С миру по кинку

— Чонгуки, ты меня слышишь? Не отключайся, дорогой, почти доехали. Чонгук слышал, но слышал плохо. Перед глазами все кружилось, мутнело, он медленно терял связь с реальностью, пока мир окрашивался в алые тона. Сидя на заднем сиденье такси, он изо всех сил старался продержаться. Нужно успеть доехать. Нужно к Джуну. Добраться до квартиры, а там… А там Чонгук сможет отпустить себя, доверившись старшим. Он знал, что они смогут о нем позаботиться, смогут с ним справиться. Чонгуку нужно только дотерпеть. Совсем немного, совсем чуть-чуть. — Джин… — он стиснул влажную ладонь, чувствуя, что омега тоже волнуется. — Джини… Мамочка… — Малыш, я тут… тут, — омега притянул его к себе, целуя в вспотевший висок. — Подожди еще чуть-чуть. Еще пару минут, и мы будем на месте. Джун нас уже ждет. Пара минут… Джун… Чонгук, с силой сжимая дрожащее бедро, наклонился, зажимая уши ладонями. Почувствовал, как Джин обнял со спины. В ушах стоял гул, внутренний зверь просыпался, старался перехватить контроль. Забрать себе время, по праву принадлежащее ему. Но Чонгук пока не мог… Не здесь, не сейчас. Не рядом с беспомощным Джином. Ему нужно дотерпеть. Нужно к Джуну. Джун позаботится, со всем разберется. — Джун! — звонкий голос вырвал его из тьмы, в которую он практически погрузился под монотонный гул в ушах. Он услышал, как открылась дверь со стороны Джина, почувствовал прохладный ветерок, остудивший воспаленное сознание. Поднял голову ровно в тот момент, как порыв ветра ударил его во второй бок, а следом за ним его коснулись сильные руки, вытаскивающие наружу. — Давай, Гуки, шевелись, — глубокий голос. Такой родной, такой приятный. Чонгук готов был вечность его слушать. Он окутывал уши, погружал в безопасное пространство. — Джун… — во рту пересохло, ноги еле двигались. Зверь рвался наружу. Асфальт утопал в красном. У Чонгука не было сил поднять голову. С трудом перебирая ногами, он позволил себя вести. Сосредоточился на цоканье каблучков и мелодичном голосе, причитающем что-то непонятное. Что-то, что Чонгук совсем не мог разобрать. Да и не хотел. — Давай, заводи-заводи. Послышался мелодичный звук. Чонгук вспомнил, что так звучал лифт в доме Намджуна. Тяжело дыша, он из последних сил переставлял ногами, морщась от давящего чувства в груди. Он почувствовал, как кабина под ногами дернулась, а потом его резко прижали к стене. — Посмотри на меня, — приказ, которому Чонгук не смог сопротивляться. С трудом подняв голову, он взглянул прямо в черные глаза, сейчас выглядевшие темно-бордовыми, и понял, что пропал. Чужая бездна звала его, всасывала, Чонгук перестал слышать, не реагировал ни на сильные потряхивания, ни на нарастающую боль в груди. Погружался в темный омут, пока чернота полностью его не поглотила.

***

— Гуки-и-и! — низкий, хриплый голос табуном мурашек пронесся по его телу. — Гуки-и-и, посмотри на меня! Чонгук открыл глаза и пораженно выдохнул, понимая, что он ничего не видит. Все вокруг было погружено в чернильную темноту. Необьятную, первобытную. Пространство будто закрасили черным маркером и он не видел абсолютно ничего. Разница с закрытым и открытыми веками отсутствовала полностью. Он не понимал, где находится. Что происходит? Где Джин?.. Джин, точно. Чонгук был с Джином в подсобке, трахал стонущую омегу, с силой вбиваясь в податливое нутро. Чонгуку было хорошо. Так хорошо, как никогда прежде, а потом? А потом ничего… — О боже, — тьма вокруг поглотила тихие слова, заставив его испуганно сжаться, присесть на корточки и закрыть глаза. Чонгуку было страшно. Где он, что с ним? Он… Мысль, такая четкая и реалистичная, пронеслась в голове как стальная стрела, впиваясь прямо в сердце. Чонгук умер? — Нет, — он снова пораженно выдохнул, но глаза так и не открыл. Страшно. — Гуки-и-и! — на этот раз звучание было мелодичное, приятное. — Гуки-и-и, малыш, ты где? Чонгук, не в силах справиться со страхом, перекатился на носочки, падая коленями во что-то вязкое, погружаясь пальцами. Он с ужасом их выдернул, распахнул глаза, посмотрел, но все так же ничего не увидел. Попытался обтереть о себя же и понял, что голый. Он был абсолютно голым. — Чонгуки-и-и, малы-ыш, — тихий шепот бил прямо в ухо. Чонгук дернулся, махнул рукой, но ничего не поймал. Снова выпрямился, теперь уже стопами чувствуя вязкую жижу под собой. Прохладную, липкую, до чертиков неприятную. — Кт… — он запнулся, но попытался снова, стискивая руки в кулаки. — Кто ты? — А кого ты хочешь? — нежный голос, похожий на Чимина, попадал прямо в загривок. Чонгук резко обернулся, снова махнул руками. Снова пусто. Снова никого. — Я… — он тяжело сглотнул, потирая грудь ладонью. Чувствуя липкий ком страха внутри. — Я умер? — Это как посмотреть, — бархатный смех, отдающийся теплой волной внутри. Так смеялся Тэхен. Это точно был голос Тэхена. — Тэхен? — имя вырвалось быстрее, чем Чонгук успел подумать. Мысль о том, что бывший друг может быть здесь, обрушилась на него облегчением. — Хочешь его? — Чонгук вздрогнул, чувствуя теплые ладони на боках. Кто-то с силой его развернул, выдыхая прямо в распахнутые губы. — Могу быть им, а могу… — ощущение чужого присутствия утекло, а потом снова вспыхнуло за спиной. — Чонгуки, малыш… — голос Джина буквально размазывал его, вызывая легкое щипание в глазах. — Ну что ты, сладкий, — на этот раз к ладоням присоединилась теплая грудь и Чонгук громко всхлипнул, потому что именно так ощущался Джин. — Не плачь, малыш, мамочка рядом. — Джини, — он шмыгнул носом, откидывая голову на чужое плечо, понимая, что это никак не мог быть его омега. — Сладкий альфочка, такой сладкий, такой вкусный, — Чонгук дернулся, тут же теряя те крупицы тепла, которые в нем вызвал родной голос. — Невинный волчонок. — К-какого, — он попытался вырваться, но не смог. Руки, державшие его, никак не могли принадлежать Чимину, хотя именно его голос сейчас нашептывал Чонгуку в загривок всякие бредни. — На колени, — маленькие ладошки исчезли с талии и тут же на плечи опустились крупные руки, с силой надавливая, опуская, пока сам Чонгук готов был выть от приказа, отданного голосом Джуна. — А-альфа, — вырвалось непроизвольно, он и сам не понял, почему. Джун… Даже его подобие вызывало в нем трепет, уважение, потребность подчиняться. — Да, я твой альфа, да, — все еще глубокий, низкий голос, выбрацией проходящий по натруженному телу. — И ты мне подчинишься. — Да, — Чонгук склонил голову, опуская руки, понимая, что вязкой жижи больше нет. Он сидел на холодном гладком полу, напоминающем кафель, только без бороздок между плитками. Холодно, но приятно. Приятнее, чем непонятная субстанция. — Хороший альфа, — все еще голос Джуна прозвучал прямо над его головой. — Заведи руки за спину. Чонгук подчинился, чувствуя, как уже не чьи-то прикосновения, а сама тьма давит на него, заставляя так и сидеть на коленях, с опущенной головой и следовать указаниям, отдающимся… А, собственно, кто их отдавал? Чонгук умер? А если он умер, почему вокруг ничего нет? Где же белый свет, где туннель, где чувство избавления от тяжести земной жизни? Ничего из этого не было. Он смутился, чувствуя, как руки чем-то стягивают. Мягким, но крепким. Чонгук попытался дернуться, но не смог. Тело будто парализовало. Он облизнул небо, тяжело сглотнул и сделал еще одну попытку: — Я умер? — Если тебе так угодно, — тягучий смех раздался сразу отовсюду, обволакивая Чонгука чувством безопасности. Все еще Джун. — Да что это, черт возьми, значит? — несдержанно рыкнул он и тут же отшатнулся от хлесткого удара, опустившегося на щеку. Кожа тут же запылала. — Не буди лихо, пока оно тихо, — спокойное, назидательное. Джуново. — Ты демон? — черт-черт-черт. Какой еще демон? Чонгук в них вообще не верил. Как и в жизнь после смерти. Вот только мертвым он себя совершенно не чувствовал, но и наркоту не глотал, чтобы свалить все на приход. И на сон это похоже не было. — Думаешь, ты в аду? — его щеки снова коснулись, но на этот раз мягко. Прохладные пальцы оглаживали лицо, проводя подушечками по спинке носа, опускаясь ниже, щупая губы, оттягивая колечко пирсинга, погружаясь глубже. Чонгук тяжело сглотнул, но позволил. Мало ли, вдруг он действительно в чертовом аду? Вряд ли его образ жизни тянул на райский. Чувствуя, как пальцы погружаются глубже, давят на язык, он попытался абстрагироваться. Чертовщина какая-то. — А может, ты в раю? — рука остановилась, чуть подалась назад, а потом снова толкнулась вперед, переходя на поступательные движения, трахая влажный рот. Чонгук промычал, неспособный ответить. — Тогда я ангел? — снова смех, глубокий, утробный, заставляющий его закатить глаза. — Или демон? — пальцы выскользнули, опускаясь ниже, надавливая на горло, сжимая его. — А может, я сама смерть? — тихий шепот прямо в ухо. Чонгук громко выдохнул, смотря во тьму перед собой, но все так же никого не видя. Смерть… Это казалось таким логичным. Он неожиданно вспомнил, как в прошлую поездку к родителям столкнулся у них с теткой и она решила ему погадать. Чонгук не верил в таро, как и во всю остальную мистическую чепуху, но, как хороший племянник, согласился. Кажется, именно карта смерти ему тогда и выпала. Он лишь скептически изогнул бровь, пока тетя кинулась убеждать его в том, что это всего лишь означает новый этап в жизни. Ничего страшного. Ничего опасного. Кажется, ей следовало лучше изучить свое новое развлечение. Кто-то продолжал его лапать, оглаживая каждый сантиметр напряженного тела. Голого тела. То и дело раздавался смех, но больше никаких звуков. Никакого дыхания, кроме его собственного. Никакого силуэта постороннего. Может быть такое, что его и правда лапала сама… смерть? Чонгук усмехнулся собственным мыслям. Он знал, что был хорош, но неужели настолько, что сама госпожа с косой не смогла сдержаться, решив трахнуть его напоследок? Неужели сейчас он получит свой последний секс? Чонгук хихикнул, чувствуя зарождающуюся истерику. — Тс-с-с… — чужой палец снова оказался на его губе, мягко погладил, а потом исчез. — Расслабься, Чонгуки, папочка о тебе позаботится. О боже. Папочка. Джун. Чонгук снова прыснул, раздумывая о том, почему смерть выбрала именно его облик. Бесспорно, Дж… папочку Чонгук любил, но не меньше, чем Джина. — А, так ты хочешь мамочку? — голос снова сменился, меняясь на омежий. Его обладатель явно умел читать мысли, но это казалось таким логичным, что Чонгук даже не стал задерживаться на этой мысли. — Мамочка тут, малыш, трахнешь мамочку? Чонгук задумался. Что он хотел больше? Трахнуть сам или чтобы трахнули его? Он смутился, понимая, что не может выбрать. Он хотел все и сразу. Хотел их обоих. Не мог выбрать кого-то одного. Они никогда не заставляли выбирать, сами решали за него. Чонгука это вполне устраивало, когда они были втроем. Главное, что он оставался в центре внимания. Что все их игры были ради него и для него. — А-а-а… Так ты хочешь и мамочку, и папочку, — голос раздваивается, вызывая у Чонгука пораженный выдох. Он восторженно стонет, чувствуя, как в дырочку что-то погружается. Ему не больно. Наоборот, внутри почему-то влажно. Стеночки легко растягиваются вокруг… пальца? Похоже на палец, но из-за совсем других ощущений Чонгук не может понять, а потом уже и не хочет, потому что одновременно с этим его член перехватывают и погружают в полость… На этот раз он точно уверен, что это рот. Он громко дышит, теряясь в приятных ощущениях. Член стремительно твердеет в чужом рту, пока сзади его все так же неторопливо ощупывают, наглаживают гладкие стеночки, иногда задевая комочек нервов. Чонгук стонет. Пошло, развязно, совершенно не стесняясь. Какая к черту разница, если он уже умер. Помирать, так с песней, в которую складываются чавкающие звуки снизу. Кто бы это ни был, сосал он в точности, как Джин. Стонал его голосом, обхватывал его пальцами. — Малышу нравится, как мамочка его ублажает? — голос Джуна прозвучал прямо в ухо, Чонгук даже почувствовал тяжелое дыхание напротив мочки. Он активно закивал, получая в ответ удовлетворительный смешок. — Отдашься папочке? — Да-да-да, боже-е-е… да-а-а… — он громко простонал, позволяя себе откинуть голову на чужое плечо. В этот момент его мало интересовало, кто там ему отсасывал, кто собирался трахнуть. Чонгуку было до ужаса приятно. Смертельно приятно. Толкнувшийся внутрь член заставил его точно так же ворваться в узость чужой глотки, вырывая невнятный хрип. Чонгуку было хорошо. Так хорошо. Хорошо-хорошо-хорошо. — Сладкая крошка, хороший волчонок, — сильная рука перехватила его за торс, с громком шлепком засаживая по самые яйца. Чонгук распахнул рот, невидяще уставившись в темноту. Еще никогда его задница не была настолько пластичной, не могла принять так хорошо. Так фантастически правильно. Он задыхался в собственных стонах, пока его с громким хлюпом льющейся наружу смазки долбили, заталкивая в чужую глотку. По правилам реального мира, в его заднице не должно было быть столько смазки. Ее вообще не должно было там быть, но какая разница? Жопа Чонгука текла так, будто он был омегой в разгар течки. Более того, принимающему его член точно не нужен был воздух, иначе как объяснить, что за последние… сколько? Времени здесь не существовало, но это точно было долго. И все это время он полностью заполнял чужой рот, толкаясь в самую глубь, время от времени выстреливая целым водопадом смазки. Из него буквально лилось. Спереди, сзади, Чонгук тек с двух сторон и постоянно… Буквально, каждые минут пятнадцать кончал. Кончал-кончал-кончал, а потом снова кончал. Он не мог столько кончать. Из него не могло столько течь. Его не могли так старательно и так долго трахать. Но все это было. Здесь. Сейчас. Наяву. С ним. Чонгук точно умер, потому что в реальном мире такое просто не могло существовать. Тело было натянуто, все время напряжено. Все время концентрировалось на очередном наступающем оргазме, а Чонгуку для этого даже напрягаться не приходилось. Он вообще ничего не делал. Его трахали и им же трахали другого. Ничего не затекало, не болело. Лишь приятная пред- и посторгазменная истома, мурашками рассыпающаяся по всему организму. Он продолжал глупо улыбаться, пока его трахали-трахали-трахали. А он кончал. И снова. И еще. Казалось, что прошли часы, дни, недели. Ему не нужно было пить, не нужно было спать. Он не уставал. Ничего не хотел. Ничего не ждал. Не думал. Его вообще будто бы не было. А потом… Потом до боли знакомый голос ворвался в эту приятную темноту, вырывая его из оргазменной неги, заставляя разлепить глаза, напрячь слух. — Чонгук? Гуки, малыш, давай, возвращайся.