Этого не будет

Фары проезжающих мимо машин сливались в один поток, размытые бесконечным дождём, всё сильнее раздражая зрение по мере того, как Соби отходил дальше от ярко освещённых улиц с ещё работающими торговыми центрами и ресторанами в сторону жилых кварталов с редкими уютными фонарями. Пару раз ему сигналили — видимо, подходил слишком близко к обочине — и один раз окатили брюки из лужи, он не обращал внимания. Людей Соби не замечал, только их зонты, плывущие тёмными призраками мимо и сбивающимися в стаи у перекрёстков. Наверное, только благодаря тому, что застревал в этой стае мокрым серым листом, Соби удавалось перейти дорогу на разрешающий сигнал светофора. На него глазели, кто-то обходил стороной, но он не видел этого, тело не слушалось, тащило куда-то сквозь накатывающую на город ночь, и Соби не сопротивлялся. В голове гудело и этот гул подозрительно напоминал свист кнута. — Бог ты мой, ты совсем дурной?! Знакомый голос раздался сверху, и Соби поднял голову. Кио торчал на лестнице у дверей его квартирки, отчаянно пытаясь вжаться в стену, чтобы укрыться от дождя под небольшим козырьком. Замеченный, он тут же слетел вниз и схватил Соби за рукав. — Я забыл зонт, — оправдание звучало невпечатляюще. — Мог бы такси вызвать, — рявкнул Кио, затаскивая его по лестнице, будто тот не мог идти сам. — Или купить зонт! Ты что как дитя, ей богу! Можно было бы взять зонт у Рицу, в школе всегда были запасные, подумал Соби и тут же отмахнулся от своих мыслей. Кио же нагло хлопал его по карманам в поисках ключа. — Что ты здесь делаешь? — спросил Соби, отталкивая его руки и доставая ключи. — Дурное предчувствие, — проворчал тот. — Ты сегодня выглядел не краше покойника, бросил работу недоделанной, потом на звонки не отвечал и вот, — он тряхнул пакетом, в котором загремели пивные банки. — Я, вообще-то, раз тридцать позвонил! — Я не слышал, — соврал Соби, припоминая, как всю дорогу из его кармана лилась назойливая трель мобильника и прохожие косились на него с подозрением. — Ну теперь-то уж какая выпивка, — Кио недовольно покачал головой, — тебе нужен чай и горячая ванна, а лучше поесть. — Я не хочу есть, — ответил Соби, впуская друга в квартиру. Кио тут же деловито засуетился, сбросил свою куртку, сунул зонт в специальную подставку и, разувшись, прошёл на кухню, зажигая везде свет и включая чайник. Соби поморщился от ярких ламп. — Раздевайся! — скомандовал Кио, ткнув в него угрожающим пальцем. — Я согрею тебе ванну. — Прекрати, — Соби начинал злиться. — Я в состоянии справиться сам. Он достал сигареты и подошёл к окну, распахнул створку. — Ага, щас, — фыркнул Кио, хватая Соби за рукав и грубо закрывая окно. — У тебя все штаны грязные, а волосы мокрые насквозь. Переоденься хотя бы и обсохни. Соби устало выдохнул и сунул сигарету назад в пачку. Обычно Кио можно было осадить парой грубых фраз, но когда тот считал свою миссию важнее собственного достоинства, вцеплялся, как клещ. Проще было согласиться. Да и разумное зерно в его словах всё же было. Сколько Соби шлялся под дождём? Час? Два? Он совсем не следил за временем и на самом деле чертовски продрог. Приближался проектный дедлайн, и если он сейчас заболеет, ничего хорошего не получится. Увидев в его глазах смирение и понимание, Кио одобрительно кивнул и направился в ванную. Соби принялся снимать с себя грязную одежду и замер, коснувшись правой руки. Рукав был испачкан кровью. Несильно, на тёмной ткани пятна не бросались в глаза. Должно быть, он задел раны Рицу. В глазах на секунду потемнело. Соби не боялся крови и раны, что он нанёс, его не испугали, но он не мог поверить, что сделал подобное. То был вырвавшийся на свободу гнев. Невозможно сдерживать себя бесконечно, перед лицом человека, от которого болит всё, включая душу, держать оборону сложнее всего. Кто бы упустил шанс на месть за боль, за страдания? Кто угодно адекватный — напомнил Соби себе. И это пугало. Соби нужен был контроль, чтобы справляться с собой, нужно было подчинение, а в той ситуации никакого контроля не было, ни чужого, ни собственного. Он наслаждался, утопал в чувстве ярости и, да, в чувстве вожделения. Соби никогда не задавался вопросом о том, как можно получать удовольствие, истязая чужое тело, причиняя боль, но этот механизм, казалось, был установлен в нём самой природой. Алчность, требовательность, превосходство. Сильнее этого пьянило только ответное желание. Это был первый раз, когда он целовал Рицу. Обнимал, касался его, прижимался губами к следам от кнута. Рицу не просто позволял, он открывался, не сдерживал и не сдерживался. Соби был почти уверен, что если бы захотел взять его прямо там, на полу под столом среди рассыпавшихся карандашей, Рицу бы позволил. Но один только поцелуй, затянувшийся на целую вечность, отнимавшую дыхание, до искусанных губ, до хриплых стонов — свёл с ума и разрушил жизнь. Этого Соби так жаждал и что теперь? Дверь в ванную скрипнула, и Соби поспешил стянуть с себя кофту, пока Кио не заметил кровь и не начал задавать ненужные вопросы, он и так сверлил его затылок излишне упорно. — Иди, вода согрелась, — сообщил Кио. — Я пока приготовлю тебе ужин. — Ты не умеешь готовить, — напомнил Соби. — Рис я в состоянии сварить, это лучше, чем ничего. — Тебе стоит пойти домой, серьёзно, с ванной я справлюсь сам. Не бойся, не утону. — Ну уж нет! Ты заставил меня поволноваться, теперь я никуда не уйду. Кио вынул из пакета банку пива, с демонстративным щелчком открывая её. — Тебе не кажется, что я хотел бы остаться один? — раздражённо поинтересовался Соби. — Кажется. А ещё мне кажется, что нужно спрятать все острые предметы в доме, — Кио уселся на пол у стола и приложился к банке. — Иди, я собираюсь тут напиться. Соби вздохнул и скрылся в ванной комнате. Ванна у него была небольшая, чтобы погрузиться в неё полностью, приходилось сгибать колени. Соби окунулся пару раз с головой, чтобы волосы стали приятно тёплыми, и откинулся затылком на бортик, ощущая, как мокрые пряди облепляли плечи и плавно колыхались вокруг. Вода согревала, наливая тело расслабляющей невесомостью, и комкала мысли мокрой ватой. Соби закрыл глаза. Сквозь неплотно прикрытые веки лился приятный тёплый свет ванной, но перед взором стояла дождливая мгла холодного кабинета. Вокруг витал привычный аромат собственного шампуня, но ноздри забивали запахи чужого тела и крови. Руки помнили разгорячённую кожу и ледяные пальцы, что Соби сжал, придавливая Рицу к полу. Дрожь вновь прошла по всему телу, и Соби едва не застонал. Говорят, лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Люди, которые это придумали, явно ничего не знали о поцелуях с Минами Рицу. Соби жалел, отчаянно жалел, что позволил себе узнать, каково это, теперь все его мутные сны и горячие воспоминания обрели не только образы и голоса, но и вкус, осязание, объём и жажду. В комнате никого нет, но каждая вещь здесь пропитана присутствием сенсея, и Соби немного не по себе, как будто тот стоит за спиной. Рицу ушёл на собрание десять минут назад, и если Нагисы-сенсей там не будет, то это примерно час, если будет — меньше, но Соби никуда не спешит, сначала он обходит небольшую комнату Рицу, поправляет шторы, ведёт пальцем по корешкам книг на полках, касается оставленного на плечиках пиджака и лишь потом падает на кровать, утыкаясь лицом в подушку. Она пахнет кондиционером для волос, этот запах Соби знает хорошо, он обнюхал все бутылочки в ванной Рицу и теперь умеет ловить этот запах, когда удаётся встать за его креслом или уткнуться в его шею носом. В животе сладко тянет, сердце заходится сумасшедшим ритмом, а горло сжимает спазм, будто на нём лежит широкая ладонь. Соби дёргает ворот рубашки, расстёгивая пару пуговиц, и вдыхает глубже. Руки так и тянутся к поясу брюк, но Соби сдерживает себя, потому что здесь нельзя. Он перекатывается на спину и голова уютно покоится на мягкой подушке, Соби закрывает глаза, пытаясь представить, каково это — засыпать здесь и просыпаться. Рицу всыпал бы ему по первое число, если бы увидел, как Соби валяется на его кровати. Глаза немедленно открываются и взгляд упирается в шкаф напротив. Соби нервно облизывает губы, он знает, где Рицу хранит ключ. Коллекция у сенсея впечатляющая: плети, кнуты, стеки, некоторые девайсы такие пугающие, что к ним страшно прикасаться, с другими же Соби знаком слишком близко. Он выбирает кнут, мягкий, гибкий, удобно лежащий в руке, Рицу любит его. Кажется, что ладонь горит, когда Соби сжимает плетёный ремень и протягивает его сквозь неплотно сжатый кулак. Завороженный и дрожащий, он вновь опускается на кровать. Держать рукоять кнута страшно и неловко, пальцы подрагивают, но прикосновения к кисточке вызывают приятный жар, фантомное присутствие сенсея становится ощутимей. Соби закрывает глаза и кладёт кнут себе на грудь, тянет его легонько, ощущая даже через одежду, как медленно тот ползёт по телу, будто кто-то другой водит им, дразня. Соби закусывает губу почти до крови, щёки горят, сердце колотится, но терпеть нет больше никаких сил, и он расстёгивает брюки, чуть приспуская их, ныряет ладонью в трусы. Там горячо, остро и влажно. Соби двигает рукой торопливо, сгорая от стыда и то и дело нервно прислушиваясь к шуму в коридорах. Ловит ртом самый кончик кнута, бархатистый и немного солёный, и сжимает рукоять крепче. В голову лезут образы один другого развратней, и Соби поддаётся пошлому искушению, суёт рукоять кнута в штаны и стонет, не сдержавшись. Её поверхность бугристая из-за кожаной оплётки, но она такая твёрдая и тёплая, что совсем не трудно представить на её месте что-то иное. Соби ласкает себя рукой, трётся бесстыдно о кнут всем телом, проталкивая его всё дальше в штаны, задевает сжавшийся вход в своё тело. Он не пытается засунуть кнут туда, только гладит и слегка надавливает. Всё тело колотит в агонии постыдного удовольствия, и Соби пропускает момент, когда оказывается в комнате не один, лишь лёгкий сквозняк заставляет его вздрогнуть и открыть глаза. Рицу стоит в дверях, опираясь плечом на дверной откос и сложив руки на груди, и по его лицу невозможно понять, насколько он зол. Соби окатывает кипятком с головы до ног, сердце прыгает в горло, будто хочет сбежать и бросить его одного, и Соби не знает, что сделать первым — вскочить с кровати или натянуть спущенные брюки. Он подрывается было, но голос сенсея пригвождает его к месту. «Не дёргайся». Лицо горит, страх, стыд и неубитое возбуждение мешаются в желудке, как в блендере, вызывая тошноту. «Закончи то, что начал». Соби распахивает глаза, не веря собственным ушам. Ещё секунду назад он мечтал о том, чтоб это Рицу ласкал его, представлял холодные глаза за стёклами очков, а теперь готов умолять отпустить его. Он неуверенно касается себя вновь, и яркая вспышка наслаждения пробивает тело. Соби закрывает глаза, так должно быть легче, но в голове лишь одна мысль: Рицу смотрит на него. Движения становятся быстрее, даются легче, и смытая было жажда возвращается вновь. Соби дышит открытым ртом, не сдерживая теперь громкого дыхания и тихих стонов, разводит колени и выгибается. Острое ощущение чужого присутствия растекается по коже бурлящей лавой, смазывая восторг долгожданной разрядки. «Ты испачкал мой любимый кнут», — в негодующем голосе Рицу прячется усмешка. Соби не знал, почему именно это воспоминание пришло в его голову теперь. Может, потому что, как и сегодняшний поцелуй, тот оргазм был единственным рядом с Рицу. Соби точно помнил, что в тот раз сенсей так и не сделал шага навстречу, а велев привести себя в порядок, вышел за дверь, но сейчас под закрытыми веками именно Рицу из прошлого ласкал Соби, запустив руку ему в штаны. Гладил шею кончиками пальцев, заползая в расстёгнутый ворот, дышал горячо, нависая тяжёлой тенью. И склонившись ниже, мазнув волосами по щеке, поцеловал. Поцелуй, которого не было тогда, но всё такой же яркий и безумный, как парой часов ранее, обжёг губы как наяву. Соби скользнул руками по собственным бёдрам под водой и остановился, не позволяя себе коснуться возбуждённого члена. Его окатило злостью от собственной слабости, от желаний, которые не удавалось погасить, от того, как преданно и неумолимо его тело реагировало на Рицу даже спустя годы. Соби не собирался удовлетворять свою похоть сейчас, и не потому что Кио всё ещё торчал за дверями ванной комнаты, дожидаясь его и наверняка прислушиваясь к шуму, а потому, что он больше не был мальчишкой, который не мог отделить желание близости от своей ненормальной любви. Он не собирался позволить Рицу вновь залезть под кожу. Соби резко встал, выбираясь из ванной, и окатил себя холодной водой из душа, но жажда не проходила. Кожа пылала, сумасшедший пульс отдавался волной во всём теле и желание прикоснуться к себе было невыносимым. Соби стиснул зубы и дёрнулся к полкам, схватил шнур от фена и со всей силы стеганул себя по руке. Фен с грохотом рухнул на пол. Жгучая красная полоса молниеносно налилась на внутренней стороне предплечья, но боль не отрезвляла, а лишь сводила с ума, поднимая со дна привычные телу механизмы возбуждения. Это не наказание, для него — не наказание, помогло бы связать руки за спиной, но не это, безнадёжно. Соби упал на колени и ударил себя шнуром ещё раз. И ещё, сильнее.