Учимся прикасаться (Learning to Touch)

Каз проснулся от крепкого сна из-за звука открывающегося снаружи окна. Он на мгновение напрягся, и потянулся к пистолету, который всегда был под рукой. Затем он услышал звук ее ног, касающихся пола, и напряжение покинуло его тело так же быстро, как и появилось. Только Инеж точно знала, куда нужно наступить, чтобы половица под окном не заскрипела в знак протеста. Он сел и повернулся к ней лицом. Лунный свет, проникавший в окно, сиянием очерчивал кончики ее волос, лицо скрывалось в тени. Каз мельком подумал о картине, которую можно увидеть в Малом дворце в Равке: Санкта Алина, свет которой исходит от нее. «Санкта Инеж», — подумал Каз, зная, что она отругает его, если он когда-нибудь назовет ее так. Святой чего она могла бы быть? У них у всех было что-то особенное, не так ли? Пчелы, драконы, кости или солнце и тому подобное. «Ножи», — подумал он, а потом, — «ветер». Она оставила окно позади себя открытым, и он мог чувствовать легкий ночной ветерок, касающийся его лица и обнаженной груди. Пахло морской водой, и он знал, что именно ветер, которым он дышал, на этот раз привел ее к нему раньше обычного. Он наблюдал, как она вынимала ножи один за другим, отмечая, что теперь появился новый. Он спросит о нем позже. А пока он упивался видом ее и ее изящных движений. Ты дома. Я скучал по тебе. Он не сказал этих слов. Зачем ему это говорить? Это было очевидно. Вместо этого, когда последний тонкий метательный нож был аккуратно уложен, он протянул ей руку и она взяла ее. — Каз, — тихо сказала она, подойдя к кровати и крепко сжав его пальцы. Его сердцебиение на мгновение ускорилось, а затем снова успокоилось. Во время ее последнего пребывания в Кеттердаме они узнали, что давление помогало ему не возвращаться к кошмарам. — Я получила письмо Джеспера. Каз улыбнулся, когда она села рядом с ним. — Как долго ты это планировал? — спросила она. — Общая картина сложилась в тот момент, как мы поместили Уайлена на должность в Совете, которую занимал Ван Эк, хотя мелких деталей еще не было. Мне нужно было время, чтобы все подготовить. Он начал собирать силы, чтобы отомстить. Затем он направил всю свою волю на укрепление своего места в качестве крупного игрока в Кеттердаме, став тем, кто никогда больше не окажется во власти городской стражи или лидеров банд. Теперь, судя по всему, Каз Бреккер был самым молодым и самым злобным из боссов Бочки, управляя Отбросами железной рукой и обычно получая прибыль от торговли контрабандой, игорных домов и защиты от рэкета. Его Призрак стала чем-то средним между ностальгическим воспоминанием и городской легендой, но его новых пауков было более чем достаточно. Если бы кто-то спросил, то большинство его деловых партнеров сказали бы, что Каз достиг своих амбиций и был доволен правлением маленького королевства, построенного им. Только Уайлен, Джеспер и пара тщательно отобранных членов Отбросов, жаждущих отомстить, знали о его нынешних замыслах... а теперь и Инеж. — Референдум в Совете состоится через месяц, а ты говоришь мне это только сейчас, — сказала Инеж со смесью наигранного разочарования в голосе. — Я позволил Джесперу рассказать тебе, — поправил ее Каз. — Он заставил меня пообещать, что сообщит тебе новости. — Запретить контракты займа с несовершеннолетними и объявить вне закона практику добавления дополнительных комиссий к существующим контрактам, — тихо сказала Инеж. — Каз, это… — Это их не остановит, — сказал он, сохраняя деловой тон. — Но это сделает торговлю людьми в целях сексуальной эксплуатации менее прибыльной. Им придется обходить закон, чтобы получить от этого такую ​​же прибыль, как раньше. А как только они окажутся по другую сторону закона, им придется ответить перед нами здесь, в Бочке. Он осторожно коснулся выбившейся пряди ее волос, мягкость этого жеста противоречила его словам. — Что нам нужно сделать, чтобы голосование прошло как нужно? — Хочешь услышать план сейчас или утром? — спросил он. — Ты хочешь заставить меня ждать? В ее тоне было что-то опасное, от чего волосы на затылке слегка зашевелились. — Ты только что вернулась из долгого морского путешествия, — заметил он. — Возможно, тебе захочется поспать или съесть чего-нибудь. Навестить кого-либо. — Каз, — медленно сказала Инеж. — Дорогой, сокровище моего сердца. — Да? — Где мои перчатки? Безудержная радость озарила его грудь, волнение было почти болезненным. — В сейфе в углу, — сказал он ей, а затем сообщил комбинацию. Из-за заживающих травм Инеж, когда она в последний раз была в Кеттердаме, и неожиданной войны за сферы влияния, которая постоянно мешала им проводить время вместе, у них все еще не было возможности изучить свои желания. Хотя они утверждали, что были и другие небольшие интимные моменты: они спали в объятиях друг друга; Инеж позволяла ему расчесывать ей волосы; он помогал ей одеваться и раздеваться; а однажды утром, когда они вместе лежали в его постели, обмениваясь пакетом со льдом между ее плечом и его ногой, Каз, запинаясь, рассказал ей о Джорди. А прямо сейчас матрас слегка прогнулся, когда она снова села. Медленно Инеж натянула перчатки. Каз чувствовал себя сверхчувствительным и наэлектризованным. Он закрыл глаза, потом передумал и открыл их, затем снова закрыл. Прохладная кожа перчаток касалась лица, когда Инеж приложила руку к его щеке. Он судорожно вздохнул и наклонился к прикосновению. — Инеж, — прошептал он. Ощущение было такое, будто вода льется на иссохшую землю. Каз впитывал это. Она погладила его лицо, проследила угол его подбородка и линию рта. Его голова откинулась назад, а рот открылся срывая с губ тихий, скрипучий звук. Он почувствовал, как что-то коснулось их — не перчатка. Инеж поцеловала его. Каз почувствовал, как дрожь изумления пробежала по его телу. Она поцеловала его. Поцеловала его. — Дорогой, — снова сказала Инеж, все еще так близко, что он мог чувствовать ее дыхание на своих приоткрытых губах. Каз открыл глаза и посмотрел прямо на нее. — Я верю, что у тебя есть план, которым ты можешь поделиться со мной. Было ли у него когда-нибудь в жизни такое чувство? Счастье было настолько сильным, что напоминало физическую боль и он наслаждался им. — Есть план, — сказал он. Его глаза скользили по каждой детали ее лица, освещенного луной. Она опустила руку вниз и слегка провела по его горлу, по острому выступу ключицы. Он выгнулся от ее прикосновения. — План, — повторил он, задыхаясь. — Голоса. — Расскажи мне о голосах, — промурлыкала Инеж. Она провела рукой по его волосам, и он подавил стон. — Тринадцать голосов. Закон Совета требует, чтобы двенадцать из тринадцати проголосовали за… ааа. — Ее пальцы провели по жилистым мышцам его плеч. — Чтобы внести изменения… в закон. Кончики ее пальцев проследили вены на внутренней стороне его руки. Ему было интересно, чувствует ли она учащенное биение его сердца. — Продолжай. — Голос Инеж был подобен бархату, а он изнывал. — У нас есть Ван Эк. Благодаря ему мы смогли... убедить Радмаккера пообещать проголосовать, — выдохнул Каз. Она провела рукой по его волосам. Это было похоже на рай. — Ван Верента в Совете заменил Люк Ольберинк. Его семья на протяжении нескольких поколений пыталась занять место в Совете. Они жаждут власти. Он был… — Она провела пальцами в перчатке по его уху, по коротко выбритым волосам на затылке. Он издал тихий стон, отдышался и продолжил. — Иностранный дипломат убедил его и всегда впечатлительного Драйдена, что их голосование на этом референдуме, как символ проявления лояльности, обеспечит ему некоторые очень ценные торговые преимущества с определенными фракциями в Новом Земе. Инеж подняла бровь: — Иностранный дипломат? — Она просунула пальцы в перчатках между его голых пальцев, прижав его руки к кровати. — Я тебе не верю. — Джеспер, — признал Каз. — В очень изысканной шляпе. Лицо Инеж озарилось сияющей улыбкой, когда давление ее рук удерживало его. Он чувствовал, как глаза наполняются слезами, но ему было все равно. Все, что имело значение, это этот момент, ее радость, ее преданность, она. Инеж. — Это три, — сказала она. — А что насчет остальных? — В последнее время Худе не покидает свое загородное поместье. Он голосует по доверенности. Джентльмен, который выступает его голосом в Совете, недавно был пойман на свидании с дочерью Берта Ансута из стекольного завода Ансут. Свидетельница этой встречи недавно прислала ему письмо, в котором указала, что, если он не проигнорирует указание Худе и не проголосует за референдум, она расскажет все Ансуту и жениху его дочери. — Так умно, Каз, — прошептала она. — Расскажи больше. Как насчет остальных членов Совета? Она отпустила его руки и потянулась назад, вытащила две шпильки и бросила их на ящик возле кровати. Разум Каза помутнел на секунду, как только Инеж распустила волосы и позволила им струиться по его груди и животу. — Инеж. Инеж. Он прижал прядь к лицу, прерывисто дыша открытым ртом. — Пожалуйста, — прошептал он, даже не зная, о чем просит. — Давай посмотрим. Ван Эк, Радмаккер, Ольберинк, Драйден и Худе. Остаются Борег, Шенк, Грутенс, Кальвен, Умс, Вестерхоф, Ван Зандт и Ландуверс. — Верно. — Он сжимал и разжимал руки. — Верно. Ландуверс. Он сделал несколько неразумных инвестиций в Южные Колонии. Он хочет переоборудовать корабли своего отца, занимающиеся торговлей мехами… ох, черт. — Инеж трогала его живот. — Использовавшиеся до… до… повышения тарифов. Он хочет… Инеж. — Его голова дернулась в сторону. — … возместить свои потери. Совершив несколько путешествий в Шухан для… для… — Каз уже не мог ясно мыслить, чтобы вспомнить, для чего именно. Инеж снова поднесла руки к его лицу, и он попытался восстановить ход своих мыслей. — Для этого ему нужны крюге. Есть... кредитор, готовый с ним работать. Он спишет половину процентов по кредиту, если Ландуверс проголосует как нам нужно. — Настоящий кредитор? — спросила Инеж, а затем еще немного разрушила его разум, снова нежно поцеловав его в губы. — Киг с дорогой стрижкой. — У Кига нет таких денег. Ее руки скользнули к его груди, ожидая с нетерпением. — У меня есть. — Еще один, более страстный поцелуй, на этот раз в шею. Каза пронзил резкий холод и пришлось отстраниться от нее, задыхаясь. — Пространство. Мне нужно пространство на секунду. Инеж тут же отодвинулась, а Каз сел, закрыв глаза, проглатывая внезапный холод и воспоминания о раздутой, гниющей плоти. — Продолжай говорить со мной, — приказала она, ее голос заземлил его. Он мысленно задержался на нем и использовал, чтобы вернуться в настоящее. — Что у нас есть на Борега? — Натен Борег, — сказал Каз, и в его голос снова вернулась прежняя мрачность. — У него есть несколько очень грязных секретов, связанных с фьерданскими девушками. Очень молодыми фьерданскими девушками. Если кто-то и собирается голосовать против этого референдума по личным причинам, так это он. Я подумал, что Призрак, возможно, захочет нанести ему визит и дать еще более вескую личную причину проголосовать за. В глазах Инеж вспыхнуло что-то убийственное. — Призрак, — сказала она, — была бы в восторге. На лице Каза расцвела улыбка, и не самая приятная. — Я так и предполагал. Он взял ее руку и сжал ее. Она сжала в ответ. Медленно он поднес ее руку к своей груди и прижал. — С Шенком будет легче, — сказал Каз, у него слегка перехватило дыхание, когда Инеж прорисовывала узоры в редких темных волосах на его груди. — Он коллекционирует старинные масляные лампы из Шухана. Последние четыре месяца в избранных кругах ходят разговоры о недавно обнаруженной лампе одного из великих шуханских мастеров керамики. Абсолютно изысканной и проверенной экспертами, с… — он откинул голову назад и застонал, — необычным цветочным узором. Он собирается... голосовать по доверенности на этом заседании Совета, пока будет ее осматривать... лично перед покупкой. Доверенное лицо — его сын из другого города. — Инеж продолжала ласкать его грудь, живот, руки, след грубых волос, исчезавших в свободных брюках, в которых он спал. Его эрекция возвращалась болезненно быстро. — Я договорился о том, чтобы перед заседанием сына заменили одним из наших людей. — Лампа — хитрая подделка? — Спросила она. — Ее не существует. — Еще лучше. — Тебе понравится следующий, — с нетерпением сказал ей Каз. — У Вестерхофа роман с красивой наемной горничной. Если этот референдум… оххххх... пройдет, она... подслушала, как ее хозяин, жестокий молодой Уайлен Ван Экк, говорил своему управляющему, что... он продаст ей контракт... так как больше не сможет удерживать ее, добавляя к нему комиссию. — Он выгнулся под ее руками. — Вестерхоф пообещал ей, что проголосует за. Инеж ухмылялась: — А эта горничная… дай угадаю. Джеспер в платье? Каз фыркнул: — Она проститутка, амбициозная. С теми крюге, которые она зарабатывает на этой схеме... деньгами, на которые, как думает Вестерхоф, он купит ей контракт... она может... — его голос прервался, и он издал глубоко смущающий стон, когда она играла с поясом его брюк. — Стать... высококлассной куртизанкой в Восточном Обруче. Ебать. Инеж. — Каз? — Инеж приподняла его подбородок одним пальцем, чтобы посмотреть ему в глаза. — Где я могу прикасаться к тебе, чтобы ты был в порядке? Он открыл, а затем закрыл рот. — Где угодно, — сумел он справиться. — Просто сделай для меня одну вещь. — Какую? — спросила она. — Если из-за этого у меня случится сердечный приступ… нанеси удар ножом по моему телу так, чтобы выглядело как будто меня убили. И надень брюки обратно. Инеж рассмеялась на его вполне разумную просьбу. — Как тебе удается испортить каждый романтический момент? — потребовала она сквозь смех. — Один из многих моих талантов. Он на мгновение закрыл глаза, купаясь в ее смехе и тепле рук на своей коже сквозь тонкую кожу перчаток. — Я знаю, что у тебя есть на Грутенса и Ван Зандта, — сказала Инеж, развязывая завязки на его брюках. — В-верно, — сказал он ей. — Это ты узнала это для меня. Она стянула ткань с его ног, и он судорожно вдохнул, обнажившись перед прохладным ночным воздухом. Инеж закинула свои длинные волосы ему на бедра. Ее улыбка была теплой, безумной и совершенно неотразимой. Ее руки в перчатках проследили порез на бедре, но не дошли до члена и вместо этого спустились к бедрам. — Инеж, — попросил он. Она наклонилась, обдула прохладным воздухом его эрекцию, и он стал извиваться. — Остаются Кальвен и Умс, — безжалостно напомнила она ему. Он закрыл глаза и быстро заговорил. — Умс убил свою жену прошлой зимой. Он платит гришу-портному, чтобы его любовница была похожа на нее. Если на следующей неделе с портным произойдет внезапный несчастный случай, Умс будет искать нового, осмотртительного портного. Есть ли какие-нибудь спасенные контрактники с равкианским акцентом? — Я понимаю, к чему ты клонишь, — сказала Инеж. — Равкианский портной приехал в Керчию, чтобы расплатиться по долгу своего четырнадцатилетнего брата, но во время путешествия у него украли деньги. — Все тело Каза сильно выгнулось, когда она нежно взяла его яички в руку. Слава Гезену, она знала этот тип мошенничества достаточно хорошо, чтобы закончить историю самостоятельно, потому что он едва мог дышать, не то что говорить. — Если референдум пройдет, его брат будет освобожден, а равканец останется в долгу перед Умсом, и с радостью выполнит любую конфиденциальную работу, чтобы отдать долг. — Но только, — выдавил Каз, — если Умс сможет… убедить еще одного члена совета… Кальвена тоже проголосовать за. Ее рука двигалась, лаская, затем скользнула вверх и обхватила его член. Каз чуть не зарыдал. — Ты сделал все это для меня, — пробормотала Инеж, и он кивнул. Она погладила его, размазывая влагу, вытекающую из кончика. Он чувствовал, что умирает. Он умирал и был чрезвычайно, невероятно живым. — Все для тебя, — прохрипел он. Вся отстраненность и сдержанность, которыми он когда-либо гордился, исчезли. Его руки сжимали простыни, а грудь вздымалась. Он не мог удержаться от толчка в ее каждом уверенном движении. — Посмотри на меня, — приказала она. Он оторвал взгляд от ее руки на нем и посмотрел на ее лицо. Намек на предрассветный свет прокрался по небу, отбрасывая тусклый свет на ее черты лица. Все в нем тянулось к ней. — Инеж… — Свернувшаяся потребность в основании его позвоночника напряглась и стала сжиматься, пока давление не стало невыносимым. — Неж. Она обхватила его лицо рукой и провела большим пальцем по скуле. Каз повернул голову, прижимаясь открытым ртом к ее ладони и вскрикнул в нее, кончая в длинных дрожащих судорогах. Когда жгучее удовольствие стихло, он вцепился в эту руку своей и на мгновение все силы покинули его. Он откинулся на подушку и вздохнул. Несколько долгих мгновений он просто лежал, его кровь пела от удовольствия и трепета. Он слушал тихие звуки: как Инеж стягивала уже испачканные перчатки и шла к умывальнику, чтобы сполоснуть себе руки прохладной водой. — Инеж, — сказал он, и его голос прозвучал в его ушах еще грубее, чем обычно. — Вернись. Матрас прогнулся под ними, когда она присоединилась к нему, ложась почти рядом, но не совсем касаясь его. Каз потянулся к ее руке, но вовремя вспомнил, что она только что вымыла ее в холодной воде, и вместо этого схватил ее за рукав. — Однажды, — сбивчиво сказал он, — ты сказала, что в Керчии нет подходящих слов, которые влюбленные могли бы сказать друг другу. Ты права. Я не знаю ни одного слова, которое подходило бы к этому. — Он вздохнул, рискуя показаться полным идиотом. — Ты научишь меня? Как сказать это на сулийском? Инеж издала тихий звук, и внезапно оказалась в его объятиях, ее волосы и ткань ее одежды — это все, что было между ними. Слова лились из нее потоком, гортанные и красивые, в какой-то степени чувственные. Затем она медленно повторяла их для него, пока он не смог повторить каждое предложение за ней, имитируя ее акцент, насколько мог. — Что я только что сказал? — спросил Каз позже. — Твоя душа и моя душа переплетены в одно целое… самое близкое, как я могу перевести… созданное в самом сердце всего сущего, — медленно произнесла Инеж. — Ты — бессмертная любовь, которая придает силу моим венам. Я наслаждаюсь твоим удовольствием, как своим собственным, любимый… по-керчийски это звучит странно. — Да, — сказал он, а затем понял, что это прозвучало так, словно он согласился с тем, что ее слова звучат странно, и быстро уточнил: — Ты придаешь силу моим венам. Ты всегда это делала. И то, что касается твоего удовольствия, тоже. — Он повторил последнее предложение на сулийском языке, затем сделал паузу. — Сайна… Я знаю это слово. — Он сузил глаза. — Ты говорила мне, что это означает кого-то, кто слишком высокого мнения о себе. Не могу поверить, что ты назвала меня любимым много лет назад, а потом солгала о его значении. — В то время ты вел себя ужасно. Ты не заслуживал знать, что ты мне нравишься. — Инеж, я все еще ужасен, - заметил Каз. — Учитывая, сколько людей я убил и обманул с тех пор, можно утверждать, что я еще более ужасен. — Портишь момент, — отругала она его. — Прости меня, сайна, — сказал он насмешливым голосом. — Сайни, — поправила Инеж. — Мы говорим сайна мужчине, сайни женщине. — Тогда, сайни. — Он обнял ее крепче, когда она слегка вздрогнула от счастья. — Инеж, сайни, — сказал он, поглаживая ее по волосам, — Мы еще не закончили. Кажется, ты забыла самую важную часть. Инеж слегка отстранилась, чтобы посмотреть на него: — Что ты имеешь в виду? Он поднял бровь: — Когда мы говорили о том, что я хочу сделать с тобой, что я говорил каждый раз? Он увидел, как румянец выступил на ее щеках, а на губах медленно проявилась улыбка. — Ты уверен, что справишься с этой задачей, Бреккер? — спросила она. В ответ Каз схватил перчатки и натянул их с намеренной аккуратностью, не отрывая от нее глаз. — Хочешь оставить что-нибудь из одежды? — спросил он. — Хочешь, я накину что-нибудь на себя? Инеж закусила губу. — Надень брюки обратно, — решила она. — Останься без рубашки. Мне нравится смотреть на тебя. В груди вспыхнуло тепло и он почувствовал, как угол его рта приподнялся. Каз снова натянул пижамные брюки, слегка поморщившись от напряжения в ноге, и наблюдал, как Инеж встала и как ни в чем не бывало сняла туфли, бриджи, чулки и стеганый жилет. Она на мгновение остановилась, затем залезла под тунику и развязала повязку, стягивающую грудь. Инеж больше не была тонким, худеньким Пауком из их общего прошлого. За три года ее фигура акробатки набрала мышечную массу. У нее никогда не было роскошных форм, но взросление придало ее бедрам изгибы и толщину, говорящие о женской силе. Каз молча восхищался формой ее ног. Они говорили как-то о том, что Инеж чувствует, когда ее называют красивой. Она сказала ему, что для нее это больше ничего не значит. Красивой была та, испуганная четырнадцатилетняя девушка, которую мужчины так называли, чтобы оправдать свои желания. Поэтому он ничего не сказал, но впился в нее глазами, когда она вернулась в кровать. Инеж осторожно передвинулась так, чтобы оказаться у него на коленях, стараясь не задеть его больную ногу. Затем она взяла его руки и запустила их в свои волосы. — Не торопись, — сказала она. — Погладь мои волосы, а затем прикасайся ко мне длинными движениями по всему телу. Он повиновался, внимательно наблюдая за ней. Инеж вздохнула, когда его пальцы провели по коже ее головы. Ее спина слегка выгнулась, когда он провел руками от затылка до талии. Он позволил своим пальцам скользить по ее телу, мысленно отмечая, какие прикосновения больше всего заставляли ее расслабиться и подрагивать в его руках. Каз не засунул руки ей под тунику, а нежно обхватил ее грудь. Инеж напряглась на долю секунды, но затем наклонилась навстречу прикосновению. Его пальцы были нежными, но уверенными, скорее успокаивающими, чем требовательными, и он почувствовал, как она расслабилась. Он беспокоился, что может разочаровать ее таким же образом, как он знал, что должен был разочаровать многих других. Каз Бреккер был тем, кто никогда не прикасался к женщине, а он слышал, какие язвительные слова они говорят о неуклюжих и неопытных любовниках. Но это была не просто женщина. Это была Инеж, и он знал все о языке ее тела. Ее лицо и тело говорили ему намного больше, чем слова, что ощущалось правильно, а что неправильно, и что заставляло ее желать большего. Это опьяняло, и он потерялся в изучении того, как извлекать из нее тихие стоны, заставлять ее дрожать и выгибать тело от его ласк. Каждая реакция ее тела была откровением. Он больше не хотел делать ничего, кроме этого. — Каз, пожалуйста, — выдохнула она после того, как он провел прекрасную вечность, находя и поклоняясь каждому чувствительному месту на ее бедрах. Ее ноги дрожали, дыхание было неровным. — Что угодно, — горячо пообещал он, не замедляя движения пальцев по задней поверхности ее бедра. Когда он сделал все правильно, ее кожа покрылась мурашками, и она застонала. Ему хотелось услышать этот звук еще раз. — Все, что ты хочешь. — Я хочу большего, — почти зарычала Инеж, а затем схватила его руку и засунула между своих ног. Ох. Каз тяжело сглотнул. Она была там такая горячая, а когда он пошевелил пальцами, такая скользкая. Он пытался наметить ее тайные формы, пока она требовательно покачивала бедрами. — Инеж, позволь мне… пожалуйста, позволь мне посмотреть, что я делаю, — умолял он. Инеж оторвалась от него со звуком нетерпеливого желания и откинулась на изголовье его кровати, а затем притянула его к себе за запястье. Это все еще был не самый простой ракурс, и свет в комнате был тусклым, но для человека, взламывающего замки при трупном свете, этого было вполне достаточно. Он опустился между ее раздвинутыми бедрами и позволил ей направлять свои пальцы туда, куда она хотела, пристально наблюдая. Ее запах заставил что-то первобытное в нем сойти с ума. Каждый звук, который она издавала, отзывался в его теле, и он заставил себя прийти в состояние полной концентрации. Теперь, когда он мог видеть лучше, он смог разглядеть маленький бугорок, центр ее удовольствия, о котором женщины шутили, что мужчины не могут его найти. Он раздвинул ее ноги еще шире, нежно провел по нему пальцем и был вознагражден пронзительным стоном и рывком ее бедер. — Вот так? — прохрипел он, затем попробовал другое движение, менее прямое, но более твердое. — Или вот так? Она ответила чем-то на сулийском, что определенно было проклятием, и схватила его за плечо, впиваясь ногтями в кожу. Он на мгновение замер. — Прости! Прости, ты… — Она отпустила его, но он покачал головой. — Нет. Нет, это... — Он не почувствовал в ее прикосновении ничего от баржи с трупами и ничего от канала. Каз был за много миль отсюда, поглощенный своим открытием ее удовольствия. — А ты... я причинил тебе боль? С тобой все впорядке? — Нет, это было хорошо. Это было действительно прекрасно, и я не хочу, чтобы ты останавливался, — сказала Инеж, наклоняя бедра, чтобы прижаться к его руке. — Скажи мне, какое давление ощущается лучше всего, — настаивал он, и она застонала, когда он провел по ней пальцем с изысканной осторожностью. — Разное, а не что-то одно снова и снова… разные прикосновения, как будто ты… оххх… Это не полностью ответило на его вопрос, но меняя угол и давление своих поглаживаний, он позволил ее реакции рассказать ему остальное. Она снова перешла на сулийский, и он позволил звуку ее голоса окутать его, оценивая то, что ей нужно, скорее по тону и высоте голоса, чем по самим словам. Ей нравилось, когда он крутил пальцами так, потом вот так, а затем дразнил непрямым давлением вот здесь… В этом была закономерность, приливы и отливы чувствительности, и когда он впервые проделал все правильно, она выкрикнула его имя. Заслуженная гордость наполнила его грудь. Он продолжал с новой решимостью, пока она не начала сильно сопротивляться его движениям. Ему потребовались все усилия, чтобы продолжать контролировать точный угол и давление своих ласк не смотря на беспорядочные движения ее бедер. Ему отчаянно хотелось попытаться прикоснуться к ней губами, но он знал, что лучше не рисковать спровоцировать панику, когда она так близка к оргазму. И они не говорили об этом, он не знал, была ли она... вместо этого он начал работать пальцами быстрее, пока все ее тело не напряглось, а рот не открылся в беззвучном крике. Он с триумфом наблюдал, как сжались пальцы ее ног, нахмурился лоб, а мышцы сжались и разжались. Это было так похоже на его собственный оргазм, но так по-другому. Он продлевал его все дольше и дольше, ослабляя длижения всякий раз, когда она вздрагивала от чрезмерной стимуляции, но никогда полностью не останавливаясь, очарованный тем, как много он мог ей дать. Теперь она дрожала и из нее вырывались тихие стоны, когда он провел пальцами ниже, там, где она была скользкой и открытой. — Могу ли я дотронуться здесь? — спросил он. — Мои пальцы… могу ли я… — Да, — выдохнула она, и со всей нежностью, которую он мог вложить в одно прикосновение, Каз прижал к ней кончик пальца в перчатке. Она слегка изогнула бедра, и он ахнул, когда его палец скользнул глубже. Горячая, податливая плоть слегка сжалась вокруг него. Осторожно он продвинулся глубже, наблюдая за ее лицом, нет ли признаков дискомфорта. Инеж открыла глаза и улыбнулась ему. Ему пришлось наблюдать, как по ее телу прошла еще одна легкая дрожь удовольствия, когда он вытащил палец обратно. — Ты потрясающая, — прошептал он. — Я никогда не хочу прекращать это делать. — Наверное, нам стоит немного поспать, — ответила она, хихикая. Каз недоверчиво посмотрел на нее. — Зачем мне спать, если я могу прикасаться к тебе? — потребовал он, и она захихикала сильнее. — Что? Ее смех был заразителен, и он тоже засмеялся, сам не зная почему. Каждый раз, когда он останавливался, она начинала снова, пока они оба не задыхались и не могли смотреть друг на друга, не рассмеявшись. — Как насчет такого, — наконец сказала Инеж, когда смогла сохранить невозмутимое выражение лица. — Мы поспим пару часов, пойдем позавтракаем, а потом ты сможешь поручить своему лейтенанту вести дела весь день, а меня отведешь обратно в постель. Каз попытался вспомнить, какие у него были планы на день, но слова «отведешь меня обратно в постель» полностью уничтожили их. Наконец-то они сделали это вместе. Они победили. Каз посмотрел на нее, а затем оставил легкий поцелуй на внутренней части ее бедра. — Сделка есть сделка, — сказал он. Они свернулись калачиком и заснули так же, как в номере в Гельдреннере — Инеж завернулась в одеяло, а Каз обнял ее. Он все еще не мог нормально спать с кем-то настолько близко, но что-то внутри него шептало: ты научишься. Кроме того, он был более чем доволен, наблюдая, как рассвет освещает ее спящее лицо и превращает ее темные волосы в море отраженного света. Каз не смог предложить ей сказочную концовку. Он едва мог пережить романтический момент, не испортив его, открыв рот, но почему-то она хотела именно его. И пока он еще дышит, Инеж Гафа будет получать то, что хочет. Что касается него, то ему было достаточно быть ее, сражаться рядом с ней и отдыхать в ее объятиях. Никакая броня не могла заставить его чувствовать себя сильнее и безопаснее, чем женщина рядом с ним. Тем временем нужно было позаботиться о деталях и планах на случай непредвиденных обстоятельств — он был полон решимости представить ей единогласное голосование Совета за закон. И, конечно же, когда референдум пройдет, впереди будет еще больше работы, поскольку работорговцы будут вынуждены прибегнуть к криминальному миру, чтобы вести свою торговлю в Керчии. Когда они это сделают, их будет ждать Ублюдок из Бочки.