***
Берлин. Как много в этом слове! Они только-только вошли в рабочее состояние и привыкли к бешеному расписанию, и сами не заметили, как пришла пора возвращаться домой. Обычно они приезжали в Берлин в моменты отпусков и редких передышек между записями альбомов или съемками клипов, когда все неизбежно уставали друг от друга и разбредались каждый в свой уголок. И как же странно и чуждо было воспринимать родное место с точки зрения работы! В город въезжали со стороны Шпандау, и Рихард изо всех сил пытался представить, что не был знаком с улицами, мимо которых несся их автобус, чтобы не испортить рабочее настроение. Если бы только он мог хотя бы на секунду оказаться туристом, который видел Берлин только на открытке с Восточной Галереей или Браденбургскими воротами! Проблема была в том, что, в каком бы районе они не находились, у Рихарда всегда был внутренний компас, который безошибочно приводил его к дому. По прошествии более чем тридцати лет жизни в Берлине, он перестал нуждаться в навигаторе, чтобы добраться до конечной цели, даже если оказывался в совершенно незнакомом месте. Что же казалось Шарлоттенберга — района, в котором он жил — Рихард мог с закрытыми глазами дойти до реки из любой точки. Берлин встретил их мелким моросящим дождем, что, несомненно, только добавляло городу очарования. Олимпийский стадион потемнел от капель, но его вид, торжественный и помпезный, по-прежнему согревал сердце. Он был частью того ландшафта, который неизменно сопровождал Рихарда на его пути в загородный дом Пауля. И теперь, вместо привычного любования издали, им предстояло использовать стадион по прямому назначению. Контраст между привычным и рабочим помог сфокусироваться на деле, хотя и не стер до конца внутреннее ликование от воссоединения с родным городом. В качестве бонуса, им предстояло провести в Берлине целых четыре ночи. И, несмотря на то, что у них с Паулем все так же была забронирована комната в отеле, Рихард всерьез рассматривал возможность провести несколько ночей на привычном для спины матраце. Чем дольше он думал об этом, тем глубже погружался в ощущение, что его душа раскалывалась надвое. С одной стороны, Рихард скучал по привычной домашней обстановке и по своим кошкам, а с другой стороны, он представлял, как четыре ночи вдали от Пауля повлияют на их поведение друг с другом. Существовала ли их близость только в пределах автобусного тура? Рихард украдкой посмотрел на Пауля. Тот проснулся за двадцать минут до того, как они свернули с автобана на пригородную трассу, как будто у него внутри тоже были часы, отсчитывающие время, необходимое для того, чтобы добраться до дома. Он все еще лежал на спине, поджав колени, и отказывался вставать с койки, пока их трейлерная деревушка не заехала на территорию стадиона. Вся их компания дружно выдохнула, когда при разгрузке оборудования стало понятно сразу несколько вещей. Первая: в отличие от предыдущих перемещений и, несмотря на то, что они собирались второпях, они умудрились ничего не забыть и не потерять. Вторая: родные стены были приятнее чужих, поскольку Берлин стал первым городом, в котором администрация выполнила каждый пункт их договора и построила сцену именно так, как они просили. И даже то, что техники все равно были загружены работой, возвращая настройки клапанов давления на исходные показатели, не испортило общего воодушевления. Берлин был родным городом для многих из них, и он никогда не подводил и не разочаровывал. Их шестерка стихийно, не сговариваясь заранее друг с другом, собралась у режиссерского пульта. Рихард, Оли и Шнайдер курили невзатяг, а скорее для эстетики и самого процесса. Флаке, Тилль и Пауль расслабленно сидели, замыкая круг: кто на пластиковых стульях, кто на бетонном ограждении. Они все были усталыми, измотанными не только дорогой, но и туром, в целом, и у каждого на лице читалось облегчение, несомненно связанное с тем, что они приехали домой. — Ну, что, — первым поднял тему Рихард, — кто в отель? Они все посмотрели друг на друга по часовой стрелке, никто не решался заговорить первым, и, когда молчание затянулось, они рассмеялись. — Стало быть, никто, — Рихард сделал вывод, улыбаясь. Он прекрасно понимал, что каждый из них чувствовал. Флаке, Оли и Тилля ждали дома жены, дети и даже внуки — так бывало всегда после затяжных путешествий. Из их шестерки, тяжелее всего было Шнайдеру. Всего за неделю до начала тура он узнал, что его Ульрике была беременна в третий раз. Более того, он еще ни разу не оставлял своих младших на целое лето одних. Было совершенно очевидным, что, освободившись, он первым делом помчит домой. На фоне своих семейных товарищей, Рихард и Пауль выделялись. Их старшие дети были слишком взрослыми, чтобы жить с родителями, и они оба были в разводе, поэтому их дома, хоть и не были пустыми из-за обслуживающего персонала и животных, но не были и близко такими хаотично-семейными, как, например, у Тилля. Его старшие жили с ним на соседней улице и всегда были где-то рядом. А вот дети Рихарда жили на юге Германии: Кира — в чудесном городе под названием Ульм, а Мерлин обосновался у подножия Цугшпитце, в деревушке, название которой он никак не мог запомнить. Марго и Макси жили в Нью-Йорке и на время тура были недосягаемы. Так что, кроме трех кошек, в Берлине его никто не ждал. У Пауля была похожая с ним ситуация. Эмиль, хоть и жил в Берлине, но в гости наведывался редко. Лили жила в Праге со своим бойфрендом, а Эри на лето уезжала в Португалию к родителями. Так что, как и Рихард, Пауль справлялся с одиночеством, заведя животное — маленькую коричневую собаку-задрыгучку по кличке Минни. Со стадиона все разъезжались стихийно, в основном, на собственных автомобилях, впервые оставив нанятый для тура водительский персонал в покое. Никто не прощался друг с другом надолго, потому что им всем предстояло встретиться следующим утром для первой репетиции. Во всеобщей суете, Рихард поймал себя на том, что совершенно не представлял, чем заняться. Его никто не ждал, ему было некуда торопиться, и, несмотря на все старания, он не мог стряхнуть с плеч ощущение ненужности. В груди засушило: а что, если с возрастом все станет только хуже? От стадиона до дома было чуть больше получаса пешком, и, как бы Рихард не скучал по родным стенам, ноги отказывались нести его, как если бы он был призраком, у которого на стадионе было незаконченное дело. Пауль встал справа от него. — Пешком? — спросил он, и его уверенный тон предполагал, что он даже не задумывался над тем, чтобы отправиться по домам разными путями. Задумавшись над ответом, Рихард посмотрел на наполовину недокуренную сигарету, и, затушив ее о столб, выбросил окурок в ближайшую урну. — Пойдём, — его рука сама собой поднялась вверх и коснулась спины Пауля между лопатками. Прикосновение, поначалу показавшееся естественным, вдруг привело в смятение. Возможно, теперь, когда они были «не на работе», ему стоило спрашивать разрешения? Рихард понял, что оказался ровно в той ситуации, которую так старательно пытался избежать, сказав Паулю, что не хотел целовать его на сцене. Ему не хотелось задумываться над тем, что было продиктовано чувствами, а что — зовом их публичности. И Рихард даже не имел в виду поведения Пауля. Дело в том, что ему самому порой было тяжело определить, какие эмоции он испытывал на самом деле, а что было частью мимолетного угара. Они забрали свои рюкзаки с личными вещами из автобуса и пошли в сторону выхода из Олимпийского парка. Почти сразу плечи Рихарда начали ныть от тяжести, и он понял, что скоро к ним в аккомпанемент добавится поясница. Как бы ему не хотелось потратить время на прогулку с Паулем, у главных ворот он остановился и спросил: — Давай все-таки позвоним водителю? Пауль не стал отвечать, а сразу достал телефон и вызвал своего водителя. Рихард скинул тяжелый рюкзак и поставил его рядом с собой, а Пауль не стал делать лишних движений и лишь припал плечом к железному столбу главных ворот. Их поглотила тишина, которая не была так сильно заметна, пока они шли бок о бок друг с другом. Рихард поднял голову, и их взгляды пересеклись. Долгое время они молча разглядывали друг друга. Лицо Пауля было спокойным, мягким и умиротворенным. По нему нельзя было сказать, насколько сильно он переживал перед грядущим вечером. — Так, насчет… — нерешительно протянул Рихард. Он знал, что если смолчит, то ни за что себе не простит. С другой стороны, он понятия не имел, как облачить в слова то, что для него было понятно и так. Он пробовал на язык фразы, начинающиеся с «Почему» или «Зачем», но пришел к выводу, что они звучали слишком резко, — Ты бы пригласил меня к себе еще раз? Брови Пауля взлетели наверх, как если бы он понятия не имел, о чем Рихард его спрашивал. Он переступил с ноги на ногу и скрестил руки на груди. Желудок Рихарда бухнул вниз. — А ты бы пришел? — Пауль не стал отказывать напрямую. — Да, — просто ответил Рихард, и эти слова вызвали едва ли не такое же удивление, как его изначальный вопрос. Пауль опустил взгляд на носки своих ботинок и пнул ногой невидимый камень. Его скрещенные руки опали, но он тут же нашел им другое занятие, вцепившись в ремни рюкзака на плечах, затягивая их потуже. На секунду Рихарду показалось, что он скажет что-то вроде: «Я просто хотел попробовать, и мне не понравилось. Прости, если тебя это задело», но Пауль сказал: — Пригласи меня. И больше за этим ничего не последовало. Рихард разглядывал его во все глаза, как будто бы у него на лице могла оказаться подсказка о том, как поступить. Он боялся, что своим промедлением отпугнет Пауля, и выпалил первое, что пришло в голову: — Останься со мной сегодня ночью, — попросил он, хотя это мало походило на вопрос, скорее на отчаянную мольбу. К его ужасу, Пауль молчал так долго, что к ним успела подъехать машина. Рихард не торопил его, видя, что тот глубоко задумался над чем-то. Они уже сгрузили рюкзаки в багажник, когда Пауль, наконец, сказал: — Я только заберу Минни с собой, — он не спрашивал разрешения, а ставил перед фактом. У Рихарда за плечами как будто раскинулись крылья. Значило ли это, что Пауль хотел остаться у него на все четыре ночи? Понимал ли он, что Рихард приглашал его в свою спальню, а не гостевую?.. Ему вдруг захотелось отмотать время на несколько минут назад и укоротить свою просьбу до простого: «Останься со мной». Он чувствовал, что мог предложить Паулю провести с собой все четыре ночи, но слова не рвались с языка, как если бы он исчерпал все свои запасы смелости мгновениями ранее.***
У Рихарда в спальне горел свет. Он сидел на кровати и пытался заставить Тигра запрыгнуть на простыни рядом с собой. Как бы он не игрался с одеялом, как бы он не чесал по ткани, ему никогда не удавалось заманить его до того, как он ложился головой на подушку. И уж тогда кот запрыгивал на матрас у изголовья и занимал свое место между подушками, касаясь мурчащей спиной его волос. При этом иногда у него просыпалась привычка вылизывать Рихарду затылок. У них были сложные отношения. Предстоящая ночь грозилась привнести изменения в их привычную рутину. И, если Рихард ждал их с нетерпением, ему оставалось только догадываться, что было на уме у Тигра. Минни — исчадие ада, притворяющееся питомцем Пауля — ни на шаг не отходила от своего хозяина. Более того, тот почти не выпускал ее из своих рук, и даже три абсолютно новых животных объекта в виде пушистых разноцветных котов, не заставляли Минни опускаться на четыре лапы. Ревновал ли Рихард? Если только самую малость. Он услышал туалетный смыв из коридора и выпрямился на кровати. На секунду ему показалось, что Пауль может зайти в его комнату и сказать: «Я передумал ложиться с тобой. Я займу гостевую комнату», но все сомнения отпали, когда Рихард увидел его на пороге своей спальни в одной футболке и нижнем белье. От его одомашненного вида на душе стало совсем тепло. Рихард улыбнулся. — Хорошо выглядишь, — сказал он. Пауль попытался скрыть смущенную улыбку, коротко мазанув пальцами по носу, но едва ли у него получилось это сделать. Из коридора донесся цокот когтей по паркету, и Минни тоже добралась до спальни. Пауль не стал задерживать на ней свое внимание, ровно как и Рихард — на Тигре. — А ты — ужасно, — он усмехался, и было понятно, что он совершенно так не считал. — Сильно устал? — Из нас двоих это ты всю ночь веселился, — напомнил Рихард, и тут же порадовался, что успел закончить говорить до того, как Пауль плавно двинулся ему навстречу. К горлу подкатил нервный комок, и он поспешил его сглотнуть. — Мне не хватало твоей компании. Рихард бы солгал, если бы сказал, что слова никак не подействовали на него. Было огромным облегчением осознавать, что его отсутствие все-таки не прошло незамеченным. Пауль встал прямо напротив него и, когда Рихард не стал вставать с кровати, опустил ладони ему на плечи и шагнул так, что их колени соприкоснулись. Что бы между ними не происходило, оно потихоньку выходило за рамки поцелуя перед сном и держания за руки. Рихард с нетерпением предвкушал то, что ждало их впереди. Тем временем ладони с его плеч скользнули выше, к затылку и задней стороне шеи. Рихард поднял голову, чтобы посмотреть Паулю в глаза. Он мог сказать что угодно, но выбрал тихое: — Приятно, — что относилось и к прикосновениям, и к ранее сказанным словам. В ту же секунду он увидел, как взгляд Пауля опустился на его губы — с такого расстояния вероятность воспринять жест как-то по-другому была минимальной. В груди зародилось уже знакомое предвкушение, но вопреки ему, поцелуя не последовало. Пауль коснулся его губ большим пальцем и, едва ли нажимая, провел от центра к уголку. Сердце Рихарда пропустило удар. Он чуть склонил голову в бок, и в таком положении было тяжело сохранять контакт взглядов, но зато он мог поцеловать подушечку большого пальца, ласкавшую его лицо. Пауль шумно вздохнул, что стало для Рихарда полнейшей неожиданностью. В его голове вихрем закрутились мысли. Что же они делали? Что между ними происходило? Насколько правильным было вести себя друг с другом подобным образом? Рихард не был уверен в том, что обсуждения были важнее прикосновений. Он накрыл ладонь Пауля своей, и они оба замерли. Ни один из них не спешил форсировать события. Рихард неторопливо переплел их пальцы в знакомом жесте. Свободная рука Пауля легла ему на плечо, мягко поглаживая у линии роста волос. Тогда он снова набрался смелости, посмотрел наверх, и увидел, что ему улыбались. В груди что-то екнуло, отзываясь на довольное выражение лица Пауля. Он не увидел на его лице и тени сомнения, и это придало ему уверенности. — Я соврал тебе, когда сказал, что не хотел тебя целовать, — признался Рихард решительно. Пауль чуть удивленно посмотрел на него, как будто не ожидал этого услышать. — Я сказал это, потому что я боялся. — Боялся чего? — он пристально смотрел ему в глаза, и Рихард почувствовал, что забыл все слова всех языков, что знал. Пауль еще какое-то время ждал ответа, но потом сдался и зашёл с другой стороны: — Тебе страшно, когда мы целуемся? Рихард, не сдержавшись, фыркнул. — Мне, скорее страшно, когда мы не целуемся, — сорвалось с его языка. Пауль засмеялся и несколько раз крепко сжал его ладонь в своей, и это придало сил. — Я начинаю надумывать, что предыдущий раз был последним, и этого больше не произойдет. — Не знаю, как ты, но я рассчитываю на то, что это произойдет еще не один десяток раз, — он говорил совсем тихо, как будто тоже не доверял своему голосу. Волновался ли он? Или слова давались ему легко? — Я тоже, — Рихард снова поднял на него взгляд, выпрямляясь, а Пауль, наоборот, опустил голову, нависая над ним. Их губы встретились снова, и касание продлилось еще дольше. Когда они отстранились друг от друга, они оба улыбались, довольные тем, что произошло. — Ну, что? — спросил Пауль, приглаживая волосы у него на затылке. — Давай ложиться спать. А то мне кажется, что я завтра не встану. Рихард отпустил его намного легче, чем предполагал. — Давай. Пауль выключил в спальне свет и на ощупь добрался обратно до кровати. Они оба быстро устроились под одним одеялом, их руки нашли друг друга. Рихарду вдруг тоже захотелось коснуться волос Пауля и нежно приласкать его. Он не стал отказывать себе в этом удовольствии, касаясь его виска и затылка без всякой задней цели. Пауль явно расценил его жест по-другому и потянулся к его губам. Рихард не ожидал поцелуя, и только поэтому не ответил сразу. Он отмер, когда Пауль уже возвращался на подушку, и подался вслед за ним. Не отстраняясь друг от друга, они засмеялись. — Погоди-погоди. Горячий шепот коснулся губ Рихарда, и он несильно сжал ладонь Пауля в своей. — Вот сейчас. На счет три. — Три. Они потянулись друг другу на встречу и соединили улыбки. Это был самый короткий поцелуй на памяти Рихарда, даже если учитывать те, что произошли на сцене стадиона Динамо. В то же время он был самым веселым и сближающим. Они еще долго лежали в темноте, в сантиметрах друг от друга, наслаждаясь общим личным пространством, пока не пришло время возвращаться на свои подушки. Рихард почувствовал, как потихоньку начал проваливаться в сон, но даже тогда не отпустил ладонь Пауля из своей.