Учимся прикасаться (Learning to Touch)

Бывали дни, когда руки Каза скользили по ее волосам, очерчивали изгибы и углы ее тела, и она выгибалась под ними, как кошка в лучах солнца; дни, когда она могла коснуться его кожи и услышать резкий вдох, когда это прикосновение пробегало по его нервам, вызывая только удовольствие. Бывали дни, когда их призраки и травмы могли быть отодвинуты в сторону глубиной и силой их доверия друг к другу. Те дни были еще редкостью, и сегодняшний день был не из таких. На этот раз Инеж было хуже, чем Казу. Обычно она не помнила свои сны, но сегодня утром она все запомнила, и… ну. Этого было достаточно. Итак, они снова вернулись к этому — лежали бок о бок под одеялами, обмениваясь желаниями и мечтами, пытаясь вместе найти какое-то свое удовольствие, несмотря на ограничения их тела и разума. — Если бы мы могли… — прошептал Каз, пристально глядя на нее темными глазами. Интенсивность его сосредоточенности в такие моменты делала с ней неприличные вещи. Все внимание Каза Бреккера было чем-то более интимным, чем прикосновение губ любого другого мужчины. Когда он любил, он любил с такой несдержанностью, которая могла уничтожать империи. Инеж не сомневалась, что ее любит семья, родители, Джеспер, Уайлен, Нина… и, вероятно, было бы неразумно и неправильно любить другого человека так, как это делал Каз. Ей было все равно, правильно это или нет. Это заставляло ее чувствовать себя ценной, защищенной и невообразимо могущественной. — Если бы мы могли? — ответила она, закусив нижнюю губу и наблюдая, как его взгляд метнуля к ее губам, и зная, что он хочет ее поцеловать. Хотелось бы, чтобы он мог. — Скажи мне, что бы ты хотела сделать, — уговаривал он ее, не приближаясь ни на волосок, давая ей безопасное пространство между ними. — Скажи мне, что ты хочешь, чтобы сделал я? Они не раз делали это раньше. Сначала слова, потом руки на собственном теле, стимулирующие стоны и погружение друг друга в свои фантазии. Первые пару раз ей было на удивление трудно. На протяжении многих лет удовольствие, которое Инеж могла найти наедине со своим телом, было единственным видом секса, который оставался незапятнанным. Это была личная привилегия, принадлежавшая только ей. Его присутствие заставило ее почувствовать себя неловко и уязвимо, и он признался, что чувствует то же самое. Но безответное желание было мощным мотиватором, как и то, как он жадно впитывал каждый звук и движение и преодолевал собственную неуверенность, чтобы позволить ей в ответ наблюдать за собой. На этот раз они оба были полностью одеты. Инеж не была уверена, что сможет вынести взгляд на свою кожу, свое тело, даже от Каза. Пойти на такую ​​уступку своим страхам — это не слабость, а честность, сказала она себе. Она знала, что он не мог видеть ее под одеялом, но быть обнаженной перед кем-то было чем-то, с чем она боролась. В каком-то смысле она завидовала девушкам, которые работали на улице: они могли брать дополнительную плату со своих клиентов, чтобы они увидели их полностью обнаженными, или вообще лишать их этой привилегии. В Зверинце это было частью невысказанного обещания за оплату. В конце концов, они были не чем иным, как животными, а скудная одежда, которую им разрешали носить, была всего лишь экзотическими атрибутами их родных земель, которые жадные руки могли снять. Теперь ее тело принадлежало ей, и она могла бы оставить его только себе. Ее сердце принадлежало Казу, но ее плоть, прикосновения, возбуждение не принадлежали никому, кроме нее самой. Сегодня ночью она останется скрытой от глаз. Инеж не позволила внутренней панике, которую могли вызвать глаза или руки на ее коже, когда воспоминания были так свежи, удержать ее от того, чтобы поделиться этим с ним. Ее тело, возможно, было не готово, но ее сердце знало, чего хочет. — В фантазиях мы можем делать все, что захотим, — мягко сказала Инеж. — Невозможные вещи. Вещи, которые я, возможно, никогда не смогу сделать. То, чего я все еще хочу. — Расскажешь мне? — Голос Каза никогда не был нежным, но в его тоне и лице была торжественная уверенность. — Я вовсе не жду… — он замолчал, а затем снова заговорил прямо. — Ты знаешь, что я хочу с тобой того, чего никогда не смогу получить, не разваливаясь на куски и не разрушаясь. Инеж кивнула, хотя у нее было гораздо больше надежд на них двоих, чем Каз мог себе позволить возникнуть. Она глубоко вздохнула. — Иногда… я думаю о том, каково было бы, если бы ты был сверху. Внутри меня. Он вздрогнул, и она почти могла видеть в изгибе губ, в напряженной челюсти, какой эффект ее слова оказывают на его тело. — Расскажи мне. На что это было бы похоже? — В его голосе слышалась нотка мольбы. Инеж полагала, что в этом нет ничего удивительного. Они разговаривали об этом, и он знал, что она, возможно, никогда не будет чувствовать себя в безопасности, пока в нее проникают или удерживают под тяжестью мужского тела. И она знала, что, как и все мужчины, он хотел этого, признавался он себе в этом или нет. Она поняла, что он не знал, насколько ее возбуждала абстрактная идея об этом, как сильно ей хотелось ощутить такую ​​полную близость, без переноса в прошлое, в другие воспоминания. Инеж тихо продолжила: — В фантазиях я не чувствую себя в ловушке и не паникую. Я просто чувствую жар, желание. Я хочу, чтобы ты был внутри меня. Я чувствую, как ты прижимаешься ко мне, и не чувствую страха. Я хочу этого. Каз закрыл глаза и тяжело сглотнул, позволяя себе погрузиться в фантазии вместе с ней. Она продолжила, наблюдая за его лицом. — Ты сверху, и я обхватываю тебя ногами, чтобы принять в себе, а ты просто скользишь внутрь, без боли, без напряжения, без усилий, есть только ощущение тебя внутри. И это приятно. Инеж скользнула рукой под одеяло, пока не двигаясь, а просто держа ладонь между ног, прижимая, позволяя возбуждению нарастать. — Я бы просто остался внутри тебя, — выдохнул он. — Я бы долго не двигался. Просто... окруженный тобой. Твои руки и ноги вокруг меня, голая кожа на моей. Какой мокрой и совершенной ты бы себя почувствовала, когда я прижался бы к тебе, просто вдыхая твою кожу, твои волосы, любя тебя. Его слова, контраст между их пылкой нежностью и грубым скрипом его голоса заставили ее тело резко затрепетать. Его лицо, такое управляемое и сдержанное на публике, выдавало сейчас все, что он чувствовал: почтение, похоть и такое же яростное, жгучее разочарование, которое чувствовала она, не имея возможности обнять друг друга и получить то, в чем они оба так нуждались. — Я бы чувствовала на себе твой вес, удерживающий меня, и это было бы безопасно, — горячо сказала она, надавливая тыльной стороной руки, ее дыхание участилось от небольшого прилива удовольствия, которое это вызвало. — Ты бы прикрыл меня, защищая своим телом. Мне не пришлось бы стонать, унижаться или притворяться для тебя. Я могла бы просто чувствовать, быть полностью уязвимой перед тобой, зная, что ты дашь мне то, что мне нужно, ни больше ни меньше. Что это было бы что-то только для меня. Каз открыл глаза, потянулся к ней, но вовремя остановил руку, издав звук разочарования. — Это было бы, — яростно сказал он ей, сжимая руку в кулак и отводя ее назад, — только для тебя, Инеж. Никогда не делай ничего, кроме того, что ты сама хочешь со мной. Инеж приподняла бедра, чтобы стянуть брюки под одеялом. Она видела, как Каз осознал, что она делает, как его глаза потемнели от возбуждения, когда они метнулись от ее лица к движениям рук и тела под одеялом. Она задавалась вопросом: представлял ли он, насколько она мокрая? Инеж начала слегка кружить по своему клитору, медленно погружая свое тело в удовольствие, желая, чтобы это были его руки. — Инеж. — Ком застрял у него в горле. — Могу я? Она кивнула в знак одобрения и с нетерпением наблюдала, как он расстегивает брюки, а одеяло соскальзнуло ему на талию. Его глаза на мгновение закрылись, а губы беззвучно приоткрылись, когда он обхватил себя рукой. У нее перехватило дыхание. Инеж могла видеть угол его наклона, твердость его хватки, легкие вздохи, когда первые медленные движения пронзили его нервы. Ей нравилось, когда он начинал вот так медленно, вытягивая для нее эти первые минуты удовольствия, позволяя ей впитать их. — Мне не хотелось бы думать, — сказала она, и слова полились из нее. — Не хотелось бы, чтобы ты позволил мне думать. Никаких мыслей, ничего, кроме тебя, движущегося внутри меня и облегчения от того, что наши тела слились воедино, и насколько это хорошо. Мне не пришлось бы издавать ни звука, но я бы этого хотела и ничего бы не могла с этим поделать. Каз издал тихий сдавленный звук. Его голос был полон эмоций. — О, Инеж. Я бы тебя поцеловал. Я бы ловил губами каждый звук, сохраняя их в секрете для тебя. — Ленивые движения его руки приобрели устойчивый ритм. Его дыхание стало более тяжелым, глаза были прикованы к ее движениям, трению под одеялом. — Я бы прикасался к твоему клитору — точно так же, как ты делаешь сейчас — и сцеловывал тихие стоны и крики из твоего рта, каждый раз, когда наполнял бы тебя. Инеж потянула другую руку вниз и скользнула пальцами внутрь, представляя его гладкий, горячий обхват и то, как он будет ощущаться, когда будет входить в нее снова, и снова, и снова. Простую, пьянящую близость его груди прижатой к ней так, что она могла бы чувствовать его вздохи и стук сердца. Ритм его кружащих пальцев неумолимо поднимал бы ее выше, заставляя сжиматься вокруг него. Его рот на ее губах, настойчивый, жадный, крал бы для себя каждый звук, который бы она издавала. Она согнула пальцы внутри себя, выгнувшись, обретая свободу. Свободу от страха и власть над собственным телом, чтобы принять внутри себя мужчину, которого она любила. Инеж позволила себе на мгновение поверить, что сейчас он может протянуть руку и прижать ее к матрасу, и это будет не просто фантазия. Что она могла получить это, настоящее, страстное и приятное. — Ты бы… нашел угол и ритм, которые мне нужны, чтобы распасться на части ради тебя, и… когда я это сделаю… ты бы… держал меня близко к себе, прижимая… — она услышала, как Каз ахнул при этом. Он этого не ожидал, и она тоже, но это было прекрасно и так горячо. Мысль о том, что он удерживает ее рядом своими нежными поцелуями, твердой хваткой рук, давлением члена в ней… — Ты не позволишь мне исчезнуть… ты заставишь меня чувствовать каждую секунду, пока я не почувствую, что… мое тело не может выдержать столько удовольствия. — Я бы дал тебе все, что тебе нужно. — Голос его был напряженным, задыхающимся. — Все, что тебе нужно. Я бы держал тебя так близко, так крепко, смотря… смотря, как ты распадаешься на части ради меня. Мне нужно это увидеть, отдавая тебе... всего себя. Ее собственные глаза впитывали то, как удовольствие пронизывало его, и напряжение в его мышцах становилось сильнее с каждым прикосновением руки. То, как его голова откинулась назад, и легкая дрожь, пробежала по нему... она хотела быть той, кто вытягивает это из него, доставляя ему это удовольствие, поднимаясь к собственному головокружительному освобождению. Инеж представляла, как будет чувствовать себя его напряженное тело, когда он будет двигаться в ней, упорно, уверенно и неумолимо, как она сможет почувствовать каждую отчаянную дрожь, когда он будет удерживать себя на самом краю. — Я бы хотела этого. Всего тебя. Глубоко. — Она захныкала, потирая сильнее и быстрее. Волны удовольствия следовали одна за другой, и она чувствовала приближение пика нарастающей кульминации, разгоняющего ее кровь, и наполняющего ее отчаянной, безрассудной потребностью. Инеж зажмурилась, блокируя все, кроме фантазий, ее пальцы лихорадочно работали. — Говори со мной. Что бы ты сделал, Каз? Что бы ты сказал? — Я бы хотел кончить внутри тебя, — выпалил он. Низкий, настойчивый звук его голоса, и то, как скрипит матрас, пока он быстро и грубо двигал рукой под одеялом, сказали ей, что он тоже близко. Закрыв глаза, все еще погруженная в свои фантазии, Инеж представила, что звуки их собственных прикосновений — это звуки их тел, сливающихся воедино, влажных и безумных. Что каждое скольжение края матраса по каркасу кровати было вызвано его толчками в нее. — Инеж… — его слова вырывались наружу, запыхавшиеся и отрывистые. — Я бы не… сделал это, если бы ты… ох… не хотела, чтобы я это сделал, но… ох, черт, я… ааа… могу я? — Да, — простонала она и услышала, как он кончил, дрожа, с прерывистым криком. Инеж представила, как сладостное, распространяющееся тепло разливается внутри нее, как интимно это, и прижалась бедрами к собственному прикосновению. Она позволила себе почувствовать тот трогательный момент, когда он вымотался и отдался ей целиком, как он рухнул в ее объятия, и последовала за ним через край. Ее собственное дыхание стало прерывистым, она напряглась, выгнулась и застонала. Она могла слышать тихий звук удивления и возбуждения, который он издал, и то, как Каз произнес ее имя — боготворя и дорожа им, и восторг в его голосе, как будто он чувствовал это вместе с ней: — Инеж. Вот так, просто кончи для меня, вот так… Как будто ее удовольствие значило для него гораздо больше, чем его собственное. И она знала, что это так, и она парила вместе с ним, ради него... под ним, пока он целовал ее, ласково, пылко и более реально, чем что-либо в ее прошлом. Более реально, чем нерешительные попытки и затяжные кошмары ее настоящего. — Я бы обнял тебя, — сказал он, и он делал это всеми возможными способами. — Я бы сказал тебе, какая ты храбрая, какая ты сильная и совершенная и как я никогда не предам доверие, которое ты мне оказала. Инеж слышала его тяжелое дыхание и представляла его на своем горле, его вес на себе, вокруг нее, внутри нее. Она почти чувствовала, как замедляется его сердцебиение, когда он выскользнул из нее и дрожащей рукой погладил ее волосы. Он бы... он бы... Каз бы прикасался к ней так, как будто она была святой, и она бы наслаждалась этим. — Я бы назвал тебя своей любовью. — Его голос дрожал. Ее сердце сжалось, и она выдохнула эти слова ему в ответ, пока импульсы медленно прокатывались по ней. Моя любовь. Между ними воцарилось теплая, нежная тишина, и она прижалась к одеялу, не желая говорить или двигаться, позволяя этой близости рассеяться. Инеж открыла глаза и посмотрела на него. Его лицо сильно покраснело, горло и верхняя губа блестели от пота. Выражение его лица было до боли блаженным. Она знала, что он был рядом с ней, шепча нежные слова в ее обнаженную кожу, пока они лежали, переплетенные вместе, свободные от шрамов на их телах и душах. Инеж потянулась к его руке и переплела свои пальцы с его. Каз слегка сжал их. Она сжала в ответ.