***
— Сейчас, спустя пять лет после моей коронации, ты хочешь мне сказать, что мы — самозванцы? — лицо Намджуна до ужаса бледное, он всё ещё в парадном мундире, хватается за край стола в зале советов, рухнув на жёсткий стул. — Почему отец этого не рассказал? — Твой отец был идиотом. Миролюбивым и слабохарактерным королём, который разваливал Велиас на протяжении всего срока своего правления, — выдаёт бабушка, обходя Джуна и приближаясь к окну, чтобы распахнуть створки и взглянуть на то безобразие, в какое превратился внутренний двор замка. — Он ненавидел тот факт, что наша семья захватила власть и свергла правителей Этлинии. И я не могу назвать тебя самозванцем, потому что ты — король Велиаса. Наш предок не захватывал старый мир, он предал его забвению и построил новый. — Убив целую семью! — восклицает альфа, гневно подскакивает с места и зло смотрит на Даму. — Женщин, омег, детей! Он приказал убить их всех, уничтожить целую нацию, культуру, которой мы до сих пор восхищались! Это отвратительно! — Так сними со своей головы корону и отдай её неразумному мальчишке, выросшему где-то в помойной яме и возомнившим себя монаршей особой, — холодно бросает Доюна, обернувшись на внука через плечо. — Мы узурпаторы, Джун. Мы захватчики, предатели. Они обнародуют эту информацию, и всех, у кого стоит сердце на щеке, предадут расправе — жестокой и немилосердной. И даже Боги не помогут нам, как только наследник Престола Этлинии начнёт полномасштабную вражду. Намджун замирает ненадолго, смотря сквозь строгое лицо Червовой Дамы. Он сглатывает, думая о том, что будет с ними, с Джином, со всеми, кто приближён ко двору. Их убьют, женщин и омег изнасилуют, перерезав после этого горло. Повстанцы поведут себя точно так же, как повел его предок четыреста лет назад. Альфа опускает взгляд. Здесь бабушка права: они не виноваты в грехах прошлого, сотни лет его семья сидит на троне, управляя Велиасом. Этлинии более не существует, Намджуну искренне жаль, что его родня так поступила с королевской семьёй, но не может же он в действительности бросить страну в чужие неумелые руки. Альфа учился управлению государством с тех пор, как смог прочесть первое слово, готовился к правлению всю жизнь, и не для того, чтобы просто сдаться. Он не отдаст бунтовщикам государство. — Что мне делать? Доюна оборачивается, полы её длинного платья шуршат, скользя по полу. Она издевательски изгибает бровь и криво ухмыляется. — С каких это пор вам необходимы мои советы, государь? — склоняет голову Дама. Намджун начинает злиться. На его веку не было войн, он совсем юный король, и опыта в боевых действиях не имеет. Несчастные стычки на границе — ничто, по сравнению с тем, что назревает. Если Наследник выкрал венец для обнародования, значит, у него есть план, и, судя по увиденному недавно количеству ворвавшихся, он собирает армию. — Не ёрничай. Ты ведь хотела помочь мне с государственными делами, — рычит альфа, впиваясь побелевшими пальцами в стол. Червовая дама изгибает сухие тонкие губы и отстраняется от подоконника, на который облокотилась. Она подходит к правителю, уже медленно выходящему из себя под навалившимися эмоциями. — Как другие государства молчали столько лет о произошедшем? Не заметили, хочешь сказать, что одна страна сменилась другой? — спрашивает Джун. — Всё просто: Червы подкупили правителей. У нас были союзы с Сустаном и Эраваном, твоя мать — герцогиня южной страны. Союзы заключаются, браки благословляются. Мы построили мост в Красной Гавани, позволяя Сустану иметь доступ к нам через залив, и были их добрыми соседями много лет. Мы позволяли Эравану заниматься работорговлей, потому что нам было выгодно их молчание. Единственными, кто не купились на наши уловки и предложения была Хатрас. — Берки… — шокировано шепчет альфа, глядя бабушке в лицо. — Берки всё знают, они помнят, потому и происходят стычки между нашими государствами. — Раньше у нас были одни Боги, до приходя Квадры, — Червовая Дама огибает стол и присаживается, чинно складывая ладони у себя на коленях. — Мы верили в единую нечисть, но Пожиратель Сердец принёс новую веру, которую увидел, по легенде, во сне перед тем, как начал замышлять переворот. Он принёс в Велиас Квадру и отказался от язычества, присущего Беркам. Они не простили предательства, до сих пор помня величие Этлинии. — Если Наследник попросит помощи у Берков… — выдыхает Намджун, осознавая. — Нам не избежать не только гражданской войны и переворота, но и нападения с севера, — заканчивает за него Доюна. — И Берки не пойдут нам навстречу, они поддержат законного наследника Этлинии и владельца венца, — лицо Короля становится почти серым от того, насколько он шокирован информацией. Эта ситуации гораздо серьёзнее, чем кажется. — Сустан сейчас с нами в пошатнувшихся отношениях, — продолжает говорить Доюна. — После того, как твой отец предпочёл их принцессе Лее твою мать Илону, правитель Сустана затаил обиду на Велиас. — К чему ты клонишь? — хмурится альфа. — К тому, что пришло время заключить выгодный союз, Намджун, — поднимается на ноги пожилая женщина. — Попросить помощь у Сустана и взять в жёны дочь того, кто сейчас сидит на троне и держит в своих руках восток. — Но Сустан уже семь лет воюет с Эраваном, — хрипит альфа. — Если я заключу союз с ними, то мы потеряем все торговые пути через Сонный берег, который удерживает король Дрих. Доюна тяжело вздыхает. — Поддержка Эравана очень важна, но они — блохи по сравнению с Сустаном. Мы поможем им, нарастив боевую мощь, и вражда между Эраваном и востоком закончится. Сонный залив мы получим хитростью, если понадобится, даже кровью. Но нам нужна поддержка соседей, чтобы противостоять в случае, если Наследник заполучит армию Берков. Намджун сильно трёт лицо руками, стараясь охладить разум. Ему нужно думать трезво, рассуждать логически. Доюна права — торговые пути могут не понадобиться, если Берки всё же проникнут на территорию Велиаса и начнут помогать бунтовщикам, а вот защита с востока необходима, в Сустане находится важный и крупнейший порт, а ещё у них есть множество судов. Королю необходимо расставить приоритеты правильно: что в данной ситуации важнее — его торговые отношения с Эраваном или же военная мощь Сустана? Если они не смогут добывать товары, разорятся лишь зажиточные купцы, а вот без боевой силы востока Намджун вполне может сесть в лужу в предстоящей войне. Решение король принимает быстро, взвесив все «за» и «против». — Подай мне бумагу и перо, — просит он бабушку, на что женщина двигается к другому краю стола, принеся Джуну необходимую. — Я напишу правителю Сустана просьбу о встрече и переговорах. Доюна победно растягивает губы в улыбке, а альфа слишком усталый и раздражённый, чтобы акцентировать на том внимание. Без поддержки Червовой Дамы, повидавшей, как её покойный супруг-король вёл войны, альфе попросту не справиться. Не помогут напомаженные советники, не одолеют ни монетой, ни уговорами. Он должен найти пути отхода и защиты для своей страны. Альфа хватает дрожащими пальцами перо, и перед его взором вдруг возникает лицо Сокджина. Он хотел бы оказаться сейчас рядом с ним, спросить совета, но не уверен, что омега, в котором больше от Крести, нежели от Червы, согласится с его точкой зрения и поймёт всё то, что произошло столетия назад. Джин не в состоянии помочь, а Доюна — да. Потому Намджун обмакивает кончик пера в чернильницу и начинает писать ровным почерком послание.***
Джин врывается к лекарю, словно фурия, когда узнаёт, что Тэхёна ранили. Пугает маленького пожилого омегу, чуть не разбившего склянку с лекарством, заставляет перевести на себя взгляд альфы, сидящего на кушетке. — Ты в порядке? — выдыхает Джин, приближаясь к Киму. Альфа кивает, осматривает Сокджина на предмет повреждений или травм. На омеге ни царапины — всё из-за того, что Тэхён заранее увёл и спрятал принца в его покоях. Они — будущие супруги и союзники. Им нужно беречь друг друга. Джин прикасается ладонью в перчатке к свежему порезу на щеке под меткой Тэхёна, оглядывает рассечённую бровь и плечо, над которым трудится лекарь — там крупная рана от клинка. Тэ не моргает даже, когда омега зашивает повреждение, продевая изогнутую иглу раз за разом. — Я в норме, обезьянка, — улыбается альфа, а Джин выдыхает и успокаивается. — Тебе бы переживать за короля. — У него охраны больше, чем у тебя шрамов, к тому же государь и сам великолепно обращается с оружием. Уж за него я не боюсь, — фыркает Сокджин,. — А вот за тебя, ринувшегося в самое пекло сражения, я переживал. Ты совершенно безрассудный болван. — Я — воин, — отвечает Тэ. — Это синонимы, — усмехается принц, опираясь бедром о край шаткого столика. — Вечно вы не бережёте свои жизни, готовые погибнуть от чужого клинка, вонзившегося в сердце. — Чего это ты обо мне переживаешь так сильно? — сощуривается Тэхён, склонив голову вбок. Джин многозначительно закатывает глаза, а потом кивает на лекаря, который делает вид, что совсем не слышит их разговора. — Мой принц, — вздыхает альфа, — я в полном порядке. Это лишь рана, моя жизнь при мне, отдам скоро в ваши руки, как и обещал, — Тэхён поигрывает бровями, а Джин, возмущённый его несерьёзностью, цокает языком и снова закатывает глаза. — Нам нужно будет поговорить после, — вздыхает омега и потирает переносицу, гудящую от перенапряжения. — Я буду ждать тебя в Радужном саду, как только закончишь здесь. У финикового дерева. Тэхён сразу же становится серьёзным и кивает, а омега покидает лекарскую. Его белоснежный плащ развевается за спиной, ведь даже после нападения на Солнечный замок омега не переоделся — ему попросту было некогда. Да и волнение захватило целиком, заставляя раздражённо и бессильно бродить из одного угла покоев в другой. Джин расстроен. Тем, что произошло, что он ничего не понимает — ни причин произошедшего, ни того, что будет происходить дальше, и уверен: Намджун ничего ему не расскажет. Король закрылся в зале советов с леди Доюной и уже давно они там беседуют наедине. Но у Сокджина складывается ощущение, что это — лишь начало чего-то мрачного, тяжёлого, способного изменить всю их жизнь. Омега спускается по ступенькам к одному из выходов. Двери заперты, возле них стоит стража в полном обмундировании, а Джин, подойдя ближе, видит, как альфы напрягаются. — Мне нужно выйти в Радужный сад, у меня там встреча, — произносит Джин, когда стражники вдруг скрещивают перед его лицом копья, не позволяют покинуть дворец. — Государь запретил всем выходить из замка, пока не будет уверен, что за пределами дворца безопасно, — робко отвечает один стражник, глядя Сокджину чуть ниже подбородка. Омега и без того взвинчен, он устал и раздражён, а то, что ему даже выйти за пределы стен не позволяют, хотя прочесали территорию раз десять и убедились — никого не осталось, ещё больше злит. — У меня встреча с капитаном Кимом, — настойчиво повторяет он, глядя альфам по очереди в глаза. — Я не буду один. — Эви, Сан, пропустите принца, я его провожу, — раздаётся позади знакомый голос. Аин. Тот, кому до сих пор после проклятого послания Джин не может смотреть в глаза. Он унизил и оскорбил пожилого, честного альфу, а теперь тот всё равно, пусть и относится к принцу настороженно, но не обижает и старается держаться почтительно. — Милорд, — выдыхает омега, глядя, как стражники пропускают их и распахивают двери. — Мой принц, — неловко улыбается тот, предлагая свою руку Сокджину. Тот хватает начальника стражи за локоть, обжигаясь за холод доспехов, и оба покидают пределы замка, выходя на красивую дорожку из белого кирпича. Она ведёт их сначала по территории внутреннего двора, а после сворачивает туда, где начинаются заросли деревьев. Радужный сад — прекрасное место, Сокджин с детства его любит. За то, как красочно тут в тёплое время года, как распускаются разные цветы — от скромных лилий до шикарных роз с тяжёлыми бутонами. А ещё певчие птицы, которых держат тут, не позволяя улететь куда-то ещё, омега обожает ранним утром слушать переливы их замечательных звонких голосов. Но сейчас холодно, и всех птиц поместили во внутренний сад, находящийся в самом дворце под куполом. Можно было бы пойти туда и подождать Тэхёна, но Джин отчаянно чувствует, что ему не хватает воздуха, а стены давят на сознание. — Вы не пострадали в схватке? — тихо спрашивает Джин, не потому, что ему интересно, а потому, что так надо. Этикет. — Нет, Ваша Светлость, — спокойно отвечает альфа. — Я защищал государя и не участвовал в самой битве. Спасибо, что побеспокоились о старике. Аин скованно улыбается, а его усы странно дёргаются, словно от волнения. Омега, держась за его локоть, бредёт к месту, где Тэхён сразу его найдёт — к финиковому дереву, единственному во всем саду. Начальник стражи мнётся, словно что-то хочет сказать, и, наконец, выдыхает: — Мой принц, я хотел попросить у вас прощения. Джин удивлённо оборачивается на мужчину, когда они останавливаются. — За что, сир? — За то, что посмел засомневаться в вас. Я знаю вас столько лет, ещё с самого детства, но рискнул подумать о том, что вы можете совершить такой большой грех. Мне жаль и никогда не искупить вины за эти ужасные мысли. Но та записка, что подбросили мне, она была такой ужасной и оскорбительной. Тэхён — мой единственный наследник. Я знаю, что иногда он ведёт себя, как болван, но он достойный альфа. Я горжусь им, его успехами и тем, каким мужчиной вырос мой мальчик, — борода Аина вздрагивает, когда тот дёргает за её кончик. — Мне жаль, Ваша Светлость, за все нечестивые мысли, за то, что я засомневался. Вы… вы сами наполовину Крести, я знаю ваш характер… — Сир, — обрывает его Джин, смущаясь. Он поставил мужчину в ужасное положение, натворив дел с той запиской. — Прошу вас, не корите себя. Я не обижен и не оскорблён. Понимаю, что вы испытали, прочитав то… послание. Аин скромно потупляет взор. А Джину становится ужасно совестно за совершённое. Он не должен был обижать такого мужчину, как Кима. Он лишь хотел… избежать свадьбы с его сыном из-за своей болезненной влюблённости, но создал вместо этого лишние проблемы. — Я прощаю вам всё, милорд, — мягко улыбается омега, а сам понимает, что это ему нужно просить прощения. Чем он и занимается мысленно. — Спасибо, мой принц, — выдыхает Аин, а следом из-за куста, прихрамывая, появляется Тэ. Альфа приближается к ним, и отец хлопает капитана по здоровому плечу. Передаёт ладонь Сокджина Тэхёну, чтобы оставить женихов наедине, а Тэ отчего-то выглядит крайне взволнованным. — Доброй ночи, сынок, я пойду, — треплет обеспокоенно по растрёпанным волосам капитана Аин. — И вам благополучной ночи, мой принц. Сокджин скромно улыбается и кивает тому на прощание, после переводит взгляд на взволнованного альфу. — Кажется, мне нужно подарить тебе новую ленту, — грустно усмехается омега, прикасаясь к чужим буйным волосам. Тёмные пряди снова рассыпались по плечам, упали на лицо Тэхёна, видимо, тот потерял подарок принца. — Буду ждать, — усмехается Ким, держа Сокджина за пальцы. — Для чего ты хотел меня видеть? — Намджун что-то скрывает, — не замечает, как от волнения называет короля по имени Джин. — Что-то серьёзное произошло, такое, что грозит нам всем опасностью. Я нутром это ощущаю. Альфа напрягается, чувствует, как в тонком плаще от холода подрагивает омега и снимает с себя китель, чтобы набросить его на чужие плечи. — Я кое-кого видел во время сражения, — тихо произносит он. — Бубновую Даму. — Вора? — изгибает бровь тот, запуская руки в рукава кителя и ёжась от осенней прохлады. — Да. До того, как прибыть в столицу, я охотился за ним по приказу короля. Он помогал одному странному типу. Это он пытался уже проникнуть в замок, а теперь его план завершился успехом из-за Бубновой Дамы. Тэхён задумчиво прикусывает губу, замолкает ненадолго, продолжая стоять рядом с Джином. — От нас действительно что-то скрывают, тебе совсем не кажется, обезьянка, — шепчет Тэхён, хватая омегу за плечи. — Ты выяснишь, что именно? — так же шёпотом спрашивает Сокджин, обхватывая запястья. — Я ненавижу находиться в неведении, а мне никто не рассказывает, что происходит. — Я расскажу тебе, обязательно, — кивает альфа, потирая озябшие руки омеги. — Только доберусь до правды. Сокджин благодарно кивает, чувствуя приятное тепло на коже от того, как альфа растирает его плечи. — А теперь спать, спать и ещё раз спать. Всё позже. Я чувствую себя раздавленной коровьей лепёшкой, — бурчит Тэхён, обхватывая Джина и уводя обратно в сторону дворца. Омега прыскает в длинный для него рукав кителя, а потом и вовсе заливается хохотом. — Ты и выглядишь так, — смеётся Джин, за что получает грубый тычок пальцами под рёбра. Они возвращаются поспешно в замок, огибая кустики и петляя по дорожке, и совсем не замечают, как с балкона за ними наблюдает король.***
Даже через три дня замок не восстанавливается полностью после грубого вторжения. Больше всего пострадал внешний двор и ворота дворца, на белом камне остались следы сажи от небольшого пожара, устроенного нападавшими. Ворота полностью не починили: одну створку удалось поставить на место и залатать, однако вторая оказалась настолько сильно повреждена, что не подлежала восстановлению, и теперь остаётся только ждать, пока умельцы изготовят воротину заново. Джун сидит в своих покоях, когда на его подоконник опускается белый голубь с маленьким свёртком на лапке. Ранее утро, едва забрезжил рассвет на горизонте, а король ещё даже не ложился отдыхать, мучимый бессонницей. Он поднимается с кровати, где до этого сидел, и распахивает окно, позволяя птице залететь в покои и опуститься на письменный стол, при этом нагадив на пол. Намджун недовольно цокает, обходит неприятность, касаясь босыми ногами пола, и отвязывает свёрток от лапки голубя, тут же разворачивая небольшой листок. На нём убористым, витиеватым почерком на иностранном языке написано послание. Джун обучен трём языкам, включая родной — Велиасский, — потому с лёгкостью читает послание, от которого у него замирает сердце. Оно ухает вниз от эмоций. Альфа этого хотел, он понимает, насколько необходим союз с Сустаном, однако тот факт, что ему придётся жениться на женщине чужеземке ради блага государства, словно надевает на запястья Джуна кандалы. Они тянут к полу, пригвождают к месту и не позволяют нормально дышать. Намджун кладёт письмо на край стола и захлопывает окно после того, как голубь выпархивает наружу и взлетает вверх — в голубятню на башне. Король тянется к сундуку со своей одеждой, чтобы собраться. Перед глазами всё ещё стоит образ Джина. Он должен поговорить с омегой, пока ещё не поздно. Пока брачные обязательства не сковали их обоих, пока не отдалили настолько, насколько это возможно. Король видел их той ночью. Видел, как комфортно и весело Сокджину в присутствии Тэхёна, как альфа сжимал его плечи и бережно кутал в свой китель. Видел и сгорал от ревности. Потому что уже осознал и принял: то, что происходит между ним и Джином, совсем не братские чувства. Намждун пылает оттого, как сильно хочет быть ближе к омеге, к брату, родне, и ничего не может с этим поделать. Он хочет упасть в этот омут и боится, что Джину всё равно. Что он осудит Джуна, оскорбится от его горячих, раздирающих нутро чувств. Намджун не может обидеть Сокджина таким образом. Он хочет пойти и разобраться, не может не сказать Джину о предстоящей королевской свадьбе. Не может солгать. Вздохнув, король стягивает ночную рубашку и принимается одеваться. Он взволнован и испуган от предстоящего разговора. Словно между ними вырастет стена ещё больше, станет толще, а Сокджин останется для правителя недосягаемым. Поправив одежду, Джун заталкивает послание в карман брюк и со вздохом покидает комнату.***
Чимину хочется горько вздохнуть, глядя на то, что Чонгук назвал громким словом «армия». Это просто скопление людей — бедных и отчаявшихся, но что сильнее надежды, которую альфа поселил в их души? Омега разглядывает чумазые лица детей с чёрными метками на щеках и касается собственной. Здесь ему нет нужды скрываться под капюшоном. Здесь Чимин может быть собой, не просто Бубновой Дамой, а Пак Чимином. Слова Чонгука о свободе задели нутро омеги, взволновали его, а то, что последовало за разговором, превратило сердце в настоящий пожар. Они поцеловались так спонтанно и странно, что Пак не может дать этому название. Да, Чимин испытывал нехватку в чьей-то близости. Он давно ни с кем не был, не прикасался к альфе и не испытывал такого яркого и искристого потока чувств. Чонгук многое пробудил в нём, захватив сознание и сделав к себе ближе. Омега боится этого. Того, какое влияние на него оказывает Чон. Он рассказал ему о Донхёне, согласился на чёртово проникновение в Солнечный замок, узнал, что Чонгук — наследник престола. А теперь и вовсе позволил треклятым искрам пронестись между ними с космической скоростью. Так нельзя. Чимин не должен… влюбляться. Это опасно. Потому что планы у альфы огромные, он хочет стать королём, а Пак… совсем наоборот. Нужно было отказаться от предложения Чона, убежать прочь и никогда не оглядываться. Омега лезет в карман своего плаща и выуживает оттуда два золотых медальона с огромными бриллиантами посредине. На это Чимин может в достатке прожить до конца своих дней. Но стоит в чёртовом тоннеле среди сотен людей, которые готовы участвовать в войне. Лу ходит крайне тихо, Чимин даже немного пугается, когда девушка встаёт рядом с ним. Она невысокая, очень хрупкая и молчаливая. Чимин понимает, отчего, ведь жизнь Лу досталось, вероятно, очень тяжёлая. Он вдруг протягивает один медальон ей, помня из рассказа Чонгука, что Лу — добывает еду для всех и старается найти оружие. Девушка склоняет голову, но украшение принимает, глядя, как Чимин второе прячет во внутреннем кармане. — Это на провизию. Или на обмундирование. Распоряжайся, как пожелаешь, — скованно произносит Пак и отворачивается. — Чонгук тебя ищет, — тихо и хрипло произносит Лу. Чимину теперь интересно, что стало с её голосом, но спрашивать не решается. Омега кивает и направляется в ответвление тоннеля, где обычно «заседает» Чон. Входит бесцеремонно, но медленно — ещё не оправился толком от двух ран и продолжает прихрамывать. Альфа сразу же обращает на него своё внимание, Валет — он же Чон Хосок — замолкает на полуслове. — Мне нужно выбраться в город, — заявляет Чимин, не дав Чонгуку сказать и слова. — Тебя ищет вся стража Рилиума, — фыркает Хо, вызывая злой взгляд Пака. — А ты хочешь выйти в наглую и побродить по улицам. Чимин ядовитую реплику игнорирует и переводит взгляд на Чонгука. — На Свободной улице есть кузница, где работает кузнец-Пика. Он продал мне те нагрудники, в которых мы проникли во дворец. Это Этлинская сталь, и я подозреваю, что Чонхо — тот кузнец — может нам помочь в изготовлении мечей и щитов. Мы не можем начинать воевать с таким оружием. Чимин морщит нос на последних словах. Вооружение повстанцев и правда дрянное, местами ржавое, некачественное, тупое. Они простые люди, не могут разбираться в фехтовании и уходом за сталью. Альфа внимательно Чимина слушает и задумчиво отводит взгляд, словно решается. — Ты тут явился и принимаешься командовать, словно играешь важную роль, — шипит на омегу Хосок, подходя вплотную. — Если я тут неважен и мои советы никому не сдались, тогда я лучше уйду, как и хотел изначально, — безразлично выплёвывает Пак, видя, как от злости раздуваются ноздри Хосока. — Шантажируешь, манипулируешь им, — повышает тон тот. Он хочет было подойти ближе, но натыкается на острие кинжала, который выставил перед собой омега. — Повторюсь: я могу уйти. Вы мне не указ, я не подчиняюсь тебе, так что, будь добр, отойди, пока я не лишил вашу «армию» главнокомандующего, выпустив ему кишки на совете, — тон у Чимина ледяной, что сразу же остужает пыл Пикового Валета. Хосок зло порыкивает и отходит к столу, тут же нервно на него опираясь. — Вот и славно, — усмехается Чонгук. — Но ты не пойдёшь за ним. Я пошлю других. Пак даже замирает, вглядываясь в лицо альфы. — Что значит «не пойдёшь»? — То и значит, Чимин. Ты ранен. Твои травмы ещё не начали даже заживать, дай себе время, — отвечает Чонгук, заставляя бурю негодования внутри омеги приобрести размер цунами. Чонгук больше на Пака не смотрит, плотно сжав губы, тем самым показывает, что разговор окончен. А тот, внутренне сгорая от злости, разворачивается и уходит, прихрамывая, прочь. Не хочет отпускать? Чимин ещё посмотрит на то, как они поступят, когда Бубновая Дама приведёт к ним умелого кузнеца и утрёт всем нос, доказывая, что он — не барышня кисейная. Он выбирается из тоннелей тем же путём, которым сюда его привела Лу. Чимин хорошо запоминает местность, ему не помешают ни темнота, ни паника в груди. Потому омега плотнее запахивает тёмный плащ и крадётся потихоньку. Он боится быть пойманным, но ещё больше — злится. На Чонгука, на взбалмошного Хосока и их халатность по отношению к нему. Докажет им всем, что его слово имеет вес не только из-за обещания Чона слушать его, но и из-за того, что сам Пак стоит больше, чем многие из собранной Хосоком «армии».***
Солнце уже поднимается вовсю и освещает коридоры. Свечи потушены. Намджун идёт быстро, чтобы как можно скорее оказаться в покоях Сокджина и поговорить. Они не пересекались с момента нападения: Джун слишком был занят делами, а Джин то тренировался под пристальным вниманием Тэхёна, то исчезал из поля зрения короля. Альфа останавливается у двери комнат принца. Здесь нет охраны, Сокджин сам попросил её убрать, потому что присутствие возле его покоев без особой необходимости посторонних напрягает омегу. Намджун несколько раз выдыхает и коротко, но сильно стучит. Наверное, Джин ещё спит. Альфа стучит ещё раз, ждёт немного. Когда хочет постучаться в третий раз, створка с тихим шелестом открывается, и на него глядит заспанный Сокджин, кутающийся в тонкую вязаную накидку поверх ночной рубашки. Его тёмные волосы взлохмачены, выглядит омега по-домашнему тёплым, без своей извечной педантичной ухоженности. Такой Сокджин покоряет Джуна больше всего: комфортный, неловкий, растрёпанный. Король входит в покои, когда омега пропускает его, чуть шире раскрыв дверь. — Что-то случилось, Ваше Величество? — сипло ото сна спрашивает он, запахивая накидку сильнее и скрывая голые ноги. Альфа бессовестно замирает на их разглядывании и больше не может выбросить из головы очертания мягких стройных бёдер. Но он пришёл сюда не за тем. Не за разглядыванием шикарных ног, сонного лица и пухлых губ, а чтобы сообщить Сокджину новость. — В нашей стране кое-что происходит, — начинает Джун, проходясь кончиками пальцев по спинке стула, когда подходит ближе к окну. — Ты, наверное, и без того всё чувствуешь. Сокджин кивает и приближается, шлёпая босыми ногами по полу. Останавливается рядом с королём, серьёзно смотря в его глаза. — Это кое-что грозит нам войной, Джин, — тихо произносит он, сжимая мягкую обивку. — И мне… мне хотелось бы тебе всё рассказать и объяснить, но я не могу. Сокджин нахмуривается, но ничего не говорит, только кивает. — Мне пришлось принять решение. Оно необходимое, даже, можно сказать, вынужденное. Я три дня назад отправил в Сустан послание. О переговорах и… заключении союза. Намджун чувствует, как в горле начинает першить. Он разворачивается, размашистыми шагами приближается к маленькому столику, где стоит графин и чистый кубок. Наливает себе воды. Опустошает ёмкость в несколько крупных глотков, но першение не проходит. Альфа словно не хочет это произносить, не желает говорить Сокджину о том, что было в послании из Сустана. Но сделать это придётся. Омега терпеливо ждёт, пока король напьётся воды, ничего не произносит, но его нервозность заметна по тому, насколько крепко тот стисикивает пальцами накидку и поджимает пальцы на ногах от прохлады пола. Намджун тяжело выдыхает весь воздух из лёгких. Не оборачивается к Джину, гулко ставит кубок обратно и, набрав новую порцию кислорода, произносит: — Я женюсь, Джин-ни. На принцессе из восточной страны, чтобы они нам помогли в случае войны, — альфа замолкает, и в комнате повисает тяжёлая и вязкая, словно дёготь, тишина. Джун оборачивается, когда слышит шум неосторожно задетого стула и хлопок, когда Сокджин отчаянно хватается за край стола. Король всматривается в резко побледневшее лицо Джина, в дрожащую нижнюю губу. А потом замечает, как с ресниц срывается первая капля. Сокджин никогда не плакал при нём. Все свои эмоции омега держит за семью замками, не позволяя никому увидеть проявление горячих, несдерживаемых чувств. Намджун замирает, он шокирован тем, как по лицу Джина начинает катиться целый град из слёз, как краснеют чужие щёки, а первый сорванный всхлип вырывается меж приоткрытых губ. Омега плачет. Плачет от новости, что Намджун женится, и это вызывает недоумение, а ещё трепет в душе короля. Он быстро подходит к Сокджину, но тот падает на стул и закрывает ладонями лицо. Он плачет навзрыд, не скрывая голоса, давит какое-то горе в руках вместе со слезами и звуками его рыданий. Сокджин стискивает коленки, захлёбывается, не в силах, видимо, сдерживаться, а Джун ничего не может поделать. — Я не хочу! — задушено раздаётся между всхлипами. — Я не хочу видеть тебя с другой. Не хочу, чтобы ты видел меня с другим. Джин отнимает ладони от лица и показывает его Джуну: заплаканное, искривлённое от горя. У короля ёкает сердце, сжимается, не в состоянии биться нормально. — Я не хочу слышать эту новость, забери её обратно. Я смирился с тем, что ты захотел выдать меня замуж. Я был готов. Но не к этому, Джун, — разрывается плачем омега, зажмуриваясь. Намджун опускается на колено напротив, касается дрожащих мокрых пальцев. Он предполагал, что Джин может быть расстроен, что он обрадуется за короля, что никак не отреагирует, но не к такому явно. — Я солгал, и это гложет мне совесть до сих пор. Я солгал тебе, когда ты спросил, испытываю ли я к тебе нечто большее, чем братские чувства, — продолжает сбивчиво и хрипло говорить Джин. А у Намджуна и вовсе спирает дыхание от его слов. Это значит… Значит, что его чувства взаимны. Что Джин тоже любит Джуна и не просто, как друга и брата, не как родственника, а как мужчину. Взаимны. И обречены. Потому что омега помолвлен с капитаном чёрт её дери гвардии, а король обещан принцессе ради благополучия Велиаса. — Я люблю тебя, люблю, — срывается на шёпот Джин и снова закрывается от Намджуна ладонями, подбирает коленки и утыкается в них. — Я не хочу, чтобы ты женился. Не хочу выходить за Тэхёна. Альфа не понимает, что ему сказать. Он впервые видит Джина таким: яростным, настоящим, в котором кипят и клокочут эмоции, а тот их не скрывает. Сокджин резко поднимается с места, почти подпрыгивает, уже не особо заботясь о том, что видно его ноги, не скрытые рубашкой. Он хватает со стола чашку с чаем, который пил перед сном, и, размахнувшись, отправляет ту вместе с блюдцем в стену. — К чёрту это королевство, к чёрту твою корону, к чёрту весь этот дворец! — всхлипывает он, дрожа всем телом и безуспешно пытаясь натянуть на плечо сползшую накидку. — К чёрту всех… Хочешь, казни меня. Хочешь — отправь в монастырь, чтобы этот грех из меня выбили розгами. Но я не избавлюсь от любви к тебе. Слёзы льются по его лицу, отражаясь в груди Намджуна кровью, которой обливается сердце альфы. Он тоже, тоже любит. Сильно, сильнее, чем мог предположить. Джин снова заливается слезами, но плач на этот раз тихий и безутешный. Омега было хочет снова рухнуть на стул, но Джун обхватывает его за талию. Джин безвольно висит в его руках, но застывает ошалело, когда Намджун прикасается к губам омеги поцелуем. Король отстраняется, но ненадолго: сразу же припадает обратно, вызывая ещё большую дрожь в чужом теле. Сокджин отвечает ему, обхватывает за шею и тонет в проклятом грехе. Пусть Божество его покарает, пусть искривит все четыре лица, но прекраснее, чем целуя мокрые и солёные от слёз губы омеги, Намджун не чувствовал себя прежде никогда.