Этого не будет

Мир был словно накрыт непроницаемым куполом, снег валил такой плотной пеленой, что казалось, будто уже через несколько шагов всё вокруг исчезало. Скрадывались звуки, прятались силуэты прохожих, застывало время. И если на оживленных улицах и дорогах снег быстро таял, раздавленный колесами и ботинками, то в парках и на узких улочках за старыми жилыми домами, где людей и в лучшую-то погоду было мало, ощущение реальности терялось совершенно. Редко зима баловала такими снегопадами, и пускай снег не успевал намести больших сугробов, а растворялся в ритме жизни большого города, смотреть на пухлые снежинки было приятно. Снегопад приносил умиротворение, и когда разгорячённый Рицка после занятий прибежал в распахнутой куртке поделиться новостями, и после, когда Соби брёл домой, цепляя волосами снежную корону, и теперь, когда совсем согревшись, он сидел дома, меланхолично глядя в окно, отгороженный от мира, словно в стеклянном шаре. Снегопад приносил ватные мысли и лишенные ярких цветов иллюзии, и самая бесцветная из них стояла сейчас на его пороге, встряхнув этот шар взметнувшимися за дверью снежинками. За последние несколько недель мучительные и реалистичные сны посещали Соби так часто, не давая выспаться, терзали и будоражили, путали мысли и мешали воспоминания с реальностью, а потом так внезапно растаяли и исчезли совсем, как снежинки на карнизе приоткрытого окна, что порой Соби не мог разобраться: это всё ему приснилось или он и вовсе до сих пор спит? Глядя теперь на Рицу, сливавшегося с пейзажем блеклой фигурой в светло-сером пальто, он отказывался верить глазам, хотя тело очень явно ощутило реальность происходящего, будто всё это было привычным до плавных реакций: открыть дверь, отступить на шаг, впуская, спрятать руки за спиной, ожидая, когда разденется. Рицу на его пороге не был привычным уже слишком давно. — Что ты здесь делаешь? — спросил Соби, сразу переходя в оборону. Реакция, что не была привычной с Рицу когда-то, но не теперь. — Рицка-кун попросил меня зайти. Соби покачал головой, обречённо вздыхая. Увидев сегодня Рицку после школы, взъерошенного, торопящегося на прогулку в парк развлечений с Юико-тян, Соби только и сумел, что улыбнуться. Отругать толком за то, что тот в такую непогоду бегал в куртке нараспашку и даже шапку не прихватил, не выходило. Его запал и энергия веселили и позволяли безумства, и Соби лишь снял с себя шарф и намотал его на Рицку по самый нос. Тогда тот и заметил пятна крови — рана на груди, видимо, вновь открылась, пачкая одежду. Рицка испугался, уговаривал пойти в больницу или хотя бы заглянуть в школьный медблок, где могли сменить повязку, но Соби удалось убедить его, что ничего страшного там нет, лишь царапина, которая просто ещё не зажила. Наивно было полагать, будто Рицка оставит всё просто так и пойдёт веселиться с друзьями, не убедившись, что с Соби всё будет хорошо. Удивительным образом этот наивный и доверчивый мальчишка всегда ловил его на лжи. Но Соби и подумать не мог, что расскажет тот об этом именно Рицу, а не Сеймею, например. — Позволишь войти? — Не думаю, что в этом есть необходимость, я не умираю. — Я должен убедиться, что с тобой всё в порядке. — Со мной всё в порядке. — И всё же. Что такого увидел Рицка-кун, что его напугало? Не это же, — Рицу кивнул на запястья Соби, окольцованные ссадинами. — Он ничего не видел, — ответил Соби, натягивая рукава кофты и пряча руки. — Немного крови и всё. — Где? Соби нехотя оттянул ворот чуть ниже, приоткрывая рану, которая уже перестала кровоточить. — Это сделал Сеймей? Соби не ответил. — Просто варвар какой-то, — гневно выругался Рицу, снимая пальто резкими, торопливыми движениями. — Так издеваться над этим телом. — Я же сказал, что со мной всё в порядке. Сил на раздражение не хватало, как будто и его похоронил под собой оглушающий снегопад. Соби лишь смотрел, как Рицу разувался, не мешая ему и не выставляя за дверь. Он не мог понять, что чувствовал от его присутствия здесь, просто оказалось так легко и просто отступить назад, пройти следом за ним в комнату и сесть на кровать, всё ещё сжимая в руках кружку с остывающим чаем. — Я осмотрю рану и уйду, — пообещал Рицу, отходя за аптечкой. То, как уверенно он двигался, напоминало, что этот дом для него не чужой. Соби хотелось язвительно отмахнуться, мол, он в состоянии сам справиться с небольшим порезом, и напомнить, как Рицу выставил его, не позволив тогда помочь с ранами на спине, но Соби молчал. Несопротивление казалось ему лучшим протестом, и он, поставив кружку на прикроватный столик, снял свою кофту. Рицу присел рядом, осмотрел вырезанный на коже иероглиф и, намочив марлю антисептиком, приложил её к ране. — Порез неглубокий, — отметил он, — шрам будет почти незаметный. Но будет, подумал Соби. Заметный для тех, кто когда-либо имел отношение к его телу. Даже если этот иероглиф испарился бы сейчас без следа, он его уже видел, и Рицу видел, и Сеймей. Можно биться о заклад — Нисей в курсе тоже. — Вырвать бы ему руки, — пробормотал Рицу. — Мелкий гадёныш! — Будто ты чем-то отличаешься. — Я старался не оставлять на тебе шрамов. — Это не делает тебя лучше. — Мне нравится твоё прекрасное тело, оно заслуживает того, чтобы его берегли. — Прекрати говорить мерзости. — Зачем ты позволил ему это? Соби отвернулся, чтобы не смотреть, как Рицу приклеивал к его груди свежую повязку. Прохладная мазь с легким эффектом анестетика приятно покрывала рану и словно проникала внутрь, замораживая ноющие чувства. — Тебя это не касается. Рицу сжал зубы и скривился, он явно собирался не согласиться, но промолчал. Отвернулся, складывая лекарства назад в аптечку, и встал, чтобы вернуть её на место. Соби подхватил свою кружку и сделал глоток, холодный чай оставил на языке горький привкус, хотелось курить, но подняться и открыть окно не было сил. — Зачем ты всё-таки пришёл? — пробормотал он в кружку. — Рицка-кун попросил, — Рицу остановился за его спиной у выхода в коридор, будто на самом деле собирался просто так уйти, как и обещал. — Я хочу услышать правду, Рицу. Хоть раз. Тот вздохнул и поправил очки на переносице костяшкой указательного пальца. — Я воспользовался предлогом, чтобы увидеть тебя. — Ты хотел увидеть меня? — удивился Соби. — Да, хотел. — Это что, какая-то старческая сентиментальность? Ты всё время гнал меня от себя поганой метлой, а теперь захотел вдруг увидеть?! — За подобное хамство тебя стоило бы выпороть. Ты уже второй раз называешь меня стариком. — Ответь, — потребовал Соби резко, разворачиваясь к нему, остатки чая выплеснулись на колени. — Скажи правду. До конца. — От правды не будет никакого толку, если ты не готов её услышать, — хмыкнул Рицу, но всё же продолжил: — Я отталкивал тебя ради твоего же блага. — Что за бредовые оправдания? — Я же говорил, ты не поверишь, — Рицу протяжно выдохнул, складывая руки на груди, и посмотрел в сторону, будто разглядывал что-то за мутным белым окном. — Я с самого начала знал, что не дам тебе того, что ты хочешь. Я говорил тебе это, не раз, — его голос звучал холодно, но не колко, как ледяные иглы, а мягко, как не прекращающийся снег, глухо, почти успокаивающе. — Но ты был таким настойчивым, и я решил согласиться, думая, что так ты быстрее поймёшь, что к чему. А ты меня удивил. — Почему тогда не бросил меня сразу, раз я был тебе не нужен? — Я никогда не говорил, что ты не нужен мне, — Рицу посмотрел прямо в глаза. — Твоя влюблённость была раздражающей обузой. Однако ты сам стал слишком хорош. — Зачем тогда ты прогнал меня, когда я начал учиться в университете? — растерянно произнёс Соби. — Я понял, что сам ты не уйдёшь, а я не тот, кого тебе стоило бы любить. Ты не готов к этому, тебя это разрушает. Мне хотелось дать тебе свободу. Если б я только знал, что ты выберешь этого ужасного варвара… — Хочешь сказать, что ты поступил так вопреки собственному желанию? Ты… Нет, это неправда. — Я не собираюсь обелять себя или просить прощения хоть за что-то. — Ты говорил, что хотел сломать меня. — Это правда, — кивнул Рицу. — Сдерживать это желание не всегда было возможным. Я никогда не любил тебя так, как бы тебе хотелось, но ты изменил моё отношение к тебе, это тоже правда. И те три года между нами были моей слабостью. Моей ошибкой. — Ты что же, ни разу не поцеловал меня, ни разу не трахнул, не позволил спать в твоей постели, потому что боялся поддаться своим чувствам? — Нет, конечно. Я не хотел потакать твоим. Тогда для тебя секс был равносилен признанию в любви, это сделало бы всё только хуже. — Ты бездушное существо, Рицу! Ты играл со мной, был холоден, хотя мог дать больше, был жесток. Ты сокрушаешься о шрамах на моём теле, но ни разу не поберёг мою душу, даже не попытался. — Ты хотел правду, это правда. Я такой, какой есть, и это тебя сломало, вот потому я говорю, что не стоило и начинать. Я ошибся, потому что не отпустил тебя раньше. — Тогда почему ты опять здесь? Почему в тот раз позволил мне ударить тебя? Почему говоришь всё этой сейчас? — Потому что ты всё ещё слишком хорош. Ты моя слабость, Соби, сопротивляться этому сложно. Тишина повисла в бездонной пропасти между ними, показалось, что в комнате стало темнее, будто вечер собирался наступить раньше, укутывая город пухлыми снежными тучами, облитые чаем штанины неприятно прилипали к коленкам. Соби был наполнен по горлышко чужими словами и не верил в них. Среди сказанного ему мерещились чувства, о которых он грезил в юности, те самые, которые Рицу будто бы держал под замком, но теперь они превратились в обманку разума. Соби более не верил даже своим собственным чувствам, казалось, они, как забытое на столе яблоко, сморщились, сжались и потемнели. Пахли сладковатой гнильцой и вовсе не походили на любовь, а напоминали прогнившую одержимость, противное, эгоистичное желание владеть другим, не спрашивая его ответа. Когда-то по-детски горящая влюблённость теперь обернулась удушающей тягой. Всё в прошлом — Соби понял это сейчас слишком ясно. Ему показалось, что Рицу уже ушёл, незаметно покинув дом, но его голос вновь вырвал из дурной тошноты сумерек. — Тебе будет лучше без меня, Соби. Но не с Сеймеем. Если тебе нужна помощь… — Мне не нужна твоя помощь. Рицу тихо вздохнул и повернул к выходу. — Позвони Рицке-кун, — сказал он, выходя в коридор, — он наверняка волнуется. Соби сидел, застыв на своём месте, слушая шаги и шорох одежды, что остались единственными звуками во вселенной. Ему казалось, что он больше не сможет встать, так и останется тут с пустой кружкой в руках. Какую правду он хотел? В словах Рицу не было ни любви, ни безразличия, в них были какие-то неправильные чувства, да и тем он не давал места. Всё то, что Соби знал и уже слышал, но никак не мог уложить в голове, словно заноза в его мозгу, что не позволяла спать и мешала думать о чём-либо кроме. Забыть о ней не выйдет, но если никогда больше не видеть Рицу, на этот раз, может, получится вырастить вокруг неё новые нейронные пути. Он поднялся, рассеянно цепляясь за спинку кровати, и кружка упала на пол. Соби нагнал его уже в прихожей, схватил прохладную ладонь, потянувшуюся за пальто, стиснул пальцы, приблизившись со спины. Рицу остановился, послушно опуская руку. — Следы, — выдохнул Соби ему в шею, — покажи мне их. На щеке Рицу ничего не осталось, Соби не заметил даже бледной чёрточки, должно быть, кнут тогда задел совсем чуть-чуть, но по спине Соби бил в полную силу, до крови, возможно, через несколько месяцев следы исчезнут и оттуда, но сейчас там должны были оставаться рубцы. Рицу освободил свою руку из его захвата, расстегнул пуговицы жилета, не говоря ни слова, снял его и повесил на вешалку рядом с пальто, затем принялся за рубашку. Он не торопился, расстёгивая одну пуговицу за другой, а Соби наблюдал, как двигались его руки, как рубашка становилась свободнее, отпуская шею и спину, и как она, скользнув по плечам Рицу, повисла на поясе брюк и манжетах спущенным белым флагом. Соби так редко видел Рицу обнажённым, что просто вид его голой спины казался нереальным, но взгляд не в силах был охватить эту картину, цепляясь лишь за длинные росчерки на лопатках. Соби помнил, что бил много, но большинство следов почти исчезло, осталось лишь несколько полос на плечах и лопатках. Ни кровавых корок, ни синяков давно уже не было, следы казались лишь немного темнее оттенка кожи, но всё ещё выглядели болезненными. Соби знал, что это не так, что они больше не причиняли боли, но всё равно коснулся их очень бережно. Он повёл пальцами, едва касаясь этих полос, на ощупь они были гладкими, лишь слегка выпуклыми и как будто горячими, или это только показалась. Он услышал, как Рицу шумно выдохнул и задержал дыхание. Соби не знал это чувство, не понимал этот трепет, благоговение, перемешанное с горечью. Сердце билось в груди, испуганное, словно перед прыжком в пропасть, и хотелось столько всего и сразу: касаться этих шрамов, надеяться, что они останутся, или оттолкнуть, стереть их, забыть, отмотать всё назад. Чувство, что ему было позволено больше, чем вообще может быть позволено хоть кому-то в мире, пьянило. Соби не понимал, почему причастность к этим шрамам была ему так важна, ведь он уже миллион раз пожалел, что тот вечер вообще случился. Он никогда бы не хотел повторения, желания ударить Рицу вновь, сделать ему больно — не было, но тоска в сердце не отпускала. — Я до сих пор так сильно хочу тебя, — прошептал Соби ему в волосы, более не касаясь нигде. — Почему? Рицу тихонько усмехнулся, поворачивая к нему голову вполоборота. — Потому что ты всё ещё мой. — Я не хочу этого. — Тогда борись. — Я устал. — Прекрати, — Рицу отстранился и, натянув рубашку обратно на плечи, поправил её, повернулся. — Если собрался лить слёзы, жалеть я тебя не стану. Соби смотрел в глаза за стёклами очков, холодные, наполненные темнотой, и понимал, что ничегошеньки в них не изменилось. Ни в них, ни в сердце Рицу. — Поцелуешь меня? — Ты сказал, что не хочешь. — Какая разница, просто поцелуй. Рицу покачал головой, раздражённо потирая складку между бровей, и снял очки. Положил ладонь на шею Соби и притянул его к себе, прижимаясь губами. Соби не был уверен, что Рицу вообще способен на нежности, но этот поцелуй был почти деликатным, трепетным и чувственным. Рицу ласкал его рот языком, горячо выдыхал в губы и не отпускал, целуя вновь и вновь. Он спустился ладонью с шеи на грудь, едва касаясь повязки под ключицами, и осторожно накрыл её пальцами. Рицу не требовал, он отдавал то, что просили.