× × ×
Парень прибегает некоторое время спустя и копошится у стены, не замечая Викторию, которая стоит поблизости, прижавшись к стене плечом и скрестив руки на груди в замок. За то время, пока он отсутствовал, девушка всё-таки приняла решение, что можно попробовать выжить самостоятельно без этого бесполезного идиота, неспособного сдерживать эмоций. Стоит только выбраться отсюда, а затем она сбежит от этого странного парня, если подвернётся возможность или она сама её создаст. Все решётки начинают открываться после звукового сигнала, и девушка, спрятав руки в карманы, выходит из камеры. Леон, увидев Викторию, сразу же направляет в её сторону пистолет и, выдохнув, открывает рот, чтобы задать вопрос, который его сейчас и правда волнует. Похоже, что этот парень действительно новичок, учитывая то, что он до сих пор не выстрелил. — Если не опустишь пушку, я тебе её в зад засуну, — спокойно говорит Виктория, подходя к парню, — понял? — Ты человек?.. Всё-таки она права. Виктория делает последний шаг к Леону и, схватив дуло пистолета, опускает его вниз, не обращая внимания на попытки парня как-то сопротивляться. Эта и правда отвратительная привычка злиться и нападать в тот момент, когда люди достают оружие просто так и не понимают, что оно предназначено не для угроз, а для убийства. Если оно не выстрелит, то потеряет свою значимость и будет бесполезным куском металла, приятно лежащим в ладони. Это проблема многих новичков. — Мне нужно повторять тебе два раза, парень? — она второй рукой сжимает чужую кисть и давит со всей силы. — Или ты всё понимаешь с первого раза? — Понял, — он кривится из-за неприятной боли и отпускает пистолет, поднимая руки. — Нам нужно выбираться отсюда как можно скорее, потому что… — Можем умереть, если не будем держаться вместе? — перебивает Виктория, проверяя магазин пистолета. — Ты хоть обращаться с оружием умеешь? — Вы переходите границы, — Леон сжимает челюсть, чувствуя дискомфорт от неизвестной девушки и её слов. — Может, для начала назовёте своё имя? — Имя? — она вздёргивает подбородок и получает в ответ кивок. — Парень, ты со всеми женщинами так разговариваешь? — Виктория изгибает бровь. — Мне просто уже хочется вынести себе мозги, чтобы больше тебя не слышать. — Что? — Леон поджимает губы и склоняет голову набок. — Мне просто нужно знать, кто стоит передо мной. — Мы не в тех условиях, парень. — Не называйте меня так… — Тогда, — она качает головой, усмехаясь, — моё имя — «Доберман», запомни его. Леон хочет сказать что-то ещё, но его резко припечатывают к стене, закрывая ладонью рот. Виктория прислушивается к постороннему шуму и цокает языком. Всё-таки стоило остаться в этой чёртовой камере и не выходить до того момента, пока не станет тихо, но теперь ей и правда нужно будет в очередной раз встречать гостей. Девушка осторожно отходит от Леона и, вытащив у него из кобуры нож, рассматривает окровавленное лезвие. Это и есть работа, которую она выполняет лучше всего. — Не мешайся у меня под ногами, когда я буду разбираться с этим дерьмом, — бросает Виктория, разминая шею ладонью. — Понял? Парень заторможенно соглашается и отходит на два шага назад, потому что спорить с этим человеком у него нет желания. Она просто всем своим пугающим видом говорит, что точно изобьёт его за лишнее слово или действие. Да и в таких ситуациях лучше не начинать конфликтовать, верно? Ему сейчас нужно согласиться, но всё равно оставаться готовым к худшему. Она же не знает, что её там ждёт, как с этим бороться и как убегать. Пока эта девушка сидела здесь, он собственными руками убивал тех, кто должен был стать его коллегами здесь. Леон хотел с ними подружиться и вместе работать, но вместо этого убивал и сбегал. Трус. За своими размышлениями Леон не замечает сразу то, что Виктории рядом с ним уже нет. Он быстро бежит к выходу и замечает то, что не видел даже на подготовке в полицейской академии. Ему становится отвратительно и начинает мутить из-за такого количества крови, которое она оставляет со собой. Почему она не могла сделать всё это более безболезненно? Они же когда-то были обычными людьми, которые не виноваты в том, что с ними сейчас происходит. У них были эмоции, планы на будущее, мечты и жизнь, которую она с такой лёгкостью топчет ногами и разрушает. Ему не по себе из-за этого. Хочется остановить её и попросить уйти, а не устраивать мясорубку из гнилой крови и плоти. От них же можно убежать. — Ты слишком долгий для того, кто пытается выжить, — она говорит это довольно флегматично и не смотрит на него в этот момент. Ей не хочется сейчас оборачиваться и понимать, что она осталась совсем одна среди этих мёртвых тел, вонючей крови и чужих сожалений. Там, за спиной, нет ничего, кроме страха и темноты, которые пожирают её с каждым новым убийством всё больше и больше, постоянно повторяя, что ей нужно просто избавиться от всех эмоций, держащих её на поверхности. Ей нужно просто сдаться и опуститься на самое дно, давая волю тому, что передалось ей по крови. Она может стать машиной для убийств и чувствовать себя свободно. Ей не нужно цепляться за человечность — её нужно уничтожить. Так будет лучше, проще и спокойнее. — Нам нужно держаться вместе, — Леон кладёт руку на плечо Виктории. — Не убегайте больше, хорошо? — Постараюсь, а это ты можешь забрать, — Виктория усмехается и протягивает парню нож. — Оставьте себе, — он улыбается, — и не говорите больше про смерть. Мы обязательно отсюда выберемся. Виктория лишь цокает на такое заявление, но не говорит ничего, а лишь смотрит на спину Леона, вглядывающегося в то, что будет ждать впереди. Он кивает девушке и идёт вперёд, а она всё-таки следует за ним, бросая последний взгляд на свою работу. Перед глазами — не зомби с вывалившимися органами и гнилой плотью, а обычные люди, которые умирали от её руки из-за приказов верхушек. Она привыкла к этому виду, но почему-то до сих пор не может смириться, что является чёртовым монстром в глазах тех, кто видит её после этого. У людей, которых она убивала и хранила в своей памяти, выдавлены глаза и пулевое ранение в голове, вспоротый живот и изуродованные тычковым ножом ключицы, разрезанное горло, пробитая челюсть, свёрнутая шея, сломанные кости. Способы убийства и выполнение приказов всегда были разными, но конец одинаковый — это смерть для других, а для неё — ещё один прожитый день. Всё просто до ужаса. Они выбегают на парковку, и в этот момент стена разрушается из-за двухметрового монстра, похожего только внешне на человека, в чёрном плаще. Он хватает Леона за шею, приподнимая над землёй, а Викторию отправляет одним ударом в живот в бетонный столб. Девушка ударяется спиной и падает вниз, опуская голову и тяжело дыша. Чёрт. Если бы он её ударил со всей силы, то точно проломил бы преграду и сломал ей позвоночник. Виктория поднимает замыленный взгляд на парня, который корчится и пытается хоть как-то бороться. Неужели он не понимает, что может умереть? Как бы ни старался, всё равно умрёт — это заранее проигранная битва для него, но не для неё. У неё ещё есть возможность сбежать отсюда и выжить. Нужно только найти в себе силы на то, чтобы встать и доползти до выхода с парковки. Девушка медленно переводит взгляд на металлические ворота и цокает языком. Закрыты. Похоже, что здесь умрёт не только Леон, но и она. В данном случае ей нет смысла рисковать своей жизнью из-за неизвестного парня и пытаться бороться с тем, что она точно победить не сможет. Это не трусость, как любят говорить новички или те, кто через такое ещё не проходил, а инстинкт самосохранения, где самое главное — выжить самому и не думать о других. Девушка не знает его так же хорошо, как тех, кто служил вместе с ней, и как-то бросаться из-за него в драку — это глупая и неоправданная жертва. С трудом поднявшись, Виктория придерживается рукой за столб и замечает краем глаза, как у одной из машин включаются фары, и она начинает двигаться к ней на полной скорости. Выругавшись под нос, девушка скатывается обратно вниз и откидывает голову назад, прикрывая глаза. Похоже, что на стороне этого парня и правда стоит вся удача этого мира или же та странная дамочка, выходящая из машины. Она опять начинает говорить, а у Виктории из-за её голоса уже начинает нервно дёргаться глаз. Не обращая внимания на всё, что их окружает, они в очередной раз препираются и пытаются что-то узнать друг о друге. Вот только это больше похоже на ссору придурка и той, кто ему никогда не даст за «спасибо» и щенячьи глазки. Ей действительно в этом не хочется участвовать. Медленно отползая в сторону выезда с парковки и стараясь избежать участи быть втянутой в чужие разборки, девушка слышит за спиной скрежет, а за ним раздаётся взрыв. Блять? Это всё похоже на какой-то фильм ужасов, которые она смотрела в одиночестве на своих отпускных в кинотеатре, где все персонажи были тупыми и делали глупые вещи. Теперь же сама Виктория с первых рядов наблюдает за всем этим с мыслями о том, что дожить с этими людьми до утра — просто невозможно, если пытаться думать рационально. Они буквально ругаются в тот момент, когда их могут убить, а она сдерживает в себе желание, чтобы не прокомментировать данный «цирк уродов». Нужно сохранять спокойствие. Сохранять спокойствие. Спокойствие. — Вы заебали, — хрипит Виктория, влезая в диалог про диктофон. — Может, свалим отсюда, а флирт вы устроите потом? — А это кто? — девушка даже не поворачивается к ней, когда спрашивает. — Та, кто тебе нос сломает, если ты свою пасть не закроешь, — она и правда начинает чувствовать злость из-за этих пустых разговоров, которые только и делают, что действуют на нервы. — Она из ФБР, — в разговор встревает Леон. — Оу, серьёзно? — Виктория прячет руки в карманы джоггеров и закатывает глаза. — Она показала тебе своё удостоверение? — Да, — парень кивает. — Ты правда… — девушка тяжело вздыхает и отворачивается, чтобы не сказать чего-то лишнего. — К чёрту, я уйду после того, как вы откроете парковку. — Так нельзя, — Леон вздыхает, сжимая ладони в кулак, — мы должны держаться вместе, чтобы выжить, понимаешь? Потом с остальным разберёмся, а сейчас нам не… — Освободи нас, прилипала. Всё равно она сделает по-своему в тот момент, как только парень откроет парковку через ключ-карту. Ей нет смысла находиться с этими людьми: она настолько хорошо знает этот город, что хочется блевать. Столько лет мечтала сбежать из него и больше не возвращаться, чтобы не сгнить здесь, а в итоге получилось всё так, как она себе даже представить не могла. Её могут буквально похоронить в месте, которое она ненавидит больше, чем пустые разговоры о будущем и лучшей жизни. Они выходят на улицу, и только Виктория разворачивается в нужную сторону, как понимает, что эти двое идут за ней и продолжают действовать своими разговорами ей на нервы. Как этот придурок вообще может верить в то, что она из ФБР? Хочется и правда спросить у него про это, но гордость не позволяет, как и отсутствие желания сближаться с таким человеком, который верит во всё то, что ему скажут. Может, стоило над ним подшутить в самом начале и сказать, что Виктория пришла из будущего, чтобы уничтожить этот город? Девушка усмехается из-за подобных мыслей и дёргает дверь в оружейный магазин. Заперто. К ней со спины подходит Ада и аккуратно отодвигает её ладонь рукой, присаживаясь на корточки и копаясь в замке отмычкой. Виктория переводит взгляд на Леона, который не опускает пистолет, и в очередной раз закатывает глаза из-за его глупости. Если она спросит про курсы взлома, которые посещала эта женщина на выходных, то дойдёт ли до него, что она его обманывает? Или он сам попросится на эти курсы? — Идёшь? — Леон спрашивает это, стоя уже в магазине. — Мы всё равно пришли в одно место. Виктория кивает и проходит сразу вглубь, игнорируя ощущение пустоты и сожаления из-за того, что происходит внутри. Раньше здесь всё было иначе — комфортно и тепло из-за Роберта, который не только был владельцем этого места, но и иногда делал оружие на заказ для специального подразделения в городе. Он всегда улыбался, когда Виктория приходила сюда с отцом, и давал ей конфеты, чтобы она не выглядела такой запуганной и отчуждённой. До неё доходит только сейчас, что все здесь знали о том, что она проходила из-за отца, а в открытую помогал только Роберт. Блять. Он же не мог умереть, верно? — Стоять, — девушка слышит знакомый голос и замирает. Всё-таки жив. Виктория упирается руками в стеллаж и прикасается к полке лбом, шумно выдыхая. Её немного, но успокаивает факт того, что у него получилось избежать той же участи, что у людей в полицейском участке, которые прогнили не только внутри, но теперь и снаружи. Может, для них это и правда был бумеранг за все свои действия, а Роберта это всё обошло из-за того, что он хороший человек. Хотя, если судить по этой логике, то Виктория должна была заразиться первой. Подобная мысль ломает и заставляет чувствовать вину за всё то, что она делала из-за чужих приказов. У неё же просто никогда не было права выбора или отказа. В этом нет её вины. Она ничего не могла видеть из-за чужих ладоней на глазах, которые позволяли взглянуть на весь этот ужас через небольшую щель между пальцами. Может, ей стоит взять пример с некоторых военных и всё-таки сходить на исповедь в церковь, чтобы избавиться от своих грехов. Но смогут ли там смыть с неё кровь? Нет времени об этом сейчас думать. Нужно скорее найти в себе силы, подойти к Роберту и попросить его уезжать из этого места вместе с ней, забрав жену и дочь. Виктория не может бросить таких людей в этом аду без надежды на спасение: ей хватило этого в прошлые разы, когда она спасала заложников, а потом убивала из-за приказа. В этот раз ей никто не сможет дать это задание, ведь на свободе нет тех, кто контролирует каждый их шаг, выверенный многими проверками и стратегиями. Девушке и правда стоит вбить себе в голову, что она уже не в военном штабе. — Думаю, вашей дочери нужна помощь, сэр. Из-за этих слов Виктория закрывает глаза, сжав пальцами металлическую полку, и стискивает зубы. Почему всё всегда так? Ей изначально казалось, что здесь всё будет намного проще, чем на войне, но количество боли по какой-то неизвестной ей причине такое же, как и в те моменты, когда она сталкивалась с убитым товарищем. У неё тогда не было шанса на то, чтобы вытащить его на себе и спасти, а сейчас — и подавно. Вот только разница в том, что там приходилось срывать жетоны с мёртвых, а тут Роберт с ней не пойдёт и не будет спасаться. Ему дочь и её счастье намного важнее, чем собственная безопасность и жизнь. Виктория и правда ненавидит этот город из-за его жестокости по отношению к ней. Люди, которые относились к ней хорошо и находились рядом в переломные моменты, просто умирают, как какой-то скот. Человек, который отправил её в армию, совсем не изменился и стал только хуже. Он даже не похвалил её за то, что она вернулась живой, а в очередной раз кричал о том, что этого недостаточно. Даже в тот момент, когда они ругались с ним в последний раз, то единственное, что его волновало, — это достижения, а не то, что он — отвратительный отец, который хотел солдата, следующего всем его приказам. Но она — человек, и у неё тоже есть желания: семья, любовь, спокойствие и отсутствие кошмаров с ужасными последствиями после. Почему всё это не может закончиться по щелчку пальцев? Это всё её вина, да? Это всё из-за того, что она была плохой дочерью? Или из-за тех грехов, что она совершила во время службы и после? Чёрт, хочется остаться одной и больше никогда не думать о других. Ей не стоит больше привязываться, чтобы больше не ощущать этой боли и жить в гармонии с самой собой. Может, и правда стоит отказаться от всех этих эмоций и делать то, что получается лучше всего? Она опускается на корточки и закрывает ладонями лицо, слушая разговор Леона и Роберта. Мужчина в итоге срывается на парня, спрашивая о причинах случившегося здесь. Ему на это никто не ответит сейчас, но он продолжает давить и требовать эти отвратительные ответы, пока девушка давит пальцами на глаза и пытается как-то выбить из себя то, что ей вбивали на службе. «Вам стоит вернуться в деревню и дать нам разобраться с этими террористами», «Не переживайте», «Это не для гражданских, оставайтесь в безопасности» — это всегда значило, что этих людей нужно будет убить за лишнее движение. Роберта тогда тоже надо будет убить, если он сделает лишнее движение? Наверное? Виктория убирает ладони с лица и встаёт, делая медленные шаги в сторону Леона. Если он будет опасен, она убьёт его, потому что иначе нельзя — она не знает, как действовать по-другому в этой ситуации. И из-за этого немного, но хочется плакать, устроить истерику с сорванным до хрипоты голосом и желанием свернуться калачиком на грязном полу. Скулить, умолять и задыхаться из-за всей этой несправедливости, но ей нельзя позволять себе делать такое и показывать слабость. Хочется до ужаса, но нельзя. Может, ей и правда стоит отказаться от всех этих эмоций? Верно, это стоит сделать как можно быстрее, потому что ещё немного — и она точно сломается окончательно. Лучше ломать и убивать других, чем себя, потому что так намного проще и никто не сможет больше причинить ей боль. Даже смерть, которая забрала у неё всё, что она любила, и пыталась спасти от той грязи и кровавых следов за спиной. Виктория победит этого костлявого и изголодавшего зверя — она переломает ему кости, перережет глотку, сдерёт с него шкуру и станет им. Виктория даёт себе больную пощёчину и делает последний шаг к Леону и Аде. Они о чём-то опять разговаривают, пока в её голове бьётся сумасшедшая мысль о том, что если будет нужно, то она и их убьёт. Всё равно других вариантов нет.× × ×
Она сидит внутри кабины монорельса, упираясь локтями в ляжки и приходя в себя после того марафона, который ей пришлось пройти. Если бы только Крис был жив, то она бы с огромной радостью рассказала ему обо всём, что здесь произошло со всеми подробностями и огромным количеством матов. Это было ужасно, отвратительно, и ей хочется от всего этого отмыться, а затем стереть себе память. Чёрт возьми, она убегала от неизвестной херни в канализации и провонялась этими отходами. Убивала зомби, которые падали от одного удара, а затем вставали. Помогла этому идиоту добраться к этой дамочке из ФБР, которая застряла на помойке. Опять бегала по этой вонючей канализации, которая теперь будет мучить её в кошмарах. Эти двое ещё не перестают разговаривать, а Виктории сейчас и правда нужно побыть в тишине и смириться с тем, что произошло. Слишком много событий для одного дня. — Вы можете хотя бы на секунду заткнуться? — хрипит девушка, поднимая голову и сверля взглядом Аду и Леона, которые буквально только что целовались. — Или мне стоит съебаться с этого вагона любви, чтобы вы предавались страсти и всё такое? Мы тут выживать пытаемся, а не строить любовь в канализации. — Почему ты вообще позволяешь себе так разговаривать? — Ада встаёт с металлической лавочки. — Кто тебе… — Я уже говорила, чтобы ты заткнула свою пасть и не раздражала меня, блять, — Виктория сжимает плечо девушки со всей силы. — Это нормальная реакция человека, а не пацана со спермотоксикозом, который верит в любую хуйню, что ты скажешь. — Больно, — девушка морщится и только сейчас замечает, что Виктория, оказывается, выше, чем она думала раньше. — Так и должно быть, если ты пиздишь тому, кто твою ложь чует за километр. Хочешь загадку? — она опускает голову. — Я таким выблядкам, как ты, ломала кости, перерезала глотки и пытала, пока они кричали от боли и говорили, что ничего не скажут. Так кто ты? — Перестань! — Леон вмешивается в разговор в очередной раз, отталкивая Викторию, и прячет Аду за своей спиной. — Ты это всё говоришь из-за стресса и потом будешь жалеть! — Ты серьёзно, блять? — девушка усмехается и скалится, запрокидывая голову назад. — Тебя обманывают, малыш, а ты в это веришь как какая-то подзаборная псина, которую выкинули, а затем приласкали. — Ты ничего не знаешь! — Я знаю, потому что видела таких, как она! — Где ты вообще могла их видеть? — Когда была в армии, — срывается Виктория и резко останавливается, отворачиваясь спиной к Леону. — Блять. — Я… — Эта херня остановилась. Пошли, пока леди будет откисать и ждать нас. Девушка прячет руки в карманы и, цокнув языком, выходит из кабины, не скрывая злости и агрессии. Если она выберется отсюда, то однозначно будет проклинать этот день, этих людей, город и всё это место, которое точно доведёт её до нервного срыва. Просто слишком много событий и эмоций для одного чёртового дня, где ей не дают времени даже на передышку, а наоборот — добивают своими действиями и словами. Это просто невозможно терпеть, когда люди в таких ситуациях думают не о своей безопасности, а о любовных интрижках. Ей приходится разбираться со всем этим и постоянно контролировать ситуацию там, где она не понимает, что делать. Она не сталкивалась с этим никогда. Не видела заражённых, реагирующих на шум или резкое действие; странные кусты, которые не падают из-за сильных ударов; двухметровых чудовищ с глазами на руках. Ей страшно и некомфортно. Она не знает, что делать дальше со всем этим — убегать и пытаться выбраться. Или просто сдаться, поднимая руки над головой и позволяя выпустить органы наружу. Тут нет правильного ответа, нет времени на отдых и нет людей, которые хоть немного вправят ей мозги. Ей только их плавят и заставляют думать о том, чтобы выжечь себе глаза, отрезать уши и зашить рот. Так было бы проще смириться с этой тупостью перед ней, которую устраивают эти двое, потому что без них она не сможет самостоятельно выбраться отсюда, и это раздражает. Настолько сильно, что хочется убивать и разрушать всё, что попадётся на глаза, но Виктория продолжает терпеть это и каждый раз, когда того требует ситуация, спасает Леона. Именно из-за этого, скорее всего, он пытается с ней заговорить ещё раз, пока они исследуют подземную лабораторию. Виктория же все его попытки просто игнорирует, продолжая убивать зомби, которые встречаются на пути. Это даже обидно, потому что находиться рядом с такой девушкой, как она, слишком сложно для него. Она сильнее, проворнее и обращается с оружием намного лучше, чем он. Теперь у него есть объяснение этому, но то, что Виктория не хочет делиться этими переживаниями, ударяет ниже пояса. Леон просто встречался с теми, кто был приближённым к бывшим военным, и все они говорили, что это очень тяжело. Они — словно бомбы замедленного действия, которые могут взорваться в любой момент и уничтожить всё, что попадётся им на пути. Виктория в его глазах такая же, как в тех рассказах, но она до сих пор ничего ему не сделала. Хочется спросить про причину, но страшно опять встретиться с этой стеной молчания. — Я не твоя подружка в красном, — девушка резко разворачивается к нему лицом. — У меня скоро будет из-за тебя дырка на затылке. — Прости, — Леон усмехается, — ты просто постоянно молчишь. — Тебе тоже стоит этому научиться, если хочешь выжить, — Виктория продолжает двигаться вперёд. — Прислушиваешься к окружению? — Если будешь задавать тупые вопросы, то перестану отвечать, — она закатывает глаза. — Где ты служила? — Зачем тебе эта информация? — Хочу узнать больше о человеке, который бегал со мной по канализации. — Военная полиция, — неохотно отвечает она. — А почему пошла в армию? — Отец заставил. — И только? — И только. — Ты довольно неразговорчивая, — Леон тяжело вздыхает. — Потому что сейчас нет смысла в этом разговоре. Всё равно в конце разойдёмся и забудем про всё то дерьмо, что сегодня произошло. — Думаешь, что у нас получится? — Сам же обещал, что мы выберемся, — вздыхает Виктория, потирая шею. — Тебе стоит сдержать своё слово. Это единственное, что она может сказать сейчас после того, что они прошли на данный момент. Им осталось ещё немного, и всё это наконец-то закончится тогда, когда они выберутся из этого подземного комплекса с заражёнными. В это и правда хочется верить, если честно, но не из-за слов парня, надеющегося на самый лучший исход, а из-за собственного желания выбраться отсюда. Умереть в этом прогнившем месте с теми, кто её раздражает, и при тех силах, что у неё есть сейчас — стыдно до ужаса. У неё ведь есть и всегда была странная способность к выживанию, как любили часто говорить в отряде, и всегда добавляли, что её работа — это пробираться к самому верху, не обращая внимания на трудности по пути. Они гордились той, что всегда была на шаг позади, и разрешали ей идти рядом до того момента, пока не падали на землю и не закрывали глаза, позволяя снять с шеи военный жетон. Если сейчас она даст слабину и остановится, то зачем тогда всегда возвращалась живой с заданий? Они же засмеют её и будут кричать, если она отправится к ним сейчас одна. Виктория намного сильнее, чем новичок, который теряется и притворяется сильным, как того требует ситуация, и ещё этот синдром первого дня, когда море по колено. Она понимает, что ему тоже страшно и хочется убежать, но он почему-то держится и бежит туда, где опасность намного выше, чем его способности и опыт. Если Леон выживет, она ему обязательно расскажет в последний момент о том, что стоит убегать, если враг сильнее тебя. Ему это стоит знать для лучшего будущего, где такого больше не повторится. Стоп. Виктория останавливается перед дверьми, ведущими на мостик, и сжимает ладони в кулаки от больного осознания. Как только она выберется отсюда и вернётся в город, её будут искать, а потом заставят объяснять всё, что произошло сегодня. У неё же в личном деле написано, что она из Раккун-Сити, а начальнику штаба она сказала, что вернётся в родной город на неделю, чтобы обдумать продолжение службы и решить некоторые семейные проблемы. Если она до вечера завтрашнего дня не вернётся в штаб, её могут объявить в розыск или признать мёртвой. И это сейчас не самая главная проблема, которая беспокоит Викторию. Если она возвращается на службу, то её сразу же начнут допрашивать, требовать информацию обо всём, что здесь произошло, и не дадут даже шанса на то, чтобы как-то отойти от этого дела. А позже её сто процентов отправят в подобную точку как человека, который имеет подготовку и информацию о том, как с этим бороться. Она опять будет на цепи у военных и смотреть на весь этот мир сквозь пальцы людей с высоким званием. — Что случилось? — Леон обходит девушку и выходит на мостик. — Нам нужно торопиться. Идём. — Да, ты прав, — Виктория сглатывает и всё-таки следует за парнем. Она придумает, как избежать всего этого, когда выберется на поверхность. Женский электронный голос предупреждает о программе самоуничтожения в тот момент, когда они пробегают мостик и почти добегают до двери. Сверху раздаётся взрыв, и девушка разворачивается, перезаряжая дробовик, который ей отдал Леон в лаборатории. Опять этот монстр, которого они встречали раннее. Хочется схватить сейчас парня за шкирку и убежать, чтобы в этот раз точно выжить, а не понадеяться на удачу. — Отойдите, — разносится за спиной, — он мой. Хромая, к ним подбегает доктор Аннет. Она делает ещё несколько шагов и останавливается, поднимая перед собой револьвер и нажимая на курок. В монстра летит не пуля, как изначально предполагает Виктория, а странные снаряды, которые заставляют его скрючиться от боли и зарычать. Женщина, шагнув вперёд, ещё раз стреляет и выкрикивает, что должна с ним разобраться. Монстр падает на мостик. Леон вместе с доктором подходят к нему и о чём-то разговаривают, но Виктория стоит на месте и сжимает челюсти из-за напряжения и отвратительного предчувствия опасности. Всё не может быть так просто в этом месте и с этими неизвестными заражёнными, которые даже до конца умереть не могут. Они встают через время и нападают до того момента, пока их слабые точки не будут уничтожены. Это же очевидно, но почему они этого не понимают? Виктория замечает, что зрачок на руке монстра резко двинулся, как и он сам, вставая и хватая доктора Аннет огромной рукой с длинными ногтями. Усилив хватку, он замахивается и кидает женщину со всей силы в металлическую стену. Может, всё-таки убежать и бросить всю эту бесполезную бойню? У неё не хватит сил бороться с этим чудовищем, которое превосходит её по силе раз в десять, если не больше. Это будет бесполезный бой, где её точно проткнут когтями. Цокнув, Виктория делает несколько быстрых шагов к Леону, чтобы схватить его за лямку бронежилета и потянуть за собой к выходу. Им нужно бежать. Ей нужен этот новичок, чтобы выжить и свалить из этого ада, потому что это и правда её единственный шанс на спасение. Секунда, и она сильно ударяется спиной и затылком о стену, падая на металлический пол и задыхаясь. У неё же получилось схватить его, разве нет? Тогда почему Виктория сейчас лежит, всё её тело так болит и перед глазами плывёт, двоится — и затем темнеет? Она умерла?× × ×
Виктория частично приходит в себя из-за больной пощёчины и резко открывает глаза, вытаскивая из ботинка спрятанный тычковый нож из-за неизвестной опасностью перед собой, которую нужно убить. Всё происходит слишком быстро, и парень из-за подобной неожиданности падает и замирает, медленно моргая и пытаясь осмыслить то, что сейчас произошло. Его чуть не убили из-за того, что он пытался привести в чувство девушку, которая не планирует убирать оружие от его горла и смотрит на него как на того, кто устроил эту трагедию в городе, или на еду после недельной голодовки. — А ты любительница поспать, да? — нервно шутит Леон, сглатывая. — Я задумалась о том, чтобы всё-таки прикончить тебя, — она закатывает глаза и убирает нож обратно в ботинок. — У тебя отвратительное чувство юмора. — Надо выбираться отсюда, — парень встаёт и протягивает руку вперёд. — Пошли. — Ты прав. Она сжимает протянутую ладонь и встаёт с металлической платформы, замечая краем глаза за спиной Леона груду камней и огонь, но среди всех этих разрушений нет Ады. Шумно выдохнув, Виктория решает про себя, что сейчас нет смысла задавать вопросы про эту женщину, которая, скорее всего, просто кинула их и сбежала, заполучив то, что ей нужно было изначально. Но тогда почему Леон не оставил её в том месте и тащил практически до самого конца? Зачем? Он же мог умереть из-за лишней обузы, но всё равно не бросил. Что за идиот? Девушка опускает голову и горько улыбается, следуя за Леоном и не сбавляя скорости. Он и правда странный парень, но не такой, как сегодняшний день, который наконец-то закончился.