ID работы: 13930146

(12:51) the moment right before you fuck

Гет
NC-17
В процессе
133
Горячая работа! 100
автор
useurfcknwords бета
Размер:
планируется Макси, написано 165 страниц, 11 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
133 Нравится 100 Отзывы 29 В сборник Скачать

(4:00) впервые

Настройки текста
Примечания:
      «Его сильные руки прижимают к себе хрупкое женское тельце. Гладят, шлёпают, сжимают, не оставляя без внимания ни сантиметра нежной кожицы. Малышка трясется в мужских объятьях, надрывисто стонет его имя, лаская слух мягким голосочком. Он прикусывает тонкую кожу на её шее, продолжая из последних сил вбиваться в изящное тельце и цепляться за гладкую плоть. Девушка вскрикивает его имя, чувствуя как его член начинает пульс...»       Осаму, не дочитав, с нескрываемым ужасом откладывает планшет на стол, покосившись на авторшу этой жутчайшей писанины: Ленина, театрально размахивая руками, визжит какое-то русское стихотворение.       — ... я не знал, что любовь — зараза, я не знал, что любовь — чума! Подошла и прищуренным глазом, — она очень драматично вздыхает, — ... хулигана свела с ума.       Все присутствующие, за исключением Сакуноске, наблюдают за происходящим с некой настороженностью. Никто не понимает, как и почему их молчаливое ожидание возвращения Анго в кабинет превратилось в литературный вечер. Ещё и исключительно русский.       Дазай и вовсе вздыхает нарочно громко и тяжело, не скрывая своей скуки и даже недовольства.       — Твоя подруга случайно не собирается устроить геноцид? — он спрашивает шепотом, наклонившись к сидящей рядом Вимале. — Потому что я прочитал некий пиздец только что, мне очень жаль свои глаза. Если пустить это в тираж, сработает как та самая проклятая кассета, после просмотра которой умираешь через семь дней, — он злорадно хмыкает. — Семь дней после прочтения этой лажи будут символизировать семь кругов ада. Знаешь, почему семь?       На планшете, в сторону которого с опасением посматривал Дазай, открыта книга Лениной. Единственная, по её словам, которую она успела перевести на английский — ожидала, что сможет дать прочесть Сакуноске, но тот английского совсем не знает, поэтому творение было отправлено на оценку Осаму. Жаль, конечно... очень жаль.       — Почему же? — настороженно спрашивает Вимала.       — Потому что у неё в книге, блять, такая ошибка.       Уголок губ Дазая нервно дергается, когда он тыкает пальцем в планшет. Вимала следит за тем, куда он указывает:       «Бедная малышечка чувствовала себя так затрахано, будто её хрупкое тельце прошло все семь кругов ада...»       — Пиздец, да? — Осаму наклоняется ещё ближе. — Такую лажу написать ещё постараться нужно.       — Осаму..! — Вимала шипит сквозь зубы, легонько шлепнув его по бедру, — Подбирай, блять, выражения.       — Свояченица как-то о подборе выражений даже в книге не позаботилась, — потирая пострадавшее бедро, замечает Осаму. — Её главную героиню где только не нагибали. Кажется, будто это не роман, а пособие по прогибам.       — О Господи...       — Господа вспомнила? — Осаму тихо смеется, придвинувшись ближе к ней на офисном кресле. — Что такое, богиня Кали вместе с Шивой покинули твое бренное хрупкое тельце за дружбу с русской извращенкой, устроившей Кали-югу прямо в своей паршивенькой книженции, бедная малышечка?       Она поворачивается к Дазаю, который с недавних пор примерно девяносто девять процентов времени находится так близко, что его острый нос постепенно начинает казаться самой настоящей угрозой для целостности её лица.       И это заставляет Вималу чувствовать всю особенность их теперешних взаимоотношений: Дазай как-то нативно старается держаться подальше ото всех, но кажется таким трогательно-расслабленным, сидя между ней и Одой. Это очевидно новая степень доверия, и Вимала чувствует изрядную ответственность за это, пока сам Осаму регулярно терзает душу в размышлениях кого ему потыкать и поотвлекать от работы сегодня, Вималу или Сакуноске.       — Богиня Кали и Шива, между прочим, ничего против секса не имеют, — шепчет она, наклонившись ближе к Дазаю. — Слышал о тантрическом сексе?       Осаму увлеченно прикусывает нижнюю губу, его глаза слишком уж очевидно и легко загораются азартом. Обычно он шутит на эту тему, немного по-детски считая её ну уж очень провокационной, а теперь Вимала стала поддерживать его начинания? Ну мечта, а не женщина.       Не успев даже задуматься о том, когда это он стал настолько легковозбудимым, он берет руку Вималы в свою и уже почти привычно начинает играться с её пальцами: сгибает и разгибает, легонько постукивает по костяшкам пальцев кончиками своих, царапает казавшееся ему ну очень уж увлекательным покрытие на ногтях: у Деви оно было с выпуклыми блестками, за которые можно цепляться.       Обычно Дазай пытается содрать лак с ногтей Чуи, но у Накахары лак совершенно обычный, черный и без блесток. Теперь Осаму будет избалован такой роскошью.       — Хочешь попробовать?       Деви обреченно вздыхает. Да, до абсолютного иммунитета к выкидосам Осаму ей ещё далеко, но, по крайней мере, моментально краснеть от них она уже перестала. На самом деле, Вимала с большим сожалением заметила, что ей даже нравится, когда он шутит вот так.       Это кажется каким-то напрямую высказанным проявлением близости, потому что сейчас Дазай шутит свои шутки с ней совсем по-другому. Если с другими это всегда что-то вроде демонстрации своего однозначного превосходства и ожидания слепой агрессии в ответ, то с ней это попытка прощупать, как она сможет ему ответить, азартное такое ожидание достойного «отпора».       — Я просто спросила, слышал ли ты.       — А я просто предложил попробовать.       Вимала громко вздыхает, сжимая его ладонь в попытке успокоить это нервное покушение на её маникюр.       При самом знакомстве с Дазаем ей очень хотелось узнать, всегда ли он такой спокойный. Узнав его поближе она захотела спросить, всегда ли он такой нервный. Сейчас она знает, что да, всегда.       — Не дуйся, — Дазай небезразлично тыкает пальцем в центр раскрытой ладони Вималы. — Ленина умнее, чем пытается казаться, — он шепчет заговорчески, но при этом удивительно легко. — Вот я и бешусь.       Ода, сидя за офисным столом в кабинете группы, втихую записывает на диктофон в переводчике стихотворение, которое рассказывает Ленина, чтобы понять хоть что-то. После того, как она повадилась таскать к Сакуноске русские книжки и читать ему вслух на японском, он понял, что ему очень нравится русская литература.       Он вообще не любит слушать книги. Даже электронные никогда не читает, только если не может найти интересующую в бумажном виде. Ему необходимо вчитываться, видеть каждый иероглиф самому, водить пальцем по странице, переворачивать её и оценивать насколько хорошо обработана бумага, пока осмысливает прочитанное.       Но когда ему читает она, Сакуноске не жалуется. Вникает, если нужно — останавливает её, и восхищается тому, с каким рвением Ленина готова обсуждать каждый абзац.       Она любит работу с текстом. Нет, навряд ли так подумал бы хоть кто-то из группы, помимо Оды: отчеты Ленина писать не хотела вообще. Но когда речь заходила о творчестве...       Ленина читает очень, очень много, и при этом запоминает абсолютно каждую понравившуюся в тексте мелочь. Она сходу может назвать полсотни русских книг разных авторов и пересказать сюжет, при этом всё ещё помнит наизусть начало «Евгения Онегина», просто потому что когда-то в школе оно произвело на неё впечатление.       Именно с этого и началась её любовь к литературе...       — Пой, мой друг! Навевай мне снова нашу прежнюю буйную рань!       ...с простого разбора маленького четверостишья, вырванного из общего теста.       Обычно Ленина упорно игнорировала уроки литературы, а с преподавателем вообще вечно закусывалась, потому что он нёс откровенную чушь, никак не связанную со смыслом текста. Арина всегда видела по-другому, и в один момент, устав спорить, просто стала втыкать в телефон на каждом уроке.       Пока на неё не произвел такое сильное впечатление гребаный заезженный и вылизанный всеми преподами мира «Евгений Онегин». Ей понравилось все: и сюжет, и слог, и персонажи. Ей хотелось анализировать каждое четверостишье, записывать в заметки на телефоне все свои домыслы.       — Пусть целует она другого. Молодая, красивая дрянь!       Со временем это желание анализировать росло и расползлось по итогу от «Евгения Онегина» вплоть до «Девушки Онлайн» — последнее, очевидно, оказалось полным дерьмом, но Ленина и критиковать полюбила.       И делала она это часто. Осаму, узнав об этом, наверняка затрясся бы, как та самая «хрупкая малышечка», хотя отчасти и понимал, что пишет Ленина такое не по собственной глупости или неумению писать, а потому что только такая литература хоть немного ценится среди нынешних читателей.       Безусловно, ей хотелось бы пустить в тираж очень глубокий анализ персонажей, показать, каких проработанных личностей она может подарить читателю, как может погрузить в совершенно иной мир, расположившийся на страницах книги. Но реальный мир жесток, и избитая литературная драма выбора: чувства, моральные устои или деньги, по достижению совершеннолетия, стала драмой реальной.       Однако драму эту Ленина решила быстро: желающим порнухи — мерзопакостную порнуху, как топор в голову старухе-процентщице, а нежные чувства и переживания — её собственной Дуне Раскольниковой в лице лучшей подружки.       — До-воль-но, я больше не могу держать этого в себе! — Дазай подскакивает с кресла. — Свояченица, это просто прекрасное стихотворение, и ты прочитала его с таки-и-им выражением, будто тебе действительно знакома боль лирического героя. Это просто удивительно.       Ленина краснеет моментально. Неловко переминается с ноги на ногу, разулыбавшись. Быстро проходится взглядом от Осаму к Сакуноске, и от Сакуноске к сидящей рядом с Дазаем Вимале.       — Да ладно тебе... — смущённо мямлит она. — Я...       — ... но я не могу больше это слушать. Кстати, зачем ты так вскрикиваешь на каждой новой строчке? — он приподнимает бровь, складывая руки на груди. — В общем, ознакомившись с твоим... — он стучит указательным пальцем по экрану планшета, — ... творчеством, я понял, что перспектива сойти с ума и выколоть себе глаза, чтобы использовать их в качестве беруш — слишком даже для меня.       — Ожидаемо, — Ленина закатывает глаза и под весом обиды плюхается на стул.       Ода и Деви одновременно, с одинаковой строгостью произносят фамилию Осаму, глядя на него убийственными взглядами. Дазай проследил за каждым: Вимала точно представляет, как перерезает ему горло, а Сакуноске мысленно целится в лоб, готовясь пойти наперекор своим принципам.       — Говорят, японские критики всегда были самыми придирчивыми, — Вимала пытается разрядить обстановку, неловко косясь на Ленину. — Чего одна только Юрико Миямото стоит... жестокая женщина была, правда смелая такая. Одна из революционисток в женской литерату...       Договорить Вимала не успевает: в кабинет входят Сакагучи и Фишер.       Последняя выглядит очень уставшей и совсем уж понурой. Кажется, даже её кожа стала ещё более бледно-зеленоватой, чем при первой встрече. Оно и ясно: пока Ленина и Вимала скакали по Йокогаме в поисках интересных мест, Фишер тухла в офисе, только и успевая ловить фотографии, видеозаписи и другой материал от двух других участниц группы.       — Распечатали, — уверенно, даже немного самодовольно говорит Анго, кладя на стол небольшую стопку бумаг. Это та часть отчета, что Фишер отредактировала только сегодня утром. — К слову, мисс Деви, я не думаю, что такие затраты красок для принтера и бумаги были включены в стоимость наших агентских услуг.       Дазай фыркает, косясь на Анго.       — Так включи их в счет, Анго, — он недобро усмехается. — И не забудь подсчитать до каждой йены, сколько мисс Фишер должна тебе за бензин для твоей крутой тачки. Или разъезжать на собственной машине вместо общей рабочей по-твоему не такая весомая трата, как треть тюбика краски и двадцать листов бумаги за которые платишь даже не ты?       Сакагучи, встретившись упрямым взглядом с Дазаем, складывает руки на груди. Ода приподнимает брови, будто готовясь вмешаться в начинающуюся перепалку, но Ленина эти его попытки в превентивность пресекает, пнув ногу Сакуноске под столом.       Между голубками тоже возникает немое разногласие: Ода, может, и согласен с тем, что вмешиваться конкретно сейчас не стоит, но как только вдвоем с Лениной останется, обязательно расскажет о том, что почти три десятка лет сам решал, как общаться со своими друзьями, и хотел бы продолжить в том же духе.       — Покурим? — Дазай поворачивается к Вимале, отрываясь от Анго. Роется в кармане брюк и вытаскивает пачку сигарет. Трясет ею в сантиметрах пяти от лица Вималы, заставляя ту злобно фыркнуть, и поворачивается к остальным. — Мы подождем вас на улице.       — Ты уже звонил водителю? — спрашивает Ода.       — Конечно, Одасаку, водитель уже ждет нас, — поднявшись с кресла, отвечает Дазай. Подходит к Анго и очень уж дружелюбно улыбается тому в лицо, — мы ведь не хотим собирать последние копеечки, чтобы оплатить минуты ожидания Анго.       Спускаться на лифте Осаму не любит. Спускаться по главной лестнице, как он говорит, очень уж непрофессионально.       Поэтому каждый раз, когда Вимала выходит из офиса вместе с ним, ей приходится едва ли не в припрыжку спускаться по крутой лестнице для работников. Лестничная клетка здесь узкая, ступеньки очень высокие и неудобные, а спускаться долго, и Вимала то пыталась скатиться с перил под возгласы: «Ловить не буду, ручки нежные!» от Дазая, то старалась пробежать на одном дыхании... но в итоге остановилась на варианте медленно плестись за гидом, молча завидуя его длинным ногам.       — Ты... хотя бы сумку мою потащить не хотел бы? — запыхавшись, Деви останавливается, облокотившись на перила.       — Не хотел бы, — Дазай отвечает, бодро соскакивая с последней ступеньки на пролёте. — Но ты можешь надавить на моё мужское достоинство и заставить меня понести твою сумку, — он оборачивается к Вимале. — Только не воспринимай слова «надавить на мужское достоинство» слишком буквально. В плане физического контакта я очень нежен....       Он едва успевает договорить и неосознанно ловит брошенную в его сторону сумку Вималы. Почти недовольно хмыкает, перебрасывая приобретенную ношу через плечо, и спускается дальше.       На свежем воздухе Вимале становится гораздо легче, но спокойно надышаться не выходит: стоящий рядом Осаму очень быстро выуживает из кармана сигареты, сжимает одну губами и поджигает. Дым Дазай, естественно, выдыхает в сторону Вималы.       Сегодня в городе прохладно, моросит легкий дождик. Погода явно не для посиделок на природе, но среди участников конкурса планируется вторая встреча, на которой они презентуют первую часть своих работ.       — Вот видишь... — подметив погодные изменения, говорит Вимала. — А ты говорил, что я тут просто так торчу. Между прочим, если бы не я, то мы все смотрели бы презентации проектов под дождем. Компания планировала провести встречу на свежем воздухе.       Осаму сначала не реагирует вовсе, безэмоционально пялится на поток машин на дороге впереди, затягивается сигаретой. Взгляд Вималы цепляется сначала за небрежно зажатую между губ сигарету, потом за торчащую из кармана его брюк пачку черных «кэмел».       Казалось бы, видок должен выйти довольно-таки привлекательный — свой некий «фетиш» на курение Вимала давно перестала отрицать, но вот Дазаю курить не идёт совершенно. Выглядит он как-то даже глуповато: забавно сжимает губы вокруг сигареты, очень мило убирает челку назад, когда поджигает, и жмурится, выдыхая дым.       Пытаться предугадать его ответ или реакцию на что-либо уже стало привычкой. Причем, судя по всему, вредной привычкой. Это такое азартное ожидание, что хочется дрыгать ножками в нетерпении: угадала или нет?       Угадать не получилось ещё ни разу, но сейчас Вимала снова думает о том, как же он ответит. Быстро приходит к выводу что либо похвалит, либо жутко обесценит какой-нибудь стремной шуткой, но...       — Ты, кстати, так и не рассказала мне про секс в храмах.       Вимала тяжело вздыхает.       — Откуда ты вообще знаешь, что так делают? — она хмурится, поднимая заинтересованный взгляд на улыбающегося Дазая.       — Ну, — он осторожно заправляет прядь волос за ухо свободными от сигареты пальцами. Притворяется, что задумывается, но долго маску загадочности держать не собирается. — Я много чего знаю. Говори уже!       Вимала неловко заламывает пальцы, опустив взгляд. Говорить о чем-то таком с ним теперь очень уж неловко, потому что когда тема заходит о близости — любой, физической или эмоциональной, влюбленный мозг Деви неизбежно проецирует это всё на них с Осаму. И стоять вот так, разговаривать с ним о таких вещах, храбро отвоевывая собственный здравый рассудок, очень-очень стыдно.       — Это простой тантрический ритуал, — она пожимает плечами, упорно делая вид, что ею, как умной-преумной индианкой, эта тема воспринимается без лишних эмоций. — Как для вас благовония воскурить у статуи Будды.       — М-м-м. А как это происходит? Ты в таком участвовала?       Тут-то щёки Вималы краснеют моментально.       — Н-нет! — она хмурится сильнее, складывает руки на груди и даже немного отшатывается от Осаму. — Это большая честь — быть выбранной для такого ритуала. Мне далеко до такого, — Дазай в ответ не спешит извиняться, только упирает свободную руку в бок и выжидающе смотрит. — Ладно. Есть очень много разных ритуалов с сексом, но самые главные это майтхуна и панчамакара.       — Звучит страшно, Мала... — замечает Дазай, потушив сигарету. — У меня б не встал.       — ... — она снова вздыхает, удивленно покачивая головой. — Так вот, разницы почти нет: в обоих ритуалах мужчина символизирует бога Шиву, а женщина богиню Кали, — Вимала делает паузу, вспоминая. — Ну, у Кали имён много. Сати, Дурга, Парвати. Слышал может.       Осаму участливо кивает.       — Слышал.       — Во время обряда партнеры стараются достичь оргазма одновременно и насладиться друг другом как можно сильнее. Ритуалы отличаются только тем, что панчамакара начинается с того, что мужик всячески обхаживает женщину. Обычно должен угостить вином, мясом, рыбой и жареными зернами, а потом заняться сексом. В древности женщина должна была убить мужчину после секса.       — УБИТЬ?! — Дазай вскрикивает и обеими руками порывисто сжимает предплечья Вималы. — То есть ты говоришь мне, что есть некий такой ритуал, где можно вкусненько поесть, выпить вина, потрахаться и быть убитым рукой прекрасной женщины? Вимала, пожалуйста, забери меня с собой, я буду жить на пороге любого храма до тех пор пока меня не выберут для такого ритуала!       Вимала тихо хихикает, улыбается и осторожно убирает руки Дазая со своих предплечий. Она медленно проводит кончиками пальцев от его локтя до запястья и Осаму вздрагивает, когда Деви так ласково прикасается к его ладони.       — Не получится. Чтобы поучаствовать в таком, будучи мужчиной, нужно родиться в знатном роду брахманов.       Пальцы Вималы плавно скользят между пальцев Осаму, и она с восхищением замечает, как он поджимает губы, глядя на неё немигающим взглядом. Это почти удивительно — то, как легко его можно взволновать. Деви с огромным наслаждением замечает, как сбивается его дыхание от простого прикосновения к руке.       Осаму почти уверенно сжимает руку девушки в своей. Взгляд его при этом слишком уж неловко-холодный для такого тёплого момента, но вовсе не от безразличия к происходящему.       Ему совсем не по себе, потому что для него это прикосновение вовсе не ощущается простым. Дазай удивлен даже тому, что она в принципе к нему прикасается, а то, с какой немыслимой нежностью и желанием она это делает, вводит его в ступор.       Обычно говорят, что многим людям очень трудно переступать через себя и свои желания. Осаму всегда было гораздо сложнее пойти себе на уступки.       Он прекрасно понимает, что значит такая странная реакция его тела на её прикосновения. Осознаёт, что его мысли не просто так всегда заняты ровно на половину лишь ею.       Но, как бы Дазай не высмеивал ужасно банальные любовные драмы в кино и книгах, где все запутанно, герои тупят, а эмоциональная мясорубка крутится быстрее, чем бьется сердце Одасаку после очередной чашки эспрессо, сейчас он сам, откровенно влюбившись, все усложнял.       Очень хотелось бы не ловить лицом приступы паники от одной мысли о том, что хочется взять её за руку. Очень хотелось бы, как обычно, смотря на влюбленных парочек на улице, просто недовольно фыркать, тыкать локтем в бок Оды, обращая внимание на себя, и хвататься за горло, изображая приступ тошноты.       Но теперь его длинные пальцы, которыми он (в шутку?) хвалился перед девушками на тех самых тиндер-свиданиях, трясутся от одной мысли о возможности почувствовать её прикосновение. Теперь при виде гуляющих под ручки пар он заинтересованно прикусывает губу, неосознанно представляя, как он... возможно... мог бы разделять такие же моменты с Вималой.       И казалось бы, всё так просто: подошел, уверенно взял за руку, ебнул лучший из своей коллекции подкатов и увёл в закат. Но что-то внутри него протестует. Что-то очень противное, нерациональное, но, на самом деле, кажущееся очень рациональным. Что-то, что говорит: «нет-нет, тебе к женщине приближаться можно, только если она в белом больничном халатике, и то желательно в пределах психоневрологического диспансера».       — Ты молодец, так быстро нашла замену месту проведения встречи.

***

      Замену она не искала. Просто арендовала огромный шатёр, чтобы поставить его на месте проведения встречи.       Шатер почти прозрачный, но надежный: приехала группа Вималы раньше остальных, и все оставшиеся в запасе сорок минут Деви скакала вокруг шатра, дергая его во все стороны и проверяя, не слетит ли он, пока Ода проверял оборудование.       Дазай и Анго очень быстро растворились в толпе: как сказал Сакуноске, скорее всего, Осаму побежал искать обещанных организаторами текильщиц — всю дорогу о них не затыкался. Вимала, к собственному сожалению почувствовав укольчик ревности, намеренно не стала сообщать, что они должны будут появиться только к самому вечеру, когда все официальная часть будет окончена.       — А вести мероприятие ты будешь? — поклацав какие-то кнопки на проекторе, спросил Ода.       Внимательно наблюдающая за его действиями Вимала покачала головой.       — Упаси Господь, — она вздыхает. — Отмазалась, мол, и так девочкам помогаю. Наняли ведущего какого-то, вроде как знаменитого в Йокогаме. Скоро приехать должен.       Ода участливо кивает, снова переключая внимание на проектор. Передвинул его немного влево, пытаясь выравнять изображение на экране, пока, закончив с проверкой шатра, Вимала выгружает доклады и презентации участников на компьютер.       Ленину с Фишер отпустили на фуршет вместе с другими участниками: Сакуноске учтиво напомнил им съесть побольше сладкого, хоть и знал, что это почти никак не помогает. Лишний раз напомнил мамочек, которые пихают своим детям шоколадки и бутылочку воды перед экзаменом, уверяя, что эта шоколадка откроет дитятке третий глаз и экзамен сдастся сам по себе.       — Боишься выступать на публику?       Он интересуется, как всегда, спокойно, но Вималу это почти выводит из себя. С чего бы ей бояться? Этот вопрос кажется неуместным и моментально действует на нервы так, что приходится несколько секунд подышать и посмотреть в спину занятого оборудованием Оды убийственным взглядом в попытке успокоиться, сделать миленький голосочек и мирно ответить.       — Не боюсь, — выходит всё равно грубо. — Мне просто за это не платят.       — Забрала бы себе гонорар ведущих, — Ода пожимает плечами.       — Не, семья бы узнала, что никто не нанят. Они мне за лишнюю рупию руку откусят.       Вимала ныряет под стол, меняя флешку в системном блоке. Смотрит на наручные часы: через пятнадцать минут начало встречи, но флешки одной из участвующих групп все ещё нет. На корпоративную почту тоже ничего не скинули, и через несколько минут Деви начнет рвать волосы со своей головы от нервов, но пока только постукивает ногтями по раскладному столу.       — Я думал, у тебя довольно обеспеченная семья, — задумчиво говорит Ода, рассматривая генераторы электроэнергии. — Всё-таки школа большая и обучение там не дешёвое. Тем более для Индии.       — Ну, мы не бедные, — Вимала пожимает плечами, пусть Ода на неё и не смотрит. — Просто бюджетом управляет глава семьи. В индии девушкам деньги не особо доверяют.       — Даже твои собственные? — удивленно спрашивает Сакуноске, на секунду даже отвлекаясь от генератора.       Когда на его лице появляются такие живые эмоции, Вимала едва узнаёт его. Так он выглядит гораздо более симпатично, даже молодо, и Деви очень скоро отводит от него взгляд, покраснев. Наверное, именно таким его большую часть времени видит Ленина.       — Моя зарплата у меня. Но никаких надбавок за, например, эту командировку мне не будет.       И Ода, и Вимала резко оборачиваются: в шатёр входит человек, чьё появление невозможно не заметить. Каждый раз, когда он появляется на горизонте, кажется, просто должен внезапно заиграть какой-нибудь крутой саундтрек. Когда он оказывается рядом, как заметила Вимала, атмосфера вокруг совершенно меняется, будто даже воздух в его присутствии не может обращать внимание на кого-то другого.       — Здравствуйте, Чуя-сан! — она вскакивает с кресла, важно приветствуя его. — Как Вам фуршет? Попробовали фрукты в шоколаде?       Накахара в ответ хмурится.       — Ты думаешь я никогда фонтана шоколадного не видел? — он складывает руки на груди, постукивает пальцем по своему предплечью. — Я пришел отдать флешку. Не опоздал?       Вимала, сочтя такой ответ за несправедливую, незаслуженную грубость, плюхается обратно в кресло.       — Нет, не опоздал.       — Привет, Чуя, — Ода тоже здоровается и машет рукой, выглядывая из-за генератора.       Чуя в знак приветствия только кивает, мельком глянув в сторону коллеги. Роется в карманах пиджака и, ничего там не найдя, спускает руки в карманы брюк. Уже через несколько секунд протягивает Вимале флешку с забавным брелоком в виде книжки.       Как только Вимала вставляет флешку в системный блок, весь свет в шатре гаснет вместе с компьютерным экраном. Она опечаленно вздыхает, подпирая подбородок ладонью, и выжидающе смотрит на Оду.       — Ой, это не я, — сразу отзывается Сакуноске, всё это время стоявший у генератора.       Накахара самомнительно хмыкает, закатывая глаза:       — Ну что, собрание отменяется?       Тон у него язвительный, но почему-то неприятным назвать его язык не поворачивается. Вимала на него злится мимолётом, но понимает, что вела бы себя на его месте точно так же, если не ещё более занозисто. Только вряд ли смотрелась бы при этом так хорошо.       — Нет, Чуя-сан, не переживайте так сильно, — так же едко отвечает Вимала. — Ода, может ты всё-таки клацнул что-то случайно?       Сакуноске молча включает фонарик на телефоне и присаживается на корточки, заглядывая на заднюю панель управления генератора. Недолго осматривает каждый разъем и успевает только открыть рот...       — АЙ! КАРЛ!       Вимала поднимает взгляд на Чую, как только слышит его вскрик. Накахара шипит и едва слышно смеется, только с божьей помощью не приплясывая от щекотки, пока енот карабкается по его спине.       Недавно Чуя, к собственному изумлению, заметил, что сильно полюбился Карлу: енот прибегал к нему каждый раз, когда подворачивалась подобная возможность. И когда в очередной раз убегал от Эдгара, и когда у хозяина уставали плечи настолько, что зверька приходилось опускать на землю.       Видимо, сейчас Карл снова убежал от Эдгара, и теперь пытается уместить жирную пушистую задницу на плечах Чуи. Он смешно дрыгает задними лапками, карабкаясь передними, хватается за хвостик из волос Чуи, пытаясь использовать его как канат.       Деви, заметив страдания Накахары, подрывается с места и бежит в его сторону. Быстро снимает енота со спины парня, на что Карл сильно протестует и начинает дрыгать всеми четырьмя лапками, издавать странный звук по типу писка, и тянуться к Чуе.       — Чууттиа... — тихо ругается Вимала, протягивая зверька Чуе.       — А? Это типа имя моё? — Накахара хмурится, принимая Карла и прижимая к себе.       Енот в его руках моментально успокаивается, умиротворённо выдыхает и кладет мордочку на плечо Чуи, щекоча мокрым носом изгиб шеи. Парень весело хмыкает, жмурится от щекотки и легонько подпрыгивает, пытаясь устроить распластавшегося по нему Карла удобнее, поддерживая пушистую задницу.       — Нет, это... — Вимала почти успевает покраснеть когда выдумывает, как бы прикрыть то, что она сматерилась на хинди. Чуя ещё и счел это похожим на его имя... — Э-эм, божество такое индийское...       Да-да, божество.       — Я думал у вас Шивы всякие.       Неприязненно скривившись, Чуя отряхивает одежду, заметив следы земли от лап Карла.       — И Шивы есть, конечно. Вообще-то, Шива...       Вимала осекается, ощутив чужую ладонь на своём плече. Разворачивается...       — До-о-обрый день!       Перед ней стоит светловолосый юноша. Одет он, как и все, довольно строго, по заявленному дресс-коду. Однако его удивительно длинные волосы заплетены в странную для парня косу, закинутую на левое плечо, держит которую резинка с большим фиолетовым помпоном. На макушке одной лишь божьей волей держится нелепая шляпка. И пусть костюм его самый, вроде как, обычный, мужской... яркий фиолетовый галстук с принтом в виде желтых уточек и точно такие же торчащие из под коротковатых брюк носки слишком уж громко кричат о роде его деятельности.       — Добрый, — с некоторым напряжением здоровается Вимала. Стоящий рядом с ней Чуя удивлённо хлопает глазами, рассматривая парня. — Вы ведущий, да?       — Ве-е-ерно! Николай. К Вашим, Тэйтай, услугам!       Николай немного заминается перед обращением к Деви: вспоминает получасовые попытки Сигмы вдолбить в буйную голову вежливые обращения, принятые в разных странах, представители которых собрались на мероприятии.       Но всё же ошибается. И ошибка его моментально отражается на лице Вималы: она раскраснелась и поджала губы, изо всех сил стараясь сдержать рвущийся наружу смешок.       — Тэйтай — обращение к женщине старше Вас, Николай. Так в Индии называют тех, в чьем возрасте Вы точно уверены, — она поправляет его, самодовольно, но нервно улыбаясь.       В шатре и Вимале, и стоящему рядом Чуе становится душно. Ода, закончив с проверкой оборудования, молча уткнулся в телефон и написывал Дазаю и на личный, и на рабочий телефон. Первый он не берет в руки почти никогда, особенно когда пишет ему Сакуноске или Анго, а вот со вторым есть некоторые шансы.       — Извините... — тихо произносит Николай, мигом доставая из кармана записку, оставленную для него Сигмой.       Он бегло сверяется с и понимает, что действительно ошибся. Желание больно хлопнуть себя по лбу очень быстро сменяется нервным хохотком.       Чуя, глядя на, как ему показалось, уже начавшееся выступление ведущего, удивленно приподнимает брови и даже начинает поглаживать Карла, пропуская длинную шерсть с пушистого хвоста между пальцами, пытаясь сдержаться и не сказануть чего-нибудь лишнего.       — Ничего. Просто по возможности обращайтесь к участникам как-то универсально. Госпожа и Господин, например? — предлагает Вимала, с интересом выгибая бровь. Николай кивает. — Отлично! Мы уже проверили всё оборудование, сейчас у Вас есть время подготовиться, пока я соберу всех участников.       Николай бодро кивает и переносит свой довольно-таки объемный чемоданчик ближе к небольшому столику, на котором стоит компьютер. Вимала, проследив за тем, что ведущий спокойно занял своё место и приступил беглому изучению материала, облегченно вздохнула: ей остается только собрать всех, поприветствовать в начале, огласить правила и попрощаться в конце мероприятия.       Груз ответственности хотя бы частично сброшен на чужие плечи.       — Чуя-сан, прогуляемся? До начала презентаций у нас ещё... — она смотрит на наручные часы, — ...больше получаса. Может, и мне посчастливится посмотреть на шоколадный фонтанчик?

***

      В этот раз Вимала держалась особняком от остальных участников. Проскальзывала мимо, даже не здороваясь. Некоторые, особо навязчивые из участников, всё же вклинивались в разговор Чуи и Вималы, чтобы вставить свое ненужное «Здравствуйте!». Наигранная вежливость казалась неприемлемой:       — Ну видят же, что мы разговариваем. Не пойму никак, это менталитеты разные такие, или люди долбоебы? Зачем лезть!       Вимала фыркает и отряхивает старую пошатывающуюся лавку прямо напротив небольшого водоёма. Присаживается, уперев локти в колени, и пытается успокоиться.       Ничего волнующего толком-то и не происходит, но от одной лишь мысли о том, что ей скоро придется выступать перед этими людьми, она злится. Злится и бесится на ни в чем не повинных людей так, будто хочет заблаговременно испортить отношения с ними и их впечатления о ней. Так, будто просто поприветствовать гостей — что-то априори постыдное, и в ней после этого определенно разочаруются.       Осознание своего страха перед простыми людьми давит на нервы ещё сильнее. Абсурдные мысли по типу: «все такие крутые, что не стесняются, а я такая лохушка, что стесняюсь» заполняют все мысли, и Вимала с трудом заставляет себя перевести внимание на красоту перед собственными глазами.       «Красота» в её понимании — это совсем не живописный водоём в лесу.       «Красота» — это в первую очередь сидящий рядом Чуя.       Находиться рядом с ним... странно. Он явно не привлекает Вималу, как мужчина, об этом она даже не задумывалась — в этом плане все мысли заняты другим человеком. Да и по каким-то причинам думать в таком ключе о Чуе кажется чем-то просто... невозможным? Но тяги к нему это не умаляет.       Почему-то хочется быть ближе. Хочется узнать его, хочется, как бы это ни звучало, втереться в доверие. Чуя определенно обладает своей особенной пленительностью и то, что он об этом, кажется, даже не подозревает, делает его ещё более привлекательным.       Вот сейчас он сидит, всё ещё не выпуская из рук енота, и даже не подозревает, какое восхищение вызывает одним своим присутствием.       — Любите животных, Чуя-сан?       Накахара поднимает на неё взгляд. Сейчас он кажется расслабленным и больше не хмурится, как делает большую часть времени. Карл спокойно вытягивает все четыре лапки, лежа на его коленях, и зевает.       — Все их любят, — он пожимает плечами. — Ты часто енотов гладишь, что ли?       Он снова язвительно хмыкает, но Вималу это уже совсем не злит. Чем больше времени она проводит с Чуей, тем яснее становится, что это вовсе не несёт за собой какого-то злого умысла.       — Животные плохим людям не доверяют, — Деви пытается дружелюбно улыбнуться, наблюдая за ворочавшимся на коленях Чуи енотом. — Значит, Вы не такая уж заноза на самом деле.       Она осторожно тянется к хвосту Карла, следя за тем, чтобы он не протестовал. Енот не дергается и не отстраняется, но осмотрительно цепляется за ткань брюк Чуи немного крепче. Через несколько секунд Вимала аккуратно проводит кончиками пальцев по мягкой шерсти, а Карл снова расслабляется.       — Заноза? — Чуя хмуро переспрашивает, спуская взгляд к лежащим под ногами камням. — Кто вообще такими выражениями пользуется? В пенсионном набралась?       Он вяло перекатывает круглый булыжник между ногами, пиная из стороны в сторону. Выражение его лица все еще удивительно мягкое и расслабленное, обычно крайне подвижные в своём возмущении и недовольстве брови он больше не хмурил, а губы не поджимал. От этого казался гораздо более открытым, чем при людях.       — Мне скоро двадцать два, в конце концов. Недолго осталось до вступления во всем известный клуб.       — Фу, — Чуя хмурится, но теперь с улыбкой. — От Дазая набралась?       Вимала пожимает плечами. От непринужденного разговора становится гораздо легче дышать, и она очень быстро ловит себя на мысли о том, что с Чуей ей намного спокойнее, чем с друзьями Рампо. Если те хотели получить от неё какую-то информацию, то Чуя, кажется, наоборот этого вовсе не хотел.       — Набралась, набралась... — она передразнивает. — Вы сам как бабка ворчите.       Им обоим хотелось расслабиться, возможно даже помолчать вместе, лишь иногда вставляя какие-то колкие, как они оба умеют, комментарии.       — А? Бабка? — Чуя удивленно переспрашивает, но ответа дожидаться не собирается. — Ты поэтому со мной на «вы»? Это, кстати, не круто. Выглядит так, будто ты пытаешься быть какой-то цундере девочкой из аниме. Ещё сенпаем меня назвала бы...       Накахара, к собственному удивлению, улыбается. Быть наедине с Вималой ему довольно легко, как ни странно — сам он до этого был уверен, что провести дольше двух минут с девушкой, которая чем-то заинтересовала Дазая, будет стоить ему всех остатков и так обнищалых нервных клеток.       — Из нас двоих это явно не по моей культуре.       Вимала склоняет голову, умиленно глядя на уже по-хозяйски развалившегося на коленях Чуи енота. Теперь он спокойно позволял ей гладить его, пока Чуя чесал его подбородок.       — И не по моей. Я аниме вообще не смотрю, а ты по-любому Японией увлеклась из-за какой нибудь хуйни типа «Геншина», — самодовольно язвит Чуя. — Так и вижу, как ты обклеиваешь комнату плакатами с каким-нибудь Венти.       — С Венти? — Деви спрашивает с легким смешком. — Я даже не знаю, кто это. Помню только, что одногруппница в телеграмме была так записана, — она снова поднимает взгляд на Чую, на этот раз вовсе не скромничая. — И вообще... «Геншин», насколько я знаю, китайская игра... а ты сам-то откуда о нём знаешь?       — У моей девушки в квартире шагу сделать нельзя, не наткнувшись на эту рожу плоскоформатную.       — Поэтому ты думаешь, что каждая девушка непременно его любит и готова посвятить свою жизнь изучению культуры и языка чужой страны только из-за этого персонажа? — Вимала оскорбленно фыркает. — Меня привлекли очень жуткие городские легенды и возможность удостовериться, что японские писатели действительно поголовно унылые утырки. Раньше я действительно задумывалась над тем, что это какой-то вселенский заговор переводчиков с японского, и их книги специально коверкают при переводе.       — Если ты не знала, у нас не только унылый Мураками есть, — Чуя гордо выпрямляется. — И... городские легенды? — что-то явно складывается в голове Чуи, отчего он немного смущенно улыбается и отводит взгляд, вспоминая сколько тру-крайм видео скидывает ему Осаму за одну ночь. — ... мило.       И Чуя на самом деле считает это милым. Даже винит себя за свою категоричность. Если задуматься, то ему толком не на что злиться: их заданию чувства между Дазаем и Вималой совсем не помешают. Если Осаму отнесется ко всему этому правильно, (в чем Чуя очень сомневается) то даже наоборот, помогут.

***

      Остаток дня был нелегким. Целых пять с половиной часов пришлось слушать доклады и смотреть презентации. Включенная для видеоотчета камера, стоящая в самом конце шатра, стала прекрасным предлогом многозначительно переглянуться с кем-нибудь из группы и вместе пойти «проверить ведется ли запись». Самым частым спутником до камеры был, конечно же, Дазай — для него сидеть на месте так долго было подобно пытке, особенно когда через три человека от него сидела самая интересующая жертва его морально-эмоционального насилия, которое обычно называют влюбленностью.       На коротких «встречах» он поведал ей о своем нелегком опыте поиска текильщиц в коротеньких шортах и топах. Рассказал, что сразу понял, что что-то не так по тому, как довольно на него смотрела Ленина. Не единожды пытался обвинить Вималу в том, что мог, между прочим, потеряться в лесу в поисках соблазнительных женщин с алкоголем, но каждый раз был прерван и вынужден заткнуться.       Как бы долго ни тянулось мероприятие, в конце концов официальная часть, к огромному счастью всех участников, была закончена. Ода к моменту, когда все покинули шатер и отправились исследовать обновленный фуршет, уже крепко спал, важно сложив руки на груди, Фишер и Анго поспешили домой, а Вимала тащилась вслед за Лениной к выходу из шатра.       Однако стоило ей только приблизиться к выходу, как её схватили за руку и дернули обратно. У Вималы ни на секунду не появилось сомнений о том, кто это.       — Блять, — возмущенно прошипела она, выдернув свою руку из чужой хватки. Генераторы уже были выключены, поэтому в шатре стояла темень. — Я тебе сейчас знаешь что так дерну?       — Интере-е-есно, — протянул Осаму и снова потянулся к руке Вималы, но теперь осторожно, почти ласково погладив её запястье. — Прям при Одасаку дернешь, значит?       Дазай кивнул в сторону все еще спящего Сакуноске. Вимала закатила глаза и цокнула языком. Конечно, на самом деле она вовсе не была недовольна тем, что Дазай проявляет к ней такое внимание, но как реагировать по-другому сейчас просто-напросто не знала.       Но ему самому так даже проще. Было бы гораздо сложнее ровно устоять на ногах, если бы она восприняла такой жест, как что-то нормальное и уже привычное, будто подтвердив этим установившуюся между ними связь.       — Уведу в тёмный лес подальше от текильщиц и там дерну, — она сложила руки на груди. — Как тебе такое?       Осаму почти отпускает руку Вималы, невесомо проводит кончиками пальцев по её ладони и будто ненароком цепляется за выпирающий камень на её кольце. Прижимает свою ладонь к её, точно ждет, пока она сама возьмет его за руку, и с интересом прикусывает нижнюю губу, когда Деви этого не делает.       — Заманчиво, — тихо отвечает он. — Почти так же хорошо, как тот ритуал, про который ты мне рассказала.       — Я же не насмерть дергать буду, — со смешком говорит Вимала. — Так, чтобы за текильщицами всякими таскаться смысла не осталось.       — Уже ревнуешь?       Дазай спрашивает почти дразняще, игриво, и Вимала думает, что зря. Зря, потому что она действительно чувствует что-то пугающе похожее на ревность. Признавать это было страшно, до ужаса страшно, но обманывать себя смысла нет никакого.       Для него же можно просто умолчать.       — Текилы на тебя жадно, — нарочно нахмурившись, говорит Вимала, стараясь звучать убедительно. — И если мы собираемся стоять здесь весь вечер, мое сердце разобьется окончательно. Всю текилу выпьют без нас.

      А пить текилу было, как оказалось, некому: когда Осаму всё-таки позволил Вимале выйти из шатра, единственным, что ей удалось увидеть, были уезжающие машины турагентства. Из всей толпы остались только Ленина, Достоевский и Николай, сплотившиеся в небольшую компанию около столика с десертами.       — О, двадцать девятый съезд КПСС в сборе, — пригнувшись к Вимале, прошептал Дазай. — Надо же, спустя почти тридцать четыре года... понятно теперь, почему все разъехались так быстро.       Деви насмешливо фыркает, едва заметно содрогаясь от разницы температуры на улице и теплого дыхания приблизившегося Осаму. Подходит ко столу и хватает первые попавшиеся под руку онигири. Один сразу откусывает, а второй почти заботливо протягивает Дазаю, прекрасно понимая, что он сегодня тоже ничерта не ел. Он пытается отмахнуться, но Вимала настаивает на своем, упрямо тыкая в него онигири.       Сначала Осаму понуро смотрел на онигири, который его ну никак не привлекал и никакого аппетита не вызывал, но потом перевел взгляд на забавно напихавшую полный рот риса Вималу, пытавшуюся все это прожевать и проглотить. Увидев любого другого человека в такой нелепой ситуации, Дазай точно недовольно зафыркал бы от отвращения.       С ней это чувствовалось по-другому. Да, зрелище все еще неприятное и высосать рис из её рта крайне страстным поцелуем желания не возникало. Но всё же... она выглядит очень мило.       — Эй! — вскрикнул стоящий неподалеку Николай. — Не стойте особняком, кто вы там... госпожи и госпож... — он осекся, нахмурив брови. — Госпождины... господы...       — Это просто Дазай, брат, — Ленина легонько толкает его в плечо. Кажется, компания Федора и Николая доставляла ей неимоверное удовольствие. — Идите сюда, голубки! Текильщицы уже уехали, но бутылку мы у них отобрали.       Дазай поджимает губы в попытке не засмеяться, и смотрит на Вималу. Она выглядит крайне уставшей и вымотанной. Кажется, даже предложенная текила её вовсе уже не привлекала.       И опять это странное чувство. Осаму очень захотелось позволить ей отдохнуть. Захотелось не просто признать для себя самого, но и заставить её понять, что она этот отдых действительно заслужила.       — Пойдем? — приподняв бровь, просил Осаму. Он снова легонько коснулся запястья Вималы и пригнулся ближе к ней, чтобы шепотом добавить: — Или мы можем пойти посидеть вместе в машине, — он вынул из кармана брюк ключи от машины и потряс ими в воздухе. — Водитель уехал уже, поведёт Одасаку. Стащил у него, когда он заснул.       Дазай проказливо улыбается, и Вимала при всём желании не может сдержать ответной улыбки. Берет со стола бумажную тарелку и с каким-то детским азартом накладывает туда побольше еды, забавно высунув язык. Осаму смущенно отводит взгляд, потому что вот-вот влетит головой в ближайший дуб от ощущения того, насколько сильно умиляется её поведению и ставшему внезапно милым лицу.       — Отмажешь? — тихо, чтобы слышал только Осаму, спрашивает она.       — Конечно, — заверяет Дазай. Вимале становится приятно и тепло от осознания того, что и здесь у неё появился человек, которому она может доверять, но... — Эй, порнописательница! Свояченица-а-а! — он окликивает Ленину. — Вимала очень хотела провести вечер с тобой, подруга, но я потащил её заниматься непристойностями в машину. Ты же не против?

***

      — Это самая настоящая жесть, говорю тебе! — Вимала возбужденно машет руками. — Я в детстве так боялась этой легенды!       Около двух часов они сидят в просторной машине, рассказывая друг другу свои любимые городские легенды, обсуждая страшные происшествия, теории заговора и выученные наизусть биографии серийных убийц.       Вимала рассказывала ему о женщине с разрезанным ртом и о том, как в своей самой первой поездке в Токио накрасила губы зеленым цветом, надеясь, что это сделает её похожей на уставшую в долгих скитаниях Лару Крофт, и ночью ускользнула из отеля с девочкой, с которой познакомилась там же. Естественно, вместе школьницы отправились на поиски этой женщины, но, к счастью, наткнулись только на злых охранников караоке-бара, отправивших детей топать домой.       Осаму, в свою очередь, рассказал ей о том, как случайно сломал Чуе ногу, когда они в свои пятнадцать лет забрались вдвоем в одну ванну в кромешной тьме, чтобы призвать Даруму-сан.       Чтобы она явилась, по легенде, нужно выключить свет, позвать её три раза и начать мыть волосы, закрыв глаза. Чуя честно признался, что ему страшно, а вот Дазай, храбрясь, вызвался быть испытуемым. Однако когда Чуя начал мыть его волосы и сзади послышался шорох, Осаму подпрыгнул, снес с ног бедного Чую, еще и протоптался по нему, в ужасе выскакивая из скользкой ванны.       — О боже, мне так жаль Чую, он пережил столько твоих экспериментов... — вяло улыбнувшись, прошептала Вимала. — Я на его месте давно бы ускакала в какую-нибудь Индонезию, лишь бы от тебя подальше.       Сил не осталось совсем. Прихваченное Дазаем с фуршета шампанское жгло глаза и Деви сильно хотелось как можно скорее переместиться в свою мягкую кровать, но торопить Ленину, которой было так весело в понравившейся ей компании, она не собиралась.       — Поэтому он мой лучший друг, — Осаму тоже устало потер глаза.       — Тоже спать хочешь?       — Немного. Ленина засиделась. Как думаешь, хочет повторить с этими двумя сюжет своей недокниги?       Вимала цокает языком и пригибается, чтобы снять обувь. Поджимает колени к груди, закидывая ноги на сидение машины, и двигается ближе к Осаму. Бесстыдно кладет голову на его плечо и прикрывает глаза с хитрой улыбкой на лице.       — Спокойной ночи.       — Эй... — Дазай прикусывает губу в попытке не разулыбаться, но сдержаться всё-таки не выходит. — А мне как спать?       В ответ Вимала только буркнула что-то типа «не мои проблемы», и устроилась поудобнее, уткнувшись в изгиб шеи Осаму.       Он к такому был явно не готов, и осознать собственную неготовность отлично помогло ужасно бьющееся сердце.       Осаму впервые чувствует то самое клишированное горячее дыхание другого человека на своей шее, и его очень быстро пробирает мелкая дрожь. Становится очень неловко от того, каким громким кажется собственное дыхание, поэтому он нелепо пытается задержать его. Во рту быстро сохнет, но потянуться за шампанским Дазай не решается, вместо этого очень осторожно опуская взгляд к Вимале.       Она, кажется, действительно отрубилась. Осаму прикрывает рот свободной рукой, пытаясь приглушить нервный смешок.       Ощущение того, как всё тело покрывается мурашками от одного лишь её дыхания, неминуемо заставляет задуматься о том, каково было бы почувствовать её губы на своей шее. Хотя бы простое соприкосновение, даже не поцелуй... хотя Осаму всегда было интересно, что такого особенного в поцелуях в шею, из-за чего по следам на шее Чуи можно было определить, что его девушка приехала в Йокогаму.       Нужно было и это ему предложить попробовать, хотя... сейчас о чем-то таком с Чуей думать стало немного неприятно. Раньше было ни горячо, ни холодно, сейчас неприятно. Сейчас хочется узнать, как всё это ощущалось бы с Вималой. Если верить его ожиданиям, это должно быть очень приятно и возбуждающе. Если верить книжке Лениной, у него должно возникнуть желание срочно сжать хрупкое тельце в своих сильных руках.       Вспоминать книгу Лениной было явно лишним, но сейчас мысль о содержимом вызывала у Осаму чуть меньше отвращения, чем при первом прочтении. Если подумать, ему и правда хотелось бы потрогать Вималу. Посадить её на свои колени, залезть руками под рубашку, поцеловать. Просто чтобы узнать, как это всё будет ощущаться с ней.       Наверное, она тоже уже задумывалась о таком. А если она ждет первого шага от него? А вдруг думает, что Осаму супер-опытный во всем этом, пока он сидит и пытается представить, каково это — когда кто-то сидит на тебе сверху, целует... или хотя бы даёт поцеловать себя. Ему и это интересно.       Вимала очень вспыльчивая, так остро на всё реагирует... наверное, она и на его поцелуи реагировала бы так же чувственно. Может быть, её дыхание и правда сбилось бы так же, как в отвратительной книжке Лениной?       Осаму тяжело сглатывает, пытаясь выбить из головы все эти бессмысленные фантазии. Он осторожно, пытаясь не разбудить Вималу, закидывает ногу на ногу, надеясь хоть немного унять это ужасное ощущение.       Ему впервые так сильно хотелось поцеловать кого-то.
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.