Этого не будет

До окончания занятий было ещё около тридцати минут, Соби и прежде приходил раньше положенного, не из-за острого чувства пунктуальности и не из-за школьных воспоминаний, что неизменно настигали его, стоило прислониться спиной к решёткам забора. Он не знал зачем или не хотел отвечать себе на этот вопрос, предпочитая завернуться в холодный кокон отстраненности и просто ждать. Но сегодня словно ответом на все его вопросы в пустоте школьного двора послышались знакомые шаги. — Я, кажется, просил тебя не торчать больше здесь. — Я, кажется, ответил, что не стану слушаться. Рицу вздохнул и опёрся спиной на забор рядом с Соби. Он не накинул пальто, был в одном свитере и соприкосновение лопаток с холодным металлом забора заставило его поежиться. — Ты всегда был таким. Непокорным, бунтарём, — покачал он головой. — Мне казалось, я подчинялся тебе беспрекословно, — возразил Соби. — Ты неизменно подчинялся лишь своим желаниям. — Я подчинялся и твоим. — Не стану спорить, — сдержано улыбнулся Рицу. — И я благодарен тебе за это. Соби бросил на него скептический взгляд. — Никогда не думал, что услышу слова благодарности от Минами-сенсея, — произнёс он с усмешкой. — Ты хотел бы иного. Соби сжал зубы от резко накатившей злобы. Выпускная церемония позади, в выбранный университет Соби зачислен одним из первых, он мог бы переехать на кампус уже сегодня. Рицу говорит, что Соби спокойно может оставаться и в общежитии Академии ещё пару лет, никто его не торопит, но Соби не хочет ни того, ни другого. У него есть деньги, накопленные с летней подработки, и наследство, к которому он получил доступ, и он хочет снять квартиру, на первое время средств на аренду хватит, а дальше можно найти постоянную работу. Он не хочет бежать от Рицу, наоборот, Соби кажется, что если он станет самостоятельным, отношение сенсея к нему изменится, а если у него будет отдельная квартира, однажды Рицу придёт туда и останется до самого утра. Останется насовсем. И это будет по-другому. Рицу и правда приходит к нему в квартирку на втором этаже пристройки в полумёртвом райончике, приходит ночью, но не остаётся. Он не связывает Соби руки, никогда не фиксирует его, распиная, словно бабочку под стеклом, он заставляет держать контроль над телом самостоятельно — ладонями в стену, обнажённым и открытым — но когда Соби просит кляп, потому что больше не может сдержать собственной боли, Рицу не отказывает. Это заканчивается так же резко, как началось. Ещё почти два года они видятся так: Соби на коленях в кабинете Рицу, когда занятия давно окончены, а в научный корпус не заходит больше никто, или Рицу в его маленькой комнатке под светом кухонной вытяжки, с простым ремнём или небольшой плетью, что он приносит с собой. А потом Соби исполняется двадцать и Рицу встречает его у ворот школы. «Больше не приходи». Рицу никогда не любил его, не обещал и не любил. Соби знал, что Рицу хотел его тело, и этого было бы достаточно, но сенсей не дал ему и того. Его вряд ли останавливали сомнительные рамки между учителем и учеником, ведь раздевать, прикасаться, истязать и пить несдержанные слёзы никакие условности не мешали, а значит мешало что-то иное. Во времена своей отчаянной юности Соби надеялся, что то был страх перед чувствами, которым Рицу, как в сопливых мелодрамах, не позволял овладеть собой, чтобы не сорваться в пучину безнадёжной зависимости. Лишь позже Соби понял, что всё было ровно наоборот. Для Рицу их отношения были просты: он получал удовольствие от слёз и боли, дышал жаром изломанного тела и удовлетворялся стонами, ему было достаточно всего и без секса, но и близость для Рицу не стала бы откровением. Он не позволял её не себе, он не позволял её Соби. Это было наказание и оно было честным. Честным «нет» от начала и до конца, и лишь наивный Соби считал, что если вытерпит всё, что Рицу даст ему, он получит и его сердце. Но разве можно получить то, чего нет? Соби давно пора было забыть это и оставить в прошлом, но Рицу не уходил. Не уходил из его памяти, из его снов и желаний. И вот теперь он появился вновь. Мимолётно задев, вспорол все незажившие швы. Рицу дал ему намного больше, чем любовь. Он научил взращивать удовольствие там, где никто не пытается — на почве чужих желаний, приносящих боль. Он подарил ему восторг, свободу и умение отдавать власть без страха. Подарил жажду, которую невозможно было утолить, проклятие, сжирающее изнутри. Это намного, намного больше, чем любовь. Соби научился не ждать чужих чувств, не просить о них, но он не мог их не искать. А находил лишь опустошающее одиночество. — Не угостишь сигаретой? — попросил Рицу, и Соби удивлённо протянул ему открытую пачку. — А сенсею, значит, можно курить у ворот школы? — язвительно поддел он. — До конца занятий ещё двадцать три минуты, никто не увидит, — невозмутимо ответил Рицу, прикуривая и возвращая Соби зажигалку. Если никто не видит, то, что запрещено, становится допустимым. Соби смотрел на его профиль, на прозрачные стёкла очков, за которыми медленно двигались лёгкие ресницы, на его пальцы, сжимавшие сигарету так же уверенно и ловко, как пинцет, и не мог удержать в себе гнев. — Неужели ты совсем ничего не чувствовал ко мне? — не выдержал Соби, но произнеся свой вопрос вслух, сразу же пожалел о нём. — Отчего же, — Рицу задумчиво выпустил дым, приоткрывая губы, — я ведь не каменный, в самом деле. Думаешь, я бы позволил тебе быть моим, если бы ты был мне безразличен? Я в состоянии побороть банальную похоть, я же не животное, — Рицу повернулся к нему на новой затяжке и уставился в лицо долгим взглядом. — Зачем ты спрашиваешь? Ты ведь не настолько глуп, чтобы не знать этого. Соби вдруг понял, что знал это, знал всегда. Знал, что между ними было что-то большее, чем кнут и слёзы, чем болезненное и плотское. Знал, и оттого ему было так больно, когда его отталкивали вновь и вновь, когда разорвали связь, лишая призрачной надежды. Но он совсем не понимал, почему, за что. Соби вцепился напряжённым взглядом в тонкие губы, сжавшие сигаретный фильтр. — Только не надо говорить, что любил меня! — ощетинился он. — Не буду, — Рицу затушил сигарету о столбик забора и спрятал окурок в салфетку, вынутую из кармана. — Забудь об этом, Соби. Ты давно уже вырос из подростковой влюблённости. — А ты? Рицу усмехнулся и сунул руки в карманы брюк, отрываясь от забора. — А я никогда не умел любить.