На кортах

      — Доброе утро, — он снова зыркает на меня, жуя губу. Этот узколобый хрен с козлиной бородкой, притащивший на своей мазде десять баллонов газа, трясёт в руке открытую бутылку шампанского, из-за чего содержимое летит в морду мне и ещё четырём парням с двумя бабами позади. — Залпом, — продолжает он, — прикончишь?       Я рыгаю и открываю рот, вцепившись в пузырь. Две бляди в коротких кожаных юбках прижимаются к моим ногам своими незрелыми прелестями. Чья-то ладонь тонет в моём зализанном хаере, сжимая корни. Я слышу свист клаксона, и помещение взрывается человеческим криком на грани животного рёва. Мощными басами в уши льётся музло, когда я задираю локоть. Шампанское льётся прямо мне в горло. Жалкие остатки. Всего три глотка.       — Умничка, — лепечет цыпа под боком, отнимая пустую бутылку. Вторая разворачивает моё лицо к себе за подбородок и подводит ко рту резиновый кончик шара. Я тут же хватаюсь за него и втягиваюсь с ёбанной жадностью торчка на отходосах. Веселящий газ заливается в меня вслед за шампанским, и я снова ныряю под воду прихода. Звук выключают. В глазах чёрные мушки застилают обзор. Меня прёт и я начинаю ржать, обмякая на диване позади. Вот оно — счастье. И пусть кто-то осмелится пиздануть, что я неправ. Взрослым не понять нас — живых, настоящих, предпочитающих улётное мгновение монотонной рутине. Да что там — взрослым — вообще никому не понять. Меня так точно.       Я очухиваюсь в позе кучера на диване. Никак не могу поднять башку, что, судя по ощущениям, весом с камаз. Поэтому ещё какое-то время продолжаю сверлить шатающийся неоновый пол взглядом. Мысленно проклинаю Антона, который куда-то сьебался с амфетамином, а он сейчас мне жизненно необходим, чтобы протрезветь.       К счастью, на этой вечеринке залежи амфетамина в карманах можно раскопать не только у Антона.       — Ты, — тычу пальцем в типа неподалёку, — есть чё?       По ухмылке вижу, что есть.       Тип достаёт из кармана и пачку сигарет, и зиплок. В пару движений он засыпает в утопленный фильтр кристаллическое чудо и подносит сигу к моему лицу. Я перенимаю его подгон почти что с благодарностью и резко вдыхаю носом содержимое колпачка.       Меня в диван кувалдой вбивает. От мерзкого царапающего чувства в носу аж глаза щипать начинает, и всё внутри тёплой волной заливает.       Я открываю глаза, как только перестаю жмуриться, и наконец-то фиксируюсь на происходящем. Я вижу и слышу всё, что творится вокруг, не выходя из скафандра.       Просто нужно чуть больше времени. Или чуть мощнее доза. Никогда наверняка не знаешь.       Сигарету зажимаю зубами и сам извлекаю из кармана зажигалку, прикурившись всё там же, на диване.       Осознаю потихоньку, что это — вечеринка какой-то Полины. Квартирка неплохая. Двухэтажная. С бассейном. В самом сердце столицы. Немало бабла было вложено предками в этот праздник жизни, и вряд ли они обрадуются, если кто-то скинет им видео, где их милая дочурка долбит по ноздре и трясёт голыми сиськами, сидя на коленях у гладковыбритого черножопого.       Эта мысль развеселила меня. Я хочу поделиться ею с пацанами, но клапан припёрло. Так что перед тем как найти их, я иду поссать. Всё-таки на таких мероприятиях нужно бухать и юзать, а не вставать каждые полчаса, чтобы залить себе мочой ботинки.       Я ссу долго, минуту где-то, рассматривая стенку у себе перед носом. На белом кафеле красуются следы от притушенных бычков. Какой-то дебил даже пытался вывести окурком слова. На бачке лежит девственный металлический поднос, но свежие следы слюны на гладкой поверхности намекают, что кто-то ещё недавно снюхал и слизал с него дорогу. Хоть бы убрали за собой.       Застегнув ширинку, я швыряю окурок в унитаз, выхожу из сортира и споласкиваю руки. Меня значительно попустило. Я припускаю обратно в зал, но в этот раз поднимаюсь на второй этаж.       Как только я оказываюсь наверху, моему взору открывается следующий вид: Антон, зажав сигарету зубами и скривив хлебало в гримасе, придерживает длинные белокурые волосы блюющей в мусорку цыпочки на массивных шпильках. И как она только не наебнулась?       Я тут же подлетаю к этим двоим и без слов выдёргиваю сигарету у Антона изо рта. Тот смотрит на меня так, будто я у него последние гроши отнял.       — Пошли, — говорю я, глядя в лицо Антону, на котором гамма чувств сменилась уже трижды. — Бахнем вискаря, — добавляю я и двигаю дальше по коридору.       Антон с верностью щенка следует за мной, оставив барышню в беде. Не то что бы я настаивал, и не то что бы я настолько моральный урод. Просто так получалось всегда — я говорю, а Антон делает. Это было удобно, как не посмотри.       Там же, на втором этаже, я нахожу Мэйсона. Он жамкается в коридоре с загорелым высоким пацаном с той самой козлиной бородкой «Лео Как-его-там-в-общем-то-похуй». Заметив нас, Мэйсон подхватывает ладонь парня и облизывает его костяшки. От этого зрелища меня передёргивает, и я двигаю дальше, но Мэйсон, как назло, нагоняет нас.       — Зашёл веселящий газ, Диярка? — слащавый и донельзя игривый голос Мэйсона всё же пробивается в моё сознание сквозь толщу музыки. Я кидаю на него взгляд через плечо и пытаюсь передать всё, что о нём думаю, без слов.       — Это же твой дружок его привёз, — отзываюсь я, приблизившись к барной стойке, — мог предупредить, что он притащит с собой столько баллонов. Знаешь ведь, как я на них падок…       — Знаю! — искренне радуется Мэйсон, но мне нихуя не радостно. — Потому Лео Левайс и притащил столько баллонов.       Я хватаюсь за бутылку виски и зависаю над стаканом. Меня ненадолго вырубает. Я просто стою на одном месте и слушаю, как базарит Антон и Мэйсон, засмотревшись на стакан, что уже лежит в моей руке, готовый принять в себя что угодно.       — Чё это за тип вообще? — раздаётся недружелюбный голос Антона.       — А что? Думаешь, только у тебя могут быть друзья, которые чем-то банчат? — в полной боевой готовности наехать отвечает Мэйсон.       — Все мои барыги проверенные, Мэйс. Если твой притащил хуйню — тебе же хуже.       — Тони, от тебя я слышу только лай. Когда же ты уже укусишь? Или, ох, без команды не кусаешь? Дияр, спусти-ка свою шавку с поводка.       — Не нарывайся, сучка.       — Я решаю проблемы не кулаками, в отличие от тебя, мудила. По-настоящему сильные люди используют интеллект.       Я опускаю стакан.       — Если я снова отъеду в реанимацию, ты будешь только рад? — повернувшись к Мэйсону, я спрашиваю.       На мгновение в его обозлённом взгляде я нащупываю проблеск вины, который быстро меркнет в омуте его проспиртованных зрачков. Мэйсон хмурится и отводит взгляд, скрестив руки на груди.       — Ты же не один на этом празднике жизни. Просто контролируй себя, — вот, что он отвечает мне, — пора взрослеть, Дияр.       — Фильтруй базар, сука, — заводится Антон, хватая Мэйсона за воротник велюровой рубашки.       Я решаю ничего не отвечать, делая глоток виски прямо из горла. С одной стороны, это честный ответ. С другой стороны, это было неприятно. Я предпочитаю не сглатывать то, что мне неприятно. В детстве нажрался — сыт этим дерьмом по горло.       Поставив бутылку на столешницу, я подхожу к парням и сгребаю Антона за плечо, отстраняя в сторону. Хоть Мэйсон и говорит, что предпочитает решать проблемы не кулаками, это всё чистой воды пиздёж. Иногда кулаки куда эффективнее, чем простой разговор.       — Ты чё? — спрашивает Антон, когда я оказываюсь с Мэйсоном лицом к лицу. Но я ничего не говорю. Вообще ничего. Лишь хорошенько замахиваюсь, пробивая уёбку по морде сбоку.       Мэйсона относит на несколько шагов назад. Этот его охуевший вид стоит того, клянусь. Даже Антон ненадолго выпадает, пока я стою и трясу рукой, потирая костяшки. Давненько я никому не прописывал. Успел позабыть, как это больно и приятно одновременно.       — Ты охерел?! — орёт Мэйсон, уставившись на меня. Он водит ладонью по своему лицу, чтобы сгладить ощущения. Но я снова ему ничего не отвечаю, только башкой дёргаю, после чего тычу в своё собственное лицо.       — Бей, — вот и всё, что я ему говорю. Но, если честно, по лицу получить я совсем не рвусь. Уж очень это неприятный экспирианс. Закрывать глаза тоже нельзя, иначе засмеют. Поэтому я покрепче стискиваю зубы и шумно вдыхаю носом (кристаллические залежи проваливаются вместе с соплями, поднакрывая).       Мэйсон залип на пару секунд, растирая щеку. По нему понятно, что ответить мне он не откажется, какого бы интеллектуала из себя не строил. Ещё бы. Кто в здравом уме откажет прописать по роже Дияру Рублёву?       Чуть погодя Мэйсон делает уверенный шаг в мою сторону, и ещё один, тяжело ступая по полу. Он замахивается на ходу, отводя кулак далеко назад. А затем его рука рвётся вперёд, и я всё-таки зажмуриваюсь. Но по лицу не получаю.       Я отчётливо слышу звук удара, но боли не чувствую. Чудо, не иначе.       Когда я открываю глаза, то замечаю, как Антон держится за свой нос, а Мэйсон матерится и трясёт рукой. Одно это зрелище рвёт меня на лоскутки и я тут же сгибаюсь, не сдержав рвущийся наружу ржач. Я смеюсь, потому что это один из тех редких моментов, когда ты видишь этих парней такими, какие они есть, а не такими, какими они хотят, чтоб их видели. Такие моменты редко бывают, только если звезды сойдутся и ветер там куда-нить переменится.       — Ну ты и уёбок! — рычит Антон, пока Мэйсона медленно разгоняет неожиданное веселье. Его плечи трясутся, как мотор в старой тачке. Он будто специально ждёт, когда Антон прекратит судорожно тереть нос в поисках так и не пролившийся крови. — Тебе пиздец, — усмехается Антон, и Мэйсон наконец-то даёт дёру, заржав от всей души.       Я наблюдаю с балкона, как эти два увальня летят по лестнице, тряся друг друга за грудки. Такое точно надо снимать.       Врубив мобилу я направляю камеру на двух дебилов, прошмыгнувших вдоль бассейна и преследую их до самого коридора. Но тут в кадр попадает он. Я тут же перестаю улыбаться.       Мирон проходит в гостиную в сопровождении Полины. Та даже сиськи прикрывает, охуеть. Не прерывая съёмку, я сопровождаю этих двоих до бара снизу, и только когда в руке Мирона появляется пиво, а его вдумчивый взгляд несётся по присутствующим, останавливаю съёмку. Сердце сжимается. Мирон задирает башку. Я отворачиваюсь, делая вид, будто его здесь не существует. Недолго, если честно. Жалкие пару минут я гляжу в сторону, заливаясь виски. А потом любопытство меня одолевает и я снова смотрю вниз. Но Мирон уже с кем-то трещит. Бабы к нему так и льнут. Хотя он одет просто отвратительно: спортивная куртка с капюшоном, джинсы мешком, какие-то чудные кроссовки. Если б он только знал, каким уёбком смотрится. Никто такие огромные джинсы не носит. Да и этот блядский капюшон — ни хуя он ему не поможет, если вдруг пойдет дождь.       Я добиваю остатки виски и швыряю бутылку со второго этажа прямо в бассейн. Всплеск брызг привлёк много внимания. Но мне по-барабану на всех, кто осуждающе прожигает меня снизу-вверх. Достаточно того, что он снова задирает свою тупую башку.       Облокотившись на перила, я задираю ладонь и болтаю пальцами в воздухе, завладев вниманием Мирона. Тот глядит на меня не моргая. В свете страбоскопов его глаза больше не напоминают брюлики. Они отражают и свет, и мою фигуру, и блеск воды, точно зеркало, которое так и тянет расхуярить.       Я открываю рот. Мирон щурится. Я рассекаю пальцем воздух перед собой, а затем тычу себе в грудь. Мирон обхватывает губами горлышко бутылки. Я подвожу два пальца к своей пасти и делаю вид, что блюю. Мирон дёргает челюстью и отворачивается.       — Ебаный в рот, — выругавшись, я полез в карман, вытащив из того пачку сигарет. Недолго думая, я швыряю её вниз, целясь в Мирона, но промахиваюсь. Пачка плюхается неподалёку от него, так что тот снова задирает башку. На сей раз Мирон выглядит более раздосадованным и хмурым. Всё ещё глядя на меня, он поднимает пачку. Я пальцем указываю ему на место рядом с собой. Тогда Мирон вытаскивает сигарету и зажимает губами фильтр. Мою пачку прячет у себя в кармане. И больше башку он не задирает.       Я чувствую, что ещё немного и следом за сигаретами на пьяные головы полетят стеклянные стаканы. Но ко мне слишком вовремя присоединяется Егор, которого до сих пор на вечеринке я в упор не замечал.       — Полинка пригласила Юлю, — заводит беседу Егор.       — Кто это? — спрашиваю я без малейшего энтузиазма, преследуя взглядом Мирона.       — Юля — первокурсница с юридического, умная девочка из бедной семьи. Полинке она не нравится. Полинка хочет заснять её в бассике голой в объебосе, чтобы потом терроризировать до выпуска, — поясняет Егор, на что я лишь киваю.       Ох уж эти изощрённые бабские приколы. Хотя нечто подобное можно провернуть и с Мироном, но что-то мне подсказывает, что накачать его наркотой — задачка со звёздочкой.       — Хочешь поиграть в героя? — решаю уточнить я, наконец-то взглянув на Егора.       Сегодня он при параде, ведь вечером у него назначены допы с его зазнобой. Молодая училка подтаскивает отличника, который очень плохо притворяется двоечником. Смешно пиздец.       Егор молча ослабляет свой галстук и расстёгивает одну пуговицу сверху. Судя по его молчаливому ответу, помогать Юле — не в его приоритетах. А мне тем более нет дела до игр богатых сучек и нищих зубрил.       — О, — Егор стучит пальцами по перилам, — началось.       На сгибающихся ногах к бассейну ведут девчонку два парня. Диджей тут же врубает трек повеселее, слегка заглушив музыку. Полинка выходит в центр с микрофоном в руках и стучит о него зубами.       — Всем привет, — орёт та, — надеюсь все уже навернули пару шотов белого русского? Одна моя подружка желает повеселить нас всех этой ночью и, — Полинка выдерживает паузу и подбегает к своей жертве, хватая её за руку. — И собирается исполнить для нас эротический танец, друзья!       Это нельзя назвать насилием. Пока Полина руководит парнями, медленно снимающими с девушки одежду, последняя практически не выказывает сопротивления. Ещё бы, та едва стоит на ногах, о каком сопротивлении может идти речь.       — Скука, — говорю и отталкиваюсь от перил, чтобы сгонять за догоном в лице расхваленного белого русского. Отголосками до меня доносится шум снизу и бодрое щебетание Полины:       — Снимай! Снимай! Снимай! — кричит консуматорша, пока я спускаюсь по лестнице и ищу взглядом наполненные шоты. Один из таких нахожу прямо на перилах внизу. Видимо чей-то, недопитый до конца.       У моей ипохондрии есть одна особенность — когда я в говно, я ничем не побрезгаю.       Подхватив стопку, осушаю её залпом. Звуки расплескавшейся воды заглушают играющий трек, который тут же становится громче. Вот теперь и вправду началось.       Я швыряю пустую стопку на пол и гляжу на прыгающую у бассейна, точно мартышку, Полинку. Та размахивает руками во все стороны и неожиданно замирает, глядя в бассейн. Музыка долбит по ушам так, что можно оглохнуть, но в общем зале резко обрываются все разговоры. Все собираются у бассейна, а я наблюдаю со стороны за сим столпотворением. Туда начинает стягиваться всё больше зрителей. А чуть погодя я замечаю как в бассейн, в своих дурацких несуразных шмотках, ныряет Мирон. Брызги воды разгоняют ряженых ублюдков, и я наконец-то вижу, что происходит.       Башка Мирона показывается на поверхности, а сразу после, голое тело девчонки. Как её там звали? Уже забыл.       Мирон выталкивает девчонку на бортик, но та не двигается. Вообще не шевелится.       Музыка резко останавливается и я слышу только как хлюпает вода, а ещё чуть погодя я слышу, как кричит Мирон.       — Вызывайте скорую, — он ложится ей на грудь и пытается нащупать пульс.       Я подхватываю ещё одну стопку белого русского и прижимаю маленький стаканчик к своим губам.       — Она не дышит!       Мирон жмёт ей на грудь обеими руками несколько раз подряд, после чего зажимает её нос и пытается реанимировать искусственным дыханием.       Я выпиваю шот и ставлю стакан на стол. Всё как по маслу, строго по моему сценарию.       Выйдя из-за стойки, я подхожу к бассейну и расталкиваю людей локтями, чтобы подойти к Мирону и девчонке.       — Пульс есть? — спрашиваю, опускаясь рядом с ними.       — Нет пульса, — резко отвечает Мирон, продолжая делать массаж сердца. — Вызовите скорую, мать вашу!       Я толкаю его в плечо, чтобы он свалился на пол, и сам берусь за дело. Закатав рукава, кладу руки друг на друга и давлю в грудную клетку четыре раза подряд.       У меня с трудом получается сдерживаться. Я даже наклоняюсь и зажимаю девчонке нос, чтобы сделать вид, будто делаю искусственное дыхание. Но всё из-за этой сучки Полины идёт через одно место. Она первая сыпется, начав хихикать как дура. Следом за ней смешками взрываются и остальные.       — Какого хера, — сквозь зубы цедит Мирон.       Я сажусь ровно и шлёпаю утопленницу по щеке.       — Харе, — говорю, и сам прыскаю в кулак.       Девчонка открывает глаза и широко улыбается. Я задираю башку и бросаю взгляд на неудачника, которого мы разыграли.       — Обосрался, — говорю, — как пять лет назад?       Долго ждать не приходится. Мирона это выводит из себя даже быстрее, чем я предполагал.       Его тяжёлая подошва влетает мне в грудную клетку со свистом и я оказываюсь в том же самом бассейне. Вода заливается в уши, но выныривать я не спешу.       Есть такое особенное ощущение где-то в кишках, которое можно получить только тогда, когда причиняешь другим боль. Оно неприятное, но иначе жить невозможно. Добрых всегда сжирают первыми. А если ты добряк, тебя либо имеют, либо ты имеешь и страдаешь.       Выныриваю из воды я неохотно, когда музыка уже вовсю снова играет. Мирона даже запах растворился.       Произошедшее смешит ещё пару минут, но все быстро об этом забудут. Только не я.       Вылезая из бассейна, я сбрасываю на пол промокшие шмотки и остаюсь в одних труханах. Кое-как убрав волосы назад, я надуваю себе два шара. В этот момент меня подбирают Антон и Мэйсон. Уже вместе мы направляемся к одному из диванов.       — Думаешь, его это разьебало? — спрашивает Антон, пока я на ходу потягиваю веселящий газ маленькими порциями.       — Однозначно, — отвечаю я.       — Всё-таки это было слишком жестоко, — без должного сочувствия решает добавить Мэйсон. — Такую травму ковырять!       — А нехуй было выёбываться, — выкрикивает Антон.       — Сколько это лет назад случилось? — Мэйсон отпихивает пьяную рожу Антона в сторону. Видать те круги, что они навернули, пытаясь отмудохать друг друга, ненадолго их помирили. Хотя под глазом у Мэйсона, очевидно, завтра расцветёт бланш.       — Пять, — отвечаю я.       — С его братом?       — С младшей сестрой, — мотаю башкой, — заплыла за буйки. Едва откачали. Если бы Мирон перестал делать искусственное дыхание, она бы умерла.       — Пиздец, — подчёркивает Мэйсон.       — Как похуй, — хмыкает Антон и присасывается к бутылке шампанского. — Жалко, что меня не было рядом. Я бы ему в морду добавил.       — А где вы были?       — Делили дороги, — поясняет Мэйсон, — а что вы дали той, ну, как её, утопленнице… Оле?       — Оле, или Свете, не помню. Попперсы. Если вдохнуть много, можно почти отъехать. Зато правдоподобно.       — Чума, — Мэйсон щёлкает пальцами, — твоя жестокость поражает. Слышь, — обращается уже к Антону, — бутылку верни, козёл.       Я делаю ещё две короткие тяги и замечаю, как Полинка окучивает девку в вязаном свитере, что сидит на кресле опустив голову. Судя по всему, это та самая Юля, о которой упоминал Егор.       Вертя в руках ещё полный шар веселящего газа, я неожиданно разжимаю пальцы. Шар улетает в потолок, а я встаю на ноги и вальяжно двигаюсь к Полине.       — Вечеринка улёт, — шепчу ей на ухо. Полинка вздрагивает, и на её лице тут же образуется сальная улыбка. Вцепившись пальцами в резинку моих боксёров, она прибивается ближе.       — Думала, ты даже не поздороваешься, — признаётся она.       Правильно думала. Я окидываю её беглым взглядом и снова шепчу:       — Надуй-ка мне два шара.       Полинка кивает своей тупой башкой и быстро сваливает, чтобы исполнить мою прихоть.       Пользуясь моментом, я протягиваю руку и касаюсь ладонью колючей шерсти чужого свитера. Всегда мог на взгляд определить, какая наощупь одежда. С людьми точно так же.       — Вставай, — говорю, привлекая внимание удолбанной в щи девки, — ты где живёшь?       — В Котельниках, — тихо отвечает она, едва сфокусировав на мне взгляд.       — Ебеня, — хмыкаю я, — но лучше там, чем здесь.       Приложив немного усилий, я ставлю её на ноги и, прихватив плед с дивана, веду за собой. Уже в коридоре я ныряю в берцы, накидываю на себя куртку и вывожу девчонку в подъезд.       Мы спускаемся на лифте со сто двадцатого этажа вниз. Прямо с небес на землю в полной тишине. Хорошо хоть телефон успел зацепить по пути. Не то что бы я пёкся о своих гаджетах, ведь каждую неделю их меняю. Просто почему-то захотелось прихватить его с собой.       Как только створки лифта разъезжаются в разные стороны, я подаю девчонке руку и набираю водителя.       — Подъезжай прямо к дверям, — говорю и тут же сбрасываю.       Так и происходит. Пока мы медленно преодолеваем огромное пространство, водила уже ждёт нас на входе.       Девку я сажаю на заднее, а сам запрыгиваю рядом с шофёром.       — Домой? — уточняет водила.       — Адрес помнишь? — громко спрашиваю я, оглянувшись назад.       — Помню…       — Сначала туда, куда она скажет, — говорю я, извлекая из бардачка припасённую пачку сигарет.       — А потом обратно?       — А потом домой, — и подкуриваюсь.