***
В Барселону они прибыли поздно ночью, и, как назло, на стадионе возникли проблемы с парковкой трейлеров. Охранники не говорили ни по-немецки, ни по-английски, а из их команды администрации никто не разговаривал по-испански, поэтому, их маленькая деревушка из трейлеров около часа просто стояла под луной. Спать хотелось всем: кто-то закрылся в автобусе и видел десятый сон, кто-то нервно курил неподалеку, а кто-то от усталости лег прямо на асфальт, подложив под голову походный баул. В основном стояла полнейшая тишина, и ни у кого не было сил на разговор. В какой-то момент Том, их тур-менеджер, предложил отправить концертную группу отсыпаться в отель, но они чувствовали себя слишком ответственными, чтобы оставлять команду в одиночестве. Это казалось совершенно несправедливым. Когда небо начало сереть, и ни один автобус не продвинулся дальше, чем на метр, каждый из их шестерки успел несколько раз пожалеть о том, что они приняли решение остаться. Рихард ни о чем не мечтал так страстно, как о жесткой кровати отеля. — Я так хочу спа-ать, — протянул он, роняя лицо в ладони. Рихард находился в сидячем положении уже больше суток. Он был готов терпеть такое издевательство над своей спиной в двух случаях: когда летел к семье в Нью-Йорк и когда возвращался домой в Берлин. Он совершенно не ожидал такого подвоха от родной Европы. Теплая ладонь легла ему на лопатки, и Рихард припал к плечу Пауля. — Хочешь лечь? — Пауль забормотал ему в макушку. — Мгм, — сонно отозвался Рихард. Руки на его спине пришли в движение, укладывая на койку, и Рихард не сразу, но понял, что оказался лежащим головой у Пауля на коленях. Кровь прилила к его лицу, но он был слишком усталым, чтобы переживать. Глаза отказывались открываться. Рихард застыл между двумя пограничными состояниями. Ему не спалось, но и бодрствовать не получалось. Голова шла кругом, и он с трудом понимал, где реальность, а где вымысел. Пауль начал неторопливо и успокаивающе поглаживать его, и желание, волновавшее Рихарда несколько дней подряд, претворилось в жизнь. Он глубоко вдохнул и с шумом выдохнул скопившуюся усталость. Руки на нем замерли, но не исчезли, хотя прошло несколько мгновений, прежде чем Пауль продолжил гладить его. Автобус слегка тряхнуло, и он немного осел в такт шагам поднимающегося в салон человека. Рихард нахмурился: ему только удалось найти удобную позу! — Вы там еще не-? — голос Тилля оборвался на середине вопроса. — Тшшш, — тут же зашипели ему в ответ. — Вы там еще не уснули? — он перешел на шепот. Рихард почувствовал, как тень Тилля закрыла его лицо от искусственного освещения автобуса. Ему бы надо было выпрямиться, но у него не было ни малейшего желания двигаться. — Держимся пока, — ответил Пауль за них обоих, и его голос звучал так же истощенно, как Рихард чувствовал себя. — А как там с парковкой? — Договорились, чтобы пустили все трейлеры с оборудованием, костюмами и бытовыми вещами. А пиротехникам сказали ждать пересменки. Пауль цокнул языком. — Так что, нам в итоге удастся поспать в отеле? На входе в автобус снова раздались шаги. — Выезжаем? — заголосил Оливер. Оба, Тилль и Пауль зашипели в его сторону. Рихард зажмурился, пытаясь прогнать отзвуки шума из своей головы. — Серьезно? Спит? — Не шуми! — Молчу! — Олли не умел разговаривать шепотом, но Рихард слышал, что он пытался изо всех сил. — Скажите, мы выезжаем или нет? Потому что я уже готов прям здесь уснуть. — Да, давайте уезжать отсюда. До утренней летучки пять часов, так хотя бы немного передохнем в нормальных постелях. — Понял. Снова послышались шаги, Оливер выпрыгнул из автобуса, и за ним хлопнула дверь. Тилль остался внутри. Он присел и осторожно тронул Рихарда за плечо: — Ты как? Рихард приоткрыл глаз и увидел его обеспокоенное лицо перед собой. — Нормально, — скрипуче ответил он. — Как спина? Прежде чем ответить, Рихард прислушался к своему телу. Тепло от согревающих рук перекрывало любой дискомфорт. Впрочем, ему все еще не хотелось напрягать поясницу, как будто неосторожное движение могло вывести его из равновесия. — Сойдет, — сказал он и снова закрыл глаза. — Я просто устал. Тилль сжал его запястье и грузно выпрямился. — До отеля полчаса. По ночным дорогам, может, доберемся быстрее, — обнадежил он, а затем вслед за Оливером вышел из трейлера. Сознание Рихарда погрузилось в блаженную тишину. Он расслабился, не слыша собственного дыхания, сфокусированный только на тепле ладоней, блуждающих по спине и плечу. В какой-то момент пальцы скользнули по волосам, поправили выбившиеся локоны и пробежались по линии роста. Рихард шумно и глубоко вздохнул. Двигаться совершенно не хотелось. Спустя какое-то время автобус задрожал и завелся. Рихард распахнул глаза и повернулся, чтобы посмотреть на Пауля. Тот полулежал, уперевшись лопатками в стекло, и в то, что ему было удобно, верилось с трудом. Рихард заворочался еще сильнее, пока не повернулся на спину. Руки Пауля легли ему на грудь, но сам он продолжил сидеть с закрытыми глазами. Рихард осторожно потрепал его по ладони, и, когда тот не отреагировал, осторожно позвал его: — Эй, Ушка, — старое прозвище приятно щекотало губы, — ты уснул? — Н-неа, — с трудом открывая рот, ответил Пауль. — Давай, ложись, — Рихард попытался подняться и освободить ему место, но был остановлен тяжестью рук. — Не вставай, — Пауль приоткрыл глаза. От усталости морщины в уголках его рта стали отчетливее, а в уголках глаз, наоборот, пропали. — Не выдумывай. Ложись, — Рихарду пришлось сделать усилие, чтобы подняться на койке, но, в конце концов, ему удалось заставить себя сесть. Пауль потянулся вслед за ним и, не разворачиваясь, завалился боком за его спиной. Рихард завозился, освобождая место и помогая ему удобнее устроить ноги. Каким бы компактным Пауль не был, даже он не мог поместиться на кровати трейлера в полный рост. — Так удобно? — спросил Рихард. — Не свалюсь, — едва раскрывая рот, заверил Пауль. Ну, конечно. Разве автобусные койки могли быть удобными? Рихард сочувственно погладил Пауля по плечу. Он мог сколько угодно притворяться энергичным и веселым, но ему были знакомы усталость и угнетенность, особенно, когда дело касалось путешествий на далекие расстояния. — Давай, в следующий раз полетим на самолете? — буркнул Пауль, едва ворочая языком. Рихард фыркнул, и они оба засмеялись через усталость. — Я рад, что у тебя есть силы на следующий раз, — не удержавшись, Рихард потрепал его по волосам, и шумно зевнул. Пауль вцепился в его запястье и несильно потянул на себя. Автобус тяжело тронулся, и они снова оказались в пути. За двенадцать часов звук двигателя начал казаться пыткой. — Ложись, пожалуйста, — не открывая глаз, попросил Пауль. Рихард слегка помялся, прикидывая: поместятся ли они оба в таком маленьком пространстве? На койке едва ли хватало места и одному, поскольку те были нужны только для того, чтобы вытянуть ноги во время переезда. — Рихард, ради всего святого, не думай. Ложись, — что-то по-фамильярному раздраженное в его тоне вывело Рихарда из состояния ступора, и он аккуратно пристроился рядом. — Тесновато, — заметил он, после чего за его спиной заворочались, освобождая место. — А так? Рихард поерзал и умудрился уместиться полностью, согнув колени и округлив поясницу. — Сойдет. Глаза тут же закрылись и все тело благодарно заныло, расслабляясь в горизонтальном положении. Он не нашел в себе сил напрячься, даже когда Пауль обнял его рукой поперек живота, и они оказались прижаты друг другу, грудь к спине. Рихард покрепче перехватил его за запястье, чтобы не свалиться, и снова зевнул. Через какое-то время их дыхание синхронизировалось, и Рихард понял, что начал засыпать. Перспектива вырубиться в таком положении его абсолютно не радовала, особенно когда до долгожданного заселения в отель оставалось всего ничего. С другой стороны, Пауль за спиной так сладко и соблазнительно сопел, что уснуть в автобусе казалось самой соблазнительной идеей. Даже желание покурить не было настолько сильным. Чтобы не отключиться, Рихард начал поглаживать Пауля по предплечью и выше. Над его локтем он наощупь нашел татуировку и по памяти прошелся по ее контуру. — Ммм, — Пауль недовольно буркнул ему в спину, а затем его рука дернулась. Рихард вздрогнул и сам. И, прежде чем он успел отреагировать, в его ладонь ткнулась другая. Он несмело пошевелил пальцами, и почувствовал ответное движение на кончиках подушечек. Не сговариваясь, они оба потянулись друг к другу и тесно переплелись пальцами. Рихард вдруг понял, что не смог бы уснуть, даже если бы всерьез пытался, настолько гулко билось сердце в груди. Слышал ли его Пауль? Чувствовал ли его под предплечьем? Рихард наиграл ритм “Чужака” из шести нот и замер. То, как Пауль осторожно повторил за ним мотив, выбило дыхание из его груди. Некоторое время они лежали, переговариваясь друг с другом таким образом, пока автобус не замедлился и не остановился полностью. Двигатель заглох, и в салоне стало тихо. — Не хочу двигаться, — пожаловался Пауль и, противореча самому себе, поднялся на локте. Звук его сонного голоса щекоткой пробежался по волосам Рихарда. — Не двигайся, — предложил он. — И что, прям тут уснем? Предложение казалось дико привлекательным, пока с водительского сидения до них не донеслось: — Приехали! Выходим!!! Оказалось, что на улице уже светало, хотя при этом у Рихарда не было никакого желания рассматривать город вокруг. Он не первый раз был в Барселоне и даже не первый раз останавливался в этом отеле. Они с Паулем добрались до остальных из шестерки. Никто не жаловался на усталость, хотя видок у всех был так себе. Рихард дождался, пока менеджеры объявят его номер, и, не прощаясь, побрел на нужный этаж. Как и всегда, их команда заняла почти весь отель. Селились классическими двойками: Тилль и Флаке, Шнайдер и Оли, и Рихард и Пауль. По традиции, ключ-карту от номера забрал Пауль. Он же мягко направил Рихарда в нужную сторону, когда они вместе добрались до нужного этажа. Их номер располагался в самом конце коридора. Рихард занял комнату слева, а Пауль — справа. В те моменты, когда они ежедневно меняли жилье, страны, имидж, ему согревали сердце неизменные мелочи вроде этой. Когда бы Рихард не повернул голову вправо, Пауль всегда оказывался в пределах его зрения. Обычно у них не было никаких проблем с определением спального места, но в этот раз они оба замешкались в коридоре. Рихард сделал шаг вправо, намереваясь пропустить Пауля, но тот шагнул в том же направлении. Они потратили несколько секунд на то, чтобы определиться, кто и куда должен был идти, пока не встали, каждый спиной к своей комнате, смотря друг на друга. Если с другими казалось нормальным идти спать, не прощаясь, то почему-то с Паулем Рихард не мог так поступить. Чувство незавершенности крутилось вокруг и жужжало, как назойливая муха. Что он должен был сделать? В итоге, Рихард сделал шаг вперед и мягко обнял Пауля одной рукой. Их тела, привыкшие друг к другу за последние полчаса пути, идеально совпали в объятии. Рихард прижался теснее, словно нашел свое место. Почему они могли спать вместе в автобусе, но должны были разойтись по разным спальням в отеле? — Спокойной ночи? — спросил Рихард, все еще держа его в своих руках. — Спокойной, — пробубнил Пауль сонно. Его губы коснулись местечка над воротником, и Рихард даже не дернулся. Они отстранились друг от друга. Уже у себя Рихард быстро разделся до нижнего белья и упал в кровать. Та была мягче автобусной койки и намного мягче, чем ему хотелось бы, поэтому он еще долго ворочался, силясь найти правильное положение. Как так получалось, что скрюченным рядом с Паулем засыпать было намного легче, чем расслабленным и в тишине собственного номера? Рихард закутался в одеяло, туго обвивая себя за плечи, и только после этого провалился в сон.***
Рихард с облегчением выдохнул, увидев Шнайдера и Олли за столиками VIP-зала на завтраке. Значит, они с Паулем не одни опаздывали. Выяснилось, что Тилль и Флаке уже два часа как торчали на площадке, разгребая проблемы образовавшиеся после инцидента с парковкой. Они оба были ранними пташками, и даже почти сутки без сна не изменили этого. Вся сонная техническая группа составляла им компанию на стадионе. Так что в отеле остались только визажисты, костюмеры и водители, которые отсыпались после тяжелого путешествия. У них было больше всего времени на отдых, а вот их четверке — Паулю, Рихарду, Шнайдеру и Олли — нужно было торопиться. Завтракали в спешке. Олли ел, как не в себя: у него никогда не было проблем с аппетитом. Шнайдер присосался к фильтрованному кофе и застыл в таком положении, чтобы напиток постоянно поступал в систему в качестве заправки. Никто его не трогал, поскольку все знали, что по утрам он был невыносим без кофеина. За много лет совместных путешествий у Рихарда с Паулем выработалась совместная рутина. Они делили две утренние булочки на двоих — сперва ржаную, а затем пшеничную. Чаще всего мазали их хаккепетером, но иногда клали масло и сыр. Если один готовил сэндвичи, другой разливал чай и минеральную воду. Они оба пытались сократить количество потребляемого кофеина из-за того случая с почками несколько лет назад. И, если для Рихарда это была необходимость, то Пауль поддерживал его “за компанию”, за что периодически терпел насмешки. Рихард вернулся за стол с чайником черного чая и собирался садиться на свое место, как вдруг Пауль взял его за запястье. Их взгляды пересеклись. Рихард мягко улыбнулся, вспомнив, как они держались за руки в автобусе, борясь со сном. — Шатци, можешь принести мармелад, пожалуйста? — попросил Пауль. — Сейчас, — Рихард улыбнулся и похлопал его по плечу. Уже на обратном пути, с розеткой апельсинового варенья в руках, он заметил, что взгляд Шнайдера был целиком сфокусирован на нем. Когда Рихард занял свое место перед Паулем, то еще долго не мог отделаться от взявшегося из ниоткуда беспокойства. И даже два кусочка хлеба — один с фаршем, а другой с маслом и мармеладом — не смогли унять сухое чувство в груди.***
Несмотря на ночной инцидент с парковкой, на репетиции все прошло гладко. Администратор стадиона еще долго ходила и извинялась перед ними за предоставленное неудобство, но никто из команды уже не держал на нее зла, особенно те, кто уже не раз сталкивался с работой с испанцами. Сцену уже собрали, но экрана над Шнайдером еще не было, а лифт с диджейским пультом отказывался работать автоматически, но и эту проблему решили, переведя на механическое управление. Рихард прокатился на всей установке несколько раз, прежде чем убедился, что все работало без опозданий. Оставалось только надеяться, что во время концерта все пройдет также гладко. На обеде уже были все вшестером вместе с Томом и его компанией. Перерыв пришелся на сиесту, и улицы заметно осиротели. Поднималась жара, а им предстояло еще пешком дойти до ресторана. — Боже, если еще на стадионе будет так, то я повешусь, — пообещал Флаке спустя минуту пути. Из их шестерки он тяжелее всех переносил жару и начинал жаловаться всякий раз, когда столбик термометра поднимался выше двадцати трех градусов. Правда, в этот раз с ним были согласны все. — А что, если вместо котла… — Олли провел пальцем по шее и изобразил повешение. Все засмеялись, кроме Флаке. Даже Шнайдер изобразил подобие улыбки. — Тебе-то весело, это понятно. Ты дальше всех от огня стоишь. Посмотрим, как ты отыграешь хотя бы пять минут с моей стороны. Рихард слушал их перепалку всю дорогу до ресторана, периодически вставляя слово или несколько, и сам не заметил, как оказался сидящим по другую сторону от Пауля. Они оба удивленно посмотрели друг на друга, взглядом спрашивая: «Как так получилось?» — но, пожав плечами, молча согласились оставаться на своих местах. После общей тарелки паэльи (слишком жирной, по мнению Рихарда) за столом поднялся гул. В основном, продолжали говорить о работе, но кто-то рассказывал о доме и делился фотографиями. Все это навевало Рихарда на мысли о том, что он давно не созванивался с детьми. Он активировал экран телефона, чтобы проверить время, и второй циферблат показал ему, что в Нью-Йорке было четыре утра. Слишком рано для звонка. Отставив идею в сторону, он поднял голову, чтобы продолжить строить планы с Олли и Шнайдером насчет плавания, но только один из них все еще смотрел на него. — Мило, — сказал Шнайдер, указав на его телефон. Рихард сразу же понял, что тот имел в виду, но все же еще раз посмотрел на свой телефон. Его лицо, глядящее с экрана, все еще было по-молодому привлекательным, пусть это и была заслуга грима. На одном фото с ним Пауль держал в руках щенка, как ребенка. Скучал ли он по тому времени, когда его дети были маленькими? Или, может, ему просто тяжело давалась разлука с Минни, которую пришлось оставить в Берлине? Что-то было в том, как Пауль улыбался, по чему можно было легко понять, что он не просто веселился, а испытывал что-то более глубокое и сильное. Рихард видел на экране только это, и он понятия не имел, что виделось Шнайдеру. — Мне кажется, мы отлично смотримся в белом, — наконец-то, сказал Рихард. Шнайдер согласно хмыкнул. — Может и так. Но если мы будем делать что-то такое еще раз, я зальюсь по горло антигистаминными. У меня от одного взгляда на этого щенка все чешется. — Кто бы мог подумать, что у тебя проснется аллергия на собак? — Или на милоту, — предложил Шнайдер альтернативу. Увидев его выражение лица, Рихард рассмеялся. — Ни у кого не бывает аллергии на милоту, — сказал он, полный уверенности. — У меня бывает, — таким же тоном ответил Шнайдер. — Но, если по-серьезному, я рад, что вы двое все уладили. Рихард застыл, не донеся стакан минералки до губ. Его глаза забегали, и он уставился на ножку бокала, пока делал сдавленные глотки, и еще долго не поднимал взгляда. Что Шнайдер имел в виду? — Вы же уладили? — менее уверенно спросил тот, обнаружив его реакцию. Рихард попытался сформулировать ответ в своей голове, но вдруг понял, что ни разу не пытался озвучить происходящее даже для самого себя. Почему он должен был что-то “улаживать”, если не понимал, чем это “что-то” было? — Ты о чем? — уточнил он. — Да, в какой-то момент вы двое снова стали себя вести, как будто только познакомились, — а это по мнению каждого из группы означало постоянные ругачки и стычки между Рихардом и Паулем. — Нам всем показалось, что вы опять поругались. Тилль даже созванивался с нашим психологом. Это было правдой? Его снова хотели отправить на терапию? Уже несколько лет Рихард довольно успешно справлялся сам, без помощи специалиста. И, если его друзьям казалось, что ему опять надо привести голову в порядок… — Правда? — сдавленно спросил он. — Ага. Сам понимаешь, неразрешенные конфликты в туре — самоубийство для группы. Все будет только наслаиваться и наслаиваться. — Мы не конфликтовали, — поспешил заверить Рихард. Шнайдер одарил его сомневающимся взглядом. — Серьезно, Дум. “Почему ты не поцеловал меня сегодня?” — Тогда почему он вел себя как кукла на сцене? Рихард попытался вспомнить, что происходило на их последнем концерте в Гелсенкирхене. За исключением того, что Пауль не вышел к нему на соло, все же было хорошо? Они по-прежнему переговаривались через внутренний микрофон, задержки по звуку не было. Коммуникация была на высоте, разве нет? — Эээ… Я не заметил? — честно признался Рихард. — Нда… — Шнайдер откинулся на спинку диванчика, на котором сидел. Рихард скопировал его и скрестил руки на груди. — Когда вы вдвоем ушли раньше всех с прошлой афтепати, я думал, что вы все-таки поговорили. На другом конце стола засмеялись. Рихард быстро переглянулся с Паулем взглядами, а затем снова склонился над столом, чтобы никто другой, кроме Шнайдера, не мог его услышать: — Дум, мне надо с тобой поговорить. — Мне казалось, мы уже разговариваем. — Наедине. Я не могу, когда все рядом. — Ты же понимаешь, что даже если бы нас подслушали, то никто не стал бы осуждать? — Понимаю. Пожалуйста, Дум, — настойчивее повторил Рихард. — Хорошо. Тогда, давай, после ужина прогуляемся за отелем? Или это слишком уединенно? — Нет-нет. Парк подойдет. Договорившись о встрече, они вернулись к основной беседе за столом.