Глаза цвета осеннего неба

Ветер играл с листьями, заставляя их петь тихую колыбельную угасающей осени. Ноябрь в этом году выдался на редкость погожим, в противовес плаксивому октябрю. Серое небо, укутанное ватными облаками, отражалось в спрятанных за круглыми стеклами глазах, обращенных к холсту. Берта нахмурилась, закинув ногу на ногу. Уже тринадцать дней она пытается запечатлеть на холсте плакучую иву, что печально распластала ветви в поисках последних солнечных лучей. Но передать её «сущность» никак не получалось. С виду девушка казалась спокойной, но внутри бушевал ураган. Она ощущала, как тучи сомнения сгущаются в ее душе, скрывая малейший проблеск идей. Каждый мазок, которым художница пыталась передать красоту природы, все больше и больше отдалял ее от этой самой красоты. Поэтому кисточка покинула слегка дрожащие руки и оказалась в зубах. — Что же с тобой не так… Не так было все. Что бы ни было на холсте, художница видела лишь сливающиеся в единой каше цвета, формы и грубые штрихи, из которых вырисовывался чахлый, ни на что не похожий, сорняк с не менее чахлыми ветками. Берта стиснула зубы, оставив следы на деревянной кисточке. Чем дольше творец смотрел на свое творение, тем больше чувствовал, как теряет над собой контроль. Пальцы слегка сжали рукав серой куртки. Больше всего раздражали листья, похожие на рыб, вырезанных из куска золотой фольги. — Вот что же вы такие… Такие… Серьги с дедовой барахолки?! — девушка встала со стула, сунув кисть в банку с водой, и направилась в сторону дерева. — Вот они — живые листья! — рука обвила длинную ветвь. — Они дышат! Что, так сложно перенестись на холст?! Берта шумно выдохнула, продолжая ощупывать пальцами листву. Может, её тоже нужно было окрапить слезами, как яблоки? Художница присела на корточки, поднося листок к глазам. Он был маленьким, продолговатым и очень приятным на ощупь, нежным, как кожа ребёнка. Девушка слегка нахмурилась и взглянула на свое детище, что ждало её на триноге. Вдруг она заметила, как из-за него выглядывает кончик черного берета. Присмотревшись повнимательнее, девушка улыбнулась. — Точно по расписанию. Однако вскоре улыбка пропала с ее лица — подойдя ближе Берта обнаружила перед своей ещё толком не сформированой картиной отнюдь не Бетти. Это был белобрысый парень в синей куртке. Самым наглым образом усевшись на стул, он пристально изучал незавершенную работу. Берта растерялась, не зная, как защитить свое творение от незваного гостя, но вдруг мальчишка повернулся к ней. Лицо ей показалось отдаленно знакомым, но по какой-то причине пронзительно зеленые глаза вызвали в душе ощущение дискомфорта. — Это ты нарисовала? — голос тоже был неприятным. — Написала, — машинально исправила девушка. Незнакомец тихо хмыкнул и вновь обратил взгляд на полотно. На несколько секунд в воздухе повисло неловкое молчание, после чего парень сказал, указывая на верхний левый угол картины: — У тебя неправильно падает свет. Выглядит, словно у тебя два солнца. Берта вскинула брови. По правде, после «нарисовала» она никак не ожидала, что парень будет как-то близок к искусству живописи. — Работа еще не закончена. Незнакомец никак не отреагировал на возражение, зелёные глаза еще немного прогулялись возле миниатюрного дерева с золотыми штрихами листьев, после чего парень задумчиво спросил: — А почему именно ива? Почему не центральная площадь? — В каком смысле? — не поняла художница. — При чем тут площадь? — Да так. Мало в последнее время художников в этом парке… — Я пишу то, что мне нравится писать. Парень медленно кивнул и встал. — Как тебя зовут? — Меня? Берта Герр… — Константин Бупелевски, абитуриент Национальной художественной академии. А ты, что же, новенькая? Учиться приехала? — Я окончила академию в мае. — Правда? — парень вскинул брови и усмехнулся. — Странно, никогда не видел. — Люблю сливаться с окружающей средой, — девушка смахнула с плеча прицепившийся к куртке листок. — Я имею в виду работы. Не видел твои работы, на конкурсах там и так далее. Берта вздохнула. Если бы они не стояли в парке, обдуваемые ноябрьским ветром, она бы попросила открыть форточку. — Я не выставляла свои работы на школьных конкурсах. — Почему? На них тоже второе солнце? — На конкурсах все места распределены заранее всяким богатеньким вундеркиндам, детям жюри и директоров. Ещё одна пауза, которую постаралось заполнить шуршание листвы. Константин слегка прищурился и улыбнулся. — Кто знает. Удачи на Н.Л.Г., коллега. Берта удивилась, можно сказать, эти слова поистину шокировали ее. Откуда он знал? Даже Бетти не знала… Спросить, однако, художница не успела — убрав руки в карманы узких джинс, парень неторопливо ушёл по усыпанной листьям дорожке. Берта нахмурилась. Зачем она вообще ввязалась во все это? Попробовать новенькое? Пощекотать нервы сроками? Убедиться, что в мире нет справедливости и зарыть саму себя в яму отчаяния? Тучи сомнения глубоко внутри ощетинились маленькими белыми молниями… Вдруг в кармане завибрировал телефон. В недоумении девушка взяла трубку. Видно все-таки нужно было давать имена контактам… — Ало? — Привет! — зазвенел по ту сторону провода голос Бетти. Тучи медленно растворились. Берта улыбнулась. — Где же вы, мадемуазель? Ваша репетиция должна была уже закончится. — Оу, сегодня оркестра нет — наш дирижёр заболел. Написал, что продуло в парке… Так что одевайся потеплее! — Я вампир, мы не простужаемся. — Ты теперь решила навсегда остаться вампиром? Уже конец ноября, зима скоро! — Гм. Думаешь, мне подойдёт амплуа Гринча? Бетти прыснула. — Лучше уж оставайся вампиром. — М-да… А ведь я уже привыкла, что ты возвращаешься домой через парк. — Если хочешь, можем сходить прогуляться, только где-то ближе к пяти, а то мне нужно заниматься. — Отлично. Пожалуй, трех часов мне хватит, чтобы, если не добить, то хотя бы понять, как добить это несчастное дерево. — Нежнее, Берточка, нежнее. — Берточка? — Всё, давай, пока-пока! Голос прервали тихие гудки. Художница фыркнула, убирая телефон на место. — Берточка, — тихо передразнила она и улыбнулась.