***
Тэхён, глядя на стального цвета вечернее небо, понимает, что отложить взятие города всё же придётся. Ночью не получится сражаться, уж слишком сложно и темно, осада удела — бесполезна. Им нужно взять ворота одним махом, а потом уже добираться до Гнезда. Он собирается отдать приказ разбивать лагерь, как к нему на всём скаку, разбрасывая грязные комья снега, подскакивает разведчик. Альфа спрыгивает с лошади и едва не падает на скользкой слякоти, крича: — Удел вывесил белый флаг! Ворота открыты, капитан! — задыхается разведчик, а его подхватывает Лей под локоть, не позволяя упасть. Тэхён нахмуривается — он чует совершенно всем своим нутром, что здесь что-то не так, ощущает нависшую, словно грозящие снегопадом тучи, опасность у них над головой. Лей на него смотрит и тоже хмурится, понимая направление размышлений Кима. Слишком просто. Слишком быстро и подозрительно Пики, захватившие Вороной удел, сдают город, едва успевает войско гвардии приблизиться к ним. Юнги что-то задумал. Но просто держать людей на холоде даже в лагере Тэхён не может. — Здесь что-то не так, — выдыхает он, подтверждая их с Леем догадки. — Может, у них просто не хватит сил отбить замок и город? — с надеждой спрашивает один из командиров, вздохнув. — Львиная доля их войска сейчас восстанавливается после битвы в Тарде, здесь — лишь крупицы. Они не сумеют удержать удел, тот истощён и не отошёл от прошлой осады. Но Юнги слишком умён для такого. Или же… Тэхён вздрагивает, отгоняя от себя мысли. Он не должен думать об омеге прямо сейчас. Тот ведь думает о войне, значит, и альфе нужно. Это может быть ловушка. С вероятностью в девяносто процентов это — умело расставленные сети Бубнового короля. — Возможно, они нападут, используя эффект неожиданности, — предполагает Лей, подойдя ближе к альфе. — Затаились и ждут, пока мы войдём, чтобы развязать бой. — В таком случае нельзя отправлять малую группу в открытый город, — отвечает Тэхён. — Что, если они и правда сдаются? — продолжает командир — Таргус. — Слишком просто, не в его духе, — качает Тэ головой, забывшись и высказавшись о Юнги. Что ему делать? Как обхитрить лису? Чего хочет от него Юнги? Чтобы Тэхён позвал его на переговоры, чтобы вошёл в город один? Чтобы вместе с армией? Тэхён не может понять, как ему поступить. Если враги правда затаились и ждут момента, то идти с маленькой частью войска никак нельзя. Если же они придумали что-то изощрённое, то никакое число не сможет их спасти. Если они и правда сдаются, то сегодня же снег растает и наступит лето. Они слишком много сил потратили на взятие удела и севера, чтобы попросту тот отдать в руки, стоит Киму здесь появиться. Мин Юнги — не тот человек, чтобы отступаться от своего. Тэ судорожно соображает, не зная, как будет вернее поступить. Он приходит к выводу, что лучшим решением будет войти в город разделённым составом. В таком случае он сумеет отбиться от нападающих, город сможет взять, а там и замок. Но что-то гложет его душу, не позволяя произнести вслух. — Пойдёт только половина из всего числа, — выдаёт альфа, стискивая в руках шлем. — Вторая часть войска останется здесь и разобьёт лагерь. Мы войдём в город и посмотрим, действительно ли враги сдаются. Нужно как можно меньше потерь среди мирного населения. — Капитан… — шепчет Лей. — Ты останешься со второй частью войска, — безапелляционно произносит Тэ ему, глядя в глаза. — На случай, если со мной что-то случится, ты продолжишь осаду. Лей более не спорит и кивает. — Или же придёшь, как подмога, — сердце в груди альфы рвётся и мечется от ужасающего предчувствия. Он убеждает себя, что справится, что бы то ни было и что бы ни ждало их за пределами распахнутых ворот. — Собрать первые отряды, — отдаёт команду он, надевая шлем снова на голову и приподнимая забрало.***
Ворота действительно подозрительно распахнуты. Над ними колышется на стене белоснежная материя, оповещая подошедшую армию о том, что город сдаётся им в руки. Предчувствие беды в Тэхёне усиливается, но он надеется на то, что разделение войска сыграет им на руку, и Лей в случае чего подоспеет на помощь. Офицер наблюдает издалека за тем, как Тэхён с половиной гвардейцев приближается к воротам. Копыта лошади мягко ступают по снегу, с неба срываются первые мелкие хлопья, а с вечером усиливается мороз. Солнце ещё не скрылось, и пространство окутано серым тусклым светом приближающихся сумерек. Тэхён машет рукой, приказывает остановиться солдатам. Ничего подозрительного — тишина. Не слышно абсолютно ни единого звука. Лишь скрип ворот, побеспокоенных ветром, всё раззадоривающемся из-за приближающегося снегопада. Тэхёну холодно не только от мороза, но и от неизбежного ощущения того, что скоро что-то случится. Но альфа набирает полную грудь воздуха и выдаёт людям, идущим за ним: — Глядите в оба, мечи и щиты на изготовку, — альфа опускает забрало, чувствуя тяжесть помимо лат и нагрудника на себе, но всё же пришпоривает лошадь, вынуждая ту двинуться ближе ко въезду в город. Когда он, замерев всем телом от ужаса и удушающего предчувствия, въезжает в родной дом через распахнутые створки ворот, выдыхает, то Тэ кажется, словно здесь слишком тихо. Тишина буквально мёртвая, ни единого звука. Ни стражи на стенах, ни жителей вокруг, ничего. Просто абсолютно пустые улицы, мрачные и тихие в сером свете уходящего дня. В окнах домов нет света, словно альфа вернулся не в родное место, а в город-призрак, в котором не осталось ни единой души. А снег, срывающийся с неба и скапливающийся в сугробы, никем не разгребаемые, только дополняет пустынную, молчаливую ауру улиц. Тэхён, ощущая биение испуганного сердца в груди, проезжает дальше. Он припускает лошадь, вынуждая её перейти на рысь, и ведёт войско за собой. Неужто и правда сдаются? Но почему в городе так тихо?.. Цокот копыт по припорошенной снегом дороге, всё быстрее падающего с неба, оглушает его в странной тишине удела. Впереди темнеет громада Гнезда — тоже словно замершего в тишине и мраке сумерек. Но как только последний солдат из арьергарда въезжает в город, ворота с глухим стуком захлопываются у них за спинами. Тэхён вдруг оборачивается на звук, оказавшийся слишком громким в пустоте вымершего города, и замечает, как белоснежная материя флага летит в воздухе всё ближе к нему. Сорванный с держателя, он поддаётся велению ветра и уносится прочь, пролетая у Тэ над головой. Внутри что-то гудит и трескается, будто альфа вот-вот сорвётся с края высокого, пугающе резкого обрыва.***
Сокджин ощущает огненную боль во всём теле, когда Аин и Син, подхватив его под руки в сопровождении лекаря куда-то омегу тащат. Ему больно — в душе и в теле. И чувство это застилает всё, что составляет Сокджина. Выжигает в душе кошмарную, неизлечимую рану, дыру размером с мир, что поглощает ежеминутно всё больше души. Омега не улавливает момента, когда его подхватывают повитухи и под указаниями лекаря волокут к постели, которую спешно готовят, не ожидая такого раннего появления ребёнка на свет. Сокджин, придерживая низ живота, стонет от горькой боли. Его разум затуманивает новость о том, что король погиб. Он в последний раз смог обнять альфу лишь на прощание, тот не увидит появление на свет их сына, не узнает, что младенец — плод их любви друг к другу. Малыш не познает своего настоящего отца никогда. Он и так не имел бы возможности, потому что родится в браке Джина и Тэ, но теперь почему-то эти мысли делают ситуацию ещё более невыносимой. Омегу снова скручивает, ему помогают улечься на кровать. Боль становится острой, накатывает волнами. С него сдёргивают одежду, оставляя только в длинной нижней рубашке. Шнурки у горла раздражают и давят, так что он раздирает верёвочки пальцами, больно трёт грудь, в которой всё больше копится невыпущенного крика. Мёртвая плоть стоит перед глазами — окоченевшие пальцы, иссечённые черными непонятными прожилками вен, выделяющаяся на фоне синей кожи печатка короля, кольцо, передающееся из поколения в поколение, а теперь — утерянное вместе с правителем, потому что Намджун не оставил наследников. Официальных так точно. К Велиасу приближается ужасающий холод. Несмотря на то, что уже апрель месяц, снега по-прежнему застилают улицы, оседают на крышах домов. Такой вот у них климат: долгая, длящаяся почти девять месяцев холодная погода, короткая дождливая весна и уничтожающе жарко лето. И теперь, когда пришёл час, его мальчик родится весенним ребёнком посреди метели. Сокджину тяжело соображать, он ощущает нарастающие интервалы схваток, которые становятся всё мучительнее. Снующие вокруг повитухи и лекарь только раздражают. Омега рычит, когда снова живот сводит спазмами, он не видит рядом никого из стражников — только помогающие целителю омеги и женщины. Они таскают тёплую воду, готовясь к скорым и нежданным так рано родам, несут тряпки и полотенца. А Джин может лишь глядеть в потолок и ронять на уже взмокшую от его пота наволочку слёзы. Он сдерживает болезненные крики и плач, а боль внутри от потери Намджуна — гораздо сильнее судорог в сучащих по постели ногах. На какое-то мгновение он замечает, повернув голову, стоящую в проёме Доюну, и его прошибает ударом тока, с которым страх пронизывает каждую клетку его тела. Сознание слишком затуманено горем и муками, чтобы Сокджин смог понять его природу, но когда он моргает и глядит в проём снова, там никого нет. Что теперь им всем делать? Что теперь с ними будет? Даже сквозь туманную дымку омега понимает, что государство в тисках. Сустан обвинит их и потребует кровной платы за смерть Халисы и Хамаля, на севере идёт война, города объяты её ужасами и последствиями, а здесь — в столице — скоро разразится новая битва. На этот раз среди Черв за престол. Потому что у Намджуна нет детей, рождённых в браке, Сокджин признан невменяемым, а во главе государства стоит полоумная Червовая Дама. И каждый из дальних родственников начнёт свою собственную битву из-за желания занять трон Велиаса. Эти битвы станут не менее кровавыми и изощрёнными, нежели поле боя, где сейчас находится Тэхён. Сокджин зажмуривается и всхлипывает. Не хватает. Их обоих не хватает рядом. Ему трудно, голова идёт кругом, а в разуме, объятом пламенем горя, лишь только подлые, унизительные мысли. Намджун ошибся, когда поверил Доюне, когда послушал её совет. Останься он дома, здесь бы не было настолько плохо всё. Никто не слушает Сокджина, который пытается уберечь страну от дрязг войны. Он бы смог, только бы было чуть больше влияния в руках. Он бы сумел избежать ужасающих ситуаций, если бы проклятая Доюна прислушалась бы к нему хоть на секунду. Но ему дали шанс только на жестокость, почти не оправдавшую себя. Сокджин вдруг чувствует, как его разум проясняется. А сделал ли он достаточно для того, чтобы добиться своего? Сделал ли он всё, что было в его силах? Он смог бы противостоять леди, если бы стал решительнее гораздо раньше, но продолжал глупо подчиняться и действовать исподтишка, потому все шаги Червовой Дамы привели их к данным последствиям. Омега знал, какое влияние оказывает на короля, он мог бы надавить на Джуна, упросить. И тогда альфа бы не покинул страну, гонясь за союзниками. Они справились бы вместе влиянием Намджуна, тогда ещё не подорванным, и умом Сокджина. И не было бы ужасающей, жестокой войны, в которой погибает так много людей, не свершились бы казни, не получилось бы упасть так глубоко в яму, продолжая зарывать себя. Но теперь плакать о пролитом молоке поздно. Омега, глотая солёные капли с щёк, глядит на полог кровати, нависающий над ним. Схватка настигает его — такая сильная и болезненная, что поясница непроизвольно выгибается, а омега, не в силах больше сдерживаться, размыкает иссохшие потрескавшиеся губы и впервые вскрикивает. Слабо, ведь голос почти пропал от переживаний, но звук этот разносится по комнате и от него, кажется, закладывает уши. Или от чего-то другого. Сокджин уже не понимает.***
Юнги ждёт. Он выжидает момента и осмотрительно просчитывает шаги. Даже при успехе задуманного, нет никакой гарантии, что сработает на все сто процентов. Их всё равно ждёт битва. Стоя на смотровой башне с Хосоком, всё время держащимся за рукоять меча, он оборачивается на альфу. — Отдавай приказ, ты же главнокомандующий, — тот хочет было начать спорить, но что-то во взгляде омеги его останавливает. Хосок подходит к краю стены и внимательно оглядывает солдат, а Юнги хватает с плеча тугой длинный лук. По бокам от него на зубцах башни горят факелы, стоящие у чаш с маслом. Омега вытягивает длинную стрелу из колчана на спине, крепко держит деревко пальцами в перчатках. Он медленно окунает наконечник в горячее масло, а после подносит к факелу, отчего стрела мгновенно вспыхивает, озаряя лицо Мина оранжевыми отсветами пламени. — Стрелы на тетиву, — громогласно произносит Хо, и голос его прокатывается над замком оглушительно. Юнги покорно накладывает стрелу, наконечник, не дрогнув, замирает. Пальцы скользят по деревку до самой грани оперения, когда он натягивает вместе с ним тетиву лука — тугую, такую, что при неумелом обращении может навредить стрелку, пока хвостовик не прикасается к его скуле. Юнги ждёт команды. И Хосок не задерживается. Он, улыбнувшись хищно, взмахивает рукой: — Огонь, — произнесённое кажется то ли тихим выдохом, то ли криком, но срабатывает однозначно. Это омега понимает, когда в небо, освещая двор и часть улицы, вырываются сотни подожжённых стрел. Снаряды несутся с ужасающей скоростью, освещая пространство, где пролетают, и кажутся сотней маленьких ярких звёздочек. Смертоносные, способные убить, поджечь, искалечить. Они сверкают огоньками на фоне темнеющего неба, прежде чем на мгновение погаснуть. После этого пламя станет неостановимым. Все они должны попасть так или иначе в необходимые точки, и даже если двести промахнутся, одна-две попадут в цель, запуская цепную реакцию. Юнги не хочет представлять чужого удивления на лицах, когда рискнувшая всем армия Тэхёна поймёт, что они сделали. Точнее, большая часть даже осознать ничего не успеет. Бубновый король боится, ведь видел, что в удел вошла лишь часть войска. Но ворота заперты, смертники, отправленные туда, знали, что последует за захлопнувшимся капканом для Крести. Жестоко. Очень жестоко. Юнги одинаково ненавидит себя и сам же восхищается придуманным планом. Огоньки несущихся стрел виднеются до сих пор. Они падают, возможно, кого-то убивают, но в конечном счёте достигают того, чего так хочется Мину. Раздаётся первый вскрик, а за ним начальный залп, оглушающий их даже на смотровых башнях замка.***
Тэхён сперва опешивает. Он предполагал, он чувствовал, что Юнги так просто не сдаст замок, скорее всего придумав изощрённый план, но даже сейчас, когда он вместе с солдатами находится в его эпицентре, то совершенно не понимает, в чём именно тот состоит. Сотни выпущенных стрел пролетают над головой, лошади испуганно ржут, некоторые поднимаются на дыбы, и воинам не удаётся их успокоить. Одна из стрел попадает в стоящего рядом Крести, отчего тот пошатывается и падает из седла. Мёртв. Начинаются настоящие ужасы того, что следует за каждой битвой по пятам. Смерти. Снег блестит в свете горящих стрел, шипит, когда они падают в сугробы, никого не задев. Тот превращается в слякоть, темнеет и исходит тонкими струйками пара, а люди испуганно ропщут и готовятся поднимать щиты, призванные их уберечь от града орудий, летящих со стороны замка. — Давай! — вырывается из горла Тэхёна неожиданно. Призывая остальных к действию, он пришпоривает коня, намереваясь пробиться вперёд — к замку. Крести следуют за ним, но совсем не ждут того, для чего и были направлены в них маленькие, смертоносные и пылающие наконечники. Альфа чувствует нарастающую повсюду дрожь. Она исходит прямо из-под копыт лошади, брусчатка начинает отлетать в стороны, а когда Тэ хочет выдохнуть, слышит грохот. Он оборачивается, но видит только огненные всполохи и летящие в стороны камни. Альфу сносит, когда в его коня на всей скорости от взрыва врезается крупный обломок. Он видит только месиво огня и обломков, слышит крики и грохот разрушающихся строений при въезде в город, облака поднимающегося в воздух то ли пепла, то ли пыли, когда летит, вместе с убитой однозначно скотиной в стену ближайшего здания. В голове нестерпимо звенит от удара, шлем куда-то отбрасывает, когда Тэ врезается спиной в кирпичную кладку, съезжая по ней на грязную землю. Альфа едва может дышать, кажется, ему сломало несколько рёбер, и теперь подняться невероятно трудно. Снег под ногами превращается в слякоть, смешивающуюся с грязью и пылью, скользко. Тэхён, упираясь руками в мокрую землю и скрежеча латными перчатами по остаткам брусчатки, пытается встать. Звон в голове невыносимый, ему рассекло бровь и щёку, но он продолжает попытки встать на ноги. Вокруг настоящая суматоха, взрывы прекратились, но пожар, объявший часть города, кажется боле смертоносным, нежели сами действия, его начавшие. Тэхён видит всё раздвоено, он понимает, что мимо него пробегает горящий солдат только потому, что его крики — ужасны. Предсмертные, измученные вопли сгорающего заживо человека. Что это было? Чем именно Пики подорвали их? Не было на виду абсолютно ничего, словно пламя вырвалось прямо из-под ног… А потом до Тэхёна доходит: тоннели. Переходы, выстроенные под городом, чтобы на случай осады у них оставалась возможность уйти или получить помощь. Юнги узнал о них и воспользовался этим козырем в свою пользу. Когда Киму всё же удаётся подняться на ноги, он не верит своим глазам: весь арьергард разгромлен, повсюду огонь, который солдатам не удаётся потушить. Мёртвые кони, погибшие, обугленные останки Крести, которых он повёл за собой, опрометчиво позволив себе оступиться. Снег тает от температуры пожара, превращается в воду, вынуждая скользить и падать солдат в тяжёлой броне, но эта вода совершенно не влияет на пламя. То продолжает бушевать, испарять растаявшие сугробы, но только разгорается, поглощая оказавшихся в ловушке солдат. Огонь не следует дальше в город, словно что-то его останавливает и тормозит от поглощения Вороного удела полностью, не оставляя даже пыли и крохи надежды на будущее. Тэхён с ужасом смотрит на развернувшуюся катастрофу. — Блять, — ругается он, пошатываясь от боли в боку и в голове. Ему необходимо продолжить идти к замку, взять его. Единственная надежда на Лея и его подмогу, но ворота закрыты. Они содрогаются под мощью ударов с той стороны, но пока целы, пусть и почти объяты пламенем. И огонь этот странный донельзя, словно неестественный. Это — ненормальный, скорее всего, созданный кем-то в качестве оружия костёр, где сейчас погибают его гвардейцы. Тэ, придерживаясь за раненый от удара о стену бок, старается шагать. Он слышит это — гул нарастающего крика. И через мгновение перед ним появляются обезображенные злостью Пики. Люди стремглав несутся на потерянных после взрывов солдат, держа в руках мечи и щиты, отчего Тэхёна прошибает шоком. Позади — пожирающее всё пламя. Впереди — войско противников, загнавших Крести в угол. Они окружены, им конец. Тэхён вынимает клинок из ножен с криком, приготовившись отбиваться. Рядом с ним мало солдат — многие ранены или уже погибли, но и те с ужасом в глазах принимаются обороняться. Первый Пика едва не ранит Тэхёна в руку, но альфа уворачивается и вонзает ему острие в уязвимое в доспехах место. На него будто налетает буря: Тэ едва успевает отбиваться, и приходится достать второй меч — более лёгкий и короткий, чем его привычный. Сталь звенит, сталкиваясь с орудием противника, повсюду крики, грохот упавших без сил тел. Ким слышит, как трещат под напором огня и Лея створки ворот. Они со скрежетом распахиваются, одна бьётся о стену и отламывается, падая прямо в пламя, сразу же принимающееся сжирать древесину с мучительным треском. Тэхёну некогда осматриваться, он лишь надеется, что Лей подоспеет и поможет ему продвинуться к замку, как вдруг замечает мелькнувшее на краю зрения алое пятно. Гильдия здесь. Здесь и Юнги? Но мысли отгоняет очередной Пика, замахнувшийся на него булавой, которую альфе нужно отбить, чтобы его череп остался целым.***
Юнги нервно топчется, а потом и вовсе срывается к лестнице, чтобы выйти из замка и помочь своим его отбить, но его останавливает крепкая хватка Хосока на локте. — Куда ты? — обеспокоенно спрашивает Чон, не позволяя Мину даже сдвинуться. — В бой, — хрипит тот, стараясь улизнуть от альфы. — Помогать нашим. — В этом пока нет необходимости, — качает он головой, сильнее стискивая руку омеги. — Ворота разрушены, вторая часть войска Тэ уже в городе, — выплёвывает Юнги и тут же прикрывает рот, когда осознаёт, как назвал Кима. Хосок окидывает его непонимающим взглядом, он что-то подозревает, но явно не догадывается. Юнги отчего-то страшно думать, какое выражение приобретёт его лицо, когда он поймёт, что для него значит капитан. Их враг, грозный противник, убивающий Пик сейчас там — внизу, в городе. Приверженец короны, не принадлежащей Червам, муж принца. И… тот, о ком Юнги не может прекратить думать прямо сейчас. Жив ли Тэхён? Ранен ли он? Внутри омеги слишком многое клубится, Хосок просто пока не понимает, насколько объёмна дыра внутри Мина, как ему нужно спуститься и убедиться хоть в чём-то. И что будет, когда он там окажется? Что будет делать Юнги, когда увидит на поле боя альфу? Будет с ним биться? Будет спасать? Он и сам не знает, честно говоря, просто чувствует, что должен сию минуту покинуть безопасную смотровую башню и отправиться в самое пекло. Ради чего? Ради Тэхёна? Ответ очевиден. Да. Хосок продолжает странно смотреть и молчать, он словно анализирует Юнги и его поведение, но ничего понять пока не может. Единственным решением альфы становится то, что он вынимает клинок из ножен и вдруг так близко подходит к нему, что Юнги замирает, глядя напряжённо в глаза. Он помнит своё обещание, но сейчас слишком взбудоражен из-за битвы и общей атмосферы. Хо прижимается своим лбом к его и зажмуривается, шепча в самые губы: — Выживи, — всё, что бросает он, прежде чем отпустить руку омеги. Тот вздрагивает, вдруг хватается за кисть Хосока, обращая его внимание снова на себя. — И ты выживи, Валет, — отвечает он, тут же отпуская чужие, в надежде сжавшиеся пальцы, а после бросается по скользким от снега ступеням вниз, чтобы как можно скорее достигнуть поля битвы.***
Капля пота скатывается по виску ужасающе медленно. На неё никто не обращает внимание и кажется чудом, что влага не испаряется с кажущегося раскалённым от боли теле. На щеках нездоровый румянец, губы искривлены от сдерживаемого крика, а глаза с влажными от слёз ресницами плотно закрыты. Он набирает больше воздуха в грудь, с трудом от ощущений разомкнув губы — потрескавшиеся и бледные, — чтобы напрячься, как ему велят. Больно. Это чувство скапливается в организме, проникает в каждую клетку, в каждую кость, которую, кажется, выламывают наживую. Лекарь прикрикивает на Сокджина, чтобы тот дышал, и испуганный омега вскрикивает, выпуская из лёгких воздух. Роды идут тяжело. За окном уже смеркается, помощники расставляют свечи, пока омега в очередной раз не может настроиться и тужиться правильно. Светлая нижняя рубашка взмокла и прилипла к телу, ноги широко расставлены — их держат повитухи, стискивая до синяков худые колени и бёдра, потому что желание свести их у Джина ужасающе сильное. Он рычит, откидываясь на подушки. Сын всё никак не хочет появляться на свет, и время, проведённое в этом состоянии, кажется принцу вечностью. Волосы противно липнут ко лбу и шее, ему жарко и мучительно ощущать эту то режущую, то тупую боль в животе и пояснице. Схватки усиливаются, приближаются потуги, и кажется, что этому ужасу нет ни конца, ни края. Ноги снова сводит от агонии, из глаз брызжут слёзы — безысходные, усталые. Джин хрипит сухим горячим горлом и шепчет просьбу хоть губы смочить, иначе он совсем умрёт без спасительного глотка воды. Повитухи бегают вокруг него. Одна присаживается на край постели и осторожно даёт ему пригубить совсем капельку влаги, а Джин устало приникает к кубку, но его вновь скручивает схваткой, заставляя отстраниться и выгнуться в спине, потому что больно. Второй помощник — молодой омега — склоняется над принцем и старается хоть как-то облегчить его страдания, промакивая лоб и шею смоченным в прохладной воде полотенцем. Тот ему благодарен, он шепчет сбитое «спасибо», прежде чем его снова охватывает огнём. — Давайте, мой принц, осталось немного, — просит лекарь, глядя на омегу. — Возьмитесь за кого-нибудь, чтобы было легче. Тот самый юный помощник предлагает свою руку, что-то говоря Сокджину. Явно подбадривающее, но совсем бесполезное, потому что Джин ничего не различает, кроме своего дикого сердцебиения и шума крови в ушах. Он мёртвой хваткой вцепляется в ладонь повитухи, стискивает так, что бедняга кривится, но продолжает его удерживать. Лекарь командует: набрать побольше воздуха перед схваткой, тужиться на выдохе вниз, а не в лицо. У Джина уже кошмарно болят глаза, видимо, от натуги и неверных действий лопнули капилляры. Его голова разрывается, поясницу словно выкручивает в обратном направлении, но он собирается с силами, когда омега рядом помогает ему чуть приподнять голову и устроиться подбородком на груди. Больно. Ребёнок идёт туго, но Сокджин молится Квадре, чтобы ему дали чуть больше сил. Его слабое от переживаний тело не выдерживает, Джин кричит, тужась, стискивает руку и на секунду опасается, что может сломать от шока омеге пальцы, но мучительно до такой степени, что он совершенно не может сдержаться. Что-то трескается, и лекарь раздаёт новые команды, приказывает Сокджину отдыхать и не тужиться до новой волны. Омега откидывается на подушку и затуманено глядит на беднягу, утешающего его. — Ну, же, мой принц, — мягким голосом произносит он, гладит ласковыми руками по взмокшей голове, пока бледный от усталости Джин просто судорожно дышит, молясь о том, чтобы это скорее закончилось. Его сознание едва держится на плаву, и становится всё тяжелее удерживать его в руках. — Осталось совсем немного. Вы — сильный омега. Вы справитесь, — снова улыбается повитуха, а принц чувствует, как начинается новый спазм. — Давайте, Ваше Высочество, последний рывок! — требует лекарь, и Сокджин, собравшись с помощью поддержки юного создания рядом, сильнее стискивает его ладонь. Он слышит подбадривания повитух и лекаря, склоняет, как положено, голову и сдавленно кричит. Когда чувствует это — освобождение, прекращение боли и конец ужасающегося процесса, — то во весь голос кричит, прежде чем упасть спиной обратно на постель. Его ноги трясутся, руки ослабли и упали вдоль тела. Омега не разбирает голосов и фигур, а потом сознание на минутку проясняется, когда Джин слышит первый крик своего сына. — Дайте, — сорванным голосом хрипит принц, обессиленно протягивая руки, но никто не подносит к нему младенца. Сокджин слышит приглушённый плач, хочет подняться и спросить, почему ему не дают посмотреть на сына. Но сил совершенно не остаëтся, звуки смешиваются между собой: ропот знакомых до боли голосов, «альфа» — твердят они, но Джину ребёнка не дают. Он ощущает отголоски злости оттого, что не может прикоснуться к сыну, он ищет силы внутри, чтобы удержаться, но тех совершенно нет. Омега судорожно всхлипывает, шепча: «пожалуйста» перед тем, как сознание утекает в пропасть, состоящую только из темноты.***
Тэхён чувствует поддержку оставленного про запас войска, они прижимают Пик к замку ближе. Кажется, его ранили в бок, но альфа не обращает внимания. Он концентрируется только на том, чтобы добраться до ворот Гнезда. Тогда они смогут победить. Размахивая клинками, Тэ упускает из виду момент, когда ворота замка распахиваются, выпуская оставшихся там солдат. Мелькает ещё больше алых плащей, и сердце испуганно бьётся, словно дикий зверёк в груди. Альфа должен выжить. Должен. И Юнги тоже. Где он? Он сражается сейчас? Да, он убивает его сослуживцев, его друзей, безжалостно и грубо — как умеет только Король воров. Тэхён со злостью замахивается тяжёлой сталью и обрушивает на голову какому-то Пике. Продирается вперёд, рубя головы и руки, его взгляд звереет и становится словно невменяемым. Запах и вид крови словно будоражит нечто животное в его теле, нечто ужасное и яростное, позволяющее адреналину насытить кровь, и это заставляет двигаться вперёд. Боковым зрением он видит разворачивающуюся вокруг бойню, когда замечает, что на него несутся сразу двое солдат. В свете полыхающего по-прежнему позади них огня видны искажённые злобой и желания сразиться лица людей как с одной стороны, так и с другой. Сталь звенит, льётся багровыми реками кровь, смешиваясь с тающим снегом. Мимо проносится лошадь с убитым и застрявшим в стремени всадником. Кажется, у него нет головы и руки, а тело висит безвольным куском бездыханного мяса, подскакивая от каждого движения взбудораженного коня. Тэхён отбивает первый удар, но не успевает увернуться от второго. Меч входит в его латы на плече, застревает в металле и ранит кожу, достаёт до мяса. Альфа вскрикивает, вынимает испачканный клинок из груди первого противника, уже захлёбывающегося собственной кровью, и пытается вонзить его в бок второго наглеца. Тот со скрежетом, сопровождающимся болезненным криком Тэ, вытаскивает из его плеча меч, чтобы занести ещё раз. Ким отбивает его, ранит противника в ногу, заставляя ослаблено пошатнуться. Тэхён надвигается на него, замахивается оружием и всаживает в тело возле ключицы, промахнувшись совсем немного. Но Пика не так прост — из последних сил солдат взмахивает мечом, и острие жгуче проезжается по лицу альфы, не защищённому потерянным шлемом. Тэ кричит от боли, когда его глаз, кажется, горит и плавится. Он прижимает руку в латной перчатке к лицу и валится на снег рядом с убитым противником. Кажется, ненадолго альфа теряет сознание от боли, потому что когда он приходит в себя, то видит мир смазано, словно только с одного бока. С неба — серого, почти достигнувшего ночной мглы, — валится крупными хлопьями снег вперемешку с серым пеплом. Он присыпает волосы, лицо и доспехи Тэхёна. Глаз и голову скручивает неестественной болью. Кровь стягивает кожу, засыхая, и каждый удар сердца пульсирует в нанесённых ранах, будто издеваясь и подливая в огонь его страданий масла. Всё кажется ему ужасно медленным от гула в висках: рядом падают новые и новые тела, мелькают подолы алых и чёрных плащей, льётся, оседая брызгами на выпадающем снегу, алая кровь. Тэ хочет было подняться, как вдруг над ним нависает чья-то тёмная фигура. Альфа понимает, что видит мир лишь одним глазом, а второй — плавится и горит от боли. Его массивным сапогом прижимают к земле, упёршись в нагрудник. Нечем дышать. Так придёт к нему гибель? На поле боя, как он и мечтал? Теперь Тэхён не хочет этого, ему страшно. Альфа шарит ослабшей рукой рядом, ворошит липкий и скользкий от воды и крови снег, ищет хоть что-то, чтобы обороняться, но вокруг — ничего. Даже камня нет. Он судорожно выдыхает, думая почему-то о Джине. Что с принцем будет, если не станет Тэхёна? Как он там — в замке, — что с ним происходит? Альфа беспрестанно прокручивает в голове сцену их прощания. Даже всей удачи, отданной в поцелуе и молитве Джина, не хватает, видимо, чтобы спасти его жизнь. Боль пронзает всё тело, Тэхён зажмуривает уцелевший глаз, ожидает конца, а с губ его срывается: — Прости, обезьянка.***
Когда Юнги замечает знакомую фигуру, то сперва даже не предполагает, что мог в такой суматохе битвы его как-то найти. Но какой-то удачей и волей судьбы, омега видит, как Тэ лежит, распластанный на снегу, раненый, но всё ещё живой. Он было бросается к нему, но его останавливает гвардеец, бросившийся на Бубнового короля в атаку. Без особых раздумий тот выхватывает из рукава метательные ножи-звёзды и запускает один точно в прорезь шлема, вынуждая бойца остановиться. Между латных перчаток льётся красная жидкость, когда тот закрывает руками лицо, Крести кричит от боли попавшей в него звезды, а Юнги оканчивает его мучения, вонзив в слабое место подмышкой меч. Он прокручивает сталь и ищет взглядом Тэхёна. И когда понимает, что над тем навис их солдат — Пика, — то вскрикивает от ужаса. Тот давит на грудь капитана ногой и заносит над сердцем меч. Нет. Нет, нет, нет! Мысленно Юнги разрывается от ужаса. Они враги, и омеге стоило смириться с тем, что Тэхён может погибнуть в бою, но птичка, до того запертая в клетке, чьё имя было запрещено Юнги произносить даже мысленно, вдруг распахивает крылья, придавая тому сил. Не выйдет. Не убьют. Не при нём, потому что Мин не готов потерять Тэхёна. Он думал, будто смирился с тем, что они — враги. Что им не быть вместе, но наивная голубка, превращающаяся внутри в изящного сильнокрылого лебедя, против однозначно. Уберечь, укрыть, спасти — единственное, чего хочется Юнги сейчас. В эту минуту ему плевать на бой, на город, на корону в руках Чонгука. Он согласен получить кару, согласен отплатить за это, но сейчас, подлетая к Пике со скоростью фурии, он заносит острие. Взметаются в воздух полы алой одежды от движения, и голова бойца летит с плеч. Она катится по снегу, превращая тот в красное месиво, тело падает рядом с почти обессилевшим, но живым Тэхёном. Тот слабо приоткрывает один — целый — глаз, но кажется, не видит Юнги. Омега падает перед ним на колени, задыхаясь от эмоций, от бьющегося с запредельной скоростью органа в груди. То обливается слезами, заходится в неровном биении, когда Мин прикасается пальцами в тёплой перчатке к окровавленному, но… любимому лицу. Он не сможет отказаться от Кима, не сможет забыть. Он хочет быть рядом, даже предав всех, даже опорочив собственное имя. Юнги не уйдёт больше, не покинет альфу, он спасёт, даже если Тэхён будет всю жизнь его за это ненавидеть, но пусть! Лишь бы жил! Лишь бы дышал… На пострадавшей половине лица альфы — уродливая, ужасная рана. Веко и скула превратились от удара меча в месиво, кажется, глаз даже не получится спасти, но Тэхён жив! Юнги, роняя слёзы на его бледную кожу, убирает клинок в ножны и старается подхватить тяжёлого мужчину. Он кряхтит и плачет без остановки. Через боль и усталость, сопровождая вымученным вскриком, всё же поднимает Тэхёна с земли. Едва удерживая тяжёлое тело в доспехах, омега подхватывает Тэхёна, взваливает обессилевшего на свою спину. И не ожидает, что всё это время за ними наблюдает Хо. Юнги отворачивается, пошатываясь, идёт в сторону замка, где ему помогут спасти Кима. Он боится оступиться и уронить его, но продолжает тяжело шагать по скользкому снегу. Спотыкается и падает, а вес альфы давит на него. Мин чувствует, как замерзают на его щеках солёные капли, ругается сам на себя и встаёт снова, когда ощущает, как рука в латной перчатке слабо стискивает его плечо. — Юнги, — выдыхает Тэ в самое ухо, заставляя глупую птицу трепетать в груди и бить нетерпеливо крыльями. — Ты пришёл убить меня. — Нет, — тихо отвечает омега, когда альфа вдруг слабо становится на ноги и шатается, утягивая его за собой. — Я пришёл, чтобы ты жил, Тэ. Альфа выглядит так, словно находится в бреду. Он, почти падая, идёт за ведущим его омегой, а Юнги пыхтит и рычит, всё дальше и дальше утаскивая свою ношу. Тэхён едва перебирает ногами, но всё же хоть как-то идёт, что помогает Мину чуть быстрее добраться до ворот замка. Его пропускают без вопросов, и помогают недоумённо затащить Тэхёна в лекарскую. — Важный пленник, — устало выдыхает Юнги стражникам, когда те переглядываются. — Лекаря, живее! Юнги ходит кругами вокруг уложенного на стол Тэ, пока не является лекарь и помощник — Пин. Они бросаются к раненному, а потом лица обоих удивлённо вытягиваются с шёпотом: — Милорд… Лекарь странно вздёргивает голову на Юнги, а тот лишь нетерпеливо глядит в ответ. — Спаси, — просит почти без голоса он, и пожилой врачеватель только кивает, принимаясь за работу. Никто не ожидает того, что Хосок ворвётся в комнату. Альфа размашистыми шагами приближается к Юнги, и тот загораживает собой Тэхёна, над спасением которого трудятся двое людей. Хо зло бросает на капитана взгляд и тут же хватает Мина за грудки, почти отрывая силой от пола подошвы его высоких сапог. — Какого хера? — выкрикивает в лицо ему главнокомандующий, почти трясёт от гнева омегу, вцепившегося в доспехи на предплечье. — Что ты творишь, мать твою?! Ты убил моего командира, Юнги, за кого? Он встряхивает Мина, беспомощно вцепившегося в руку, так, что у того звенит в ушах. — Ты перешёл все границы, — шипит альфа, приблизившись к бледному лицу Мина. — Он нужен нам! Он лорд Вороного удела! — слабо вскрикивает тот, хрипя от удушья. — Он может перейти на нашу сторону и переманить часть гвардии! — Ты чёртов лжец! — орёт Хосок, пока Юнги вырывается. — Он нужен! Он — важный пленник! — не сдаётся Король воров, пинает Хосока в бедро возле паха, вынуждая вскрикнуть и отпустить горловину плаща. — Он не нам нужен, — свистяще выдыхает Хосок. — Он нужен тебе. Юнги замирает, стоя на негнущихся ногах перед выпрямляющимся с болезненным выражением лица Хосоком. Смотрит в пол, не в силах поднять головы. До чего же они — люди — слабы перед своими привязанностями. Юнги почти предал Чонгука и Чимина ради Тэхёна. Он понимал, что не сможет оборвать жизнь Тэ, но чтобы убить союзников ради него… Омега, пошатываясь, произносит: — Да. Он нужен мне. Хосок замирает, когда Мин поднимает на него глаза с огромными зрачками. Он видит в лице альфы столько боли, что она неосознанно передаётся и ему тоже. Слишком её много в последние месяцы — своей и чужой. Юнги не готов к ней. С обречённым выражением лица омега видит, как Хосок обнажает свой клинок с явным намерением оборвать жизнь Тэхёна без шанса на спасение. Нет. Мин не может этого допустить, потому резко вытаскивает меч. — Пойдёшь против меня? — шипит Хо. — Предашь всё, хотя меня убеждал идти до конца? Ради него? Юнги не может произнести этого, чтобы не злить Хо, но мысленно отвечает утвердительно. Да, ради него готов на многое. Он упустил Тэ в столице, но теперь, когда Велиас разваливается на части, омега не может отпустить капитана. Не так. Не на тот свет. Иначе от горя Юнги уйдёт следом. Это — слишком опасное чувство. Проклятая любовь, которая всех троих в этом помещении сжигает заживо, не оставляя права на здравый смысл. Юнги любит Тэ, тот погибает, а Хосок настолько ослеплён яростью от почти предательства и ревности, что готов убить Тэхёна. И Мин не видит иного выбора, кроме того, что собирается сделать. В данной ситуации не получится иначе, кроме как «просить». Омега бросает клинок на пол, металл встречается с камнем, и сопровождается всё это звонким стуком, который эхом отскакивает от стен. Сердце Юнги бьётся так, словно вот-вот остановится. Он никогда так ни о чём и никого не просил. Ни разу в жизни не бросал свою гордость кому-то под ноги, не раздирал грудную клетку, моля о пощаде для того, кто оказывается важнее, чем он сам. Мерзавец, плут и обманщик Мин Юнги медленно опускается перед Хосоком на колени. Сначала на одно — болезненно кривится, после совсем становится перед альфой в мольбе, опустив темноволосую голову. Чон — да и все присутствующие в комнате — застывает изваянием, глядя на ссутулившиеся узкие плечи. Юнги касается пола ладонями и давится всхлипами, прячет от Хосока слёзы — бессильные, отчаянные. — Я первый раз прошу кого-то так, — тихо произносит он, но все его слышат. — Я первый раз встаю на колени, Хо. Но сейчас… — всхлип всё равно вырывается из горла, а альфа продолжает судорожно сжимать в руках меч. — Умоляю, Хосок, оставь его в живых. Ради меня, прошу. Юнги вскидывает голову, показывая заплаканное лицо. Ему стыдно, его гордость растоптана им самим, руки мёрзнут на камне пола, а тело трясётся от ужаса, что Чон откажется. И свершит месть, суд на Тэхёном. Хосок пронзительно смотрит на Мина. С ненавистью и обожанием во взгляде, сплетающимися воедино. Его глаза передают всю ту боль и разочарование, что он ощущает от осознания, почему Юнги так просит за Кима. Альфа ослабляет хватку на рукояти, а потом и вовсе убирает лезвие в ножны, отворачиваясь. Его спина сгорбливается, Хосок, громко топая, поспешно покидает помещение, но Юнги всё равно замечает предательски коротко блеснувшую влагу в уголках глаз Хо. Как только дверь за ним закрывается, Мин судорожно выдыхает и принимается хватать воздух ртом, словно его душили. Руки дрожат и подгибаются, омега едва не падает на пол, но Пин подхватывает его и помогает подняться на ноги. Он с жалостью глядит на Юнги, а тот смотрит только на Тэ — альфа продолжает лежать без сознания, пока над ним старается поджавший губы лекарь. У Юнги получилось. Он спас его — свою первую и, кажется, последнюю за всю жизнь белоснежную птицу.***
Сокджин с трудом раскрывает припухшие от плача веки, когда за окном уже глубокая ночь. Всё тело невыносимо болит, вокруг по-прежнему снуют помощники лекаря, и омега хочет было подняться. Первое, о чём он думает — где его сын. Он отчётливо помнит крики младенца, к которому ему не позволили прикоснуться. — Где он… — сипит Сокджин, всё же с трудом садясь на постели. — Где мой сын? Лекарь странно смотрит на принца и выдыхает, повитухи разбито отворачиваются, даже тот молодой омега, который ему помогал в родах. — Где мой ребёнок? — слабо вскрикивает принц, сползая с кровати и слабо оглядывая комнату. — Где… Руки и тело не выдерживают, Сокджин падает на простыню, но упорно поднимается снова. Повитухи хотят его удержать на месте, но у них ничего не выходит: Джин с неизвестно откуда взявшейся силой расталкивает всех и всё же поднимается на дрожащие ноги. — Мой принц, — осторожно подходит лекарь, сочувственно глядя на него. — Младенец родился недоношенным. Он не выжил. Глаза Джина стекленеют. Он точно слышал крики своего сына, он знает, что тот родился Не недоношенным. Он отталкивает от себя врачевателя, отпихивает повитуху, желающую удержать только отходящего от родов омегу, и делает первый шаг. Это всё она. Она сделала это. Та, чью фигуру видел в тумане боли Джин, не была миражом. Она сделала это намеренно: либо убила только родившегося бастарда, либо увезла и спрятала. Доюна… Сокджин, судорожно шепча одними губами невнятные слова, ковыляет прямо босыми ногами к выходу из комнаты и никому не позволяет приблизиться. Шаркает болезненно ступнями по каменному полу, с полубезумным видом толкает дверь и видит перепуганного Сина, бегущего к нему с другого коридора. — Мой принц! — хватает он под руку омегу, продолжающего идти. По бедру до самой стопы стекает капля крови, он весь взмокший от пота, у него болит живот и все внутренности, но Сокджин слабо шагает. Лекарь вдруг хватает Джина за локоть, но тот вырывается. — Ваше Высочество, вам нельзя вставать! — Заткни пасть, — выдыхает он, оборачиваясь и яростно глядя на врачевателя. — Син. — Да, Ваша Светлость? — испуганно проговаривает гвардеец. — Казнить любого, кто сейчас прикоснётся ко мне, — выдаёт омега. — Мы идём на аудиенцию к наместнице. Странная, болезненная и ядовитая улыбка искажает вымученное, заплаканное лицо Сокджина, когда тот снова направляется к лестнице.