***
Красная плотная материя длинным пологом свисает с белоснежного коня, когда Чимин въезжает в город. Им с Чонгуком удалось убедить Хосока, что подождать хотя бы до прекращения снегопадов, будет хорошей идеей. Альфа всё ещё беснуется, но Чонгук поговорил с братом и, видимо, пригрозил ему, так что Валет просто Чимина теперь игнорирует. Юнги оглядывает его с головы до ног. Он уже вернулся с задания и привёз внушительную сумму, которую планирует спустить на подготовку армии. Не просто выполнил заказ, но ещё и хорошенько обчистил несчастного заказчика, теперь пожиная плоды. Честно говоря, он не может нарадоваться на то, как оживилась гильдия с приездом солдат Пик. И тем более не может не радоваться тому, что Чимин снова рядом с ним. У Юнги больше нет семьи, кроме него. Пусть он никогда не говорил Паку о своих чувствах в этом отношении, однако такой сирота, как он, не может без никого. Чимин и Донхён были для него всем, а потом Король воров разом потерял обоих. Возвращение омеги казалось чем-то жизненно необходимым для Юнги, он почти помешался на том, чтобы поймать его и даже силой заставить вернуться. Юнги патологически боится чёртового одиночества, но постоянно в этом состоянии находится. — Всё прошло хорошо? — спокойно спрашивает он у омеги, когда тот спешивается и отдаёт поводья конюху. — Более или менее, люди спокойно восприняли новость и согласились, что лучше дождаться улучшение погоды. Они все немного расслабились, боюсь, как бы потом не было тяжело снова их раскочегаривать, — отвечает Чимин, бредя с Юнги рядом. Они направляются в паб, потому что Мин всеми правдами и неправдами уговаривал Чимина сразу же после возвращения. Раньше, когда между ними были более тёплые отношения, Бубновый король и Дама часто ходили, чтобы насладиться вечером в компании друг друга. Юнги этого не хватает, как бы тяжело ни было это признать. Обходя сугробы и хрустя коркой замёрзшей воды под каблуками сапог, омеги приближаются к «Белой бабочке» — одному из лучших пабов их маленького городка. — Король не был против твоего похода? — уклончиво спрашивает Юнги, когда они отряхивают снег с обуви рядом со входом. — Я не его собственность, — жмёт плечами тот. Конечно, не его. Но Юнги-то видит, что между ними происходит. С самого прибытия Чимина тот только и делает, что печётся о Чонгуке и его благополучии. Сколько бы Пак не скрывал этого, между ними есть чувства, которые оба пока отчаянно сдерживают из-за накалившейся ситуации и грядущей войны. Юнги может понять: им страшно. Страшно, ведь ради друг друга они могут пойти на многое, пожертвовав тем, что раньше было важнее всего. Но не понимают, что уже так поступают. Чимин, когда пошёл на поводу у Юнги и надел алый плащ, а Чонгук, принимая его советы и сторону в важных вопросах. Любви нет места на войне, однако она уже родилась и цветёт, как бы те под колпаками её не прятали. В пабе тепло и не очень много людей — за пределами деревянных стен светло. Юнги не снимает плаща, просто проходит вглубь помещения, примечая свободный стол. К ним тут же подбегает молоденький мальчишка-прислужник, желающий выведать заказ. Юнги хочет просто расслабиться. С того дня, как он уехал из Рилиума и навсегда попрощался с этим городом и капитаном гвардии, которого там оставил, воспоминания мучают его. Чёрная лента уже выглядит потрёпанной, но омега не хочет её снимать, потому что она — единственное, что у Мина есть, связанное с Тэхёном. Он стал его слабостью, его мечтой, неисполнимой и горестной оттого. Юнги заказывает вино и закуску, постепенно расслабляясь напротив Чимина, устало разглядывающего зал паба. Красивый. Алый ему всегда был к лицу, это истинно цвет Пака. Он благороден и чист, как и те гильдийцы, которые существовали столетия назад и были не ворами, а воинами. Защитниками короля. А после падения Этлинии превратились в обычных отбросов и преступников. Почему Пожиратель Сердец не избавился от гильдии — до сих пор загадка для Короля воров. Видимо, они для чего-то ему были нужны. Перед ними ставят кубки с вином и свежего, только приготовленного кролика. Чимин на еду смотрит скептично, а вот голодный после тяжёлого дня Мин тут же закатывает рукава и принимается резать мясо. Он всё ещё наблюдает за молчаливым Чимином. — Для чего на самом деле ты меня позвал? — спрашивает омега, как только Юнги впивается зубами в мягкого кролика. Тому приходится сначала прожевать, прежде чем ответить: — Выпить. Чимин смеряет его подозрительным взглядом, а после отхлёбывает выпивку. Он обвинил Юнги в том, что тот вечно отстраняется от него в важные моменты и не показывает истинных чувств. Если это важно для восстановления их прежних отношений, то Мин хотя бы попробует сделать что-то. — Я скучаю, — тихо отвечает омега, а Пак едва может его расслышать в шуме посетителей паба. — Скучаю по временам, когда мы были друг у друга. Чимин внимательно смотрит на лицо Юнги. Тому крайне неловко говорить о своих чувствах, о том, что его тревожит и гложет. Но он старательно продолжает: — Ты — моя семья. У меня есть гильдия, но это не то. У меня всегда были только ты и Хён, с тех пор, как его не стало, я постоянно чувствую себя одиноким и загнанным в угол, — глаза Пака округляются от такой откровенности Юнги, он даже выпрямляется и стискивает кубок. — Оттого я и искал тебя, просил вернуться назад. Я схожу с ума от одиночества каждый день. Чимин открывает было рот, но тут же захлопывает, просто наблюдая за тем, как Юнги на несколько минут зависает в пространстве и своих раздумьях. — Ты никогда ничего подобного мне не говорил, — выдыхает он. — Ты никогда не обвинял меня в том, что я глыба гранита, не заботящаяся о чужих чувствах, — хмыкает Мин, защищаясь с помощью ехидства. — У меня правда больше никого нет, Чимин. Только ты. Ты важен для меня, и я помог бы даже если бы ты не пошёл в гильдию, но мне хотелось себя почувствовать так, как было до трагедии. Чимин опускает глаза и не отвечает, а Юнги нервно мнёт салфетку. Ему некомфортно от откровенности, он чувствует себя обнажённым. — Кому принадлежит эта лента? — скромно спрашивает Чимин, вцепившись в стол. Юнги отчего-то понимает, что тот хочет просто больше знать о скрытном Мине. — Тэхёну, — скомкано отвечает он, вытирая рот от жира жареного мяса. Лицо Чимина удивлённо вытягивается, так что омеге даже становится смешно, и он прыскает в кулак. — Когда вы… — вздыхает Пак, разглядывая широкую ленту, окольцовывающую шею. — Он ведь… — Да, знаю, он женился, — поджимает губы Юнги. — Перед объявлением о помолвке я встретил его, будучи на задании в Рилиуме. Мы повздорили, и он ранил меня, — Чимин хмурится, но омега машет безразлично рукой. — А потом я хотел… Ну, хотел убить его за это. Юнги ненадолго замолкает, всё ещё теребит сероватую хлопковую ткань. — Не смог, — поражённо выдыхает Чимин, а Мин кивает. — Да ты любишь его! Шёпот Чимина кажется Юнги оглушающим грохотом, щёки тут же вспыхивают. Омега себе-то не признавался в подобном никогда, а тут Пак говорит это с такой уверенностью вслух. — Тише, — шипит он на Чимина, тут же прикрывающего рот и нервно хихикающего. — Чего ты развопился? — Мин Юнги — Король воров влюблён в капитана королевской гвардии, — впивается пальцами в столешницу Пак и начинает хохотать, заставляя Мина пунцоветь ещё сильнее. Он пинает омегу под столом и слышит возмущённый писк сквозь смех. Чимин утирает слёзы и посмеивается, глядя на алеющие кончики ушей Юнги, выглядывающие из-за тёмных отросших волос. — Когда ты понял? — любопытно расспрашивает Чимин у смущённого Мина. — В момент, когда он брал меня на вшивой кровати в таверне, — с каменным лицом отвечает Юнги, а теперь настаёт очередь Чимина краснеть. Они пялятся друг на друга, пока не начинают сдавленно смеяться в свои кубки с вином. На душе Мина вдруг приятно теплеет и становится легче. Он нашёл в себе силы признать влюблённость в капитана, её невозможность. Смог поделиться этим с Чимином — единственным своим близким человеком, который последние семь лет его буквально ненавидит. Но сейчас в Паке нет ненависти, Юнги может любоваться его красивым лицом, его лёгкой улыбкой и слышать смех, по которому безумно скучал. — Если подумать, ты ни с кем не был в отношениях долго, не из-за Тэхёна ли? — подмигивает ему Чимин, заставляя поперхнуться. — С чего бы это? — Вы знакомы давно, ещё с тех пор, как он гонял тебя по рынкам и улицам городов, став молодым гвардейцем, — кивает Чимин. — Я никогда не думал о таком. Это… оно лишь недавно стало проявляться. — Когда ты узнал, что он женится, — с сожалением догадывается Пак, а Юнги только и остаётся кивнуть. — Мне жаль. — А мне нет, — шепчет Мин. — Я знал всегда, что такое невозможно. Мы из разных миров, а теперь по разные стороны войны. Он — благородный альфа, а я всего лишь вор. Безродная дворняжка, недостойная даже мечтать о капитане и лорде, — жмёт Юнги плечами делано безразлично, хотя в груди болезненно свербит. Пак неожиданно хватает его за руку и переплетает их пальцы. У Юнги в носу щиплет от этого — Чимин давно к нему не прикасался вот так: с заботой, с поддержкой. Омега мягко поглаживает большим пальцем кожу на его кисти, робко улыбается уголками губ. — Не говори так, — произносит он. — Ты лучше всех принцев, Юнги. Он ещё будет локти кусать оттого, что женился на нём, а не на тебе. — Не хочу я замуж! — начинает возмущаться Юнги, отбрасывая неровно подстриженные тёмные волосы с лица. — Я птица вольная, и брак — точно не для такого, как я. Чимин хихикает, руку не отнимает, отпивая вино. — Зато я познал его во всём том, что принцу первому не досталось, — довольно говорит Мин, заставляя Чимина снова давиться вином и, утирая рот рукавом, хихикать. — О, не сомневаюсь, что ты взял от той ночи всё. — Не всё, — хмыкает Мин. — Я избежал бастарда в чреве, а это — можно отнести к плюсам. Чимин нервно смеётся, спрятав лицо, пока не замечает, как к ним кто-то подсаживается. Оба омеги обращают внимание на присоединившегося человека. — Тебе чего, окаянный? — устало произносит Юнги, которому уже весело от выпитого, глядя на Хосока, потягивающего эль из большой кружки. — Увидел знакомые лица, — жмёт плечами альфа, а они с Чимином усмехаются почти одновременно. — Это частное мероприятие, — фыркает Мин, но Хо остаётся непоколебим: сидит нагло и уверенно рядом с ним, глядя прямо в зрачки. Этот альфа думает, что остаётся незамеченным, но трудно о таком даже мечтать, когда ты пялишься на кого-то так, словно хочешь съесть. Юнги заметил это ещё с первой встречи, когда на собрании Пиковый Валет упрямо не сводил с него взгляда, пока не покинул кабинет. Такое трудно игнорировать, но Юнги пока справляется. Внимание Хосока — настоящая проблема для него, омеге не нужно оно, сердце ноет и принадлежит другому, даже если рядом есть тот, кто смотрит на Мина с такой дикой страстью. Чон Хосок — сильный человек. Вспыльчивый, яростный, мужественный. И не тот. К нему не тянет даже на расстоянии сотен лиг, куда, собственно, и рвётся его душа, пусть омега твердит, что смирился. Нет. Не смирился. Доказательством тому играет чёрная шёлковая ленточка, повязанная не шее. Чимин за ними внимательно наблюдает, пока Валет ставит упрямо кружку на стол. Юнги уж было раздражённо хочет подняться и уйти из паба с Чимином для собственного спокойствия, но альфа с силой удерживает его за руку так, что напрягается даже Бубновая Дама. — Потанцуй, — коротко выдаёт он, глядя на Юнги. — На столе? — изгибает издевательски бровь омега, видя, как Хосок тут же почти незаметно ёрзает. — Со мной, — ну, камень, ей Богу. Хосок совершенно не умеет говорить с омегами, смотреть на них. Он не скрывает откровенного и возникшего с первого взгляда желания к Юнги, оттого и раздражает. Хо не делает никаких шагов и сегодня, когда Чимин наконец-то прекратил на Мина презрительно смотреть, влезает сюда со своими делами и танцами. — Не хочу, — фыркает Юнги. — Хорошо, — кивает Валет и вдруг выуживает из внутреннего кармана плаща аккуратную колоду карт. — Сыграем? Если проиграешь, то станцуешь со мной и поцелуешь, — невозмутимо проговаривает самодовольный альфа, а Чимин за ними наблюдает с удивлением и хихиканьем. — С чего бы мне соглашаться? — скрещивает Мин руки на груди. — С того, что я тогда не верну тебе это, — поиграв с картами, Хо откладывает их и вертит в руках ленту. Когда только успел снять с шеи?! Юнги панически ощупывает горло и действительно там дорогой вещицы не находит. Зло глядит на Хосока, даже Пак настораживается. Он-то точно после их разговора понимает, насколько та Мину важна. — Хорошо, Валет, — сквозь зубы проговаривает Юнги. — Будь по-твоему. Попробуй обвести вокруг пальца Короля шулеров. Хосок только хищно на эту реплику улыбается, прячет ленту в кармане и начинает перемешивать колоду. Через три патрии Юнги безысходно смотрит на карты, а потом на довольного Хосока. Они успевают сыграть втроём на вылет, и выходит из игры Чимин. Омега просто потягивает вино и наблюдает за двумя партиями: одну в ничью, а вот в этой — последней — Юнги явно не в фаворитах у фортуны. Он старается держать марку, однако по его недовольно сдвинутым бровям можно понять, что дело с картами совсем туго. У Хо осталось всего две, когда у Юнги целый веер. Омега поднимает глаза и решает, что пора. Он пытается просчитать вероятности, ведь можно выиграть даже в самых критичных, казалось бы, ситуациях. Он решает пойти ва-банк, ходит с большой карты — с пикового туза, на что альфа усмехается и бьёт его бубновой дамой — козырем. Юнги даже прикусывает губу, чувствуя, что вот-вот проиграет — у Валета осталась только одна карта. Омега рискует всем и выбрасывает на стол бубнового короля. Иронично. А Хосок, впервые солнечно улыбнувшись, бьёт его козырным тузом. Юнги возмущённо вскрикивает: Хо явно жульничал совсем уж грязно, потому что омега просчитывал комбинации. Он швыряет карты на стол и зло смотрит на него. — Это игра в «дурака», — жмёт альфа невинно плечами, а Чимин с весёлой улыбкой за ними наблюдает. — Теперь Король воров должен мне танец и поцелуй. Юнги нахохливается, словно воробей, а потом поднимается угрожающе на ноги. — Я плачу по счетам, — выдыхает он, глядя сидящему напротив альфе в глаза. — Не сомневаюсь ни разу, — кивает он. — Я спрошу с тебя карточный долг. Юнги пыхтит, а Хосок лишь протягивает ему руку, слыша, как музыканты заводят энергичную мелодию. Омега скептично смотрит на ладонь Хосока и задирает нос, но они не успевают ни потанцевать, ни начать препираться. В помещение влетает подручный альфы — высокий молодой мужчина. — Стражники! Они сбежали! — вскрикивает Пика, и все трое вылетают из-за стола со скоростью молний. Стража может попытаться пробраться к лагерю или к Чонгуку, а этого нельзя допустить. Юнги швыряет пожилому омеге за стойкой несколько медных монет и вылетает из паба вслед за мечущимся в стороны от бега плащом Чимина.***
Ровно в час после полуночи Намджун выходит из потайного входа, по которому плутал, силясь выискать нужный ему балкон. В свете полной луны на том виднеется смутно фигура. Жасмин. Альфа распахивает занавески и приближается к Халисе, задумчиво глядящей на внутренний дворик Рихата. Она оборачивается, хватает неожиданно Джуна за руку, и тот даже вздрагивает. Он не имеет права прикасаться к Жасмин, ему даже руку за подобное могут отрубить, но рядом — ни единой живой души. Халиса сводит альфу с балкона по тайным ступенькам у самого края, которые не заметишь невооружённым взглядом, ведёт в сторону одинокой двери. Она явно древняя, возможно, годов ей столько же, сколько и самому дворцу. Халиса заводит туда короля, плотно закрывая за собой дверь. В помещении кроме них никого, Намджун подозрительно осматривается, пока Жасмин рваными шагами подходит к графину с холодной водой и наливает себе стакан. — Вы не можете открыто говорить в присутствии стражников и вообще на территории дворца, — проговаривает Джун, наблюдая за нервными движениями принцессы. — Вы очень проницательны, — хмыкает та, присаживаясь на шёлковые подушки. Сам правитель остаётся у двери, не приближается. — Мой брат помыкает абсолютно всей стражей. Наш отец уже слишком стар, порой он впадает в забытье и не соображает вовсе, тогда Илиа вполне способен управлять всем дворцом и тем более страной. Стражники делают вид, что защищают меня, но на самом деле подчиняются лишь ему. — Почему у вашего брата такое отношение к вам? — решается спросить Намджун. — Он не ненавидит меня. Просто знает, что я порицаю его жизнь и методы, с которыми Халив встанет во главе государства, приняв на себя пост Хамаля, — выдыхает Жасмин. — Решение выдать меня замуж принял не отец, а его советники и Илиа. Он просто хочет сплавить меня из страны, чтобы не мешалась под ногами и не вставляла в колёса палки. Они несколько минут молчат. Намджун понимает, насколько ему опасно находиться в Рихате, а ещё опаснее — самой Жасмин. — Не будет ли лучше уберечь свою жизнь и уехать в Велиас? — спрашивает он, глядя сквозь фигуру Халисы. — Мой народ будет страдать под правлением Илиа, — почти плачет она. — Они будут голодать. Он разрушит страну до основания, он хочет войны. Его планы гораздо масштабнее, чем вы можете себе представить. Халиса поднимается с подушек, принимаясь нервно расхаживать из стороны в сторону. — И чего вы хотите от меня? — строго спрашивает Джун. — Чтобы я устроил государственный переворот в Сустане? Жасмин отчаянно глядит на него, сглатывая слюну. — Я хочу союза. Нам не обязательно дружить, чтобы заключить его между нашими государствами. Если бы у Хамаля не осталось наследника, они бы собрали совет. Вы, как уважаемый гость, имели бы вес в нём. Я, будучи вашей невестой, стала бы наследницей, однако женщине никогда не передадут пост Хамаля, — выдыхает Халиса. — Жасмин, вы понимаете, что твердите? — отчаянно произносит альфа. — Это государственная измена! — Да, я знаю! — почти вскрикивает та. — Я понимаю, на что иду. Илиа — чудовище. Вы не знаете его, а я с ним росла. Страна погибнет, как только он взойдёт на престол. Намджун грозно осматривает Халису, почти трясущуюся от злости и волнения. — Я знаю, что поступаю, как змея. Но я делаю это не из-за себя! Ежели я бы желала власти, то безропотно стала бы вашей женой, королевой. Уехала бы в Велиас, а мои дети стали бы наследниками вашего трона. Мне нужна безопасность для моих людей, моего народа. Илиа уже третирует низшие слои населения, собирая подати в тройном размере. Только со стороны кажется, что сустанцы живут хорошо! — пылко выдаёт Жасмин, вдруг обхватывая руку Намджуна. — Я лишь прошу о союзе. Я не могу стать вам верным другом, но могу подчиниться, могу стать союзником и вассалом. Альфа ошарашено хлопает глазами, выпутывая кисть из хватки. — Прошу вас, Ваша Светлость, — со слезами просит Халиса. — Дайте свадьбе случиться, не препятствуйте и тому, что я задумала сделать после неё. Защитите меня своим влиянием. Мы поженимся, Илиа канет в небытие моими стараниями. И престол Сустана станет вашим! — Мне не нужен Сустан, — вертит головой альфа. — После женитьбы вы станете наследником вместо меня, — шепчет Жасмин. — Таковы законы нашей страны, никто даже возразить не посмеет. Я рожу вам детей, первенец останется законным принцем, а я буду лишь вассалом, присоединённая страна станет республикой и частью Велиаса. Мы сможем закончить войну с Эраваном, мир будет на всех территориях. — Жасмин… — пытается облагоразумить принцессу король, схватив за плечи. — Совет может воспротивиться. Они начнут подозревать вас и меня во всём. — Я всё продумала, у меня всё готово, — вертит головой Халиса со слезами на глазах. — Никто ничего не поймёт! — Я не могу вам в таком помогать, — шепчет Джун, а принцесса от безысходности начинает плакать. — Вы — мой последний шанс предотвратить окончательное падение Сустана. Мы больше не империя, мы уже не страна, а поле для развлечений Илиа. Джун отходит от Халисы, обхватившей себя за плечи руками. — Я не прошу вас даже марать руки. Почти не прошу о помощи. Просто… не вмешивайтесь, — произносит она, а Джун каменеет. Это всё равно одно и то же, если король позволит Халисе провернуть задуманное, Джун так или иначе окажется втянут в это дело. Он уже втянут, потому что ему становится известна информация о её планах. О её измене. Альфа прочищает горло, выпрямляя спину. — Мне нужно время, чтобы всё переварить и осознать, — произносит он, а Жасмин смотрит на него с надеждой. Правитель кивает, и Халиса приближается к нему, чтобы проводить из тайной комнаты обратно к балкону, с которого Джун исчезнет в потайном ходе.***
Чимин чувствует болезненный порез на щеке, но не обращает на него внимания. Погоня за стражниками оказывается более утомляющей, чем показалась изначально. Они и правда попытались достигнуть лагеря и навредить Пикам, но Хосок и его подчинённые оказались более искусными и быстрыми. Чимин с сожалением смотрит на тела погибших людей. Простой побег превратил посиделки омег в побоище. С неба сыплются крупные снежные хлопья, а Чимин принимает решение поговорить с Чонгуком. Он движется к его палатке, оставив тела на остальных, чтобы те избавились от последствий погони. Омега входит в палатку, когда Мэрин и Гук о чём-то тихо говорят. — Мы не можем ждать до весны с походом в Хатрас, — выдыхает омега, подходя ближе. — Если мы будем слишком долго тянуть, то последствия станут плачевными. — Люди не пройдут сейчас через Вороной удел. Он — последний рубеж к Эвалону, — вздыхает устало Чонгук, отпуская Мэрина, но омега остаётся и слушает их разговор. — Большой отряд не пройдёт, — кивает Чимин, скрещивая руки на груди. — А вот совсем маленькая группа людей — вполне себе. Мы сможем обойти Удел и Эвалон, чтобы подобраться к границе с Хатрасом. — Если нас заметят, мы покойники. Север сейчас находится в жаре сражений с Пиками, — пытается образумить Пака Туз. — Я знаю, но, если мы будем и дальше ждать… — Чимин вздыхает. — Из Рилиума пришло послание. Свадьба Червового короля назначена через месяц. До конца зимы ещё два. К тому моменту, когда придёт весна, король вернётся из Сустана с поддержкой соседней страны и королевой. Его шансы на победу значительно возрастут. Пограничные города доносят вести, что Эраван тоже хочет заключить мировую с Сустаном. Так как Сустан и Велиас станут союзниками, нам придётся сопротивляться трём странам, Чонгук. Альфа понимает, что Чимин прав. Если свадьба пройдёт успешно, у Червового короля будут грозные союзники, и восстание обрубят на корню. Чон вздыхает, трёт лоб и переносицу. — Что ты предлагаешь? Чимин задумчиво кусает губу. — Стоит пересмотреть решение. Да, морозы сильны, но чем быстрее мы достигнем Хатраса, тем лучше. Я предлагаю передать командование над захватом Гнезда Хосоку. С ним останется Юнги, он поможет более или менее сдерживать его. А мы втроём отправимся в Штормхолд, пока король не вернулся в Велиас, — отвечает он, глядя серьёзно на Чонгука. — Втроём? — тихо спрашивает тот. — Да. Я, ты и Лу, — кивает Чимин. — Нет никого скрытнее нас двоих, мы оба — опытные бойцы. Маленький отряд может проскочить незамеченным через север, мы окажемся на границе и свяжемся с Штормхолдом. — Я веду переписку с принцем уже больше полугода. Он никогда не прочерчивал граней и не отвечал точно, — вымученно стукает кулаком по столу Чон. — Это — шанс узнать. Мы убедим их, — кладёт омега ладонь на плечо Гуку. — Вы и правда можете проскочить, — кивает Мэрин. — Погода пока благоволит. Мы можем подготовиться за две недели и отправиться с новыми силами к Вороному уделу, пока вы доберётесь до Штормхолда. Чонгук переводит взгляд на командира. — Я родом из удела, — выдыхает омега. — Я знаю этот город, как свои пять пальцев. Даже десять. Мы сможем придумать план, как взять Гнездо без особых потерь. Там сейчас лорд Ким — он омега, воин, но не стратег. Он уже в возрасте, не сможет слишком долго переживать осаду. У меня есть намётки плана. Как раз в этот момент в палатку входит Валет, вытирает окровавленный меч и прячет в ножнах. — Планы поменялись, Хо, — вздыхает Чонугк, вызывая удивлённый взгляд брата. — Вы всё-таки пойдёте на удел. Губы Хосока растягиваются в хищной улыбке, показывая белоснежные зубы с чуть заострёнными клыками.***
Вылазка из дворца случается так спонтанно, что и сам Джин не ожидает. К нему приходят служки, которые заводят после завтрака тему о новых вещах, которым, собственно, нужно подобрать ткань, а Джин удивлённо моргает на эти реплики. Служки переглядываются и прокашливаются: — Ваша Светлость, некоторые рубашки уже малы вам, неудобно ведь, вы всё время поправляете их, оттягиваете. Скоро станут совсем тесными, и придётся мучиться, пока портные не пошьют вам другой одежды, — робко произносит прислуга, заставляя Джина нахмуриться и оглядеть себя. Некоторые блузы и брюки правда стали тесноватыми, но он был слишком занят собственными мыслями в последние недели, так что не акцентировал на подобной детали внимания. Омега поднимается с места и, бросив поджаренный хлеб, направляется к большому напольному зеркалу. Он придирчиво и с прищуром осматривает собственную фигуру, покрутившись то в одну сторону, то в другую. С приходом зимы Сокджин всегда питался более плотно, чем раньше, а тут его аппетиту может позавидовать здоровый и крепкий альфа. Можно бы списать на то, что принц просто поправился, однако картина на лицо: у Джина начинает расти живот. Пуговки на блузке едва скоро будут выдерживать его округляющуюся фигуру, из-за чего лицо принца сереет. Факт беременности оставался лишь фактом, пока она не начала прекращать скрываться. Омега пробует растянуть ткань, но она так и продолжает чуть натягиваться на животе. Омеги вынашивают детей быстрее женщин, им необходимо всего чуть более шести месяцев, чтобы доносить плод до требуемых стандартов, так что и живот у них вырастает гораздо раньше и быстрее. У него он ещё небольшой. Прежде идеально пошитая и сидящая на теле Сокджина одежда уже начинает выдавать его положение. Он бросает взгляд на слуг и напряжённо сжимает губы. — Думаю, вы правы, — вздыхает принц, возвращаясь за стол, чтобы чуть расстроенно дожевать завтрак. — Передайте просьбу собрать экипаж, я хочу съездить в одну лавку у площади, чтобы посмотреть ткань. Служки выдыхают и, кивнув, приседают в реверансе, прежде чем исчезнуть из покоев принца, рассерженно хрустящего хлебом. Он не ожидал, что всё это подкрадётся так незаметно, что его положение, и без того уже благодаря Доюне, ставшее известным, станет таким явным спустя пару месяцев. В покои без стука входят — Тэхён в сопровождении Аина, склонившего перед принцем голову, вальяжно движется по комнате в сторону накрытого стола. — Доброго утра, принц, — здоровается он, а Тэ, нагло рассевшись и стянув с ладоней чёрные перчатки, тянет пальцы к варёным яйцам. — Ты на зиму до сих пор запасаешься? — смеётся альфа, разглядывая Сокджина. Волосы капитана за последние недели знатно отросли и их бы стоило заплетать, но альфа успешно игнорирует все наставления, позволяя волнистым прядям спадать на плечи и спину. — Я голоден все часы в сутках, — хмыкает Сокджин, а кусок уже в горло не лезет. Не хватало ещё того, чтобы омега совсем стал похожим на шар. — Мне приготовят экипаж, хочу съездить в лавку ткацкую. Тэхён напряжённо смотрит на супруга, пережёвывая еду, Аин тоже замирает, пока омега не подкидывается и не приглашает его к столу. — Милорд, прошу, присаживайтесь и позавтракайте, — проговаривает он, а пожилой альфа присаживается напротив сына, сидящего рядом с супругом. — Благодарю, мой принц, — Ким по-прежнему обращается к нему так, хотя Сокджин уже, по сути, приобрёл статус лорда, а не принца. — Тебе обязательно ехать в город? — настороженно спрашивает Тэхён, запивая проглоченное чистой водой. — Я хочу выбрать ткань для новой одежды, — жмёт плечами омега. — В городе неспокойно. — Там неспокойно уже три месяца с момента проникновения во дворец, Тэ, — вздыхает он, намазывая хлеб маслом и протягивая ему. — Что же мне теперь круглыми сутками сидеть в комнатах, занимаясь полным бездельем? — Ну, почему бездельем? — хмурится альфа, благодарно кивает Джину и принимается хрустеть хлебом. — Ты всё ещё не выполнил задание, которое я тебе дал по переводу. — От долгого сидения за книгами у меня болит голова, лекарь запретил проводить за переводом больше двух часов, — бурчит недовольно Сокджин. — Я уже с ума сходить начинаю от скуки. Даже змея не заползает, чтобы поплеваться ядом, всё занята грядущей войной. Сокджин сжимает губы, понимая, что ляпнул подобное не только перед Тэхёном, от которого за все два месяца брака у него не появилось ни одного секрета, но и перед его отцом. Аин, всё услышав, делает вид, что оглох от хруста хлеба, который изо всех сил и стараний намазывает растопленным козьим сыром. Омега, игнорируя смешки мужа, прочищает горло и вытирает руки о салфетку. — Можешь приставить своих людей к экипажу, я не буду против. Мы съездим в лавку, я хочу заглянуть в булочную, а потом сразу во дворец. Тебе не придётся обо мне беспокоиться, — Тэхён проглатывает ещё сладкий финик — голодный после своих дел с королевской стражей — и опустошает кубок с водой. — Я отправлю с тобой десять человек. — Десять? — изгибает бровь Сокджин. — А чего не половину городской стражи? — В городе неспокойно, обезьянка, — выдыхает устало альфа, протирая пальцы и после снова натягивая перчатки на кисти. — Неспокойно настолько, что я переживаю, будет ли этих десяти достаточно для защиты принца. Сокджин глядит на мужа, стискивает в руке хлопковую салфетку и щурится. — Хорошо, Тэ, я тебя понял, — вздыхает омега. Ему не совсем нравится такое количество людей в доспехах рядом, но ничего не поделаешь. Тэхён знает гораздо больше о происходящем за пределами дворца, если альфа говорит, что охрана необходима — Джин подчинится. Отец и сын поднимаются из-за стола, Аин скромно благодарит Сокджина за завтрак. — Нам нужно ненадолго выехать за пределы Рилиума, — произносит капитан. — Пики, которые находятся в поселениях поблизости от Тракта, снова начинают бесчинствовать. Дама отправила нас решить эти вопросы, потому что полиция не справляется. — Ты ведь будешь осторожен? — тихо спрашивает омега, хватаясь за предплечье Тэхёна. В последние дни он чувствует себя отчаянно одиноким, наверное, гормоны сказываются. — Конечно, обезьянка, как и всегда. Вернусь через пару дней, ты тоже береги себя и слушайся Сина, — Сокджин часто кивает. Син — главный помощник Аина, и оба альфы доверяют ему жизнь Джина и будущего ребёнка. Он всегда тенью следует за ним, куда бы омега не отправился: будь то нужный переход из покоев в библиотеку или короткая прогулка по заснеженному саду. Сокджин отпускает рукав тёплого кителя альфы, поправляет меховую накидку на его плечах. Быть мужем Ким Тэхёна оказалось не так уж и плохо. Он ни к чему омегу не принуждает, между ними по-прежнему дружеские и доверительные отношения. Различия лишь в том, что им приходится более тепло общаться при посторонних и делить одну кровать по ночам, но это не так уж и плохо в условиях бушующей за стенами замка зимы. Теплее, да и Джину комфортнее, что он не один. — Пусть Божество хранит тебя, — шепчет Джин и обнимает Тэхёна за плечи. Ким же на секунду прижимается лбом к чужому, смотря в глаза. Это будто стало их риуалом давно-давно, даже если прошло не так много времени. Без лишних слов, без прощаний — простой жест, выражающий всё. То, что Тэ действительно дорожит Джином и заботится о нём, переживает и защищает. Как и произнёс в клятве. Только относится как к младшему брату, скорее, чем к мужу. — Ты меня хранишь, обезьянка, — смеётся он, звонко целует омегу в лоб, отстранившись. Прикоснувшись к немного выпирающему животу впервые на памяти Джина, Тэхён покидает комнату, оставляя его собираться для прогулки.***
Намджун не находит себе места. Его внутренние ощущения тоже не обманывают альфу в отношении Илиа. Альфа — злой и хитрый человек, одно только его отношение к младшей сестре говорит само за себя. Он ищет выходы, как от неё избавиться, и скорее всего подозревает, что Жасмин что-то замышляет. Король не хотел бы принимать чью-то сторону. Примет он позицию Халисы, и в случае неудачи они оба лишатся головы. Примет сторону Илиа и законов Сустана, сдав изменницу, — и приобретёт врага на всю жизнь в собственном доме. Илиа не казнит сестру, он не имеет на это права, а вот испортить ей жизнь вполне сумеет. Почему из одних дворцовых интриг альфа погрузился в ещё более жестокие другие? Джун вертится и поднимается с кровати, откидывая сатиновый полог. За окном едва брезжит рассвет. Если он посмеет помочь Жасмин, то Сустан присоединится к Велиасу. Раньше — много лет назад — прапрадед Намджуна вёл войну, в ходе которой отвоевал южные города, значительно уменьшив территорию Сустана. Жасмин предлагает его полностью. Она готова стать вассалом короля, его наместницей здесь, только бы сохранить народ в мире. Что благополучнее для Велиаса и Джуна? Конечно, возможность полностью владеть Сустаном очень привлекательна. Ему не придётся просить, он будет командовать всей армией сустанцев, а его жена будет подчиняться королю и вести за собой целое государство. Хамалю осталось не так много, вскоре после него на трон сядет Илиа. А вот ему Намджун доверять не может. Никак не сумеет, его предчувствие твердит — Халив опасен, как королевская кобра. Того и гляди — отравит Намджуна и лишит жизни. Со вздохом король поднимается с постели окончательно, погрузившись в тяжёлые размышления слишком глубоко. Ему нужно принять решение в ближайшее время, иначе он окажется в эпицентре урагана, не зная, что ему делать. Альфа чувствует, как чаша весов склоняется в сторону Жасмин. Она умна, обаятельна, смела. Намджуну хочется верить, что Жасмин действительно заботится о своём народе. Принцесса не стала бы отдавать целое государство в руки чужого короля, если бы не была так отчаянна в своих намерениях. Альфе думается, что это действительно безысходное положение Халисы. Да и Хас твердил о несостоятельности и безнравственности наследника. Может ли Намджун позволить себе довериться Жасмин? Не обернётся ли это бедой? В любом случае, выбор у него мизерный: либо присоединиться к Жасмин и рискнуть шкурой ради её плана, либо предать Халису и позволить ей пойти под суд за государственную измену. В таком случае Жасмин ждут плети, шрамы на всю жизнь и унижение от Илиа. Альфа, вцепившись в подоконник пальцами, раздумывает. Он всё тщательно взвешивает. Но чаша упрямо склоняется к Жасмин. Намджун рвётся к рабочему столу и хватает клочок бумаги. Обмакивает перо в чернильницу, сразу же начиная писать неровным от волнения почерком: «Ваше предложение дружбы поразило мой разум размышлениями, Халиса. Вы твердили, что я не смогу стать вашим другом, а потом сами же предложили мне это. Я взял время на раздумья, но понимаю, что ваше обаяние и ум меня покоряют. Я не смогу быть вашим другом, но искренне попытаюсь быть вам достойным супругом. К.Н.» Он надеется, что у Халисы хватит догадливости. Он написал послание на сурие, однако с примесью незаметно затесавшихся велиасских букв, которые можно сложить в последовательности в короткую фразу: «Я готов рискнуть головой». Выйдя за пределы покоев, король ловит Рэма, чтобы тот передал послание служке-омеге Халисы. Рэм кивает. Намджун понимает, что послание, скорее всего, прочитают, однако он надёжно зашифровал его велиасскими буквами, которые сустанцы порой используют в иностранных словах, вроде таких как «друг». Джун выдыхает и захлопывает дверь. Его сердце бешено бьётся в груди, почти ломая рёбра. Возможно, он совершает самую большую ошибку в своей жизни. Может быть, беды не оберётся потом, если их поймают и накажут. Но и глухим к чужой просьбе альфа остаться не может. Рискуя собственной головой на плечах, Намджун верит Жасмин. И надеется, что та его не предаст, и это — не изощрённая ловушка.***
Сокджин выходит из булочной на площади в обнимку с корзинкой свежих кондитерских изделий. Запах от них исходит волшебный, у омеги почти слюни стекают по подбородку. Он очень любит эту булочную, когда они с Намджуном были подростками, часто сбегали по выходным из дворца, избавляясь от прислуги и Доюны, чтобы отведать сладких сдобных плюшек. Запах навевает воспоминания, и омеге становится немного легче. Гнетущих мыслей в последнее время больше, потому что чаще всего Сокджин проводит время наедине с собой. Тэхёна Червовая Дама нагружает заданиями, а больше Джину не с кем общаться. Сколько бы посланий омега не отправил королю, все они остаются без ответа, а то доводит его до слëз каждый вечер, и Тэ приходится Джина успокаивать. Альфа и так выделяет ему львиную долю времени из своего отдыха после патруля, чтобы почитать историю Сустана и перевести несколько страниц, а то и вовсе сам вытаскивает на прогулку под луной среди выпавшего в саду снега. Даже если очень устал, Тэ не забывает о скучающем Джине, за что тот ему бесконечно благодарен. Прогулка положительно влияет на омегу, он чувствует себя бодрее, спину не тянет, даже учитывая поездку в экипаже и кучу стражников вокруг него, до того вызывающих нервозность. Он просто бредёт до экипажа, несёт корзинку, пока его служка о чём-то болтает. Когда они приближаются к краю площади, Сокджин замечает столпотворение. Люди выкрикивают, раздаются строгие команды гвардейцев, это привлекает внимание Джина. Он, отдав корзинку, любопытно вытягивает шею. Стражники становятся плотнее к принцу, загораживая обзор. — Туда нельзя, Ваша Светлость, — отрезает здоровый альфа. Джин хмурится, глядя на него, насупливается. Ему ужасно интересно посмотреть, что за шум на площади. Потому омега ловко ныряет у него под рукой. Син гонится за юрким принцем, но не успевает догнать: Джин влетает в толпу и сильнее натягивает капюшон мехового плаща на голову. Проталкивается сквозь толпящихся людей, получает пару тычков в бока, но идёт дальше, замечая пробирающегося ближе к нему Сина. То, что видит омега, едва ли не заставляет его вскрикнуть. На площади вбит десяток деревянных столбиков, к каждому привязан человек с обнажённым торсом. Здесь несколько альф, старик-омега, молоденькая, совсем уж юная девушка и маленький мальчик лет двенадцати. Сокджин видит плеть в руках стражника, а ещё кровавые полосы разводов на их спинах. Они прикованы к столбам лицам, руки плотно связаны жгутами с цепями, а во ртах кляпы, не позволяющие кричать или откусить себе язык. Сокджин делает ещё шаг вперёд, разглядывая кошмар, творящийся на площади. Стражник с белым лицом от ужаса замахивается, когда омега приближается ещё ближе. Альфы кое-как ещё держатся. С уголков губ их стекает кровь от повреждённого кляпом рта, вены на руках и шее вздуты. На скулах красуется чернильная Пиковая метка. Сокджин поражённо застывает, не веря своим глазам. Их спины исполосованы в мясо, по поясницам к простеньким потёртым брюкам стекает кровь. Кожа едва ли не лохмотьями висит на мясе, всё выглядит так жутко и кровожадно, что Джина начинает мутить. Старик и вовсе повис на наручах, бессильно и почти закатив глаза от обморока. Ему ужасающе больно — Сокджин даже чувствует это и не может сглотнуть тяжёлый, свинцовый шар в глотке. Замахнувшийся стражник опускает плеть на изящную девичью спину, и до Джина доносится приглушённый, почти звериный крик боли. Глаза девушки выпучиваются от ощущений, она выгибается, а лицо сильно краснеет, почти до багрового цвета. Плеть, коснувшаяся ударом под лопатками, рассекает кожу. Джину всё хорошо, просто ужасающе чётко видно. То, как кожа почти трескается от хлёсткого столкновения с плетью, как вырываются первые струйки крови из повреждённой спины. Он задыхается от паники и подступающих слёз. Стражник с белеющими губами стискивает челюсть сильнее и бьёт ещё раз. Девушка явно срывает горло даже с кляпом во рту, а спина и узкие плечи обагряются её тёплой кровью. С уголков истерзанного рта течёт розоватая от крови слюна, глаза закатываются от боли, и несчастная повисает на столбике без сознания. Стражник — по лицу видно — едва сдерживается от обессиленного вздоха и подходит к ребёнку. Тот бледен, беспомощен, он трясётся от страха. Его огромные, словно блюдца, глаза натыкаются на белое, будто мел, лицо принца. Джин понимает, что не простит себе, если не поможет хотя бы ему. Принц, спотыкаясь и не разрывая с мальчиком зрительного контакта, срывается с места. Он поскальзывается на покрытой корочкой льда луже, едва не падает. Подхватывает полы накидки, чтобы ускориться, успеть до того, как стражник замахнётся на совсем худенькую и костлявую спинку мальчика. Джин выбегает перед ропщущей толпой и, добежав, загораживает ребёнка собой. Стражник подозрительно замирает напротив него, закрывшего ребёнка от ударов и выставившего вперёд руку. — Что вы творите? — хрипло выкрикивает Сокджин. — Мой принц! — несётся к нему Син, а стража, начавшая к Джину приближаться, тут же охает и опускается на одно колено перед омегой. — Мой принц, ну что же вы делаете? Син прикасается к локтю омеги, но тот руку выдёргивает и гневно смотрит на своего провожатого. — Какого дьявола тут происходит? — шипит Сокджин. Он стягивает с себя меховой плащ под пронзительный, но слабый взгляд людей, привязанных к столбам. И после набрасывает его на плечи мальчишки. — Объяснитесь немедленно! — Публичная порка, — тихо выдаёт стражник с кнутом. Он не поднимает головы, слыша по интонации, насколько Сокджин разгневан. — Кто отдал приказ пороть невинных? — убито спрашивает Джин. — Кто?! — повышает он тон. — Его Величество через свою наместницу, — отвечает другой, более взрослый стражник с проседью в волосах. — Эти люди не невинны. Они гнусно высказывались в адрес Короны. — Что? — ошарашенно выдаёт омега. — Гнусно высказывались? И за это вы почти убили женщину и старика? За это оставили вечные шрамы на коже мужчин? Хотели поиздеваться над хрупким дитя? Сокджин поражëнно оглядывает гвардейцев, отталкивает от себя Сина и подлетает к тому, кто держит плеть. — Я задал вопрос! — Мой принц, мы всего лишь выполняли приказ, — выдыхает он. Сокджин выхватывает из его рук плеть и бросает ту неподалёку наземь. Подлетает в несколько шагов к Сину. Альфа не успевает кинуться, как тот выхватывает тяжёлый меч из его ножен. Как следует размахнувшись, Сокджин разрубает тяжёлую гибкую плётку напополам под рокотание собравшихся зевак. Он швыряет гвардейцам ту под ноги. — Оказать этим людям помощь, — выдыхает шокировано Джин. Его трясёт всё сильнее — от холода и нервов. — Это мой приказ, я спрошу с каждого. Снести все столбы, — развернувшись, омега потеряно бредёт прочь. Он оставляет накидку на плечах плачущего и молящегося в благодарности ребёнка, а сам дрожит. Толпа наблюдает за ним, альфы, привязанные к позорным столбам, не сводят взгляда тоже, а Сокджин чувствует, как вот-вот потеряет сознание. Ему дурно от количеств крови на чужой коже и снегу вокруг, дурно от несправедливости и от… злости. Доюна переходит всякие границы. Потому-то она и не выпускает Джина из дворца. Чтобы тот даже не ведал о том, что происходит среди обычных людей. Син следует тенью за Джином. Он оказывается вовремя рядом, когда ноги омеги подгибаются и он едва не падает на заснеженную землю. Гвардеец подхватывает Сокджина на руки, кутает в плащ и уносит в сторону экипажа. Дрожащего, обессиленного и адски злого от собственного бессилия и глупости Джина.