***
Он расхаживает из одного угла комнаты в другой, понимая, какая ярость сжигает изнутри. Ненависть. Желание снести старому ублюдку голову. Он ясно дал понять лорду, что не заинтересован в его дочерях, и тогда тот решил принять более жёсткие меры. На что старик рассчитывал, мол, если убьёт Чимина, то Чонгук тут же бросится в объятия кого-то другого? Ярость разрушает его изнутри. Это должен был быть прекрасный день — событие, равное по волнительности и важности тому, как в будущем Чонгук отвоюет территории и восстановит Этлинию. Альфа поднимает голову, наблюдая за тем, как Чимина осматривает лекарь. Саша взволнованно стоит рядом, поджимая губы. — Так оставлять нельзя, — хрипит Берк, переводя взгляд с Чимина, бледного и дрожащего, на Чона — яростного и хмурого. — Это повод для красного платка. «Кровная месть» — алая материя, которая оказывается прилюдно брошена в лицо тому, кто посмел навредить кому-то важному. Традиция, необходимость, одобренная даже верховной богиней Шестёрки. И Чонгук имеет все права на то, чтобы бросить платок Хатссу прямо на коронации Кристофера. Последний как раз влетает в комнату Чонгука и Чимина, запыхавшись. Он был на примерке костюма для коронации, так и прибежал к ним, не сняв его, не убрав булавок и нашивок портного. — В чём дело? — выдыхает ошарашенно кронпринц, глядя на продрогшего Чимина и злого, мрачного, словно туча, Чонгука. — Хатсс подговорил жриц, чтобы те убили Чимина. Эти твари едва его не утопили! — взрывается альфа, глядя то на будущего короля Хатраса, то на своего будущего мужа. — Я ведь чувствовал, что тебе это не нужно, чёрт возьми! — срывается на крик Чон и вдруг закрывает лицо руками. Его откровенно трясёт от ужаса. Если бы не внутренняя сила Чимина, если бы не воля богов, он бы потерял его. И вряд ли стал бы сговорчивее после смерти любимого омеги. Они слишком долго шли друг к другу, чтобы Чонгук так просто смирился с покушением на его жизнь. Кристофер моментально мрачнеет. Он сталкивается взглядом с Луисой, сидящей рядом с Чимином и держащей его за руку. Она поднимается на ноги, поправляет длинную тунику и приближается к Кристоферу, пока Чонгук пытается хоть немного прийти в себя. — С этим нужно что-то делать, Саша прав — это повод для Красного платка, — выдыхает на Ирте Лу, глядя будущему правителю в глаза. Кристофер буравит её взглядом, он размышляет, а Чон может только выдхонуть судорожно, прежде чем приблизиться к омеге. — Прости меня, прости, я должен был тебя отговорить. Чувствовал ведь неладное, — выдыхает он, присев перед креслом, где разместился Пак, и схватив его за руку. — Всё уже позади, — устало вздыхает Чимин, сжимая ладонь альфы. Но Чонгук не может успокоиться, он не в состоянии простить тварь, покусившуюся на дорогую ему жизнь. — Он обещал жрицам свободу, и те согласились. — Это не оправдание, — холодно выговаривает Кристофер, привлекая внимание к себе. — Они должны понести наказание. Девочек действительно отбирают в жрицы, те живут при храмах всю свою жизнь, соблюдая целебат. Но их не могут оставить вне стен храмов, потому что жрицы — не просто люди. Они проводники к богам, им уготована такая судьба, — Кристофер ненадолго замолкает, а Чонгук выравнивает дыхание, прижимая к груди ладонь жениха. — Я хочу кровной мести, — шипит Пика, глядя кронпринцу в глаза. — Я хочу собственноручно перерезать ему глотку за то, что он посмел предпринять. — Чонгук, будет тебе кровная месть, — вздыхает принц. — Но только после коронации. Если сейчас ты заявишься к моему отцу и попросишь о ней в отношении Хатсса, то он откажет. Они друзья, Хатсс много лет поддерживает корону и правящую семью финансово, мой отец зависим от него. — И что ты предлагаешь? — взрывается снова он и подскакивает разъярённой фурией к Кристоферу. — Как я могу тебе доверять, если твои люди творят такое со своими гостями и союзниками? — Чонгук, — одёргивает брата Лу, когда видит, что ярость начинает брать верх над альфой, а его глаза становятся совсем дикими. — Не влезай, — рявкает Чон, а потом снова переводит взгляд на принца. — Нам с тобой войну вести, Крис, опасную и кровопролитную. Я доверяю тебе будущее своей страны, доверю свою сестру, но как я могу доверять твоим поданным, если они проворачивают такое за твоей спиной? Скажи мне, что я должен думать? — почти срывается на крик Чонгук, глядя в спокойные, холодные глаза кронпринца. Обычно весёлый взгляд Кристофера сейчас похож на утренний лёд на озере, тот только кажется спокойным, однако внутри него, скорее всего, бушует то же пламя, что и в груди Чонгука. — Мне безумно жаль, что лорд дошёл до такого, Чонгук, — Кристофер кладёт тяжёлую ладонь на плечо разъярённого альфы. И тот почти успокаивается от этого прикосновения, но ядовитая злость никуда не исчезает. — Я дам тебе возможность сделать всё, что ты захочешь, с ним, потому что не терплю предателей и тех, кто поднимает руку на гостей в доме, тем более в моём. Ты объявишь ему кровную месть, обещаю. Только смерь гнев, сейчас ты нужен со здравым и холодным рассудком. Как только отец передаст мне власть, то уже не сможет оспорить моё решение, и тогда мы накажем всех, кто причастен к случившемуся. Я не дам твоего омегу в обиду, — выдыхает принц. Чон часто дышит через нос, отчего раздуваются сильно ноздри. Он встряхивает головой, стараясь успокоиться, и кивает. Он по-прежнему доверяет Кристоферу, ведь тот относится к нему, как к брату. Как к другу. И Чонгук тоже должен пойти ему на встречу. — Хорошо, — выдыхает хрипло он, глядя Крису в глаза. Тот глядит в ответ с надеждой на благоразумие Чона, на его силу воли и нежелание разгребать после последствия опрометчивого поступка. — Хорошо, мы подождём коронации. Кронпринц благодарно сжимает плечо альфы и выдыхает, а Лу возвращается к Чимину, пытающемуся подняться на ноги. Они отомстят, и каким бы на самом деле благородным и честным ни был будущий король возрождающейся Этлинии, простить покушение на убийство своего мужа он не готов.***
Чимину тяжело видеть своего альфу в таком состоянии, ещё тяжелее думать, что он может обагрить свои руки в чьей-то крови. Вот только приходится вспомнить: они не в сказке. И прелести дворцовой жизни, к которым, оказывается, довольно быстро привыкаешь, совсем скоро закончатся с началом похода в Велиас. Они ушли втроём, а вернутся с армией Берков, готовой помочь им в завоевании престола, по законному праву принадлежащего Чонгуку. Тот как раз присаживается перед омегой на корточки снова: взгляд волнованный и виноватый, хотя здесь он ничего не мог поделать. Ведь это именно Чимин захотел пройти полностью ритуал, не Чонгук его туда заставил пойти. А с другой стороны, Чимину думается, что хорошо — ведь они нашли слабое звено союза с Хатрасом уже сейчас, а не тогда, когда окажутся на поле боя, где каждый друг другу должен прикрывать спину. Иначе могли бы попасть в ещё более опасную ситуацию. Пак хочет забыть обо всём, желательно выпотрошить проклятого старика. Он почему-то стал забывать, кем на самом деле является. Пак Чимин — не напомаженный омега из придворных, в жизни не державших ничего острее вилки. Он — элитный член Бубновой гильдии, искуснейший в своём деле вор и обманщик, грозный враг и умелый убийца. И совершенно ошибочным решением Хатсса было предполагать, будто он так легко сможет избавиться от Чимина. Он ещё поплатится за свои ошибки. — Прости меня, — утыкается Чонгук в сложенные на коленях руки омеги. Они остались наедине, когда Лу покинула их следом за принцем. — Прости, Чимин. — Здесь нет твоей вины. Ты не имеешь отношения к алчности других людей, — выдыхает тот, поглаживая альфу по волосам и зарываясь в них пятернёй. — Я должен был рассказать тебе о намерениях старого лорда сразу, чтобы ты был наготове и настороже, — поднимает голову тот. — Но мне не хотелось, чтобы ты снова сомневался в себе, если вдруг услышишь о дочерях Хатсса. Они для меня — ничто. Ты тот, кто мне нужен, — Пак вздыхает и старается мягко улыбнуться. — Я знаю. Верю тебе, просто пообещай мне больше не хранить секретов, особенно, если они касаются нашего будущего. Чонгук часто кивает и отчаянно прижимается губами к тыльной стороне ладоней Чимина. Крепко зажмуривается, словно испуган, и некоторое время остаётся в этом же положении, будто хочет привести душу в норму. — Я испугался, — вздыхает он. — Будет ещё много подобных случаев, — на слова Чимина Чон вздёргивает голову. — Мы на войне, ещё может быть сотня ситуаций, где моя жизнь подвергнется опасности. И тебе нужно учиться держать себя в руках. Чимин быстро прочищает горло и ненадолго отводит от альфы взгляд. — Пообещай мне, что даже если я погибну, — Чонгук зло вздрагивает и вперивается в лицо омеги взглядом, — ты не потеряешь рассудок. Ты сможешь оправиться, жить дальше и не станешь портить себе жизнь. Что не окунёшься в месть, не обезумеешь. Ты должен мне пообещать, Чонгук, — снова переводит на альфу взгляд он, жёстко глядя в глаза. — Ты — король. И ответственен за гораздо большее количество жизней, чем только моя или только твоя. Чон пронзительно и внимательно смотрит на Пака, а тот продолжает настаивать на своём одним лишь взглядом: жёстким, настойчивым и властным. Он должен взять с Чонгука это обещание. Потому что, исходя из нынешнего происшествия, может случиться самое страшное, что только может представить себе Пак — Чонугк может сойти с ума. Но они в военном положении, и нет никакой гарантии, что оба не пострадают в той или иной битве. Только вот головы ни одному, ни второму терять никак нельзя. Чонгук в противовес с силой сжимает губы, так, что те даже белеют от усердия. Чимин понимает, насколько трудно даже подумать о том, что один из них может потерять жизнь в битвах за престол, что кто-то останется одиноким и безвозвратно раненным после ужасающей потери. Но им нужно мыслить здраво. — Я знаю, помню, как ты относишься к своим людям, — вздыхает омега. — Помню, как ты охотился в дороге — как рассказывали твои солдаты, — чтобы прокормить уставших и замёрзший путников. Знаю, что ты из шкуры вылезешь, чтобы они не остались без защиты, как ты годами собирал их по крупицам, уговаривал, показывал делом, что действительно достоин. Ты прошёл невероятно тяжёлый, тернистый путь к тому, что сейчас имеешь. Если вдруг случится несчастье, и я погибну, ты не должен переходить грань, — замолкает Чимин, видя, как неестественно бледнеет любимое лицо. — Мы не говорим об этом, но никогда нельзя исключать такую вероятность, Гук-и. Альфа расслабляется и утыкается лбом в чужие колени. — Я не хочу даже думать об этом, — стонет он, хватаясь за обнажённые омежьи бёдра и с силой те сжимая пальцами. — Я не хочу даже предполагать, что тебя может не оказаться рядом со мной в будущем. — Я знаю, мне тоже страшно развивать эту тему, — кивает Чимин. — Но то, что я увидел сейчас… Чонгук, ты не должен терять голову. Твой разум нужен холодным, решения неоспоримыми, выбор — непредвзятым. Иногда короли имеют меньше прав, чем отбросы, — шёпотом выговаривает Пак. — Пообещай мне, прошу. Поклянись, что не окунёшься в таком случае в ненависть, что не станешь безумцем, что пойдёшь дальше и добьёшься своей цели. Альфа отчаянно почти пустым взглядом окидывает Чимина. Они оба понимают: это — наиболее разумное решение для тех, кто собирается управлять целой страной. Чонгук должен заботиться не только о себе и любимом человеке, но и о тех, кто нуждается в защите больше всего — о своих людях. Обычных мирных гражданах, детях и стариках. Им не у кого будет искать её, если их предводитель сойдёт с ума от горя. — Я обещаю, — хрипит Чон безысходно, но смиренно и понимающе. — Как следует, — напирает Пак, давит в груди ужасающее болезненное нечто. — Я обещаю тебе, что не сойду с ума, даже если потеряю тебя, и останусь таким же, какой сейчас ради нашего народа, — чуть громче произносит Чонгук, и оба почти синхронно, тяжело сглатывают. Чимин обвивает Чонгука руками и стискивает, целуя в губы. Он справится. Они оба справятся, раз альфа дал своё слово, прежде никогда не подводившее Пикового Туза, то омега ему верит. И они постараются не допустить даже возможности подобного. — А теперь марш готовиться, — силится улыбнуться он, поглаживая Гука по щеке. — У нас мало времени осталось. Сейчас коронация, потом — надранная задница старого, напыщенного ублюдка. Чон кивает и зажмуривается ненадолго, чтобы выровнять дыхание. Он оставляет на носу жениха поцелуй, прежде чем подняться и выйти из покоев.***
Чимин прав, он должен быть благоразумен. Чонгук не просто альфа, он — будущий король, ответственный за сотни и тысячи жизней, его разум должен быть холоден и расчётлив. Потому он старается успокоиться, привести дыхание в норму, пусть и хочется удушить ублюдка собственными руками без промедления. Прямо сейчас найти старика и сомкнуть на его тощей морщинистой шее свои пальцы, наблюдать за тем, как его кожа синеет, а глаза испещряются красными пятнами лопнувших капилляров. Чтобы скот понял, каково было Чимину задыхаться, нуждаться в воздухе и ощущать себя беспомощным. Чтобы он брыкался все меньше и меньше, теряя силу от нехватки кислорода, чтобы его язык опух, а мышцы расслабились после окончания предсмертных судорог. Чонугк никогда не замечал за собой подобной жестокости, но не может простить поползновения Хатсса в сторону жизни Чимина. Но у Чона нет такой возможности. Пока. Крис сдержит своё обещание, он позволит ему дотянуться, если не руками, то законом Хатраса до старого ублюдка. Тот получит наказание, которого заслуживает. Альфа знает и о судьбе жриц. Такое происходит не только в Хатрасе, это — давно известный и принятый ритуал в их вере, так же существовавший в Этлинии. Девушки, служащие в храмах, не просто обычные люди, их отбирают в детстве, когда у тех выявляется особенный символ. Он прячется по всему телу, и стоит ему показать себя, как сразу становится понятна дальнейшая судьба — её путь продолжится только в храме и никакой дороги другой не существуют. Обычно принадлежность у служительниц богов выявляется в детском возрасте, потому только окрепших девочек забирают из семьи, чтобы обучить и подготовить к дальнейшей службе. Конечно, отчасти и самому Чонгуку это кажется жестоким, но учитывая изучение истории и разных писаний о вере, он знает — другого пути у жрицы нет. Если на её коже в любом месте тела появляется символ, то она так или иначе придёт к службе, желает того или нет. Они — особенные, словно нимфы или феи из старых сказок, которые рассказывала Чону старушка Орли, когда тот и сам был совсем мальчишкой. Жрицы — проводники божественной силы и воли, на них держится вся сила Шестёрки здесь, в мире, где обитают смертные души. Без жриц не будет существовать храмов и воли богини Хатхар, потому Пожиратель сердец уничтожил их в первую очередь. Чонгук вздыхает и трёт лицо. Осталось немного, нужно только привести рассудок в порядок, он слишком зол до сих пор. Вспоминая испуганное и бледное лицо омеги в момент, когда тот только прибыл во дворец с Сашей, закутанный в его плащ и дрожащий… Чону больно. И злость снова разрастается, но альфа давит её в себе, толкая дверь комнаты портного, где его должны одеть к церемонии. Они справятся. Чонгук доверяет Кристоферу, и друг его не обманет, раз пообещал, что лорда ждёт наказание. В их союзе — доверие самое главное. Без него ничего не выйдет. И раз происходит подобное, они с будущим королём Хатраса должны не ссориться, а держаться рядом, прикрывая друг другу тыл. Чон кивает портному, отвечая согласием на вопрос, могут ли они начать примерку одежды. Ещё немного и мечта альфы исполнится — Хатсс лишится жизни.***
Чимин не должен был присутствовать на коронации Кристофера. По договорённости омега в этот миг должен был заканчивать ритуал принятия веры и находиться на пешем пути ко дворцу, очищаясь в компании жриц. Однако те сейчас по приказу Кристофера — в подземелье замка, а они ждут момента, пока на светловолосую голову принца опустится венец, Михаил передаст ему власть, а после Крис позволит Чонгуку объявить кровную месть. Чимину плохо и тошно от всей ситуации, ему совестно оттого, что пришлось пролить кровь в священном месте и обидеть его хранителей, однако перед глазами по-прежнему стоит строгое выражение видения, в котором к нему пришла Хатхар, её движение руки, когда она уравняла весы. Чимин отчего-то ощущает, что поступил правильно, спасая свою жизнь. Он спрятался в нише за тронами королей Хатраса, одетый, как и положено, в белый гладкий плащ, в котором должен был войти в зал и присоединиться после коронации Кристофера. Но события сложились иначе, и теперь омега наблюдает за церемонией, спрятавшись в тени. Он сразу же замечает Хатсса — тот с расслабленным лицом стоит в первых рядах подданных и о чём-то переговаривается с высокой темноволосой женщиной. Она молода и обаятельна, спокойна, держит руки, сцепленные в замок, на уровне живота. Наверное, это и есть дочь лорда, та, из-за кого Пака чуть не лишили жизнь. Руки сами собой сжимаются в кулаки, а челюсть сводит от напряжения, вот только Чимин терпит. Молчит и ждёт. Процесс церемонии начинается с того, что Михаил выходит на возвышение тронов и останавливается, оказываясь лицом к своим подданным. Те преклоняют головы, выказывая почтение и повиновение нынешнему королю государства. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы умер старый правитель и родился новый. Сегодня я, наконец, сложу лавры и передам управление страной своему единственному наследнику. Я верю в то, что Эрус будет сопровождать его на всём трудном жизненном пути, что остальные боги почтут его своим благословением и позволят стать справедливым королём, — громко выговаривает Михаил так, что голос его — грозный и низкий — эхом отражается от каменных стен зала. Люди, наряженные в красивые костюмы и платья, слушают своего государя, не отводя взгляда. И только Хатсс улыбается, а это начинает раздражать Чимина. У омеги складывается впечатление, что старый ублюдок мог задумать ещё что-то в отношении кронпринца. — Сын мой, — зовёт Михаил, протягивая к стоящему поодаль альфе ладонь. Тот вздёргивает гордо голову. Он выглядит поистине величественно в красном мундире с золотыми заклепками и белых брюках. Черный плащ на одно плечо из плотной жёсткой овчины тянется подолом за принцем, бахрома погонов свисают, кончики покачиваются, пока Кристофер приближается к отцу. На голове Михаила серебряный венец — острые кончики короны устремлены в потолок зала, витиеватые узоры без камней или других украшений сияют в свете солнца, светящего из больших окон. Никаких излишеств — корона правителя Хатраса такая же жёсткая и серьёзная, как и сама страна, как климат в ней. Она оттого не становится менее красивой, и Чимин заворожённо рассматривает венец в тот момент, когда Михаил поворачивается к сыну лицом. — Клянёшься ли ты, Кристофер — сын Михаила, — в том, что будешь хранителем короны и государства, пока жизнь твоя не покинет бренного тела и не отправится к богам? — Клянусь, — чётко отвечает принц. Чимину не видно его лица, но он отчётливо может представить извечную полуулбыку и яркие светлые глаза. — Клянёшься защищать людей от холода, голода и врагов? — Клянусь. — Клянёшься ли быть верным богам и чести, долгу и благородству, пока не окончится срок твоего славного правления? — задаёт последний вопрос Михаил. — Клянусь, — без запинки и промедления отвечает Кристофер. Пожилой правитель возводит ладони к своей голове, цепляет кончиками пальцев обруч короны, чтобы снять её с седой шевелюры. Михаил, не торопясь, избавляется от венца, а Кристофер опускается перед ним на одно колено, чуть сгибает шею, чтобы наклонить голову. Чимин с замиранием сердца наблюдает за тем, как серебряный венец опускается на густые светлые волосы так, словно он там и должен быть, а Михаил продолжает, выудив со звоном меч из ножен. — Именем правителя Хатраса и всех богов, которые хранят наши души, я провозглашаю тебя королём. Носи своё бремя с гордостью и терпеливостью, Кристофер, пусть тебе сопутствует удача на пути и лёгкость решений, — зал затихает, когда старик прикасается кончиком меча к самому высокому острию короны. — Встань новым государем. Бывший принц поднимается с колена и разворачивается лицом к собравшимся перед ним подданным. Теперь Чимин может разглядеть часть его лица. Альфа не выглядит радостным, его глаза жёсткие и холодные, рот сомкнут. Он ловко принимает фамильный меч королевской семьи у отца. — Да здравствует король! — раздаётся многоголосое приветствие со стороны толпы придворных и аристократов, те выражают уважение и подчинение, преклонив колени. И только женщины присаживаются в реверансе, низко поклонившись. — Пусть будет светел твой путь! Кристофер продолжает оглядывать собравшихся, и тогда Чимин замечает движение неподалёку от него. У возвышения появляется фигура в чёрном: жёсткий, грубого кроя китель с серебряными заклёпками, алый плащ на одно плечо, похожий на одежду нового короля Хатраса. Отросшие волнистые волосы падают аккуратными завитками на плечи. Чимин не может видеть лица Чонгука, приблизившегося к другу и союзнику, но словно ощущает на расстоянии, насколько тот мрачен, несмотря на радость состоявшейся коронации. — Моим первым словом станет обвинение, — вдруг выдаёт Крис, вынуждая остальных смолкнуть и поражённо прислушаться. — В измене короне, в предательстве и осквернении святого. Чон резко оборачивается в сторону, где прячется омега и коротким, едва заметным кивком просит его выйти из укрытия. Чимин подчиняется. Он, прикрытый белоснежной материей, приближается к подиуму, у которого стоит его жених, становится рядом — по правую руку и замирает. Лорд, напротив которого теперь стоят они с альфой, подозрительно вздрагивает. Глаза его дочери округляются, она хватается за локоть старого аристократа, а Кристофер, гулко стуча каблуками от каждого шага по узким ступенькам, спускается и становится вровень с союзниками. — Своим королевским словом я обвиняю вас в измене короне за то, что вы посмели влезть в политические дела без ведома государя, имея корыстные цели, — жёстко произносит он, а голос его гремит между величественными колоннами тронного зала. — Я обвиняю вас в предательстве Короны, потому что вы посмели поднять руку на гостей в доме, навредить им и едва ли не погубили невинную жизнь, — Хатсс бледнеет от каждого слова, а дочь его пятится назад, цепляясь пальцами в полупрозрачных перчатках за пиджак отца. — Я обвиняю вас в осквернении святого храма Большой Шёстерки, в совращении светлых умов жриц неверными высказываниями. Вы поспособствовали пролитию крови в храме, навредили жрицам, подвергли опасности невинную душу. Михаил было дёргается, чтобы спуститься и сказать что-то сыну, но вдруг переводит взгляд на собравшихся аристократов. — Есть ли у вас оправдания, лорд Хатсс? Есть ли объяснение вашему недостойному поведению? — жёстко произносит Кристофер, вынуждая старика вздрогнуть. — Вы попытались навредить омеге, проходящему ритуал очищения, руками жриц, которых извратили своими речами о свободе, хотя прекрасно знаете, что никто не позволит им покинуть стены храма и сбежать. Вы оскорбили Корону своими поступками, подорвали доверие короля Этлинии и друга нашей страны. Как вы попытаетесь объяснить свой поступок? — Ваше Выс… — Он твой король, — рявкает Чонгук, вынуждая некоторых аристократов вздрогнуть. Чимин наблюдает за альфой из-под капюшона и касается пальцами запястья, так прося держать себя в руках. Хатсс жжёт его взглядом, после чего снова переводит внимание на Криса. — Ваше Величество, я не понимаю, о чём вы говорите, — мурлычет елейно старик, а король хмурится. — Разве? Жрицы, которых схватили после покушения, подтвердили, что вы пообещали им свободу от служения богам в обмен за осквернение храма. Тем более мы знаем, что вы запланировали женить короля Этлинии на своей старшей дочери, да, Марина? — переводит жёсткий взгляд на женщину он, и та съëживается вся от внимания государя. — Ведь мой отец, даже будучи вашим другом, отказал вам в браке со мной. И вы решили попытать удачу с моим другом? С моим союзником? — Ваше… Кристофер даже не слушает старика, он переводит взгляд на Чонгука и кивает. Тому повторять не нужно: альфа пересекает пространство, разделяющее его и Хатсса, а после, резким движением руки срывая с плеча алую материю, он швыряет её прямо тому в лицо. Лорд покачивается и округляет глаза. — Я требую кровной мести, — шипит Чонгук, глядя ему в глаза. Хатсс испуганно бледнеет. — Лорд Хатсс, волей короля Хатраса вы лишаетесь всех титулов, всех земель и состояния, ваши наследники не получат и медяка из казны удела, ваши дочери будут отправлены в монастырь, чтобы искупить вину за содеянное их родителем, — звучит дальше голос короля. — А вы должны ответить по заслугам перед тем, кого посмели оскорбить своим недостойным поступком. Старик почти трясётся и пятится, но подоспевшая сзади стража хватает Марину за плечи. Женщина начинает визжать, когда её оттаскивают от отца, а тому не позволяют больше сделать и шага. — Я хочу поединка, — выдыхает Чонгук, буравит Хатсса глазами, вынуждая уже посереть от напряжения. — Да будет так, — становится точкой в этом вопросе слово Кристофера, а Михаил бросается к сыну, но тот осекает бывшего правителя одним взмахом руки, не позволяя начать отговаривать. Один из стражников выуживает из ножен клинок и протягивает его Хатссу, тот застывает восковой куклой, понимая, что ему не тягаться с Чонгуком, это всё читаемо по его выражению лица, однако никого не волнует. Ведь ему хватило проворства воспользоваться чужими руками, управлять и манипулировать жрицами, чтобы почти погубить Чимина. Тот же наблюдает, как с лязганьем альфа обнажает свой меч, стоя напротив старика. — Я… я сдаюсь! — вскрикивает тот и отшвыривает сталь, а та со звоном падает на каменный пол. Хатсс пытается пятиться и с мольбой глядит на окружающих. Придворные шарахаются от лорда и перешёптываются, но никто даже не рискует подойти к предателю. Чонгук делает шаг вперёд и одним взмахом клинка сносит седовласую голову с шеи. Хрустят позвонки, раздаётся чавканье разрезанной плоти и свист лезвия в воздухе, прежде чем отрубленная часть тела с грохотом падает на камень. Несколько брызг оседают на красивом лице Чона, а тот холодно смотрит на то, как заваливается обезглавленное тело сначала вбок, а потом плашмя, позволяя брызгам и струям крови пачкать наряды оказавшихся поблизости вельмож. Бордовая лужа всё увеличивается, вязкая жидкость пачкает камень, фонтанируя из мяса и разрубленных артерий, руки лорда подёргиваются, прежде чем тот навсегда замирает. Чимин смотрит не отрываясь. Он видел смерть, но никогда не испытывал от неё облегчения. И омеге совестно, потому что люди не должны радоваться чьей-то гибели. Но эта тварь позволила себе осквернить храм, погубить судьбы жриц ложными обещаниями, почти убил его, управляя другими. Чимин внутренне и ликует, и содрогается от ужаса, ибо он не должен был так с упоением наблюдать за тем, как тело Хатсса валится на пол и пачкает кровью всё, что находится поблизости. Но это чувство есть в нём. Потирая грудь, Пак отворачивается, но не из-за омерзения от вида тела, которое, оставляя влажный алый след, уволакивают из тронного зала стражники. Бледный Михаил подлетает к сыну и хочет что-то было сказать, как Кристофер сам оборачивается к отцу, выдыхая: — Он давно этого заслуживал, ты ведь сам понимаешь, — проговаривает новый король, вынуждая пожилого мужчину побледнеть. — Крис, — хрипит Михаил, но тот отворачивается, лишь бросая: — Он предал тебя, меня и наших друзей. И поплатился за это. Кровная месть свершилась. Вельможи перешёптываются, испуганно глядя на Кристофера, а после на Чонгука, утирающего свой клинок от крови лоскутом, прежде чем вернуть его в ножны. Теперь настало время церемонии бракосочетания, и Чимину даже жутко, что во время того, как они с Гуком будут заключать союз перед богами, кто-то будет усиленно оттирать засыхающую и сворачивающуюся кровь от пола.***
На улице морозно. Омега ощущает это, когда вместо жриц сам король ведёт его по Королевскому саду в сторону Чащи, где будет проходить венчание. Так как девушек заперли в темнице, то Крис принял решение, что волей богов сам венчает их без помощи кого-либо. Они идут путём, который требуется преодолеть, прежде чем они встретятся с Чонгуком и Лу, ждущими их возле святого места. На плечах Чимина меховой плащ, а на голове — венок из остролиста. Сердце бешено колотится в груди, уж слишком много впечатлений для одного дня, ведь даже солнце ещё не клонится к горизонту, оттого и голова идёт кругом. — Что с ними будет? — тихо спрашивает Чимин у короля, крепко держащего его под руку. — Я отправлю их в монастырь, чтобы они замаливали свой страшный грех, — мягко отвечает Кристофер. — Мы не можем казнить жриц, даже для меня они — неприкосновенны. Пак кивает. Он бы тоже не хотел, чтобы их убивали. Сейчас, когда первая волна злости схлынула, омега понимает, что тем и самим приходится нелегко. Будучи маленькими девочками им приходится покинуть родной дом и семью, чтобы все свои годы посвятить служению по высшей воле, никогда не получится выйти замуж и завести детей из-за целибата, только лишь служить богам и людям. А Хатсс, зная об этой их слабости, как и у любых живых людей, воспользовался юными разумами и извратил их, хотя прекрасно был осведомлён о том, что даже в случае побега жриц постигнет наказание. Он погубил их. Хочется выбросить мерзавца из головы, ведь тот получил своё: Чонгук отомстил за омегу и восполнил долг кровью предателя, избавив заодно и Кристофера от влияния этого человека. Они все свободны, а альфа подтвердил своё влияние и характер перед всем двором, собравшимся на коронации. Плохо, конечно, начинать правление с крови, однако Крис явно дал понять — он не мягкий и не слабохарактерный правитель, он будет справедлив, но порою жесток, если того потребует ситуация. А будет ли таким королём Чонгук? Он тоже сможет казнить своих подданных за измену? Чимин мотает головой, чтобы отбросить эти мысли, и крепче держится за локоть альфы. Вот-вот они подойдут к Чаще, и душа омеги начинает дрожать от предвкушения. Они скоро с Чоном станут супругами. Волнительно, страшно, воодушевляюще. Много как можно описать то, что творится сейчас внутри Пака, однако он настолько погряз в смешанных чувствах, что только может шагать вперёд на деревянных от волнения ногах. Деревья становятся гуще, но всё равно видно пламя разожжённого костра. Кроме них четверых нет больше в Королевской Чаще никого, только родные люди и ставший им другом король Хатраса. Кристофер подводит омегу по протоптанной дорожке ближе к огню, где его ждёт альфа. Теперь Чонгук выглядит более умиротворённым, он растягивает губы в улыбке — ласковой, любящей — и протягивает Чимину руку. Да, Чонгук может быть жестоким, но это не переплюнет всего того хорошего, что в нём есть помимо лёгкости, с которой тот полчаса назад лишил жизни человека. Он — любимый мужчина Чимина, король, справедливый альфа. В животе что-то дрожит, когда их пальцы соприкасаются. На тёмной голове Чона такой же венок, он притягивает жениха к себе, позволяя встать напротив, глядя прямо в глаза. Вот оно — и от ощущений всё горит внутри. Чимин не может оторвать взгляд от альфы, только его глаза существуют, и он боится, что может забыть все слова клятвы только из-за карих омутов напротив. Чонгук переплетает их пальцы, улыбается, отчего во внешних уголках глаз появляются морщинки. Он поддерживает Пака, хотя сам, вероятнее всего, жутко волнуется. — Именем короля я обращаюсь к богам, чтобы те благословили ваш союз, — довольно тихо произносит Кристофер и швыряет какой-то порошок в пламя. То сразу же поднимается так высоко, что омега вскидывает голову и поражённо приоткрывает рот. Его ладони дрожат в хватке Чонгука, но Чимин не ощущает холода, не кусает мороз за щёки, налившиеся румянцем. Чон прикусывает губу, наблюдая за ним, пока у того зуб на зуб от волнения не попадает. — Принесите друг другу клятву, произнесите её пред ликами богов, — просит король, отходя на шаг в сторону. Оба приоткрывают рты: они должны читать её одновременно, чтобы соединялись их голоса, их разумы и души. — Перед бескрайним небом и волей Шестёрки я обещаю беречь, защищать и уважать, — в один голос, не запинаясь, проговаривают оба. — Перед морозом и глубоким морем клянусь любить и почитать, — Чимин ощущает, как у него дрожат колени, как холодеют и краснеют от мороза кончики пальцев — зима ненадолго отогнала приход весны, словно задержавшись, чтобы посмотреть на момент их свадьбы. — Перед тобой обещаю быть верным спутником и единой душой. Пока последняя звезда не упадёт, — заканчивают Чонгук и Чимин вполголоса, не замечая, как Лу утирает скромно слёзы и ненадолго отворачивается. — Да будет так, — тихо, потому что тут не нужна бравада и показательность власти, говорит король Хатраса. — И пусть Ароэна хранит ваш союз. Чимин весь покрывается мурашками, прислушивается к треску дров в костре, когда церемония должна подойти к концу. Венок на голове дрожит вместе с ним. Держась только за Чона, он тянется, чтобы горячо столкнуться с ним губами. Альфа обхватывает мужа за плечи и ласково отвечает на поцелуй, счастливо зажмурившись. Снопы искр устремляются в постепенно розовеющее от заката небо, а они стоят, обвив друг друга руками и запутавшись в меху плащей. Наслаждаются мгновением, когда волей Шестёрки их души соединяются в одно целое. Чимину по-прежнему страшно, но он оказывается гораздо более счастливым, нежели испуганным, когда, отстранившись, в полной мере осознаёт: Чонгук его законный супруг. И они оба принадлежат друг другу, пока с неба не упадёт последняя звезда.***
Вернувшись во дворец будучи мужьями, они чувствуют себя окрылённо. Чимин не может прекратить улыбаться, он позволяет Лу пищать себе в ухо от восторга и стащить венок с головы, натянув на тёмные волосы. Девушка воодушевлена браком брата, несмотря на весь тот ужас, что им пришлось пережить за несколько часов до этого. Теперь впереди осталась лишь одно — коронация омеги и Чонгука. Это волнительно, а ещё омега чувствует себя уставшим после всего произошедшего. С гневом словно ушла энергия из тела, и Пак едва передвигает ноги, держась за альфу. Ну, вот. Они женаты. После коронации — второй за этот день — их ждёт большой праздник, хотя у некоторых настроение изрядно испорчено, кто-то ещё напуган смертью Хатсса, а кто-то уже сидит в темнице или отправился в дальний и тяжёлый путь искупления собственных грехов. Кристофер сказал, что Марина отправится в монастырь сегодня же, а её сестры и братья следом через несколько дней. И король после решит, кого назначит наместником в земли Хатсса, ведь ему нужно выбрать человека, которому он доверяет. Их снова ждёт тронный зал. Чимин мельком оглядывает замытое пятно, всё ещё темнеющее на полу, когда они пересекают большое помещение, куда их ведёт Кристофер. Лу убежала ранее вперёд и теперь ждёт у ступеней возвышения с двумя маленькими коробками в руках — короны. По телу Чимина снова перебегает стайка прохладных мурашек, когда стражники принимают у него и Чонгука меховые накидки, а аристократы снова кучкой приближаются к ним, чтобы получше рассмотреть. Омега в белом — его блуза усеяна едва заметными серебристыми завитками, свободные брюки заужены к щиколоткам в жёстких ботинках. В голову вдруг приходит мысль, что избавиться от Бубновой Дамы будет не так-то просто. Это звание вплелось в Чимина, стало с ним единым целым. И ему ни к чему отрицать то, что его составляет. Это помогает защищать себя, оно и есть Чимин, какое бы новое звание ему ни дали, кем бы он ни стал. Кристофер останавливается рядом с Луисой, почти подпрыгивающей от восторга, она оглядывает Чонгука и Чимина сияющим взглядом, пока они становятся напротив Криса. Тот улыбается обоим, и у них не выходит проигнорировать альфу. Сколько лет Чонгук с кровью и потом шёл к этому мгновению, как долго он зарабатывал доверие людей, их слова и согласие воевать за него, сколько лет прозябал в нищете и беззаконии Пиковой касты, а теперь стоит в зале, полном людей высокого положения, смотрит смело в глаза королю союзнического государства. Без опаски, без настороженности, как на равного. И Чимин не может оторвать взгляд от альфы, только лишь тогда, когда Кристофер начинает говорить: — Сегодня знаменательный день для всех нас, — спокойно проговаривает он. — Сегодня рождается не один союз, а несколько. Нового короля с его подданными, двух душ и двух государств. Только осталось, чтобы у этого государства появились правители и имя, данное ими. Чонгук преклоняет колено и опускает голову, а омега повторяет за ним это движение. Его снова начинает потряхивать от впечатлений. Кажется, ему нужно будет пару дней отсыпаться, чтобы прийти в себя и восстановиться как в физическом, так и в моральном плане. — Именем короля Хатраса и данной мне властью пред ликами Шестерых богов я благословляю тебя, Чон Чонгук, — Лу осторожно раскрывает первую коробочку, позволяя показаться чёрному венцу. Тот блестит по-особенному в свете зажжённых свечей, обсидиан отливает бликами и вызывает вздохи. — Я возложу на твою голову Чёрную корону, которая вершит судьбы правителей, а она даст тебе силу и власть, чтобы прийти к заветной цели. Чимин искоса умудряется наблюдать, как на вьющиеся волосы Чона опускается кажущийся тяжёлым металл короны. Она садится как надо, обсидиан сверкает и поражает глубиной чернильного цвета, а альфа судорожно выдыхает, словно с облегчением. Часть пути пройдена. Теперь удача со всеми ста процентами должна быть на стороне законного короля, увенчанного особенным венцом, без которого невозможно стать правителем Этлинии или Велиаса. — Да прими ты лавры и будь мудр, честен и справедлив, Чёрный король, — заканчивает Кристофер, делая шаг назад. Луиса щёлкает вторым замком, и Чимин вздрагивает, когда слышит тихие шаги Криса рядом с собой. — Именем короля Хатраса и данной мне властью пред ликами Шестерых богов я благословляю тебя, Пак Чимин, — мурашки электрическими разрядами пронзают тело, дыхание учащается, и омеге вдруг снова становится страшно. Ладони дрожат, но вдруг Чонгук стискивает руку супруга, словно стараясь успокоить. Он мысленно рядом, он снова обещает, что всё будет хорошо. — Я возложу на твою голову Белую корону, которая является опорой и поддержкой короля и государства. Она даст тебе мудрость и силу, чтобы сопровождать своего государя на протяжение всего нелёгкого пути, который вам уготовили боги. Да прими лавры и будь верным другом и спутником, советником и поддержкой, Белый король. Сперва омега ничего не чувствует. А после, когда холодный металл оказывается на его макушке, вздрагивает всем телом. Вес короны придавливает к земле, шея начинает ныть, но ощущение это держится лишь несколько минут, пока прохлада разливается по плечам и двигается по позвоночнику вниз. Глаза Пака расширяются, он часто выдыхает через нос, когда слышит. Он отчётливо различает шёпот, раздающийся рядом с ним, внутри него. Но тот настолько мимолётен, что тут же дымкой растворяется в сознании, и вместо холода по коже распространяется тепло. Это — непростые венцы. Его корона, как и у Чонгука, — особенная. И у Кристофера получилось воссоздать ту самую благословенную, какую уничтожили четыреста лет назад. И отчего-то омега понимает — корона приняла его, окутала своей магической силой, придавая чуть больше спокойствия. — Встаньте, короли возрождающейся страны, чьё имя было предано забвению,— уже громче говорит Кристофер, отходя на шаг. Первым поднимается Чонгук, после подав ладонь Чимину. Ноги кажутся ватными, но губы сами растягиваются в улыбке, когда они пересекаются взглядами. Им приходится обернуться к собравшимся людям, и Паку они все видятся, словно через призму — лица немного размытые из-за дрожащего зрения, грудь спирает, когда аристократы Хатраса вдруг склоняются перед ними. Несчастное сердце разрывается в груди, Чимин хочет спрятаться от всеобщего внимания, но держит себя в руках, не позволяя ногам унести его прочь. Он выдыхает, успокаиваясь, ощущает, как Чон берёт его за руку и переплетает пальцы. Короли Этлинии. Празднество разворачивается поистине масштабное. Весь Штормхолд гуляет по причине коронации Кристофера и их с Чонгуком свадьбы, оттого за пределами дворца очень шумно. Чимин ощущает, как его настроение постепенно с уровня пола поднимается до необходимой точки, когда омега не может перестать улыбаться, стоит им с альфой сесть рядом с королём Хатраса в самом основании стола, чтобы начать праздновать. Он никогда даже не представлял, как выглядит королевская гулянка изнутри, но на самом деле в Хатрасе всё проходит, несильно отличаясь от обычной свадьбы в маленьком городе. Стол насыщен различными кушаньями, вино так же льётся рекой. Люди одеты немного изысканнее, как и пристало аристократам, но поют и пляшут они так же прекрасно и весело, как ежели находились бы не в пиршественном зале замка, а в обычном баре, празднуя значимое событие. Чонгук сразу же тащит его в середину зала, чтобы станцевать, и на лице альфы сияет такая прекрасная улыбка, что Пак не может не ответить. Он всё время придерживает корону, переживая, что та слетит, когда Чон совсем не заботится ни о внешнем виде, ни о сохранности артефакта. Он выглядит поистине счастливым: обхватывает Чимина за талию и кружит, переплетает их пальцы и утыкается носом в нос, зажмуриваясь ненадолго. Возможно, это их последнее простое и радостное событие перед тем, как придётся вернуться домой с армией и продолжить войну. Они — правители, им суждено вести людей вперёд, и рядом с альфой это не кажется уже таким ужасающим и придавливающим к полу. Чимин тащит Гука обратно к столам. Он весел, но ноги уже гудят, потому хочется сделать перерыв. Оба валятся на стулья, а омега ищет взглядом Кристофера. Наблюдает за тем, как Саша танцует более активный, чем до этого, танец с каким-то придворным омегой. Тот всё время хохочет и обхватывает Александра за плечи, и Пак не может сдержать ещё одной улыбки. Найти короля удаётся только по красному мундиру, у которого уже расстёгнуты все пуговки. Он кружит Луису в танце, приподняв над полом, что-то заискивающе шепчет на ухо, отчего та краснеет и шлёпает альфу по плечам. Чимин видит химию между ними невооружённым взглядом, оба искрят в присутствии второго, и Чимину искренне хочется, чтобы их судьба сложилась благополучно. Крис отправится с ними в Велиас, оставив своего отца охранять престол, а после будет помогать отвоёвывать Этлинию. Пора Чимину, кажется, прекратить называть государство, на охране которого он теперь стоит, узурпаторским именем. Омеге многое придётся преодолеть в себе, начиная с этого мгновения. Он не просто повстанец, не бунтарь теперь. И это безумно волнительно. — Ваше Величество, вы сегодня так много улыбаетесь, — приближается Чонгук с весёлым и хмельным прищуром, вынуждая Чимина хохотнуть. — Мне нравится. Как только отвоюем Солнечный замок, я прикажу устраивать танцы каждую неделю. Омега улыбается Чону и позволяет взять себя за руки. — Боюсь, у меня так ноги отвалятся, Государь, — кривляется в ответ он, а Чонгук смеётся глубоким, грудным смехом, откидывая голову назад. Тёмные волны волос обрамляют его румяное от духоты зала лицо, глаза альфы сияют, и Чимину хочется видеть его таким всегда. Однако он понимает, что стоит им пересечь границу Хатраса и вернуться в суровую реальность начатой ими войны, как его глаза похолодеют, улыбка сокроется до лучших времён. Потому омега наслаждается ею сейчас. — Мы скоро едем домой, — сипит он, держа альфу за руку. — Да, мы скоро выдвинемся. Кристофер уже отдал приказ о мобилизации, он поведёт на север войско численностью в семь тысяч солдат. Конечно, оставит на защите Хатраса львиную долю, но и его можно понять — никогда не знаешь, что задумает враг, — улыбка сразу же испаряется с лица Чонгука, и Пак жалеет, что вообще завёл эту тему. — Я люблю тебя, — шепчет неожиданно он, желая убрать на этот вечер серьёзность с красивого лица. Ещё немного, совсем чуть-чуть времени им нужно, чтобы насладиться только друг другом, война подождёт несколько часов. Чимин слишком счастлив сейчас, и пусть здравый смысл твердит ему об обратном, омега хочет ненадолго окунуться в свадьбу, гулянку и танцы, а не думать снова о войне. Он знает, читает письма Хо о том, что происходит в Этлинии и каково положение их армии, но… разве он о многом просит? Всего одну ночь наедине со своей радостью. Всё же Пак вышел замуж, имеет право на несколько часов пьяных танцев и кружения среди красиво одетых людей. Чонгук вдруг тянется к нему и обхватывает ладонью за шею, притягивая ближе. Их губы сталкиваются, и Чимину всё равно, сколько людей могут за ними наблюдать: он просто целует мужа в ответ. — Я знаю, что ты боишься, — выдыхает Чон. — Я тоже, тоже боюсь, mel aroena, так сильно, как только можно. Но мы справимся. Я верю в это, — глядит Гук в глаза омеги, и тот кивает, прижавшись снова к его губам. Чонгук прав — они выдержат. Уже столько преодолели, столько же смогут и дальше. А сейчас просто порадуются друг другу и поблагодарят богов за их благословение. Возможно, попросят у них ещё капельку удачи. Завтра же их ждёт новый, тяжёлый день и подготовка к отбытию из Хатраса домой. Совсем скоро он увидит Юнги, ощутит ауру дома. Уезжали они с Чоном безымянными повстанцами, вернутся же — правителями. И Чимин чувствует — боги их не бросят. Потому что, стоит бросить взгляд в глубину помещения, Пак замечает длинные серебристые волосы, струящиеся до самого пола. Он улыбается и мысленно благодарит Ароэну.