Ладно. Отмазываться, что он случайно купил билет на любительскую выставку студентов колледжа изобразительных искусств, — глупо.
Впрочем, ещё глупее изображать интерес к мазне, пафосно помещенной в рамках на стену.
Билли не вписывается в обстановку.
В расстегнутой на пару пуговиц рубашке и со зверски отталкивающим лицом. Ну, лицо он делает таким неспециально, просто кажется, что и другие посетители не заинтересованы в рисунках, а пялятся на Билли. Обычно он ничего не имеет против чужого интереса, пусть такого
голодного, но не сегодня.
Ему неинтересно.
Билли шарит взглядом по чужой мазне и пытается понять, что здесь делает. Он мог пройти мимо. Мог закатить глаза на стоимость билета и уйти. Потоптаться в первом же зале и уйти. Быстро пройти все залы и уйти.
Он стоит перед каждой картиной, пытаясь понять, что на ней изображено.
Ебучее современное искусство. Нихрена непонятно.
Он замечает Уилла в дальнем углу рядом с седым мужчиной, очевидно, преподавателем. Вокруг них достаточно и других студентов, но Билли видит только Уилла. И тот не выглядит смущенным или потерянным, как выглядел во время их случайной встречи. Уилл чувствует себя на своем месте. Улыбается, смеется, жестикулирует. Не выглядит угрюмым подростком или парнем, которому хочется провалиться под землю.
Билли бросает взгляд на ближайшую картину и различает в кривых линиях стоящий по команде член.
Ебучее современное искусство.
На улице хочется закурить. Билли хлопает себя по карманам, надеясь отыскать пачку сигарет, хотя не курил уже несколько лет: в его теле был, типа, крысиный яд. Странно, если бы он продолжил травить себя никотином.
Хотя ранняя смерть в его случае — разумный выход.
— Билли? — окликает его со входа Уилл.
Билли может сделать вид, что не услышал и уйти.
Билли оборачивается.
— Привет.
— П-привет, — неуверенно (опять, блядь,
неуверенно) говорит Уилл. — Не ожидал тебя встретить… здесь.
— Меня заставила Макс. Она промывала мои мозги целую неделю тем, что не сможет приехать и поддержать тебя.
— О. Это… это очень похоже на Макс.
— Типа того.
— Но ты не подошел.
— Я подумал, что нихрена в этом не понимаю. Вряд ли тебе нужно мнение человека, которому всё равно.
Вряд ли тебе нужно
моё мнение.
Ситуация становится ещё более неловкой, когда Уилл подходит ближе. Так медленно подходит, будто не к человеку, а к опасному зверю.
Интересно, зачем.
— Макс тоже не слишком-то разбирается в искусстве.
— Да брось. Она мнит себя великим эстетом.
Уилл криво улыбается. Не выглядит тем, каким выглядел среди друзей — обычным парнем, наслаждающимся разговором и жизнью. Билли придумывает причину, чтобы уйти, раз уж вдохновение заставило его обвинить Макс в нахождении здесь.
Но Уилл заговаривает первым:
— Она говорила, что у тебя… сейчас плохие дни.
— Плохие дни?
— Скоро День Независимости. В начале ноября я не могу найти себе места. Как и перед Хэллоуином.
Начало ноября. Тот день, когда Уилл пропал в первый раз. Хэллоуин — тот день, когда Уилла забрал Истязатель Разума.
Странно, что Билли помнит.
У каждого из них свой собственный календарь плохих дней.
— Всё в порядке.
— Ты пришел на студенческую выставку.
Уилл мог бы сказать «ты не в порядке».
— Слушай, а там реально член на картине? — спрашивает Билли с ухмылкой.
— Что?.. А… Наверное, Джон всё-таки подменил одну из выставочных работ. Преподаватель разозлится, когда узнает.
— Ну и зря. Джон — будущее искусства.
— Да, у него талант, — соглашается Уилл, и Билли различает горечь. — И все же… Макс станет спрашивать тебя, как ты хвалил моё творчество. И… мой талант.
Макс
спрашивала бы, если бы знала, что Билли сюда явился.
— Ты помнишь, что лучшее, что я могу оценить — это член под стеклом?
— Думаю, я переживу, — хмыкает Уилл.
Билли не покупает второй билет, потому что Уилл — один из тех, чьи картины выставлены в зале, а молоденькая билетерша благосклонна к горячим красавчикам.
Билли легко теперь забыть, что он всё ещё кажется кому-то горячим красавчиком.
— На самом деле, ты ничего не должен говорить, — бормочет Уилл, растеряв смелость по пути к залу, до которого Билли вряд ли бы добрался самостоятельно. — Если хочешь, я могу забрать свои вещи и… не знаю, составить тебе компанию. Где-нибудь в другом месте. Если… если хочешь.
— Это выставка с твоими картинами.
— Основная часть давно закончилась. Я собирался уходить.
У Уилла честные глаза. Оказывается, и хорошие люди могут лгать. Может, объясняя себе ложь «благом».
— Сначала я запомню, что нужно говорить Макс.
Уилл не остается рядом, а спешит убраться, махнув рукой в угол. Творческая личность. Ранимая и очень впечатлительная.
Билли пялится на несколько картин в рамах. Не то искусство, которое встретило его вначале. Не геометрические фигуры, не переосмысление и подлог реальности. Вполне адекватные вещи. Похожие на реальные, только…
Уилл не предупредил его, что рисует Изнанку. Точнее, не её саму, конечно. Хоукинс. В разные времена года. Ночную центральную площадь — очевидно, по памяти, потому что разломы её фактически уничтожили. Свой старый одноэтажный дом на рассвете. Преувеличенно нюдовую обстановку «Аркады». Билли уверен, что подойди он ближе — и сможет расслышать звуки работающих игровых автоматов. И вид с холма на город, чуть более фантастический, чем в действительности.
Изнанка затаилась в тенях. Билли чувствует её щупальца кожей.
— Я готов идти, — сообщает Уилл тихо, и Билли, поглощенный картинами, возвращается в реальность.
Уилл не спрашивает, как ему.
Кажется, не хочет знать.
— Ты очень талантливый, — говорит Билли и слова даются с трудом, и то, лишь на свежем воздухе, когда он может дышать.
— Правда? Спасибо.
— Остальные тоже видят в этом Изнанку?
Уилл молчит. Они идут по улице с уже включенными фонарями, и молчание кажется чем-то обычным.
Комфортным.
Будто они часто гуляют вместе и молчат.
Билли не возражал бы, если бы Уилл не ответил.
— Это выходит неспециально, правда. Я пытаюсь сохранить что-то доброе и светлое из прошлого, но Изнанка… ею уже всё заражено. Понимаешь?
— Более чем. Но у тебя круто получается. Не так хорошо, как член, конечно…
Уилл фыркает.
— Я только начал, знаешь ли.
— В том углу, кстати, было много свободного места. Типа ты не успел к выставке?
— Нет. Я… не стал показывать часть картин.
Билли хочет спросить, почему.
Билли не спрашивает.
Может, тупо ходить по темнеющим улицам просто так. Они выбирают ближайший бар. Слишком рано для шумных пьяных компаний, поэтому им везёт с удобным столом.
Уилл заказывает чай.
— Серьезно? — уточняет Билли, непонятно на что надеясь. Уилл не шутит.
— Мой отец перебарщивал со спиртным.
Он может сказать: «Я — не свой отец».
Отец Билли практически не пил, но перебарщивал с методами воспитания. Билли — тоже не свой отец.
Но в его случае это не так, блядь, работает.
Билли не знает, кто удивляется больше: бармен или он сам, когда заказывает чашку ебучего чая.
***
Вечер не полный отстой. Они говорят о мелочах, о музыке и о жизни, осторожно вспоминают Хоукинс,
его лучшую часть. За чашкой чая.
Обычно в барах Билли берёт безалкогольное пиво и снимает кого-нибудь на ночь.
Сейчас Билли пытается представить их со стороны — и не может. Как будто они не могут быть здесь. Одновременно. Вдвоем. Друг с другом. Пить
чай. Общаться.
Уилл проговаривается, что такая мысль посещает и его.
— Билли Харгроув — не тот, кто пьет в баре чай с кем-то вроде меня, — говорит он, краснея.
До Билли не сразу доходит смысл слов.
Краснеющий Уилл — это нечто. Билли зависает, рассматривая, как нежный румянец заливает щёки, как Уилл ослабляет воротничок блядски хорошо отглаженной рубашки; на шее — россыпь родинок, и Билли, презирающий романтиков, хочет соединять их в созвездия, хотя не выпил за вечер ничего, что могло бы оправдать эту слабость в собственных глазах.
— Почему?
— Почему? — Уилл переспрашивает и прищуривается, не веря, что Билли не издевается над ним. — Ты был плохим парнем в школе, а обо мне… ходили дурацкие слухи…
— Это было вечность назад.
Билли не помнит ничего об Уилле в школе. Уилл иногда таскался с Макс, никогда не приходил к ней в гости, никогда не говорил с Билли, оставался для него скорее невидимкой.
Всё изменилось после случайной встречи в автомастерской.
Или Билли врёт.
Всё изменилось немного раньше.
— Ещё скажи, что не помнишь этих слухов, — почему-то настаивает Уилл. Его щеки и часть шеи горят.
Билли качает головой.
— Меня называли педиком. Квиром. Феей.
Уилл смотрит с вызовом. Четко выговаривает старые прозвища. Будто Билли был тем, кто его так называл.
— Я запомнил только Зомби-мальчика.
В горле першит от сухости, а остывший чай не способен утолить страшную жажду. Билли думает, что может проигнорировать сегодня голос мисс Элви и напиться. Уилл наверняка не станет сидеть с ним всю ночь, а неделя до Дня Независимости — то время, когда Билли нужно выжить
любой ценой.
— К тому же, это было вечность назад.
— Что, если они были правы?
Ах, вот оно что. Билли удивлен не самим признанием. Тем, что Уилл ожидает после признания. Вряд ли цветов и объятий. Билли — не его друг. Билли — тот старшеклассник, которого Уилл наверняка боялся подростком, помня, что Билли сделал со Стивом.
И с половиной его родного города.
Билли откидывается на неудобной спинке стула:
— Они — долбоебы. Те, кто тебя так называл. Те, кто так назовет тебя сейчас. И это было вечность назад, Уилл.
Решительность Уилла сдувается, как воздушный шарик.
Но смотреть он при этом продолжает… странно.
— Что на этот раз? — мрачно спрашивает Билли. — Ты ждал, что я тебя ударю?
— В-вроде того.
Уилл не отнекивается.
Это вроде как неплохо.
Билли любит честность в других людях, тем более, в таких моментах, когда проще солгать.
— Я пью в баре чай. Я был сегодня в картинной галерее. Ты просто… мало обо мне знаешь. Но, если ты скажешь Макс, что я пил в баре чай, мне
придётся тебя побить.
— От меня она этого не узнает.
Мальчик-зомби наверняка умеет держать язык за зубами.
Билли качает головой и отодвигает кружку в сторону.
— Может, прогуляемся?
Его тянет выпить, немного.
Но рядом Уилл, слушает, кивает и сразу же тянется за вещами. Такой весь из себя отглаженный ученик художественного колледжа. На них косятся парни из собравшихся под вечер и медленно накачивающихся спиртным, и Уилл чувствует себя неуютно.
Ещё одна чашка чая и Билли стошнит.
На улице становится легче.
Шумно, много огней, мимо проносятся автомобили, слышны смех, негромкие разговоры. Тепло и можно с удовольствием гулять где угодно, что они и делают, не всегда даже разговаривая, и нет уже прежней неловкости.
Билли предлагает подвезти Уилла, но тот отказывается, хотя довольно поздно и Билли не выпил ни капли спиртного.
Хотя планировал.
Хотя хотел.
— Спасибо за вечер, — говорит Билли, когда к остановке подъезжает автобус Уилла. — Макс предложила приехать, потому что мне нужна компания, но я, конечно, отказался. Терпеть её не могу. Даже в такие дни.
Уилл пишет номер своего телефона на клочке ученической тетради.
Написанные криво цифры греют Билли карман, хотя он уверен, что не станет звонить.
***
Он звонит на следующий день.
