На кортах

      — Отсосёшь?       Странно, но как раз перед этим я хвастал, что никогда в жизни не перебарщивал. Это первый раз за все разы. Но нет, даже не кокаин. Не-е-ет, я уверен, что я набухался. Это абсент. В чистом виде. Бум-бум, и ты на канвасе, ага. Если какой-нить додик подберётся ближе, то почувствует это. А чё, желающие есть? Да есть, бля. Головка чужого члена елозит по моим губам. До этого я, походу, спал. Чё, реально спал? В сортире клуба, бля? Ай, позорище.       Я кой-как подсобираю конечности и, обеими руками держась за стены, рывком встаю с унитаза. Меня крутит и вертит, тянет обратно на стульчак, но я держусь.       — Мэйс, да ты чё? — ощеривается тип с членом наголо. Щетина на морде делает его улыбку какой-то кривой, хотя сам он спокоен по большому счёту. Потому что беситься — прерогатива таких сук, как я.       — Яйца убрал, урод, — говорю, хотя выходит паршиво. Чё-то у меня не так с речью. Точняк, я ж фигачил абсент. А ещё чё? Ой, да чё там только не подливали в мой стакан эти куры и петухи. Среди них — ни одного классного мужика, ни одной нормальной бабы.       — Ты бля базар фильтруй, цыпа. — У него непроницаемое лицо, подбородок выпячен, а руки по швам, как будто он приготовился к кулачному бою. Когда я двигаю вперёд, он толкает меня обратно, из-за чего я почти падаю на унитаз. — Помечтай. Никуда ты не пойдёшь.       Я бы даже поаплодировал ему за смелость. Да только смотрю долго, вдумчиво, потому что мне не до шуток и игры закончились давным давно — я бухой. А когда я бухой, собеседник из меня паршивый. Это я по трезвости улыбчивый приятный бой, но как только в моей крови оказывается капля алкоголя — всё. Чао какао, вежливость.       — Спасибо, друг, — говорю я с чувством. — Но иди нахуй, — после чего заряжаю ему с ноги в живот.       Бородатый выпускает воздух сквозь сжатые губы и вылетает в проход с воем. Как только мне кажется, что худшее позади и можно теперь спокойной уёбывать, эта гнида встаёт и останавливает меня у раковин. Одним толчком он сгибает меня пополам и прижимает мордой к керамической поверхности. Я слышу, как звякает его ремень и визжит собачка в ширинке.       — Харе выделываться, — рычит тот. Я пытаюсь спихнуть его с себя, но чё-то как-то силы нифига не равны. Он здоровый лоб, а я уже вторую неделю сижу на питьевой и немощен на его фоне. — Давай по-быстрому и побежишь. Конечно, если будешь хорошо себя вести.       Сука, думаю я, худшее нифига не позади. Хотя мне нравится анальный секс, но немного в другом формате. Стоит сказать, что у меня имеется некий фетиш на принуждение и изнасилование, но всё это должно быть добровольной акцией. Странно звучит, да? Ну, да и похрен. Но у меня даже на перспективу быть выебанным в клубе каким-то бородатым чмом не стоит.       Когда я начинаю медленно выдыхать, почти готовый смириться с неизбежностью бытия, к соседней раковине подходит какой-то чувак. Я не вижу его, но слышу, как врубают воду. Мой насильник настороженно замирает и перестаёт раздёргивать мой собственный ремень. Тогда я подбираюсь и поворачиваю башку в сторону эксплуатируемой раковины.       Я тут, блядь, без пяти минут продырявлен, а этот перец стоит и лапки намывает.       Мой взгляд непринуждённо скользит по обнажённым рукам и плечам с татухами. Молодняк. Свежак. Ебло смазливое, но хмурое. Смуглая кожа контрастирует на фоне белой майки с дырками и такого же пепельного хаера. Я молча залипаю. Разглядываю его и едва дышу, пока чувак за моей спиной раздражённо хрипит. Ох уж эти нетерпеливые южане. Ничего не знают о прелюдиях.       — Чел, — говорит бородатый. — Съеби, а? Не видишь, что мы заняты?       Но чел не отвечает. Он молча закручивает кран и наконец-то переводит взгляд. Однако его взгляд направлен не на насильника, не в пустоту, а на меня. Он сканирует моё тело до самого конца, потому что диагностика — вещь несвойственная людям в этих кругах — и только под конец заглядывает мне в глаза, ища там чего-то вкусненького. Ну, мне так кажется.       — Твой ёбырь? — он спрашивает. Я аж дар речи на миг теряю. Его развязная манера поражает — устлана дорогой плёнкой. А снять её, то что будет? Мне даже становится любопытно на миг, что из себя представляет этот платиновый стиляга.       — Ты чё, сука, игноришь ме...       — Не, первый раз его вижу, — я перебиваю борадатого, продолжая прижиматься к раковине щекой. — Он даже не в моём вкусе.       — У таких, как ты, думаешь, есть вкус? — хмыкает загорелый перец.       — Вы чё, бля...       — Ты славный, — я улыбаюсь, да так, что у меня кончики ушей приподнимаются. — Получатся, у меня действительно нет вкуса.       — Это намёк, что я стрёмный?       — Не пыхти. Ты первый заговорил о вкусе.       — Так я славный или стрёмный?       — Ага-а, — и снова улыбаюсь. — Если я тебе отсосу, станет понятней?       — Да вы охуели! — ай, блин, этот раздражающий додик.       Он резко отваливает и дёргается на моего нового знакомого. Тогда происходит следующее: эта мексиканская белобрысая конфета даёт пизды бородатому. Я сваливаюсь на пол и всего на секунду прикрываю глаза, когда в сортире разворачивается настоящая бойня. Погружаясь в сон, я ещё слышу маты и грохот дверц, а потом... потом меня вырубает окончательно, и как-то уже даже за жопу не так страшно. Будь что будет. В конце концов — в сексе — как в жизни — многое происходит без нашего одобрения, и не всегда приносит одни разочарования.

***

      Утро выдаётся мерзким, но это ещё цветочки по сравнению с тем, как я себя чувствую, когда встаю. У меня пиздец как ноет поясница и болит рожа. Но хуже только то, что я хрен знает где.       Я гляжу по сторонам, разглядывая постеры. Как будто угодил в комнату к девочке-подростку, честное слово. Всюду плакаты полуголых музыкантов с длинными хаерами, и Мерлин Мэнсон во главе всего этого музыкального сброда. Ух, если я развлекался ночью с малолеткой, пристрелите меня.       Я кое-как натягиваю штаны и начинаю быстро застёгивать рубашку. Лучше бы мне свалить побыстрей, пока чьи-нибудь предки не нагрянули. Бывало всякое-разное, знаете ли. В последний раз папаша одного из моих американских бойфрендов заявился под утро, увидел меня и достал самопал. Я так быстро за жизнь не бегал.       Но съебаться я не успеваю. Когда я почти справляюсь с ремнём в брюках, на пороге комнаты вырастает полуголый парниша. Парниша выгибает одну бровь и заглядывает мне в глаза.       — Приветики, — здороваюсь я, замерев как истукан.       — Мудила, — вместо «привет, как сам?» он выдаёт вот это. А потом заходит в комнату и проносится мимо меня, останавливаясь у шкафа. Он начинает перебирать свои шмотки, игнорируя моё присутствие... ну, я и клюю.       — Невысокого ты обо мнения, — усмехаюсь. — Ночью что-то не устроило?       — Да, не устроило, — буквально рычит в ответ, громко захлопывая шкаф.       Когда он снова поворачивается ко мне, в голове всплывает воспоминание. Я, бля, помню этого мучачоса. Это ж он вчера уберёг мою задницу от столкновения с немытым хером. А я точно знаю — моё очко в целости и сохранности, потому что на утро ничего не зудит и не ноет. Но что с этим перцем? Он явно чем-то недоволен. Может, разочарован, что не удалось меня нагнуть? Я делаю шаг ближе к нему, тогда он отходит на один назад. Я снова приближаюсь, а он прижимается спиной к шкафу.       У него милая маленькая родинка над губой. Сладкая такая, капец. Меня одолевает желание её облизать, но я сдерживаюсь. Просто гляжу на неё снизу-вверх, иногда заглядывая парню в глаза.       — Что тебя не устроило? — спрашиваю вполголоса.       Он наклоняется и с претензией заезжает лобешником в мой. Я чувствую его дыхание собственным лицом. Чувак произносит следующее:       — Что ты, мудила, не нашёл гондона, — после чего он резко отпихивает меня от себя локтем. Да так, что я ещё какое-то время пячусь назад, прежде чем ноги подкашиваются и моя жопа оказывается на кровати.       Блядь, думаю я, пиздец.       Мне действительно нельзя пить. Одна капля алкоголя открывает некие врата в ад, из которых вылазит плохой Мэйсон, а плохой Мэйсон не только хуёвый собеседник, но ещё и хуёвый любовник, которому лишь бы присунуть.       — Прости, — мычу я, потирая лицо. — Извини, я был очень пьян.       — Я в курсе, — хмурится этот парень. — Ладно, забей. Было и было, — он делает небольшую паузу, а потом добавляет: — вообще-то я тебя знаю... хорошо. Мы из одного универа.       — О!       — А, бля. Нам лучше не пересекаться, — паренёк дёргает плечом и наконец-то натягивает на себя футболку. И слава Богу, а то у меня уже нет никаких сил терпеливо глазеть на его маленькие розовые сосочки.       — Почему же?       — Потому что ты «элитный», а я «среднячок».       — И что?       Этот перец смотрит на меня так, словно это я, а не он, несу херню.       — А то, что это разовая акция. Я просто помог тебе вчера, типа, вот и всё.       — Я знаю, спасибо. Так тебе понравился секс со мной?       Парень молчит. Смотрит на меня с укором и молчит. Забавный, блин. Чем дольше его изучаю, тем более милым он кажется.       — Это был худший секс в моей жизни, — наконец-то отвечает он, и я замечаю, как кончики его ушей розовеют. Розовеет и вся его шея, чёрт возьми... это сводит меня с ума.       — Тогда, — выдыхаю я прежде, чем успеваю подумать, — мне надо загладить свою вину.       Смущение и неловкость растут. Парень встряхивает мокрой башкой и нервно зачёсывает волосы назад.       — Ты чё, башкой ушибся? — бормочет едва слышно.       — Ага, — почему-то соглашаюсь я, не сводя глаз с собеседника.       — Мудила, — он резко выдыхает и закидывает брюки себе на плечо, двигая на выход. — Вали давай.       Прежде чем он потеряется в коридоре, я спрашиваю:       — Как зовут-то тебя?       Этот перец притормаживает и кидает на меня взгляд из-за плеча. Ручаюсь, он считает меня круглым идиотом. И он совершенно прав.       — Лео Вайденгамер, — отвечает парень, а затем уходит.       — Лео, — я пробую имя на вкус. Оно пиздец как ему подходит. — Лео Вайденгамер, — даже жаль, что я ничего не помню о нашей ночи... но тем больше поводов её повторить. — Лео! — Выкрикиваю я, осенённый идеей, и вскакиваю с кровати, держа курс в коридор, — как насчёт прогулять пары, а, Лео?