Игра в смерть

Вэи переполошилась, услышав грубую хрипотцу за спиной. Ручка, выводящая иероглиф, выписала сальто на бумаге, оставив завивающийся след. «Слава ками, это был черновик!» — подумала она, с ужасом разглядывая чернильное безобразие. Последним словом она могла охарактерирозовать и манеру начальника стучаться «дипломатично». «Вроде постучался, а вроде бы и сразу дверь распахнул…» — с такой мыслью она осторожно поднялась со стула, чтобы должным образом поприветствовать руководителя низким поклоном. Возможно, в иной ситуации, Мотидзуки бы в порыве чувств и страха вскочила бы с места, однако, в крохотном квадратике кабинета подобные действия казались чем-то сродни акробатическому трюку. Поэтому приходилось заставлять вышестоящего снисходительно ждать. Однако не скорость приветствия беспокоила Вэи в данный момент. В мозгу теснились тревожные предположения, которые можно заключить в одной фразе: «Где я успела накосячить?» — Добрый день, Тобирама-сама… Позвольте узнать, что Вы желаете обсудить? Длинные чёрные змеи прядей, выбивающихся из тугого пучка, безмятежно покачивались, пока девушка гнула спину перед начальством в течении положенного для подобной демонстрации покорности и уважения срок. «Решила остановиться на более официальном варианте слова «говорить». Китаизм здесь как-никогда уместен. Боюсь, используй я более простую форму, то Тобирама-сама мог бы разозлиться, подумав, что я вижу его просьбу как нечто несерьёзное, вроде беседы с коллегами… Ох, а как же дела у Осамы, Харуки, Кийо…» — додумать ей не дал холод интонации Тобирамы-сама, тут же сковавший всякую мыслительную деятельность. Сосредоточиться только на его голосе. Отвлекаться — запрещено. По крайней мере, так увещевала себе Мотидзуки. — Тонкости перевода. Я упоминал два дня назад, что намерен проникнуть мыслью в «русскую душу» бизнеса. Пришёл на день позже, чем предупреждал. Разумеется, мне крайне неловко, что я дал вам пустое обещание, — по голосу, впрочем, слышалось обратное. — Однако вы не ведете бизнес, если не встречаетесь с форс-мажорами. Тобирама стоял несколько поодаль от входа. Вэи было сложно разглядеть его фигуру: её окутывала блеклая полутень коридора. К тому же в проходе мелькнула лишь рука и обрамление манжета. Тянущиеся по прямой пуговицы сверкнули тусклым золотом в россыпи ярких солнечных лучей. — Поэтому, прошу в конференц-зал. Урок скоро начнётся. А у вашего ученика, Вэи-сан, помимо этого занятия запланировано множество других. — Я только возьму записи и словари. Нужно подготовиться к уроку. — Как вам будет угодно. Главное — побыстрее. Мотидзуки ощутила себя охотничьей собакой, которую наконец-то спустили на вожделенную дичь. Она тут же бросилась собирать всё необходимое, благо, несмотря на неимоверное количество работы, её рабочее место блистало порядком. И, с недавних пор, уютом. «Надеюсь, он не против того, что я немного «облагородила» пространство», — подумала Вэи, водрузив папку с черновиками на массив из трёх увесистых словарей. Её округлый подбородок упёрся в красный пластик, пока небольшими, но цепкими ладошками она силилась удержать всю тяжесть гранита русско-японской нефтедобывающей науки. — «Выгляжу как кракозябра кривоногая. Уверена, в глубине души Тобирама-сама… Вряд ли катается по полу от смеха, в таком амплуа его и не представить, но посмеивается как пить дать», — её саму забавляло своё положение. Хотя натуженные руки являлись сомнительным поводом для радости. Вэи шла осторожно, стараясь придать робкой поступи скорости, на которой так настаивал начальник. Было страшно сделать шаг и оступиться. Тогда, согласно траектории возможного падения, она влетит в дверь дамской уборной или ударится спиной о собственное кресло. Обе перспективы сулили лишь боль и позор. «Поэтому я постараюсь отыскать «золотую середину»… И всё же, почему он не вошёл внутрь и, вообще, спрятался в коридоре… Кто зашторил тут окна?! Я, кажется, догадываюсь… И путаюсь одновременно, ибо не похоже это на обычное предпочтение полумрака яркому свету», — обуреваемая разношерстными размышлениями Вэи выбралась из кабинета. Тобирама услужливо захлопнунл за ней дверь. И вновь промелькнул мимо, точно тень на стене. Не позволил даже выразить благодарность за известную куртуазность поступка — поразил, ошарашил следующим шагом. Вернее, прикосновением. Его Вэи ощутила настолько внезапно, что не успела даже осознать происходящее. Распробовать, прочувствовать мгновение. То самое, в которое руки Тобирамы-сама укрыли её. Поглотили. Огромные мужские ладони легли поверх её тонких напряжённых рук. Шершавость тыльной стороны оцарапала выпирающие русла вен. Его кожа — холодна как мрамор. Вжимается в её так близко, что ощутимы остро прорезанные линии ладоней. Вэи казалось, она позабыла, как дышать, говорить. Перед её глазами краснела поверхность папки и чернела водолазка начальника. Однако тяжесть так же внезапно сменилась лёгкостью… Она больше не держала книг. Тобирама-сама забрал их, оставив помощницу с пустыми, пылающими от недавнего прикосновения руками. «Нужно… срочно заполнить паузу в эфире… Иначе шоу обречено на провал», — взволнованный разум начал выдавать колкие метафоры, которые должны были лопнуть это раздувшееся молчаливое напряжение. С её стороны точно. Начальнику, вероятнее всего, подобная ситуация была индифферентна настолько, что едва ли он вспомнит, как ощутил прикосновение маленьких женских ладоней. — Ох… Э… Это так учтиво с Вашей стороны, Тобирама-сама! — Вэи поспешила за поклоном скрыть смущение и растерянность. Они нашли своё воплощение в нежном румянце, опалившем щёки и даже нос. «О, ками! Надеюсь, нос у меня от смущения не краснеет! Иначе от позора мне не отмыться во век!» — тревога начала сорняком разрастаться в душе, омытой дождём внезапной щедрости сильного мира сего. Однако она покрыла все мысли окончательно и бесповоротно, стоило Вэи лишь поднять голову и наконец-то хорошо разглядеть Сенджу Тобираму. Он был не просто высок… Он был огромен по меркам 150-сантиметрового роста Мотидзуки, первым желанием которой было в страхе отступить к стене. Едва себя сдержала. Лишь тихо взглотнула, молясь, чтобы Тобирама-сама её случайно не сбил с ног. — Вес этих знаний слишком тяжел для вас, Вэи-сан. Я донесу его быстрее, — ровным, спокойным голосом он отрезал эту вежливую форму язвительности. Мотидзуки стало до боли обидно, ибо она не понимала, каким поступком вызвала подобное отношение к себе. «Ночую, можно сказать, на работе в обнимку со словарём… Сделала сложный и объёмный перевод за три дня… Я уже забыла, что такое спокойное чтение дома, безмятежная беседа с Сасори… Я уже молчу о встречах с ото-то… А он ещё и иронизирует тут, пользуясь высотой своего положения и роста!» — возмущение начало кипеть в её душе, так как температура небрежного отношения начальника к её достижениям была явно выше ста градусов. По Цельсию точно. — Приношу свои извинения за то, что обременила Вас подобной тяжестью, — выдавив из себя тихий вздох, Вэи двинулась следом за Тобирамой-сама, едва поспевая за его размашистым шагом своим, семимильным. — Не стоит извиняться, для меня этот груз не так тяжёл, — ему хватило вежливости опустить вторую часть сравнения, пока Вэи побежала вызывать лифт. В прямом смысле побежала. Иначе ей бы не удалось перегнать начальника. Дробный цокот тяжёлых каблуков отозвался громким эхо в послеобеденной тишине коридора. — Это хорошо, потому что мне придётся добавить к этой тяжести ещё немного, — Вэи с натужено-вежливой улыбкой пропустила Тобираму вперёд в кабину, а сама юркнула следом. — Позвольте узнать, какой этаж? — Двадцатый. Под тяжестью вы имеете ввиду ваш переводческий комментарий? — произнёс он, чуть склонив голову, чтобы захватить в поле зрения бывшую пиарщицу. — Да, — Вэи немного подняла голову, чтобы поддержать зрительный контакт, ведь смотреть в сторону было бы совсем невежливо. — Благо, он устный. Это будет эфемерная тяжесть. Был бы письменным, то по объему бы составил половину диссертации, если подробно рассматривать каждый случай. Сухая усмешка соскользнула с тонкой линии губ Тобирамы-сама и растаяла в скользящем шорохе движущейся кабины. Роскошно обустроенной кабины, как успела заметить Мотидзуки, «подостывшая» после разогрева завуалированной перепалки. Она не решалась поворачивать голову, чтобы не выглядеть, как рассматривающий диковинный музей турист. Однако сделать это было крайне сложно. Тусклый перелив лака панелей полированного дуба приковывал взгляд, что впоследствии невольно падал на тонкое стекло зеркала, обрамлённого деревом на манер картинной рамы. В кристально-чистом отражении Вэи увидела себя и его — Сенджу Тобираму, её начальника. Статный, высокий, с гордой осанкой потомственного аристократа — он вписывался в эту атмосферу благородного, не показного богатства, роскоши сдержанного, элегантного вкуса. В рассеянно-теплом свете галогенных ламп седина его волос отливала снежной белизной, гармонирующей в завораживающем сочетании с призрачно-бледной кожей. Мотидзуки не могла поверить, что люди рождаются такими. «Не белые же у него волосы в самом деле? Глупости… Разве же так бывает? Даже для блонда оттенок слишком светлый… Скорее всего ему за пятьдесят», — Вэи устремила взгляд прямо перед собой, решив, что это — наилучшая позиция, не изобличающая никаких эмоций. — «А дедовское ворчание лишь подтверждает это. Но и кожа очень бледна, как у аристократок прошлого, когда они белились… Быть может, эта бледность связана с его боязнью солнца? Вот надо не забыть спросить Сасори, а то всё собираюсь…» Однако отнюдь не собиралась Вэи лишний раз смотреться в зеркало. Слишком разителен контраст между этим статусным господином и ней. «Как пенёк рядом с дубом, честное слово… И посмеются же партнеры, когда увидят», — свой рост казался смешным, пролегшие под глазами полумесяцы мешков — страшными, как полнолуние в готических романах. Однако периферийное зрение всё равно выцепляло из смеси коричневых оттенков дерева и тёмных тонов костюма начальника белизну её блузки. Она выменяла её у одной дамы, которой та стала мала на элегантный клатч, что, в свою очередь, обменяла у одногруппницы из Англии на платье в горошек из СССР. Для той подобное было любопытной, практически экзотической диковинкой. Белая блузка с рукавами-«фонариками» и переплетающейся китайской застёжкой на манер династии Мин — легкая, облегающая грудь и подчеркивающая талию, не просвечивала того, что должно остаться втайне от чужих глаз. Вэи посмотрела на длинную чёрную юбку из грубой, оттого держащей форму ткани, и ей стало неловко. Вспомнилась сцена из бутика «Carine Gilson», скептически-молчаливая оценка «милым другом» её пальто, извечные насмешливые взгляды Натсуми… «Тобирама-сама тоже видит, что мои вещи — «люксового» китайско-подпольного бренда… О, ками, они просто помешались на одежде! Никогда не понимала этого желания оскорбить человека — пусть и безмолвно — лишь потому, что у него нет денег», — Вэи осознавала, что пытается прикрыть этой мыслью чувство собственной незначительности на фоне таких видных персон. Точно подорожник к ране прикладывает — немного помогает снять боль, но не избавляет от её возбудителя. Мотидзуки казалось, что прошли минуты, пока лифт спускал их на три этажа ниже. Однако, на самом деле, минули считанные мгновения. Дверцы разъехались. Тобирама первым ступил в залитый тускло-белым светом коридор. Вэи поспешила следом за ним. Шли недолго. Спустя несколько прозрачных дверей в черном алюминиевом каркасе они дошли до двустворчатой, деревянной. И по тому, что это был последний вход в извилистом коридоре, и по надписи на позолоченной табличке Вэи поняла: они пришли. «Раз здесь более никого нет, то швейцаром сегодня работаю я», — подумала она на полном ходу ко входу в конференц-зал. Ей приходилось ускоряться, чтобы просто успевать за начальником. Что говорить об «обогнать»… Вэи во время распахнула створку двери — Тобирама-сама размеренно вошёл внутрь, не поведя ни головой, ни бровью в сторону застывшей в поклоне девушки. «Успела! Ух, успела! Да я весь наеденный за дни жирок растрясу после нескольких подобных встреч», — она понимала, что таких ей предстоит предостаточно. Стоило быть готовой к новым марафонам. Тихий стук растаял в подёрнутой воздушной свежестью тишине. Явно недавно открывали окна. Однако, сейчас, как того и ожидала Мотидзуки, все они были скрыты за полосами темных жалюзи. Полутьма, освещенная белым верхним светом точечных ламп, рассеялась по комнате пыльной дымкой. — Садитесь, — Тобирама-сама кивком указал на кресло по правую руку от центрального. Его он занял сам. Перед этим директор с удивительной бесшумной легкостью опустил тяжелые словари на стол. Будто они вовсе ничего не весили. Вэи попыталась про себя сделать вид, что она не завидует такой силе. «Будет свободное время… Чудеса случаются в этом мире… Запишусь в спорт-зал, чтобы тоже словари и пакеты из магазина с легкостью таскать, а не как обычно, пыхтя как паровоз», — отвлечённая мысль помогла расслабиться, собрать осколки более серьезных размышлений, касающихся работы, а не близседящего мужчины. Только сделать это было крайне сложно — требовалась недюжинная сила воли. Она же, предательская, подвела — слишком велико желание рассмотреть потомственного, пусть и не действительного, князя, её руководителя и просто видного мужчину. Усевшись в черное кресло, Вэи украдкой глянула на Тобираму-сама, а заодно и окинула любопытствующим взором весь кабинет. Конференц-зал — это переплетение белого и чёрного, с его многочисленными тонами и оттенками. Посреди стоит пусть и не круглый, однако, крайне изысканный овальный стол из неизвестного Вэи, но, безусловно, крайне дорогого дерева. Чёрные кожаные кресла на стальных ножках сгруппировались вокруг него, плавной линией проводя взгляд от одного конца стола до другого, за которым возвышалась высокая спинка места руководителя. Ещё один показательный символ власти, влияния. Ещё одно напоминание о безропотном подчинении знающих, за кем в итоге останется последнее слово. Панорамные окна за спиной кресла главы компании должны открывать взору сидящих несравненный урбанистический пейзаж — стеклянный лес небоскрёбов, смешанный с металлическими «соснами» подъёмных кранов. Надо всем в неподвижной важности простирается пелена небосвода. Однако жалюзи ревниво скрывали вид. Оттого конференц-зал приобрёл оттенок той солидной мрачности, что, скорее, оттолкнёт бесчувственной холодностью. И Тобирама-сама идеально вписывался эту композицию. Так, словно он был создан для того, чтобы сидеть здесь, в окружении чёрных кресел с линией панорамы за спиной. Ворот чёрной водолазки аккуратно обрамляли лацканы пиджака чуть более светлого цвета, отливающего туманно-синим оттенком. Этот пиджак сидел на нём как влитой, как непосредственная часть его тела, как «вторая кожа». Линия золотых пуговиц идёт в два ряда. Наглухо застегнута каждая. Её начальник, как казалось Вэи, не терпел небрежности ни в работе, ни во внешнем виде. Заглаженные назад с правым пробором волосы яркий тому пример. «Для своего значительного возраста он замечательно сохранился! Совсем не удивительно, что Натсуми втайне, бедная, вздыхает по нему…» — Мотидзуки поспешила опустить взгляд на папки набивших оскомину документов. Не приведи ками, заметит её непомерное любопытство — быть беде. К тому же она с каким-то по-детски наивным страхом боялась одной лишь мысли, взбудоражившей её во время их второй встречи. «Да он мысли читает!» И, будто действительно проникнув в глубину сознания новоиспечённой переводчицы, Тобирама-сама осознал, что её размышления далеки от сути дела. К которой он перешёл сразу, без излишних предисловий. — Перескажите суть текста языка оригинала. Только избавьте от громоздкого канцеляризма. Мне важен смысл, скрытый за плеядой слов, — крепкие руки сцеплены в замок, неподвижно упираются в папку с переводом, в то время,как его взгляд с силой упирается в её большие серые глаза. «Будто прожечь насквозь хочет», — в гнетущей тишине напряжённость прорезала мозг мощными импульсами головной боли. Хотелось закрыв глаза приложить лёд ко лбу, сбить температуру волнения. Однако то были лишь пустые мечты — Вэи это осознавала. Поэтому, обозначив кивком своё понимание проблемы, вежливо поинтересовалась: — Могу я перечитать документы? — Разумеется, — Тобирама-сама кивком указал на светло-зелёную папку, лежащую у края стола. Вэи потихоньку перетянула её на свою сторону. Пальцы скользнули внутрь папки, через несколько мгновений извлекли из неё пакет документов, при виде которых в душе зарождалась бушующая паника. Однако, больше опостылевших бумаг, Мотидзуки боялась колкого недовольства начальника. Соскребя остатки силы воли, она постепенно погрузилась в чтение до тошноты знакомых строк. Спустя пять минут она медленно, с уверенной расстановкой объясняла японцу каждый интересующий его нюанс: будь то детали последних разработок компании или квалификация специалистов отдельных департаментов. Тобирама-сама отличался молчаливым умением слушать и меткой способностью задавать краткие вопросы по делу. Спустя полтора часа своеобразного допроса, он с уверенностью сыщика, вышедшего на след, заявил: — Нас обманули. Не знаю, кто конкретно — переводчик Изава-сан или ваши соотечественники, — тёмно-синий «Parker» оставил последний росчерк на белоснежной странице ежедневника, обтянутого тугой черной кожей. — Либо некомпетентность первого, либо жадность вторых. — Изава-сан переводил письма или телефонные переговоры? — Вэи открыто посмотрела на начальника, справедливо решив, что встреча по рабочим вопросам — не время для робости. — Последнее. Мне обещали более впечатляющие результаты за более впечатляющую цену, соответственно, — Тобирама-сама ответил ей прямой остротой своего взгляда. Несколько мгновений операционный директор и названная переводчица сидели, не шевелясь, впервые променяв действия украдкой на неприкрытые страхом или безразличием. Это — двое профессионалов, заинтересованных в успешном разрешении проблемы. Пусть и причины были у каждого свои. — Однако, исходя из сказанного и переведенного вами, Вэи-сан, их слова разнятся с официальными данными. — Я хочу заметить, что в этот неутешительный список следует включить весьма расплывчатые формулировки, которые любой профессиональный юрист сможет истолковать в пользу ваших партнёров, — Мотидзуки чуть сильнее сжала простую пластиковую ручку, чей кончик завис в ожидании над тронутым желтизной винтажным блокнотом. Стыд за соотечественников душил. «Кто бы сомневался, что играть честно они не будут», — подумала она, всматриваясь в лицо Тобирамы. Затемнённое пеленою полусвета выражение кажется ещё более серьёзным. Может, из-за того, что грубый веер морщин у глаз, резкие полосы носогубных складок стали куда более заметны. — Я отметил этот момент в вашем переводе. Благодарю за комментарии к нему, — без тени улыбки произнёс Сенджу, касаясь проницательным взглядом округлой щеки Мотидзуки. — Без них я бы вменил это в вину вам. — Я в этом не сомневалась, — Вэи позволила себе на несколько мгновений улыбнуться с искренней весёлостью. — Любые серьёзные сложности и лакуны должны быть объяснены для получателя. Это ставит в известность о существовании подобных неприятностей и его, и переводчик снимает с себя ответственность за то, что он в силу различия языков решить не может что-то объяснить в "теле" текста… Безукоризненно и молчаливо уж точно. — Профессиональный подход, — кивком он выразил своё признание её способностей. Вскользь прочтя явно не в первый раз документ комментария, Тобирама-сама задумчиво хмыкнул. — Лучше бы вы работали переводчиком, Вэи-сан. Вы могли бы многим компаниям облегчить жизнь. Комплимент польстил самолюбию Мотидзуки, не без гордости подумавшей: «Вот бы тётя слышала его слова!» Однако скрытые шипы оборота «лучше бы» оставили на этой гордости тонкие полосы ран, кровоточащих вопросом: «Неужели пиарщик из меня никудышный?» Впрочем, кое-как приложив к свежим царапинам мягкость самоутешения, Мотидзуки поспешила ответить: — Может быть когда-нибудь, если ничего другого не останется. Тобирама кольнул её взглядом. Но тему личных устремлений подчинённой он развивать, очевидно, не собирался, так как следующие его слова касались злосчастных отчётных данных: — На переговорах я… — осекшись, он коротко усмехнулся. От этой грубоватой, низкой хрипотцы у Вэи, истязаемой сосредоточенным взором, закололо кончики пальцев. «Какая странная реакция… Видимо, из-за усталости и недостатка сна мой организм стал более чувствителен ко… всему непривычному. Сасори усмехается иначе… мягче как-то», — она опустила голову, чтобы Тобирама-сама не уловил в серых глазах растерянности. Мог приписать её неуверенности в суждениях девушки, что было чревато обвалом хлипкого мостика профессионального доверия, который они протянули на встречу друг к другу. — … мы проясним эти моменты. Равно как я и команда пересмотрим предложенную цену. — Простите моё любопытство, — дежурная вежливость не соответствовала реальности, в которой Вэи не видела причин извиняться за вполне невинный вопрос с её стороны. — Но, позвольте узнать, почему нельзя сделать это по телефону? Так ведь быстрее получится. — Вам не занимать любопытства, как я посмотрю, — будоражащая хрипотца его усмешки сдавила щекочущим ощущением горло Мотидзуки, всё более поражавшейся откровенно неадекватной реакции организма на этот звук. — Это неплохо. Иногда. Большого секрета в моём намерении нет. Тобирама-сама практически незаметно откинулся на спинку стула. Оставалось лишь поражаться непринужденной легкости его движений. — От вас, по крайней мере. Я не хочу, чтобы они успели перестраховаться, обратившись к более толковому законоправу, то есть юристу, — такое искрометное замечание Вэи не могла, да и не хотела оставить без должного смешка. — Конечно, и мы не оказываемся в абсолютно выигрышном положении — рассчитать разумную цену при недостатке данных невозможно. Не теоретически, а практически. Всё это будет лишняя спекуляция и ненужная трата времени. С другой стороны, мы, Вэи-сан, являемся пострадавшей стороной в этом вопросе. Имеем право на компенсацию временем, дополнительными требованиями. Затаив дыхание, словно если бы она каталась на широко известном, безумном аттракционе «американские горки», Вэи слушала план этого прожёного бизнесмена, вспоминая слова господина Фудзиты о его выдающихся способностях. «Как тонко он использует, казалось бы, проигрышную ситуацию в свою пользу!» — даже эта мысль казалась слишком громкой, отвлекающей от самого главного. Грубый, властный голос будоражил неподвижную тишину просторного кабинета. — Более того, пакет запрошенной документации пришел позже положенного на неделю. Неделю позже, — нажим, сравнимый с бульдозерским, прогладил интонацией знание об этом вопиющем безобразии в мозгу Вэи. — Я узнал: задержек не было. Письмо выслали поздно. Следовательно, апеллируя и к этой их оплошности, мы, в свою очередь, заявим, что поздно наняли поздно переводчика — вас, Вэи-сан. «Кажется, мой недалекий мозг начинает доезжать до финальной остановки его мысли…» — Мотидзуки бесконтрольно сильно сжала бледно-розовый пластик ручки. Висящий на колпачке крохотный брелочек с «Хелло Китти» закачался в такт вероломному действию. Потерянность прогрызла душу со всевозможной плотоядной жадностью сомнения: только сейчас Вэи осознала, как она слепо стала пешкой на доске игры «Больших Корпоратов». Она много читала об интригах, закулисных заговорах… Но прочитанное оставляет чистой душу, но забитой голову. Реальность же воздействует с точностью да наоборот. «Но ведь иначе в этом мире не выжить… К сожалению… Не зря же наш народ говорит, что с волками жить — по-волчьи выть», — её взгляд рассеянно скользнул по зашторенным окнам, обнаружив в дальнем углу не виданный ею ранее фикус с продолговатом горшке. Кажущиеся пластиковыми листья понуро нависали над острыми керамическими гранями. — Вы, со стахановской самоотдачей… — произнёс он, спокойно смотря на переводчицу, которой едва удалось скрыть удивление: Вэи не могла и представить, что Тобираме-сама известен герой социалистического труда. — Перевели весь этот пакет за три последних дня. Так, мы поздно заметили пробелы в договоре. Поэтому не успели связаться до отлёта делегации в Токио. А смысла связываться с заместителями — нет. Они вряд ли на ментальном уровне передадут через континент и Японское море сообщение своему высоконеаккуратному начальству. Таким образом, мы заставим их, с помощью силы дипломатии и здравомыслия, предоставить нам истинную информацию. Уверен, все знающие специалисты будут в составе делегации. А, если нет, то проведем телефонные переговоры в тесном кругу покупателей-продавцов. Вэи ничего не оставалось кроме того, как сказать: — Потрясающий план! — Благодарю, — произнёс Тобирама без самодовольства и просто какого бы то ни было довольства. Его глаза сверкали мрачным блеском потаённой мысли. — Вэи-сан, вы поняли, что от вас требуется в ходе переговоров? — Делать вид, что я переводчик из агенства или меня наняли недавно? — Именно так. Он потянулся к сине-золотой пачке сигарет, однако, в последний момент вернул руку обратно на злосчастный перевод. Вэи поспешила предупредить его: — Я не против курения… И перекура. Быть может, Вы желаете кофе, Тобирама-сама? Светлые брови мужчины изогнулись в изящном удивлении. Впрочем, вербализировать его директор не намеревался. Лишь произнёс: — Только не из автомата, Вэи-сан. «А чем ему кофе в автомате не угодил? Он очень даже неплох! И столько разных вкусов: не выбрать просто!» — с такой мыслью она приняла из рук Тобирамы-сама купюру номиналом 2000 йен. Он достал её из внутреннего кармана пиджака с мастерством, которое, как была уверена Мотидзуки, нужно было оттачивать перед зеркалом. «Любой начальник должен уметь красиво и пафосно давать деньги, а не только забирать их», — она приняла банкноту с легким поклоном. Бережно уложила её в боковой карман юбки: не рассчитывала, что ей может понадобиться кошелек. — Какой вы предпочитаете? — Попытайтесь угадать, — тонкая линия губ изогнулась в жутковатом подобии коварной полуулыбки, в то время, как красные глаза следили за мельчайшим изменением её мимики с любопытством учёного. — Мне интересно, получится у вас или нет. Вэи не знала, что и подумать, не то что сказать! «Ками милостивые! Вот как угадать со вкусом любимого кофе, если не можешь предсказать, какие черти пляшут у него в голове!» — она сделала шажок назад, провожаемая его неотрывным, настойчивым вниманием. Хотелось вздохнуть спокойно, но его взгляд, точно лассо, сдавил грудь. — Если не получится, прошу, если только могу на то рассчитывать, чтобы Вы не судили слишком строго — я не специалист по гадальным практикам, — произнесла она, желая треснуть себя за неизлечимую любовь к шуткам, будь те к месту или нет. — Обещаю, наказание за оплошность будет приятным, — рокочущий, холодный смешок не увязывался с дружелюбным, каковым видела его Вэи, значением предложения. — Тогда у меня даже есть стимул проиграть… — она, сама не понимая почему, попятилась к выходу, словно пыталась скрыться от медленно, неотвратимо надвигающегося хищника. — Но я всё же постараюсь не подвести Вас! — Замечательно, — Тобирама склонился над папкой светло-фиолетового оттенка. — Себе тоже возьмите нормальный кофе. Угощаю. Вэи не оставалось ничего, кроме как поблагодарить начальника за щедрость и отправиться на выполнение миссии, которую она сама же и изобрела. Решила зайти в небольшой кофешоп, расположенный через дорогу от офиса. «Я ведь иду по заданию начальника, к тому же уже практически обед — на охранном пункте вопросов задавать не будут», — с такой мыслью она сжимала в тонких руках любимый номинал японской иены. Картина из горячо обожаемой «Повести о Гэндзи» была заботливо отпечатана на реверсе. И чудилось ей, будто шершавая бумага сохранила сухость рук, что лишь час назад безжалостно царапала её кожу. «Тобирама-сама похож на Одиссея… Умный, хитрый и, несмотря на холодную сдержанность, заговорить любого может», — она вдумчиво разглядывала оборотную сторону купюры. Портрет дамы, стыдливо скрывающейся за занавесями, вдруг стал казаться зеркальным отражением её души. Вэи тоже скрывалась за завесой недоверия и страхов, сквозь щелочку наблюдая за начальником — Сенджу Тобирамой. Она едва ли не физически ощущала, как все её представления о нём рушатся карточным домиком, затронутым жестоким ветром перемен. Мотидзуки обнаружила, что господин Сенджу не такой уж неприятный собеседник, когда он выходит из амплуа «генерала КГБ». Стук каблуков отражался гулким эхо в просторном фойе, выполненном по последнему писку минималистической моды. Сегодня на посту несли свою службу новые охранники — они если и видели Вэи, то явно этого не помнили, логично не придавая большого значения одной из сотен работниц «Ota Plaza». Поэтому ей удалось спокойно пройти сквозь турникеты и после быстрым шагом направиться к пешеходному переходу. Пышные рукава-«фонарики», верные метафоричности своего наименования, колыхались на ветру, принесшем на своих невидимых волнах прелый аромат умирающей листы, увядания лета. Вэи подставила бледное, с пролегшими под глазами кругами, лицо нежной солнечной ласке, по которой она ещё, несомненно, успеет соскучиться за сырую, холодную зиму. И вновь мысли вернулись к ненадолго покинутому образу начальника. «Что за болезнь его изводит, раз он боится солнца? Скорее всего из-за неё он такой, воистину, аномально бледный», — она сжала несчастную купюру, боясь, что её врожденная неуклюжесть порывом ветра или случайным столкновением с прохожим отнимет у неё возможность не оплошать перед Тобирамой-сама в самом начале их сотрудничества. «Всё, вот точно спрошу у Сасори! А ведь хорошо, что он не видит меня на улице в таком виде, без пальто, — убил бы на месте, а суд и следствие не смогли бы установить мотивы», — Мотидзуки даже по сторонам огляделась воровато, будто боясь, что знакомая красноволосая шевелюра мелькнет в море черных волос. — «Надоело то как вечно забывать об этом… Всё из-за тех переводов… А наши, ух, русская душа, не могли не попытаться вытащить из иностранца больше необходимого. Втемяшили себе в голову, что заграницей живут одни идиоты, которых можно легко обмануть, потому что те русского не знают». Невысокой хрупкой Вэи пришлось приложить значительные усилия, чтобы тяжёлая дверь поддалась её попыткам. Вновь поразилась, отчего владелец пришёл к выводу, что такая махина строго обязательна в благополучном специальном районе. Неудивительно, что в их с Су Шу месте временного обитания, были установлены подобные — там даже такие не спасали от напора местной элиты самой разной «масти». «Вот поэтому и хочу стать профессором… Искоренить хочу из людских душ это в корне неверное, пагубное убеждение, что представители остальных культур — хуже лишь потому, что в чём-то отличаются от них. Идеалистическая мечта», — неподатливая дверь с недовольным скрипом отворилась, пропуская запыхавшуюся Вэи внутрь помещения, овеянного густым кофейным ароматом. — «Упорство и труд всё перетрут! Мышцы в том числе, ух!»

***

Вэи не угадала. Так ей сказал Тобирама, бросив взгляд на стаканчик с крепким американо. — Но вы были близки к правде. По крайней мере выбрали вариант без молока, — сказал он, смотря в тронутые печалью серые глаза. — Однако наказаны будете в любом случае. Я обещал. А свои обещания, Вэи-сан, я всегда держу. Держите же и вы, — он протянул ей целую стопку писем, покрытых богатым рядом разноцветных печатей. — От наших партнёров из новоиспеченной Федерации. После переговоров с господином Капустин мы встретимся с представителями каждой из этих фирм. Мотидзуки не знала, хихикать ли ей из-за необычного, на английский манер произнесения фамилии «Капустин», либо же плакать из-за объема работы, которую ей придётся выполнить в гордом одиночестве. Она выбрала нейтральный вариант — тихий, тяжелый вздох. — Приятность этого наказания в том, что я должна радоваться налаживающемуся сотрудничеству наших стран? — Если вас это так радует — ликуйте, я не могу вам этого запретить. Я же имел ввиду то, что перевод корреспонденции — приятная разминка для мозга переводчика, — Тобирама-сама с самым невозмутимым и серьёзным видом пригубил американо, перелистнув шуршащую страницу «The Tokyo Times». — Разве не так? Однако Вэи была готова дать зуб, желательно не свой, что он втайне издевался над ней. Хотелось сказать ему в отместку что-нибудь эдакое, меткое. И весьма кстати вспомнился ей один эпизод из «Записок у Изголовья» Сэй Сёнагон. Так, опустившись на прежнее место, Вэи с лёгкой улыбкой процитировала строку: — Но ведь это «Токикара» — «Смотря для кого». Тобирама резко поднял голову, со сдержанным недоверием воззрился на неё. По этому взгляду она поняла — он знал, откуда она уворовала цитату. «Наверное не стоит удивляться. Он ведь потомственный аристократ, следовательно, образование у него соответствующее», — Вэи, не сдержав тихий смешок, отодвинула подальше стаканчик с таким же американо, но с сахаром, и взялась за первое, уже распечатанное письмо. — Значит, для вас, разминка для мозга — не удовольствие? — Скорее подобная разминка. Я больше люблю переводить художественные произведения. — Вы не ищите легких путей, как я посмотрю. — В науку не бывает легких путей, — ответила пословицей Мотидзуки, сама удивлявшаяся своей безрассудной смелости. Впрочем, Тобирама-сама, если и испытывал удивление или негодование, то внешне этого он не показывал. Серебряный, или, как подозревала Вэи, платиновый браслет выглядывавших из-под манжета часов блеснул в белом электрическом свете. Жалюзи теперь были зашторены наглухо. Час назад минул полдень. Его острый взгляд прежде, чем скользнуть на колонку свежих новостей, очертил контур её лица. Вэи явственно ощутила это довлеющее внимание человека, пытающегося понять что-то для себя. Впрочем, ей могло и показаться… — Тогда текст письма для вас легче, чем одежды Бессмертных, если апеллировать к вашей любимой поэзии, — он отпил кофе. — За два часа справитесь? Отделам нужно составить ответ, а вам нужно будет каждый из них перевести. — Сделаю всё, чтобы не подвести Ваше высокое доверие, — измученная фраза на китайский манер была лучшим доказательством готовности выжать из себя все силы, но выполнить задание. «В конце концов, за это мне и платят», — энергия смогла пробиться сквозь неблагодатную почву усталости хрупким, но с каждым выведенным иероглифом набирающим силу росточком уверенности в своих силах. Вэи постепенно погрузилась в дебри двух языковых систем, что не сразу поняла значение обращённых к ней слов. — Как только закончите письмо — сразу зачитывайте мне перевод. Нечто неясное, нечеткое, кажущееся лично вам странным — сообщайте незамедлительно. — Конечно… как ска… прикажите. Каждый занялся своей работой. Вэи переводила, слыша, как Тобирама-сама чётко отдаёт распоряжения Натсуми, вежливо, но без учтивости, общается с представителями банков, инвестиционных фирм, венчурных фондов. Золотая полоса на тёмно-синем «Parker» то и дело вспыхивала переливчатым блеском — так часто он вносил данные в ежедневник, указывал на что-то в документах. В свою очередь, после, директор слушал её. Въедливо, со скрупулёзной тщательностью, задавал уточняющие вопросы. Таким образом, пролетели два часа. Вэи закончила практически в срок, с погрешностью в пять минут. — Хорошая скорость перевода, — его одобрение было выражено в лёгком кивке, направленном в сторону склонившейся над полупустым стаканом с кофе. Он тут же обратил взгляд на деликатно вошедшую секретаря. — Натсуми-сан, заберите переводы писем и разошлите их каждому отделу, на который вы их регистрировали. Дробный перестук шпилек застыл в шагах десяти от кресла начальника. — Разумеется… — Натсуми с пластикой танцовщицы согнулась. — Я сделаю всё… — её слегка завитые, убранные набок волосы кончиками задели мужскую руку, выводящую предложения на писчей бумаге. — Как Вы скажите… — декольте кокетливо приоткрыло соблазнительную полукрглую грудь. — Тобирама-сама. И бровью не поведя, он продолжил сочинять письмо для кого-то из Палаты советников парламента так, будто секретаря уже не было здесь. — Благодарю. Краткий, жестокий ответ. Таковым его могла охарактеризовать Вэи, усмотревшая в темноте глаз Сайто горькую черноту разочарования. Впрочем, та быстро подавила чувства и с вежливой улыбкой отбыла, не одарив Мотидзуки даже тенью взгляда. Впрочем, она и не нуждалась в ней, греясь в заслуженных лучах пятиминутного отдыха. Спустя мгновение узнала почему. — Отдыхайте. Через пару минут идите в Исследовательский отдел. Они созваниваются с русскими по поводу последних новшеств в производстве землечерпалок, — пока он методично описывал ей задачу, продолжая описывать своё дело к политику, Вэи уже начала тихо собирать свои вещи. — Затем вас могут утащить к себе финансисты или юристы — смотря, кто доберётся раньше. Поработайте с их документацией. — Но словари… — стало было возражать Мотидзуки. Она была готова поседеть от ужаса при мысли, что «километровые» экономические термины придётся записывать иероглифами. И не хираганой или катаканой, а чистейшими кандзи. — Я распорядился, чтобы Натсуми-сан закупила всё необходимое. Они у неё. Вы можете их забрать сейчас, по дороге в Исследовательский отдел, — Тобирама-сама поднял голову и с холодным подозрением воззрился на неё. — Вы ведь знаете, где он расположен? — Разумеется, — губы, тронутые пастельной, уже полустершейся помадой, изогнулись в едва заметной улыбке. «Это ведь они хотят выкинуть меня и Игараси-сама из окна, когда мы вновь начинаем рвать друг на друге волосы», — безотчётная тоска по ворчливому, нескончаемо придирчивому руководителю вдруг впилась в душу отравленным ностальгией жалом. — «В этом было какое-о мазохистское очарование… Но всё же и отдохнуть нам друг от друга было необходимо. Он стал совсем невыносим». — Хорошо. Завтра я выдам вам корпоративный мобильный телефон, чтобы всегда иметь возможность связаться с вами в случае форс-мажаров, — поставив точку поднял голову. — Вопросы? — Никак нет, Тобирама-сама. Разрешите выполнять? — Вэи пришлось потрудиться, чтобы не вытянуть спину как во время парада. — Приказ выполнять разрешаю, — сталь голоса стала звучать мягче, податливее на полтона: его явно позабавила очередная метафоричность речи Мотидзуки. Которая, отвесив уважительный поклон, хотела было уйти с чистой совестью, спокойной душой и направленными в предстоящий бой мыслями, но её взгляд, точно утопающий, зацепился за крупные буквы заголовка статьи. Она заняла всю первую страницу «The Tokyo Times». «Десятки опровержений за одну ночь: Следователям, занимающимся печально известным делом Хара Сэтори, удалось выяснить причину самоубийства именитого адвоката «Uchida&Co» — непомерные долговые обязательства в 5.000.000. долларов перед казино Лос-Анжелеса. В свете новых событий «PaxGrop» подаёт иск на «NaraGrop» в Высокий суд по обвинению в клевете».

***

И полетела вперёд череда дней, которую у Вэи язык не повернулся бы назвать «будними». Подобных, как она поняла теперь, разглядывая из просторного конференц-зала ночную панораму Ота, на новой должности у неё было только три первых, во время которых она тихо составляла переводы в кабинете. Это — рутина. А ту вереницу встреч, телефонных переговоров и переписок можно было назвать лишь «офисной комедией». Однако далеко не смешной, а до жути утомляющей. В тот день, после «совещания» с Тобирамой-сама, Вэи задержалась до полуночи в финансовом отделе. Они погрязли в некачественном переводе документации, любезно предоставленном русской стороной. Мотидзуки пришлось вместе с пятью финансистами исправлять процентов шестьдесят определений, дабы те приобрели хоть какой-то смысл в конкретном наборе иероглифов. — О, ками, лучше бы они нам на английском отправили бумаги! Переводчика на английский ведь легче найти в России, чем на японский, не так ли, Вэи-сан? — жалобно взвопил невысокий худощавый тридцатилетний сотрудник Финансового отдела, смотря на на черный циферблат своих швейцарских «Swatch». Часовая стрелка громоздилась аккурат на верхней половине деления. Мотидзуки, скрыв зевок за хрупкой ладонью, второй осторожно пододвинула в сторону мужчины стаканчик ещё не остывшего капучино с амаретто и сливками. Однако в том, что кофемат подаёт настоящий ликёр сомневались все пятеро экономистов, не считая переводчицы. — Намного. И французских легче отыскать… Но, учитывая, что письмо пришло из Верхней Пышмы, я могу сказать, им пришлось сильно постараться, чтобы найти переводчика на японский. — В таком случае… — молодой парень с зализанными назад черными волосами был одним из самых выдающихся специалистов, несмотря на свой юный возраст — двадцать шесть лет. Сощурив сокрытые за стеклами круглых очков глаза, он прицелился и попал ярко-красным фантиком из-под батончика «KitKat» в мусорницу. — Нам стоит поблагодарить их за старание и вернуться к переводу… Потому что черт знает с чем работать нужно. Грузный, но сохраняющий пленяющую моложавость мужчина протёр лоб темно-синим шёлковым платком. — Не могу не согласиться с Араки-куном. Только вашим соотечественникам и тому переводчику известно, на закупку каких деталей они выделяют подобные суммы. Однако их то на завтрашнее совещание с Тобирамой-сама не притащишь. — Жаль, они бы сэкономили нам пару часиков сна, — смеясь, заметил Араки-кун. Он уперся ладонями в столнешницу, рядом с Мотидзуки, старательно кропотящей над поиском нужного термина в обширном справочнике. Осторожно, чтобы не сбить её с курса верной мысли, полушепотом поинтересовался: — Ну, как ваши успехи? — Кажется… — все пятеро мужчин застыли, кто со стаканчиком кофе, кто с блокнотом в руках, устремив полные надежд взоры на сгорбившуюся девушку. — Я нашла! — Свершилось! — Да, черт возьми! — Мы ещё успеем часа четыре поспать! Грузный финасовый специалист, господин Ёсиока Гора, даже взмахнул платком, нетерпеливо вопросив: — О, Вэи-сан, и что же это за дрянь была?! Набрав в легкие воздуха, пропитанного терпкостью кофе, горечью сигарет и кислотой смешанного с парфюмом пота, Вэи на выдохе произнесла: — Коронная шестерня ВОМ трактора… Послышались возгласы, вздохи, а кто-то даже предложил сходить за верёвкой и мылом. Так закончился первый день «безумного переводческого марафона», каковым нарекла Вэи новый отрезок своей работы в «Ota Confectionary». Возвращаться домой за одиннадцать — уже своеобразная традиция. Она и забыть успела, что на работе можно проводить меньше четырнадцати часов в день. Круг лиц, допущенный к сделке, пусть не был широким, однако, переводить для каждого в отдельности особенно сложно: меняются темы, собеседники, да и сами коллеги. И, если с теми, кто был не намного старше тридцати удавалось выстроить дружелюбный диалог, то мужчинам за сорок — они в основном были главами департаментов — юная девушка, да к тому же иностранка, представлялась насмешкой, брошенной им Тобирамой-сама с презрением в лицо. Вэи, как раз возвращавшейся из дамской комнаты, удалось уловить скрежещущее недовольство начальника отдела Корпоративных Финансов. Она бы и не подумала подслушивать — мало ли, он обсуждает с женой приватные вопросы — однако, недовольство, каким он особо подчеркнул её имя, стало сигнальным маячком. Юная переводчица замерла, и до неё донеслось небрежное: «… Эта Мотидзуки просто соплячка! Откуда я должен знать, какие глупости напереводила эта девчонка?... Не упрекайте меня понапрасну, но я бы предпочел, чтобы «Его Сиятельство» выделил мне переводчика-мужчину. Чем ему Изава-сан уже не мил?» Завернувшись, Вэи бросилась в кабинку уборной. Никто не должен был увидеть тронувших серые глаза слёз. Разумеется, непрестанное давление, усталость, отяжелённая четырех-пятичасовым сном, нескончаемая работа с двумя языковыми системами — всё это отразилось зеленовато-бледным оттенком на коже, подавленностью в некогда полных бушующей энергии глазах, молчаливостью за пределами работы. У Вэи уже не было ни сил, ни желания воспроизводить звуки. Особенно, если приходилось полдня «сидеть на телефоне» вместе с высокопоставленным начальством, переводя для последнего соотечественников. Пожалуй, именно эта часть её обязанностей радовала Вэи едва ли не больше всего. «Я уже так давно не слышала русскую речь… Мало советских граждан в Японии. По крайней мере, я встречала лишь нескольких, да и было то в студенческие годы», — такие мысли мягко укрывали душу тёплым чувством радости. Связь с континентом слишком дорога. А ответ родителей и тёти на её последнее письмо отчего-то запаздывал… Одиночество явилось вновь. Тенью воспоминаний. Петлей страданий. По дому, по родным, по родине… — Так это чо, вы, выходит, не японка? — весьма деликатно поинтересовался один из заместителей директора предприятия, производящего буровые установки. — Нет, я из СССР… — Вэи осеклась, про себя кляня свою невосприимчивость новой реальности. — То есть России, да, России. Однако Валерий Дмитриевич Голубь лишь заливисто рассмеялся в ответ. — О, товарищ, я тоже не могу привыкнуть к тому, что эти сволочи всё развалили… Кхм, — гулко прокашлявшись, из-за чего Мотидзуки пришлось отнять от уха трубку, он назидательно заметил. — Не переводите только это вашему достопочтенному начальству. — Разумеется, это останется между нами… — заверила его Вэи, а главе отдела по Международному сотрудничеству заявила лишь, что «господин заместитель директора поинтересовался из России ли я и выразил свою радость, что он говорит с соотечественником».

***

Однако, она достаточно говорила лишь с важными начальниками — хотела того или нет. Поэтому в постоянном перезвоне телефонных аппаратов, хрусте писем и шуршании бумаг Мотидзуки потеряла субботу, которая по высокому велению Тобирамы-сама стала рабочей. Лично для неё и всех задействованных в тайном проекте. «Сколько ни кручинься — работы не убавится, а даже наоборот», — предаваясь безрадостным размышлениям, Вэи потягивала растворимый кофе из кружки, подаренной ей Наруто. На белой керамике был отпечатан один из персонажей «Евангелиона» — Рей Анаями. Как выразился сам Узумаки, вручая «старшей сеcтренке» кружку: «Ну что-то похожее между вами есть… Она тоже вечно читает и скрывает всё ото всех». Серый мрак вновь укрыл Токио пеленою грузных туч. Густой клубящийся туман потопил небоскрёбы. Тёмные и освещенные жёлтым стёкла пугали, казались иллюминаторами подводных лодок, навеки нашедших свою могилу на морском дне. Кричащий неоновый свет, точно лучи сотен маяков, окрашивал туманную густоту в ярко-красный, кислотно-розовый, холодно-голубой. Вэи с искренним восхищением, в котором всё же растворился страх перед мощью и величиной застройки, разглядывала район Ота, кажущийся мистическим городом-призраком, скрытым в пучине морской. Только воображение не могло надолго спасти её от подводных скал безжалостной реальности. Оттягивать момент больше не получится, а перевод очередной отчетности нужно продолжать немедля. Иначе к концу дня на столе у Тобирамы-сама будет лежать её труп, растерзанный его упрёками. Мотидзуки не сомневалась, что он спустит на неё этих голодных тварюг. «Ничего… Я бы тогда лежала и воняла ему на зло… Чтобы ни один шикарный парфюм не заглушил моего безмолвного протеста против жестокого обращения с подчиненными», — сделав большой глоток какаоподобной жижи, Вэи, не отрывая взгляда от панорамного окна, потянулась к недавно установленному стационарному телефону. — «Это же надо в субботу вызвать! Да я бы и ради денег не согласилась бы: с Наруто уже неделю говорю от силы минуты две… А Сасори на меня волком смотрит, оно и понятно, из его пациентов сейчас собеседники лучше, чем я. Их молчание хотя бы можно понять, следовательно — простить. Чего не сказать о моей неразговорчивости». В трубке монотонно-скучающе тянулись длинные гудки. Разглядывая голубоволосую Рей, Вэи подумывала о том, в насколько крупное состояние обошлась бы ей перекраска волос. «Я бы хотела… Цвета глициний! Переплетение лилового, фиолетового и белого», — мягкая улыбка тронула её губы, расколотые крохотными трещинками. Дурная привычка кусать их, когда сильно задумывается. Раздался щелчок, писк, треск, грохот чего-то тяжёлого и зычный клич Наруто: — Шикамару, не раздолбашь последнюю целую тарелку, а?! В ответ ему прилетело сонно-недовольное: — Завались… в магазин и купи себе чё-нибудь поадекватнее этой сирены. — Ой, тоже мне специлист по телефонным звонкам сыскался… Алло? Это кто? — Доставка плохого настроения, заказывали? — Вэи тихо рассмеялась, прижав к уху трубку и бросив опасливый взгляд на дверь. Не приведи ками, Тобирама-сама заявится без стука… «Он запретил телефонами пользоваться в приватных целях», — одарив вниманием сначала громоздкий стационарный аппарат, а затем черную и очень уж угрожающе-брутальную «Мотороллу», переводчица подкатилась на кресле к двери. Благо, провод длинный, а кабинетик крохотный. — «Если он и решит войти после деликатного поглаживания двери, то ему сначала придется толкнуть мой стул. Так, я узнаю о его присутствии… Пока буду изображать копание, мол, сейчас откачусь, как раз положу трубку». Пока Вэи изобретала коварный план по обдуриванию руководства, Наруто со взрывным энтузиазмом начал забрасывать её вопросами: — Нет, но курьера приму с распростертыми объятиями! Онее-чан, ты где пропадаешь то, а?! Сколько работать то можно?! Ты там решила сотрудником века стать что ль?! Или это начальник тебя экспула… плуа… тьфу, слово мерзкое какое, точно французское, — ворчание, очаровательное в своей ребяческой непосредственности, умилило её. — Экспортирует тебя! Вероятнее всего из кухни послышался всё тот же голос, преисполненный усталостью и безразличием: — Это тебя обратно в школу в Англию экспортируют, недоумок. «Экс-плуа-ти-ру-ют». — Ой, нашёлся мне тут Пифагор! — Вэи была твердо уверена, что Наруто показал язык своему многомудрому другу. — Пифагор тут вообще не причем, если чё… — последующие слова заглушило шипение масла и обещания Наруто «понаддавать под зад умному самому». Тихо хихикнув в сторону, чтобы ото-то не принял этот смех на свой счет, Вэи произнесла, не без толики весёлости: — Не расстраивайся, братик, ты вовсе не неправ — ведь Пифагор был великим ученым, разноплановым весьма. Уверена, он прекрасно разбирался в вопросах языка. — Вот и я о том же, умный дядька был! Не то что этот, только выпендриваться и может, — Наруто намеренно повысил голос, чтобы до третьего и невольного участника беседы точно дошло, какого тут о нём мнения. Вэи, воспользовавшись случаем, отпила практически остывший кофе. Так приятно сидеть в тихом кабинете небоскрёба, разглядывая довлеющий над гордом мрак и густой туман, освещаемый фарами струящегося потока машин. «Счастье в малом», — подумала она. В душе жалела, что последнее придется у Наруто отнять одной фразой: — Прости, ото-то, сегодня я не смогу приехать… — Вэи вперила взгляд в черную фигурку, мелькнувшую у одного из окон зданий, стоявших на соседней улице. — Так уж вышло, что работаю… Начальник сказал, нужно переводить срочно-присрочно! Шуршание и возня в трубке заглохли. Застыла тишина — застыл незнакомец. С чашкой в руке он смотрел на городскую панораму. Почудилось на миг, что его взгляд направлен на её окно… «Глупости какие-то… Человек отдыхает и разглядывает округу совсем так же, как и я», — оставив свои необычные размышления тайными Вэи осторожно позвала: — Ото-то… Часовой механизм терпения Наруто показывал: «00:00». — ЭТО ТВОЕГО НАЧАЛЬНИКА НУЖНО СРОЧНО-ПРИСРОЧНО ПЕРЕВЕСТИ В … ДУРКУ!!! ПОТОМУ ЧТО ОН СДУРЕЛ СОВСЕМ!!! — громогласное возмущение Наруто перекрывало и шипение сковородки, и линии связи, которая, казалось, могла разорваться от такого звукового напора. — ПОСЛЕДНИЙ ВЫХОДНОЙ ЗАБИРАЕТ!!! ЧЕРТИЛА БЕСЧУВСТВЕННЫЙ!!! ПОЧЕМУ ТЫ ЕГО НЕ ПОСЛАЛА?!!! — П-потому что как-то нехорошо это… начальство посылать куда-то… — ожидавшая бурный эмоциональный отклик «брата», Мотидзуки, тем не менее, дрогнула под таким напором непритворного негодования. — Наоборот все должно быть… — Если начальник экспортер-говнюк, можно и послать! — с разящим уверенностью достоинством ответил Наруто. Впрочем, раньше Вэи флегматично отозвался его товарищ с кухни: — «Экс-плу-ат-ат-ор»! Вместо порно-комиксов лучше бы словарь перед сном читал. — Что ты там перед сном читаешь?! — она не смогла не подразнить ото-то, хоть и понимала, что под «порно-комиксами» его друг понимал совсем не вульгарное чтиво. — Ой, Шикамару, жарь там свою яичницу молча! И не гони на честных людей! Вообще, не учи сестренку всяким мерзостям своим! Вэи-чан, не слушай этого извращенца, он всякую пургу несет… — Передай Шикамару привет, — Вэи смотрела на своё улыбающееся отражение в панорамном окне. — И прости, пожалуйста, что так получается… Обещала сегодня приехать, а вот оно как вышло… Может, завтра тогда соберёмся? — Я лучше ему пендель под зад передам, но, так уж и быть… — послышался глубокий вздох, а затем радостное: — Завтра так завтра! Главное, что увидимся вообще… А то не вижу, не слышу тебя аж с понедельника! Всё из-за твоего придурка-начальника… Покосившись на дверь, боясь, чтобы внезапно из пустоты коридора не послышались шаги столь лестно названного господина, Вэи прикрыла обмазанной чернилами ладонью нижнюю часть трубки. «Нельзя этим стенам слышать, как Тобираму-сама именуют иначе, чем «господин директор»…» — думая, она смотрела на темную фигуру в противоположном окне. Покачивая крохотную кружечку в руках, черный силуэт, не сходя с места, созерцал клонящийся к вечеру небосвод. И всё чудилось, будто его взгляд скользил к окну, за которым сидела любопытная переводчица. — Он платит мне за это, так что не такой уж он и плохой, — Вэи покачала головой, пригубив кофе, особенно сладко-горьковатый на дне. — Давай завтра сходим на заброшку, если ты не против. Мы с Сасори такую нашли! Ты должен её увидеть! Возьмем с собой кипяток в термосе, лапшу и ещё чего-нибудь для закусочки. — О-о-о, я в деле, онее-чан! — Не против, если Сасори к нам присоединится? «Ему будет так неприятно, что я будто бы избегаю его… Хоть и домыслы это всё, однако, мой «милый друг» так восприимчив ко всему в этом мире: Сасори очень тонко чувствует, но умело скрывает это», — перед её глазами предстали его — большие карие холодные. Растерянность, что поначалу отразилась в них, переросла в острое раздражение, когда маэстро узнал, что урок на клавишных отменяется из-за внезапного звонка «Мотороллы». — Да нет, я то только «за», — произнёс Наруто после краткой паузы. — Просто не уверен, захочет ли он пойти… Со мной, по крайней мере. — Почему же это? — Вэи искренне не понимала причины такой неуверенности. На протяжении вот уже трех лет они иногда собирались втроем, и никто не высказывал претензий, по крайней мере, вслух. — Ну… Сасори он какой-то… Умный шибко, но не так, как засранец Шикамару — этот просто брюзжит, а так свой в доску парень. А Сасори, ну так он и старше нас вдвое, тихушник, зырит странно, а, если и говорит, то максимально непонятно. — Но почему же ты раньше об этом мне не рассказывал? — Да… Не приходилось как-то… ни к слову, ни к делу… — Наруто излишне растерянно и подозрительно рассмеялся. Очень подозрительно неестественно. Вэи смекнула, что его неуверенность обуславливается отнюдь не одним лишь смущением перед более старшим товарищем. Её «ото-то» мог со спокойной душой и дремлющей совестью общаться со старшими достаточно фамильярно, чтобы это сочли неприличным. «В течении трех лет его ничего не смущало в поведении Сасори, и тут ни с того ни сего он становится «заумным тихушником»… Нечисто дело. Наруто — не злостный клеветник. Он никогда просто так плохо о людях говорить не начинает», — грудь вдруг защемило беспокойством, необъяснимое волнение жаром начало стекать по рёбрам. Вэи навалилась на спинку стула. Точно лавина её погребла усталость, порождённая утомительно долгой, тягучей, как жвачка, неделей. А, следом за ней, обрушился страх перед смутным конфликтом, неясным разладом, трещиной пролегшим в крепких приятельских отношениях двух её самых близких людей во всей Японии. Однако сказать она ничего не успела: Наруто, словно предвидя наступление неудобных вопросов, затараторил со скоростью мчащегося по шоссе «Ferrari». — Но, да... я побежал, знаешь, тут Шикамару мне щас всю кухню спалит, повар фигов! А ещё я тебя, онее-чан, познакомлю с моим однокурсником! Он такой… хороший, правда, отличный парень! Просто несчастный… — печаль дрогнула в звонком голосе. — Ему нужно общение, не только со мной… Тогда поймет, что нифига он не позорник и тем более не отброс… Прибил бы его батьку, была бы возможность… В общем, сестрёнка, я рассчитываю на твоё понимание! И…ы-ы-ы…а-а-а.э –э-э… Последние слова расщепились на набор нескладных звуков из-за скрежетания в трубке. Вэи воскликнула: — Братик! Что происходит?! — Алло, спокойствие, Вэи-чан, это Шикамару на связи, — какофония сменилась звучанием приятного голоса с лёгкой хрипотцой курильщика. — Не волнуйся, твой младший пиздюшеныш в порядке. Идет готовить общий ужин для просмотра американского боевика. Девушка облегчённо выдохнула. Взгляд упал на кружку в руках — дрожит. Немного. Однако это — плохой знак. «Глупая… Перенервничала уже… Всё из-за усталости… Документы нужно срочно перевести, я слишком припозднилась», — взор скользнул на перечеркнутые, исписанные иероглифами листы. Тьма сгущалась, а мягкий нежно-жёлтый свет окутывал кабинетик в светлый кокон приятного уюта. О, если бы такой воцарился в её душе… — Привет, Шикамару-кун… Я рада, что вы с братиком так замечательно проводите время. И мне бы так хотелось с тобой поболтать, но Наруто мне кое-что явно забыл сказать… Не мог бы ты, пожалуйста… Однако, в который раз за этот неоднозначный диалог, Мотидзуки перебили. Шикамару хриплым кашлем смел уже было сформировавшиеся звуки, оставив её беззащитной перед его словами. — Не стоит изворачиваться, Вэи-чан. К тому же это бесполезно — я рассказал Наруто о Сасори. Так что не нужно изводить паренька, а то он остатки словарного запаса растратит. — Шикамару… — голос Вэи не дрогнул, но задрожала рука, сжавшая ручку кружки. — Я как и братик растеряла остатки скудного словарного запаса… Иным он быть не может после таких новостей. Расскажи мне… расскажи обо всём. — Могла бы не упрашивать, я ведь итак собирался, — сипло усмехнулся Шикамару, но тут же посерьёзнел, продолжив: — Вэи-чан, я рассказываю тебе это всё, как бы выразиться, по старой дружбе. Поэтому я прошу тебя об ответном дружеском одолжении — не раскрывать Сасори моё имя. Весь этот диалог и сама ситуация походили на кошмар, который захватил сознание, стоило ей лишь на несколько мгновений закрыть глаза. Только боль сжатой руки была реальной, ощутимой, тупой, как-то неясное чувство тревоги, что овладело ею. Перевод вдруг стал казаться несущественной безделицей, а шторм гнева Тобирамы-сама — легчайшим морским бризом. Эмоции и чувства затупились о краеугольный камень осознания — происходит нечто ужасное. Нечто, способное неотвратимо повлиять на течение её жизни, разделив его на два русла — «до» новости и «после» неё. — Я… Мотидзуки взглотнула. — Обещаю… Короткие аккуратные полумесяцы ногтей поскребли по трубке. — Только объясни наконец, что за дурь здесь происходит. Шикамару хмыкнул: — Жизнь — похлеще дури. Особенно, жизнь твоего «товарища», так ведь в СССР обращаетесь друг к другу? Кхм, — прокашлявшись, он продолжил чуть более тихим голосом, будто боялся, что его могут подслушать. — Вэи-чан, я не знал, что ты общаешься с этим типом. Иначе раньше бы предупредил, что с ним нужно держать ухо в остро и телефон под рукой, чтобы связаться с полицией в случае чего. Вэи-чан… Отчего собственное имя звучит как смертный приговор? — Акасуна Сасори — не тот, кем кажется. Он — опасный тип, который якшается с ребятами «топ-10» в списке спецслужб и полиции. Уверен, тебя он с ними забыл познакомить… Равно как и не почесался упомянуть свою увлеченность созданием синтетических лекарств, как ты можешь догадаться, не под эгидой закона. Каждое слово разит как пуля. Уничтожает все здравые мысли, разрывает все представления, убивает прежние страхи, которые теперь кажутся несущественными. Слова Шикамару выбили из легких воздух, размышления из головы. Осталось лишь одно — опустошение. Вэи застыла с зажатой в дрожащей руке трубкой рабочего телефона. Её взгляд примёрз к окну здания с соседней улицы. Черный силуэт уже растворился в жёлтом свете, оставив после себя пустоту. Серое небо, холодный туман, высокие небоскребы — всё потеряло краски образности. Мир вдруг стал казаться нагим и неприглядным. С тихим стуком с ноги сорвалась туфля на невысоком каблуке. — Ну, я, в принципе, не ожидал, что ты многое сможешь сказать, — Шикамару не изменил обычно флегматичности тона, в котором, всё же, промелькнула одинокая минорная нотка. — И я не ожидаю, что ты мне с ходу без доказательств поверишь. Их, кстати, не будет. Просто потому, что физических доказательств его причастности ко всему этому дерьму не существует. Ни у меня, ни у… Неважно, в общем. При другом раскладе, ему бы попытались хоть раз пришить к какую-нибудь статью. Хотя… — сардоническая усмешка прорезала линию зловещим скрежетом. — Кто тронет светило японской медицины? Вэи, которой с титаническими усилиями удалось соскрести остатки трепещущих в агонии мыслей, сдавленно прохрипела: — Тогда тебе то откуда знать все эти… подробности? Спецслужбы, полиция… нелегальное производство. Об этом не пишут в газетах… То есть… черт… Это не связывают с именем Сасори! Её сжимала, душила паника. — Дела семьи, — таким емким ответом одарил её Шикамару, крикнувший в сторону. — Эй, харе подслушивать, шпион недоделанный! Иди фильм включай, я щас подойду… И не езди мне по мозгам, как мать, хорошо? Вэи-чан — не ребенок, справится. Если бы ты ей объяснить все это попытался, то у нее бы заворот когнитивной активности случился, так как ни один мозг не в состояние переварить твой набор слов. Ей казалось, будто она слышит из-под воды возмущения ото-то, ответившего что-то про «подзаборного мудреца», непосредственную речь Шикамару, который после разговора намеревался тут же забыть о нем за просмотром боевика далекой Америки. Всё это словно бы осталось «на суше», в то время, как она погружалась под толщу слёз, стекающих мокрыми дорожками по щекам. — Алло, Вэи-чан, ты ещё тут? — Конечно… — отстранёно прошептала она. — Зачем ты раскрываешь передо мной… эту правду? Это ведь… насколько я могу понять… тайная информация. — Разумеется. Мне отец всыплет по первое число, если узнает, что я тебе всё о Сасори разболтал, — Шикамару произнёс следующие слова со спокойной расчетливостью преподавателя, читающего лекцию незадачливым студентам. — Ты — добрая, Вэи-чан. Не в упрёк говорю, а так, напоминаю, что доброта во все времена — качество хорошее для окружающих и фиговое для самого человека. Прибавь к этому безоговорочную доверчивость к близким, идеализм и получится идеальная цель для обмана. Даже если за Сасори и водилось что-то криповое, ты всё равно, уверен, списывала эту хрень на какую-нибудь травму-оправдание… Мотидзуки слушала, не перебивая. Да и нашелся бы аргумент, чтобы отбить эту прямую, в лоб, атаку правдой? Вместе с прокуренным голосом Шикамару она слышала скрежет наставлений тёти, её неизменное: «наивная идеалистка!» Петля рыданий затянулась на шее столь сильно, что Вэи казалось — задохнётся… Хотелось швырнуть трубку в стену, отключить все телефоны — заглушить этот поток жестоких нравоучений, безжалостных новостей. Она уже и позабыла, что находится не дома… Дом? Где её дом? За морем, за тысячи километров, прорезаемых водами, степями, горными цепями… В далёкой Москве новой-старой страны стоит в окружении кустов пышной сирени и сторожей старых клёнов двухэтажная «хрущёвка», из окна которой видна железная дорога, вечно стираемая колесами поездов. Дом здесь?.. .Тот ли, небольшой и плоский, как коробка пластилина, зажатая между таких же блочных коробок; там живёт её милая, несчастная соседка Су Шу. А, может, тот, где сейчас обитает она… Тот, принадлежащий её самому родному человеку, которого вдруг обвиняют во всех смертных грехах?... Вэи запуталась в чувствах, мыслях, усталости. Она не поняла, в какой момент упустила спасительную нить разговора и провалилась в бездонную пропасть потерянности. Одиночества. Холодную, унизанную острыми камнями страха, о которые разбиваются, разрываясь на куски, последние здравые мысли. Шикамару тем временем продолжал, очевидно списывая молчаливость собеседницы на шоковое состояние: — В общем, ты поняла меня… Надеюсь, конечно. Но дело твоё — хочешь ему доверять, общаться — доверяй, общайся. Отговаривать не буду, за меня этим займется твой пиздюшеныш, — прерывисто усмехнувшись, он шумно выдохнул, вызывая шуршащие помехи. — Однако напоследок всё же совет дам: разумный, дебильный — сама решай, опять же. Не было сил сопротивляться, даже сказать незамысловатое «угу» в ответ — Мотидзуки просто застыла с зажатой трубкой и стиснутой кружкой в руках. Её взгляд буравил то самое окно, в котором на миг промелькнула знакомая — может, уже и чужая — фигура. — Короче, не связывай свою жизнь с этим типом… Ну, ты меня поняла… — Н-не совсем… — сквозь силу выдавив звуки из горла она закрыла глаза. «Отсчитать от одного до десяти, чтобы успокоиться… Иначе не смогу вернуться к нормальной работе мысли… Один, два, три…» — начала подстраивать дыхание под беззвучное перечисление чисел. — Эх, да за что мне всё это… дерьмо, — пробухтел «многомудрый подзаборный мудрец», каковым Шикамару хлестко прозвал Наруто. — Ну, там, эта любовь-морковь-помидоры и прочие овощи… «Четыре… десять!» — счет разбился о внезапное заявление. Вэи встрепенулась и случайно шевельнула ногой, той самой, оставшейся без положенной туфли. Ковролин грубо уколол ступни, защищенные лишь тонким, практически прозрачным капроном. Её тихий писк явно не долетел до Шикамару, продолжавшего свою речь как ни в чём не бывало: — И я не про то, что он староват для тебя. Хотя, объективно, и это тоже такая себе перспектива обмениваться слюнями с ровесником бати… Но тут дело не в морали, а её отсутствии — мафии. От спокойной ироничности не осталась и следа: суровая, жесткая серьёзность, поразительная для юноши его возраста, состарила голос Шикамару на десяток лет: — Вэи-чан, если ты попадешь в этот мир, то уехать из него сможешь только на катафалке. И я. Не. Шучу. У Сасори врагов дофига и больше, ещё с горочкой трупов. Если до тебя доберутся с целью шантажировать его… — тяжёлый, глухой вздох прозвучал грохотом поминального колокола. — Радуйся, если сможешь суецидинуться. Это единственный выход избежать пыток, побоев и изнасилования. У местных братков разговор с женщинами короткий, в основном: «Сколько за час»… А, поверь мне, долбаебов среди местного контингента хватает — их процентов девяносто. Остальные десять — «верхушка» или «крыша». Но та тоже протечь может… Захотят поизмываться, потому что до Сасори добраться руки коротки. Впрочем, чего еще от больных ублюдков ожидать. Не сострадания ведь?... Послышалось шуршание, возмущенные вопли ото-то, усталое парирование Шикамару. Только Вэи, окончательно расколотой последним, завершающим информационным ударом, не было дела до этого. Ни до чего. Даже слёз не осталось — лишь пересекающие щеки дорожки напоминали о недавнем всплеске чувств. Хотелось одного — сбыть перевод начальнику и скрыться ото всех в родном, облюбованном ещё на первом курсе уголке Токио. Пусть переплетенные мысли и эмоции так и остались клубком, кишащим страхом, болью, неверием, однако, эта путаница застыла в столь неприглядном положении. Не вплетались в него новые, безотчетные эмоции и чувства — она была опустошена. Однако знала, что делать. И это её радовало. — Да… ты прав… Спасибо, что поделился… Я ценю твою жертву… Сасори ничего не расскажу, не беспокойся… Ну, я работать пойду, а то раньше братков со мной жестоко расправится начальник. — Ты же в фирме Сенджу Тобирамы работаешь? Даже в подобном изничтоженном моральном состоянии Вэи как-то умудрилась озадачиться внезапным заявлением юноши. В душу закрались непрошеные подозрения… — Вообще-то исполнительный директор у нас господин Ямада Фурицу. — А владелец — «Konoha Corporation». Улавливаешь, к чему веду? — Не совсем, если быть откровенной… Я как-то чуть-чуть от шока пытаюсь отойти не в мир иной, — раздражение колючим, слегка повышенным тоном полоснуло собственный слух. «Что он, в самом деле, в Сфинкса поиграть решил? Загадки мне загадывает, а я должна ответы искать, когда они то мне как раз таки нужны больше всего», — Вэи со стуком водрузила чашку на стол. Щиплющие от недавних, прожигающих слёз глаза цеплялись за рядки кириллицы, которую нужно было трансформировать в графику иероглифов. Хотелось выть. — Странно… Вообще специалист по связям с общественностью как-то должен больше о ней, этой общественности, знать. Ну да ладно, мне то пофиг, я не твой работодатель, — колкое замечание Шикамару оставило ещё одну рану на измученном сердце. — Сенджу Тобирама, в этом секрета большого нет, один из крупнейших акционеров «Конохи», входит в «топ-5», первые строчки сверху. По совместительству, он совладелец корпорации. Вэи думалось, что больше её уже ничто не способно поразить в этом изменчивом мире. Однако Шикамару был иного мнения на этот счёт. Ручка покатилась по расчерченной чернилами бумаге. Девушка хихикнула. Этот тихий звук походил на предсмертный писк подстреленной птицы. «Я общалась с мультимиллионером… миллиардером? Прекрасно… Не прошло и года после окончания университета, а я успела поработать в фирме, спекулирующей налоговой отчетностью; подружиться с опаснейшим мафиози и выпить кофе с одним из самых влиятельных людей Японии!» — подавленная тяжестью осознания и нравоучений со стороны Шикамару Мотидзуки стукнулась лбом о столешницу. — «Ну и что ты на это скажешь, милая тётя? Твоя «доверчивая дуреха» племянница, оказывается, реет среди птиц высокого полёта». — Слышу, ты рада новостям, — саркастический смешок Шикамару оказался сродни удару по лежачему. — Ну, если ты с ним прямо не взаимодействуешь, то и фиг бы с ним, как бы… В ином случае — сочувствую. С твоей… да завались ты, Наруто, чего орешь? С чего это правда стала оскорблением?... В общем, советую собрать свою растерянность, нюни-слюни и показать пробивного профессионала, иначе он тебя сожрёт, Вэи-чан. Она буркнула нескладное: — Уже… Хотя Вэи сомневалась, что Шикамару мог услышать не сказанное прямо в динамик, однако, отпрыск семьи Нара обладал не только отменной памятью, но и слухом. А как идентифицировать, к чему Вэи отнесла «уже» — к тому ли, что она поражает начальника своими знаниями, или же это «уже» было про то, что Тобирама-сама практически сожрал незадачливую — непонятно. Впрочем, Шикамару это особо не волновало, как и многое в этом мире. Поэтому, ограничившись кратким: «Ну, до встречи. Бывай там», — он прервал связь. Когда прервался последний гудок в кабинетике, освещенном тепло-желтым светом, воцарилась тишина. Воцарился страх.