Рождённая тьмой и пламенем

      Элайджа Майклсон жил на этом свете уже без малого тысячу лет и большую часть из них пребывал в бесконечном движении из одного пункта в другой. Нигде ни он, ни его семья не оставались надолго. Вечность в бегах, вечность жизнь с оглядкой. И никакого покоя. А почти три столетия назад они прибыли на болотистый берег Миссисипи, где в то время занимались мелким промыслом небогатые переселенцы и временами набегали местные коренные жители.       И вот они решили остаться. Основали небольшое поселение, за несколько десятков лет разросшееся до размеров небольшого городка. И кто бы мог подумать — он сейчас стоял вот прямо на том самом месте, где в далеком 1718 ступил с хлипкой лодчонки на илистый берег. О том клочке земли, конечно, уже мало, что могло напомнить. В нынешнее время здесь была высокая каменная набережная, облагороженная пристань и чудесный сквер с видом на дельту реки.       Но Элайджа отлично помнил тот самый миг и то самое место, где впервые смог отдохнуть от постоянной кочевой жизни. Пусть и успел забыть, как его семье жилось в Новом Орлеане в то далекое время. До того, как им вновь пришлось бежать от отца, ненавидящего Никлауса. Оплакивать смерть Марселуса, в котором Ник с чего-то увидел сына, которого у него никогда не было. Вновь и вновь менять город за городом в погоне за средством снятия заклятья, наложенного собственной матерью на брата. Копить обиды и разочарования, переживать ссоры, смотреть, как Клаус раз за разом укладывает членов семьи поочередно в гробы с кинжалом в сердце.       В этом городе до побега они чувствовали себя впервые за долгое время свободными. Никлаус и вовсе считал Новый Орлеан своим королевством, а Ребекку захватила любовь к Марселю. Элайджа последний раз бросил взгляд на памятное, пожалуй, лишь для него место и на вампирской скорости скользнул в темные городские проулки, за считанные минуты добираясь до Французского квартала, чувствуя, как в памяти оживают отголоски далёкого прошлого. Как давно он здесь не был! Как долго он хотел сюда вернуться! И вот он снова в Новом Орлеане, снова дома. Но почему-то внутри все чаще звучат голоса тревоги и подозрительности…       Элайджа приехал сюда за братом в надежде узнать, что его привело в город, о котором Ник предпочитал не упоминать после той трагической ночи, когда пришлось всё бросить, чтобы спастись от гнева Майкла, который внезапно нагрянул в Новый Орлеан, преследуя своих детей.       Приехав сюда теперь, Элайджа не ждал ничего хорошего, пусть и всей душой стремился в место, единственное ставшее для него и его семьи домом. Но его неугомонный брат, ставший теперь еще и гибридом, любил создавать множество проблем. Видимо, вечность казалась для него слишком серой и унылой без парочки злобных врагов на хвосте и как минимум одной кровавой распри в десятилетие. Но Новый Орлеан сумел удивить повидавшего многое вампира, и не раз. Он все-таки нашел нашёл то, что искал и на что уповал, хотя с каждым столетием надежда становилась все призрачнее. Именно в этом городе и именно сейчас Элайджа обрёл то, что до сих пор казалось не досягаемым — возможность для Никлауса обрести покой. Сейчас он едва помнил те эмоции, которые испытал, узнав о беременности Хейли от его брата. Целый шквал самых разных чувств и ощущений заполнил древнего вампира, захватил. Подобного не случалось уже тысячу лет, последний раз Элайджа испытывал такой спектр эмоций, когда ещё был человеком. И тогда он понял, что защитит этого ребенка любой ценой, ведь это настоящие чудо для всех Майклсонов. И он заставит Ника его принять.       Но Элайджа, окрыленный внезапным открытием, забыл, не учел, каким упрямым и своевольным, не терпящим даже слова возражения в свой адрес, может быть его младший брат. Ведь сам же знал это лучше кого бы то ни было. Прошло изрядное время, множество скандалов и разрушенной мебели (между прочим, антикварной — некоторые предметы он сам собирал по всему свету), пока Клаус смог принять тот факт, что скоро станет отцом. Горизонт снова начал постепенно светлеть, и будущее обещало быть не таким уж мрачным. Но не смотря на внезапное отцовство, Клаус оставался Клаусом. Возможности обрести настоящую семью, свое продолжение в ребёнке было ему мало. Кроме наследника, брат захотел и королевство, которое сможет этому самому наследнику оставить. И Элайдже, судя по всему, предстояло стать его главным военачальником. Потому что советники брату отродясь никогда не были нужны.       Вот только у королевства уже был король. Никто иной как Марсель Жерар, которого семья первородных считала мертвым и оплакивала. Как оказалось впоследствии, напрасно. Марсель в своем королевстве жил прекрасно, создал рай на земле для своих вампиров и себя. Элайджа умел по достоинству оценивать успехи соперников и даже врагов — он еще пока не решил, к какой категории причислить Марселя. Неудивительно, что Никлаус позавидовал, ведь у его приемного сына, которого он сам растил, воспитывал, и сам даровал бессмертие, было всё, чего желал первородный гибрид. Жадность Ника могла дорого обойтись, грозила обернуться крупной проблемой. Так и случилось, Элайджа в который раз проклинал свою правоту. Необузданное желание захватить власть переросло в настоящую войну. Никлаус, который шёл к своей цели напролом, по старой привычке наживая себе всё новых и новых врагов, в конце концов добился власти, растеряв попутно всех союзников в окрестностях Нового Орлеана. Не было в этом городе клана, которому бы не попортил кровь злобный гибрид.       Вернее, Элайджа так думал. Глядя на ситуацию, сложившуюся стараниями брата, ему впору было рвать на голове волосы. Против их семьи настроились оборотни, ведьмы и даже Марсель, который прежде в детстве ходил за Клаусом по пятам и жадно ловил каждое его слово. Каждое встречное-поперечное сверхъестественное существо мечтало оторвать ему голову, а заодно и Элайдже, за компанию. А Элайджа своей головой дорожил. Да и вряд ли позволил бы кому-либо оторвать непутевую башку Ника. Если кто и убьет когда-нибудь его брата, то только он сам.       Такое положение дел было опасным для Хейли и ребенка. Элайджа всякий раз напоминал об этому новоявленному, но совершенно безответственному отцу. Ник только отмахивался, утверждая, что все у него под контролем.       Ни-чер-та. Под контролем? Когда это у Никлауса что-то было под контролем?       С первых дней зарождения жизни в утробе Хейли эту кроху пытались убить снова и снова, а ведь день родов близился, у девушки был уже большой срок.       В Новом Орлеане только ленивый не желал смерти Никлаусу Майклсону. Он ведь даже людям успел досадить, убив не угодивший ему совет. В живых остался только отец Киран, дядя Ками, и какая-то девчонка по имени Николь, которой хватило мозгов не вступать в открытое противостояние.       М-да… Николь. Кто бы мог подумать! В последнее время она все чаще стала занимать его мысли…       Сперва Элайджа не предал этому значение, когда услышал рассказ брата о том, как он ворвался на заседание совета в церкви. Он сосредоточился лишь на проблемах, которые мог повлечь за собой поступок Ника. Если честно, ему не было никакого дела до какой-то неизвестной девчонки, на которых обращал внимание его брат, пусть это обычно и не свойственно Нику. Скорее всего, и эту несчастную он вскоре пустит в расход, так что Элайджа не собирался запоминать даже ее имя. У него и без того было слишком много забот с ведьмами и их чёртовыми планами.       Познакомиться с Николь Руже Элайджа смог лишь на балу, устроенным Никлаусом в честь своей победы над Марселем, который недальновидно собрал вампиров и решил попытаться убить своего создателя, да ещё и Ребекка совершила очередную глупость, подписавшись на этот заведомо провальный план. Естественно все прошло через то место, которое не принято упоминать в приличном обществе, и в результате Жерару пришлось клясться в верности и подчиняться, а Ребекка снова оказалась в немилости.       Элайджа скептически смотрел на всю эту затею с балом, но потакал Клаусу в его мании величия просто по устоявшейся привычке. Он не придал значения и тому, что из прежнего совета в числе приглашенных оказалась Николь, имя которой он действительно уже успел забыть. Но Марсель обратил его внимание, когда увидел ее в окно.       И тогда Элайджа впервые увидел ее и решил, что ничего особенного в ней нет. Замершая от страха, словно дикая лань, готовая вот-вот пуститься наутек, лишь бы только не стоять под прицелом этих горлопанов-журналистов и наглых фотографов. Он стояла в нерешительности, переминаясь на длинных шпильках, пока другие гости проходили мимо нее с гордо поднятой головой, будто шли на прием к английской королеве.       Элайжда редко страдал приступами альтруизма. Почти никогда, на самом деле. Он всегда был эгоистичным прагматиком — иначе не выжить. Поэтому он до сих пор задавался вопросом, что его тогда толкнуло на помощь Николь. Видимо, воспитание, а может, вспомнил слова Никлауса о ней и решил проверить, чем она зацепила брата.       Мисс Руже оказалась приятной и весьма неглупой девушкой, насколько это вообще было возможно, но уж больно робкой. По крайней мере, ему так казалось. В глаза сразу бросался ее страх, отчётливо слышался громкий стук сердца. Элайджа почти не предал значение тому, о чем они говорили то короткое время, что он вел ее к гостям. Ее голос звучал где-то на периферии его слуха, как приятная фоновая музыка, сыгранная мастером. Все его мысли занимал Ник, скорее всего уже искавший его. И Элайджа беспокоился, как бы брат чего не учудил. В этот раз свидетелей много — половина городской элиты. Не хотелось бы потом оказаться в неловком положении посреди рек крови и гор трупов. Поэтому, отдав дань вежливости и этикету, быстро свернул разговор и распрощался с Николь.       Но, к его радости, вечеринка проходила ожидаемо скучно, старший Майклсон был на сотне и тысячи подобных. Всегда одно и то же: пьяные лживые светские разговоры, лесть в попытках преследовать собственную выгоду, дурная музыка, которая никому не нравится, но все под нее танцуют, атмосфера чопорности и преувеличенное чувство собственной важности. Все оставалось таким же, как в прошлых веках и других странах — менялись только декорации и наряды. Его не особо радовала даже спустившаяся в зал Хейли, последнее время между ними повисло напряжение. Влечение, которое Элайджа испытывал к волчице, было неуместным и могло навредить семье, учитывая собственническую натуру Клауса. Поэтому он старался выкинуть ее из головы как можно скорее, держаться подальше в надежде, что чувство просто угаснет. Последнее время эти взгляды, которая бросала на него Хейли, просто загоняли в тупик.       Он уже не ждал ничего интересного в этом лживом фарсе, устроенным Ником, который так любил театральность. Но этот город в который раз преподнёс ему сюрприз. Всё началось так тривиально, в глаза снова бросилась эта девочка Николь, о которой Элайджа уже и думать забыл. Она куда-то уходила, и за ней увязался вампир, один из охранников на балу, расставленных Марселем с одобрения Клауса. Он поморщился от наглости и беспардонности этого экземпляра — закусывать гостями прямо на балу было верхом глупости и, к тому же, абсолютно невежливо. Элайджа, недолго думая, направился следом, чтобы преподать этому сброду, набранному Марселем, наглядный урок и популярно объяснить, как нужно вести себя на таких светских мероприятиях.       Как оказалось, в его помощи не больно-то и нуждались. Элайджа впервые за долгое время пребывал в состоянии легкого шока. Кто бы мог подумать! Заурядная робкая мышка оказалась совсем незаурядной. И в помощи нуждался скорее вампир, попытавшийся ее съесть       Это было уже интересно! То, что увидел Элайджа, ему не приходилось видеть никогда прежде. Он даже не думал, что древние все ещё могут испытывать шок. В одно мгновение Николь изменилась до неузнаваемости. От девушки повеяло силой, даже будучи вампиром, он хорошо ее чувствовал. Но ещё сильнее поразила ее изменившаяся внешность. Рога?! Крылья?! Словно злобный демон, выбравшийся из преисподней, как сказали бы христиане. Но Элайджа был не христианином, а закоренелым язычником. Поэтому видел не падшее и низшее существо, но могущественного и прекрасного суккуба, темную валькирию, метающую черные молнии и поражающую своих врагов. У жалкого прихвостня Марселя не было ни единого шанса.       Уверенный, что ему это просто чудится, Майклсон завороженно смотрел, как вампир-неудачник превратился в жалкую кучку пепла у ног крылатой валькирии. Запах паленого вернул его к действительности, заставив мгновенно собраться и отбросить ненужные мысли. А дальше была по истине потрясающая сцена, которую он не забудет никогда: прекрасная и устрашающая обладательница рогов и крыльев наконец заметила его и поняла, что попалась. И тут же растеряла всю свою грозную стать, обретя совершенно растерянный и обреченный вид.       Элайджа, про себя надеявшийся, что успел вовремя поднять упавшую челюсть (было бы, право, весьма неловко предстать перед потенциальным врагом в таком компрометирующим его виде), принял серьезное лицо и, конечно, тут же потребовал объяснений. И то, что он дальше узнал, потрясло до глубины бездушия. Благо, теперь он переживал свое потрясение глубоко внутри, не позволяя ни одной мышце на лице дернуться. Лишь изогнутая бровь выдавала его холодное удивление.       Только подумать, демониды! В Новом Орлеане! Все это время они прятались у всех на виду. Их мотивы даже можно понять, учитывая, что происходит в этом городе, полном нечисти. В голове от новой информации творился сумбур.        И все же Элайджа не был бы собой, если бы не прокручивал все выгоды, которые он может получить, обладая новой информацией. А выгода определенно была. Эта девочка — ответ на его молитвы. Николь стала для него подарком небес! Эта, пусть и прекрасная, но абсолютно неопытная в больших играх власти, демоница допустила ошибку, раскрыла свою тайну Элайдже и теперь в надежде ее сохранить пойдет на всё. План родился сам собой. Сделка.       Да, подлый шантаж, вампир честно это признавал, но этот клан — единственный в Новом Орлеане, которому ещё не успел навредить Ник, потому что просто не знал о его существовании. Поэтому старший Майклсон решил воспользовался возможностью заполучить их в союзники. Всё во благо семьи. И, конечно, Элайджа, как и полагается благородному джентльмену, сохранит секрет, пока мисс Руже выполняет условие сделки.       Впрочем, кроме семейного интереса, он уловил в себе ещё один — свой собственный. Николь больше не казалась заурядной после того, как он увидел проявление её сущности и пригляделся. Эта девчонка только хочет казаться растерянной и робкой. На деле она была истинным потомком демона. Знала больше, чем говорила. Даже если сама не осознавала, это уже проявлялось и со временем только окрепнет, а Элайджа использует ради защиты семьи.       Он убедился в ее демонизме чуть позже, когда пришел к ней за соблюдением их договора. Пришел вампир, разумеется, тайно, никто не должен знать о его милом козыре с крылышками и рогами. Никто. Даже Никлаус.       Элайджа после бала, на котором открылась внезапная правда, пришел к Николь не сразу. Вопросов было много, они бесконечно крутились в мыслях, но череда событий в городе, который никогда не спит, захватила его. Ведь семья Майклсонов так любит создавать проблемы. Новая проблема пришла со стороны Ребекки, когда Никлаус узнал от этой стервы Женевьевы о том, что сестра придала его вместе с Марселем, позвав в город Майкла.       Лучше бы рыжей сучке не вставать из мертвых. Раскрытая тайна чуть не погубила первородных. В какой-то момент Элайдже казалось, что Никлаус просто убьёт сестру. За всем происходящим он даже как-то забыл о своём козыре и вспомнил только тогда, когда всё хоть немного утряслось. Хвала богам, Ник не убил Бекку, и наконец-то смог ее отпустить, пусть затаил обиду, и это больше напоминало изгнание. Всё равно хороший знак, по крайней мере ничего непоправимого не случилось. Кризис миновал, но осадок остался.       Как же Элайджа в тот момент ненавидел рыжую ведьму! Тут-то и вспомнился союзник. Древний пошёл к Николь, решил ей поручить найти способ избавиться от ведьм в общем и рыжих, в частности. Правда, он не просил об этом напрямую, а завернул свою просьбу в обёртку из благодушного предлога разузнать, что затевают стороны в войне за Новый Орлеан и с первородными. Знать о планах Марселя и оборотней тоже будет кстати, у вампира не было не единого сомнения в том, что они строят свои планы против его семьи. И Николь его задание отчасти выполнила, во всяком случае первые результаты показала уже тем же вечером. Мало того, что она выяснила планы приемного сына Ника, так ещё и ловко втерлась к нему в доверие, пользуясь ситуацией. Майклсон не боялся, что девчонка предаст его, действительно сговорившись с бывшим королём города, у него все ещё есть козырь в виде «маленькой» тайны. В конце концов Николь бы просто не стала рассказывать о своей договоренности.       И вот теперь Элайджа шёл по Французскому кварталу после своего ночного визита к Руже и размышлял. Он искал информацию о демонах в старых и новых книгах, но ничего не нашел, только слухи, религиозные байки, легенды, ничего общего с тем, что рассказала ему демоница. Похоже, следы ее родичи заметать умели хорошо. Элайджа видел это и в Николь, его союзница была умна, умела пользоваться информацией, даже втерлась в доверие к Марселю. Она уже не раз давала намёки, что многое знает о нём, о первородных, о сверхъестественном в целом. По скромному тысячелетнему опыту древнего такие люди опаснее всего.       Элайджа видел ее могущество, и оно влекло его, возбуждало интерес и желание докопаться до самой сути. К тому же, сила сейчас нужна Майклсонам как никогда, раз уж братец-гибрид такой упрямый.       Он понимал, с этой девочкой нужно быть осторожнее. Но интерес заслонял рациональное опасение, Элайджа был заинтригован, как никогда прежде. И пусть он пока в этом не признается даже себе. Да, его Новый Орлеан всегда был способен удивлять, даже когда кажется, что видел всё в этой жизни.