, оставленном пророком Мухаммедом, который наказал заболевшим последователям пить испражнения верблюда вместе с молоком. — Ля! — отмахивалась от их слепой веры британка. — Почки верблюда всасывают три четверти воды из мочи, что в три раза больше человека, поэтому верблюжья моча очень концентрированная. Она больше похожа на густой сироп — настолько в ней много соли! Я вам гарантирую обезвоживание при её употреблении, а за ним и отравление. Раздались гневные возгласы, последовали грубые плевки в песок. Но британка стойко держалась, зная, что на её стороне наука, и она считала своим долгом нести её в необразованные массы. Тем временем женщины сменили тактику, перейдя на личности. Они бесцеремонно тыкали в её покрытые песком и пылью волосы, приговаривая, что ей следовало бы помолчать да вымыть их мочой, «чтобы они стали более длинными, блестящими и здоровыми». Вдруг к ним выбежал мальчишка в красном колпаке с кисточкой, феске, и радостно заголосил: — Мисс Алеста, мисс Алеста, они ушли! — заговорщически выделил он слово «они», то и дело подмигивая ей и показывая всем телом, что им стоит поторопиться. — Ты уверен? — тут же отвлеклась она от диспута, позабыв о своей просветительской миссии, — все четверо? — Ага! Семья Амуна довольно часто гуляет после заката, вот и сегодня. Алеста возликовала. Британские археологи вели успешные раскопки в Фивах, но её интересовал загадочный некрополь на частной территории богатой семьи египтян. Раньше они безвозмездно пропускали местных, и те отзывались об усыпальне как о чуде, чудеснее чудес. С наплывом иностранцев хозяева закрыли свои угодья, как бы учёные не пытались подкупить их, задокументировав сокровища. Алеста не могла пройти мимо этого объекта. Она была обязана взглянуть на то, что сокрыто внутри частной коллекции, хотя бы одним глазком перед отъездом, даже если ей придётся переступить парочку законов. — Тогда чего мы ждём?! — авантюристка подхватила полупустую потёртую кожаную сумку и повязала традиционный платок вокруг головы, чтобы стать трудно узнаваемой. — На пристань! Жилой правый берег Нила и всё, что на нём располагалось, назывался Городом живых. Состоял он, де-факто, из длинной вестернизированной набережной с домами и зданиями в колониальном викторианском стиле, именитого отеля для богатых иностранцев «Винтер Пэлас» (в котором остановилась и Алеста) и нескольких арабских кварталов вглубь от реки. Но Алеста держала путь на левый берег — к выжженной солнцем земле среди камней, Городу мёртвых. На парковку моторных колясок она даже не смотрела — во-первых, их механизмы быстро абразивно истирались в пустыне, следовательно, были ненадёжными, во-вторых, ей нельзя было привлекать к себе внимание внутри тарахтящего технического достижения. Помимо этого, паром, переправляющий автомобили, отправлялся нескоро. Отыскав своё небольшое одномачтовое судно, фелуку с косым треугольным парусом со срезанным углом, она помогла мальчишке забраться на борт и ловким движением руки отвязалась от доков, сгорая от нетерпения отправиться в путь. Идея проплыть в последний раз на шлюпке по одной из самых протяжённых рек в мире вдоль многотысячелетних сооружений будоражила её как искательницу приключений. Парусник вышел в центр широкого Нила, где до него не доставал песочный ветер, и двинулся против спокойного течения реки. Только здесь отступал зной Африки, даря путешественникам глотки прохлады и свежести. Нил являлся живительной артерией континента, только вдоль его берегов тянулись зелёные ленты растений, прежде чем земля иссыхала в пустыне и окаменевших дюнах. Алеста умиротворённо вела парусник всё дальше, мимо финиковых пальм, акаций, мимоз и кипарисов, запоминая виды и то и дело опуская ладонь в тёмно-зелёные воды. Вот в прогретую солнцем реку зашли искупаться египтяне в бордовых одеяниях, укрываясь за высокой травой, а позади них проглядывались белокаменные монолиты и памятники. Алеста подумала о выделенных ей объектах исследований, исторических колоннах, вдоль которых высеченной спиралью вились иероглифические письмена, повествующие дворцовые истории. В них археолог довольно неплохо разбиралась, вот только в переводах всегда присутствовала неточность. Ведь расшифровать древнеегипетский язык удалось относительно недавно, лишь в последнем веке, с помощью Розеттского камня с тремя идентичными по смыслу текстами. Ключом стал тот, что был на древнегреческом — а этот язык, можно сказать, был почти ей родным. «Интересно, а как бы выглядела колонна моей жизни?» — задалась она вопросом, выстраивая строки из тысячелетних символов. —А вы точно не хотите развернуться? — Отчего же? — Мой дедушка говорит, что некоторые некрополи хранят те тайны, которые не стоит раскрывать. И почему-то мне кажется, что гробница господина Амуна — именно одна из них. — Ты и твой дедушка совершенно правы. — Исследовательнице была приятна его забота, мало того, она знала причину его предостережения, к которому следовало прислушаться любому другому. Отступать же она не собиралась, ведь путешествие этого вечера было тем, ради чего она жила. — Но беспокоиться не о чем, я в своём деле профессионал. — Другие так же говорили… — пробубнил мальчишка, отворачиваясь в обиде на то, что его не услышали. Уже стемнело. Его слова побудили Алесту поспешить. Не желая терять ни минуты, она стремительно наверстала оставшийся путь и достигла желаемого поместья, построенного среди прекрасного оазиса. Владения исконной египетской семьи всё ещё являлись частью Луксора и располагались в относительной близости от центрального базара, но при этом были спрятаны от посторонних глаз. Их на пристани встретил ещё один паренёк постарше, и проводник Алесты пояснил: — Амун редко нанимает охрану, так как сам воин. Местные уважают господина, никто не осмелится грабить его. Когда семья покидает дом, они доплачивают прислуге, чтобы та приглядела за домом, этим вечером настала очередь моего старшего брата, Азиса. Но Алеста отказывалась верить подобному совпадению. — Неприятное осложнение. Ты подстроил? Мальчик стыдливо покраснел. Деловой Азис придерживал лодку, пока с неё сходила девушка, а затем протянул раскрытую ладонь. Не нужно было получать образование, чтобы понять, чего он требует, и британка отсчитала приличную сумму египетских фунтов. Парень скорчил такое лицо, будто этого мало, и молвил, как хозяин владений: — Я провожу вас до прохода и обратно, чтобы убедиться, что вы не зайдёте в жилой дом Амуна — я же всё ещё приглядываю за ним, как-никак. — Веди, — согласно кивнула она, предвкушая, какие открытия её ждут, и на случай непредвиденного наказала хитрому проводнику ждать её в пяти минутах вниз по Нилу. Азис подвёл её к низкому древнему строению из белого известняка, — его вход зиял чёрной дырой, которая уходила под землю. Он сухо мотнул головой в знак того, что можно проходить, конечно же, фонаря не предложил. — Внутри у тебя не более десяти минут. Ничего не трогай и не задерживайся. Нужно больше времени — доплачивай, но если придётся, то вытащу тебя силой, — взял он надзирательный тон, полагая, что руководит ситуацией. — Притормози-ка, — последовал острый отказ. Сейчас Алеста осталась с парнем один на один и могла побороть его, если понадобится. — По пути сюда твой брат предостерёг меня не тревожить гробницу, что говорит мне о том, что ваша семья знает о том, что сокрыто внутри. Я представляю, какие будут последствия, если меня настигнет неудача. А ты? И в то время как о своей сохранности я смогу позаботиться, ты, Азис, остаёшься сам за себя в ответе. Поэтому ты можешь продолжить свои мелкие вымогательства, но если тебе дорога жизнь на земле мёртвых, то ты забываешь о моём существовании и уходишь в дом. Мы поняли друг друга? — Да пошла ты! — капризно развернулся тот, всё же следуя её совету, но при этом не преминув задеть раскусившую его иностранку побольнее: — Всё равно сдохнешь. — Вот так всегда… — пробубнила Алеста, достав бензиновую зажигалку, — печёшься о сохранности других, а они грубят. Ну что за мир! Огонь полыхнул с третьего щелчка рычага. Она отрегулировала его высоту, чтобы осветить путь и при этом сохранить бензин, и приступила к спуску в некрополь. С виду могло показаться, что перед ней лишь сквозное помещение, поделённоё на три отсека, но это было не так: сквозняк выдавал больший размер катакомб. Знающая потайные ходы Алеста вычислила по ветру секретную шахту под потолком, пролезнув через которую попала в потайную комнату. И вот Алеста уже пробиралась через ларцы с фаянсовыми и алавастровыми сосудами в таком количестве, что она была просто потрясена. Это определённо были дары подношения, но кому? Чем дальше археолог продвигалась в глубь галереи, тем больше встречала сокровищ, крепко запертых сундуков. Были и пустые гробы, чьё золотое покрытие так ясно отражало взволнованное лицо Алесты, что казалось, будто бы она глядела в лица своих собственных предков. Не удержавшись, она закинула в сумку несколько непримечательных на вид футляров и тканевых кульков, завернула за угол, где свет зажигалки упал на стену, и замерла. Все стены помещения были покрыты древней росписью. Она сохранилась намного ярче, чем в откопанных захоронениях, и, мало того, иероглифический текст сопровождался неким европейским языком, с виду напоминающий западнороманский. Собравшись с чувствами, Алеста обследовала их так тщательно, как могла это сделать при тусклом освещении. Девушка пыталась сдержать ликование, как её восторг быстро остудила сама стенопись: одна за другой, они показывали странные вещи. Жуткие ритуалы. — Что здесь творится?.. — озадаченно нахмурилась она, разглядывая изображения. Сначала перед ней предстала вереница молящихся египтян средь дворцовых коридоров, — обычный рисунок подданных. Следующая стена изображала пир и подношения богатств. Но далее, далее показывались сцены убийства, а точнее — каннибализма. Людей поглощали другие человекоподобные существа, изображённые выше, бледнее, запечатлённые с царскими регалиями. Египтян раздирали и заглатывали в самых разных позах, но всё равно этот ритуал изображался священным. Алеста приблизилась и вгляделась в чудовищ — их красные глаза будто сияли в темноте. — Хотелось бы мне располагать временем, чтобы перенести всё в блокнот… — Запоминайте глазами, — раздался низкий, звучный мужской голос позади, — у вас будет всё время на свете, чтобы воспроизвести сюжет на стенах тюремной камеры! Алеста вздрогнула и развернулась. Пламя зажигалки едва подсвечивало египтянина лет пятнадцати, который перебирал пальцами её шарф, который она, должно быть, потеряла, пока разглядывала реликвии. Он был ниже её ростом, юная внешность столь сильно контрастировала с голосом! Как и когда он сумел бесшумно подобраться? Вопреки угрозе на его бледноватом лице тонкой лепки, обрамлённом тёмными жёсткими волнами волос, не читалось возмущение, скорее забава. А ещё у него были большие, почти чёрные глаза, выделенные тенями, как бывает у измученных бессонницей людей. Исследовательнице потребовалась минута, чтобы узнать его. — Ты — Бенджамин! Тот мальчик с центральной площади, который устраивает лучшие фокусные представления после заката! Он хмыкнул, удивившись, что приезжая британка узнала его. — Так и есть. И я здесь живу, — игриво обозначил он своё хозяйство, отчего Алеста смущённо поморщилась. — Я… признаться, не знаю, что говорить в таких ситуациях — меня впервые поймали с поличными. Наверно, что я сожалею. Как и то, что, знай я о тебе чуточку больше, обязательно бы лично спросила разрешение посетить гробницу. Твой отец категорически отказывался подпускать группу археологов, а король Фуад настойчиво выдворяет британцев с территории Египта… — Дай угадаю, — прервал он её попытки оправдаться, рассмеявшись, — и ты решила попытать удачу и пробраться в собственность одной из богатейших семей Луксора. Алеста стыдливо улыбнулась, отведя взгляд. Её застали на месте преступления, но может, ей удастся обдурить юношу? Тот же перестал глумиться над ней, задумчиво приблизившись к одной из стен. — Ну и что ты скажешь об увиденном? — Я считаю… что стенопись нельзя скрывать ото всех. Да, она повествует о событиях давно минувших дней, да, за ней кроется кошмарная история, но она может послужить напоминанием всем нам. Что порой правители, возомнившие себя богами, заигрываются с жизнями простых людей. Промывают мозги верующих последователей до такой степени, что те слепо жертвуют собой. — Бенджамин покосился на иностранку, явно не ожидая от неё таких умозаключений, поэтому Алеста поспешно исправилась, приведя научный аргумент. — Да даже если не это, то хотя бы письмена должны быть задокументированы — ведь они могут стать прорывом в расшифровке древнеегипетских иероглифов! — Как это… благородно. Вот только моя семья хранит множество секретов, в том числе и в этой комнате. Я разрешу тебе полюбоваться ей ещё момент, прежде чем провожу до выхода. Бенджамин прекрасно знал, что отец не позволит иностранке жить после увиденного. Единственный подарок, который он мог сделать ей перед смертью — впитать в себя незапамятные рисунки, созданные древнейшими вампирами-прародителями. Он бы и сам испил заплутавшую британку до смерти, но жена питала слабость к невинным людям и просила его охотиться только на негодяев. Тем временем археолог воодушевлённо порхала от одной стороны к другой, запоминая реликвию. Нет, всё же ему не хотелось её трогать. Бенджамин чувствовал, что нарушительница не желала ему зла. Лишь исследовать… и, возможно, что-то прихватить. Но ему не было дела до пустых безделушек, его всегда волновало лишь одно — свобода. Пламя зажигалки полыхнуло, подсветив тёмный угол, который она до этого не замечала. Вся область вокруг него была испещрена бороздами и завалена ломаным камнем, будто на том месте удерживали некое дикое животное. Большое, мощное. Прежде чем Алеста успела поинтересоваться, её опередил Бенджамин: — Хотел бы я, чтобы ты отыскала меня век назад, расхитительница кланов, — признался он с нотой грусти, — быть может, тогда ты бы смогла освободить меня. Смущённая грустными словами, Алеста повернулась к Бенджамину. У него были глаза поразительного цвета, отливающие каре-красным при свете огня, прямо как у каннибалов на росписи. Произошёл момент озарения, полный тишины и её ускорившегося сердцебиения. Археолог осознала, что некрополь скрывает историю именно его династии, и Бенджамин с лёгкостью может повторить с ней изображённый ритуал. Но, вопреки здравому смыслу, она не боялась. Ей было грустно за него, за его судьбу. — Мне жаль, — понимающе прошептала она, — семья не должна удерживать ребенка взаперти. Не важно сколько — пленение всегда кажется вечностью. Парень горько усмехнулся, покачав головой. В его понимании, мозг бесстрашной человеческой женщины интерпретировал всё на свой лад, но её чуткое сердце смогло уловить его былые страдания. Он прошёл к одному из сундуков, отпёр его хитрый механизм и достал ветхую записную книжку, которую протянул расхитительнице. — Вот, возьми. Исполни одну единственную просьбу в обмен на мою милостыню: прочитай содержимое перед сном. — Бенджамин понимал, что сам он никогда не сбежит от ненавистного египетского ковена. Но почему-то он желал, чтобы хотя бы одна человеческая душа знала его историю. Хотя бы на одну ночь: ведь отец обязательно выследит и расправится с девушкой, отберёт всё то, что она взяла из его бывшей тюрьмы, в которой его держали взаперти долгие годы. — А теперь, иди, иди быстрее! У тебя совсем мало времени… если оно вообще осталось.***
Алекто проснулась совсем поздно, на закате, от сна-воспоминания о своей британо-египетской жизни начала XX века. Тогда она спланировала свою поездку в Луксор, чтобы выследить и ограбить египетский ковен под алиби археолога. Изначально она не держала на него особого зла, но именно его лидер, Амун, в своё время обратил её создателя, Деметрия. Таким образом можно было считать, что Алекто нанесла визит дедушке и востребовала своё наследство. Чего она не ожидала, так встречи с Бенджамином. В некрополе, который оказался его тюрьмой, он вручил ей свой дневник — самое ценное, что она забрала из той сокровищницы. Вампир неосознанно отыскал её лишь благодаря тому, что не желал ей зла — иначе Алекто оставалась бы для него неуловимой. Как она узнала из записей Бенджамина, мальчик был обращён мстительным Амуном, так как подавал потенциальные задатки к дару. Он был нужен ему для противостояния Вольтури, что перебили первый состав некогда великого египетского ковена, а затем отняли и самого Деметрия. Истеричный Амун с тех пор планировал контратаку на итальянцев, а Бенджи был его главным козырем, оказавшийся мастером четырёх стихий. Обладателя сверхсильного таланта параноидальный глава держал взаперти домашней гробницы, пока тот не сломался и не смирился со своей судьбой. Пребывание Алекто в Египте было совсем недолгим: безработица, растущая инфляция и жестокое военное положение посеяли семена восстания, подпитав движение за независимость от Британии. К тому же ей было необходимо укрыться от преследования Амуна. Среди восстаний, побегов и перестрелок, она едва не потеряла оторванный взрывом палец, благо, его оказалось проще искать среди песчаных барханов, чем иголку в стоге сена. Только после прочтения дневника Алекто намеревалась вернуться за молодым обращённым, но так и не решилась — ведь своим поступком она ставила под угрозу уже свою тайну существования дампиров. — Ну сколько можно ворошить прошлое, — утомлённо провела она тыльной стороной ладони по виску. Девушка не знала, почему вспомнила о временах почти столетней давности. Быть может, из-за разговора с Сереной, а возможно, и от разыгравшейся совести. Подсознательно она проводила параллель между Дорофеем и Бенджамином, между Бенджамином и Джаспером: и хоть последнего не удерживали насильно, всё равно, по её мнению, Каллены пытались навязать запутавшемуся вампиру личность, которая ему совершенно не подходила. Алекто открутила кран, чтобы смочить полотенце холодной водой и сделать компресс, унять головной гул после глубокого погружения сознания в прошлое. — И всё же если подумать, то как повлияли мои решения на жизни других? — и тут же оборвала себя: — Нет, не стоит, нет смысла. Если я и изменила прошлое, то последствия так или иначе меня достигнут. Лучше сфокусироваться, на том, что я могу изменить. На здесь и сейчас, на людях, которые меня окружают в настоящий момент. И снова замкнулась, на этот раз погружаясь в Джаспера. За относительно короткое время их знакомства дампирша успела разглядеть в нём дух воина, в то время как Каллены видели в нём медиатора из-за способности манипуляции эмоциями, оттого и давили на него вести себя соответствующе, сдержанно. Здесь Алекто обнаружила главный просчёт: в первую очередь Джаспер — личность, и уже потом вампир, и только в самом конце его определяет сила. А не наоборот. Во-вторых, в клане Олимпийцев роль медиатора выделена супруге лидера, Эсми, и поддерживается Карлайлом с Элис, соответственно, самому Джасперу не остаётся пространства для самореализации даже в этой задаче. Алекто, например, больше видела его на разведке, исполнителем миссии (ведь он мог превосходно заметать следы своими способностями), но никак не в тылу. Успешно возродив и залечив его раны после неудачной жизни в мексиканском клане, Каллены дали ему вторую (хотя нет, уже третью) жизнь, но забрали немаловажный элемент — цель. Алекто не удивится, если именно это окажется главным фактором его печального контроля жажды — немудрено, учитывая, как ярко рвётся вперёд его боевой дух, который активно подавляют. И сейчас перед ней предстал один из наисложнейших выборов её жизни. Оставит ли она позади Джаспера, как и Бенджамина, или попробует взять того под крыло ценой своего секрета? Она подошла к окну и уставилась отрешённым взглядом на неспокойные волны, переливающиеся световыми бликами под закатом. Море было, оставалось и будет единственным местом, где она найдёт хоть какое-то успокоение. Оно подобно времени — бесконечное и в то же время постоянное. Необъятное. Пустынное. Нахмурившись при мысли об очередной тяжёлой развилке на своём жизненном пути, Алекто достала телефон из заднего кармана джинсов и сделала значимый звонок. — Добрый вечер, это полицейский участок Форкса? Соедините меня с офицером Чарльзом Своном, передайте, что ему звонит Алекc Фишер. — Дождалась, когда её соединят с ним (что Серена осуществила бы в несколько раз быстрее). — Да, здравствуйте, мы виделись ранее на неделе. Нет, ничего страшного не произошло, хотя, с какой стороны посмотреть. Офицер Свон, позвольте мне обрисовать вам мою ситуацию, надеюсь, вы сможете мне помочь.