***
Справедливость в ней взыграла. В классе она была единственной, кто пытался противостоять буллингу, и у нее это получалось. Новенького, который стоял к начале шеренги, потому что был одним из самых высоких в классе, Миша нашла забитого в углу одноклассниками. Причем забитого во всех смыслах. — Егор! — одноклассник, самый крупный среди остальных, с бритым затылком смотрит на Мишель через плечо. — Уже забыл, каково это сидеть у директора и заполнять бумажку на отчисление? — Что, опять будешь защищать задохликов? — Я опять буду покупать тебе сигареты, а ты опять не будешь трогать одноклассников, — иногда отцовские связи в этом плане помогали. — По рукам, — их руки сцепляются под взгляды всех в спортивном зале. И Мишель не замечает, как неправильно-восхищенно блестят глаза у новенького, а его взор направлен лишь на нее.***
— Мишель, Мишель! Постой же, — выходя из учительской, куда она относила журнал восьмого "А", по направлению к раздевалке за курткой названная оборачивается и видит, как к ней идет тот непонятный новенький. Мальчуковая ладонь крепко цепляет ее плечо, на что сама Миша одергивает руку. Не любит она, когда ее так хватают, резко и неприятно. — Что-то хотел? — смиряет взглядом она его с головы до ног. — Да! То есть, ты такая красивая! — тот смущенно отводит взгляд куда-то в сторону и трет затылок. Так наигранно — Мишель хмыкает. — Спасибо. В ответ лишь напряженная тишина. — Ну, я тебе, наверное, не нравлюсь. Я же не такой красивый, как ты. — Да нет.. Ты достаточно адекватно выглядишь для человека, — делать комплименты людям она не умела, но парня, кажись, это впечатлило. — У людей вкусы разные, может, понравишься кому-то. — Правда? Ты так думаешь? Ты думаешь, что я милый? — его глаза блестели, но сияние было будто фальшивым. — Ну, не совсем, но-, — ее перебивают. — Я так рад! Э... хочешь, мы пойдем в кафе со мной сейчас? — Нет, не хочу, я занята, — в принципе, она даже не врет. Если сейчас она задержится, то дома ее ждет серьезный разговор. А для того, чтобы в его голову ее отказ дошел окончательно, помотала головой и, натянув на себя куртку, отправилась в сторону выхода, игнорируя его жалкие "почему", "пожалуйста", "подожди". — Почему? Может, твои дела подождут? Ну пожалуйста! Мишель, пожалуйста! — от его надоеданий и его самого Мишу спас рядом сидящий охранник. — Дети! На улице орите сколько влезет. Здесь же будьте потише. — Конечно, Геннадий Петрович, до свидания, — старичок дал ей фору выцепить свои руки из мальчуковых и, быстро преодолев турникет, побежать к черному отцовскому джипу на околошкольной стоянке. А новенький, потеряв ее из виду, находит на полу валяющийся пропуск, сзади которого написано "Мишель Маршалл. Если нашли, звонить +7**********".***
Свобода героя. Несмотря ни на что она все-таки ощущалась сладостью на языке и чувствовалась пустотой в легких, когда на лице оказывалась паучья и уже любимая маска. Мишель была свободна как от семьи, так и от других проблем. Однако мечтательный и идеальный образ о свободной жизни ее своеобразного альтер-эго разбивается о реалии. Бытие супергероем включает в себя не только большие крылья свободы, но и гигантский груз ответственности не столько за себя, сколько за жизни обычных людей. Ее обязанность и долг — спасать людей от опасности. А если она это не сделает, промахнется — все, крах, ужас. Погибнет и она, и человек, которого она обязана была спасти от угрозы. Причем, погибнет она от своих же рук, которыми задушит собственную шею. Становление героя Человека-паука состоит не только из славы, гениального ума и свободы, но и из ключевых событий, которые зачастую заканчиваются плачевно. Про последнее ей рассказал Мигель, приняв ее в Общество пауков. И Мишель поняла, что это такое как в теории, так и на практике.***
Она плелась по коридорам штаба медленно, вся в тени и освещаемая редкими проблесками света. Так вот как себя ощущают зомби — смотрят в одну точку, переплетая ногами в неизвестном направлении. Вот только она свое направление знала — уже родной ей Мигелевский кабинет. Везде темно, штаб затих, а все пауки разошлись по своим вселенным. Единственное, что сейчас греет ей сердце, так это нахождение мужчины в кабинете. Она была уверена, что он всегда там, когда нужен ей. А сейчас он ей действительно нужен. И, дернув ручку двери, она никак не ожидает, что дверь будет заперта. Это какая-то ошибка, я, наверное, не в ту сторону дергаю — Мишель пробует толкнуть дверь от себя, но та все еще не поддается. Маршалл становится раздражительнее. Мишелевское недовольство вытесняет логику и ум, потому что девушка не думает о том, что Мигель, возможно, на задании — она продолжает тормошить ручку двери, только в разы интенсивнее, будто это должно помочь. — Эй, Мигель ушел на миссию, — рядом она слышит незнакомый, скорее всего, мужской голос Хоби, которого она видела лишь украдкой. Встретить здесь кого-то постороннего она вполне ожидала — все-таки это штаб, собирающий в себе сотни-тысячи супергероев помимо нее. Мигель на миссии, его нет рядом. Его нет рядом, когда он так нужен. И оттого Мише еще больнее, и еще больше она начинает злиться. Невиновная дверь попадает под горячую руку: вся злость скопилась в Мишином кулаке, и она ударяет. Сильно, да так, что по почти пустому коридору разносится глухое эхо от удара. Костяшки и пальцы болят, но на время боль оглушает — и по двери разносится серия ударов. И когда в районе костяшек ткань костюма сдирается, Мишель сползает руками по поверхности двери кабинета. Дышит она тяжело и будто бы слезно. Вновь вернувшийся Хоби с банкой газировки обнаруживает ее, сидящую у двери на корточках. Голова, упершаяся в дверную поверхность; руки, закрывающие глаза; и спина, которая при каждом вздохе подрагивает. — Насколько все плохо? Вопрос разрезает туманную тишину в Мишелевких ушах, и она дергается. Ее голос безнадежно дрожит, но выдает она твердое и напряженное. — Все хорошо. — Нет, у тебя все плохо, — обычно, когда отвечаешь базовым "все хорошо", то люди сразу же оставляют ее в одиночестве. Однако тот Хоби все не отвязывается и продолжает вести с ней недо-диалог, а Мише это не нравится. Ее сейчас способно вывести все, что угодно. Она — бомба замедленного действия, граната. И именно сейчас Хоби жмет на спусковой рычаг, выдергивает чеку. Проходит только пару секунд, как.. — Да нормально у меня все! Что ты привязался? Свою чрезмерную вспыльчивость она не любила — слишком громкий голос, некрасиво искареженное лицо. — Я в порядке! По мне не видно? По ее глазам не видно: они замылены свирепой злостью и слезами. И одна из них сейчас неудержимо стекает по щеке, а сама Миша часто дышит. Она дала волю эмоциям. — Нет, мне не видно, — напротив Мишель стоит противопоставленный ей Хоби: он абсолютно спокоен и невозмутим, на его лице не дрогнул ни один мускул, а глаза будто смотрят ей в душу, зная всю ее подноготную. Его безмятежность и умиротворенность распыляется на нее саму — остервенелая ярость сменяется удивлением, а после горечью; и Миша опускается на корточки, тут же закрывая трясущимися руками лицо. — Прости меня. — Да все оке- — Нет, не окей. Я просто так наорала на тебя, хотя ты мне ничего не сделал! — Браун повторяет за Маршалл, садясь на корточки рядом, и теперь Хоби с ней на одном уровне. Руками Миша зарывается в волосы, таким образом прячась. Ей бы сейчас как обычно закрыться ото всех проблем и людей, чтобы никто ее не видел. Но Хоби так не считал. — Да забей. Я же понимаю, что ты не специально, — а у Мишель слезы льются уже ручьем. — Эй, рассказывай, что случилось, — на самом деле, он понимал, что у девчонки все-таки произошло ключевое событие. — Лучше будет, если ты выговоришь мне все, что накопилось. Мишель поднимает на него остекленевший взгляд. Рассказывать ли? Все-таки он для нее — почти никто, очередной коллега, которого она толком не знает. Зато Хоби это не заботит: он за плечо сажает ее около стены, рядом со злополучном кабинетом, и сам подсаживается ближе, поддерживая ее своим присутствием. Миша вытягивает ноги и касается затылком стены — смотреть в потолок довольно интересно. Браун, не слыша в ее ответ, решил повторить за ней, также уставившись вверх. Захочет — расскажет сама, он не будет ее заставлять. Наступает тишина. — Ой, Мишка, ты че здесь сидишь-то? Темень такая на улице, а ты тут еще. Мишель знает этот голос — перед ней Софи, стоявшая в коридоре, освещаемая проблесками света из окон. На ее лице читаемое удивление — глаза чуть расширены, а брови подняты вверх. Выглядит она так наивно и даже мило, и Миша внутренне улыбается самой себе. Наверное, сама Маршалл со стороны внешне смотрится не очень. — Да так.. — И что это за черномазый пацан с тобой, а? — ее удивление в мгновение сменяется недоумением. Она в пару шагов преодолевает расстояние между ними и уже стоит над "этим черномазым", сверля того взглядом и уперев руки в боки. — Че ты к ней пристал? Миша, он к тебе пристает? Миша теряется под обеспокоенным Сониным взглядом: — Да нормально-, — Мишин голос по сравнению с Сониным звучит очень тихо. — Что она говорит? — Хоби обращается к Маршалл. Теперь на Мишу вопросительно глядят уже две пары глаз: Хоби — потому что не понимает чужой язык, Соня — потому что тоже. — Ты вообще заткни свой хлебальник, я не тебя спрашивала. Миша, он от тебя что-то требует? — для Сони все кристально ясно: грустная Мишель, парень рядом, а значит — он доставляет ей дискомфорт. А Софи не хотела, чтобы кто-то доставал ее подругу — а Мишу она уже считала подругой — или, не дай бог, домогался до нее. Потому и настроена изначально агрессивно. — Да я тебя вообще не понимаю, — Хоби же лишь непонимающе пялится на Соню в ответ. Он не знает, кто эта мадам, для него она показалась слишком агрессивной. Но он не исключал ее дерзость и нахальство. А грустная девчушка рядом вроде с ней как-то общается. — Да завались, я тебе сказала-, — от их галдежа Мишина голова, и так перегруженная сегодняшними событиями, начинает гудеть, а мозг плыть. — Что говоришь? Я не понимаю. Мы с этой девчонкой отлично болтали, и тут пришла ты- — Закрой рот, чурка! Дай мне с Мишей поговорить! Вот че ты к ней лезешь?- — Ты же понимаешь, что эта умалишенная говорит?- — он смотрит на Мишу и, к ее сожалению, не замечает, что пальцы массируют виски, а глаза закрыты. — Будь добра — переведи, пожалуйста. — Закройтесь оба! — голос Мише приходится повысить, иначе бы они ее не услышали. После она решает объяснить им обоим, попутно переводя Хоби на его родной английский. — У меня и так голова болит, так еще и вы тут шумите. — У тебя голо-, — начинает, всполошившись, Соня, но тут же сбавляет громкость. — У тебя голова болит? Погоди, я таблеток тебе накопаю. — Да не надо, справлюсь как-нибудь-, — кожу ее головы принимаются массировать. — Я слышал, что это должно помочь, — Миша лишь вздыхает: похоже, от них ей не отвязаться. С другой стороны, это какая-никакая забота, и Мишель сдается. А Хоби, все еще массирующий голову девчонке, мельком глядит на Софи. Та уже распаковывает новую пачку таблеток и поднимается с колен. И они встречаются взглядами — Соня обиженно и с прищуренными глазами, а Хоби раздраженно.***
На общей кухне штаба уже шкварчала сковородная яичница с колбасой и помидорами, которые Соня нашла в местном холодильнике. На стол ставится синяя кружка с водой, а таблетка парацетамола быстро проглатывается. — Подайте кто-нибудь мне специи, перец там, — просит Соня, крутясь у плиты, Миша переводит ее просьбу. На помощь ей приходит Хоби, который достает ей различные виды перца — молотый, не молотый, горошком и тд. — Держи, lapwing, — Соня в английском не шарила, потому вопросительно вскидывает бровь и обращается к Мише. — Это он меня обматерил? — Ну почти, но нет, — смотря на них, Миша позволяет себе легкую улыбку. — Тогда передай этому черномазому: пошел он нахуй, — Мишель кивает, но не переводит дословно, Хоби закатывает глаза показушно. — Кстати, тебя как звать? — Браун подсаживается к Маршалл, а когда в ответ ему звучит краткое "Мишель", продолжает. — Раз уж тебе уже получше, то рассказывай, что у тебя там случилось. Слова застревают в горле, когда Миша вспоминает ее первоначальную причину прихода в штаб. И она считает, что лучшим решением будет рассказать. Как и говорил Хоби, лучше, если сейчас она выговорит все, что у нее накопилось, чем будет сдерживать и хранить все в себе. Соня ставит на стол кружки с чаем и три тарелки с яичницей. Делая глоток чая, Мишель говорит: — Спасибо, Соня. Все вкусно, очень вкусно, у меня семья умерла и брат в больнице, — и пока безэмоционально протараторившая эту новость Миша с невозмутимым видом нанизывает кусок помидора, а между ними тремя повисла резкая тишина. Кружка чая в синий горошек зависает перед Сониным ртом, а рука Хоби перестает ковырять яичницу. В кухонной тишине звучат голоса: Сонин и Хоби. — ..что? Мишино лицо абсолютно бесстрастно, пока рукой она тянется за кружкой. Она правда старается сохранить спокойствие на лице, но вскоре маска дает трещину — из глаз безудержно начинают капать бисеринки слез, и в сочетании с тихим смехом ее лицо смотрится надломленно и тревожно. Соня, ранее сидящая рядом с Хоби по его левое плечо, тут же подлетает к подруге, садясь перед ней на колени. Хоби же лишь придвигается ближе. Смерть близкого или близких для людей-пауков — обыденность. Каждый через это проходил, проходит или будет проходить. Это каноничное событие из жизни Человека-паука. Однако, даже зная этот факт, нельзя сказать, что к гибели родственников стоит относиться равнодушно, будто бы это обычное дело. Смерть нельзя победить, но можно отложить, что и делают герои-пауки. Они, герои, должны спасать жизни обычных людей без суперспособностей от опасности и давать им шанс на хорошее проживание. И это главная причина, почему у Мишель произошел психологический надлом — она, героиня спасающая в день несколько жизней, не смогла уберечь своих родных.***
(до ключевого события)
Портал закатного цвета открывается в темной Питерской подворотне, где его никто не заметит, и из него выходят двое — Мигель и Мишель. Задание было завершено успешно, все межвселенческие объекты и субъекты были отправлены в родные вселенные. — Ну все, Маршалл, миссия закончена, можешь возвращаться домой, — у девчонки на лице пару шрамиков, а глаза горят адреналиновым огнем после битвы, она слабо, но искренне улыбается. И ее улыбка заразительна — на Мигелевском лице расплывается точно такая же. Большой ладонью он треплет Мишу по волосам, и перед тем, как уйти в портал, поворачивается к девчушке. — Пока, Миша. Если что — заходи на ужин. Она бросает ему то же самое "пока" с легкой смешинкой и, натянув паучью маску, удаляется из переулка. Быстрое переодевание в ее привычную одежду в туалетах кафе — обыденное дело. Мишель быстро теряется в толпе и уже бежит к семейному особняку. Сегодня у них дома намечается вечеринка, собравшая в себя большинство богатых семей Петербурга, а значит ей надо быть при параде. Время только полшестого — в это время она обычно заканчивает учебу, все кружки и секции, поэтому родители не будут устраивать допрос. Рукой она поправляет лямку сползающей сумки, а другая уже ищет вибрирующий телефон. На экране высвечивается номер Андрея — новенького, который не понимает отказов. На протяжении уже двух месяцев он терроризирует ее своим присутствием, а также ежедневно звонить ей. И как бы Миша не блокировала его и не говорила ему, чтобы он отстал от нее и перестал доставать, он не понимает. Либо глухой, либо с отключенным мозгом, другого не дано.***
Крест на нем она поставила еще неделю назад, когда стал насильно тянуть ее к себе домой со словами: — Мишель, ты обещала! Ты же обещала, что пойдешь ко мне в гости! — он встретил ее у школьной стоянки, когда все школьники разошлись по домам. За Мишель сегодня заедут попозже. Рядом ходят прохожие, ездят машины, среди которых Маршалл может заметить родные черные ауди, подъезжающие к ним. — Ничего я тебе не обещала. — прохожим наплевать, что девчонку сейчас стараются против ее воли утащить к себе. Запястье болело и кололо и завтра будет все в синяках, а лицо Андрея освещено таким образом, что видно, как его глаза блестят с толикой бешенства и сумасшествия. Краем глаза она видит приближающиеся фигуры. — Отстань! — Мишель-, — сзади мальчишку перехватывают мужские руки. Их Миша узнает сразу — бывают моменты, когда она благодарна отцовской деятельности и ему самому. — Слушай, парень, — отец Мишель на фоне дочери выглядел огромной скалой. — Она сказала тебе отстать, разве не слышишь? Или глухой? — под отцовским напором Андрей быстро сдается, и Миша вздыхает с облегчением. Она мигом запрыгивает в салон и захлопывает двери автомобиля. В окне Андреевский силуэт все уменьшается и уменьшается, и она вскоре расслабляется. Дома она обязательно обнимет отца в качестве "спасибо". Андрей же все пять или больше минут стоял и таращился в ту сторону, куда уехала машина. Сергей Родионович. Вот он — главная причина, из-за которой он и Мишель не могут быть вместе. Андрей точно уверен, что именно отец запрещает дочери быть с ним. Он — это злой дракон, который запер принцессу в башне. А Андрей — храбрый и благородный принц; он вызволит Мишу из заточения. Ведь он знает, что Мишель хочет быть с ним. И его мама это тоже понимает.***
Номер Миша сбрасывает, спеша домой на трамвае. Уже как неделю от Андрея ни слуху, ни духу, что радует — отец смог повлиять на парня. Даже в школе его не видно. Однако, сам парень ее очень напрягает: мало ли что он сможет вытворить. Его настойчивость пугала и настораживала. Миша была наслышана о яндере-историях. Сам феномен яндере казался Мише интересным с психологической точки зрения, но испытать его на себе девчонка не хотела. Одержимость и зависимость от человека — это не окей, это что-то не так с головой. И от нездоровой психики одного человека не должен страдать кто-то другой. Сейчас стоило надеяться, что Андрей не окажется тем самым яндере-мальчиком, а она — объектом его симпатии. Вдох, выдох, ее остановка. Трамвай тормозит на нужной ей остановке, и Мишель выпутывается из толпы. До особняка всего ничего, минут пять ходьбы. Она делает лицо умного человека, выпрямляет осанку, поправляет себе все, чтобы было идеально и чтобы мать не прикопалась к торчащему волоску. Только вот вокруг особняк окружен толпами людей, большим количеством машин, и не только обычных легковушек — рядом с ними стоял весь авто набор экстренных оперативных групп, все слева направо: скорая помощь, полиция, пожарная. Небо заливается красным заревом, Миша видит кроваво-серые облака и носом чует гарь и дым. Обычно аристократически бежевый коттедж теперь окрасился в багровые пятна. Пожар. Огненные языки полыхали все больше и больше, пока сотрудники пожарной службы тушили и выносили тела людей. Миша пробивается через толпу испуганных людей. В ее застывших глазах отражается смертельное пламя, поедающее все, что попадется. Она спрашивает, что с ее семьей. Ей не отвечают, а соболезнуют. А после она сама удостаивается увидеть их. Обугленные лица, конечности. Сгоревшие заживо. Искаженные гримасы ужаса, которые Мишель лично дорисовывает в мозгу. У матери вырваны глаза и отсутствуют пласт кожи половины лица и скальп с волосами. У отца срезан нос и отодран такой же половинчатый кожаный пласт. А у ее маленькой, беззащитной Алисы был безжалостно выцарапан рот и щеки. Смотреть на изуродованные лица родных было невыносимо — Мишель хватило пяти-десяти секунд до того, как тошнота подойдет к горлу. Как только ее персону замечают, так сразу подбегают соболезновать и сочувствовать, обнимают и целуют в качестве успокоения. А Мишель не плачет. Ей не больно, не грустно. Внутри пустота. Мишель взглядом сверлит горящий особняк, ее уже бывший дом, который старательно тушат пожарные. А также замечает мелькающий сзади темный силуэт. Но Миша не придает этому значения. Однако придает значение экстренному телефонному звонку от Юленьки — девушки его брата, а также невероятной женщины. "Юра в больнице". Юлин голос тревожный и дрожащий. В противовес ей Миша — на удивление, Мишино "скоро подъеду" звучит чересчур ровно и равнодушно. Тела родственников уже не спасти, их путь — в морг. А Мишелевский путь — в больницу к брату.***
— Ну и вот, теперь я временно живу у Юли и Юры, — свой рассказ Мишель заканчивает. Заплаканные глаза уже высохли и равнодушно высматривают нетронутую яичницу, дыхание выровнялось. Действительно, Хоби был прав — ей стало лучше, как только весь этот словесный поток вырвался из ее рта. По бокам от нее Соня и Хоби, они подозрительно молчат. Сонина голова сочувственно лежит на Мишином плече, а на ее макушке — Брауновский подбородок. — Миша, если что мы рядом, — Молоканова берет руки Маршалл в свои. — Мы тебя любим и всегда готовы помочь. — Согласен, даже если я ничего не понял. Я не умею поддерживать, но готов сказать, что всегда на твоей стороне. Миша кратко улыбается: все-таки не все люди — это хуи на блюде. Есть и хорошие, которые как раз сейчас сидят рядом с ней. — Инвалиды, вы чего на кухне в час ночи забыли? В дверном проеме появляется Мигель, пришедший после миссии. Что ж, Мишель знает, что ему рассказать о сегодняшнем дне.