***
Чимин смотрит на красноватое небо после восхода солнца, которое скоро заполнит серыми, тяжёлыми тучами. Он наблюдает за шестью патрулирующими улицу стражниками — Его Величество отчаянно разыскивает тех, кто посмел проникнуть во дворец и выкрасть венец. Стражники полностью вооружены, они пристально вглядываются в каждое лицо, которое попадает в их поле зрения, и омега не знает, как бы ему пробраться к переулку, откуда можно попасть на Свободную. Он оборачивается, когда слышит за своей спиной шорох. Подкравшийся умел, потому выдал себя Чимину, скорее всего, специально. Омега окидывает взглядом тёмный мешковатый плащ и длинную чёрную прядь, выбившуюся из-под капюшона. — Зачем ты за мной пошла? — шёпотом спрашивает Пак, глядя, как Лу рассматривает стражников, остановившихся возле лавки, мимо которой им нужно пройти, чтобы добраться до Свободной. — Чонгук головы всем поотрывает, если с тобой что-то случится, — отвечает она низко, оглядывая пространство вокруг. — Я вам не фарфоровая кукла, — начинает снова злиться омега, выпрямляясь и нависая над миниатюрной Лу. Та смотрит ему в глаза бесстрашно, хмыкает, а потом вдруг подпрыгивает и хватается за выступ в стене, где близко расположено ветхое деревянное окно со ставнями. Лу подтягивается, запрыгивает на подоконник, не глядя вниз, а после подаёт ладонь застывшему Чимину. — Никто не считает тебя слабым, Чимин, мы просто заботимся о своих людях и друг о друге, — отвечает Лу, помогая кряхтящему от боли в ранах омеге забраться рядом на узкий подоконник. Лу осторожно шагает по парапету и снова подпрыгивает, словно ловкая и юркая мартышка. Она хватается за водосток крыши, шипит, когда режет о него пальцы, но ладони не разжимает, а Паку только и остаётся наблюдать за девушкой, которой, видимо, в лазание по отвесным скалам и стенам равных нет во всём Рилиуме. Она подаёт омеге руку снова и подтягивает, а после, когда Чимин уже оказывается на крыше рядом с ней, вытирает руку от следов крови и дует на порез. — Хосок уверен, что я как раз-таки украшение, а не опытный человек, — фыркает он, когда они перебегают по крыше, чуть пригнувшись. Лу хрипло смеётся, зажмуривается и разбегается, чтобы с крыши жилого дома перепрыгнуть на следующую. Девушка на несколько секунд замирает, набирает скорость и смело отрывается от края крыши, на несколько мгновений зависнув в воздухе. Чимин заворожённо наблюдает за ней, пока не понимает: ему тоже нужно прыгнуть. Омега разгоняется, видя, что Лу уже держится за дымоход, прыгает и затаивает дыхание. Он смелый, порой просто бесшабашный, но это не означает, будто он совсем ничего не боится. Подошва сапог скользит по закоптившейся черепице, Пак хватается в последний момент за край, повиснув на дымоходе рядом с Лу, и выдыхает. Они перебегают прямо над головами стражников, а те даже не поднимают взгляда, значит, ищут их только по земле. Чимин соскальзывает с помощью Лу уже в необходимом переулке, а та молчаливо следует за омегой к Свободной улице. — Ты не такая, какой кажешься с первого взгляда, — вдруг выдаёт он, заставляя девушку замереть, но быстро взять себя в руки. — Мы все не такие, какими нас видят впервые, — отвечает Лу, не глядя на Чимина. — Почему ты пошла за ним? — продолжает расспрашивать Пак. — Я имею в виду не только тот факт, что он — законный наследник. — Если не учитывать это и то, что он мой кузен, то я могу назвать несколько причин, — начинает снова Лу, огорошивая Чимина. — Он благороден, и то у него в крови. Королевская кровь всегда имеет силу, независимо от того, где человек вырос, этого не искоренить. Мать Чонгука была благородной, даже если работала в проституции. Отец Чонгука был справедливым, он научил сына, вложил это в него с первых секунд, как тот начал дышать. И Чонгук справедлив. Он хочет возмездия, но так же, как и ты, боится напрасных жертв. А ещё он умён, понимает, что без крови не одолеть, не отомстить, не вернуть. Война есть война, от неё не убежать, не спрятаться, не скрыться. Чонгук это знает, он готов к жертвам, точно так же, как и те, кто идёт за ним. Лу ненадолго замолкает, шагая прямо, держится от Чимина на расстоянии вытянутой руки. — Если не пройти через тьму, не получится увидеть света, — тихо произносит Лу, вздыхая. Кажется, она больше не хочет говорить, или же ей очень тяжело это делать. Они замирают возле нужной кузни. Та открыта, из помещения валит пар, жар чувствуется даже на улице. Чимин рассматривает вывеску, оглядывает вход в помещение и всё же рискует, входя внутрь. Лысого беты нет поблизости, только Чонхо и его напарник, работающие не покладая рук. Альфа замечает знакомого посетителя и останавливает удары молота, а его друг повторяет движение, оставляя разгорячённые щипцы. — Я сейчас позову Бимо, — проговаривает Чонхо, но Чимин останавливает его движением руки. — Мне не нужен твой работодатель, — тихо произносит омега. — Мне нужен ты. Поговорить, я не займу много времени. Чонхо опасливо переглядывается с напарником, стягивает с ладоней массивные кожаные перчатки и подходит ближе к Чимину и застывшей Лу. — О чём господин желает поговорить? Броня подвела вас? — осторожно спрашивает альфа, он словно ссутуливается от строгого взгляда Чимина. — Броня великолепная, я пришёл сюда из-за неё, — отвечает Пак. Он вдруг скидывает с головы капюшон, обнажая чёрные отросшие волосы и показывая метку на щеке. Лу следует его примеру, словно доверяется. — Ты куёшь по мёртвым техникам. Откуда ты их узнал? — спрашивает Чимин, заставляя смуглую кожу Чонхо побледнеть. — Вы знаете, как выглядит Этлинская сталь? — выдыхает кузнец, стискивая пальцы в кулаки. — Я знаю, я продаю, краду, сражаюсь ею, — отвечает Чимин, вытаскивая из ножен свой тонкий клинок и подавая его Чонхо. Альфа восторженно рассматривает старинное оружие, вертит меч в руках, его глаза едва не горят от восхищения. — Нам нужна твоя помощь, Чонхо, — оглядываясь и натягивая капюшон снова, произносит Чимин. — Нам нужен такой умелый кузнец. Но дело это опасное, потому что мы — повстанцы. Альфа удивлённо разглядывает молчаливую Лу, скрытого плащом Чимина, а потом отдаёт меч обратно владельцу. Он ненадолго замолкает, раздумывает. — Вы — те, кто проник во дворец. С вами тот Пика, который называет себя королём? — вдруг подходит к ним второй кузнец, опасно сжимая всё ещё красные от температуры горна щипцы. Чимин бросает на него многозначительный взгляд. — Чонхо, — строго обращается тот к альфе, — это опасно. У нас хорошая жизнь, зачем нам перебегать к изменникам и предателям? — Мы не предатели, — хрипит Лу, её голос кажется ещё ниже от волнения. — Он — законный король, и мы это докажем. Словом, мечом и огнём. — Но, чтобы были мечи, нам нужны кузнецы, — добавляет Пак, глядя на взволнованного Чонхо. Альфа задумчиво жуёт губу. — Твоей хорошей жизни настанет конец, — давит Чимин, — но мы расскажем, за чтó ты будешь бороться. Сейчас же просто просим нам довериться. Чонхо бросает сомнительный взгляд на строго глядящего ему в глаза напарника, а после несколько раз выдыхает. Он решается, взвешивает. — Пойдём с ними, Зеву, — просит шёпотом кузнец второго альфу. — Отец всегда говорил нам, что Пики не так просты, как кажутся. Грядут перемены, мы все это чувствуем. Зеву напрягается, окидывает строгим взором Чимина. — И ты готов поверить гильдийцу, вору и обманщику? — Но он же доверился нам и открыл лицо, несмотря на наши метки на щеках? — вспыхивает Чонхо. — Мы клеймены, как предатели, но он не побоялся. Он не хочет нам зла! Чимин терпеливо наблюдает за перепалкой, как он понимает, двух братьев. Зеву хочет настоять на своём. — Мы хотим, чтобы нам всё объяснил ваш главный. Только после этого примем решение, — отвечает в конце Зеву. — Хорошо, — не дав открыть рта Лу, кивает Чимин. — Мы придём к вам сегодня ночью. Лу больно щипает омегу за здоровый бок, но тот даже виду не подаёт. — А если это ловушка? — шипит на него девушка, зло бросая взгляды в сторону кузницы. — Я сам вспорю им животы, если пошло на то, — холодно отвечает омега, удаляясь в сторону, откуда они пришли.***
Намджун смотрит на омегу в своих руках с сожалением. Лицо у Джина заплаканное, тревожное даже в коротком сне, отчего кажется несчастным совсем. Альфа даже не предполагал исхода, где Сокджин может испытывать такие же чувства по отношению к нему, и теперь уезжать в Сустан ещё тяжелее, чем прежде. Как он может жениться, когда здесь, дома, его ждёт и любит омега, от которого он без ума? Хочется проклясть всех и вся, первым порывом было отказаться к чертям от короны, но Джун не может. Его по рукам и ногам сковывают обязательства и долг. Перед гражданами Велиаса, перед Короной, перед собой. Он столько лет потратил на подготовку, он был коронован, чтобы править, и всем прекрасно известно, что, принимая бразды правления, монарх в первую очередь отказывается от своей личины. С момента коронации и до своей смерти король — отражение своей страны. Он живёт её нуждами, делает всё, что в его силах на благо людей — своего народа. Намджун не имеет права поступиться обязанностями даже из-за великой, единственной, наверное, любви. Он не сумеет забыть, каково это — лежать в горячих объятиях любимого человека, получать его поцелуи и тихие признания, и проведёт жизнь, возможно, жалея о совершённом. О браке или о том, что ему довелось познать любовь Сокджина. Тот просыпается, стоит альфе неудачно двинуться. Они очень рискуют, затягивая с пробуждением и расставанием, потому что вскоре короля и принца начнут искать по всему дворцу, не явись они по своим делам, но насколько же тяжело отрываться друг от друга. Джин, кажется, уже немного пришёл в себя, судя по тому, каким серьёзным становится его взгляд. Омега садится на постели и прижимает одеяло к обнажённой груди. — Это не было ошибкой, — шепчет Джин. — Даже если мы больше не прикоснёмся друг к другу, я никогда не пожалею о том, что сейчас случилось между нами, Джун-и. Альфа садится следом, он обхватывает Сокджина за плечи и приподнимает за подбородок пальцами, поворачивая лицом к себе. Глаза омеги немного красные от слёз, веки припухшие, но он остаётся всё равно божественно красивым. — Это было лучшее, что я мог почувствовать, — шепчет с горечью Намджун, тут же мягко прикасаясь к губам Джина в поцелуе. Они нехотя отстраняются, Сокджин поднимается с кровати, а Джун позволяет себе ещё несколько мгновений понаблюдать за ним. Альфа скользит по узкой талии взглядом, по упругим ягодицам и длинным ногам, пока Джин одевается и старается гребнем пригладить волосы. Потом уже приходится подняться с постели омеги, прощаясь с тем, что осталось там. Больно. Ужасающе больно осознавать, что твой здравый смысл оказывается сильнее чувств, что долг стоит на ступень выше любви. Они не глядят друг на друга несколько минут, просто не в силах пересечься взглядами и не вспоминать о том, что произошло. О чувствах, искрящих между ними, о том, как только что сливались в экстазе телами и душами. Сокджин судорожно выдыхает, стараясь не заплакать, а Джун крепко прижимает его к груди. — Мне жаль, — выдавливает он, понимая, как ужасно это звучит. Омега скованно кивает. — Когда ты уезжаешь? — хрипло спрашивает принц, обхватывая чужие плечи руками. — Завтра на рассвете. Мост Красной Гавани сейчас находится в раздрае из-за столкновений с Эраваном, потому мне придётся сначала добраться до Синилла, чтобы оттуда на корабле отправиться в порт Милири. Из порта меня будут забирать послы, чтобы отвезти в Эмал. Сокджин тяжело вздыхает, глядя на Джуна. — Месяц пути, — выдаёт омега, проводя кончиками пальцев по лбу короля и убирая непослушную тёмную прядку. Намджун кивает, снова прижимаясь носом к кончику чужого. Он содрогается в немом прощании: так будет лучше. Правитель убеждает себя изо всех сил. Потому что они с Джином — братья, пусть и не родные, а троюродные. Потому что принцесса Сустана и брак с ней отчаянно необходим Намджуну и всему Велиасу в предстоящей войне, ведь иначе дело может обернуться бедой. Война уже нависла над государством, желают того его жители и король или нет. Сокджин выйдет за Тэхёна и будет в безопасности, под охраной своего мужа. Он наполовину Крести, быть может, его не заденет бедствие войны, а капитан обеспечит защиту принцу, настолько, насколько сможет. Король-узурпатор, извращающийся плотскими утехами и влюблённый в собственного родственника — что может быть ещё хуже? Намджун не может допустить, чтобы всех Черв вырезали, как Пик четыреста лет назад. Его семья и нынешние аристократы не виноваты в том, какое зверство устроил Пожиратель Сердец. Они заслуживают мира. Как и сам Король. Джун с трудом заставляет себя отойти от омеги. Джин выглядит расстроенным, маленьким, но старается держаться прямо, без единого проявления печали в глазах. Она там, глубоко внутри них, кровоточит смертельной раной на сердце. Намджун молится Квадре, каждому из четырёх лик Божества, чтобы оно дало им шанс быть вместе хотя бы в следующей жизни. Да, они грешники, но разве не заслуживают прощения? Разве любовь вообще может быть грехом?.. Джуну некогда думать о таком. Король опускает голову, не глядя на Сокджина, покидает покои, отомкнув каждый замок. Они не будут счастливы, зато останутся живы, а государство не потонет в страхе и крови, поступи Намджун по совести. Тот факт, что Король возжелал своего брата только отвернёт от него людей. Так что об этом нужно молчать. Закрыв за собой дверь, Намджун уходит и старается не задыхаться от колоссальной боли в грудной клетке.***
— Сделали что? — тихо спрашивает Чонгук, сгорая от ярости, копящейся внутри. Он смотрит на Лу и Чимина: одна выглядит виноватой, второй оглядывает альфу с холодком во взгляде, словно с надменностью, извечно присущей омеге. Чонгук уже давно понял, что Чимину приказывать, угрожать или пугать будет бесполезно. Он понимает и сейчас, что допустил ошибку, решив, будто раны станут помехой для такого, как Пак. Альфа устало трёт глаза. Если эти двое, отправившись к кузнецам и договорившиеся о ночной встрече, загоняют их в ловушку, то проблем не оберёшься. Нет никакой гарантии, что там их не будет ждать отряд стражников. Чонгук хочет закричать и позлиться, однако старательно сдерживается, потому что это будет походить на проигрыш. А он ненавидит проигрывать. Он так долго шёл к столице не для того, чтобы оказаться глупо пойманным из-за самонадеянности омеги. Альфа вздыхает, трёт руками лицо, а потом снова поднимает взгляд на Лу. Сестра обычно поступает благоразумно, но тут почему-то приняла позицию Чимина. Хосок будет в ярости, когда узнает. Он сам-то не особо принимает то, что Чонгук обещал почти подчиняться вору, омеге, а тут — откровенная подстава, за которую бы высечь для начала. Открыто и опасно разоблачить себя кузнецам, не желающим понапрасну участвовать в сумасбродной затее. Пиковый Валет остёр на слово и, в отличие от самого Чонгука, не сдержан совершенно. Он бы сейчас орал, рвал и метал тут все, к чему смог бы дотянуться. — Чем ты думала? — спокойно спрашивает Гук у Лу, а та немного сжимается. Чимин этого совсем не замечает, её же Чон знает с рождения и любую перемену в поведении улавливает. — Они нам нужны, — хрипло отвечает Лу, а Чонгук не может прекратить вспоминать её настоящий голос. Не то, во что его превратили. А реальный, который он слышал много лет. — Это не повод лезть в пекло, Луиса, — начинает откровенно злиться альфа, поднимаясь с ящика, которые они используют вместо стульев. — Вы можете нас затащить в адскую задницу на кормёжку к гиенам, если эти двое решат сдать вас! — Они не сдадут, — встревает Чимин, а Чонгук молится, чтобы сейчас не сорваться на омегу. — Лишь хотят подтверждения тому, что идут на риск не зря. Они тебя не знают, не знают истории, мотивов, надежд. Дай им это. У меня есть план. — Ты уже привёл один в действие, — взмахивает ладонью Чонгук, отчаянно дыша через нос. Альфа подходит к Чимину впритык, нависая над тем. — Я обещал, что буду прислушиваться к тебе, но это не означает, будто я стану твоей послушной собачкой, Чимин. Хочешь, чтобы я учитывал твоё мнение, но делаешь наперекор, когда я прошу так не поступать. Подобное не работает, это — не показатель доверия, которое я хочу, чтобы между нами было. Чимин зло поджимает губы, глядя альфе в глаза, а Чон прекращает злиться. Ну, или по крайней мере, пытается злиться не так сильно и разрушительно. — Хочешь, чтобы между нами было доверие? Хочешь, чтобы я доверял тебе свои планы, свои решения, свои мысли? Тогда не делай у меня такие вещи за спиной. Мало того, что ты сам мог серьёзно пострадать, так ещё и Лу за тобой увязалась. Омега отходит на шаг и долго буравит взглядом лицо Чонгука, ещё больше нервируя. Чон понимает, что Чимину понадобится много времени, чтобы ему довериться, но процесс уже запущен. Если Чимин остаётся, он не должен своевольничать, не получится думать лишь о себе и своей гордости, ценности, умениях. Они — команда, придётся смириться с положением вещей и учитывать мнение друг друга. Чонгук не хотел оскорбить или обидеть Пака своим отказом, лишь того, чтобы омега не рисковал своей жизнью, отправляясь в город, кишащий стражей, раненный. Он сдерживается, не грубит, снова подходит ближе к омеге, создавая зрительный контакт. — Прости, если задел тем, что не позволил в одиночку отправиться за кузнецами. Ты стоишь многих моих бойцов, я не хочу тебя потерять, — делает Чон акцент на последнем выражении, прикасаясь к плечу Чимина. Тот скептично оглядывает его ладонь в тёплой перчатке — на улице совсем разгулялась осень, и становится очень холодно, особенно здесь, в тоннелях. Не сбрасывает, не отталкивает, не язвит. — Давай мы постараемся работать вместе? Уважать решения друг друга, советоваться. Как тогда, на горе. Мы были связаны, именно поэтому никто из нас не упал и не разбился насмерть о скалы. Представь, что и сейчас мы лезем по опасной тропе вверх. Без поддержи и согласования мы рухнем вниз, Чимин, — Чонгук напористо глядит в чужие зрачки, а омега медленно моргает. — Хорошо, — отвечает он, а альфа готов выдохнуть от облегчения. Он потирает плечо Пака, чуть сжимает напоследок, а после оборачивается к сестре. Лу виновато смотрит себе под ноги, а Чон, приблизившись к ней, обхватывает за шею. Притянув девушку поближе, целует в лоб. Он правда переживал за неё. Лу — такая же горячая голова, как и Хосок, только более сдержанная, но дай ей волю — и полезет опасности прямо в раззявленную пасть. Чонгук боится потерять их — единственную в этом мире опору, из-за которой всё ещё не сдался и прёт вперёд из-за желания добиться своего. — Будь благоразумнее, — шепчет в тёмные волосы Чон, отодвигаясь от сестры. — Позови Хосока, пусть он соберёт отряд своих лучших парней и рассредоточит по месту встречи. Мы не должны оказаться в западне. А после ужина собираемся и идём к кузне. Лу кивает и скрывается в проёме тёмного тоннеля, ничего не говоря. Чимин хочет было пойти следом, а альфа ловит его за руку, этим жестом прося остаться ненадолго. — Ты не доверяешь мне, и это нормально, — произносит Чонгук. — Я долгое время учился быть скрытным, чтобы выжить, и мне тяжело открываться кому-то новому. Альфа поднимает глаза и замечает, как Пак за ним молча наблюдает. — Но, правда, если мы хотим выжить, должны доверять друг другу полностью. Я стараюсь делать так в отношении тебя, но тяжело сдерживаться, когда ты идёшь наперекор всем моим словам. — И что предлагаешь делать? — Мы познакомимся заново, — спускается от запястья Чонгук, вдруг переплетая их пальцы. — Я расскажу тебе всё, что меня составляет, а ты откроешься мне. И дело, конечно же, в том, чтобы работать вместе, воевать бок о бок, как в Солнечном замке. Не в том, что Чонгук неосознанно хочет быть к Чимину поближе. Не в том, что рядом с этим омегой у него то и дело спирает дыхание. С того самого дня, как тот, рискнув собственной шкурой, вывез его из Эдериаса. Сильный, стойкий, умный и ловкий. Чимин — идеален, как ни посмотри, своеволен и упрям, но это не портит омегу, а делает настоящим и живым. Чонгук был потрясён его историей и понял, насколько глубоко придётся копать, чтобы добраться до сути Пак Чимина. Он готов был манипулировать, просить, чтобы тот остался и помог ему в нелёгком деле. В войне, которой Чимин не желает. И раз тот остался, значит, Чонгуку есть на что надеяться? Альфа понимает, что сейчас неподходящее время для чувств, какими бы яркими и искристыми те не были. Не время для любви, потому что цель у Гука совсем другая — нависшая тучей над их головами, давящая камнем и обломками. Желание отомстить, вернуть то, что принадлежит ему по праву, расправиться с гонениями Пик и вообще с разделением на касты карточных мастей. — Что думаешь? — тихо спрашивает у Бубновой Дамы альфа, заглядывая снова в глаза. Чимин мнётся, не сжимает пальцы Чонгука в ответ. Он перешагивает, делая упор на здоровую ногу, моргает и прокашливается. — Хорошо, мы… попробуем, — отвечает Пак, неловко выпутывая ладонь из захвата. Чонгуку этого достаточно. Того, что омега не отталкивает, не выпускает свои острые иголки, а хотя бы крошечным движением шагает на встречу. Он слабо улыбается Чимину и отворачивается, чтобы вернуться к своим делам, требующим срочного внимания. А именно — к переписке. Длящейся уже семь месяцев, долгой и тяжёлой переписке с принцем Хатраса.***
Они являются на место встречи среди ночной темноты. Крадутся едва слышно, не издавая лишнего шума, порой перебегают по крышам, сокрытые в сотканной из тёмной вуали черноты ночи. Чимин выдыхает, когда ближе к кузнице Чонгук помогает ему спрыгнуть с козырька дома. Альфа обхватывает его за пояс и мягко опускает на землю, видимо, помня о травмированном бедре, из-за которого Пак всё ещё прихрамывает. Лу появляется, когда оба уже подходят к кузне: она с Хосоком распределяла людей по округе, чтобы не быть застигнутыми врасплох, если Зеву и Чонхо всё же решат сдать их страже. Чонгук держит ладонь на рукояти оружия, а омега находится за его плечом, словно тот защищает Пака. Бубновую Даму это не то чтобы не устраивает, однако заставляет нервничать. Чимин привык справляться со всем в одиночку, а данное положение по-прежнему непривычно для него. Тогда омега подключает здравый смысл: сейчас он ранен и ослаблен, Чонгук физически выносливее и сильнее него, так что в целях безопасности при нападении он выдержит атаки противников, тогда как вероятность, что раненный Чимин нет — процентов восемьдесят. Более или менее успокоившись, он вздыхает и ждёт появления кузнецов. Альфы приходят почти сразу же, словно наблюдали за появлением ночных гостей. Зеву, видимо, являясь старшим братом, идёт впереди, когда Чонхо топает торопливо следом, настороженно озирается и поджимает губы. Они тоже опасаются чего-то. Зеву приближается, разглядывая скрытых плащами чужаков. Чимин сбрасывает капюшон первым, чтобы показать свои благие намерения, Лу не торопится, но всё же опускает плотную ткань, показывая спутанные на макушке волосы. Чонгук подходит к Зеву, они буравят друг друга настойчивыми взглядами, пока альфа не стягивает с головы капюшон, позволяя разглядеть метку на щеке. — Значит, это ты тот, кто поднимает недовольства в городе, — фыркает Зеву, скрещивая руки на груди. — Из-за тебя в нашей касте все на ушах стоят уже несколько месяцев, а теперь и вся столица тоже. — Для того есть причины, — отвечает Чонгук, оглядывая мощные руки кузнеца и его серьёзное выражение лица. — И какие они? Хватит ли их для того, чтобы мы согласились участвовать в вашем театре? — изгибает бровь альфа, а Чимин ощущает волны небольшого возмущения и раздражения, поднимающиеся ближе к горлу. Чонгук — не клоун, это поняли все. Для Пака, знающего правду, такое отношение к Чону немного коробит, заставляя передёрнуть плечами. Альфе многое пришлось и приходится переживать на пути к своей цели, а Чимин не любит неуважение к кому бы то ни было. — Король Пионов — самозванец. Я знаю таких, как вы. Из древних семей, где из уст в уста передаются тайны и техники, не просто же так вы изготавливаете Этлинскую сталь. Значит, можете знать или догадываться о правде престолонаследия, — произносит холодно Чонгук, его руки расслаблены, но Чимин подозревает, что двинься кто-то из кузнецов не в ту сторону, и он обнажит клинок, не задумываясь. — Даже если и знаем, то что? — продолжает скептично отвечать Зеву. — Отец рассказывал нам старые сказки, места которым в нашем мире уже нет. Тех королей не существует, могущество Этлинии потеряно сотни лет назад, и единственное, чем мы можем довольствоваться — изготовлением оружия по техникам вымершего народа. Что можешь нам дать ты, король без королевства? — Зеву издевательски ухмыляется, но Чонгук даже не вздрагивает. — У нас есть работа и хлеб, крыша над головой и сравнительная безопасность. Насмешки и издевательства, адресованные нам и нашей касте, мы пережить сумеем, как переживали много лет до этого. Но ты хочешь от нас большего, ты желаешь, чтобы мы ввязались в заранее проигранную битву. Для чего нам это делать? Чонгук задумчиво замирает, словно раздумывает над ответом. — Ну, ежели таково ваше желание, живите дальше, как помойные крысы, довольствуйтесь коркой хлеба и старой крышей над головой, зная, как страдал и страдает ваш народ, пока вы терпите и склоняете головы, — пожимает плечами Чон с усмешкой. — Продолжайте трусить. Спите сладко по ночам, уверовавшие в то, что остальные тоже это поймут. Вы живёте в столице, но с севера, откуда я родом, сюда придут и другие Пики, готовые бороться за свою свободу, за настоящего короля, обещающего им мир, в котором младенцев не будут клеймить, где люди могут стать теми, кем мечтают и могут являться, а не довольствоваться объедками судьбы и благодарить ту за них. Чонгук разворачивается на каблуках, намереваясь уйти прочь. — Они недостойны, Чимин, ты зря потратил своё время, — бросает альфа, а взгляд у самого такой лукавый, что омега даже вздрагивает. И переводит взгляд на Зеву, почти багрового от злости. Нечто в словах Чонгука так сильно задело кузнеца, что он почти трясётся от чувств, глядя вслед Чону. — Постой, королёнок, — бросает он альфе, который замирает и медленно оборачивается, строго глядя. — Как ты можешь быть так уверен в своих силах? Тебе разве не страшно вести за собой людей, зная, что ты можешь обречь тех на гибель? Гук ненадолго замирает, глядя на свои сапоги. — Когда я уверен в себе, люди тоже в меня верят. А вот их вера подпитывает меня, позволяя идти дальше. Мне без них не справиться, как и им без меня. Если не пойдём дальше, то мечты так и останутся мечтами, — отвечает Чонгук, а Чимин наблюдает за тем, как вытягивается лицо Зеву, каким восторженным и воодушевлённым выглядит Чонхо. — Мы пойдём за тобой, — тихо отвечает старший из братьев, а Чонхо почти подпрыгивает от этих слов. — Мы поверим тебе, в тебя, в твои цели. Так не разрушь эту веру, — Зеву многозначительно глядит на Чонгука, а тот только кивает, и в кивке том больше, нежели в словах. Чон слабо улыбается только одним уголком губ, а потом что-то тихо говорит подошедшей ближе Лу. Девушка кивает и тихо, но довольно различимо свистит, словно кто-то играет на флейте. Тут же с крыши спрыгивает тёмная фигура. Но Чимин не успевает разглядеть, что происходит позже, слышит обрывки разговоров, а альфа тем временем хватает его за локоть и уводит прочь, чтобы как можно скорее оказаться в безопасности тоннелей, подальше от вездесущих стражников.***
На горизонте брезжит рассвет, Сокджин убито смотрит на первые солнечные лучи, окрашивающие горизонт в немного тусклые алые оттенки. Омега не может не переживать, зная, что сегодня король отправляется в путь, чтобы добраться до Сустана. Он приедет обратно, когда Джина во дворце уже не будет, женатый мужчина под руку с королевой, которая станет его спутницей по жизни, матерью его детям — наследникам Велиаса. Джин отводит взгляд от окна и поправляет одежду. Он давно на ногах. Если быть точнее, то даже не сомкнул глаз, всё прокручивая то, что между ними с альфой случилось. Сокджин нарушил священную клятву, разделил с королём постель, нарушая мыслимые и немыслимые границы морали и веры. И если бы ему дали шанс повторить, омега без сомнения сделал бы это снова, потому что даже если больно, он никогда не чувствовал себя так правильно, так хорошо, таким любимым. Их с Тэхёном свадьба назначена через неделю после отъезда Намджуна. Они должны выехать в Вороной удел уже послезавтра, так что пора собирать вещи, но для начала — проводить короля в долгий путь. Свадьба пройдёт по всем традициям их веры — Квадры, в храме четырёхликого божества, расположенного в каждом большом городе, в каждом маленьком, даже в сёлах. Сокджин солжёт Богам о том, что чист, а после смерти его постигнет ужасная кара, а какая — так тут мнения разнятся. Но сейчас он чувствует себя нормально, словно горы готов свернуть. Омега выходит из своих покоев, медленно движется в сторону лестницы. Он совершенно один со своей печалью, так было, есть и будет, потому что Джин ни с кем ею не делился никогда. Путь до выхода из дворца проходит, словно в тумане, Джин не помнит, как добрался. В себя приходит уже стоя на последней ступеньке и глядя, как седлают гнедого коня Намджуна. Рядом с ним вдруг становится Доюна, она уж было хочет что-то сказать Сокджину, судя по выражению лица — нечто ужасно язвительное и болезненное, как вдруг между ними вклинивается Тэхён. Его буйная шевелюра не убрана, волнистые прядки падают на плечи. Альфа, бросив взгляд на Червовую Даму, улыбается ей во все тридцать два и громко желает доброго утра, при этом дотронувшись до плеча Сокджина ладонью. Словно защищает омегу от той, что может навредить сильнее, чем если бы ему в живот вонзили кинжал. Джин правда благодарен Тэхёну. Он не знает альфу прекраснее него, смелее и благородней, и искренне жалеет, что не сможет дать ему любви. Да и не нужна она Киму — у того своё персональное безумие, от которого не избавиться, не скрыть под шутками и ребячеством. Сокджин видит это в альфе: всё то море печали, что гложет его изо дня в день, придавая лицу каменное выражение. Любовь коварна и жестока. Она дарит тебе белоснежные крылья, тут же отрезая их серпом, чтобы ты, истекая кровью, молил о снисхождении. Любовь настолько же дар, насколько и проклятие. Сокджин хмыкает, а потом слышит дорогой сердцу голос. Намджун говорит что-то напутственное советнику, спускаясь по ступенькам туда, где стоят они втроём. Увидев Сокджина, тот сначала улыбается, но быстро берёт себя в руки, стараясь не выдать чувств, но, кажется, Тэхён всё замечает и бросает на Джина многозначительный взгляд. Король продолжает спускаться, и все трое — Доюна, Джин и Тэ, делают шаг вперёд, чтобы дождаться правителя не на лестнице. Король одет просто и практично, ведь путь будет не из лёгких. Его меховой плащ неброского дымчатого цвета, высокие сапоги закрывают голени, а руки спрятаны в кожаных перчатках. Джун подходит ближе, протягивает Тэхёну ладонь, а капитан её покорно принимает, заключая рукопожатием. Они буравят друг друга взглядами, словно безмолвно переговариваясь, обещая друг другу что-то, что Сокджину не понять. После Джун подходит к Доюне, и бабушка целует короля в обе щеки, заключает в крепкие объятия. Женщина протягивает королю маленький оберег с четырьмя лицами, а Джун послушно вешает медальон на шею. — Пусть Боги хранят тебя весь путь, пусть сделают его безопасным и удачным, Джун-и, — проговаривает Доюна, поглаживая альфу по плечам. Тот лишь благодарит полушёпотом, он впервые покидает дом так надолго. Последним настаёт прощаться очередь омеги. Король подходит ближе, глядя Сокджину в глаза, а тому хочется позорно разреветься. Но он упрямо держится, стискивая пальцы в замок на уровне живота. — Пусть Божество осветит ваш путь, мой король, — дрожащим голосом произносит Джин, не в силах смотреть Джуну прямо в глаза и замерев между его бровей. — Возвращайтесь целым и невредимым. — Спасибо, Джин, — слабо улыбается Намджун. Он хочет было прикоснуться к его щеке, отчего Сокджин весь сжимается, но передумывает. Король прочищает горло, намеревается отвернуться и уже взобраться в седло, даже делает шаг к этому, но всё же не выдерживает. Резко разворачивается, подходя обратно к Джину, а у омеги сердце искрами взрывается, когда он видит выражение лица Намджуна. Альфа распахивает объятия, и Джин позволяет себя обхватить, сам обвивает Джуна руками за шею. Утыкается носом в изгиб той, вдыхая аромат чужой кожи напоследок, пока Джун стискивает его так, что рёбра почти трещат. Он хочет запомнить всё, что связано с альфой, схоронить внутри себя. — Береги себя, — шепчет Сокджин и отстраняется. Его глаза щиплет от сдерживаемых слёз. Король всё-таки седлает коня, оглядывает дворец, свою семью и капитана Кима, а потом ворота перед делегацией распахиваются. Повозки с провизией, несколько десятков воинов в качестве охраны — все они выдвигаются следом, когда Намджун покидает пределы Солнечного замка. В груди Сокджина так щемит сильно, что дышать нечего. Он ощущает, как его замёрзших пальцев касаются, опускает взгляд на ладонь Тэхёна, которой альфа бережно стискивает красную от первого мороза руку. Джин её не отталкивает, осторожно позволяет держать себя, стискивая кисть капитана в ответ. Они справятся, у всех них нет другого исхода или выбора. Тэ обхватывает омегу за плечи и силком уводит во дворец, обнимает, позволяя прятать выступившие скупые капли на глазах и тихо давить единственный сорванный всхлип. Тэхён всё понимает и не спрашивает, просто остаётся рядом с Сокджином. Холодный колкий ветер подгоняет их в спины, когда слышится позади звук опускающегося засова на воротах.***
Чимин с удовольствием наблюдает, как распаляют собранный в спешке горн кузницы. Жар от углей исходит такой, что приходится щурить глаза. Зеву и Чонхо уже натягивают на руки плотные перчатки, смотрят за тем, как им готовят молоты, как плавится сталь в небольшом чане, куда скинули старое оружие, как только его очистили от копоти и ржавчины. Омеге интересно наблюдать за кузнецами. Он, замерев, смотрит на раскалённое железо, любуется формой будущего клинка. Чонхо водружает ту на специальный стол, пока Зеву щипцами хватает чан и подносит к форме, позволяя оранжевой жидкой стали стечь по краю в форму, приобрести очертания меча. Сперва Зеву заливает только часть, сталь остывает, а после того, как уходит из заготовки краснота, альфа посыпает будущее оружие золой. Следом — ещё одна порция раскалённого железа, ещё золы, лишь только потом вытаскивает щипцами из формы. Чимин продолжает наблюдать, не обращая внимания на то, сколько проходит времени. Омега всегда поражался крепости и качеству Этлинской стали, а теперь может вживую посмотреть на то, как делают такие клинки. Зеву подхватывает неровную заготовку щипцами и опускает в пламя и угли, заставляя накалиться до алого оттенка, а Чонхо уже готовит молот. Старший альфа подносит к столу калёный металл, опускает его на поверхность. Чонхо заносит массивное орудие, по его голым рукам стекают струйки пота, а лицо серьёзно. Он с грохотом опускает молот на клинок, лежащих на наковальне, а Пак вздрагивает от неожиданности. Кузнец работает с точностью, методично выковывая стальное орудие, искры летят из-под молота, а Зеву чуть щурится, наблюдая. Им подкатывают чан с чем-то явно кипящим, а следом ещё один. Чимин любопытно вытягивает шею, разглядывая, что там в чугунных котлах. Зеву же берёт почти готовый меч и опускает в котёл, заставляя жидкость шипеть. Вот как! Молоко! Они закаляют меч в кипящем молоке, и тот тут же приобретает сероватый оттенок, а после опускают ещё и в раскалённое жёлтое масло. Самым последним этапом ковки становится холодная вода. Она шипит, вырывается пышными клубами пар, так что Чимин несколько мгновений ничего не видит. Но после, когда облака пара рассеиваются, омега замечает, как Зеву рассматривает почти готовый меч. Он кладёт его на повозку на низких маленьких колёсах под заинтересованные взгляды собравшихся помощников, и громким голосом командует, чтобы готовый клинок начали точить немедленно, а после уже прикреплять гарду. — Красиво, правда? — раздаётся рядом, так, что Чимин даже вздрагивает и подскакивает с пола, где до этого сидел. — Ты любишь оружие, так заворожённо за ковкой наблюдаешь. Или за кузнецами? Чонгук усмехается, видя, как на лице Чимина сменяется куча эмоций: удивление, смущение, злость. Омега прокашливается и прячет руки в складках плаща. — Нам нужно поговорить, — просит альфа, и Пак, кивнув, следует за ним. — О чём? — спрашивает его Чимин, когда они оказываются наедине в закутке, где, по всей видимости, альфа спит. — Мне нужна поддержка не только Пик. А ещё тех, кто искусен во многом, имеет влияние среди богатых людей Велиаса. Тех, кто носят алые плащи, — серьёзно заявляет Чон. — Я помню, что обещал тебе уничтожить гильдию, не отказываюсь от своих слов, но для начала мне нужно завоевать трон, чтобы сделать это. И без помощи остальных каст мне этого не сделать. — Ты хочешь, чтобы я попросил Юнги встать на твою сторону, — хмыкает омега, скрещивая руки на груди. Чонгук коротко кивает. — Он послушает тебя, — отвечает со вздохом Гук. — Он твой друг. И мне нужно его влияние и его силы, чтобы победить. Я буду собирать свою армию по крупицам, из тлена и пепла. Гильдия может мне помочь с деньгами. — Они для тебя, словно банк, — огорошено выдаёт Чимин, и руки его повисают вдоль тела. — Ты хочешь, чтобы гильдия дала тебе золото, краденое золото для всех твоих целей. Чонгук мрачно глядит на Чимина. — Мне принадлежит по праву королевская сокровищница, но сейчас у меня к той нет доступа, я верну всё до единого медяка, но сейчас… Мне нужен заём. Кто сможет мне его дать, кроме Короля воров? Чимин поджимает губы, понимая, что Чонгук прав. — Я не смею тебя просить самому, я приеду в дом гильдии, как только Бубновый король даст свой ответ — готов ли он принять меня и моих людей, встать на нашу сторону в грядущей войне, драться бок о бок за свободу. Чимин жжёт Чонгука взглядом и сжимает плотно губы. Он знает, что Юнги способен обеспечить маленькую армию альфы, дать денег ещё больше, когда количество солдат увеличится, или же обокрасть кого-то могущественного и достать золото. Он понимает мотивы и размышления Чонгука, видит в них смысл. Омега тяжело вздыхает и устало трёт глаза пальцами. Снова возвращаться к Юнги, просить мерзавца о помощи, чтобы друг глумился над тем, что Чимину приходится это делать. Но что тут попишешь?.. — Я отправлюсь через пару дней, — выдыхает Пак и сразу же видит благодарное облегчение на лице Чона. Альфа прикасается к его плечу и мягко улыбается. — Спасибо, Чимин, — тихо проговаривает он, заглядывая в глаза. — Лу поедет с тобой, так будет безопаснее и спокойнее. Омега фыркает, искривляет верхнюю губу, но старается избавиться от этого ядовитого выражения лица, потому что они договорились не закрываться друг от друга. — Я знаю, что ты не любишь эль, — тянет загадочно альфа, кивая на кувшин, стоящий на полу, — но он — действенный метод для расслабления, а мы, вроде бы, условились скорее познакомиться друг с другом. Хочу сделать это, пока ты не уехал. Чимин смущённо фыркает и обходит Чонгука, тут же плюхаясь на подстилку соломенного матраса. Он нетерпеливо кивает на кувшин, видя смешинки в глазах альфы и то, как он лукаво улыбается, пока наливает первый кубок. «Ну что же, приятно познакомиться, Чон Чонгук», — думает Пак, принимая из его руки хмельной эль.