***
Тихий стук возвестил о начале второй стадии выполнении плана. Тело будто закостенело, застыло от сковавшей душу принуждённости. Она осталась наедине с Тобирамой. Он же, в свою очередь, впервые за всё проведённое ею здесь время, посмотрел на Мотидзуки прямо, без утайки. Без опасности навлечь на себя подозрения и град упрёков брата. Несмотря на необходимость действовать быстро, ни Вэи, ни Тобирама не осмелились сдвинуться с места первые несколько секунд. За панорамными окнами шумел и жил Токио, а за стеной хлопал дверцами и ругался на свою забывчивость Хаширама. Одни лишь женщина и мужчина, скованные болезненным безмолвием, не стремились сбросить с себя эти путы. Лишь первые несколько секунд… Вэи уловила движение с другой стороны L-образного дивана. Светло-серое пятно более не вносило разнообразия на чёрную обивку: Тобирама поднялся и тем же шагом, отяжелённым грузом воспоминаний, приблизился к Мотидзуки. Тихо, чётко, резко процитировал её послание: «Меня шантажируют. У них есть фотокомпромат на нас обоих. Я попрошу Хашираму найти семейный альбом. Не иди следом. Едва вырвалась. Нужно поговорить. Срочно. Осталось 3 дня». Вдохнула мощный, острый аромат древесины и корицы, внезапно, без прелюдий, переходящий в ноты пьянящей вишни. Закружилась голова. «Совсем не похоже на то, каким помню я… Всё же тот Тобирама был отнюдь не любителем обкурить одежду благовониями… Но похоже на то, как описала она. Неужели с тех пор не променял Égoïste Chanel?» — с такими мыслями Вэи произнесла: — Сейчас покажу. Получила вчера вечером. — Кто-то ещё знает? — Кроме тебя — нет. Она достала из оставленной на диване сумочки телефон. Пальцы не дрожали, пока снимала блокировку и искала нужное сообщение. Однако в душе Вэи дрогнула: въедливый взгляд мужчины неотрывно следил за каждым движением её пальцев. «Как это всё странно… Впрочем, как и вся моя жизнь — одна большая странность в облачении скорби. Средь отрогов ее// //Заблудившийся вряд ли сумеет //Отыскать дорогу назад», — тоска пробудила гнетущее чувство одиночества, живущее в её душе уже около года. Однако Вэи поспешила потушить его словами, одним лишь взглядом на фотографию, могущую стоить ей — брака, Тобираме — репутации и спокойствия жизни. — Вот, я получила это вчера вечером. Только непонятно, как она оказалась у шантажиста, — она подняла голову, чтобы увидеть реакцию мужчины, чтобы понять его чувства… Понять, как помочь преодолеть эту боль воспоминаний о невозвратном былом. Тобирама, наклонившись к протянутой руке, несколько секунд неподвижно, безмолвно прожигал взглядом тусклый экран. Вэи напряглась. Он произнёс единственное, но меткое: — Убью. — Тобирама… — осторожно прошептала она и невольно сделала шаг назад, пораженная увиденным. Невыносимая яростность пылающего кровавым пламенем взгляда. Вечно холодный, прагматичный Сенджу младший изменился до неузнаваемости. Такой, что ей показалось, будто в него вселился злобный дух. Точёные черты лица словно сломились, собравшись в некое новое, невиданное ею ранее выражение. Выражение обречённой горечи. Выражение необузданного гнева. Тонкие линии бровей сошлись у переносицы, испещрённой грубыми складками морщин. Глубокие полосы бороздами пролегли на лбу. Линия скул острее лезвия катаны. А губы сомкнуты и кажутся тонким, едва заметным следом на бледной коже альбиноса. Вэи совсем не могла их разглядеть. И не желала делать это сейчас, осознавая, что Тобирама таким образом оставляет разящие нецензурные выражения в своём арсенале до поры до времени, когда она уйдет. И задерживаться на целый день Мотидзуки не могла: ей бы и не позволили. Однако сейчас покидать эту гостиную она тоже не намеревалась. Шаг назад сделала от неожиданности, ни на мгновение не вспомнив о том, что позади — диван. «Сколько можно…» — пронеслось в голове, но я языка слетело: — А-ай, ешкин!.. Оу! — последнее Вэи выдохнула, когда стальная хватка сомкнулась на её талии. Жар ладони обжёг поясницу сквозь тонкую кашемировую ткань водолазки. Смазались цвета — лицо мужчины растворилось в белизне потолка. Но всё же неуклюжей удалось устоять. «И в этом мире его реакции можно лишь завидовать молча. Мне то уж точно», — подумала она с облегчением: падения вызывали в ней ужас воспоминаний о том, последнем в её жизни. Только не успела она и поблагодарить Тобираму за посильную помощь, добавив просьбу отпустить её, как вдруг он резко надавил и рывком потянул её к себе. Хрустальная-прозрачность парфюма полоснула лёгкие осколками коричечной пряности, мир рассыпался на фантомы. Миг — её руки упираются в широкую грудь. В одной зажата раскладушка, во второй отворот планки рубашки. Оказалось, её верхние пуговицы были расстёгнуты, чего Вэи заметить не могла, да и не желала: она не намеревалась столь пристально разглядывать мужчину, чья кожа опаляет кончики пальцев… Чьё дыхание запутывается в волосах. «Сердце колотится…» — сколь отчётливым казалось учащённое биение для тонкого слуха встревоженной Мотидзуки. — «Пальцы сжимают, сдавливают, подминают», — она ощущала, как натянулась ткань водолазки и второй, надетой поверх, «декоративной» кофты. — «Он скучал… нет, скучает по ней: неистово, безумно». Это осознание отравленной стрелой пронзило мозг. Яд сожаления, немого раскаяния пропитал мысли, тут же перевоплотившиеся в гротескные формы безмолвной скорби об их истории. Вэи хотела, жаждала обхватить его в ответ затем, чтобы поделиться теплом, поддержкой, какой бы одарила его она. Силилась подобрать слова — но что сказать беззаветно обожающему мужчине, вынужденному осознавать, что лишь благодаря нелепой случайности он имеет право касаться этой женщины? «Пустая я… пустая… оболочка, в которой нет той, кого ты так желаешь обнять», — слезинка обожгла нежную кожу щёк, очертила покатую линию губ и упала на его рубашку. Растворилась в ней. Как и это мгновение растворилось во времени… Тобирама поспешил отпустить её так, будто желал оттолкнуть, прогнать прочь. Однако в учащённом дыхании, хрусте сжимаемых кулаков, отрывистом хриплом выдохе Вэи уловила сплетённое невербаликой намерение — схватить её, притянуть и не отпускать. «Мучился все эти годы и продолжает терзаться ещё более жестокой пыткой: видит её с тем, кого ненавидит», — Мотидзуки будто в трансе провела рукой по длинной, в пол, чёрной юбке, чтобы поправить складки. — «Не могу вообразить и не хочу воображать, насколько ему невыносимо тяжело… И я, ничтожная, ничем не могу помочь. И даже наоборот…» Затянувшееся молчание прервал ледяной голос Тобирамы — он не смотрел на неё, но в сторону закрытой двери: — Ты не пробовала лечить неуклюжесть? До сих пор на ровном месте падаешь. Впрочем, — разрезающим воздух жестом пресёк попытку Мотидзуки отразить атаку, — это не моя забота. Пойдем. Он не взял — схватил кипящую от возмущения Вэи за руку и едва ли не поволок её за собой. — А ты до сих пор столь же невыносим! — Мотидзуки выплеснула этот кипяток негодования прямо на голову мужчине, которого секунду назад мысленно укутывала в плед сочувствия. — Мог же сказать, пошли к окну… Зачем же так необходительно поступать? — Потому что на обходительность нет времени, — резко, но всё же устало произнёс Тобирама, когда оба остановились у панорамного окна. — Чем дальше от двери, тем меньше шансов, что ворвавшийся Хаширама случайно увидит то, что не предназначено для его глаз. Ты ведь ответила шантажисту? — Разумеется, — Вэи кивнула и тут же протянула Тобираме телефон. — Я не хочу знать, на что он способен в том случае, если поймет, что его игнорируют. В ледяном взгляде вспыхнуло одобрение: её ли действиям или же тому, что без слов угадала его желание прочесть переписку — Мотидзуки так и не поняла. «Не ворчит и то благо. Не буду мысленно отвлекаться на поиск какого-нибудь ответа его колкостям… Откуда только такой запас взял?» — отвела взгляд, чтобы сосредоточиться, выдохнуть расслабленно. Тело ещё горело от неистовой хватки, а в ушах ударами гонга слышался отзвук надрывно бьющегося сердца. Вэи ждала, пока Тобирама прочтёт её «милую» переписку с шантажистом. Это время она употребила для того, чтобы упорядочить мысли, а заодно и в очередной раз с восхищением рассмотреть Токио, в который она в далёком прошлом стремилась душой. Стеклянные небоскрёбы растворялись с пасмурным небом, становясь частью длинной пепельно-серой полосы туч. Как бы истово не желала Вэи разглядеть башни из бетона и стекла, но её серые глаза застилал тот же туман, что и сейчас укутывал более низкие строения мегаполиса: жилые дома, крохотные магазинчики и небольшие парки. «Не ценила остроту зрения, пока ею обладала, а теперь только плакать и остаётся», — подумала она и вздрогнула, когда Тобирама с излишним усилием нажал на кнопку, чтобы пролистнуть сообщения. — «И не только по этому поводу». Не раз она сама перечитывала вдоль и поперёк этот диалог, заперевшись в ванной, чтобы, не приведи ками, Изуна и Мадара не обратили своё обострённое внимание на подозрительную СМС-активность некоего субъекта. Клик — в голове тут же всплывали строки угрожающего послания. «Ну, и что делать будем, куколка? Как расплачиваться за позор планируешь?» Клик. «Прошу, назовите свои условия… Я всё сделаю, только не обнародуйте её!» Клик. «Трясёшься за свою задницу? Правильно делаешь. Тебе по ней хорошенько проедутся за такие выкрунтасы. Условия простые: мне нужно 10 кусков зелёными. Сразу подумаешь, а чего так мало? Ответ прост — ты отдаёшь мне свои деньги. Не мужа и его братца. Свои, которые ты хранишь на своём счёте. Маленькая шлюшка ведь была гейшей, да, Масами-сан? Уверен, подарки за свои услуги ты хорошенько припрятала на чёрный день, как делают все плебеи. Сможешь достать за три дня? Или ты ничего не умеешь кроме того, как скакать на начальниках всея Поднебесной?» Клик. «Вы такой жестокий… За что так ненавидите меня? Хорошо, я достану. Но как мне передать их Вам и убедиться, что Вы действительно избавились от фотографии?» Клик. «Не ненавижу — ты лично мне ничего не сделала. Впрочем… Это можно исправить. Если захочешь поразвлечься, я не против. Интересно даже узнать, каким образом ты охмурила таких людей, как Тобирама Сенджу и Изуна Учиха. Касательно передачи: эта суббота, 19.00 в клубе «Salvatore», специальный район Минато, владелец устраивает коктейльную вечеринку для «элиты». Я буду там. Но это обсудим позже. Сначала достань приглашение, но у мужа по своему обыкновению не проси: потряси других любовников, они согласятся помочь. Напишешь в случае успеха. Нет — скажи прощай фривольной жизни». Клик. «И, куколка, не рекомендую бежать и жаловаться муженьку и его братику. Очень не рекомендую. Существует копия этой фотографии. Она находится у человека. Даже со всеми связями, не узнаете, какого. Когда этот человек поймет, а поймет сразу, что я кормлю рыб в Сумиде — твоя очаровательная мордочка появится во многих газетенках. Я знаю больных, готовых пойти и на такие риски ради денег». Клик. «Прошу, не будьте столь жестоки! Я постараюсь, всё сделаю. Понимаю, иначе мой милый навсегда покинет меня… Только, скажите, почему в таком людном месте? Разве не проще в парке отдавать Вам деньги? Это было бы быстрее. И спокойнее». Клик. «Ты к тому что слепая еще и тупая? Мне не нужны проблемы с охраной твоего мужа. Думаешь, я не знаю, что тебя пасут как минимум человек пятнадцать? В клуб даже их не пропустят. И ты извернись так, чтобы муженек не прознал, куда едешь. Или же придумай историю, чтобы снять с себя подозрение. Чао. Жду». Молчание: мимолётное и вместе с тем томительное. Хруст костяшек пальцев похож на хруст позвонков, которые бы Тобирама лично вырвал из позвоночника шантажиста. Вэи поняла это по сдавленному дыханию, заметно изменившейся тональности голоса: теперь он звучал низко, с оттяжкой в хрип. — Не обращай внимания на этого… — умолчал о видовой принадлежности неизвестного, смотря в сокрытые за стёклами очков глаза. — Он пытается психологически раздавить тебя. Не смей. Вэи, — Тобирама дёрнул рукой, но тут же вновь опустил её, не решаясь вновь притронуться к Мотидзуки. — Не смей брать всю эту дрянь на свой счёт. Понятно? «Смотрит яростно. Стоит прямо. Волнение проскальзывает в голосе… Если у такого спокойного человека столь сильно меняется тон, значит, в душе он переживает настоящее эмоциональное бедствие», — она кивнула и даже выжала из себя успокаивающую улыбку, чтобы ободрить волнующегося мужчину. — «Боится, что не выдержу… И исчезнет с поверхности пруда моё отражени». Вэи покачала головой, и колыхнулись свободно ниспадающие на грудь длинные пряди. «Только не знает он, что такими словами меня уже не обидеть… Людское злословие не задевает, как раньше. Даже удивительно, насколько безразличие проело мне душу», — так подумала она прежде, чем ответить: — Не переживай, Тобирама, — услышала, как он хмыкнул, — меня не тревожит его грубость. Это мелочь в сравнении с тем, что стоит придумать, как достать фотографию и самого шантажиста… Вэи выдохнула, склонив голову чуть набок. Не любила, не привыкла просить помощи: с детства тётя вбила ей в голову одну простую мысль, что и по сей день, спустя столько лет, снедала Мотидзуки душу. До сих пор в ушах звенит стальное: «Слабачка! Хватит ныть и рассчитывать на других — начинай действовать сама!» Скрежет высокого голоса родственницы полоснул по ушам, стал медленно, но верно истязать слух, когда Вэи, смотря на плечо Тобирамы, излагала свою просьбу к нему: — … я прошу тебя помочь мне в этом, Тобирама. Сама — не справлюсь. — Не хочешь беспокоить своих подробностями прошлого? — непроницаемая холодность спокойствия вновь сковала речь. — Не хочу, — Вэи покачала головой и одарила его усталой задумчивостью взгляда. — Не потому, что, процитирую неуважаемого господина шантажиста: «трясусь за задницу и боюсь конца фривольной жизни». Причина в другом. Бросила взгляд на дверь. Прислушалась. Хаширама, предположительно в своём кабинете, стучал дверцами ящичков и выдвигал тумбочки с поразительной громкостью, но тут же их захлопывал. Стены тонкие и звуконепроницаемость была недоступна даже в столь элитных домах. «Либо же у меня слух летучей мыши, поэтому для меня только стены психлечебницы покажутся достаточно толстыми, чтобы не слышать соседей», — она про себя усмехнулась, но и посерьёзнела тут же: «Осталось немного времени». — Изуна может… — сложила руки на поясе, вспомнила вчерашние «препирательства» с мужем. — Нет, он сделает что-нибудь опрометчиво, в пылу чувств. И я не только про попытку выбить всё из шантажиста, я говорю более о том, что он может открыто начать вражду против тебя. — Боишься, что я не справлюсь с ревнивыми припадками твоего мужа? — Тобирама изогнул бровь и тоже глянул на дверь. — Если бы… Боюсь, что это навредит компании и возродит корпоративную борьбу Учихи против Сенджу. Вернее, сделает её не пассивной, как сейчас, но агрессивной, как было в прошлом. Я знаю его, он обязательно постарается сделать всё, чтобы подорвать твою репутацию и, тем самым, поднять вопрос об исключении тебя из совета директоров, — за дужки осторожно поправила очки. — Кому это нужно? — Никому. Мне хватает проблем с новой компанией. Бороться с приступами бешенства Изуны должны иные специалисты, — он не озаботился, что Мотидзуки могли ранить колкие иглы комментариев о её муже. Казалось, хоть так, но Тобирама мог выплеснуть наружу капельку презрения, что он испытывал к нему. — Я помогу. Это и в моих интересах тоже, — он протянул телефон его владелице, которая осторожно приняла его, стараясь не прикасаться к мужской руке. «Зачем лишний раз причинять ему боль?» — К тому же… Я вспомнил, отчего номер показался подозрительно знакомым. — Неужели ты знаешь кому принадлежит? — Вэи так и замерла с раскладушкой в руках и выражением удивления на лице. — Ты тоже её знаешь, — Тобирама бросил сверху вниз взгляд, чтобы увидеть её глаза, её реакцию на следующие слова. — Натсуми Сайто. Мотидзуки понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, откуда она слышала имя этой женщины. Однако Тобирама расценил её молчание иначе: — Не помнишь? — спросил с нажимом, нахмурив брови. — Ах да… Точно! Пустая моя голова, — Вэи пришлось сжать руки, чтобы не хлопнуть себя по лбу за такую забывчивость, пробудившую в душе собеседника нешуточное волнение. — Не из-за травмы, но времени не помню: прошло десять лет. — Она буквально вытравила тебя из компании, пустив слух о…. — Тобирама компенсировал запинку глухим покашливанием. — Том инциденте. Странно, что ты так просто забыла её подлость. — Лучше помнить хорошее, чем плохое, — едва заметная улыбка растаяла, когда девушка свела брови к переносице. — Уверен? — Абсолютно. У меня хорошая память на номера. Но я проверю, как её номер, так и то, где находится её телефон, — Тобиарма повернул голову и взглянул на чернеющее под мрачным светом стекло соседнего небоскреба. — Подозреваю, не у неё. Пусть она и мерзавка, мягко говоря, но это не её стиль. Одно дело распространять сплетни на работе, второе — шантажировать. Тем более через десять лет. К тому же у нее нет доступа в такие заведения. За эти годы она не стала ни высоким начальником, ни женой влиятельного человека. — Ты прав… ей уже давно нет дела до меня. И, к тому же, откуда ей знать мой номер и про людей Изуны, — Вэи повторила движение Тобирамы: тоже устремила взгляд на Токио, казавшийся ей переплетённым сгустком тумана и красок. — Отправишь мне СМС после того, как получишь необходимые сведения? — Лучше при личной встрече. Так безопаснее и быстрее, — не шевелился, не смотрел на Мотидзуки. — С минимумом информации можно хотя бы начать работать. Только надо выбрать скрытое от глаз твоих надзирателей место. Вэи задумалась, прислушавшись к приглушённым звукам. Внезапно перестукивание открываемых и закрываемых ящичков прекратилось. Это могло значить лишь одно… «Нашёл!» — подумала она, и в тревоге забилось сердце. — Кафе или ресторан с отдельным кабинетом… Любое общественное место, где можно скрыться от глаз, как ты метко подметил, надзирателей. — Здравая мысль. Я приду первым, чтобы остаться инкогнито для пёсиков твоего мужа, а ты… — Тобирама, не отводя острого взгляда от окна, добавил конец предложения уже более тихим голосом, при этом не растеряв чёткую расстановку акцентов. — Сыграешь роль моей спутницы для хостес. Иначе не выйдет. — Понимаю… — протянула Вэи, прислушиваясь к ударам уверенной, сильной поступи Хаширамы. Восклицая: «Нашёл-нашел! Ну, держись, мелкий засранец!» он направлялся с фотокомпроматом на брата к гостиной. Мотидзуки взглотнула. Время вышло. — Хаширама идёт, — бросила она, и Тобирама тут же подхватил. Размашистым, решительным шагом вернулся на прежнее место, а Вэи скользнула обратно на диван. При этом на ходу она бросила: — Только пиши мне, будто подруга-гейша из Киото, которая приехала… Побеседовать… Обсудить дела прошедших дней. Вместо ответа Тобирама лишь кивнул, совсем позабыв о том, что эта женщина отныне обладает зрением более слабым, чем его самоконтроль, когда он по прихоти не потухших, но ещё активных чувств сжимал её талию, вжимал свою Мотидзуки в себя… Какую свою? Она отныне принадлежит этому ублюдку… До побеления костяшек сжал ручку. И вздрогнул, когда услышал обращённое к нему, удивлённое: — Позволь узнать, ты согласен? «Согласен открутить твоему мужу голову. Но ты, увы, не согласна с таким раскладом событий», — подумал он и мрачно произнёс, не смотря на неё, сводящую с ума строгой скромностью наряда, пьянящим взглядом, лоснистым шёлком волос. — Да. Вечером жди… Не успел закончить фразу, как в комнату тут же влетел Хаширама, с размахом распахнув двери. — Позора! Позора ты не оберёшься, Тобирама, когда я покажу Вэи, как ты лежал запеленованный, точно ролл, у окаа-сан на руках! — смеясь и не подозревая о творящимся у него под носом произволе Сенджу старший, довольно похлопывал широкой ладонью по твёрдой обложке альбома. — Вэи, этот старый хрыч не достал тебя своим ворчанием? Мотидзуки улыбнулась, вспомнив, что и она в своё время нарекла Тобираму громкоговорящим прозвищем: «Старый дед». Однако нападать вдвоём на одного, к тому же, как она поняла, дезориентированного противника — подло. Поэтому она покачала головой и выступила в качестве стороны защиты в этом деле: — Он был ещё более молчалив, чем водопад Отонаси — Безмолвный. — Значит тебе повезло! — Хотя бы раз… — за смехом Вэи сокрыла надрывающуюся в рыданиях грусть: невыносимо обманывать, юлить, причинять измученному новые увечья — одним своим видом напоминать о невозвратном, необратимом прошлом. «Однако, во имя справедливости, я должна поступить так. Справедливо не допустить возможную корпоративную грызню, последствия которой ударят простых рабочих… Справедливо найти её убийцу. Вероятно и шантаж — не случайность, но его рук дело», — с такими мыслями она бросила украдкой взгляд на Тобираму, застывшего в недвижимом безразличии к происходящему. Он и голову не повернул в её сторону. Однако, незаметно для её изувеченного зрения, сильнее чем следовало схватил первый лист отчёта своего человека о настроениях в Гуанчжоу. Тонкая бумага помялась под давлением силы невысказанных, перегнивших и застоявшихся за годы чувств. «Кто бы это ни был, я обязан его найти и разобраться лично. Видимо, у него имеются скрытые мотивы. Одна из версий такова. Больше похоже на шантаж, запланированный с некоей скрытой целью: иначе не пытался бы так неприкрыто давить на психику. Так, как делают, когда нужно сломить волю. Тем более человека с психологическими дефектами. В любом случае, не позволю так паршиво насмехаться над ней, над бесценным воспоминанием», — перед глазами чернели столбцы иероглифов, но внутренним взором он видел её, фотографию десятилетней данности. Тот миг высшего блаженства и нижайшего предательства.***
Этим вечером Вэи получила сообщение от «Аканэ — подруги из Киото». Сидя на мягкой табуреточке перед трюмо, увенчанным монументальным трехстворчатым зеркалом в оправе белого дерева, она расчёсывала волосы. Чёрный водопад локонов ниспадал до самого пола, так что Мотидзуки приходилось нещадно гнуть спину, чтобы провести зубчиками по всей длине прядей. Поэтому она едва не свалилась с сиденья, когда раскладушка пришла в движение, завибрировав рядом с флаконом. — Ну тебя в дзигоку, разбойник! — пробурчала она, ухватившись за столешницу. Выдохнув с облегчением, что встреча с полом отменена хотя бы на сегодня, Вэи притянула к себе телефон. Услышала приближающиеся к комнате шаги. Походка лёгкая, но чёткая, статная. «Изуна идёт!» — мысленно перед глазами предстал таймер, отсчитывающий мгновения до взрыва. Надела очки. Открыла письмо. На экране высветилось: «Вэи, я узнала, куда лучше всего сходить! Завтра, в 11.00 «Le Pêche» в Мигуро, по адресу… Безумно скучаю и жду! Напишу ещё перед встречей. И я, кстати, нашла то, что хотела. Покажу при встрече. Твоя любящая подруга, Аканэ». Мотидзуки даже дар речи и способность здраво мыслить потеряла на несколько мгновений: поразилась умелому подходу Тобирамы к конспирации. «Хитёр бобёр! Я бы в жизни не подумала, что он может такое послание сочинить… Даже Изуна и тот ничего не заподозрит», — подумала и захлопнула крышку телефона. Лёгким движением отправила его в выдвижной ящичек к многочисленным палеткам теней. Дверь отворилась. Изуна застал свою жену склонённой над трюмо. Бледно-розовый шёлк халатика скатился с плеча, обнажив тонкую бретельку пеньюара, — так нежно-соблазнительно, маняще-призывающе коснуться губами фарфоровой белизны кожи. «Коварная… Что делаешь со мной?» — подумал он, расстёгивая пуговицы осточертевшей рубашки на ходу. — Надеюсь, ничего серьёзного не произошло, — прошептала Вэи, намекая на внезапно прерванный ужин, когда Мадара в срочном порядке вызвал брата в офис. Именно так объяснил свою отлучку Изуна, извиняясь перед женой за то, что он не дождался десерта. В отличие от Вэи, которая не намеревалась так просто покидать французский ресторан, не отведав бламанже и профитроли! «В конце концов дела бизнеса меня не касаются: никто практически ничего мне не рассказывает», — с такой уверенностью она осталась одна в окружении искрящихся хрустальным светом люстр и серебрящихся столовых приборов. — Ничего такого, из-за чего я должен был прерывать наш ужин, — он опустился на колени и обхватил свою хрупкую жену со спины. — Мадара с возрастом становится всё большим паникёром. — Наверное потому, что именно с годами приходит осознание важности того, что раньше казалось незначительной мелочью, — Вэи дрогнула, окутанная теплом другого человека. С тихим стуком опустила расчёску на столик. Душа стенала, стоило Мотидзуки лишь представить, как Изуна любит её… Ту, что ушла безвозвратно. «Прости, я лгу тебе и всем… Ради блага ведь? Ты ведь счастлив, думая, что обнимаешь, что целуешь её?» — так задавалась и задавалась вопросом она, ощущая, как по коже растекаются раскалённым жаром следы рваных, даже безумных, поцелуев. — Он уже полгода ведёт себя странно… — прерывисто шептал муж между поцелуями. — Влюбился что ли? Страх окрасил бледностью щёки, отняв слабый румянец. Вэи сипло выдохнула, эмоционально размазанная напором мужа. Укрыла его ладони своими и несильно сжала, не ведая, насколько распалила страсть в душе мужа. — Кто знает… — Надеюсь, эта несчастная знает и предпримет меры, — бархатный смех Изуны усугубил состояние его жены, у которой мурашки пошли по коже при мысли, что, да, она знает. — Потому что ухаживания брата больше похожи на агрессивное нападение. Прохода не даст, пока не сломит её. Она боялась проводить параллель с прошлым… Боялась того, что в мире настоящего не может найти ответа на этот вопрос: как погасить пламя чувств в широкой груди этого грозного, одинокого мужчины. «А ведь и Тобирама казался ей таким же — одиноким и грозным начальником, один вид которого вызывал панику в рядах работников», — об этом она думала уже после наступления ночи. Смотря затуманенным взором на размытые огни Токио, разглаживала жёсткие волосы Изуны, уснувшего на её груди. Вспоминала прочитанное в её дневнике. Строки размывались в изображения прошлых дней чужой жизни, которая, однако, была бесконечно цена и дорога для одного из самых влиятельных людей Японии. Тобирама, после разговора со знакомым адвокатом с Уолл-Стрит, коротал бессонную ночь в кабинете своего небольшого дома в английском стиле. Потягивая коньяк вспоминал, как впервые увидел эту девушку-проблему, пошатнувшую недвижимое спокойствие его холодного разума. — А ведь это случилось десять лет назад осенью…