Глаза цвета осеннего неба

Часы на городской башне пробили пять раз. Солнце в последний раз оглядывалось по сторонам, прежде чем нырнуть за крыши домов. Маленький жёлтый листок покинул родную ветку, и кружась в незамысловатом вальсе опустился на собранные в хвост темно-русые волосы Берты. — Капли определённо добавили вам жизни, — пробормотала она, отрывая кисть от выпуклого из-за густой краски холста. — Можно было бы ещё сюда… Нет, все, хватит. О, великое бремя всех творцов… Картина никогда не выглядит завершенной… Хватит и единого мазка, чтобы переборщить. Чтобы не допустить этой ошибки, девушка чуть ли не силой заставила себя убрать кисть за ухо и заключить пальцы в замок. — Что-ж… Полагаю, что на этом всё… — задумчиво протянула она, рассматривая новорожденную картину. Ещё немного насладившись проделанной работой, Берта сложила краски в футляр, в последний момент вспомнив о кисточке. Тихо зашуршали листья. Со стороны песчаной дорожки сзади послышались шаги, а затем раздался уже знакомый голос: — Привет, Берта! Девушка обернулась. Это была Бетти, запыхавшаяся, с кое-как наброшеным на плечи белым клетчатым шарфом. За её спиной громоздился большой чёрный чехол, который за счёт низкого роста русой красавицы казался почти вдвое больше её самой. Берта выгнула бровь. — Автомат Калашникова? — Хуже — виолончель! — прыснула Бетти. — Я немного опоздала… Нас задержали на репетиции. — Ничего. Ты как раз вовремя. Взгляду виолончелистки предстала картина. На освещенной зыбкими лучами солнца ветке среди багрово-золотистой листвы блестели маленькие райские яблочки. Ещё не высохшие капли дождя медленно стекали по их розовой кожице, подчеркивая спелость налитых соком плодов. — Восторг… — прошептала Бетти. — Это просто… Просто не описать словами! Кажется, что вот-вот подует ветер и зашуршит листва… Сказочное осеннее утро после дождя… — Спасибо, — художница была довольна оценкой публики. — Приятно. — Ой, ты уже и сама превращаешься в яблоньку… — Что? Слегка приблизившись, Бетти сняла с волос Берты бордовый листочек. — Оу, — девушка смущенно хмыкнула. — Да, сливаюсь со средой… На пленере и не такое бывает. — Ну вот, теперь мне хочется яблок! — Это вполне осуществимо. Протянув руку, Берта осторожно сорвала с ветки яблочко и протянула его Бетти. Оно было маленьким, не больше сливы и, насколько можно было судить по породе дикого плода, такой же кислый. Девушка рассмеялась. — Может лучше сходим в кофейню? Здесь, кажется, неподалеку есть одна, там как раз продаются яблочные маффины. — Нужно оставить картину в мастерской… — пробормотала Берта, но затем, поправив очки, добавила: — А так вечер вполне свободен. — Отлично! Постой, у тебя есть своя мастерская?! — Я так называю свою однушку на пятом этаже. Это временно, вообще я живу в деревне на час езды отсюда… Но сейчас, по стечению обстоятельств, моя остановка тут. Тебе не будет тяжело таскать с собой этот огромный инструмент? — Нет-нет, я уже привыкла. Дом, в котором жила Берта, находился не так далеко от парка, что было на руку пленнице Муз. Возле подъезда рос раскидистый клён с медово-оранжевыми листьями, под которым стояла небольшая скамейка. На ней Бетти и осталась ждать свою новую знакомую. Комната Берты и вправду больше была похожа на мастерскую, чем на жилое помещение — всё пространство занимали картины. Свет закатного солнца проникал через небольшое окно, отражался в банках с акварельной водой и играл на полотнах. Где-то там, за этой волшебной галереей, прятались небольшой столик, кухонная плита и кровать, на которую художница положила свое новое творение. Прежде чем выйти на улицу, Берта мельком взглянула на себя в зеркало. Это вышло как-то само собой. Зачастую ей было все равно как она выглядит. Впрочем, это совсем не означало, что она была неряхой, просто её голову занимали вещи куда более возвышенные, чем цвет резинок для волос. Берта была человеком практичным — летом носила свободные футболки и шорты, а осенью ее шорты плавно переходили в джинсы. Футболки же утеплялись бадлоновыми рукавами и горловинами. В качестве обуви девушка в любое время года предпочитала простые кеды. Поправив рукава серой куртки, девушка заперла дверь на ключ. Бетти осторожно вложила листочек клёна между пожелтевшими от времени страницами партитуры «Дидоны и Энея». Подняв взгляд, она увидела перед собой Берту: — Итак… Яблочные маффины? — Да! Идём!