Учимся прикасаться (Learning to Touch)

Еда была превосходной, но наблюдать за извивающимся Казом было еще лучше. «Артиг Мейд» не был, как заявлялось, лучшим рестораном Кеттердама, но, несомненно, являлся самым роскошным. Потолки украшали стеклянные люстры и плитка, имитирующая знаменитые храмы Имс-Чина, а на стульях были подушки из шуханского шелка. Фарфоровая посуда и серебряные столовые приборы сверкали в свете современных электрических ламп, о которых все еще почти ничего не знали в беднейших районах города. У них был лучший столик в ресторане — Каз никогда не делал ничего наполовину. Инеж, в скромном, расшитом бисером платье, была с ног до головы похожа на элегантную жену керченского купца. На ней были все те же драгоценности, которые он украл для нее два года назад: огненные рубины в ушах и на шее, благодаря которым она чувствовала себя королевой. Она надела шелковые перчатки до локтя с явной целью помучить его. Когда они с Казом впервые начали исследовать тела друг друга, она надевала перчатки, чтобы не вызвать у него панику голой кожей. Потребность в них давно прошла, но каждый раз он все равно мгновенно возбуждался при виде ее в длинных перчатках. За последние несколько лет они зашли вместе так далеко. Он был непреклонен в своей решимости победить собственных демонов, но никогда не требовал большего, чем Инеж была готова дать. Когда они только начинали свои отношения, она боялась, что они никогда не смогут разделить всю близость, как другие пары. Но день, когда им это удастся сделать, был уже близок. Она улыбнулась ему, хищно обнажив зубы, и у него перехватило дыхание. Ей нравилось то, что его страсть к ней пробуждали не беспомощность и показная скромность, которых, как ее учили, жаждут мужчины. Именно ее уверенность, свирепость, острые ножи и резкие реплики заставляли его посмотреть на нее так, будто она вышла прямо из его самых глубоких и темных фантазий. Это было напоминание о доверии, которое они создали между собой, как перчатки и рубины, заставляющие руки, которые когда-то дрожали при касании голой кожи, жаждать прикоснуться к ней. — Инеж, — пожаловался Каз, тыкая их изысканно сервированную закуску и прерывая ее чувственные размышления, — это улитки. Она закатила глаза. — Да, Каз, хорошо подмечено. — В Лидже, если тебе пришлось есть улиток, это означало, что был плохой урожай и ты не можешь позволить себе настоящее мясо. Улитки бесплатны. Голодающие едят улиток. Бездомные едят улиток. Богатым людям нет необходимости их есть. Выражение его лица было откровенно оскорбленным. — Это новый тренд из Шухана. Их готовят на сливочном масле. Инеж аккуратно съела одну. Ей очень понравилось, и соус, который к ним подали, был довольно вкусным. — Просто обмакни хлеб в соус и съешь, — предложила она, пожалев его, когда он с негодованием посмотрел на своих улиток. Он последовал ее совету, бурча все время. Она съела улиток за него, вылавливая последнюю с его тарелки до того, как принесли основное блюдо. Каз вздохнул с облегчением. — По крайней мере, это еда богатых людей, — пробормотал он, глядя на нежный кусок говядины и свежую спаржу со сдержанным одобрением. Инеж ласково улыбнулась. Неважно, как низко он упал или как высоко поднялся, он до мозга костей был керчийцем рабочего класса. Но сегодня вечером они ели, как аристократы с безупречными манерами, и ухмылялись друг другу, как воры. Она любила этого человека, от его резких черт и безжалостных планов до непоколебимой верности и неловкой нежности, скрывавшихся под этим всем. Она любила его каждым вздохом. Но, о, она планировала заставить его страдать сегодня вечером. Она многозначительно встретилась с ним взглядом за глотком вина. Он отвел глаза, тяжело сглотнув. У нее сложилось отчетливое впечатление, что он на самом деле с нетерпением ждал этого так же, как жаждал захватывающего дух, безумного азарта ограбления. Нахальный ублюдок думал, что сможет выдержать все, что она предложит. Инеж собиралась насладиться тем, как он окажется неправ. Напряжение между ними росло по мере продолжения ужина. Тем не менее, она задержалась над десертом. Каз проглотил свою порцию — что-то вроде смеси карамелизированного сахара и заварного крема — за считанные минуты, с удивительным отсутствием сарказма. Она сильно подозревала, что ему очень понравилось. Теперь он почти незаметно ерзал на своем месте, пока она тихо стонала от богатства вкуса шоколадного тарта. Она задавалась вопросом, начал ли он уже твердеть. Она надеялась, что да. Cъев все до последней крошки, она протянула руку, и Каз подошел к ее стулу и помог ей встать, как настоящий джентльмен, которым он определенно не был. Он легко поцеловал костяшки ее пальцев, и она почувствовала, как его рука дрогнула немного, когда губы коснулись шелка ее перчатки. Их взгляды встретились снова, и она увидела, как его броня отпала, обнажив ее Каза. Отель находился всего в нескольких минутах ходьбы. «Веллхаус» не был таким роскошным, как «Гельдреннер», но он был более сдержанным — место, где богатые и беспринципные бизнесмены встречались со своими любовницами или заключали сделки по контрабандным товарам. Их номер не был богато украшен, но был изысканно роскошным в стиле, столь распространенном среди керчийцев. Простыни, шторы, обои и ковры были выдержаны в приглушенных кремовых и шалфейных тонах, но они были высочайшего качества, как и деревянная мебель с богатой текстурой. «Как костюмы Каза, — подумала она — темные и простые, но сшитые из лучших тканей». Для Инеж, выросшей среди буйства красок и тщательно подобранных деталей, идея не вышивать красные цветы на шторах или лакировать голое дерево вместо того, чтобы рисовать на нем замысловатые узоры, все еще была чуждой. Но это место подходило Казу так же идеально, как и один из его сшитых на заказ костюмов. Инеж сняла туфли, чтобы почувствовать пышный ковер босыми ногами. Каз наблюдал за ней с той особой улыбкой, которая была предназначена только для нее. Он устроился в одном из мягких кресел, вытянул ногу и поднял голову, глядя на нее с вызовом. — Как мы собираемся это сделать? — спросил он, и его голос уже был слегка хриплый от тщательно контролируемого возбуждения. Инеж не торопилась отвечать, медленно задергивая шторы и откидывая одеяло на кровати, позволяя своему предвкушению нарастать. — Мы собираемся сыграть в игру, — просто заявила она, — и ты проиграешь. Глаза Каза сузились, а брови сдвинулись вместе. Эта улыбка быстро сменилась нахмуренным взглядом — он выглядел так, будто уже хотел возразить. — Объясни. Инеж проигнорировала требование еще немного и заставила его подождать, пока двигалась по комнате. Она вносила небольшие, излишние правки в яркость ламп и складки его пальто на крючке у двери, наблюдая, как его хмурый взгляд медленно становится глубже, когда он уловил ее тактику. — Мы посмотрим, сможешь ли ты продержаться так же долго, как и я. Он выгнул бровь. — Не умоляя? Потому что ты умоляла примерно после… — Без оргазма, Каз, — поправила она, повернувшись к нему лицом. — У меня сложилось впечатление, что ты не позволишь мне кончить, хочу я того или нет. — О, ты можешь кончить, — беззаботно сказала она. — Но тогда ты проиграешь. Она сделала шаг туда, где он сидел напротив нее. Он слегка наклонился вперед, нахмурив брови. — Это не имеет смысла. Если ты собираешься остановиться, когда я буду близко, то почему я не должен выиграть? Если ты не остановишься, значит, это сфальсифицированная игра, и она ничего не докажет. Инеж зловеще улыбнулась. — Но что, если именно ты тот, кто должен остановиться, когда будешь близко? — спросила она, делая еще шаг вперед. (Однажды он признался, что ему нравится, как она приближается к нему, когда собирается его коснуться, темное, жаждущее намерение в ее глазах и теле.) — Что, если я… — Глаза Каза слегка расширились, когда он понял. — О… — А если ты проиграешь, я просто выйду из этого гостиничного номера и пойду спать к Уайлену и Джесперу. Еще один шаг вперед, затем еще один. Каз встал, оставив трость прислоненной к стулу, и встретил ее на полпути. Его расчетливое выражение лица медленно растворялось в смеси трепета и нетерпения. — Итак, правила таковы: я трогаю себя, но должен остановиться, когда собираюсь кончить или когда ты мне скажешь, иначе я проиграю и проведу ночь один. И все это пока ты будешь наблюдать, — уточнил он. Кончики его ушей покраснели. Инеж подняла брови. — Ты краснеешь? — Она наклонила голову. — Смущен или возбужден? Он упрямо стиснул челюсти. — Возбужден, — настаивал он. — Ты смущен. Почему, сайна? Ведь ты уже раньше дрочил при мне, — мягко спросила она. — Ну да… — согласился он, не встречаясь с ней взглядом. — Каз. Он помолчал какое-то время, а затем пожал плечами. — Тогда мы делали это вместе, — тихо сказал он. — Это другое. Все, о чем я могу думать в тот момент, это то, что ты делаешь и как сильно я хочу тебя, а не о том, что ты… наблюдаешь за мной. Каз глубоко вздохнул, прежде чем продолжить. — Я буду думать о том, как нелепо это выглядит, понимаешь? Когда она ничего не сказала, он добавил: — Но я могу выдержать небольшое смущение. Я не собираюсь отказываться от нашей сделки. — Почему ты думаешь, что будешь выглядеть нелепо? — мягко спросила она. Каз недоверчиво фыркнул. — Инеж, я вырос в Бочке. Я знаю, как выглядят мужчины, дрочащие себе. Это некрасивое зрелище. — Дорогой, — сказала Инеж прямо, но не жестко, — если бы я думала, что ты уродлив или смешон, я бы не выбрала это. — Это не часть расплаты? — Каз, нет. — Она подняла руку в перчатке и коснулась его щеки. — Я бы никогда не хотела, чтобы ты чувствовал себя уязвимо и неловко только для того, чтобы посмеяться над тобой. Он на мгновение закрыл глаза, но не отодвинулся от ее прикосновения. — Тогда зачем это вообще делать? — Неважно, касаюсь ли я тебя или ты касаешься себя, мне нравится наблюдать за твоим удовольствием, Каз, видеть твое лицо и то, как напрягается твое тело, слышать звуки, которые ты издаешь. Она наклонилась вперед, придвигая его лицо к своему и нежно поцеловала. Она чувствовала, как он тает под поцелуем, как часть его напряжения уходит. — Так это будет возбуждать тебя, даже когда ты сама не прикасаешься ко мне, — сказал он, его губы коснулись ее губ, изогнувшись в лукавой улыбке. Они отстранились всего на миллиметр. — Ты вообще будешь меня трогать? Мне можно будет прикоснуться к тебе? Инеж ответила ему улыбаясь: — Возможно, если будешь вести себя хорошо. Он обвил рукой ее затылок и вовлек в глубокий поцелуй. — Я никогда не был хорошим, — прошептал он ей, когда она задыхалась у его губ, — но ты все равно меня хочешь. — Я хочу тебя таким, какой ты есть, Каз, — выдохнула она в ответ. — И прямо сейчас я хочу, чтобы ты снял этот костюм и лег на кровать. Он заметно обрел уверенность, пока она смотрела, как он раздевается. К этому времени он уже знал, какой эффект он на нее производит, и ему нравилось наблюдать, как ее глаза скользят по его рукам и груди, и видеть, как ее язык высовывается и увлажняет губы, когда он потягивается. Он, возможно, колебался относительно идеи прикасаться к себе перед ней, но когда дело доходило до раздевания самым дразнящим способом, у него не было никаких сомнений — и у него было много опыта. Инеж не скрывала, насколько ей нравится то, что она видит. На самом деле, она смотрела на него прямо похотливо, особенно когда он снимал штаны, показывая, что он уже начал возбуждаться к ней под тонким бельем его панталон. Уголок его рта приподнялся в легкой ухмылке, увидев выражение ее лица. Он встретился с ней глазами, уверенным и немного провокационным взглядом, и также сбросил панталоны. Это был тот самый Каз, которого она знала: столкнувшийся с вызовом, все шансы которого были против него, и готовый встретить его без колебаний. Она одобрительно улыбнулась ему в ответ. — На кровать, — скомандовала она, и он криво ухмыльнулся и вытянувшись на матрасе. Она видела, как он колеблется, слегка пошевелившись и глядя на свое тело с намеренно нейтральным выражением лица. Она подошла к нему и села на край кровати. — Тебе не нравится твое тело, — прямо сказала она. — Вряд ли имеет значение, как я к нему отношусь. Это мое тело. Он пожал плечами, одарив ее ироничной улыбкой. — Мне достаточно того, что тебе оно нравится. Что я могу использовать его, чтобы возбудить тебя и доставить тебе удовольствие. — Может быть, мне стоит сказать тебе, насколько сильно оно мне нравится. Инеж провела пальцами вдоль сухожилия на его шее и по линии челюсти, заставив его задержать дыхание. — Какие чудесные твои глаза, когда ты улыбаешься мне. Как мне нравится резкий угол твоей скулы, вот здесь, — она коснулась этого места, — и то, как ты выгибаешь брови, когда тебя что-то забавляет, но ты не хочешь смеяться вслух. Она пробежала пальцами по его темным бровям. Его глаза сейчас были закрыты, и он казался поглощенным ее словами. Она проследила пальцами раковину его уха, заставив его дрожать и закусить губу — она знала, что его уши удивительно чувствительные — прежде чем продолжить путь вниз к плечу. Она слегка поцарапала его ногтями, и он тяжело сглотнул. — Мне нравится держаться за твои плечи, когда ты заставляешь меня кончить, — сказала она ему. — Мне нравится, как ты прикасаешься к синякам, которые оставляют мои пальцы. Как будто это подарок, который я тебе сделала. — Так и есть, — прошептал он. Она провела пальцами по его руке, прослеживая плотные, жилистые мышцы, которые были значительно сильнее, чем казалось. — Я могла бы держать тебя без рубашки весь день, просто чтобы любоваться твоими руками и грудью. Ее рука вернулась к его плечу и татуировке «Р». — Каз Ритвельд. — Инеж Гафа. Он открыл глаза и посмотрел на нее, его прежнее сдержанное выражение лица теперь сменилось нежностью и тоской. Она переместила руку к его боку и начала чертить созвездия между шрамами и веснушками на его груди и животе, заставляя мышцы под ним дергаться. Снаружи она слышала слабый звон колоколов церкви Бартера, отбивающих час. — Мне нравится вот эта веснушка здесь, — сказала она, прикасаясь к веснушке прямо над его бедренной костью, которая выглядела привлекательно темной на фоне бледной кожи. — Мне всегда хочется ее лизнуть. — Ты… можешь сделать это, — с надеждой сказал Каз. — Я не забыла нашу игру, — отругала она его. — Просто я думаю, что ты очень красив, и хочу, чтобы ты знал об этом. Он вздохнул. — Мы это уже обсуждали, Инеж. В Керчии мужчины не бывают красивыми. — А? — она бросила вызов. — И как бы ты хотел, чтобы я тогда тебя называла? Ценный? Дорогой? Прибыльный? Он фыркнул, и она продолжила. — Выгодная инвестиционная возможность? Она провела пальцами по волосам, спускающимся вниз по его животу. — Каз, — соблазнительно прошептала она, многозначительно взглянув на его эрекцию из-под ресниц. — Твои акции растут. — Мои акции? Выражение его лица представляло собой смесь удовольствия и негодования. Она оседлала его ноги и скрестила руки под его бедрами, пробираясь ими вверх, чтобы сжать его ягодицы. Он издал звук удивления. — И у тебя отличные… дивиденды. Теперь Каз трясся от сдерживаемого смеха. — Сайни, ты вообще представляешь, как работает фондовый рынок? — Нет, я была слишком занята восхищением твоими дивидендами. Она снова сжала. — Это не то, что ты думаешь! — возражал он, но они оба смеялись. Инеж отпустила его и села на пятки, стараясь не переносить большую часть своего веса на его ноги. — Я бы хотела посмотреть, как ты изучаешь свои опционы на акции, — сказала она ему с озорной улыбкой, и он застонал. — Сайни… За смехом протеста вернулась неуверенность. — Начинай, — подбадривала она его. — Я хочу увидеть. Каз медленно вдохнул, затем наклонился и взял себя в руку. Его взгляд метнулся к ней, и она кивнула в знак поддержки. Инеж потянулась к нему и обхватила его руку, когда он начал двигать ей вверх и вниз. Он тяжело сглотнул, наблюдая, как ее темная, тонкая рука мягко направляет его движения. — Мне нравится это, — выдохнул он. — Твоя рука на моей, пока я делаю это. — Мы хорошо смотримся вместе. Моя рука, твоя рука, инвестирующая в твои превосходные акции… — Инеж! Она никогда не видела его таким одновременно возбужденным и раздраженным, и это было восхитительно. Она усмехнулась и слегка сжала его руку. В ответ он сжал свою руку вокруг себя, его дыхание участилось. — Мне нравится смотреть, пока ты получаешь удовольствие. Мне нравится, как выделяется вена на твоем предплечье… как твои мышцы начинают напрягаться, а глаза темнеют. Мне нравится представлять, каково было бы, если бы это была моя рука на тебе. Как бы ты выгибался при каждом движении и какие звуки бы издавал. — Инеж… Его голос прозвучал грубее, чем обычно, и, Святые, ей нравился этот звук. Она покачала головой и медленно отпустила его руку, проведя пальцами по его костяшкам. Он издал тихий, умоляющий звук. — Я просто выполняю сделку, — напомнила она ему. — Продолжай. Каз закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Затем он быстро плюнул в ладонь для смазки и начал двигать рукой немного по-другому, добавляя небольшой поворот к каждому движению, проводя большим пальцем по головке, чтобы распределить влагу, которая начала там скапливаться. Инеж осознала, что он позволил себе забыть о том, как это выглядит, и сосредоточился на ощущениях. При виде этого ее собственные внутренние мышцы сжались. — Идеально, — выдохнула она. — Это прекрасно, Каз. Его рука на долю секунды остановилась при звуке ее голоса, а затем возобновила движение, двигаясь немного быстрее. — Вот так, — подбадривала она его. — Скажи мне, когда будешь близок. — Ты не позволишь мне кончить. Что-то в его голосе и в том, как его рука на мгновение сжала член, заставило ее убедиться, что это возбудило его больше, а не меньше. — Ты не позволишь себе кончить, — поправила она, и он тихо застонал, задерживая дыхание, пока проводил пальцем по чувствительному месту под головкой. — Ты можешь… быть удивлена… моим самоконтролем, — выдохнул он, закусив губу. Инеж подняла бровь. — Ты хочешь сказать тебе нужно больше испытаний? — Ааа… нет. Его рука двигалась быстрее, а бедра напряглись. — Останавись. Кое-что пришло ей в голову. Он отдернул руку. — Я могу продержаться дольше, — возразил он. — Я был не совсем… Она покачала головой. — Я знаю. Но есть еще одно правило, которое мне нужно добавить. — Это жульничество! — Я серьезно, Каз. Инеж намеренно посмотрела ему в глаза, и его негодование растаяло при виде ее серьезного выражения лица. — В чем дело? — спросил он. — Сделал ли я что-то, что… — Ты не сделал ничего плохого. Меня просто беспокоит, как ты удерживаешь себя от оргазма. В его взгляде не было понимания. — Обычным способом? — Но о чем ты думаешь, чтобы не кончить? — упорствовала она. Ему стало неловко. — Важно ли то, о чем я думаю? Ладно, это был своего рода личный вопрос. Она перефразировала его. — Я просто хочу сказать, ты не думаешь о чем-то ужасном, верно? Я знаю, что ты хочешь победить, но если для этого тебе приходится вытаскивать плохие воспоминания, это того не стоит. Я не хочу играть в такую ​​игру. В его глазах мелькнуло понимание и благодарность, он потянулся к ее руке и сжал ее. — Инеж… нет. Нет, я бы не стал. Ничего подобного. Тебе не нужно об этом беспокоиться. — Хорошо. Я просто хотела убедиться. — Она мягко улыбнулась ему. — Теперь… Она переместила руки на пуговицы своего платья и увидела, как Каз на какое-то мгновение даже перестал дышать, когда она начала расстегивать их одну за другой. — Инеж, — вздохнул он. Она встала, стянула платье и выбралась из него, повесив его на стул, прежде чем снова сесть на кровать. Как и ожидалось, Каз тихо застонал при виде нее. Под платьем на ней были элегантный корсет и подвязки — не особенно откровенные и соблазнительные, но она знала своего мужчину. Его глаза пожирали каждую деталь того, как бледно-голубой шелк с вышивкой подчеркивал ее стройную фигуру, и у него перехватило дыхание, когда он посмотрел на ее голые ноги под сорочкой, ножи все еще были привязаны к ее лодыжке и бедру. — Ты такая… — он резко оборвал предложение, и она могла догадаться почему. Инеж ненавидела, когда ее называли красивой. Это было одно из первых слов, которые она выучила в Керчии; это ассоциировалось с некоторыми очень плохими воспоминаниями. — …такая идеальная, — закончил Каз. Она провела пальцами по его бедру, затем взяла его руку и положила обратно на член, который заметно дернулся от этого ощущения. — Продолжай. Остановись, прежде чем кончить, — скомандовала она. Он судорожно втянул воздух и начал двигать рукой, на этот раз более длинными и уверенными движениями. Инеж чувствовала, как участился ее пульс, глядя на него. Его глаза были прикованы к ней, и она почувствовала себя могущественной, почитаемой. Она наклонилась над ним и положила руку ему на грудь. Его дыхание стало более хаотичным, на коже выступил пот. Каз делал явное усилие пытаясь сохранять тишину, но с каждым толчком из его горла вырывались тихие стоны, а бедра двигались, толкаясь вверх в кулак. Она провела пальцем по центру его груди, и он тихо заскулил, его рука двигалась быстрее, пока она проводила по его животу и ниже. Она снова обвила его руку своей, сжимая, и он застонал, повторяя это движение. Его член теперь покраснел и с него капало от возбуждения. — Инеж, — выдохнул он. — Близко. Я близко. Ей нравилось, как в порыве страсти подобной этой, резкие гласные и обрывистые согласные Кеттердама исчезали, обнажая более мягкий деревенский акцент его детства. Его бедра выгнулись к руке. Она подняла бровь, и он остановился с тихим стоном, его лицо сильно покраснело и осунулось от желания. Она нежно погладила его по волосам, и он наклонился к этому прикосновению. — Уже так близко к краю, — мягко поддразнила она. — Так отчаянно этого хочешь. Возможно, это было слишком для тебя. Ты уверен, что у тебя есть еще что-то дать? — Я могу… дать тебе больше, — сумел выдавить Каз между тяжелыми вздохами. — Позволь мне прикоснуться к тебе… Я могу… Она прижала палец к его губам и покачала головой. — Пока нет, сайна. Будь терпеливым ради меня. — Я… терпелив, — запыхавшись, заявил он, и она засмеялась. — Покажи мне, насколько терпеливым ты можешь быть. Она откинулась на спинку стула, ослабила и сняла корсет, положив его в изножье кровати. Под ним была только льняная сорочка, почти прозрачная в свете лампы. — Теперь давай, — сказала она ему, и он медленно начал снова ласкать себя, глядя на то, как тонкая ткань прилегала к ее груди. На этот раз это заняло не так много времени. Всего через несколько минут его тело напряглось, и он отдернул руку, сжав ее на простыне, дрожа от усилий, чтобы не кончить. В ответ Инеж осторожно сняла свои ножи, разложив их в ряд у изножья кровати, и медленно стянула сорочку через голову, наградив его видом своей обнаженной кожи. — Пожалуйста, — умолял Каз, протягивая к ней руку. — Пожалуйста, что? — дразнила она. — Позволь мне прикоснуться к тебе. Его зрачки были расширены, волосы торчали во все стороны, и он выглядел удивительно измученным. — И что ты сделаешь для меня? — спросила она, проводя пальцем по ключице и наклоняя голову к нему. Он уронил голову на подушку, выглядя как человек в агонии. — Что угодно, — поклялся он. — Все. — Прикоснись к себе еще раз. На этот раз слегка. Просто проведи рукой по члену, обводя головку кончиками пальцев. — Ты жестока, — почти благоговейно прошептал он. — Ты можешь сдаться и кончить в любое время, когда захочешь, — напомнила ему Инеж. — Я не собираюсь проигрывать, — настаивал Каз, затем глубоко вздохнул и вернул руку к члену. Он тяжело сглотнул и начал поглаживать себя прикосновениями, которые едва задевали разгоряченную плоть, его дыхание вырывалось сквозь зубы, когда он дразнил опухшую головку. Она наблюдала за ним, очарованная тем, как выгнулась его шея и как единственная капля пота скатывалась с его лба. — Я могу… справиться с этим. Хотя ей нравилось его упрямство, ее желание увидеть, как ломается его железный контроль, было сильнее. — Тогда давай поднимем ставки. Каждый раз, когда ты доводишь себя до предела и не даешь себе кончить, ты сможешь наблюдать, как я кончаю для тебя. Его глаза взлетели вверх, чтобы встретиться с ней. — И ты готова принести ради меня эту совершенно самоотверженную жертву? Инеж вздрогнула от того, как низко и мрачно звучал его голос, что противоречило легким, как перышко, прикосновениям, скользящим по его эрекции. — Я готова пойти на эту уступку. Жар, уже тлевший в ее животе, усилился. — Тогда, когда я выиграю, я выиграю вдвойне, — сказал он со зловещий блеском в глазах. Он скользнул по кровати, освобождая для нее место. — Встанешь на колени, чтобы я мог видеть тебя? Пожалуйста? — Ну, я же сказала, что ты можешь наблюдать. Инеж опустилась на колени лицом к нему, оседлав его ноги, и скользнула рукой между бедрами туда, где она уже была набухшая и влажная от наблюдения за ним. Он тихо застонал, как только она начала, его рука сжала простыню, пока он смотрел на нее голодными глазами. Почти машинально он начал двигать рукой вверх и вниз, медленно и легко, сопоставляя свой темп с ее. Инеж на мгновение закрыла глаза, позволяя ощущениям течь сквозь нее, находя тот ритм и давление, которые приносили удовольствие, затем открыла глаза и увидела, как Каз наблюдает за ней. Ее удовольствие было для него как наркотик; часто казалось, что ему больше нравятся ее слова, звуки и оргазмы, чем ощущения в собственном теле. Она позволила себе задыхаться и громко стонать, пока нарастало удовольствие, а он издал нечленораздельный звук возбуждения, не отрывая темных глаз от ее лица. Его рука не дрогнула и не ускорилась. Она все еще планировала выиграть эту игру, поэтому потянулась другой рукой за спину и распустила волосы из изящного пучка, так чтобы они ниспадали ей на плечи и спину. Когда первые признаки оргазма охватили ее, она запрокинула голову и выдохнула его имя. У него вырвался крик, похожий почти на рыдание. — Вот так... кончай для меня... прошу. Его голос был хриплым и задыхающимся, и О да, он начал проникать в свой кулак с тем легким поворотом руки, который, как она узнала, заставлял его кончать быстро и сильно. Триумф пронзил ее, когда она выгнулась и вскрикнула, переживая оргазм под звуки его прерывающихся вздохов. Инеж открыла глаза, когда расслабление медленно и жарко накатило на нее, и увидела Каза, снова стиснувшего руки на простынях и выгнувшего спину. Его глаза были зажмурены, и он судорожно дышал, задыхаясь. Влага образовала маленькие ручейки, спускающиеся с головки его члена. Он явно остановился за долю секунды до того, как кончил. Она не могла удержаться от легкого восхищения. Он дрожал и с едва слышным поскуливанием опустился обратно на кровать. После долгого, дрожащего момента он открыл глаза и встретил ее взгляд. — Снова, — сказал он с решимостью в сжатой челюсти. Ее брови поднялись. — Ты думаешь, что сможешь остановиться в следующий раз? — Снова, — настаивал он. — Засунь пальцы внутрь. — Это прозвучало как требование, — отругала она его. Он глубоко вздохнул. — Инеж, — сказал он мягко, — пожалуйста. Пожалуйста, засунь пальцы в себя. Дай мне посмотреть, как ты себя наполняешь. — Неужели это было так плохо? Инеж ввела два пальца внутрь, покачивая ладонью по клитору. — Я вся мокрая от того, что смотрела на тебя. Ты слышишь? Она скользнула пальцами внутрь и наружу, и тихий, непристойный звук заставил Каза сдержать стон. Каз снова поднес руку к члену, на этот раз его движения были быстрыми и беспорядочными — он даже не старался держать такой же темп, настолько был поглощен ее взглядом. — Найди… то место… внутри… которое… заставляет тебя… кончить очень сильно, — подгонял он ее между тихими стонами отчаяния. Инеж согнула пальцы внутри себя и прикусила нижнюю губу, забыв на секунду, что она должна была владеть ситуацией. — Ммм… Каз… Такая стимуляция с ее пальцами внутри нее ощущалась лучше с ним, чем в одиночестве — ее тело знало его голос, его присутствие и то, что могли сделать его изобретательные, зловещие руки. Инеж чувствовала на себе его взгляд, как физическое прикосновение. Она снова провела кончиками пальцев по чувствительному месту внутри себя. Ее бедра невольно дернулись вперед, и возникшая волна удовольствия на мгновение затуманила ее зрение. Каз с тихим стоном заставил свою руку замедлиться, пока она неуклонно приближалась к еще одной кульминации. Давление нарастало, подобно электрическому заряду в воздухе перед грозой. Ее мышцы напряглись, и она отчетливо чувствовала каждое нажатие ладони на клитор, двигая пальцами внутри себя все быстрее и быстрее. — Инеж, — выдохнул он, — Сайни… ебать… Он был мокрый и блестел от пота в свете лампы, с великолепным румянцем по всему телу. Каждая мышца была напряжена: от острого подбородка до веснушчатых плеч и пальцев ног, скрючившихся от напряжения. Когда она кончила, он закричал вместе с ней. Она сильно прижала ладонь к клитору, и чистое наслаждение пронзило ее от кончиков пальцев до кончиков волос. Она переживала спазмы трепещущего восторга прерывистыми вздохами и дрожащими бедрами. Когда она снова открыла глаза, Каз крепко сжимал основание своего члена, стараясь удержаться от оргазма и прикусывая губу до крови. Она позволила себе рухнуть на кровать рядом с ним, все еще дрожа. Он повернул голову и посмотрел на нее, глаза потемнели от глубоких чувств. Он выглядел так, словно пытался запечатлеть каждую ее деталь в глубинах своей памяти. — Что такое? — прошептала она, удовольствие все еще гудело в ее крови. — Ты. Просто… ты. — Он на мгновение закрыл глаза. — Я не кончил. Инеж провела большим пальцем по его теперь уже кровоточащей губе. — Ты не кончил. Она наклонилась и поцеловала его мягко, но нежно, тем поцелуем, который всегда заставлял его таять. — Почему бы тебе не кончить в следующий раз? Каз издал тихий звук, какое-то время просто прерывисто дыша с закрытыми глазами. Затем он открыл их и настойчиво покачал головой. — Нет. Я хочу, чтобы ты кончила снова. — Тогда я кончу с тобой, — пообещала она. — Это… значит… что я выиграю? — Я не думаю, что прошел час, — сказала она, — но мы будем считать это ничьей. На этот раз ты был так близок. Каз издал небольшой разочарованный вздох. Он протянул руку к прикроватной тумбочке, куда положил свои карманные часы и запонки. — Нет. Время, — невнятно настаивал он. — Смотри. Инеж недоверчиво хихикнула, но потянулась, чтобы взять его карманные часы и поднести их поближе. Каз неуклюже раскрыл карманные часы, взглянул на них, затем посмотрел на нее, положив часы на кровать и медленно вернул руку, чтобы обхватить свой член. Он заметно пульсировал, и на мгновение у него сбилось дыхание. Он решительно посмотрел на нее. — Еще двадцать две… минуты. Тогда… пройдет… час… и я… выиграл. — Ты… — У нее не было слов. — Знаешь что? Ты в игре. Если он не собирался сдаваться в этой игре, она тоже не собиралась этого делать. — Ты тоже, — выдохнул он. — Снова. Сможешь? Она погладила его по щеке, по волосам. — Я не уверена, что смогу, но… — Я могу… доставить удовольствие тебе. Позволишь? Он повернул голову, чтобы поцеловать ее ладонь, ее пальцы. Она подняла брови. — Можешь ли ты делать это, пока ты тоже себя трогаешь? Каз делал это раньше, но тогда он мог позволить себе достичь с ней оргазма. Он решительно кивнул и убрал правую руку оттуда, где начал лениво проводить по выступу на нижней стороне своего члена, вместо этого легко провел рукой по изгибу ее бедра, заставив дрожать в предвкушении. Было немного иронично, что он мог доставить ей удовольствие лучше, чем она себе. Он изучил ее тело более тщательно, чем она когда-либо, изучая ее с тем же целеустремленным, сфокусированным вниманием, которое он применял к планированию ограбления или взлому замка. Она подошла и встала на колени рядом с ним. Его рука скользнула между ее ног, и он застонал. — Инеж, ты хоть представляешь… насколько ты хороша? Такая мягкая, горячая и… — Он издал бессвязный звук. — Такая влажная. У нее перехватило дыхание, когда он нежно ласкал ее, помня о том, насколько чувствительной она все еще была. — Каз, — выдохнула она. — Да. Его голос звучал напряженно, почти торжествующе. — Просто… позволь мне… Два его пальца скользнули глубоко в нее, заставив ее закрыть глаза и слегка выгнуть спину, прежде чем он вытащил их и распределил скользкую влагу, собранную с нее, на свой член. Каз снова потянулся к ней, провел пальцами между ее складками, требуя большего. Когда он вытащил их, его рука блестела от влаги. Он распределил ее по своему набухшему члену, пока не стал полностью скользким от ее возбуждения. Инеж посмотрела на него, на твердую длину в его руке и почувствовала горячее, инстинктивное сжатие глубоко внутри, поразительное желание быть наполненной им — то, что она чувствовала все чаще и чаще в последнее время. Раз или два она даже подумывала попробовать… Но не сегодня вечером. Каз начал прикасаться к ней, его первые два пальца проникали внутрь, а большой палец дразнил ее сверхчувствительный клитор легкими, быстрыми движениями, от которых она за считанные секунды тихонько застонала. Его левая рука скользила вверх и вниз по его длине в медленном, настойчивом ритме, который отражал движение его пальцев внутри нее. Инеж поняла, что он думает о том же, что и она, представляя, как она раскрывается для его члена, как она будет чувствовать его внутри себя, когда он медленно будет входить в нее снова и снова. Она наклонилась и схватила его за плечо. «Как будто это подарок, — сказала она ранее о следах, оставленных ее пальцами, и о его пылком ответе: Так и есть.» Она усилила свою хватку так, что она была достаточно сильной, чтобы вызвать синяки на его бледной коже. Он резко вдохнул, его руки почти незаметно ускорились. Каз вытягивал ее удовольствие, словно медленный прилив, как глоток медового чая холодным утром, и когда он, наконец, довел ее до дрожи на вершине, он удерживал ее там в течение умопомрачительного, раскаленного момента, прежде чем мягко отправить ее через край. Его левая рука сжимала основание члена так сильно, чтобы остановить себя от оргазма, что выглядело болезненно (и, вероятно, так оно и было). Когда ее ногти впились в его плечо, и она выкрикивала его имя, его рот раскрылся в беззвучном крике, и его бедра дернулись вверх в резких, беспорядочных толчках, его лицо исказилось от чистого удовольствия, а по мышцам пробежали спазмы. Его голова беспорядочно забилась по подушке, из него вырвался гортанный звук, а затем он неуверенно посмотрел на себя. — Ты…? Грудь Каза вздымалась, его рука все еще крепко сжимала основание члена. — Похоже на… но… я не кончил. И я… все еще твердый. Он бросил на нее отчаянный взгляд. — Не считается? Его пальцы все еще находились внутри нее, и он, пытаясь убедить ее, сделал глубокий толчок согнутыми пальцами. — Не в счет, — согласилась она. Он вытащил из нее пальцы, она отпустила его плечо и соскользнула на кровать рядом с ним. Они оба лежали так секунду, переводя дыхание и замедляя сердцебиение. Инеж нащупала карманные часы Каза. — Десять минут. — Десять минут, — повторил он. — Десять минут. Я могу победить. Он одарил ее самодовольной улыбкой, и она насмешливо прищурила глаза. — О, правда? Не зря Призрак имела репутацию безжалостного человека. Инеж любила Каза до мозга костей, но, ох, этот невыносимый ублюдок должен был быть покорен. Она осторожно раздвинула его бедра и провела кончиками пальцев по его яичкам. Его глаза закрылись, и он глубоко вздохнул. — Я знаю все твои слабости, — напомнила она ему. — Я знаю, как ты любишь слышать мой голос, когда я прикасаюсь к тебе, рассказывая тебе, что происходит с моим телом, когда я слышу твои стоны и знаю, что они все для меня. Она обвила рукой его яички, и он извивался, упорно молча. — Я знаю, насколько они очень, очень чувствительны. Обычно ты не трогаешь их, чтобы доставить себе удовольствие, но тебе нравится, когда я делаю это. Она покатала их на ладони, нежно массируя, и его решимость сломалась, когда из его горла вырвался крик. Она наклонилась ближе, понизив голос до шепота. — Мне кажется, тебе нравится быть охваченным этим чувством, быть таким уязвимым передо мной. Мне кажется, тебе нравится знать, что я могла бы легко причинить тебе боль, но никогда этого не сделаю. Каз тяжело и часто дышал, его глаза были плотно закрыты. Она провела нежным пальцем по нижней стороне его яичек, чтобы нажать на чувствительное место у их основания, и он застонал. — Я думаю, моя нежность заставляет тебя чувствовать себя ценным и в безопасности, и ты совершенно никогда не признаешься в этом. Инеж наклонилась вперед, чтобы провести зубами по его ключице, и он выгнул шею и обнажил ей горло, молчаливо моля ощутить ее зубы и там тоже. — Я все еще вся мокрая и открытая от твоих пальцев внутри меня. Я чувствую небольшое эхо трения каждый раз, когда двигаюсь. Как будто ты все еще касаешься меня, даже после того, как все закончилось. Она сильно укусила его за шею и очень легко и кратковременно сжала его яички, и он издал сдавленный, протяжный стон, сильно выгнув спину. Она чувствовала, как они сильно сжимаются под ее ласкающей рукой. Она внимательно следила за его реакцией и повторяла движения, вызывающие эти беспомощные звуки. — Помнишь, как я взяла их в рот и заставила тебя кончить? — спросила она, и он неуклюже прижал пальцы к ее губам, чтобы остановить ее рассказ. — Инеж, — запротестовал он, его бедра начали напрягаться и дергаться. Она безжалостно провела рукой по его члену, делая длинные, дразнящие поглаживания. — Должна ли я остановиться? — Нет, — инстинктивно выдохнул он, но затем… — Да, да, слишком близко, слишком… Она отдернула руку. Каз издал низкий стон, на его лице отразилась агония, и она поцеловала его в щеку. Он повернул голову, притянул ее лицо к себе и поцеловал сильно и дико, застонав ей в рот. Инеж ответила на поцелуй, отвечая на его страсть своей. Когда они, наконец, отстранились, задыхаясь, она медленно и намеренно облизала губы. Из него вырвался звук разочарования, и она улыбнулась. Он нащупал карманные часы, какое-то время растерянно глядя на них, а затем перевернул их, чтобы можно было рассмотреть время. Он прерывисто выдохнул и бросил их обратно на кровать. — Семь… минут… — удалось произнести ему. Пока он изо всех сил пытался восстановить самообладание, Инеж спустилась вниз по его телу и устроилась между его ног, проводя волосами по его бедрам, заставляя дрожать, прижимаясь губами к каждому шраму, который она находила. Каз издал испуганный звук, когда она дотянулась до тех, что были на его больной ноге — толстый, похожий на веревку рубец на мышцах и костях, которые так и не зажили правильно. Она провела языком по одному из них, и его стон был резким и внезапным в тишине. — Нет? — она взглянула на него. Он на мгновение встретился с ней взглядом, а затем отвел взгляд. — Все в порядке, просто… тебе не обязательно. Я почти не чувствую ничего на этих шрамах. — Ты застонал. Это было странно? — настаивала она. Он помолчал какое-то время. — Это было… мягко. Как крылья бабочки, — признался он после долгой паузы. — Ты можешь… делать это. Если хочешь. Это было самое близкое к тому, что он смог бы попросить, поняла Инеж, и полная уверенность в том, что Каз позволяет себе быть таким уязвимым перед ней, заставила ее сжиматься от боли. Она провела языком по каждому шраму, прижимая пальцы к узловатым, поврежденным мышцам, чтобы снять напряжение в них, и медленно, с любовью проследила свой путь поцелуями обратно вверх по его бедрам. — В последний раз? — прошептала она, и он кивнул. — В последний раз. Он протянул руку и легонько коснулся ее щеки кончиками пальцев, как делал, когда только учился переносить прикосновения к ее коже. Он редко говорил вслух, что любит ее, но в такие моменты она видела это в его глазах так ясно, как будто слова были написаны там. — Я тоже тебя люблю, — прошептала она, и он улыбнулся, тепло этой радости на мгновение преобразило его лицо. — Не двигай бедрами, — приказала она. — Инеж… — ахнул Каз, широко раскрыв глаза, потому что знал, что это значит. — Не. Двигай. Бедрами, — повторила она и наклонилась вперед, чтобы он мог чувствовать тепло ее дыхания на своей эрекции, когда она говорила. — И скажи, когда будешь близок у тому, чтобы кончить. Затем она ухмыльнулась ему сквозь пряди волос, упавшие ей на лицо. — Или не говори. — Нет, — выпалил он, когда она наклонилась. — Если ты это сделаешь… я не смогу… сказать. Ты знаешь, что я не смогу… пока ты касаешься меня своим ртом. Каз действительно забывал, как формировать связную речь, когда она использовала свой рот с ним. Она остановилась, чтобы обдумать варианты. — Тогда возьми мою руку, когда будешь близок, и я остановлюсь, — предложила она, протягивая левую руку и кладя ее на простыню рядом с его. Он кивнул, вдыхая глубоко и на мгновение закрыл глаза. Инеж знала, что это не продлится долго. Он не мог удержаться от наблюдения так же, как не мог остановить биение своего сердца. Она наклонилась, прижав его бедра к кровати своим предплечьем, и втянула в рот головку его члена. Резкий стон вырвался у него, когда она взяла его глубже. Она чувствовала его бешено бьющийся пульс своим языком. На вкус он напоминал чистый пот и ее собственное возбуждение. Он легкими, осторожными пальцами убрал ее волосы с лица, чтобы видеть, как ее губы обхватывают его, и она почувствовала теплое сияние любви в своей груди. Когда-то она беспокоилась, что этот конкретный поступок может вызвать у нее плохие воспоминания. Было приятно узнать, что это стало инстинктивным и комфортным, как заваривание чая или затачивание ножа, когда она могла делать это с любимым человеком. Пока Каз позволял ей полностью контролировать скорость и глубину, ей это нравилось, не в последнюю очередь потому, что это заставляло его совершенно терять рассудок. На этот раз она начала медленно и нежно, тщательно оценивая, насколько он чувствителен после стольких прелюдий. Ответ был: очень… Каждое движение ее языка вызывало у него надрывный крик. В эти моменты он полностью принадлежал ей, и ей это нравилось. Длинные, роскошные облизывания, непредсказуемые наклоны головы, чтобы захватить его в рот еще больше. Она не придавала этому ритма, чтобы он не знал, чего ожидать. Его руки слегка дергались по бокам, движения пальцев были нервными и непроизвольными. Он был полностью сосредоточен на ней, его тело неподвижно и дрожало. Инеж вдохнула и взяла его глубже, расслабляя горло вокруг него. Когда она это делала, он издавал лучшие звуки, грубые, отчаянные и совершенно бессознательные, и она наслаждалась ими. Она почувствовала, как его тело напряглось, пытаясь не двигаться. Каз был таким милым, таким нежным к ней, и она собиралась сделать это поражением, которое он запомнит на всю оставшуюся жизнь. Она обвила рукой основание его члена так, что каждый дюйм его тела был окружен ею, и его руки на простынях сжались так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Инеж… пожалуйста… прошу… Она ускорила темп, наконец обретя ритм, и его голос растворился в непонятных звуках, которые уже не были словами. При каждом взмахе вверх она добавляла хитроумное кружение языка по нижней части головки. Его ноги затряслись, и вдруг все его тело напряглось, и он схватил ее руку, до боли сжав ее. Инеж выпустила его изо рта и посмотрела на него, встретившись с ним глазами, пока он боролся с кульминацией, которая почти застала его врасплох. Теперь он шептал ее имя снова и снова, словно молитву. Одна слезинка скатилась по его щеке, оставив влажный след. Колокол снаружи пробил час, и все его тело замерло. Она улыбнулась, не в силах отнять у него эту победу. — Ты выиграл, — прошептала она. — Кончи для меня. У нее даже не было возможности снова прикоснуться к нему губами, прежде чем его тело содрогнулось, его бедра дернулись в пустоту, его пятки впились в постель, и он кончил, звуча так, как будто весь воздух выбивался из его легких с каждым спазмом. Она гладила его в процессе. Его сперма вырвалась густыми струями на его живот и грудь, пока Инеж с удовлетворением наблюдала за этим. Каз отчаянно врезался ей в руку с прерывистыми всхлипами. Даже несмотря на остаточные сокращения, его бедра не прекращали двигаться, как будто он не мог этого вынести. Наконец он рухнул на матрас, каждая мышца его тела расслабилась от насыщения. Она поднялась и легла рядом с ним, провела рукой по его волосам и почувствовала, как внутри нее пробуждается гордость — к самой себе, за то, что она оставила его таким полностью обессиленным, и к нему, за его самоконтроль, когда он так долго продержался ради нее. Инеж осторожно завернула его в простыню и прижалась к его телу, не желая рисковать испортить этот прекрасный момент неожиданным прикосновением к коже. — Неж. Каз пробормотал что-то невнятное, стараясь держать глаза открытыми. Он вытащил руку из простыни и слабо сжал пальцы вокруг ее руки. — Люблю тебя, — прошептал он. — Я тоже тебя люблю, — ответила она, но он уже погрузился в изнуренный сон, прежде чем она успела закончить говорить. Ее сердце наполнилось любовью при этом последнем проявлении доверия к ней, и мягкая улыбка тронула ее губы. Напряжение, придававшее его красивому лицу суровый и внушительный вид, исчезло, линии боли стерлись с его лица. Это делало ее безгранично счастливой, что она могла подарить ему эти моменты покоя. Казу сначала было трудно расслабиться, находясь в одной постели так близко к телу другого человека. Но сегодня вечером он смог раствориться в ее объятиях и заснуть глубже, чем мог бы в одиночестве, уверенный в том, что она защитит его. «И я сделаю это», — с яростью подумала она. Он принадлежал ей, и она дорожила этой уязвимостью, как ничем другим. Помыться можно и потом, решила она. Она разбудит его через некоторое время, но сейчас ей не хотелось ничего, кроме как смотреть, как он спит, прижиматься к теплу его тела и наслаждаться этим моментом.