Да свершится правосудие

Томас       Они прибыли в Нью-Йорк восемнадцатого апреля в полдевятого вечера. Небо разрезали вспышки молний, гремел гром, дождь лил стеной. Он вышел на палубу, глядя на огромное количество зевак на пристани; то тут, то там сверкали вспышки фотоаппаратов. Будто молнии били не только на небе, но и на земле. Сначала их отбуксировали к причалу «Уайт Стар Лайн», где должен был пришвартоваться «Титаник», там начали спускать с загруженной палубы спасательные шлюпки. Дело небыстрое, поэтому с палубы все скоро ушли внутрь, боясь непогоды. Он остался стоять под дождем, почувствовав вдруг сильнейшую усталость. Когда он вообще спал? Вроде бы в первые часы на «Карпатии»… Когда устроится на берегу, надо все же лечь. Голову с утра ломило в висках, а сейчас она просто раскалывалась. Он отошел от лееров и сел на скамью, глядя на то, как спускают на воду шлюпки с надписью «Титаник» на борту — последнее напоминание о его корабле… В свете молний высвечивалась Статуя Свободы, складки ее хитона и слепые глаза.       Пальто под ледяным дождем промокло насквозь, вода пробиралась теперь через пиджак и рубашку к коже. Пусть, и так стало отчего-то жарко. Он опустил тяжелую голову на грудь, и, кажется, задремал. Казалось, прошла лишь секунда, когда кто-то взял его за плечо и легко встряхнул.       — Мистер Эндрюс?       Он открыл глаза и увидел перед собой жесткое волевое лицо, голубые глаза. Лайтоллер. Славный парень, этот Чарльз Лайтоллер, а уж приключений сколько пережил, нескольким бы хватило. Теперь вот еще и «Титаник».       — Пойдёмте внутрь.       Он вдруг осознал, что полностью, до нитки промок, сидя здесь, под порывами ветра и дождя. Тело не слушалось, сил подняться совсем не было. Он покачал головой.       — Я посижу тут, Чарльз… Пару минут.       — Вас там спрашивали. На борт поднялись какие-то важные шишки, сэр, с Исмеем уже поговорили.       Важные шишки? Ну конечно, здесь уже наверняка собрали предварительную комиссию по расследованию катастрофы. Их нужно увидеть, непременно, показать им записи, те чертежи, что он сделал. И конечно, надо как можно скорее, в кратчайшие сроки поменять правила, оснастить все суда достаточным количеством шлюпок… Он беспокойно приподнялся. А вдруг какой-нибудь корабль прямо сейчас может затонуть, или завтра, или послезавтра? И шлюпок опять на всех не хватит. Он должен сказать, как можно скорее…       Палуба вдруг качнулась, устремилась прямо к его лицу, сильные руки дернули его назад, не дав упасть.       — Вам бы прилечь, мистер Эндрюс.       — Я в порядке, Чарльз. Где они, эти шишки?       — В кают-компании.       Он знал, где это. Если бы только так не кружилась голова.       … — Мистер Эндрюс, мы просим вас оказать содействие в расследовании.       — Да, конечно, я в вашем полном распоряжении. За эти дни я произвел ряд расчетов и могу прямо сейчас…       Он сидит на стуле в кают-компании «Карпатии» перед несколькими людьми, их лица расплываются, он тщетно пытается их рассмотреть. Кажется, у этого есть усы…       — Прямо сейчас в этом нет необходимости. Вы ознакомите нас со своими выводами на заседании комиссии, оно состоится в ближайшее время. Вы ведь сможете задержаться в Нью-Йорке?       Перед глазами встают милое лицо Хелен и крошечное личико Эльбы. Как ему не хочется задерживаться где-то так далеко от них — теперь, когда он мог никогда больше их не увидеть. Обнять бы сейчас жену, уткнуться носом в ее теплую шею, может, станет чуть полегче, не так невыносимо тяжело? И Эльба вцепится своими маленькими пальчиками в воротничок рубашки, милая малышка, она уже выговаривала «па-па», когда он уезжал.       — Да, конечно, я буду здесь, сколько потребуется.       Кажется, он говорил связно и четко, но собеседник почему-то вгляделся ему в лицо с подозрением.       — А вам не стоило бы обратиться за медицинской помощью, сэр?       — Благодарю, я совершенно здоров.       — Ближайшие нью-йоркские гостиницы готовы вас принять, сэр. Такси ждут на пирсе, если машин не хватит, то подождите немного, они вернутся. Если хотите, то членам экипажа для проживания предоставлен комфортабельный пароход «Лапландия».       Он покачал головой. Хватит с него пока пароходов. Мог ли он когда-нибудь подумать, что провести еще некоторое время на судне станет для него настоящей пыткой? Но сейчас он больше всего на свете хотел ощутить под ногами земную твердь.       — Я считаю, что вам следует поехать не в гостиницу, а в больницу. Вы выглядите совсем больным, мистер Эндрюс.       Это был другой голос, явно принадлежащий пожилому мужчине, но сил сфокусироваться на говорящем не было. Томас помотал головой, жмурясь от боли в висках.       — Со мной все в порядке. Я просто устал.       Он правда немного устал. Ничего, отдохнет в гостинице. Да еще духота мучила — должно быть, из-за ливня сделалось слишком влажно. И главное, тоска заполняла душу, невыносимая, до крика — от заполняющего все осознания, скольких он погубил. Но даже сказать об этом вслух не было сил. Не было сил смотреть людям в глаза.       …Томас вышел на палубу, и Нью-Йорк опять встретил раскатами грома, бьющими по ушам. По глазам хлестали вспышки молний и фотокамер. Он сошел с кормового лацпорта, откуда спускались члены экипажа, Лайтоллер шел следом, чуть касаясь его локтя. Думал, наверное, что генеральный конструктор «Харлэнд и Вульф» опять рухнет где-нибудь. Он и вправду мог. Голова болела и кружилась, а духота не давала толком дышать. Стиснув зубы, он старался смотреть в одну точку.       Едва он сошел на берег, репортеры сомкнули вокруг него плотный ряд.       — Мистер Эндрюс, скажите пару слов!       — Мистер Эндрюс, вы уверяли всех, что «Титаник» непотопляем. Как вышло, что он затонул в первом же плавании?       — Мистер Эндрюс, опишите, что вы чувствуете сейчас?       Тошноту от глухого гнева — вот что он чувствовал. Да еще испарину, сплошь покрывшую тело, несмотря на сильный дождь. Какой-то лопоухий паренек в очках оттащил фотографа, вставшего прямо на пути. Томас прошел через толпу, не обращая больше ни на кого внимания, репортеры постепенно отстали, да и Чарльз остался их оттеснять и отвлекать на себя, он это заметил. Надо будет потом поблагодарить его, славного Чарльза. Земля уходила из-под ног, мозг отказывался соображать, что говорить, что делать дальше. Надо бы все-таки принять аспирин. Его качнуло сильно в сторону, он даже вытянул руку, инстинктивно ища опору. Наткнулся на чье-то худенькое плечо.       — Извините, мисс…       Неподалеку он заметил ряд карет «Скорой помощи». Может, найдется у них? Быстро идти не получалось, и его обогнала бегущая к каретам невысокая девушка, та самая, за чье плечо он схватился. Он успел заметить белый передник, мелькнувший из-под длинной накидки. Наверное, медсестра. Она вдруг остановилась, обернулась к нему — бледное усталое личико, большие темные глаза, в свете фонарей отливавшие зеленым, как мокрые водоросли.       — Сэр, вам не нужна помощь?       Он перевел дыхание, прежде чем ответить:       — Простите, мисс, можно мне таблетку аспирина?       — Аспирин есть, сэр… Позвольте спросить, вы с «Титаника»? — тонкий голосок звучал мягко, почти как шепот, но все же он явно различил грассирование.       — Да. Но я здоров, мне просто нужна одна таблетка.       — Хорошо. Но они в карете. Давайте подойдем туда.       Ну, еще пара шагов… Ничего.

***

Одри       …В свете фонарей Одри хорошо разглядела лицо джентльмена — по крайней мере, увидела достаточно: и ярко-алые щеки, и лихорадочный блеск в темных глазах, и расфокусированный взгляд. Она была готова поспорить на что угодно, что у него сильный жар — тем более, ясно помнила, что схватившая ее за плечо рука даже через ткань платья и накидки ощущалась горячей. Но что-то заставляло ее опасаться, что джентльмен, получив таблетку, просто уйдет — а это для него может быть опасно. «Хоть бы доктор Морган уже пришел». Около карет царила суета: в одни усаживали тех, кто еще держался на ногах, в другие укладывали на носилках. Одри вытянула шею, ища взглядом любого врача. Наконец, она увидела доктора Моргана и поспешила к нему.       — Вон у того джентльмена, по-моему, высокая температура, его шатает. Он просил аспирин.       Морган посмотрел за ее плечо, кивнул самому себе.       — Веди его в карету, я там буду. Если заупрямится, скажи, что врач не даст таблетку без осмотра. Поторопись, а то он с кем-то заболтался, а с температурой, сама понимаешь, под дождем торчать нежелательно.       Одри обернулась, и ей открылось тягостное зрелище. Давнишний рыжий бородач, который еще у списков уверял себя, что его семья просто онемела или потеряла память, стоял теперь перед джентльменом и тыкал пальцем в какую-то фотографию.       — Они ведь точно должны были спастись, да? Ведь женщин и детей всех спасли? Я им тут накупил, вот…       Другой рукой бородач вытащил из кармана какой-то сверток.       — Сыну солдатиков, дочку новые ботиночки дома ждут, а жене шаль… и сахару у соседей занял, чаю попить! Они ведь где-то здесь, да?       У джентльмена подогнулись колени, он не упал только потому, что схватился за фургон. Одри тут же подскочила:       — Пойдемте внутрь! Ну какая вам таблетка? Вас надо доктору посмотреть!       Одри даже слегка придержала его под локоть, пока он забирался. Ее дернули за плащ, она обернулась: бородач снова достал фотографию:       — Пожалуйста, посмотрите, вы должны были их видеть. Очень красивая рыжая женщина, дочка вся в нее, мальчик темненький, в дедушку с ее стороны.       Капли дождя катились по фотографии, вправду изображавшей кудрявую красавицу с двумя прелестными детьми. По щекам бородача тоже стекал не то дождь, не то слезы, капли срывались с бороды на грудь. Лицо у него было жалкое, губы тряслись, глаза блуждали. Его отчаяние чувствовалось кожей, нервами.       «Нельзя оставлять его одного».       — Мы должны ехать. Поедемте с нами, поищете вашу семью в больнице, они наверняка там.       Он кивнул и влез за ней послушно, как ягненок. В фургоне доктор Морган как раз забирал у джентльмена градусник.       — Нет, сэр, с такой температурой я вас обязан немедленно госпитализировать.       — Я поеду в гостиницу, — слабым голосом, но упрямо сказал джентльмен.       — Чтобы потом вам вызвали карету туда? — Морган строго посмотрел на него. — Потому что, уверяю вас, вам требуется серьезная медицинская помощь. Это Нью-Йорк, сэр, карет вечно не хватает, не надо отнимать жизнь у какого-нибудь истекающего кровью бедолаги из-за своего упрямства.       Джентльмен, кажется, с трудом понимал смысл сказанных ему слов, но нахмурился еще сильнее.       — Давайте вы переночуете в больнице, — уже мягче предложил Морган. — И если завтра вам будет лучше, я вас отпущу, хорошо?       Упрямый джентльмен подумал и кивнул большой темноволосой головой. Морган повернулся к Одри:       — Ну что, поди позови мисс Уилсон, да мы тронемся. Да, а что с вами, сэр?       Одри поскорее высунулась из фургона. Элисон уже спешила к ним, запыхавшись.       …Они устроились втроем: Элисон, доктор Морган и Одри (доктор велел ей кричать, если она начнет задыхаться) — а с другой стороны бородач и джентльмен. Водитель решил было прибавить скорость, но пару раз подряд ему пришлось резко тормозить, и Одри швыряло вперед. Один раз ее удержал доктор Морган, второй — не успел, но ее перехватил джентльмен — удивительно, что в таком состоянии он среагировал так быстро. Одри машинально вцепилась в рукав его пальто и чуть не ахнула: таким мокрым и холодным оно было. И это при высокой температуре… «Наверняка мокрые и пиджак, и рубашка. Надо его заставить переодеться, как только приедем».       — Не гоните так! — крикнул доктор Морган водителю. — Вы же нас убьете.       Джентльмен почему-то крупно вздрогнул. Бородач тоже будто проснулся.       — Ну, они же меня дождутся, их же никуда не увезут? — спросил он.       — Конечно, — уверила его Одри, но он почему-то повернулся к джентльмену и принялся рассказывать:       — Я, знаете, полтора года их не видел. Как уехал из Дублина, так и всё. Уж, наверное, подросли, дочке скоро уж восемь должно исполнится. Еще немного, и невеста! А сами подумайте, какая им в Ирландии была бы жизнь? Нищета! А тут я неплохо устроился. Дома для них все готово…       Бородач даже улыбнулся, в его глазах виднелась смесь отчаянной надежды и безумного страха. Джентльмен вдруг склонил голову и схватился за нее.       — Вам плохо? — испугалась Одри, но он не ответил.       «Неужели у него тоже кто-то погиб?» Может, она надумывала, но в выражении лица, в самой позе этого человека ей чудилось что-то еще, случившееся с ним, тяжелое и страшное, кроме болезни. А бородач вдруг сжал его плечо.       — Погодите, сэр, а вы же с корабля? Были на «Титанике»? И на «Карпатии» потом? Вы же должны были их видеть. Ну, посмотрите на фотографию, рыжая девочка, темный мальчик…       Он сгреб джентльмена за воротник и стал трясти, пытаясь заглянуть в глаза. Джентльмен только отворачивался, прикусывая губы, как от боли. Одри показалось, она давно не видела ничего страшнее.       — Сэр, пожалуйста, отпустите его, — попросила она бородача, протянув к нему руку. — Он их не видел.       Бородач обернулся к ней на секунду, потом снова стал твердить джентльмену:       — Так вы их видели? Или нет?       — Не видел он их, не видел, вам же сказали! — доктор Морган попытался отстранить бородача, но действовать в фургоне ему было неудобно. И тут раздался холодный голос Элисон:       — Сэр, ответьте уже что-нибудь. Или вам нечего сказать?       Сидя, как всегда, очень прямо, она смотрела на джентльмена в упор, с леденящим презрением. Одри не узнавала подругу: что такое на нее нашло?       «Может, она злится, что в первую очередь положено спасать женщин и детей, а ее кузина погибла, и семья бородача тоже? А этот человек почему-то выжил. Но ведь он не виноват в их смерти, наверняка о них даже не знал, на таком пароходище столько народу…»       Джентльмен даже не поднял голову, хотя Одри видела, как дрогнули его губы после резких слов. От звуков голоса Элисон бородач замер, и доктор Морган наконец расцепил его хватку.       — Спасибо, мисс Уилсон. Однако вы сами уверены, что в состоянии сегодня работать?       — Да, сэр, простите, — Элисон потупилась. — Этого больше не повторится.       Одри сочувственно кивнула ей. Скорее бы уж кончилась тягостная дорога… Бородач снова принялся твердить про свою семью.       Наконец, мучительная поездка завершилась. Одри, вылезая из фургона, подавила легкое головокружение и желание пощупать, все ли ребра целы. Каково же пришлось больным? Бородач нервно оглядывался, готовый снова приняться всех расспрашивать о семье. Джентльмен все так же молчал, скрестив на груди руки. Доктор Морган потихоньку сказал Одри:       — Так, мы с Элисон займемся отцом семейства. А ты молчуна уложи в палату, он вроде смирный, и потом меня позови.       Одри быстро кивнула и обратилась к молчаливому:       — Пойдемте, сэр.       В вестибюле она сразу подбежала к дежурившей Маргарет:       — Мне надо чистую пижаму вон для того джентльмена. В какой палате есть место?       Та бросила на молчаливого короткий взгляд, оценив сразу его дорогое пальто, воротник твидового, хорошего покроя пиджака. К ним редко попадали такие пациенты.       — Этому надо отдельную. Я сейчас позову миссис Смит, дам ей ключ от тридцать девятой и велю прихватить самую большую пижаму. Пока она палату подготовит, ты опроси его.       Тридцать девятая палата была на втором этаже. По лестнице поднимались медленно, больной то и дело задыхался и хватался за перила, так что санитарка, мисс Смит, уже старенькая, сутулая, с белоснежным венчиком волос, давно проскользнула мимо них. Больного Одри усадила пока на лавку у палаты, и он обессиленно прислонился затылком к стене. Мимо без конца кто-то бегал, звенели инструменты в подносах, в палатах плакали. Привычной больничной тишины уже не было.       Доктор Морган еще перед поездкой раздал им небольшие анкеты — каждого, кого отправляли в больницу, нужно было опросить и вписать данные небольшого осмотра.       — Сэр, — она осторожно тронула джентльмена за рукав. — Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов.       Он устало повернул к ней голову. В темных глазах у него прямо читался вопрос, почему бы ей не дать ему наконец аспирина и не оставить в покое.       — Извините, сэр, это быстро, — добавила Одри.       — Хорошо, — вздохнул джентльмен.       — Как вас зовут? — она разгладила листок на планшете.       — Томас Эндрюс-младший.       Одри старательно записала.       — Сколько вам полных лет?       — Тридцать девять.       Одри кинула на него быстрый взгляд. Пожалуй, если бы не это неприкрытое горе на лице и только начинающаяся первая седина, она дала бы ему чуть меньше.       — Дата рождения?       — Седьмое февраля тысяча восемьсот семьдесят третьего года.       — Национальность?       — Британец.       — Где вы постоянно проживаете, сэр?       Он кашлянул и потер лоб.       — Белфаст, Северная Ирландия.       Одри подняла глаза еще раз. Теперь она поняла, откуда у него этот легкий акцент. Гек бывал в Ирландии. Рассказывал, что ирландские парни все как на подбор шумные горлопаны, весельчаки и выпивохи. Поэтому они ему очень нравились. Ну если у них женщины, как ее соседка Дороти, то мужчины должны быть не менее громкие. Этот джентльмен не был похож на ирландца, скорее, на англичанина. Но видно, что он из представительных людей, а Гек-то общался с рабочими и матросами. Да и богачи, наверное, во всем мире похожи друг на друга…       Чуть высунув язык от усердия, она заполнила очередное поле в анкете.       — Род занятий?       Он снова кашлянул, довольно сильно, качнувшись вперед, и опять откинулся к стене.       — Я работаю на судостроительной верфи.       У него будто судорога пробежала по лицу, рот дернулся. Одри стало его жаль, он наверняка натерпелся, да еще и жар мучает. Ну кому, ей-богу, нужны эти анкеты? Его сейчас бы переодеть в сухое и уложить в постель, дать теплого чаю.       — Вы член команды или пассажир «Титаника»?       Конечно, пассажир, формы на нем нет, на кочегара он не похож, но спросить все равно было нужно. Он свел брови, несколько раз медленно моргнул, прогоняя усилием воли недомогание.       — Ни то, ни другое. Я возглавлял гарантийную инженерную группу.       Одри удивленно посмотрела на него. Гарантийную группу? Это зачем, для чего? Джентльмен опять поднес руку к лицу, потер лоб, потом висок, морщась от боли. Наверное, у него сильно болела голова.       — Запишите, как члена экипажа.       Одри кивнула.       — Вот и все, сэр. Извините за беспокойство. Давайте я вас осмотрю.       Она взяла его за широкое запястье и чуть не ахнула — таким горячим оно было. Расстегнула ему манжету светло-голубой рубашки, нащупала пульс и принялась считать. Поверхностный и очень быстрый, она насчитала сто двадцать ударов. Как он еще на ногах-то держался. Одри сунула ему в рот градусник.       — Сидите смирно, сэр.       Повернула его лицо к лампе, внимательно вглядываясь в глаза, там, на пирсе они показались совершенно черными, а сейчас проступила по краям расширенного зрачка орехового цвета радужка. Взгляд затуманен, белки розоватые… Одри вытащила градусник, посмотрела: 102, 2.       — Вам тяжело дышать?       Он дышал неглубоко и часто, будто боясь вздохнуть полной грудью.       — Я же сказал, я в порядке, мисс!       Он насупился, свел брови у переносицы. Одри его уже не слушала: записала показания градусника и хотела заглянуть в палату и помочь мисс Смит, чтобы уложить больного побыстрее, но старушка вышла сама.       — Одри, постель я застелила, полы помыты, все готово.       — Давайте-ка в палату переодеваться, — вскочила Одри и потянула джентльмена за мокрый холодный рукав пальто. — А потом я принесу вам чаю, и мы с вами подождем доктора.       Доктор Морган, когда Одри нашла его, сказал, что бородач придет в себя. Кажется, он тоже не был особенно рад этому. Можно, конечно, говорить, что всё перетерпится… Если даже приблизительно не представляешь, что приходится терпеть. Одри успела потерять родителей, деда и бабушку, но лишаться детей, говорят, еще ужаснее.       — Возвращайся в палату и жди. Я постараюсь подойти поскорее.       Одри не стала спорить, не стала ничего спрашивать. Доктор Морган сильнее обычного побледнел от усталости, лоб перерезала косая морщина. Стало ужасно жаль, что она мало чем может помочь, но Одри уже усвоила, что в таких ситуациях врачи разбираются лучше, так что надо просто слушаться их. Уж доктора-то Моргана точно.       В палату она вошла потише, решив, что мистер Эндрюс, переодевшись, пожалуй, мог за это время уснуть. Точно: не просто задремал, а провалился в тяжелый, лихорадочный сон, от которого болезненный румянец на щеках вспыхнул только ярче. Дыхание было поверхностное, хриплое. Лоб перерезала такая же морщина, как у доктора Моргана — будто и во сне мистера Эндрюса не оставляли какие-то гнетущие мысли.       Он совсем не выглядел слабым, пожалуй, был даже сильнее и крупнее доктора Моргана или Гектора. Но что-то на него наваливалось, такое же сильное, но злое, жестокое, с чем ему приходилось мучительно бороться. Неужели болезнь будет такой тяжелой?       Пневмония, конечно, сильно мучает человека. Одри насмотрелась, как от нее умирали. Ее подружка-стажерка, Джейн, сгорела когда-то за два дня. Но все-таки не верилось, что такой сильный человек как этот мистер Эндрюс сдастся. «Нет, он поборется. И мы с доктором Морганом за него поборемся».       — Пусть они вернутся, — пробормотал во сне мистер Эндрюс и настойчиво повторил. — Пусть вернутся!       Одри тревожно оглянулась на дверь. Она не хотела будить больного до прихода доктора Моргана — пусть поспит, отдохнет — но не начинается ли у него бред?       — Велите им вернуться! Их мало! Мало! — выкрикнул во сне мистер Эндрюс.       — Кого, сэр? — спросила Одри, не успев остановить себя.       От звука ее голоса, видимо, больной очнулся. Выпрямился на постели, бессмысленно уставился на нее и пробормотал:       — Шлюпок.       Тряхнул головой, осмотрелся.       — Долго я проспал?       — Не больше двадцати минут, сэр. Доктор вот-вот должен подойти. Хотите пить?       — Если можно.       Доктор Морган быстро вошел в палату еще минут десять спустя — все это время мистер Эндрюс явно силился снова не задремать: постоянно тер глаза, щипал себя за руки, наконец заговорил с Одри снова.       — Как вас зовут?       — Сестра Марвуд. Обращайтесь ко мне Одри, так проще, — да уж, скоро ему и одно-то слово будет сказать трудно.       — Пострадавших, наверное, много, Одри?       Она инстинктивно помялась, прежде чем ответить:       — Немало, сэр. Но мы постараемся им помочь.       Больной кивнул как будто самому себе.       — А где тот… другой, который с нами ехал? Который… — тут у мистера Эндрюса странно дернулось лицо. — Который спрашивал про семью?       — Его уложили спать, сэр. Доктор Морган говорит… Говорит, что это состояние пройдет.        Он криво улыбнулся, но такие горькие улыбки Одри редко доводилось видеть. Она невольно опустила глаза, не представляя, что может сказать, и тут как раз вошел доктор Морган. Он представился и велел пациенту расстегнуть рубашку, и, чтобы не смущать больного, Одри скользнула за ширму и хотела прибрать одежду, которую он там оставил. Однако ей не пришлось ничего делать: свою одежду он умудрился аккуратно сложить на стуле, рядом стояли ботинки. Всё — обувь, пальто, брюки было в белых разводах. Что это, соль? Ее также удивило, как ботинки покоробились — точно их долго держали в воде… Между тем до нее стал долетать разговор.       — Ну что, доктор? Это надолго?       — Это зависит от вашего поведения, сэр. От того, насколько вы поможете нам вас вылечить. Но, боюсь, раньше, чем через месяц, мы с вами не расстанемся. Пневмония быстро не лечится.       — Но на несколько часов вы сможете меня отпустить?       — В таком состоянии — точно нет. А куда и зачем вам может понадобиться отлучиться?       — Я должен дать показания на расследовании по делу о… — голос больного пресекся. — О крушении «Титаника». Я обещал. Дело в том, что я строил его и возглавлял гарантийную группу… Я генеральный конструктор этого корабля, сэр..       Ему как будто не хватило воздуха — понадобилось время, чтобы раздышаться. Одри тревожно выглянула из-за ширмы: доктор Морган снова подал мистеру Эндрюсу пить, а у того, несмотря на красные пятна на щеках, остальная кровь от лица будто отхлынула.       «Выходит, этот пароходище построил он… Как же это, наверное, было трудно, и все рухнуло за одну ночь… Да еще столько народу погибло… Тяжело ему придется».       — Мне очень жаль, — голос доктора Моргана зазвучал мягко и тепло. — Примите мои соболезнования. Давайте так: если вы будете в состоянии принимать посетителей, они придут сюда. Я оповещу владельцев корабля о том, что вы больны, и перешлю все, что вы захотите им передать. Если хотите, документы или записи можно запечатать.       — Спасибо, — тон мистера Эндрюса стал чуть спокойнее. — Вот здесь папка… И дайте мне, пожалуйста, письменные принадлежности. Я должен написать жене, что задержусь.       — Будет лучше, если вы это сделаете завтра. Сами — или продиктуете письмо сиделке. Сейчас вам необходимо отдохнуть, если вы не хотите, чтобы вам стало еще хуже. Скоро вам принесут лекарства. Завтра утром я вас навещу. Мисс Марвуд, пойдемте со мной.       Одри выскользнула из палаты вслед за доктором Морганом, который держал под мышкой картонную папку.       — Поручаю его тебе. Кроме обычных лекарств, я выпишу немного снотворного. Проследи, чтобы он принял всё. Кажется, у нас тут еще и нервное потрясение серьезнее, чем я думал. И если уж очень будет требовать бумагу и карандаш — дай. Лучше, чем если расстроится.       — Сэр… — Одри быстро рассказала про белые разводы на одежде и обуви больного. Доктор Морган, кажется, даже не удивился.       — Значит, его выловили из воды...А вот это можно было предположить. Ладно, каковы бы ни были причины, результат один. Смотри за ним.       Одри с готовностью кивнула. Хотелось бы, конечно, успеть забежать в сестринскую и взять платок. От таких больных лучше не отходить, а если платок постелить на подоконник, можно хорошо устроиться на ночь. Ну уж ладно, поспит она и так, не впервой.