Говорят, она умирает последней

      Чем осознанные сновидения отличаются от обычных? Разница в том, что в последнем случае сюжет развивается без оглядки на мысли и желания сновидца. Звонок будильника, возмущенный лай соседского пса, неудачный поворот на другой бок — и человек без проблем просыпается, а от кошмара, из которого, казалось, никак не выбраться, остается лишь послевкусие — противное, но не смертельное. Утренний кофе и шквал новостей по телевизору без труда перебьют неприятное ощущение, и через полчаса от него не остается даже блеклого воспоминания.       Но от того, что происходило с Мэллори — благо не каждый раз, а только тогда, когда она забывала принять таблетки, — нельзя было так просто отвязаться. Едва Мэллори смыкала веки — власть над ее неспокойными чувствами тут же переходила к нему. И ладно бы сны повторялись — человек, как известно, хорошо адаптируется и может привыкнуть ко многим вещам, — но нет… Он каждый раз придумывал что-нибудь новое. Стремился впечатлить. Ибо в стране сновидений у Майкла Лэнгдона было все. Ему принадлежал весь мир, и Мэллори вместе с ним. Бороться с этим было бессмысленно. Мэллори пробовала. Как ни странно, в ее случае помогали обычные успокоительные таблетки. Но их нельзя было принимать постоянно, потому что со временем могла возникнуть толерантность.       Привыкание.       — …Как мило, что ты все же решила спуститься и скрасить мое одиночество, — послышался приятный, вкрадчивый баритон, а следом Мэллори увидела Майкла, сидящего во главе обеденного стола.       В многострадальном аванпосте, который ранее служил школой для одаренных юношей, кроме Майкла и Мэллори, никого не было, но на столе лежало как минимум десять тарелок и столовых приборов разного назначения. На парчовой скатерти бордового цвета высились свечи в декоративных подставках с разветвлениями, увитыми маленькими листьями и гроздьями дикого винограда, стояли бокалы для вина и пиалы для соусов, но самой еды не было.       Стоило Мэллори приблизиться, Майкл, как истинный джентльмен, поднялся и мягко выдвинул для дорогой гостьи ближайший стул, но она проигнорировала сей жест и заняла место на другом конце стола. Лэнгдон сам выбрал, в какую игру они будут играть сегодня, но Мэллори имела право внести коррективы. Она не собиралась дрожать перед ним. Те времена давно прошли. Возможно, ее все еще чуточку страшила неизвестность, но никак не Майкл. Его жестокие забавы утомляли, потому что, как ни посмотри, были совершенно бессмысленны. Майкл не мог убить ее во сне, — даже если то был не совсем сон, а параллельная реальность, — но это не мешало ему упиваться своей инфернальной властью и портить Мэллори нервы.       — Тебя долго не было, и я начал волноваться.       Майкл ослабил галстук с прикрепленной к нему булавкой в виде змеи — с виду спящей, но на самом деле подглядывающей за гостьей крошечным блестящим глазом, — и улыбнулся. Мэллори было тошно от одного его вида — безупречного, ослепительного и до такой степени самоуверенного, что хотелось схватить Лэнгдона за длинные — по мужским меркам, — волосья и со всей дури впечатать физиономией в стол. Эх, мечты, мечты… На самом деле у Мэллори не хватит на это ни сил, ни глупости. Несмотря на неуязвимость, которую ей даровали стены аванпоста, Мэллори хорошо запомнила впечатления от борьбы с Майклом. Чем дольше она сопротивлялась, тем яростнее проявлялось его темное начало, но потом Мэллори поняла — Майкл держал ее в оковах психологического ужаса не столько из желания наказать, — в этом мире он и так победил, чего же боле? — сколько из страха потерять. Он не причинял ей настоящей, физической, боли, потому что страшился остаться в собственноручно созданной тюрьме один. Страшился до такой степени, что начал медленно сходить с ума и потому едва ли солгал, когда сказал, что волновался. Он ненавидел Мэллори за то, что она внесла поправки в его «идеальный» план по уничтожению Ковена, но, сам того не понимая, со временем привязался к ней.       «И в одном, и в другом мире. Кто бы мог подумать…»       Все-таки она расколола этот твердый орешек и даже зубы не обломала.       — Подсела на таблетки? — Майкл не оставлял попыток разговорить ее, и на этот раз он попал в точку. Нащупал слабое место и тут же надавил, собираясь доказать, что наивная ведьмочка слишком рано расслабилась. Он все еще мог ее удивить. — Интересно, на сколько тебя хватит? Будет обидно, если спектакль прервется, а мы так и не дойдем до второго акта.       Майкл хлопнул в ладони, и пустые блюда наполнились едой. Мэллори обреченно прикрыла глаза. Она все еще помнила реальный голод, который испытывала каждую минуту, пока жила в аванпосте, хотя давным-давно должна была забыть. Существовали и более важные вещи! Но живот одобрительно заурчал, а рот наполнился вязкой слюной, стоило только бросить взгляд на сочный стейк с овощным гарниром и веточкой розмарина сверху.       Удивительно, как быстро Майкл освоил мастерство иллюзиониста!       — О чем ты?       Мэллори все еще было жутко сидеть вот так — пусть не рядом, но напротив Майкла, а не бороться с ним и не пытаться во что бы то ни стало вырваться из «сна». Она знала — придет время, и оковы падут сами собой. При всех своих талантах, Майкл не сможет поддерживать иллюзию долго. Скоро Мэллори вернется в реальный мир, а Майкл — та его версия, которая ступила на темную сторону и неосознанно страдала от этого, — снова останется в одиночестве. Оно будет грызть его изнутри, заставляя терять остатки человечности. Это станет лучшей расплатой за все.       — Думаешь, сможешь обмануть судьбу и проигнорировать пророчество, которое родилось тысячи лет назад? — Майкл вооружился вилкой и ножом, чтобы разрезать стейк. — Желаю удачи. Это будет намного интереснее того, что мы уже прожили. Иногда я жалею, что не встретил тебя раньше, Мэллори. Умная, проницательная, сдержанная, но в глубине души — истинный воин! Я бы оказал тебе честь и убил первой, но нежно, не так, как других.       Майкл медленно прожевал кусочек ароматного мяса, запил его вином и снова улыбнулся. Его щеки слегка порозовели, придавая лицу еще больше красок и красоты — дьявольской, роковой…       — Не ставь знак равенства между собой прошлым и нынешним. Кое-кому не хватило мозгов, дабы понять, что кучка зажравшихся людишек использовала тебя, как символ. Как безделушку. На большее ты, увы, не сгодился. — Мэллори последовала примеру заклятого врага, с которым была вынуждена делить трапезу, и наколола на вилку сочный шампиньон. Не пропадать же иллюзии даром! — Самое обидное, исправить все это можно лишь вернувшись в прошлое, но ты не можешь этого сделать. Не можешь наказать истинных виновников и оттого весь сочишься ядом и срываешься на мне. Жалкое зрелище, мистер Лэнгдон.       Мэллори показушно храбрилась, но в глубине души боялась перегнуть палку. И да, она устала воевать с ним. Она хотела избавиться от призрака прошлого, как от злобной колючки, запутавшейся в волосах.       Настоящий Майкл ждал ее у берега Миссисипи, и все мысли Мэллори были там — с ним, — а не с карикатурным злодеем, который пыжился и изображал из себя невесть что, хотя по факту его можно было сравнить с обыкновенным преступником, вынужденным коротать век в тесной камере, и если бы Мэллори не проваливалась в эту камеру во снах, Майкл бы уже загнулся. Он нуждался во внимании своей единственной зрительницы. Нуждался в ее присутствии и в ее ненависти гораздо сильнее, чем ему позволяло понять раздутое до размеров гостиной аванпоста самомнение.       Но стоило отдать ему должное — несмотря на словесные выпады со стороны Мэллори, внешне Майкл оставался совершенно спокойным. Он коротко пожал плечами — мол, единственная оставшаяся в живых ведьма могла сотрясать воздух столько, сколько ей будет угодно, картина мира от этого не поменяется.       Однако аппетит все равно пропал.       Нехорошее предчувствие прокатилось по позвоночнику колючим холодком. Ладони мигом вспотели.       Мэллори рывком отодвинула тарелку с едой, к которой едва притронулась, и сглотнула. Что-то определенно было не так, но Мэллори не могла понять — что.       — А как же десерт? Даже не попробуешь?       Майкл поднял сервировочную крышку, под которой могла прятаться пирамидка из вкуснейших брауни или банановый чизкейк, но там лежало нечто склизкое, покрытое пушистыми пятнами плесени.       — Какая мерзость!..       Мэллори вскочила со стула так, что тот опасливо зашатался, не удержал равновесие и с возмущенным грохотом приземлился на пол.       Вместо красивых алых свечей на столе теперь смолили черные маслянистые огарки, между посудой протянулись длинные нити паутины, разная мерзость — пауки, сколопендры, черви, — кишели в складках скатерти, боролись между собой и падали на пол, прямо к лакированным туфлям Мэллори.       В горле начало саднить — там как будто что-то шевелилось, щекоталось и мешало нормально дышать.       Майкл вскинул брови, якобы не понимая, какого черта Мэллори вскочила из-за стола.       — Ублюдок! Что ты сделал?!       Она в панике схватилась за шею, и почувствовала, как в уголках глаз выступили крошечные злые слезы.       Мэллори махнула рукой, желая поднять в воздух тяжелый подсвечник и раскроить мерзкому Лэнгдону половину башки, но ничего не произошло. К горлу почти вплотную подобралась тошнота — кусочки непереваренной пищи рвались наружу, но Мэллори сдерживалась. В ту секунду ей было плевать на исчезновение силы. В мире грез, где властвовал сумасшедший Лэнгдон, никто не смог бы причинить ему серьезного вреда.       Мэллори медленно, через бок, стекла на каменный пол. Ее всю трясло, а к мерзкой тошноте прибавилось головокружение: стол, сводчатый потолок и огонь, горящий в камине, слились в стремительно вращающееся колесо.       Мэллори закрыла глаза.       Вывернет так вывернет… В жизни могли случиться вещи и похуже!       Колесо не исчезало — оно стало вращаться сильнее.       Успокаивало только то, что Мэллори не могла погибнуть в этом кошмаре, как и в паре десятков тех, что случались до, но она никогда не чувствовала себя настолько хреново. Даже когда Майкл пытался топить ее в ванне. Там не было времени на подумать, а сейчас, когда она безвольно корчилась в конвульсиях и сдирала ногти о каменный пол, — было. Пульс бешено стучал в ушах и угрожал свести с ума.       — Пожалуйста…       Мэллори не поняла — она произнесла это вслух или просто чересчур громко подумала?       Неважно!       Важно то, что через секунду-другую агония начала утихать. Мэллори перевернулась на спину и подушечками пальцев вытерла мокрое лицо.       На душе было тошно. Хотелось просочиться сквозь пол, чтобы не видеть осточертевшие стены аванпоста — каменные и абсолютно глухие к ее мольбам, — не чувствовать тяжелый запах свечного воска и не слышать до боли знакомые шаги.       Сил в ее теле почти не осталось, но Мэллори собрала последние, чтобы отвернуться, когда Майкл склонился к ней, ласково убрал за уши прилипшие к щекам волосы и расстегнул пару пуговиц на тугом воротнике платья. Да, ей было трудно дышать, и декоративные жемчужины, которыми было расшито платье, неприятно впивались в лопатки и поясницу, но она бы согласилась пролежать так вечность, лишь бы Лэнгдон не прикасался к ней своими погаными руками.       А еще Мэллори не могла перестать плакать. Беззвучно и безысходно. Она знала, что ее слезы — любые ее эмоции, — подпитывали существование Майкла в мире кошмаров, но не понимала, как остановиться. Знал бы он, как она устала!       — Видишь, что бывает, если принимать слишком много лекарств? Однажды ты попросту можешь уснуть и не проснуться. — В противовес жестоким, обличающим его гнилое нутро, поступкам, Майкл успокаивающе погладил ее по щеке. — Урок был неприятным, но он того стоил. В следующий раз хорошо подумай, что и как тебе следует говорить.       Мэллори уже подумала и хотела сказать, что ему — гребаному психопату, — таблетки бы точно не помешали, но взор затмила темная, непроницаемая пелена, а дальше мрачный потолок аванпоста сменился ярким кусочком голубого летнего неба, и Мэллори поняла, что действительно лежала на спине посреди леса. Она понятия не имела, как это могло произойти, но знала одно — Майкл Лэнгдон из стертой реальности не был настоящим. Он жил лишь в ее подсознании. Так ведь?       Где-то наверху, будто издеваясь, громко и весело чирикали птицы, а со стороны реки аппетитно тянуло дымком.       Сколько Мэллори провалялась без сознания? Полчаса? Час?       Она кое-как поднялась, — голова все еще кружилась, — и клятвенно пообещала себе завязать с успокоительными, как только найдет другой способ справиться со своей больной головой и фантазиями.       В идеале ей хотелось взять тайм-аут и обдумать все в одиночестве. Составить четкий план на ближайшие сутки-двое. Взять хотя бы машину… Мэллори понятия не имела, можно ли в этой глуши раздобыть хоть какую-нибудь ржавую развалину, чтобы добраться до города? Нужно срочно зарядить телефон и снять наличные! На Коко в этом вопросе надеяться явно не стоило.       Она старалась думать о чем угодно, но обмануть мозг было непросто, и единственная проблема, которая сейчас по-настоящему волновала Мэллори, заключалась в Майкле. Она не хотела возвращаться к Миссисипи и разговаривать с ним. Не хотела видеть его до тех самых пор, пока не придет в себя, но… Выбора не было.       Мэллори должна взять себя в руки и отделить воображаемое от действительного, если не хочет загубить то, что с таким трудом начала выстраивать.       Ароматный дымок, как оказалось, шел от рыбы, которую Майкл насадил на острые палочки и поместил поближе к костру, как какой-нибудь опытный турист-выживальщик. Похвально, но… Рядом не было никакой — даже примитивной, — удочки. Как Майкл поймал рыбу? Голыми руками?       Когда Мэллори подошла ближе, он вскинул на нее не то вызывающий, не то просто озорной взгляд.       — Даже не думал, что это будет так просто. Я лишь пожелал, и они сами приплыли ко мне. Жаль, ни соли, ни перца под рукой не оказалось. — Майкл выдернул из земли одну из палок и придирчиво оглядел золотисто-коричневую тушку. Мэллори поняла — если она прямо сейчас не уберется отсюда, ее вырвет.       Рыбки сами приплыли на убой. Майклу стоило лишь пожелать.       — Я… Я пойду поищу, — она ляпнула первое, что пришло в голову, прекрасно понимая, что в ближайших двух-трех милях ни о какой продуктовой лавке и речи быть не могло. — М-может нарвусь на рыбаков чуть дальше по течению и попрошу у них. Заодно узнаю, в какую сторону лучше идти.       Майкл воткнул ветку обратно.       Мэллори понимала — он хотел как лучше. Они оба со вчерашнего дня ничего не ели, и вместо того, чтобы прохлаждаться, Майкл позаботился об их пропитании, но эмоции — глупые и противоречивые, — брали верх.       — Твоя подруга сильно испугалась. Что именно она увидела?       Майкл читал ее мысли? Или у Мэллори все на лбу было написано?       — Я приведу себя в порядок, вернусь и мы поговорим. Обещаю. — Решись он подойти ближе, она рванула бы прочь, и плевать, как это смотрелось бы со стороны. Его глазами. Увольте! Мэллори уже достаточно нагляделась на его злобного двойника. — С Коко все в порядке. Она уехала.       «Пожалуйста, позволь мне уйти! И прекрати смотреть, как побитый пес, который боится, что его снова бросят!»       — Точно вернешься?       В этот момент Мэллори стало почти жаль его.       Но кто пожалеет ее? Кто?..       — Ты даже соскучиться не успеешь.       Что она несет?! Боги…       — А вдруг? — улыбнулся Майкл, но давить не стал — повернулся к костру, сел на корточки и стал шевелить остальные прутики, чтобы рыба пропеклась равномерно.       Мэллори облегченно выдохнула и почти сразу перешла с шага на бег. Она бежала до тех пор, пока не приметила большое дерево, за стволом которого при желании мог спрятаться еще как минимум один человек. Мэллори прижалась спиной к теплой, немного шершавой коре и почти тут же сползла к коленям. Уперлась в них лбом и, наконец, дала себе волю. Разревелась, как девчонка, которую бросили накануне Выпускного бала. Дурацкое сравнение, если вспомнить, сколько по-настоящему сложных и непоправимых событий ей пришлось пережить, но почему-то сейчас Мэллори чувствовала себя именно так — преданной и одинокой.