Похищенные цветы

Возерай щёлкнула пальцами, чтобы они с Лилией остались в полном одиночестве, и несколько вившихся под потолком рыб, испуганно, будто на них замахнулись, уплыли прочь. Лилия проследила за рыбами с состраданием. Всё чаще она останавливалась на мысли, что подобное обращение самую чуточку ужасно. Она хотела было спросить Возерай, нельзя ли обращаться с другими живыми существами поаккуратнее, — а то она невольно ставила себя на их место, — но не решилась. Возерай была какой-то другой. Более бледной, чем обычно, и усталой. Даже в скудном свете нескольких сфер это было видно. Но она притворялась, что это не так. Мама Лилии тоже иногда так притворялась, поэтому Лилия смогла заметить, и заволновалась. Она подзабыла, что все поступки приводят к каким-то последствиям. Видимо, не стоило. Возерай сложила руки за спиной. Так у неё делался невероятно величественный вид, хоть одета она сейчас была (по представлению Лилии) довольно просто. — Приятно наконец быть здесь, — на бледном лице появилась сдержанная улыбка, Лилия качнула головой в ответ, — Было много дел, приношу свои извинения. И, я помню, вы просили найти книги со сказками. Ещё тогда... Для меня стало бы большой радостью подобрать для вас самые лучшие и любопытные, — Лилии чудилось волнение в обычно ровном голосе, — Но я перечитала несколько и поняла, что для людей подобное чтение не подходит. Наши сказки, в лучшем случае, испортят вам настроение. — Возерай прошлась из стороны в сторону, от полумрака двери до окна, меря круглую комнату большими шагами. — Я хотела попросить подруг подняться наверх, найти ваши любимые книги в мире людей. Но, к большому сожалению, у нас мало кто умеет читать на человеческом языке, да и заходить в дом смертных считается дурной приметой. А у меня сейчас нет времени, чтобы искать. — Ничего, мне не нужны книги. Я проживу и без них. У вас итак много дел, — проговорила Лилия, не зная, как подступиться. Чужая усталость вызывала у неё смешанные чувства. Возерай чуть повернула голову и приподняла вопросительно бровь. — Вы ведь весь день были очень заняты, верно? Я бы хотела отправиться вместе в другой мир, но, если вы устали, не нужно. Её невероятно смущало открыто сказать «устали», потому что Возерай явно старалась выглядеть сильной. — Я устала, — признала Возерай крайне спокойно, — Но мне, так или иначе, необходимо отправиться в этот мир. У меня имеется там дело. И это самое безопасное место для смертных из всех, где я была сегодня, и наиболее интересное. Поэтому приглашаю отправиться вместе. — Тогда... благодарю. Жаль, у вас столько неприятностей из-за меня. Если бы я могла помочь... — Лилия обычно не предлагала помощь, но к Возерай успела проникнуться. Однако едва ли её помощь могла пригодиться. — Нет, благодарю. Вы вовсе не обязаны разбираться с неприятностями, возникшими по моей вине. К тому же, всё уже закончено; но, должна признаться, мне не удалось обставить дела так, чтобы на вас не держали зла. Лихо не вам одной досаждала. А Сколеск... Я не в силах соразмерно наказать советницу. Но глумиться над моей гостьей не позволю. — Разве вы не Хозяйка? Почему вы не можете наказывать, кого захотите? — Лилия чуть не хлопнула себя по лбу за прозвучавший вопрос. Иногда её будто за язык тянули, и она говорила сначала, а думала потом. (Это здорово усложняет жизнь). Но Возерай даже и не собиралась сердиться. Лилия всё удивлялась, откуда у неё столько терпения. «Наверное, сильно устала, — мелькнула у Лилии мысль, — Вот и нет сил злиться». Хотя, вполне может быть, Возерай просто слишком многое ей позволяла. — Советницы и судьи сами себе хозяйки. А Сколеск сомневается во мне с тех пор, как вы тут. — Я и не думала, что власть Хозяйки ограничена. — Лилия на миг опустила глаза. Возерай только улыбнулась. — Я почему-то решила, что вы можете всё, — запнулась Лилия, заметив в серебряном взгляде нечто бесконечно холодное, холоднее нетающих льдов на краях земли, и одновременно горячее, куда более горячее, чем обычный огонь, — горячее, как пламя, которое льётся из далёких звёзд, в тысячу раз крупнее Солнца. Возерай ничего так и не ответила. Возможно, ждала, что Лилия сама поймёт. Должно быть, этот взгляд говорил: «Конечно же, я не обладаю подобной властью, разве было бы разумно — давать кому-либо одной такую власть?» Некоторое время Лилия раздумывала над этим, и даже начала склоняться к мысли, что, может, она бы сама так распределила власть, если бы ей было доверено подобное дело. Задумалась она довольно глубоко. Возерай, кажется, несколько секунд собиралась что-то сказать. Лилия наконец заметила, и поглядела на неё вопросительно. — Я... — Возерай умело скрыла дрожь в руках. — Кое-что не даёт мне покоя. Я должна извиниться за то, что позволила себе слишком много. Когда мы писали письмо. Я не могу молчать, слишком много об этом думаю. Для Лилии всё было иначе, не как для Возерай. Она бы охотно согласилась, если бы Возерай ей предложила «слишком много» ещё раз. Более того, она была готова зайти дальше и даже начать действовать первой, если не удастся дождаться шага от колдуньи. Но сказать стоило не это. — Не нужно. — замотала головой Лилия. — Ведь я просила сама, хоть и не словами. И не жалею. Возерай заметно полегчало. Она чуть отвела голову, глядя во мрак за окнами. Слова Лилии имели приятное послевкусие. Краем глаза Лилия углядела, что Возерай по-лисьи улыбается. Голубоватые губы сделались ярче, как вечерний сумрак, а не как туман. — Вы признаёте, что самую капельку в меня влюблены? — Да. И тот поцелуй пошёл мне на пользу, и случился весьма кстати. — Лилия уселась на одеяло. Стоя она сильнее нервничала. — Вы довольны? Лилия самую малость влюбилась, несколько мгновений даже думала, что хочет жениться. Но это были лишь несколько мгновений. За которые она успела вспомнить, что выражение «связаться узами брака» начинается словом «связаться» неспроста. Жениться на ком бы то ни было Лилия не собиралась, как и связывать свою жизнь с чем-то или кем-то вообще, по любым причинам. Это было не по ней. Возерай постаралась унять улыбку. «Это было довольно очевидно. — думала Лилия, которая с самого начала видела эту довольную улыбку, и не понимала, почему её нужно скрывать. — Трудно не чувствовать совсем ничего, когда уделяют столько внимания, прилагают усилия, чтобы угодить. Но и большее я из себя высечь не смогу, только эти крошечные искорки. Ими я не в силах обогреть её. Да и едва ли хоть кому-то под силу высечь больше из меня. Возерай мне нравится, но я её не люблю». Возерай тем временем вернула степенность образу. Похоже, коротким признанием Лилии она осталась удовлетворена. — Для меня большое счастье слышать добрые слова, — благодарно сказала она, а белые щёки показались темнее, чем обычно; впрочем, в таком мраке сказать наверняка было нельзя. — Вы хотели бы, чтобы я искренне влюбилась? — Лилия невольно отметила, что говорить на подобные темы с Возерай очень приятно и волнующе. Возерай молчала некоторое время, будто вспоминала слова. — Признаю, мне сильно хотелось бы этого, как и любой влюблённой хотелось бы получить ответные чувства. Но этому нет места между нами. — Неужели и подружиться мы бы не смогли? — спросила Лилия, и не сдержала улыбки. — Я бы хотела однажды иметь честь назваться вашей подругой. — Возерай приложила руку к груди, — Но это будет говорить больше о вашем невероятно добром сердце, а не о том, что я оказалась достойна дружбы. — Как вы строги! — Лилия засмеялась. — Может быть... Давайте рассуждать об этом позже. Ведь я обещала вам путешествие. Я и без того заставила потратить на ожидание невероятно много времени. Готовы отправиться в другой мир? Лилия только этого и ждала. — Я весь день готова. Как мы туда попадём? — она принялась переминаться с бедра на бедро, готовая вскочить и бежать в другой мир прямо ногами, если надо. В её плодовитом воображении он представал в самых сиреневых и розовых цветах, и она, пусть не окончательно осознавала, уже сгорала от нетерпения, что наконец, наконец попадёт в такое необычайное место. Как там? Есть ли там небо, или озеро, и, если есть, можно ли там увидеть в озере свое отражение? И какой она будет там, и сможет ли посмотреть на своё отражение, и сможет ли понять, что это — оно? Словом, она настроилась на действия. Возерай поняла, что с этим надо иметь дело. — Для начала стоит успокоиться. — посоветовала она. Потом заперла дверь неким неизвестным Лилии волшебством, чтобы создать уверенность, что никто их не отвлечёт, и приглушила свет. Лилия вертела головой, недоумевая. Она думала, они отправятся куда-нибудь, где есть что-то вроде той статуэтки. — Выпейте вот это. — Возерай провела рукой в воде. Под её ладонью перед Лилией возник кубок с клубящейся и искрящейся жидкостью. — Я выпью это и попаду в другой мир? — Лилия слегка испугалась этого напитка. В конце концов, от него разлетались искры, как от кремня. — А мне точно можно такое пить? — Можно. — без тени сомнения ответила Возерай. Она приготовила напиток для Лилии, учитывая все сложности человеческой природы. — Но в другой мир вы не сразу попадёте. — Напиток должен был всего лишь помочь забыть все заботы и волнения, и успокоить. Но Возерай считала, если Лилия будет немного верить, что он помогает перейти в другой мир, это ошибочное представление необязательно развеивать. Лилия выпила; вкуса у напитка не было никакого, а губам было горячо. Но язык и горло совсем не обжигались, наоборот, питьё было холодным, и это показалось ей забавным. Она осушила кубок махом. По телу разлилась приятная лёгкость и одновременно оно показалось сонным и усталым, как после очень долгого и трудного дела, когда наконец с ним справишься. — Теперь ложитесь. — Возерай выглядела очень по-колдовскому, пусть на ней и не было хоть какого-нибудь загадочного длинного плаща и волосы не были изощрённо уложены, как всегда, а просто свободно лежали, как у обыкновенной смертной. Всё впечатление производили блестевшие в полутьме золотистые глаза. — Свободно, так, чтобы вы смогли забыть про своё тело. Место, куда мы пойдём, похоже на сон. Но помните, что это не сон; забудете — и с вами начнут происходить странные неприятности. Вероятно, вы не сможете сознательно влиять на происходящее. В этом мире вас не ждёт ничего опасного или страшного, ничего такого, чего бы вы себе не смогли вообразить, и там нет никакого зла. — она присела на край кровати, жестом указав, что собирается лечь. Лилия терпеть не могла, если кому-то приходило в голову лечь возле неё, тем более, так близко, но сейчас, после того, как она выпила искрящий напиток, ей было не важно. И стало даже хорошо от мысли, что кто-то будет рядом. Возерай положила руку к руке Лилии, касаясь пальцев самым краем ладони в белой перчатке. — Закройте глаза. И послушайте, что я скажу... Лилия вся целиком стала слушать. ...Даже смертные могут без всякого колдовства попасть туда, куда мы направляемся. Для этого лишь нужно желание и воля. А вам, видевшей не раз сны, которые вы осознавали, я говорю вот что: вы можете попасть, куда захотите, без всякого труда, без моей помощи... Лилии показалось, Возерай собирается укачать её, таким усыпляющим голосом та принялась разговаривать. Лилия только что коснулась подушки головой, а её уже потянуло в дрёму. Смысл слов весьма странным образом ускользал от разума. Но она продолжала упорно вслушиваться, лежала, и думала, что Возерай умеет всё, что угодно, и может даже странствовать между мирами и посещать далёкие дали, где живым нет места. Она свободна. ...Осмотритесь. Вокруг пустота. — продолжала Возерай бесчувственным, но очаровывающим и пронизывающим голосом, когда Лилия достаточно усыпилась. — Наверняка, у вас множество лишних мыслей; гоните их прочь. Представьте, что вы возвращаетесь в эту круглую спальню, заходите сюда, в своём воображении. Теперь ложитесь на кровать и опять закройте глаза... Лилия старалась выполнять, что велено, хотя с каждым мигом неминуемо дальше и дальше уносило в сон. Её начали посещать мимолётные видения, ей являлись пространства и существа, которые разум сотворял за мгновение, и тут же с такой же скоростью растворялись и пропадали неузнанные навсегда. Возерай принялась повторять уже сказанное, как заводная. Лилия пошла в свою круглую уютную спальню во второй раз. В воображении спальня казалась милее, тут было светлее, чем в настоящем Озёрном краю. Лилия засыпала всё глубже, и ровный и бесстрастный голос вёл и вёл туда, где обитали её сны, и все те образы, через которые она воспринимала мир. Возерай взялась за дело всерьёз, или это Лилия сама была виновата, только теперь слышался из пустоты мерный звон невидимых колокольчиков и шум, как от вьюги. Повторяющиеся звуки убаюкивали, и вот Лилия уже едва помнила и себя и все свои мысли, — только осталось воспоминание, что надо слушать Возерай. А Возерай повторяла и повторяла опять про эту круглую комнату. Так она повторила ещё раз и ещё, пока Лилия не запуталась в воображаемых кроватях. Голос звучал всё тише и глуше. Наконец, когда Лилия заснула в очередной раз и оказалась в очередной темноте, Возерай она больше не услышала. — Кто-нибудь здесь есть?.. — спросила Лилия, оглядываясь по сторонам. Её разум стал ясен в тишине. Она не боялась встретить во мраке кого-нибудь опасную, потому что знала, всё не по-настоящему, и её тело сладко спит и отдыхает где-то далеко-далеко. Из-за спины раздался куда более чистый и громкий голос: — Лилия, я здесь. Лилия увидела во мраке тень и побежала к ней. — Я сплю? — спросила она, и схватила Возерай за запястье, боясь, что проснётся. — Нет. — Возерай выглядела довольной. — Но и не бодрствуете. Я очень рада, что удалось. Никогда прежде не брала смертных в такие места. — Здесь ничего нет, — заметила Лилия. — Не будьте так нетерпеливы, ни в каком из миров за это не хвалят. Лучше осмотритесь. Лилия повернула голову. Она не могла понять, как так вышло, но теперь их окружала не густая тьма, а уносящиеся ввысь тополя. Под ногами трава рябила под горячим ветром. Лилия ощутила его на коже, как забытое, но любимое чувство. Она сделала несколько нетвёрдых шагов, отпустив рукав колдуньи. Облака серебрились над глянцевыми тополями, настолько высоко, что нужно было задрать голову, чтобы взглянуть на них. Лилия видела такое высокое небо только во снах. Раннее солнце выглядывало из-за ветвей, и длинные синие июньские тени лежали в прохладной траве. Здесь было утро. Лилия вспомнила, что наверху лето. — Этот мир делает то, чего я хочу, как сон? — спросила она, осмотревшись. — Нет, — терпеливо повторила Возерай то, что уже объясняла, — мы гораздо дальше, и это место не связано лично с вами. Скорее, это место, где обретает плоть то, чего мы обе ждём. Будьте осторожны. — Я хочу посмотреть здесь всё. — сказала Лилия, и побежала к тополям. За грядой она заметила обрыв. Возерай неспешно пошла следом. Лилия взбежала на самый край. Волосы её подхватил резкий порыв. Она зажмурилась. Внизу предстал целый океан лесов, а за ним бескрайние луга уходили всё выше и выше в горизонт. Горы необыкновенных размеров уносились к солнцу. Они застыли, как стены этого мира, облучаемые утренним светом, и прозрачные кобальтовые тени стояли там, куда солнце не касалось, за горбатыми краями. Лилия глядела вниз, в зелёную бушующую пропасть, и улыбалась. — Никуда не торопитесь, — Возерай догнала её спокойным шагом. — Вам нравится? — Да! — крикнула Лилия. Она была не в себе. Ветер шумел в её голове. Уши закладывало прямо как в настоящем мире, на спине и локтях появились мурашки. Лилии хотелось бегать и прыгать по краю пропасти, и кричать. — У меня есть скромный подарок, позволите изменить вашу внешность? — спросила Возерай, когда Лилия слегка подостыла. — Конечно, — Лилия приблизилась к своей проводнице. Она не знала, как выглядит, но руки были похожи на обычные, и, судя по всему, на ней была та одежда, в которой она попала в Озёрный край. Возерай провела ладонями над плечами Лилии и золотой блеск просыпался на широкую грудь. И взамен старой одежды появилось шёлковое одеяние. Дивное платье, «канареечное», его так называла Лилия. На шёлке были вышиты золотые птички. Они не были похожи на канареек, но Лилия в шесть лет ещё не знала, как выглядят канарейки. Она носила это платье давным-давно, когда ей было шесть и семь лет; надевала всего четыре раза. Потом оно стало мало. Но в нём Лилия пережила множество хороших вещей. Однажды она была в парке, и закат, как розовый туман, стелился над холмами, и превращал холодные мраморные статуи в персиковые, земляничные и абрикосовые. Вера тогда сказала, что Лилия тоже похожа на одну из статуй, и что, если остаться в парке после закрытия, то Лилию заберут эти каменные женщины в свой волшебный мир. Лилия хохотала. (Вера потом призналась, что пыталась напугать её. А Лилия ответила, что, в таком случае, не стоило говорить про волшебный мир). В следующий раз Лилия была в платье на празднике, зимой, когда они всей семьёй приехали в гости. Она носилась вверх-вниз по лестнице вместе с другими детьми, которых даже по именам не знала, по красному ковру, похожему на огненную реку, и все они визжали и смеялись, хотя сейчас было трудно вспомнить, что же такого смешного в беганьи по лестницам. — Я это сделала зря? — скрывая волнение, побеспокоилась Возерай, заметив слёзы на глазах Лилии. Она слегка изменила внешний вид платья, на свой вкус, чтобы оно лучше смотрелось, и чуточку переживала. — Нет, — Лилия поняла, что слёзы потекли по её щекам, и от осознания того, что это совершенно естественно, она всхлипнула. Возерай всполошилась. — Простите моё невежество, я сейчас же верну вам прежний внешний вид... — Нет, это чудесно, — Лилия покачала головой. — Выглядит хорошо. Я просто очень счастлива. — она поправила свободные длинные рукава, разглядывая птичек. — Я забыла, что оно когда-то было моим. Вы сделали его даже лучше. Возерай в полном удовлетворении улыбнулась. У неё отлегло от сердца. — Хотите тут немного осмотреться? — предложила она, и Лилия, с радостной грустью пребывавшая в воспоминаниях, заметила, что вокруг целый огромный мир. — А что это там, за холмом? — она мгновенно перестала плакать. — Не знаю, похоже, что облака спускаются на землю, и покрывают луга белым одеялом, — Возерай задумчиво наклонила голову. На облака она любовалась лишь секунду, куда больше её занимал пылающий синим взгляд Лилии. — Посмотреть бы, — пробормотала Лилия, которая уже хотела прыгнуть вниз в пропасть. Ею овладело безумие полной свободы. Возерай смекнула, что скоро они расстанутся. — Будьте крайне осторожны. Никаких повреждений своему телу вы не получите, но разум тут более открыт и беззащитен. Не позволяйте чувствам владеть вами, помните, кто вы. — она наставляла, как учительница. — Никому не верьте. Я буду присматривать за вами. Но не напрямую, и постараюсь не вмешиваться в ваши дела, — добавила она, вспомнив, что Лилия, когда её поучают и воспитывают, или даже просто опекающе знакомят с некой новой для неё частью жизни, сердится и фыркает. Лилия кивала. Её очень волновал холм. — Ох, а кто это? Там, за холмом? — и она указала рукой. За холмом извивались, как подводная гречиха, странные существа. Возерай прищурилась на них. — Это место населяют бесформенные создания. Они не имеют постоянного облика, и даже постоянного разума. — Лилия слушала, не отрывая глаз от удивительного одинокого холма. Ей даже казалось, она различает лица странных зверей. — Поскольку мы находимся в месте, зависящем от нас, мы можем видеть здесь существ, которых оно создаёт, опираясь на наше ожидание. Можно назвать их отражениями и осколками. Отражения — это ваше восприятие кого-либо, кого вы знаете; например, знакомых или родственниц. Осколки — это случайные образы, которые на время обрели подобие самосознания. — Эти существа... Они настоящие? — Об этом не мне судить. Они притворяются личностями настолько, насколько вы можете их личностями представить. — Как интересно. — Лилия всё вглядывалась в постоянно меняющийся горизонт. — Можно тут с кем-то познакомиться? — Вполне. Но, я думаю, есть для вас кое-что позанимательнее, для начала. — Что, например? — спросила Лилия. Возерай подошла на шаг и положила ладони на её лопатки. — Вы же часто видите яркие сны, верно? Я знаю, вы умеете летать. — и она резко сдвинула ладони, и за спиной Лилии распустились, как цветы, два огромных прозрачных крыла, словно крылья лесной стрекозы, сияющие и тонкие. Лилия ахнула. Она была ужасно рада. Солнечный огонь скакал на сверкающей поверхности. — Я хочу летать, — заявила она Возерай. Та кивнула; и Лилия, не оборачиваясь, побежала туда, где резко начинался обрыв. Она прыгнула вниз, оттолкнувшись от края. Ветер нёсся ей навстречу. Зелёная бездна открылась перед ней диким неисследованным морем. Небо, как акварель, присыпанная солью, сияло тысячами огромнейших звёзд, многоцветных и разнообразных. Облака кружились в вихре, воронкой поднимаясь вверх. И оставалось лишь гадать, что за необыкновенное явление природы заставляет их двигаться. В вышине собирались дожди и гремели неслышимые грозы, и наверняка сияли солнца за завесью туманов, или там лежали невероятные земли, парящие равно облакам, и невидимые, Лилия не знала этого, и могла только воображать и ожидать. И, поскольку первой её мыслью были таинственные страны за белой завесой, можно было с уверенностью утверждать, что там они уже есть. А под звёздным светом простиралась равнина, в точности как те, что Лилия прежде видела в летающих снах. Лилия вдохнула полной грудью ледяной воздух. Она забыла всё плохое, что с ней было. И понеслась вместе с ветром, пока он бился в её крылья, выше и выше. Добравшись до тополиных вершин, она остановилась ненадолго, чтобы взглянуть на звёзды и заодно обернуться и поискать Возерай. Но колдунья уже пропала, да и склон, откуда Лилия начала подъём, стал едва виден. «Стоило поблагодарить её получше, — про себя вздохнула Лилия. — Ничего; скажу при встрече». Лилия мысленно пожелала Возерай удачи, взмахнула крыльями и полетела вперёд и прямо, чтобы деревья всё время оставались под ней, а мерцающие облака — над ней. Место в самом деле было необыкновенное, и Лилия смотрела на звёзды и думала, что весь этот свет создаётся в темноте её разума, и что она сотворила их для себя. Или в её голове, или в самом пространстве звучала тихая музыка, заметить которую Лилия смогла не сразу. Похожая на песню волн, но одновременно многоголосая, и разная. Возможно, все звуки этого мира создавали музыку. Листва шумела на ветру, шептались дикие травы. Но это были самые поверхностные звуки, а гораздо более тихо и таинственно звучали иногда колокольчики падающей росы или вода капавшая с потолков пещер, или раскрывающиеся цветы, или песок под чьими-то крадущимися шагами. Может быть, это какие-нибудь местные животные. Лилия, иногда переворачиваясь спиной к земле, летела вперёд и вперёд, пока не обратила свой взгляд далеко вниз. Там явно что-то происходило. Лилия уже немного устала от полёта, и стала постепенно снижаться. Спускаясь всё ниже, она замечала тех самых диковинных животных, которые сначала оглядываясь, а потом во всю носились в траве и иногда застывали, как зайцы. Лилия крикнула им что-то вроде приветствия. Ветер помешал ей выразиться внятно, но, похоже, это не имело большого значения. Загадочные животные бросились врассыпную. Холмы здесь походили на зелёные ковры. Цветы, точно земные, вдруг изменялись и делались совершенно иными и даже непохожими на цветы вовсе. Лилия взмахнула крыльями в последний раз, и села на согретую солнцем землю. Было очень тепло, босые ноги щекотала трава. Потеряла она обувь или той и не было, Лилия не смогла вспомнить. Она постаралась, как во сне, сделать себе ботинки при помощи воображения, но это не сработало. Видимо, место в самом деле к снам отношения не имело; во снах Лилия немного разбиралась, и ботинки были ей по силам. «Ладно, — решила она, — Пойду так». Трава не кололась, так что было ровным счётом всё равно, есть ботинки или нет. Повертев головой, и заметив невдалеке дивную тенистую рощицу, Лилия быстро пошла вниз по склону холма. По пути повстречался ручей, и она уверенно перемахнула через него, как лань. Вдруг в разросшейся траве сверкнули чьи-то горящие глаза. Золотые, как серединка ромашки. Лилия ничуть не испугалась. Было похоже, что это небольшой зверёк, примерно, как кошка, и она поманила его. Из зарослей показалась толстенькая козочка, и, подобравшись к Лилии, потёрлась пятнистым бочком ей о ногу. Жмурясь от солнца и щекотно дотрагиваясь до голой кожи жёсткой шёрсткой. Лилия села и принялась чесать козочку и гладить. — Как тебя зовут? — спрашивала она при этом. — Ты тут живёшь? Умеешь разговаривать? Но, видимо козочка не умела, и только тихо заблеяла. Лилия поцеловала её серенький лобик и погладила крошечные ушки и ореховые рожки. Козочка ткнула Лилию копытцем в колено, мотнула рогатой головой, освободилась и куда-то побежала. Лилия огорчилась. Ведь это была такая приятная встреча. Но не успела она развернуться, чтобы продолжить путь, как услышала снова тихое блеяние. Козочка смотрела на неё. «Наверное, хочет поиграть и вместе побегать по лугу, — догадалась Лилия. — Ладно». И она побежала за козочкой. Козочка обрадованно сверкнула глазками и понеслась вперёд, перелетая на бегу через тонкие ручьи и перескакивая кочки. Лилия бежала за ней, с трудом не упуская из виду. Козочка оказалась невероятно шустрой. Лилия здорово запыхалась, чего давно уже не чувствовала, под водой ей дышалось иначе, и даже запыхаться по-прежнему она не могла. А здесь тёплый ветер толкал её в грудь и заполнял лёгкие, как по-настоящему. Он был всюду, и ревел в тополях, возносясь к солнечным облакам. Лилия бежала, дыша через рот, задыхаясь, наступая босиком в лёд ручьёв, по сырой земле и песку, через колосковые владенья, сминая одуванчик и клевер. Козочка заманила её в низину между зеленеющих холмов. Они очутились на широком лугу. И в кустах сверкнули ещё чьи-то такие же яркие глазки. Лилия прищурилась, стараясь понять, кто это; только она сделала шаг к кустам, как на траву высыпала сразу целая сотня маленьких козочек. Пятнистые, серые и беленькие, как снежок. Лилия засмеялась. Козочки резво побежали прямо на неё, а Лилия побежала на холм, от них. Она не могла бы объяснить, почему, но стало очень весело; было даже непонятно, бегут они вместе или она от них. Четыре сотни маленьких копыт стучали по камням. Некоторые преследовательницы останавливались, и принимались кататься по траве, или играться и носиться в ручье, или забегали далеко вперёд и мчались на Лилию сверху. А Лилия иногда взмахивала крыльями, поднимаясь над травой и летела над холмом, чуть не касаясь грудью пятнистых, серых или беленьких спин. И затем опять опускалась на землю и бежала. Она подхватила одну козочку на руки, и прижала к груди; козочка была тёпленькая, и сердечко у неё билось быстро-быстро. Так они мчались вместе до самой вершины. У вершины козочки замерли и засуетились. Лилия остановилась на склоне. Козочка, которая была у неё на руках, запросилась вниз. Лилия тут же опустила её. Другие не стали даже смотреть с холма, а просто кивнули головами, проблеяли что-то, похоже, на прощание, на козьем языке, и медленно потрусили обратно, к своим кустам. А Лилия ещё долго махала им рукой, даже когда их уже не было видно. Наверное, они не любили высоту. Когда Лилия осталась совсем одна, она обернулась и занесла ногу над обрывом. Он был довольно крут, но не как пропасть, скорее, как горка. Лилия оценила его. И шагнула. Тут же её понесло вниз со страшной силой. Но она не сопротивлялась. Она засмеялась. Она бежала и бежала быстрее и быстрее, явно ощущая, что это уже не она бежит, а её несёт стремительно со склона воображаемой силой притяжения. Нужно было отдать должное этому месту, оно работало куда надёжнее, чем обычно работали сны Лилии. В нём был настоящий ветер, настоящий воздух. Лилия страшно по нему скучала. И по небу и звёздам тоже, но по воздуху больше всего. Ведь она могла дышать, кричать... И, возможно, она могла даже петь. Глядя на золотые облака, задыхаясь через слово, Лилия нерешительно зашептала: День за днём Я полагалась На далёкий звёздный свет, Их огнём Очень старалась Осветить весь мрак, где света нет Тут склон стал круче, и пришлось бежать ещё быстрее, чтобы не свалиться и не разбить свои ненастоящие колени, но Лилии ничуть не было страшно. Она поняла, что может петь. По-настоящему петь, а не говорить, как под водой. Это было не то, что петь дома, но это было куда лучше, чем не петь вовсе. К тому же, петь на бегу дело не лёгкое, и Лилия давно мечтала попробовать, — она была уверена, что во время бега песни рождаются сами где-то в груди. Но вот однажды звёздный свет погас, И растерялась я, — «Что делать, звёзды, мне без вас, Ведь я совсем одна?» На все прошенья в небеса Был отклик мне такой: Одна сплошная тишина С глухою пустотой. На этом месте она чуть не запнулась через кочку и засмеялась, — потому, что после её перемещение сделалось ещё стремительнее. Так всю правду я узнала — Звёзды это лишь огонь. Одинока я с начала, Никого здесь нет со мной. Я одна брожу во мраке, Страх мой перед тьмой — пустой Нет в ней зла, былые страхи Я гоню долой Мою судьбу никто не знает, А огонь горит во мне. Я ни на что не обменяю Свой новый путь во тьме (Тут её совсем разобрало и она закричала во всё горло): Куда иду — там мне дорога, Теперь не нужен свыше знак, А за надменные советы Я не благодарю никак! — Как вы веселитесь! — раздался чей-то голос сверху. Лилия споткнулась, испугавшись, уж не Сколеск ли это опять пристала к ней. Но оказалось, что это большая и толстая говорящая змея. «А, впрочем, особой разницы между ними...» — подумала Лилия. — У вас по ритму не сходятся кусочки вашей песни. — добавила змея. — А вам какое дело? — спросила Лилия. Без конца ей предъявляли претензии все кому не лень. — Да никакого, — уклончиво ответила змея. Лилия приподняла брови, изобразив недоумение свысока, и не стала больше смотреть на змею, а прибавила скорости. Под её ногами в густой, как мех, траве, во все стороны шныряли те самые странные неведомые существа. Змея тоже незримо бежала за Лилией, Лилия это чувствовала спиной. (У этой загадочной змеи были две лапы, и она отталкивалась ими, и в порывах ветра её длинное тело извивалось, как шарф). Вскоре к змее присоединились человеческого роста лягушки и ящерицы, которые бежали на задних конечностях, как обыкновенные бегуньи, — только лапы у них болтались, — и другие животные, дать названия которым Лилия бы не решилась. Они выглядели жутковато и непривычно, многие были не то чтобы уродливы, скорее необъяснимо отвратительны. — Так, хватит, — велела Лилия, резко остановившись. Это получилось вообще без труда, потому что склон на этом месте переходил в ровную землю. — Что вам нужно? Я сейчас не хочу никаких догонялок. — Знаете, на кого вы похожи? На большую задавалу, — заметила змея. Лилия поглядела на неё весьма недружелюбно. — Каким это образом? — поинтересовалась она ядовито. — Видела бы ты себя со стороны, — проквакала одна лягушка, — Порядочная мерзавка. Да ещё в таком платье... Лилия поняла, что незачем развивать общение с подобными личностями, и решительно пошла от них в сторону. Но те тут же её догнали. «Неужели я жду, что мне будут грубить всякие холоднокровные?» — подосадовала Лилия. — Какие смехотворные стишки она сочиняет! Все слышали? — спросила та же лягушка. — Лягушачьим умом стихи не понять, — заметила Лилия. Лягушка сделала вид, что внезапно оглохла. — Давайте я вам расскажу стихи, они гораздо лучше ваших, и, кроме того, весьма поучительны, — вмешалась какая-то ящерица, откашлялась, чем удивила Лилию (которая прежде не видела кашляющих ящериц) и начала: Ты усни, моё дитя В добрый сон зову тебя Жизнь земную ты оставь И забудь и где Явь, где Навь С вольным ветром лети ввысь Там тебя уж заждались, Там готовят стол большой Чтобы праздновать с тобой Так что ты закрой глаза И увидишь чудеса Те, которым места нет В том краю, где светит свет «Неужели это я выдумала всё, что она прочла?» — подумала Лилия с ужасом. Она вдруг заметила смысл, который ей не понравился. — Вот такие у вас стихи. — сказала змея. — Нет, не такие. — А вот и такие. — улыбнулась змея зубами. Это была страшная картина. Лилия нахмурилась, но решила не отвечать. — Жизнь земную ты оставила, осталось понять, что это навсегда, — сказала одна не то мышь, не то птица. На что Лилия презрительно хмыкнула. Не хватало только начать объяснять птицам и лягушкам, почему она совершает те или иные поступки. До такого она не хотела дойти. Из общего скопления возникла большая рыжая курица. Она глядела проницательными человеческими глазами. — Кто ты, между прочим, такая? — спросила курица. — И как сюда попала? Новая Хозяйка Озёрного края? Этот вопрос несколько озадачил Лилию. Но она не растерялась, а решила подурачиться. (Такое у неё было настроение). — Я Лилия из мира Людей. — заявила она курице. — Невеста Хозяйки Озёрного края. — Невеста! — ахнули птицы и подняли невообразимый писк и визг. — Ничего себе. Лилия уже пожалела, что так пошутила, уж больно громко стало вокруг. — Прекратите этот шум, — она сказала, как будто топнула ногой. Окружение смолкло, но ненадолго. Лилия собралась было от них улететь, но не успела и раскрыть крылья, как опять её поймали. — Какая забавненькая, — заявили птицы с человеческими лицами и стали хватать Лилию за рукава, как репейник. — Лапы уберите, — приказала Лилия твёрдо и беззлобно. Она верила, что слов хватит, чтобы избавиться от них. — И уходите. — Весь птичий сброд тут же рассеялся. Остались только те ящерицы и лягушки, что стояли в сторонке и изо всех сил пырились на Лилию. — Можете тоже уходить, — предложила Лилия. — Я не люблю толпы. Понятно, ей нравилось, что её слушаются и её желаниям беспрекословно подчиняются. Она отлично помнила, как себя вести, чтобы разогнать всех неприятных личностей во снах. А этот мир был точно как очень прочный и непослушный сон. (Лилия не смогла бы подобрать других слов для описания). Но холоднокровные были не того же толка, что и птицы, и не пожелали уходить. — Ты знаешь, что тебе нет места на земле? — спросила змея, внезапно возникнув откуда-то, и укладывая большое туловище кольцами вокруг Лилии. Странное дело, на миг показалось, будто это другая змея, но внешне они были так схожи, что сказать наверняка не выходило. «Тоже мне мудрость» — подумала Лилия. — Другие места мне не подойдут по тем же причинам. — сказала она, и сделала шаг через виток. — И ты не боишься, что в конце пожалеешь? — продолжила змея, показывая наверняка ядовитые зубы, острые, точно кинжалы, заворачивая ещё один круг и упорно не желая отпустить Лилию. — Нет, ведь сейчас я всем довольна. А если я была довольна, то о чём жалеть в конце? Змею это развеселило. — Ты точно особенная. Раз Хозяйка Озёрного края Возерай взяла тебя сюда, и раз ты смогла встретить нас и можешь так отвечать. Лилия постаралась выбраться ещё раз, сделав уже два шага, но змея быстро закрутила новое кольцо. — Нет, я такая же, как другие люди, во всяком случае, я не хуже и не лучше, — возразила Лилия, и заслужила этим тихий змеиный смех, похожий на шуршание. — Ошибаешься. Ты не создана для мира людей. Ты одна из тех смертных, кто следует не к добру или злу, а плутает среди болот и лесов, пока не найдёт загадочной дороги. — Я не очень хорошо вас понимаю, — чистосердечно призналась Лилия, хотя, впрочем, и не особенно пыталась, — Я не вещь, чтобы быть созданной для чего-то. И ничего не ищу. Я всё нашла. Я знаю, кто я. — Ты ещё очень молодая, поэтому ничего не понимаешь... — прошипела змея нравоучительно. «Хамство» — подумала Лилия. — Нет, с меня хватит. Ползите прочь, — строго велела она, потому что терпеть не могла заявлений подобного рода. После того, как прозвучал приказ, луг тут же опустел. Безмолвие окутало Лилию. Солнце продолжало литься на безбрежное зелёное море, рисуя на зелени полоски. Лилия лёгким шагом направилась с холма вниз. На середине разбежалась и, взмахнув крыльями, стремительно понеслась в небо, как та золотогривая лошадка, только ещё быстрее. Платье и крылья как-то сами собой изменились, и крылья стали птичьими. Может, они давно такие были. Здесь всё менялось как-то само по себе, незаметно. Облака отражали синеву. Свободные луга простирались до серой линии леса. Засмотревшись на цветы, Лилия спустилась и снова пролетала над самой травой, так, что головы цветов щекотали ладони. А потом лететь ей надоело и она побежала. Со стороны леса показалось несколько теней; они двигались, и присмотревшись, Лилия поняла, что это оленихи. У одной была крошечная дочка, с пятнистой спиной. Скоро они были совсем близко. Увидев Лилию, крошка побежала следом и присвистнула. Лилия остановилась и протянула руку, чтобы погладить, но оленёнка вздрогнула и спряталась за мать. — Смертная, как ты сюда попала? — в глазах оленихи отражались звёзды с небес. — Моя подруга привела меня сюда, — ответила Лилия, не успев задуматься. Теперь ей хотелось говорить честно. — Можно погладить вашу дочку? Олениха не ответила и посторонилась, а затем неспешно потрусила обратно к лесу, послеживая, чтобы оленёнка бежала рядом. Лилия последовала за ними. — А кто вы все такие? — спросила она хрипло от ветра. — Мы тебя рады видеть, — тихо ответила оленёнка. — Здорово вы бегаете, — проговорила Лилия, победив дыхание. — Никак вас не догонишь. — Не надо догонять, — улыбнулась олениха, и вдруг так ударила копытами, что скоро её и след простыл, а за ней побежала и маленькая дочка. Умчались они вдвоём, как одна. Лилия вздрогнула невольно. «Я тут веселюсь, а моя бедная мама ищет меня, — мысль хлыстнула, как кнут. Лилия споткнулась об ветку и упала. Поднялась она с большим усилием и кое-как села. Спина и бедро ушиблись сильнее, чем если бы она так свалилась в настоящем мире. — Моя милая мама, хоть бы ты не заболела из-за меня, пожалуйста». И тут невдалеке возник её дом, как из тумана. Лилия поднялась, стряхнула налипшие травинки и пыль с колен и направилась туда. Она хорошо помнила наказ Возерай, и знала, что дом ненастоящий. Но решила уступить желаниям и заглянуть. Она очень скучала. Розы в саду росли точно как когда бабушка была дома, розово-красные и бархатные. На крыльце одна ступенька треснула. Лилия знала, что у настоящего дома давно другое крыльцо. В одном окне горел свет, в другом было темно, и Лилия помнила, что оба эти окна в одной комнате. Она поднялась на крыльцо и постучала. Тут же открыла мама, будто стояла за дверью и ждала. — Лилия, — растрогалась она, — Какая ты большая, милая! Когда ты успела так повзрослеть? — За последние лет десять, — отозвалась Лилия и уверенно вошла в дом. Всё было как обычно, только как-то не так. Из коридора начинались две комнаты, которые к дому отношения не имели, и в которых Лилия жила, когда они с мамой и сёстрами ещё не переехали сюда. Лилия прошлась там и подняла посмотреть старые игрушки и часы с полки. Потом поставила обратно, и увидела небольшую дверцу, в шкафу. Через дверцу показались цветы. Лилия было сочла, что не пролезет через такую малюсенькую дверцу, при её-то значительном росте, а потом вспомнила, что тут всё вроде сна, и решительно двинулась вперёд. Дверца вывела в сад, и Лилия очутилась в беседке. И вдруг заметила, что мама тоже здесь. — Как ты живёшь, доченька? — спросила она. — Это не похоже на неё, — поправила Лилия. — Или старайся лучше, или уходи. — Неблагодарная человеческая дрянь! — завизжало существо, больше не проходившее на Волю, но Лилия спокойно закрылась рукой от него, и добавила серьёзно: — Я желаю остаться одна. Существо послушно пропало. Не следовало приходить сюда, всё тут оказалось какое-то ложное. В одиночестве в саду стало ещё поганее и Лилия, расправив крылья, вновь взлетела. Она поднялась над домом, и хотела направиться в сторону леса. И внезапно увидела на балконе Возерай. Та положила локти на толстую балконную перегородку и глядела на всё незадававшийся закат. Лилия опустилась на плитку. Крылья исчезли. Внезапно ей стало думаться, что Возерай даже более печальная и уставшая, чем до прихода сюда, — не от того ли, что поиски безуспешны? Длинный серебристый плащ, который Лилия давно не видела, и который ей очень нравился, вился от летнего ветра за спиной колдуньи, и одета она была не так, как когда они с Лилией простились, в чёрный костюм. Впрочем, Лилия и сама изменилась за время разлуки. Колдунья ей нравилась такой. Волосы Возерай украшал венок из львиного зева, а Лилия любила венки. «До чего же ей идёт» — она замерла в нескольких шагах. Возерай посмотрела своими нечеловеческими проницательными глазами на внезапно появившуюся Лилию; золотой блеск слегка пригасился, и Лилия думала, не от утомления ли это? В любом случае, стоило завершать прогулку, наверняка, получив или не получив желанное, Возерай с делами закончила, раз просто стояла здесь. — Пора возвращаться? — спросила Лилия, решив, что надо уже что-то сказать. — А вы этого хотите? — вопрос прозвучал как предложение продолжить прогулку, и Лилия задумалась, будет ли порядочно сказать, что она хочет ещё побыть тут? Её воспитали думать о других меньше, чем о себе. Но Возерай ей очень полюбилась и Лилия не хотела тратить её последние силы на свои капризы. — Мне понравилось. Я не помню, чтобы так развлекалась. Хочется ещё сделать что-нибудь. — она старалась дать подсказку, что это Возерай должна выбирать. — Вам очень к лицу, когда вы веселы и дурачитесь. — Возерай всё не отводила своих изумительных глаз. — Неужели? — Готова заверять в этом сколько угодно. — Возерай протянула руку и неторопливо убрала одну прядь с виска Лилии. Пальцы в перчатках походили на лёд. Лилия почувствовала, будто снова летает. — Мне нравится, когда вы так делаете, — проговорила она, невольно приопустив веки и вздохнув. Самые кончики пальцев всё ещё скользили по коже. Лилия старалась не думать, что Возерай с ней играет, и держаться крепко, не проявляя чувств, как будто вся целиком из стали, или, на худой конец, из стекла. — Что ещё вам нравится? — Возерай её не щадила. Лилия улыбнулась и довольно смело откинула серебристый плащ с чужого плеча и провела рукой по чёрной ткани. Раз уж её спрашивали. — В вас — почти всё. Руки Возерай были точно как и обычно, и Лилия удивлялась, как колдунья может так просто поддерживать тело именно таким, как оно есть. Видно, это приходило с опытом. Собственное тело Лилия старалась не замечать, чтобы оно хотя бы не расплывалось. Впрочем, Возерай явно не смущали мелкие пустяки вроде этих, а её взгляд говорил, что она хочет куда больше, чем показывает. Лилия, ни на что не намекая, положила руку на плечо Возерай. «Я хочу держаться за эти женственные плечи, пока она любит меня». Возерай ждала от неё первого шага. Набравшись отваги, Лилия привстала на носках и поцеловала. Но Возерай не двинулась навстречу, будто глубоко задумалась, и губы её были отлиты из железа. Взгляд помрачнел, золото погасло, как если бы она старалась сдержать отвращение. — Вам больно? — Лилия до смерти испугалась, что могла сделать что-то не так, как с солью. Вдруг бессмертным нельзя целоваться со смертными? Или она ошиблась, и колдунья любит её, но не так, чтобы желать близости? Но Лилия тут же решила — не может такого быть. Да и Возерай недавно сама первая ласкала её. Возерай улыбнулась, и Лилия поняла, что все иллюзии навеяны волнением. — Не больше, чем когда режут моё сердце. «Ах, опять она заговорила красиво» — подумала Лилия. И тоже улыбнулась. И задумалась, почему это Возерай всё ещё медлит? — Вас мучает, что я потом уйду? — догадалась Лилия. — Верно, — обречённо ответила Возерай; впрочем, она всё так же улыбалась. — Вас больно любить. Я знаю, что вы сделаете после того, как мы разлучимся. Вы в тот же миг меня забудете. — Что же делать. Но мне кажется, вам ещё недостаточно плохо, — заявила Лилия, и припала к заалевшимся тонким губам. Новый поцелуй ощущался куда приятнее и волнительнее. Возерай слабо ответила, и взгляд её изменился и засиял. Тут Лилия вспомнила, что многообещающе целоваться с влюблённой, которой ничего не обещаешь — настоящая жестокость. — Что мы будем делать потом? — спросила Возерай ровным голосом, прервав поцелуй, будто прочла мысли. — Вы знаете, что я чувствую. Я не люблю вас. Пусть всё останется в этом месте. Если вы против — тогда отпустите меня. — Пусть останется в этом месте. — эхом отозвалась Возерай. И она вернула их объятье и снова поцеловала. Её руки опустились на бёдра Лилии. Лилия переживала впечатления столь волнительные, что, хотела или нет, не могла ни о чём толком подумать. Она слегка опьянела от счастья и стала нести всякую чушь. — Вы ласковая, как кошка. — заявила она с крайней для себя серьёзностью, — Я осталась бы в ваших руках навсегда, в вашем доме, я хотела бы быть... — шептала она, и, заметив алмазные бусины на чёрной груди, взялась с ними играться, подтачивая чужое возбуждение, — Но мы не можем быть вместе, как же это печально... Мне ужасно, ужасно жаль, что я могу только помахать у вас перед носом... — она потеряла смысл в своих словах и поцеловала колдунью, чтобы не додумывать. — Как много мучений вы хотите принести мне? — спросила Возерай. — Столько, сколько нужно, — прошептала Лилия. Она просто обожала эту игру, особенно, чтобы играли по её правилам. — Вам нравится, что я страдаю? Вам доставляет это удовольствие? — Может быть, — Лилия продолжила выкручивать бусину. Её молодое сердце давно ожидало момент для страсти и потому Лилия с наслаждением впилась в обнажённые чувства Возерай. — Вы ждёте, когда ваша жестокость разозлит меня и я наброшусь на вас? Или хотите, чтобы я плакала на коленях перед вами, умоляя хотя бы взглянуть на меня нежно? — Первое. — Я услышала, — прошептала Возерай в светлый висок, поглаживая свободный шёлк на спине и перебирая золотых птичек. Лилия никогда так не хотела, чтобы другая женщина оказалась вместе с ней в одной постели. Где-то на самом дне своих мыслей она прятала одну — что Возерай может быть грубой и жадной. (Она подумывала, какой могла бы быть Возерай с любовницей. И сначала вообразила её, как голодное пламя, а потом, всё обдумав, как страшные тиски громаднейших размеров, такие, которые могут сжимать людей насмерть. И эти образы она успела превознести и возлюбить). Поэтому Лилия прошептала чуть слышимо: — Сильнее, — и чужие ладони стиснули её грудь сквозь платье. Возерай поцеловала бело-розовую шею. Лилия одной рукой через юбку гладила своё бедро. Она изнывала от нетерпения. — Возерай, пожалуйста, хватит тянуть. На этом их игра закончилась. Возерай распахнула двери в комнату и толкнула Лилию на кровать, взявшуюся неведомо откуда, и принялась шуршать пышной юбкой, задирая подъюбники, добралась до бёдер, погладила, словно хотела невинно приласкать, и сжала ладонью между ног, одновременно целуя Лилию; Лилия застонала ей в рот. Возерай прикрыла глаза. Они уронили одеяло. Лилия ничуть не жалела, что начала всё. Не сомневаясь, она перешла границу. Необъяснимая тревога билась, как жила, где-то внутри, но Лилия легко позабыла о ней. Как и порой в своих ярких летающих снах она чувствовала, что за ней отовсюду наблюдают, так и теперь отовсюду мерещились взгляды. Но даже если бы весь мир на самом деле наблюдал за ней, если бы все миры наблюдали за ней, она бы ничуть не смутилась. Ничьи слова бы не остановили её. Рядом с Возерай она не боялась ничего. Осуждение бы вызвало у неё смех, отвращение — жалость. Она распалялась всё больше и больше, с редким нахальством дразня любовницу, пока Возерай не вжала её бедро в кровать до боли. Это значительно сбило настрой, и Лилия нахмурилась. — Хватит, — проговорила она, пытаясь свести ноги. Но Возерай была тяжёлой и сильной, и не двинулась с места. Лилия испугалась. — Что-то не так? — спросила Возерай, не слишком обращая внимание на чужие неудобства. — Я сказала «хватит». — громче повторила Лилия. — Не притворяйтесь. Вы же знали, что рано или поздно я это сделаю? — Что?.. — звучало до крайности неприятно, и Лилия видела, как погасли последние искры горевшего между ними костра, который должен был согреть их обеих, — Не так же! — она нечаянно прикусила губу. Неприятный шипастый кустарник страха расцветал в груди. — Мне не нравится. Прекращайте это. — Мне уже давно следовало сделать тебе больно. Лилия подняла глаза и посмотрела прямо ей в лицо. — Как вы можете так обращаться со мной? — Вы хотите, чтобы я терпела вас вечно? — голос Возерай стал ледяным. Она как будто вбивала в грудь Лилии кол. — Нет, — сквозь слёзы прошептала Лилия. От возбуждения не осталось и следа. — Разве я для вас мало сделала? Почему бы вам не отплатить мне, за всё, что я сделала? Лилия поняла, что проваливается в чёрную бездну. Ей стало одиноко и холодно, так одиноко и холодно, будто осталась одна в снежной пустыне. Это было предательство, самое гнусное из всех, что с ней случались. Разочарование имело вкус крови, из-за прикушенной от страха и внезапной боли губы, и Лилия порывисто вздохнула, в попытках избавиться от него, но вздох прозвучал, как всхлип. Она судорожно вспоминала подходящие объяснения, обняв себя и прикрыв этим грудь. Но все слова были пустыми и неуместными. Разве сказать: «Я не просила о заботе, и не просила о подарках?» Возерай толкнула её в грудь. Лилия попыталась встать, и глядела на колдунью так, будто видела впервые. — Прошу... — прошептала она, неловко поднимаясь, не уверенная, о чём просит. Возерай толкнула ещё раз, уже сильнее. — Не надо! Пожалуйста, не будете такой... Вы же совершенно не так ко мне относитесь. Почему доводите меня до слёз? Что случилось?.. Вы не Возерай, не так ли? Вы из этих существ. Возерай остановилась. — Сожалею. — лицо её значительно переменилось, — Я думала, вам нравится. Но Лилия больше не верила. — Конечно, нравится! Вы что, с ума сошли? — её страх закончился. Она всё поняла. — Ни за что не поверю, что Возерай может так обращаться со мной. Руки прочь. Она собралась встать с кровати, но Возерай удержала её жестом. — Как убедить вас, что я — это я? Пожалуйста, — она смотрела на Лилию с горечью. — Возерай бы никогда не стала делать мне больно, когда я кричу «не надо!» Не знаю, что вы, или кто вы, только отстаньте от меня, или хуже будет. Возерай смущённо и недоумённо улыбалась. — Это я, Лилия. Простите, что не прислушалась. Мне показалось, вам понравится, если я продолжу, когда вы кричите. — С чего вы взяли? — презрительно сузив глаза, поинтересовалась Лилия. Возерай не отвечала и Лилия широко ухмыльнулась. — С меня хватит, — заявила она, — Ваших жутких замашек. — Но я... — начала Возерай, но Лилия не стала дослушивать. Она хлопнула в ладоши, как часто делала, чтобы прекратить сон, а потом постаралась вспомнить своё дыхание. Где-то там, очень далеко, находилось её тело, и только зрачки двигались под опущенными веками. Мир, где её разум пребывал, стал таять, и очень скоро она очутилась в темноте, как в самом начале. Она открыла глаза, и потянулась, сев на кровати. Комната ничуть не изменилась. И Возерай, которая всё ещё была рядом, тоже проснулась и смотрела прямо на неё. — Мне жаль, — повторила она. Лилия почувствовала удар, но не как будто били её тело, а как будто он пришёлся прямо по разуму. — Вы ведёте себя странно, — сказала она. Возерай опустила взгляд. Лилия осуждающе покачала головой. Она собрала клочки своего доверия и постаралась притвориться, что с ним ничего не произошло. — Никогда не делайте больше такого. Мне это не нравится. Я не люблю, когда со мной что-то делают без разрешения. — Можно загладить вину? Я могу быть другой, — Возерай протянула руку. — Если вы не против дать второй шанс такой непонятливой любовнице. Гордость и разум подсказывали отказаться, но Лилия плохо умела отказывать, и неуверенно взяла чужую холодную, как зеркало, руку в свою тёплую, и почувствовала, как Возерай нежно сжимает её. — Одна минута, чтобы убедить меня, что у вас есть ещё что-то, кроме этой пугающей... черты. Возерай улыбнулась и так мягко поцеловала её запястье, что Лилия невольно приподняла брови. Всё стало по-другому, и все настоящие чувства, такие полные и сильные, Возерай высказала без слов, как прежде, когда она уже целовала ей руку. Лилия задрожала в счастливом нетерпении. Возерай умело заставила забыть отвращение, и даже тени прежнего уродства не осталось. Дальше Лилия перестала о чём-либо думать и позабыла себя. Она ощущала солнечный свет в груди, сладость влюблённости, о которой грезила. Легкомысленной, какая бывает лишь с наивными сердцами. — Так лучше, — повторяла она, целуя шею Возерай, до которой едва могла добраться из-за высокого воротника, — Снимите этот дурацкий прекрасный плащ, я хочу целовать ваши плечи. Возерай поспешно принялась раздеваться. Не соблазнительно, а словно одежда соскользнула с неё, будто она отпустила ленту, которую тут же подхватил ветер. Она была совершенна, и слегка застенчиво глядела на Лилию, открыв грудь. Лилия тут же припала к этой небольшой и сильной груди, дрожа от нетерпения. Ей всегда хотелось больше, чем давалось. Единственным, что заставляло её выбирать движения осторожно, было опасение, что Возерай не любит нежностей и страсти по отношению к себе. И страх сделать что-то неверно, недостаточно приятно. Лилия заставила себя проявить заботу и ласку, хотя ей хотелось повалить Возерай и сесть сверху, как на кобылице. — Перестань, — Возерай отодвинула её от себя. — Как мне?.. — спросила Лилия, запнувшись об остекленевший взгляд. — Для моего удовольствия нужно ваше удовольствие. А остальное необязательно. Я не люблю ласки в мою сторону. Лилия с сожалением убрала руку и себя в сторону, и прикусила губу. Она сожалела, что не в её власти чужое наслаждение; она хотела бы отвечать Возерай, но попросить позволения сейчас не решалась. Белые, как луна, руки снова взялись гладить её, и скоро Лилия смогла забыть новое разочарование. Голова у неё кружилась, а ей казалось всё мало. И нужно взять больше. Взаимность слаще мёда, прекрасней песен. Пальцы Возерай почти неосязаемо касались бёдер Лилии и с каждым касанием хотелось просить дотронуться чуть выше. Но Возерай избегала приятной откровенности, пока Лилия сама не прислонила её ладонь между ног. Возерай горячо выдохнула. Лилия, неуклюже от волнения, приподняла бёдра, охотно позволяя нежность. «Если она попросит сейчас показать ей, я сгорю» — мысль пронеслась в её голове. Возерай приобняла Лилию и попросила шёлковым голосом, касаясь губами горячего уха: — Можете развернуться и опереться локтями о кровать? Хочу задрать вашу юбку и посмотреть. Лилия сглотнула. Она чувствовала, что ноги трясутся, будто у новорождённого ягнёнка. Возерай склонилась к её бёдрам. Потом Лилия застонала, когда почувствовала язык. И проснулась. Ошарашенно сев, она уставилась в стену. И глядела в ничто, стоявшее за окнами, минуту или две. Потом заметила свою любовницу. Возерай лежала рядом. В ту же секунду, когда Лилия взглянула на неё, бледные веки задрожали, и она проснулась. — Не скучали? — она неспешно села на одеяле, разминая кисти и плечи. — Я?.. нет... — Лилия силилась разобраться с чувствами. Она не могла связать одно с другим. — Я... Я уже просыпалась... Возерай не очень поняла это замечание. — Хорошо провели время? — спросила она, улыбнувшись. И Лилия наконец-то догадалась, что всё-таки ошиблась. Ей стало плохо. Она хотела любовь колдуньи так сильно, что сотворила для этого куклу. Заметила это, на несколько мгновений, но кукла запросто смогла ей внушить свою настоящесть. И какую куклу. Отвратительную, хуже некуда. «Стыд. Какой стыд. Лилия, стыдись... — она хотела быть кем угодно, только не собой. — Ей же, наверное, тысячи и тысячи лет. С чего моя глупая голова решила, что она будет смущаться?» — сейчас всё казалось очевидным. Если бы она была подогадливее, ну, самую малость... Всё было бы иначе. И с чего она взяла, что Возерай будет жестокой? Не потому ли наградила воображаемое чудовище жестокостью, что боится получить жестокость от настоящей Возерай? Разве Возерай давала повод? Лилии стало погано от собственной безосновательной предвзятости. — Вы видели?.. — она умело избежала дрожи в голосе. Возерай же обещала за ней следить. — Нет, но я поняла, что вы делаете. — ничуть не смутившись, откликнулась Возерай. — Почему же вы меня не остановили?.. — потерялась Лилия. Возерай удивилась. — Было нужно? На какое-то время Лилия задумчиво уставилась в стену. Ей было так странно, что она перестала скрывать это. — Вы знаете, с кем я?.. — Не знаю. — Возерай выглядела, будто не произошло ничего необычного или непоправимого, и это помогло Лилии. — Но, если это Ива, и вы вздумали в неё влюбиться — берегитесь: в жизни она совсем не нежная. Нервы Лилии были на пределе, и она рассмеялась. — Что? — сквозь смех и дрожь спросила она. — Не обманывайтесь внешностью, — пояснила Возерай. — Вы на сестру наговариваете? — Лилия продолжала смеяться, даром, что была красная, как паприка, перепуганная, и все чувства её барахтались как головастики в банке, без воды. — Предупреждаю. — спокойно ответила Возерай. — Обычно её характер и внешний вид вводят впечатлительных женщин в заблуждение. — Да как такое может быть? Она настолько вежливая, обходительная... — Обходительная. Но там ещё много что имеется. Это у неё от матери. — А у вас? — У меня больше от второй моей матери. «Что это значит?» — подумала Лилия. Она не знала, стоит ли прямо спрашивать, и считается ли прилично подобное спросить. Ведь «вторую мать» колдуньи она не видела и ничего не знала о ней. Лилия решила из вежливости задать другой вопрос. — Значит, вы — милая? По сравнению с сестрой? — Вы хотите узнать? — на лице Возерай появилась хитрая улыбка. Лилия сомлела. — Я... думаю, вы способны только на нежные взгляды и на лёгкие поцелуи. И больше ни на что... — соврала она. Потому что всё, что она «думала» в мельчайших подробностях расписал недавний жуткий сон. — Я, по-вашему, по пояс деревянная? — уточнила Возерай скромно. Глупо радоваться в подобных обстоятельствах, но от того, что Возерай ничуть не сердита на неё, не зла, и, похоже, имеет такие же желания и чувства, что и смертные, Лилии стало не так уныло. Её перекрученные в узел нервы немного развязались. Глаза Возерай мерцали во мраке спокойным серебром, как далёкие звёзды с другого края вечности, как облака во сне. — Это вы... — начала Лилия и потеряла голос. — Что? — Там были вы! Я думала, я была с вами. По-настоящему. — О нет... — Возерай улыбнулась, хотя Лилия отлично чувствовала по голосу, что ей досадно и она сочувствует. — Я-то думала, вас смутило, что я знаю, что вы делали. И вы поэтому такая расстроенная. Сожалею. Из-за меня вы попали в эту... — Вы не виноваты. — строго сказала Лилия. Ей итак было плохо, не хватало ещё слушать, как Возерай говорит: «О нет, это моя вина, как мне жаль!» (Хотя, если б она вздумала опять извиняться, а после целоваться, как тогда с цветком, Лилия не возражала). — У вас недостаточно опыта, а я решила, раз я рядом, всё в порядке... Я не умею вернуть время вспять; но могу изменить воспоминания, о чём захотите. Вы забудете, что это вообще было. Или, что это была не я. Или, могу сделать так, чтобы ваши чувства изменились, и вам станет спокойно и хорошо... — Ничего не надо. — Лилия смахнула слезинку с ресниц. — Просто дайте немного времени. Пусть это будет урок. Она жестом попросила обняться, и Возерай одной рукой прижала Лилию к груди. В этом объятьи было куда больше доброты, чем во всей ласке, которую подарило Лилии чудовище. Так они и сидели. Голова Возерай никла к Лилии и наконец она опустила её на широкие плечи, укрытые красной накидкой. — Скажите... — вздрогнув, как струна, спросила Лилия, — Вам нравится, когда любовница делает что-то для вас? Ласкает вас? Она уже столько пережила, что теперь задать этот вопрос было парой пустяков. Возерай убрала себя от Лилии, насколько возможно, чтобы не показать, как этот вопрос её волнует. Отвечать на него было трудно, хотя кому угодно ещё Возерай бы ответила, даже не задумываясь. (Ответила бы: «Какое ваше дело?») — Конечно, — улыбнулась Возерай. — Кому бы это не понравилось? — Лилия прикрыла губы ладонью. — Лилия... Может, я начинаю зря, но... У меня есть множество вопросов... Которые я не должна задавать. — Каких, например? — Жуткая похитительница-людоедка может рассчитывать на взаимность? — Вы себя очень мрачно описали. — заметила Лилия. — Но ведь верно. — Тогда вот ответ: порой я не слишком разборчива. — синие глаза мягко сверкали, и Возерай вглядывалась в них пока не поняла, что этот блеск — отражение её собственных глаз. — Вас не задевает, что я ошиблась? — Ничуть. Эти существа могут обмануть кого угодно. — И то, что всё случилось не с вами, вас не огорчило? — Лилия помимо воли улыбнулась. — О, но разве ваш выбор не делает мне чести? Как меня может огорчить мысль, что вы хотели меня? Лилия сжала край накидки в кулаке. — Почему вы любите меня? Возерай вздрогнула и отвернулась. — Мне никогда не понять человеческой природы, и я позволяю себе думать, что и вам тоже. Я вообразила о вас невесть что, я считаю вас особенной, — прошептала она. — Люди вовсе не так плохи... — возразила Лилия с той страстью, с которой могла бы доказать даже очень образованным людям, что треугольник это квадрат. — Они поступают ужасно, но весь мир так жесток и ужасен, что у них нет выбора. — Я так не считаю. — ответила Возерай. — Быть может, ваши выводы поспешны? Вы не провели среди людей достаточно времени. И ещё не на грани отчаяния из-за их нежелания меняться. К тому же, имеете редкое воображение. Вот вам и видится то, чего нет.