131 г. От З. Э.
Четыре месяца от прибытия кронпринцессы Висеньи Веларион в Королевскую Гавань.
Эйгону немного плохо.
Ну ладно, не немного.
Много.
Он натрахался на неделю вперёд точно-тело ломило, от приятной ночи не осталось в качестве воспоминаний ничего,кроме следов особенно увлеченной шлюхи.Точнее ,её зубов по его шее и царапин в качестве сбивчивых извинений на плечах.
Красивые зубы,кстати, на удивление ровные, жаль даже было выбивать их парой размашистых,пьяных ,как и он сам,ударов. Или не жаль, он не помнит точно. В голове выпитые пинты стучали набатом настолько сильно, что каждое последующее биение собственного пульса отражалось на внутренней стороне век белыми и чёрными всполохами.
Как будто отпиздили его, честное слово.
Матери,как,собственно ,и всегда,было плевать на его состояние.
Она ворвалась в его покои вихрем, сметая всё на своём пути, расплескала вино и воду из графинов, взмахивая тяжёлыми зелёными юбками на повороте к его постели, как резаная сука орала что-то про долг, оскорбления чьей-то чести-а может,чести всех и сразу,хуй разберешь -такое тоже бывало, про то, что он ей не сын, потом про то что она погорячилась и он все-таки сын, но с оговорками.
Принц не понимал ничего из её истеричного бубнежа-проспиртованное тело плохо слушалось, ему едва удалось веки разлепить, ещё столько же времени ушло бы и на то чтобы сфокусировать взгляд и хотя бы изобразить заинтересованность, ведь слушать Королеву он не собирался в любом случае.
Не до этого ,голова трещит.
Но вот она, выведенная отсутствующим выражением лица и блаженной полуулыбкой всё решила за него, поторопив мыслительные процессы кувшином холодной воды на голову и пощечиной такой силы, что иссушенная губа треснула, пустив по подбородку густую кровь.
Не получила ,правда,ничего кроме тихого «пекло!», но этот момент спокойно опустила.
Будь он трезвее, начал бы орать в ответ про то ,что она совсем берега потеряла,и королеве -консорт старшего сына короля бить не пристало,однако ,всё ещё гудящая голова напомнила, почему эта идея-дерьмо драконье.
Королева,увидев кровь,отрезвела лишь на секунду, потом завела заново свою шарманку, прибавив к визгу слезы.
Сука. Какая же она сука.
Знает ведь, что Эйгон терпеть не может женских слез, настолько, что именно этот факт заставил его приподняться на кровати и сесть -трещину нещадно жгло, но он силился не обращать внимания, слизывая разбавленную водой кровь и поднимая брови в немом вопросе.
— как ты смеешь, Эйгон! — о, он разбудил фурию. Что ж, чудненько, хорошая взбучка в начале дня обязательно взбодрит его и позволит более сносно прожить часы до вечера.
— тебя снова заметили! Вся гавань судачит о тебе и твоих похождениях, весь двор, как ты можешь так?! –Алисента надрывно шептала, впиваясь в его плечи острыми,обкусанными ногтями, пытаясь воззвать к совести или тому, что от неё осталось, а в его голове драконы летали по кругу и ответы один другого краше сражались за право быть озвученными: «да и имей их семеро» пока проигрывал ядовитому «они уже лет эдак пять судачат, не замечала?».
— если тебе плевать на себя и свою репутацию, позаботься хотя бы об отце и невесте, которых ты пятнаешь тем, что без продыху шляешься где попало! Подумать только, королевский отпрыск и девки из публичных домов, как тебе не мерзко?!
Казалось ,даже факт того ,что приходится такие слова произносить,оскорблял набожную мать до глубины явно не благочестивой души.
Таргариен готов целое состояние поставить на то ,что она, на имя правильная, трахается со своим вечно бегающим за ней псиной Колем за милую душу.
О, спасибо семеро, третий боец, резко всплывший по наводке матушки придавил обоих сражающихся своим весом и исключительной аргументоспособностью.
— это того самого отца, который всё ещё путает меня с Эймондом и невесты, которую мне подсунули вы с дедом, чтоб спасти свои задницы и усадить меня на трон? — тон получился оскорбительным, он знает.
Потому что старался.
Старался вложить весь яд и недовольство, агрессию,откровенную насмешку.
А ещё он сейчас,между делом ,на государственную измену наговорит, но и черт бы с ним, собствено– какая радость для нас,что мне и на их репутацию плевать!
Вторая пощёчина не заставила долго себя ждать, прерывая хриплый юношеский смех.
Мать смотрела на него так, словно видела впервые, и за этот самый первый взгляд успела яростно возненавидеть.
Привычно.
Поняв, что тактика кнута на него не работает,и не слыша о тактике пряника в принципе её Величество вновь начала заливаться слезами, прикрывая руками лицо и отходя к окну, показательно так, словно ей было мерзко на него смотреть.
Словно он главное разочарование.
Не далеко от правды.
Эйгон многозначно на это хмыкнул, думая о том ,что хочет помыться.
И что матери стоит оставить эти спектакли для их деда-идиота и сыночки-корзиночки Эдмонда, который над ней трясся и сдувал пылинки. Поведя носом он скривился, первая мысль вытеснила все мысли в принципе.
— прикажи слугам приготовить ванну — приказал сам, вызывая новые приступы агрессии у матери, которая в неверии всплеснула руками и начала мотыляться туда-сюда по комнате в своём тошнотворное платье и мелькающими на периферии фразами о том,что он неблагодарный,что она не могла родить такого.
Цок-цок - стучали по плитке каблучки.
— не мельтеши, голова болит.
Крылья аккуратного носа раздувались так, словно из них двоих драконья кровь плещется яростью именно в ней.
На самом деле,о драконьей крови не было и воспоминания ни в одном из них. Лично он свою пропил.
А мать... Продала за волосы? Пекло, у неё правда очень хорошие волосы для её-то лет. Ей сколько, тридцать пять? Кажется,что-то около, ему всё время было плевать, так что к неведомому.
Алисента хотела низвергнуть на него огонь, но получилась только очередная порция отменных упреков-его завтраки, обеды и ужины, которыми он сыт по горло.
На десерт уже у самой двери была брошена первая фраза, вызвавшая что-то кроме скуки и раздражения.
— ты станешь хорошим мужем Висенье, иначе я лично прикажу приставить к тебе стражу, чтобы ты из покоев и носу сунуть не мог.
Висенья.
Ну конечно, как он мог забыть,что теперь центром его жизни будет пятнадцатилетняя сопля, перед которой придется выслуживаться, чтобы укрепиться в глазах лордов-черных как наследник и ублажить своим языком, шепчущим о любви в краснеющее ухо,влажные фантазии своего маразматика-деда и истерички -матери, которая спит и видит, как он сядет на трон в короне Эйгона завоевателя.
Он уже во снах видел ,как этот сраный трон оплавляется под напором Санфайера, черт его подери, выблядь сестры он тем более желал увидеть там же, сидящую в короне и орущую от боли.
Сгорать заживо больно, ведь так?
Он надеялся на это, потому что иначе уже его влажные фантазии не будут иметь никакого смысла.
А это грустно, учитывая, как долго он их вынашивал. Целые пять лет, обычно пару дней думать о чём-то одном для него уже потолок.
А тут...
Он её ненавидел.
Вот так просто.
В их семье вообще на ненависть к Веларионам пунктик,младшенький вон спит с кинжалом под подушкой, видимо надеясь, что ему в добром сне привидится глаз Люка,нанизанный на остриё,аки бусина.
У него же для этих целей своя Веларион, личная.
До дрожи в кончиках пальцев он терпеть её не мог за то ,что она стала той самой последней каплей, после которой принц на огромной скорости полетел в пропасть.
Пока они были друг с другом -жизнь была выносима. Нелюбовь отца не ощущалась чем-то значительным, шлюха-сестра не давила на нервы и была просто сестрой, даже самые мелкие успехи были поводом для гордости в родных пурпурных глазах.
Блять, он же даже пытался чего-то достигать. Особенно когда понимал,что Висенье нравится валирийский или мечи, вышивка или конная езда-они были неразлучны во всём.
А он неизменно был лучшим во всём.
Для неё. Он был готов подарить ей весь ебаный мир за то, чтобы чувствовать себя особенным, таким, каким помогали чувствовать себя её улыбка и глаза.
Они были детьми, да, но даже сквозь ворох мерзких воспоминаний про себя настоящего и все свои деяния ,воспоминания о себе прошлом тускло светятся теплом и силой.
Только вот он прошлый -это тот Эйгон, который утирал суке рот, если она проливала сок ,и выгуливал её по замковому двору за ручку, если ей вдруг захочется, а должного сопровождение не будет.
Он прошлый -это совместные полёты, неловкие поцелуи в щеку, это счастье от незначительного и умение довольствоваться малым.
Он прошлый -про любовь, глупую, но от нежности которой всё трепещет и трясется. Про любовь, которая убила
его. Что там он спрашивал про горение заживо? Забудьте, благодаря Висенье Веларион он
знает точно,что это пиздецки больно.
И до сих пор болит. Каждый раз сильнее, когда он смотрит в зеркало дольше минуты.
Потому что он настоящий-про сломанные от боли рёбра, про понимание ,что нахуй он никому не нужен ,как Эйгон.
Просто Эйгон, а не старший сын короля, Таргариен, наследник партии зелёных, непровозглашённый кронпринц и прочие регалии, от которых голова кругом идёт.
Он настоящий про шлюх и вино, про ненависть, омерзение, треснутые от напора матушкиных рук губы, синяки на шее, бордели. Про копоть и грязь, которую он собирает по улочкам пропитанной пороком столицы.
Про чудовище, что давно выползло из-под кровати и караулит каждое его движение.
Про презрение во взглядах когда-то-или никогда-родных, про шёпот за спиной о том, что он недостоин своего места под солнцем, про разочарование.
Да что они знают?! Все они, имей их семеро. Он ничего из этого не хочет, он вообще ничего не хочет, только чтобы больше не было так пусто -или чтобы пусто было везде и он больше никогда этого не чувствовал.
Всего этого.
Они не знают, как елейный яд про трон давит на плечи и
ломаетломатломает, как мерзкие шепотки касаются когтями спины и режут до кровоточащих рваных ран, которые не поддаются обработке,вылей он в себя хоть сотню пинт, и гниют, гниют на его коже, и он гниёт вместе с ними, чувствуя, как запах этот, смрад, ничем не подавляемый,шагает за ним по пятам, заставляя ублюдков, что смотрят на него жалостливо или гневно отворачиваться и бежать.
Сука!
Вещи грудой летят со стола, стол летит за ними следом, и Эйгону хочется улететь тоже, туда, где никто о нём не вспомнит, убежать, скрыться.
Но от себя не убежишь и не скроешься, как бы сильно не хотелось. Он —заперт. Он принц, но пленник в собственном теле, он вскормлен ненавистью и равнодушием, он вскормлен улицами и тухлой плотью, потому что не только принц гниёт, в Красном Замке выгнили уже все, сука, каждый лорд и леди,
вся аристократия смердит и разлагается, все их девизы и благородство-пустая обёртка, под которой в лучшем случае уродливый, неприметный камень.
Служанки с тазами пугаются по началу,и это даже радует. В самую малость. Он гаркает ,чтобы они убирались отсюда к чертовой матери,или он их утопит в этих тазах на месте.
Гарканье теперь больше похоже на задушенный всхлип.
Жалок, он жалок. И это все знают-его теперь даже не боятся так как раньше, вон даже эти девки - просто разворачиваются и уходят.
Разворачиваются и сраные тазы в след за ними, уже закрывшими двери, но сил не хватает-кипяток льётся на него и на пол,впитывается в ковры из шкур, впитывается в пропахшую вином и сексом одежду, делая запах сильнее.
Он душит его, его всё здесь душит, ему так тесно, Боги, пожалуйста, помогите ему хоть кто-нибудь.
И за это он тоже винит её. За то ,что он видит это, чувствует, за то, что живёт в этом, за то что
понимает.
За звонкое девичье «я тебя ненавижу».
За хриплое собственное «кажется, я себя ненавижу тоже».
За то ,что он срывается. За то ,что за спиной, со всей силы ударяясь об косяк ,хлопает входная дверь в его покои. За то ,что в собственном доме на него смотрят как на преступника, на грязь под ногтями.
Он заставит её почувствовать. Заставит разлагаться здесь, рядом с ним. Заставит гореть.
Видят боги, он долго терпел. Но больше нет сил, он израсходовал все, когда прятался от неё по коридорам, стараясь не попасться на глаза.
Он убьёт Висенью Веларион или умрёт сам на исходе этого же дня.
***
То же время, тронный зал.
Тренировка заканчивается ничьей и вымученным эймондовским «угомонись ради семерых».
Разговор начинается эймондовским « твоя стойка больше не вызывает приступов истерики, племянница»,и у неё всё снова возвращается на круги своя.
Все четыре месяца она проживает похожие друг на друга дни, сливающиеся в единое полотно.
Просыпается, завтракает, идёт на тренировку, выслушивает дядин бубнеж и ровный голос Кристона о том ,что сегодня она менее безнадёжна ,чем вчера, говорит в ответ ,что это - самая тупая мотивационная речь в мире, после шагает выбирать себе служанок, всегда разочаровываясь в кандидатках и не обзаводясь личной свитой, ужинает с зелёными, отвечая учтиво Алисенте и пытаясь поймать в процессе взгляд Эйгона или информацию о том ,где на этот раз вышеупомянутый пропадает.
Под конец дня молится в септе, склонив перед безликим неведомым колени и отходит ко сну.
Иногда - как,например,сегодня - картину разбавляют письма родичей с Драконьего Камня или Дрифтмарка.
В основном пишут Бейла и Люк-брат про всякую чепуху вроде вина, которое впервые попробовал ,или их с Джоффом проказы, сестра про то ,как её заебало быть леди и что скоро она пропилит своей септе башку струнами от доставучей арфы, на которой с переменным успехом то играет, то вызывает Ходаков.
Все эти письма Сенья читает с улыбкой, складывая в небольшую шкатулку, на все незамедлительно отвечает, говоря ,что сама в здравии и вполне довольна своим положением.
— ну ты бы хотя бы сделала вид, что слушаешь — пробухтел дядя, щёлкнув пальцами перед её глазами — никакого уважения к старшим в этой семье.
— ты старше меня на два месяца — выгибает брови принцесса, складывая на груди руки и уворачиваясь сразу после от шуточного выпада мечом — ладно-ладно, дедуль, извини — второй, уже не такой уж и шуточный приходится по ноге — да пекло, Эймонд, что тебе не нравится?
— что ты с переменным успехом вспоминаешь про моё присутствие, можно быть внимательнее? — всего четыре месяца назад что угодно сказанное таким тоном из уст одноглазого принца вызывало бы в Веларион беспокойство ,граничащее с паникой.
Сейчас же она едва успевает спрятать в ладони улыбку, совсем не элегантно утирая успевший потечь нос — осень медленно наступала на гавань,и им уже как пару недель должно сменить камзолы на подбитые мехом, только у них никак не доходят руки.
— черт, нам всё же нужно собраться и пойти к портному, я до костей продрогла, пока ты меня избивал.
— нам? Почему бы тебе самой не сходить?
— она пугает меня! Ты видел эту женщину? Она клацнет зубами- и меня как и не было.
Теперь уже дядя едва держался от рвущегося из груди хохота.
Ну конечно, ему легко, это же не он своей «подвинься-я-самый-лучший» собственной персоной и стараниями матери всё юношество провёл вдалеке от столицы.
И не ему приходилось приноравливаться ко всем этим портным, поварам, виночерпиям и крысоловам, которые порой забавляли, а порой пугали до жуткого своим видом и вздернутыми носами.
— что ты смеёшься? Она держится так, словно ей прут засунули в задницу ,и смотрит, будто прям сейчас готова за одно неверное слово засунуть тебя в свой рот и целиком проглотить!
— исчерпывающая характеристика, Ваше Высочество, не позволите узнать к кому вы подобрали столь лестные эпитеты?
Ладно, вот кто на самом деле пугал её до усрачки в этом замке.
Лорд-десница всегда двигался бесшумно и имел привычку оказываться вовремя при таких компрометирующих и пикантных ситуациях, что ему впору сменить свой значок на серебряные плотно сомкнутые губы.
Более этого факта принцессу пугало доброе, ни к чему не обязывающее отношение.
Отто интересовался её делами, помогал ей в поиске компаньонок, лично отсматривая каждую перед тем ,как отправить ей на суд, сверяется у мейстера о её обучении, отодвигает стулья на ужинах, предлагает свою компанию для прогулок по саду и участливо интересуется о результатах её тренировок с его дражайшим внуком.
Напрягало ли это?
О, несомненно.
Собиралась ли она разбираться ,зачем ему это?
Увольте, Висенье хватает головной боли с обустройством по сей день.
— к миссис Мэрилин — тут же отвечает Эймонд, старательно начищая лезвие даже не своего меча, словно между-прочим.
Веларион сжимает губы и взглядом обещает ему кару Божью в ближайшие двенадцать часов, дядя в ответ приподнимает краешки губ и хмыкает.
Сучонок.
— эм…прошу простить, лорд-десница, обещаю ,что этого более не повторится — переговорив взглядом с предателем она оборачивается к Отто, чуть нервно улыбаясь и отвешивая слабый поклон.
— не стоит, она правда пугает. Когда я был моложе- вызывала у меня примерно такие же чувства — если бы ей кто сказал,что мужчина, которого ей описывали как один из ужаснейших возможных кошмаров может улыбаться так — Сенья бы ни за что не поверила.
Но вот он здесь, из плоти и крови, оглядывает как мальчишка воровато, проверяя ,чтобы их никто не слышал,и склоняется к ней ближе, доверительно шепча — я давно предлагал её сослать, но Эймонду нравится, как она мастерит панталоны.
Он сказал это предельно серьёзно.
А ещё громко, «шепот» разошёлся на всё тренировочное поле, заставляя одноглазого задушенно взвизгнуть и обернуться на каблуках.
— де…
Ваша светлость десница!
Принцесса громко захохотала, почти сгибаясь пополам, опираясь на услужливо подставленную Хайтауэром руку, сам же он ,приподняв брови ,с довольной улыбкой смотрел на уже спокойного, но всё ещё смущенного внука — будет вам уроком, Ваше Высочество.
Тот фыркнул на реплику, и Висенье прилетело своими же тренировочными перчатками по хребту.
Нет, он точно нарывается.
— будет Вам уроком, Ваше Высочество– вещает он деланно-холодно и высокомерно, намекая на то, что к врагу не поворачиваются спиной.
Она бы пошутила,что в таком случае ей нужно обе стороны туловища сделать передними, она же в Красном замке, и враги её тут кишмя кишат, но это уже будет не шутка даже.
Патовая ситуация ,конечно.
— думаю, на сегодня мы можем закончить с уроками. Кандидатки вновь прибыли и ожидают Вас в малом аудиенционном зале, принцесса. И Кристон Коль с ними.
– черт! Долго?
– пятнадцать минут точно есть.
– пекло... Он убьёт меня.
— ладно, я хотел кинуть в неё ещё и наплечники, но она итак вдоволь наказана — хмычет на это в ответ Таргариен, после коротко бросив что-то вроде «ты свободна, великий рыцарь, беги на встречу к своим верным фрейлинам» поплелся к воротам, насвистывая себе что-то под нос.
— и как вы только терпите его.
— с большим трудом Ваша Светлость, с большим трудом. Но! Иногда он очень даже ничего, верно? – всё же улыбка у него тёплая. Но сдаваться под напором нельзя.
— иногда и палка режет, Ваша Светлость.
***
Кристон стоит тут уже минут двадцать, и его переглядки с представителями уважаемых домов и девушками, которых они притащили как единственный способ успокоения уже не работают.
Он медленно считает до десяти и обратно,напоминает себе о том, что должен защищать членов королевской семьи, а не разбивать их головы о стены замка.
Помогает слабо, потому что за сегодняшний день он получил как минимум две вести о том, что Эйгона видели в блошином конце, одну о том, что её Величество королева в истерике от данного факта и от разговора с сыном ,и три о том, что Джехейрис и Джехейрой начали ползать.
Казалось бы, бесполезность абсолютная, но...Скоро они начнут ходить,и проблем у Коля будет просто не оберешься.
Помогите семеро.
Девчонка летящей походкой
наконец то шествует к своему почётному месту прям в тренировочных одеждах, не напрягая себя лишними приветствиями, кивая лишь ему одному.
И тихо извиняется под равнодушное хмыканье.
С одной стороны ,он прекрасно понимает её-утомительный выбор свиты лежит на них грузом уже пару месяцев, их туда-сюда мурыжат по залам, заставляя смотреть и смотреть на привезённых черт пойми откуда, разодетых в шелка и драгоценности персон, среди них сам он тоже за это всё это чертово время ни разу не видел адекватных претенденток, с другой-делает пометку почему именно он считает принцессу похожей на мать заносчивой сукой без капельки королевского такта.
Эта самая сука уж очень даже по королевски ,вопреки его мыслям ,расправляет плечи и машет рукой, приказывая начинать.
На лице её-вселенская скука и непонимание ,что она здесь забыла вообще, всё равно всё одно и то же.
Они держатся стойко.
Иногда для вида переговариваются меж собой, но это слабо помогает, иногда переговариваются с теми, кто девушек привёз.
На той, которой было десять, мать его, лет, Коль сам начинает зевать, вовремя прикрытый принцессой, намеренно потянувшей его к себе за плащ.
Получилось что-то напоминающее диалог, его зевок неплохо скрылся в пропахших потом и маслами волосах, и пока лорд,который представлял бедного ребёнка, то бледнеющего, то краснеющего,думал о том,что они рассматривают её кандидатуру ,Кристон максимально ровно заявил, что Веларион нужна служанка как минимум для того,чтобы набрать ей ванну, потому что от неё несёт.
Та фыркнула, отпуская наконец его плащ ,и поблагодарила лорда, натянув на губы самую приторную из улыбок, отметив, что через годика четыре с радостью возьмёт его фаворитку в свою свиту.
Рыцарь закатил глаза, думая о том, что годика через четыре ему будет уж точно не интересно проходить через это чудесное мероприятие вместе с её высочеством заново, и сама она на это вряд ли решится.
Да и лорд этот-пузатый мелкоземельный феодал-может и вовсе лордом не будет.
Если только не отправит ,довольный,и ,видимо ,поверивший в её обещание ,письмо принцессе лично,а она,помятуя о былом, не расплачется картинно,принимая девочку в «семью».
Почему-то от этих мыслей смешно-он представляет её, двадцатилетнюю деву, слёзно упрашивающую отправить ей на содержание и службу четырнадцатилетку из челяди.
Смеялся Коль, правда, недолго.
Вначале он даже не понял,что произошло.
Вначале даже казалось,что всё и вовсе в порядке-просто на задних рядах вдруг зашевелились люди.
В следующую же секунду он уже стоял с мечом наперевес, прикрывая Висенью широкой спиной, чувствуя, как та возится позади, со скрипом вскакивая с места -ищет на бедре по привычке эфес, ощупывает, понимает ,что не найдёт -и выдыхает.
Он знает это чувство - беззащитность и неуверенность, что тот, кто защитить может, действительно это сделает.
– отойдите назад – говорит он ровно, успокаивающе, обращаясь к ней лично, тихонько так, чтобы никто не услышал - пытается вселить в девичье сердце веру в то, что он здесь находится не по глупости, а с прямой целью.
Ведь клятва есть клятва.
Девушки и их представители в панике расходятся, стараясь всем скопом уместиться за тот десяток гвардейцев, которых прислал для охраны внучки король.
Жалкое зрелище.
Наблюдать, как взрослые мужчины чуть ли не за юбками у своих протеже прячутся было почти до тошноты омерзительно.
Не пряталось только двое -один явно не имел возможности сделать это, хотя отчаянно хотел, валяясь на полу и поджимая под себя кровоточащую руку, ползком добираясь к её высочеству, второй же кинжалом-огрызком старался его защитить.
Над ними-а именно так казалось из-за спокойствия её и полного ощущения контроля ситуации- стояла девушка на вид годов восемнадцати -двадцати, держа такой же огрызок, но не размахивая им из стороны в сторону, а направляя ровно к промежности валяющегося почти в её ногах мужа из мелких помещиков.
— разоружить его! — неожиданно твёрдо выдаёт Висенья, когда тот,что истерично защищался ,чуть не зарядил себе же по бедру, уже тише, вызывая у рыцаря приступ тихого смеха,добавляя — пока,не дай семеро ,он себя не покалечил.
— кажется эта прекрасная леди сама прекрасно справится с задачей его покалечить– ответил Коль, припрятав меч в ножны.
Всего через минуту виновники беспорядка стояли в ряд перед креслом её высочества.
Двое из них возмущались, требуя отрубить суке-дорнийке руку за то, что она смела поднять её на господ.
Сука-дорнийка же невозмутимо смотрела точно в глаза принцессы, и та внимательно смотрела на неё в ответ, словно выискивая что-то, задумавшись настолько крепко, что костяшки рук оказались в плену зубов, терзаемые ими.
— твоё имя — присекая дальнейшие визги «господ» ,к радости Коля,спросила девушка.
— Мелисандра, Ваше Высочество — ответила настолько непочтительно, что Кристон вновь схватился за эфес, думая о том, что в целом,руку этой девки действительно не жаль.
Веларион его порыв не оценила, выставив ладонь в жесте, приказывающем оставаться на месте и не лезть.
— что произошло, Мелисандра?
— Принцесса! — вновь гаркнул тот, что с огрызком — мы уже объяснили Вам, что…
— сэр…? — на вопросительный взгляд Кристон пожал растерянно плечами.
Вот тебе и благородный род. Чего только не случается с людьми, что дорвались до власти.
Вздохнув так, словно он- полнейший идиот ,Висенья продолжила.
— сэр, закройте ,пожалуйста ,рот, от вашего крика голова болит у всех присутствующих.
— но ,Ваше Высочество…
— это приказ, сэр — вторил девушке рыцарь , надеясь наконец с этим балаганом покончить.
— благодарю, сир Кристон. Мелисандра?
— эти ублюдки решили,что могут облапать меня,как уличную девку. Пусть радуются,что сами остались с руками — «ублюдки», оскорблённые до глубины души ,начали вырываться из рук близнецов, что держали их.
Аррик страдальчески выдохнул, словно все тяжбы королевства взвалили на его плечи.
Эррик едва держался от того, чтобы не вырубить своего подопечного одним ударом по пустой голове.
Взгляд её Высочества потемнел.
Поджимая тонкие губы ,она прикрыла ладонью глаза, потирая переносицу.
— что ты умеешь, Мелисандра?
— всё ,что должно уметь фрейлине, Ваша Светлость. Распоряжения, приготовления одежды, сопровождение, решение бытовых задач. Чтению и письму меня также обучили.
— прекрасно. Сир Аррик, отпустите ради Богов бедолагу. Позовите ему мейстера, не хватало ещё,чтобы он истёк кровью прямо в замке.
Гвардеец явно растерялся, но всё же повиновался, посмотрев на сэра так, словно убьёт его на месте, если тот посмеет дёрнуться.
— Вы Дорнийка, Мелисандра? Законнорождённая?
Кажется ,у всех присутствующих перехватило дыхание от наглости вопросов принцессы.
Но вышеупомянутая спокойно кивала или мотала головой, вовсе не задетая.
– прекрасно. Сир Аррик, отведите мисс Сэнд в покои прислуги, я нанимаю её. Сир Эррик, проследите,чтобы все наши гости были сыты и не обижены, а для них — смиряя нарушителей порядка вновь холодным, отчужденным взглядом,Висенья мотнула головой — приготовьте мейстера и лошадей, я не желаю боле видеть этих людей на территории Красного Замка дольше положенного. Если же это произойдёт-пеняйте на себя.
— есть, Ваше Высочество.
Выводимые из залы лорды были возмущены до крайности-вместо их фавориток, пусть и не самых великих, но всё же благородных домов выбрали девку-бастарда, которая не выразила даже благодарности за злачное место подле принцессы.
— Вам это припомнят — недовольно пробубнил Коль, помогая Веларион подняться на ноги.
Та посмотрела на него ,как на несмышленое дитя, качнув головой и усмехнувшись.
— полно вам, Кристон, пока в моей свите есть вакантные места - они и рта не раскроют. К тому же ,моя репутация итак подпорчена, нет смысла трястись над её остатками, не находите?
— возможно вы правы, но… Действительно, почему именно эта девушка? — это вообще не его дело, но стоять рядом с девчонкой в тишине было бы неловко.
— уж лучше та, что может словами через рот защитить себя, чем кисейная барышня, годная лишь для подношения вина и нарядов.
Так вот оно что.
Как бы не держалась девочка при дворе, как бы твёрдо не отдавала приказы, как бы он сам, Кристон, не относился к ней, она всё же была ребёнком.
Ей едва исполнилось пятнадцать, и большую часть своего отрочества дитя это провело вдалеке от двора.
Ко всему ей приходится привыкать заново. Он вспомнил ненароком,каким испуганным взглядом она осматривалась вокруг, как пряталась по затаенным углам, проводила часы в септе и Богороще, морщилась от какофонии звуков и кучи сплетения, непривыкшая к обилию нелицеприятного.
Как блуждала по коридорам, путаясь- драконий камень заметно меньше в размерах,и эта разница пока не желала как следует уложиться в юной голове.
Наверное, ей чертовски одиноко здесь, среди них.
Ни для кого не было секретом,как конкретно эта часть королевской семьи относится к её матери и братьям, и она закономерно ожидает, что к ней будут относиться так же.
А они, внемля ожиданиям ,вполне закономерно позволяют себе это отношение. Принцесса у многих вызывала что-то отдалённо напоминающее отвращение и зависть. Юная и прекрасная ,она была похожа внешне на мать, в её возрасте покоряющую сердца, характером -на твёрдого, резкого и заносчивого отчима.
Она умела подкупать искренностью и непосредственностью, присущей любому отроку, но всё же ,большую часть времени,оставалась молчалива, лишь изредка беседуя с Арриком, что был к ней приставлен ,да с Эймондом, который ,вопреки ожиданиям сира и двора ,относился к племяннице более чем благосклонно.
Тут нечему завидовать. Коль об этом впервые подумал, смотря на идущую чуть впереди девушку, на её едва заметно ссутулившуюся спину и нетвёрдый шаг на поворотах-все ещё теряется.
Она должна стать женой человеку ,про которого какие только слухи не ходили. Стать вопреки тому, чему её,вероятно,с детства учили. И остаться здесь, среди противников своей матери ,в полной готовности получить в любой момент отрезвляющий удар меж лопаток. Без всякой возможности хоть на мгновение себя отпустить, почувствовать свободу и спокойствие.
Как верноподданный королевы Алисенты он не чувствовал совсем ничего, возможно ,каплю мрачного удовлетворения, но человеческое в нём, спрятанное под латами и плащем,сочувствовало её высочеству как умело.
Всё же место это для неё - не дом, что бы не щебетал король. Дом для этой девочки - родные, а родных для неё здесь нет. Пропали ещё до её рождения - всякие сношения с зелёной стороной для отпрысков чёрной королевы были обречены.
Ничем не выдавая своего смущения ,он мягко коснулся её плеча, направляя к очередному повороту, и, встречая удивлённый взгляд едва заметно улыбнулся.
— я попрошу сира Аррика провести вашей компаньонке небольшую экскурсию по замку, и, думаю, будет лучше,если вы согласитесь присутствовать на ней, чтобы не скомпрометировать юную новоприбывшую особу.
Веларион едва подняла уголки губ в ответ в благодарной улыбке, кивнув.
— благодарю что озаботились этим фактом, сир Коль, я с радостью приму Вашу идею.
— идея действительно чудесная, Сир Кристон, у Вас светлая голова — о, этот голос гвардеец узнаёт из сотен.
Принц Эйгон, подпирая плечом стену в попытке не упасть,оглядывал их с весёлым интересом, присвистнув, когда взгляд ,резкий,контрастно холодный,цепляется за ладонь, что рыцарь тут же спешит убрать — повторяете ошибки, Коль.
— не понимаю о чем вы, Ваше Высочество.
— не столь важно. Не позволишь? — чуть стекленелый от явной нетрезвости взгляд - черт бы его побрал - метнулся в сторону коридора — я бы хотел переговорить с невестой наедине.
— Ваша просьба напрямую нарушает приличия, принц. Я приставлен к принцессе Висенье десницей и не могу покинуть свой пост.
— отчего не можешь? Обещаю, это не займёт много времени. Можешь пока прогуляться, понаблюдать за служанками -буквально пару минут назад я наткнулся на новенькую, прелестное личико.
Рыцарь скривился на это предложение, в очередной раз затопленный сочувствием к Веларион, что стояла подле него, смиряя жениха уставшим взглядом.
— или моя племянница опасается остаться со мной тет-а-тет?
Матерь, не ведись на эту глупую провокацию.
— разве мне стоит бояться тебя, дядя? Сир Кристон, оставьте нас. Пожалуйста.
Блять, да что же это такое.
— как пожелаете, Ваше Высочество — легко поклонившись монархам, не смотря ни на одного чтобы не выдать своих чувств ,он предельно медленно, отмеряя каждый шаг,двинулся по коридору.
Уже ближе к комнатам прислуги он выловил за локоть Аррика —тот как раз рассказывал что-то новой компаньонке Висеньи. Милисента? Милиара? Да черт её разберёт, он даже не думал запоминать.
— что? Что такое? — бедолага краснел и бледнел все те секунды, что Кристон крепко держал его за локоть,видимо ,пытаясь вспомнить,где сегодня успел накосячить — да что такое?
— справа по коридору беседуют принц Эйгон и принцесса Висенья — Аррик неожиданно быстро подобрался под непонимающим взглядом своей спутницы, Коль же подумал - пусть этот жест будет своего рода жестом доброй воли для девочки — как договорите -будь добр вспомнить о своих обязанностях и проверить, всё ли в порядке.
— есть.
***
— развлекаешься, племянница?
Видеть Эйгона было странно. Не потому что он странный, хотя не без этого, конечно, а потому что он избегал её всё это чертово время-иначе его мотыляние по замку в попытке не нарваться на неё даже случайно назвать просто нельзя.
А ещё - видеть Эгона тревожно.
Он явно нетрезв, ночь скоротал на улицах гавани с кучей бордельных девок и дерьмового вина.
Неприятно. Совсем немного, можно перетерпеть.
— если подбор прислуги можно назвать развлечением — Веларион всеми силами старалась показать что ей не страшно.
Даже тогда, когда дядя сократил расстояние до смешного,даже тогда когда грубо ухватился цепкими тонкими пальцами за подбородок, заставляя смотреть на себя,она держала браваду. Не страшно. Ей не страшно,
не стра…
— Милования с рыцарями теперь так называют? Ты разочаровываешь с самого начала, такая же шлюха, как и твоя мать.
Блять.
Ладонь перемещается на шею, в попытке уйти от прикосновений принцесса сама загоняет себя в ловушку, прижимаясь к стене лопатками.
Вначале бьющейся бешено вены касаются почти нежно.
Но лишь на секунду, чтобы рассредоточить внимание, успокоить.
Чтобы в следующую сжать сильнее, в попытке удушить.
— Эй…гон… — воздух перестал поступать в лёгкие скорее из-за паники, чем из-за силы, и паника эта становилась лишь сильнее от понимания - Таргариен может в одно движение лишить её жизни.
Не станет,конечно не станет, это попросту нерационально, но может ведь.
— какая тонкая шея…я могу переломить её одним движением. Хочешь?
Отрицательно мотать головой в таком положении было трудно, но гораздо сложнее было выдавить хоть слово, потому пришлось выполнять неисполнимое — нет? Очень-очень жаль. Я бы хотел,чтобы ты сдохла. Прямо сейчас. Тогда было бы гораздо меньше проблем, правда?
Собственные ладони легли поверх изящных мужских-теперь было сложно дышать именно из-за них.
Сложно и непонятно.
И больно до неприличного, но не из-за наливающихся под пальцами синяков, а от того,что
это происходит.
С его, Эйгона, участием. Просто так, из ничего, Эйгон решил её задушить.
— сука, какая же ты сука, Веларион. Все носятся с тобой как с Бравааским хрусталем, почему? Неужели они не видят, какая ты выблядь?! — он почти рычал.
Смотрел на неё налитыми кровью глазами, квинтэссенцией всей ненависти, которую она когда-либо чувствовала,помноженной на десять, слова его сочились ядом, он сгущался вокруг них, его уже можно было выжимать из стен и воздуха, напряжённого, горящего — признай, что прыгнула в койку Колю сразу же, а? Или к моему брату? Кто тебе нравится больше, или ты предпочитаешь не выбирать? Я вижу тебя насквозь, ты- дитя порока своих ублюдских родителей, матери-шлюхи и отца-мужеложца.
Он останавливается на мгновение, и голубые глаза светлеют.
Кажется ,вот-вот он отпустит, ужаснется, прижмет к себе и извинится. И она поймёт, потому что это…это же Эйгон. По которому она скучала, вышитый платок которого вместе с письмами хранила в верхнем ящике комода, всегда близко, чтобы прижать к сердцу и согреться.
Это же Эйгон, которого она так сильно любит.
Рука на шее сжимается крепче.
–как же я тебя ненавижу. Из-за тебя я потерял всё ,что имел когда-то. Свобода, хотя бы крупицы её были у меня, пока ты снова не появилась. Тебе было мало?! Тебе так понравилось ломать меня, что ты решила попробовать ещё раз? Тварь! — вторая рука с силой ударяет у самой головы с хрустом, и Сенья, дрожащая от накатывающей волнами истерики ,не возьмётся даже предположить что от этого удара хрустнуло-кирпичи, чужие кости или
свои собственные. — я хочу сломать тебя прямо сейчас, чтобы ты почувствовала хотя бы каплю того, что из-за тебя чувствую я.
Шёпот на ухо, горячий, заведённый,его можно было бы назвать волнующим. Интимным.
Но он был колюще-режущим. Потому что звучал по-родному, звучал голосом Эйгона, который держал её за руки,когда было страшно, гладил по волосам и стирал с щёк слезы ,когда было больно, смеялся заливисто, когда было весело.
Руки эти принадлежали тому Эйгону, который прикрывал её маленькую со всем возможным трепетом, который обнимал ими крепко-крепко.
Всё это было незаметными ,трогательными частями её Эйгона.
Эйгон, который смотрел на неё волком и обещал уничтожить -
не её.
Он чужой.
Хочется, чтобы он все-таки сделал то, о чем так увлечённо шепчет.
Потому что слышать его, видеть его таким больше не хочется. Никогда. Ни за что. Она готова сама сброситься с башни Мейгора, лишь бы он прекратил вытеснять омерзительными оскорблениями то светлое, что оставил после себя пят лет назад, исчезнув бесследно.
От недостатка кислорода она не понимает и половины слов, по губам прочитать тоже не может — глаза застилают слезы.
Но искупление не наступает. Её отпускают руки-но не отпускает боль. Смотреть на того, кто только что причинял её так хладнокровно невозможно, но она поднимает взгляд-кашель раздирает горло,лёгкие хватают воздух,словно сумасшедшие.
Сапфиры напротив с каждой секундой всё скорее наполняются слезами.
А их владелец и слова не роняет, смотря несколько секунд-лет, десятилетний, столетий, тысячелетий- на неё, после разворачиваясь со всей силы на каблуках не твёрдо.
И бежит, со всех ног, спотыкаясь на месте,удерживаясь за стены,сдирая ладони в кровь.
Вот бы и ей убежать, да некуда.
Она даже не успевает привести себя в должный вид к появлению Сира Аррика.
И не пытается, если честно. Мелисандра по правое от него плечо тут же подбегает к ней, опирающейся о стену спиной, сидящей на полу с рукой у шеи ,и начинает щебетать что-то успокаивающе-раздражающее, ворковать, поднимать с помощью гвардейца на ноги, ватные и непослушные, вести к покоям и причитать.
Кажется. Висенья ,если честно ничего из этого не слышит - в ушах лишь одна фраза.
«Как же я тебя ненавижу»
***
В комнатах всё лежит ровно так, как он оставил перед выходом. Валяется, если быть точнее, даже ковры ещё влажные.
Лучше бы не выходил.
Потому что, как оказалось, ненавидеть очень легко издалека. Рисуя образ распоследней сволочи в голове, дополняя его после мимолетных коридорных встреч, при которых пол-глазом удавалось ухватить очередную отталкивающую деталь и развить в одиночестве и хмеле до огромного.
Ненавидеть,смотря прямо в чертовы пурпурные глаза,наполненные слезами,оказалось гораздо сложнее.
Собственные бесконтрольно стекают по щекам, и ,сколько бы он не утирал их-их становилось всё больше и больше, как у гидры, на месте отрубленной головы у которой вырастают три новые.
И так по кругу, до истерики, до надрывный всхлипов - потому что полноценные,
настоящие,не даются уже очень и очень давно - до мыслей «почему я чувствую себя ублюдком, если во всём виновата она?».
Она. Сука-дочь Суки-сестры, чопорная до отвратительного принцесса Драконьего камня, писклявая, не умеющая сносно танцевать принцесса, нескладная, угловатая, тупая до зубного скрежета, притворная, ненастоящая до мозга костей тварь -Веларион.
Копия своей шлюхи-матери Висенья.
Нежная, умеющая успокоить и понять.
Сильная, обращающаяся с мечом искуснее любого оруженосца, который насилует Коля просьбами потренировать.
Смеющаяся звонко, держащая спину расслабленно - как тогда,в саду ,со своими родичами - она особенно прекрасна.
Она.
Онаонаона.ВисеньяВисеньяВисенья.
Всегда она.
Научила чувствовать, была рядом, когда ему нужно было больше всего, держала за руку, когда отец отчитывал по мелочи, обрабатывала осторожно ушибы и порезы после тренировок, сбегала по потайным коридорам к драконам, разделила с ним самый первый их полёт, поклялась никогда не делать больно и не терзать душу-она.
Исчезла, ничего не сказав. Посмотрела так, словно видит впервые. Говорила так, словно не понимала, что с ним сделала-она.
Чёртова Висенья Веларион, это всегда была она.
Эймонд, увидь он его сейчас, сказал бы что-то про нездоровую одержимость, про то,что Эйгон нерационален и необъективен, про систему самостоятельной ответственности за свою ненужную жизнь и спиртованную тушу ,и еще кучу всякой хуйни философского характера из его тупых септонских книжек,
которые так любила Веларион, на которые у него после неё аллергия. Ещё, конечно же, брат упомянул бы между прочим ,что он,Эйгон,жалок и смешон. Так, к слову.
Дед бы молчал презрительно, как всегда молчит, смотря на него, что бы не сделал Эйгон, как бы не изъебнулся. Хотя это дело он давно бросил. Примерно тогда, когда
его бросила Висенья.
Коль бы предложил хорошенько потренироваться, но тренировки Эйгон оставил в прошлом ,рядом со своим первым,безалаберным, тогда ещё не умеющим нормально держать меч спарринг-партнёром.
Сейчас, наверное, его невеста выбьет из его рук меч в несколько ударов.
Мать бы опять заливала про семерых и их силу. Про то, что молитва -универсальный способ справится с чем угодно вообще, но в детстве он провёл десятки часов в септе, и теперь туда его совсем не тянет.
Послушники читают молитвы, сидят, смотрят и молчат неправильно. Она делала это по-особенному, именно так, как нужно. Больше никто так не сможет.
— пиздец — хриплый хохот срывается с губ, слюна, подсоленная слезами брызжет в разные стороны, пока он сжимает волосы у корней, стараясь болью вернуть себе себя.
Глупо, он пытается,конечно, но всё же до смешного глупо, ведь, как оказалось, даже этого себе позволить не может.
И всё это время не мог.
Как оказалось, он уже давно сам себе не принадлежит.
***
— когда-нибудь этот несносный мальчишка доведёт меня до греха! — причитает уже битый час Алисента, сидя с ногами в мягком кресле в кабинете лорда-десницы.
Тот заполняет документы, угукая-чаще невпопад, но это не так важно, дочери бы выговорится, потому что он ненавидит разговоры на любых эмоциях, в его голове всё должно быть по полочкам, как и в головах собеседников, не больше, не меньше.
— сегодня прошлялся всю ночь, от него несёт как от последней челяди.
— ничего нового, дорогая — хмыкает Отто, ставя подпись на последней из десятка бесполезных на сегодня бумажке, откладывая документацию в сторону — это же Эйгон.
— он позорит меня! Позорит короля, тебя, позорит сестру и братьев, невесту, в конце то концов.
— невесту ему силком навязали, так что аргумент слабоват.
— говоришь прям как он — хмурная Алисента вызывает в нём что-то тёплое, давно забытое.
Что-то вроде родительского тепла, которое он растратил за годы работы на прошения, заседания и поручения короля — я не знаю, что делать…
— ничего. Мы итак бросили достаточно сил на то ,чтобы обеспечить девочке комфорт. Участие Эйгона тут не требуется, его покроют тренировки с Эймондом и беседы с Хелейной и детьми.
— она не очередная бумажка, которую нужно подписать, Ваша Светлость, она живой человек– продолжает возмущаться королева, закусывая, терзая зубами нижнюю губу до кровяной росы.
— то ,что ты думаешь о ней в подобном ключе, несомненно,делает тебе честь,дорогая— а ему-очередную порцию головной боли, с которой нужно бы разобраться сейчас, чтобы потом оно не накатило и не заставило рвать от паники волосы на голове.
Указательный палец осторожно, почти по-отечески нежно поддевает точеный подбородок, холодная, не обещающая ничего хорошего улыбка трогает губы — только вот не стоит укрепляться в этих мыслях. От девчонки Веларион нам нужно лишь пару-тройку сыновей и сломленная воля.
Он не боялся говорить в своей башне. Потому что ,формально,вся власть была в его руках, а при таком раскладе на государственную измену наговорить сложно — Эйгон будущий король, он не обязан валяться у девки в ногах, пусть оставит это нам. Ему нужны сыновья, которые при его восхождении станут весомой проблемой для Рейниры. И больше ничего. Понимаешь, к чему я клоню?
— план предельно прост, но ты не учитываешь деталей-она не предаст свою мать.
— она и понять не успеет. А если будет протестовать, так свободных темниц у нас достаточно, как и времени подумать о поведении и присяге.
— что ты такое говоришь… Она станет твоей королевой…
— королевой-консортом. Одной больше, одной меньше- я хоть завтра найду тебе с десяток достойных претенденток — видимо, эти слова задели лично дочь.
Конечно, ведь примерно с таким посылом он отправил её в покои короля, тогда только овдовевшего,двадцать лет назад.
К чести Алисенты, она оказалась куда умнее, чем Веларион была в её мыслях сейчас,и быстро смекнула что к чему. Она может сколько угодно строить из себя набожную овечку, но в её голове достаточно умных, хитрых мыслей, всё же,кровь не водица — ты должна расположить девочку к себе, тогда и не будет никаких темниц. Понимаешь?
— с Эйгоном это станет невозможно, он неуп…
— он твой сын — грубо обрубает десница, отталкивая от себя хорошенькое личико, нацепившее на себя премерзкое выражение недовольства– продукт твоего воспитания. Ты облажалась как мать, Алисента, раз уж он не слушает тебя и ты не можешь сказать ему слово поперёк. И его деяния, все до единого -итог твоих упущений. Понимаешь?
Она ничего не отвечает. Молчит, кусая заусенцы, раздражая ещё больше. Нервничая. Понимая.
— иди. Вечереет, тебе пора возвращаться к своим алтарям– он не хотел, чтобы получилось так, но голос звенит сталью, и дочь, поднимаясь, отражает эту сталь глазами-омутами, сдержанно кланяясь и покидая его покои.
И злости у Королевы хватит на всех семерых, но этот грех будет замолен.
Держать лицо тяжело. Делать вид,что одни и те же слова из раза в раз делают больно и давят тяжелее вдвойне, но она должна, иначе всё пойдёт коту под хвост.
Пусть отец и дальше думает, что дёргает её за ниточки.
Всё же в его мире это укладывается как нельзя лучше. Пусть считает что это
он привел её в покои короля, смотря, как она нарочито-показательно читает трактаты о истории Валирии и вольных городов, прося Рейниру переводить куски с древнего языка громко, эмоционально.
Пусть думает,что это
он хочет видеть Эйгона на троне. Пусть думает ,что она негодует от того, что он неуправляем.
Пусть думает что Висенья Веларион
его стараниями проводит дни и месяцы до замужества в Королевской Гавани.
Пусть отец и дальше думает, что королева-консорт ничего не решает.
С тихим шипением её величество прикладывает ткани платья к прокушенной в чрезмерном притворстве губе, после улыбается одними её уголками.
К счастью Алисенты ,она уже давно королева-мать, и любая такая мысль ей только на руку.
***
— эта мазь прямиком из Валантиса. Чудесно справляется с синяками,быстро заживляет — шепчет Мелисандра тем же вечером.
Влажные после душистой ванны волосы липнут к шее, и она убирает их мягко, вновь касаясь тех мест, на которые сегодня утром так отчаянно давил
он.
Синяки будут, это ей авторитетно заявила компаньонка.
Она вообще оказалась очень умной на поверку девчонкой, без царя в голове ,конечно, зато в общении интересная.
Они мало говорили о чём-то хоть сколько-нибудь значащем, однако лёгкие истории про путешествия служанки по вольным городам за вином растягивали за милую душу.
Чудо-мазь из Валантиса пахла мятой и покалывала, нагревая кожу до пощипывания едва терпимого.
— это так нужно, Ваше Высочество —говор у Дорнийки был любопытным, немного шипяще она выговаривала согласные, иногда путалась,но строила предложение так виртуозно, что неправильность употребления родов и падежей в глаза не бросалась. Служанка напоминал ей чем -то Бейлу.
Её милую Бейлу, как сильно она соскучилась по ней. И по братьям. По родителям особенно, ей бы хотелось поговорить с ними о том, что происходит с ней здесь, может и о сегодняшнем, но страх того ,что старший сын Её Величества останется без рук после такого монолога были сильнее желания оставить его без этих самых рук — щипет-значит помогает. Это Вас так жених Ваш?
— а...
— о, не боитесь, я-никому. Меня саму муж поколачивал, я оттуда и знаю про мази-настойки разные — всё же такая она забавная, нужно по-подробнее узнать ,как её вообще подпустили ко двору.
— по…колачивал? — Мелисандра сама по себе была сложным, но благодарным человеком.
И больше всего она в людях чтила открытость, вот как в её принцессе- эдак шею доверчиво подставила, не боялась очередного удара. Может и правда такая хорошая, как ей, Сандре, хозяйка говорила.
— бил ,если по- вашему. У нас в семье девчонки одни, выборов не много — замуж, на каторжную работу или телом торговать прямиком в Лис — принцесса вся сжалась от такого прямого, в лоб стрелой начала, смотря на неё как перепуганный оленёнок — ну, я выбрала замуж. Думала самый простой вариант -первая лунная кровь пущена, я и в свадебные юбки. А оказалось,что лучше бы телом торговала, муж редкостным уродом был, как у Вас.
Висенья ужаснулась неподдельно. И от коротенького, без деталей рассказа служанки о её жизни, и от её оскорбления в сторону монаршей особы-такое карается жестоко, если кто узнаёт.
Могут даже лишить языка, но тогда ей не с кем будет вести беседы, пусть поверхностные и своеобразные, но всё же развевающие скуку и одиночество, которых в этом замке слишком много тенями ходит в её покоях и за их пределами.
— тебе стоит быть осторожнее, Мелисандра, такие разговоры чреваты - язык у тебя всё же один.
Дорнийка смерила её испытующим взглядом, после,обиженно фыркнув,поднялась на ноги.
— принцесса купана, напоена, накормлена и одета. Могу я удалиться? — обиделась? Неужели она подумала ,что её хочет лишить языка Висенья лично? И из-за кого, из-за Эйгона? Смешно.
Ладно, не очень, просто без служанки будет совсем невмоготу, итак терпела четыре месяца, чтобы найти хоть какую компанию кроме вечно хмурого Эймонда, отвлечённой Хелейны и каменнолицего Кристона Коля.
— конечно– губы поджались в подобии улыбки, и ей вернули такое же глубоко оскорбленное подобие.
Ну, какой приветик.
Лишь на выходе Сандра обернулась, озорно сверкнув глазами, словно секундой назад и не обижалась вовсе — в чём-то соврала. Жених у Вас очень ничего, симпатичный. Смазливый даже — взмахнула юбками и след её простыл.
Простыни на ощупь приятнее, чем царапающая даже сквозь тренировочные одежды стена.
Но её ощущение под лопатками при смене кнута на пряник никуда не пропадает.
Уже обрисованных синяков касаются подушечки подрагивающих пальцев.
Принцесса фырчит — трёхлетнее лето медленно заканчивается, но даже это не оправдает вечное ношение платьев с высоким горлом. Придётся изворачиваться.
Изворачиваться Сенья с детства терпеть не могла, отчим часто щёлкал за это по лбу, говоря,что она прямолинейностью вся в несдержанную мать.
«Выблядь, вся в мать.»
Выдох ,тихий донельзя, словно последний. Хотелось бы, да вот незадача-ей ещё жить и жить под этой крышей с этим самым человеком. Делить с ним часы досуга. Кровь. Постель. Растить детей.
На ужине, первом, том самом,что случился по прибытии ,ей показалось ,что это будет не так сложно. Что Эйгон остался почти полностью тем же, а измены...Матушка говорила ей, что все мужчины изменяют.
И что таких вот девок с шёлковой улицы они должны им позволять сколько угодно, если мужья по итогу возвращаются домой. К тому же детское, питаемое
взаимностью чувство в пять лет разлуки заметно притупилось, заросло мхом и новым тёплыми воспоминаниям с новыми людьми.
Никогда такими близкими, но всегда достаточно, чтобы можно было потерпеть.
Первый полёт с Рейгоном и Санфайером подстерся моментами совместных полётов с Караксесом и Вермаксом.
Их совместные походы в библиотеку достроились ночами, проведёнными в компании неугомонного малыша Люка, вечно тихого Джоффри и книги Валирийских сказок.
Этого никогда не было достаточно. Но она и не чувствовала себя обворованной, пока
он был далеко.
Сейчас же она чувствует себя скорее преданной, чем обворованной.
Потому что Эйгон вырос. Из нескладного, долговязого ,угловатого отрока он превратился в юношу.
Красивого, не лишённого изящества, с разлетом тонких ключиц, манерой держать себя, узкими бёдрами, короткими непривычно волосами и мощной грудью, под которой,она была уверена,не менее мощно бьётся горящее пожарами сердце.
Миловидным лицом, которое даже мешки под глазами-извечные его спутники-не портили.
Но Веларион не позволяла себя обмануть.
Матушка в вечер пред отбытием прошептала ей напутствие о том,что этот замок - её по праву,и она не должна бояться.
Но опасаться вполне может-тут нет абсолютно надёжных союзников, и ,пока такие не сыщутся, стоит пооберечь собственные тревоги и недовольство по углам памяти.
Но она была уверенна, несмотря на матушкины слова, несмотря на изменения внешние ,внутренне перед ней всё тот же нескладный и угловатый принц Таргариен, с которым они делили одно на двоих лимонное пирожное, стащенное перед семейным ужином с кухаркиного подноса ,с которым они хохотали над похабными картинками из тонких лисенийских брошюр,что отыскали в самых тёмных уголках королевской библиотеки, на самых высоких полках.
Пурпурные глаза закрылись, из груди вырвался рваный выдох.
Что ж, пора привыкать жестоко ошибаться.
