За четыре дня до взятия Эдериаса.
Им удалось вполне незаметно добраться до Тарды, не обратив на себя внимания столицы, что Тэхёна, несомненно, радует. Преодолев преграду в виде города-порта, они уже знали по сведениям там, что Король Пионов нацелен именно на Тарду. И войску Чонгука это приходилось на руку. В то время, как он будет брать город, они уже одолеют при хорошем раскладе Эдериас. У них должно получиться, Тэ верит. С помощью сил Хатраса, уже мчащихся с моря, и мощью эффекта неожиданности они смогут одолеть оплот Крести. Тогда у столицы может не оказаться шансов на дальнейшую борьбу. Альфа, чувствуя соль морского бриза, жмурится. Они собираются уходить из прибрежного городка и двигаться в сторону Эдериаса. Сделать нужно всё как можно быстрее, но не дать солдатам и коням отдыха — невозможно, потому командиры ждали, пока те достаточно переведут дух перед большой и важной битвой. Тэхён ощущает, как у него горячеет кровь от одного только воспоминания последнего сражения, кожа покрывается мурашками, а дыхание становится неровным. Как бы ни было страшно, он знает, как полыхает душа и разгорается тело в такие моменты. Кровь всегда будит в людях низменные чувства и голод особого характера. Голод до превосходства, до способности отнять чужую жизнь. В такие минуты они больше приближаются к животным, да и то — звери не убивают ради собственного удовольствия. Тэхён проходит чуть вперёд, слушая галдёж готовящихся солдат. Ещё немного и они будут у границ Эдериаса. От этого города не так далеко двигаться до него, но и столица в опасной близости, так что лучше выдвинуться как можно скорее, чтобы не вызвать лишнего ненужного им внимания. Альфа выцепляет взглядом Хосока, чтобы доложить главнокомандующему о том, что они готовы выдвигаться — Тэ всё проверил и утвердился в этом. — Мы готовы к отправке, — выдыхает он, и Хосок кивает. Доспехи тихо лязгают, когда альфы движутся к своим лошадям. Войско неминуемо приближается к несомненно жестокой и кровавой битве.***
В Хатрасе было зябко и сыро в последние дни до пересечения границы, Чимин всё время мёрз и кутался в плащ, однако на территории родной страны вовсю уже властвовала весна. По крайней мере погода на севере похожа на весну больше, чем на лето, которое по идее должно царить сейчас. Этот год выдаётся странно холодным, погода хорошо отражает происходящее на территории государства. Этлиния. Себя оказывается тоже трудно переучить, ведь Чимин взял за цель прекратить называть свою страну лживым именем. Чимин — муж короля, такой же правитель, и за ним будут неотрывно следить, слушать, а это значит, омега должен вести себя соответственно. Они делают небольшой привал, когда до Эвалона остаётся совсем немного. В последнем городе севера войско тоже сделает короткую остановку: необходимо будет пополнить запасы, истощившиеся за полтора месяца пути, а ещё им предстоит нелёгкий путь до Вороного удела, где они наконец соединятся со своими друзьями и войском, обитающим там. Чимин от этого чувствует лёгкий металлический привкус нетерпения. Словно сама земля, родная для них, подпитывает необходимыми силами. Всё здесь ощущается иначе. Словно уезжал Чимин из совершенно другого государства, будто он изменился, и всё вокруг неостановимо меняется тоже. Омега спешивается, ощущая подкатывающую к горлу тошноту. Беременность даётся ему без сильных трудностей, но держаться так долго в седле всё же оказывается довольно тяжко. Он посчитал, что зачали ребёнка они с Чоном ещё в Штормхолде, в начале своего пребывания там, высчитывая сроки, понял, что уже три месяца. Он, конечно, не лекарь, однако примерно прикинуть может. Совсем скоро может начать появляться живот, а это создаст определённые трудности. Пак уже чувствует себя донельзя неуклюжим. Прекрасная физическая форма омеги способствует более лёгкому протеканию положения, однако нельзя отрицать того факта, что тело всё равно изменяется. Ему постоянно хочется спать, а ещё периодически подташнивает, но Чимин терпеливо это игнорирует, чтобы не выяснил Чонгук. Тот, конечно, изменения в муже примечает, но пока соотнести неспособен — все его мысли и решения полностью направлены в сторону войны, разгоревшейся уничтожающим пламенем. Они были не слишком осторожны, деля постель и наслаждаясь друг другом, но Пак не желает, чтобы его оберегали, словно хрустальную вазу. Он не настолько слаб, чтобы быть неспособным ехать верхом или держать клинок в руке даже на середине беременности. Он силён, и их ребёнок тоже будет силён, поддерживая состояние родителя, вынашивающего его. Чимин в это верит. Он выдыхает и разминается. В последнее время спина начинает нетерпимо ныть, а ноги гудеть, но Чимин наслаждается погодой и лёгким тёплым ветром, доносящимся из-за палаток. Короткий привал только начинается, нужно отыскать повозку с едой и распределить провизию так, чтобы им хватило до Эвалона. — Как себя чувствуешь? — Лу тоже ужасно тихо ходит. Чимин порой забывает, что они похожи, да и привык, ведь в обществе, в котором находится, долгое время являлся одним таким, способным перемещаться бесшумно. — Прекрасно, — отвечает с лёгкой улыбкой омега, а Лу настороженно оглядывает его. — Я знаю, что ты хочешь спросить. Луиса только фыркает: они уже говорили на эту тему, и девушка считает, что Чонгук имеет право знать, однако Чимин предъявил свои аргументы в пользу того, что муж запрёт его в ближайшем замке на сотню замков и заставит всех прыгать вокруг него, словно возле умирающего лебедя. Себя Пак таким не считает, говорить Чону, пока это не станет очевидным, не будет. Ради общего спокойствия. — Ты должен сказать, — тихо произносит она. — Пока не стало совсем видно, Чимин. Он будет и так злиться, что ты долго молчишь, а если ты ему скажешь ближе к сносям, так вообще в ярости окажется. — Я знаю, — молвит Чимин и опускает глаза. Он понимает, что его может ожидать, молчи он слишком долго. Но им нужно добраться до удела, там омега и расскажет. Лу больше не желает говорить на эту тему, лишь вздыхает и движется к шатру, где расположились брат и Крис. Чимин задумчиво прикусывает губу, роясь в седельной сумке, а потом со вздохом отправляется в сторону телег. Он понимает, почему Лу так настойчиво просит его рассказать о беременности Чону: помимо гнева за сокрытие такой важной информации, альфа будет счастлив. Он хочет детей, наследников — принцев и принцесс, рождённых от их связи, зачатых в любви. Он любит Чимина, и это естественно, что альфа желает от любимого человека такого подарка. Да только война в разгаре, омега не хочет, чтобы его король переживал о ребёнке, которого он вынашивает, не хочет, чтобы мысли его путались и сходились только на естественном желании защитить их. Чон — король и полководец, его первостепенной задачей на данный момент является ведение сражений, контроль войск и планирование. Они должны как можно скорее окончить войну, и тогда спокойно смогут насладиться либо беременностью Чимина, либо уже рождённым новым человеком. Чимин понимает и опасности своего положения: чем меньше людей осведомлены о его положении, тем менее уязвимым он оказывается. Ведь слабый круглый омега — яркая и доступная мишень. Плюсом к тому является то, что Чимин — непосредственная слабость Чонгука. Он не желает быть брешью в его броне, потому терпеливо хранит секрет. Неужто Лу думает, будто омега не хочет делиться с супругом этой новостью? Конечно хочет. Это трепетное для них обоих событие. Пак никогда не предполагал, что будет радоваться этому положению. Его жизнь никогда не располагала к такому: слишком опасно, есть шанс погибнуть молодым, да и он долгие годы был один, занимаясь выживанием в этом дрянном мире. С появлением в существовании Чимина Чонгука, тот меняется. Он менялся с каждой минутой и продолжает изменения до сих пор. Чимин рад тому, что носит под сердцем дитя Чона, плод для него — подарок. Символ и проявление их чувств друг к другу. Значит, судьба благосклонна к ним и их отношениям, к их любви, раз боги даруют им наследника. Это восхитительно настолько же, насколько боязно и опасно. Потому Чимин пока молчит. Он понимает, что решение Чонгука запереть его в замке будет оправданным. Почти три месяца роста плода внутри него, ещё несколько недель, и омега станет неповоротливым ещё больше, живот будет выпирать и расти всё сильнее. Какие тут битвы… Ходить станет сложно. Пак прикусывает губу. Даже немного обидно, что, скорее всего, он пропустит взятие столицы. А Чимин не сомневается — они возьмут Рилиум. Страна уже почти принадлежит Пикам. Пак старается отойти от кастового разделения, но это безумно сложно. Быть может, через какое-то время у него всё же получится. К удивлению Пака, Кристофер вдруг появляется перед ним. Король Хатраса разговаривает о чём-то с солдатом на ирте, а Чимин несмело приближается, не желая их отвлекать от, кажется, важного обсуждения. Заметив Пака, Крис заканчивает отдавать приказ и оборачивается к омеге. — Что-то не так? — осторожно спрашивает тот, когда король мелко вздыхает. — Из Эвалона пришли вести, что в пригородных лесах ещё сохранились повстанческие отряды Крести, которым удалось выжить и сбежать после сражений. Нам надо быть бдительнее. Держи руку на клинке, мало ли что случится, — отвечает альфа, глядя внимательно на Чимина. Тот кивает и проверяет всё своё оружие, так или иначе имеющееся в арсенале. Протяни руку — и сможешь схватить меч, кинжал или метательный нож-звезду. — Как там Гук? — осторожно интересуется омега, зная, как муж сейчас напряжён и занят. — Он получил от брата послание, что они уже выдвинулись на Эдериас. Бубновый король остался в уделе, он готовит город и замок к нашему прибытию и охраняет его на случай, если враги решатся напасть. Чимин кивает и вздрагивает. Изменился ли Юнги за время, пока они не видели друг друга? Что с ним сейчас? Как вообще друг пережил историю с Тэхёном, что сейчас творится в его душе? Чимин давно его простил. Ещё до отбытия в Хатрас, а сейчас ясно понимает — он ужасно соскучился. Хочется обхватить Мина руками, прижать к себе и поговорить — долго, откровенно, выслушать все переживания и трудности, которые омеге пришлось пережить в отсутствие Пака. И они, несомненно, поговорят, ещё немного, добраться бы до Вороного удела поскорее. Чимин трогает Кристофера за плечо и оставляет его, всё же отправляясь к повозкам, чтобы выполнить свои обязанности. С Чонгуком омега встречается только поздно вечером, когда заканчивает с пересчитыванием провианта с помощью нескольких солдат выяснив, сколько им нужно добрать в Эвалоне. Король устало входит в палатку, видя там Чимина, который ставит на шаткий походный стол их непритязательный ужин: горячая мясная похлёбка, хлеб и вино. Чон сразу же улыбается, когда встречается взглядом с мужем, и утягивает его в объятия, как только подходит вплотную. Ластится, потирается носом о щёку и выдыхает, словно находит в омеге успокоение. Чимин мягко гладит его по коротким волосам, целует в висок. Он скучал. Напряжение сказывается на обоих, хочется урвать кусочек уюта и умиротворения, которые оба находят друг в друге. — Как ты? — осторожно спрашивает омега, когда Чон сбрасывает первую металлическую пластину с предплечья. Оставив в покое приготовления стола, Чимин помогает мужу снять броню, расстёгивая ремешки и справляясь с креплениями. Они легко поддаются манипуляциям Пака, а альфа жмурится, как только тело оказывается свободным от оков доспехов. Облегчённо выдыхает, стоит только последней плите оставить его фигуру, и потягивается всем телом, снова хватая супруга руками. — Теперь хорошо, — улыбается Чонгук, а Чимин не может не ответить ему изогнутыми губами. Они оба устали, так что спешат к столу. Чонгук кажется ему вдруг таким же, как он выглядел давным-давно в таверне, когда они лишь повстречались и собирались проникнуть в королевскую сокровищницу, чтобы выкрасть венец, которым впоследствии короновали альфу в Хатрасе. Это, кажется, было так давно — целую вечность назад, и Чимин погружается в воспоминания о том, как они с Чоном знакомились друг с другом. Как притирались, как тот открыл глаза омеге на правду о собственном происхождении и утерянной истории Этлинии. Чонгук кажется ему изменившимся, но в то же время Пак видит в нём того несуразного молодого мужчину, всё время принимающего облик шута, когда внутри скрывается множество тяжёлых, буквально неподъёмных вещей и целей. Теперь, зная альфу хорошо, Чимин может сказать, что притворялся тот знатно, однако часть этого человека живёт в Чоне до сих пор. Небрежно, без всяких королевских манер закинув ногу на табурет, Чонгук неаккуратно хлебает суп, прикусывает хлебом — оголодал за день, плотно забитый делами. Его лицо по-прежнему кажется Паку молодым. Юный король, прошедший ад и превозмогающий его до сих пор. Чимину даже больно оттого, насколько он гордится Чоном, насколько любит его. Нормально ли любить до боли? Не странно ли ощущать жжение и давление в груди от одного взгляда на человека? Кажется, даже Хёна Пак так сильно не любил, пусть и был безгранично привязан, да только чувства к Чонгуку такие яростные, горячие и в то же время умиротворяющие, безопасные, родные. Смотрел бы на него вечность. Чимин верит, что Чон не изменится, даже когда трон окажется в его руках. Только если немного, в пределах разумного. Он возвращается мыслями к похлёбке, когда муж поднимает голову и обращает внимание на то, как пристально разглядывает его Гук. Альфа улыбается, продолжает есть, пока омега смущённо пялится в свою миску. Ему порой неловко по-прежнему от такого яркого проявления чувств внутри, страшно даже, что такая любовь существует. Она сводит с ума, без остатка заставляет принадлежать другому человеку, но Чимин считает, что ценнее подарка боги ему дать не могли. Чонгук — сокровище среди ужасов жизни, сквозь дебри которых приходится продираться. Чимин счастлив и благодарен. Они заканчивают ужин в молчании, им комфортно друг с другом даже в тишине. Альфа, устроившись на лежанке из меха и покрывал, манит мужа к себе одним взглядом и вытянутой рукой, и омега, сбросив большую часть одежды и оставшись только в длинной нижней рубахе, ползёт ближе к нему. Утыкается носом в изгиб шеи, ощущает, как Чонгук сжимает его в объятиях и расслабленно выдыхает. Завтра тоже будет тяжёлый день, а следом за ним ещё неизвестно сколько труднее часов выпадет на их долю, потому оба скромно нежатся в спокойных минутах перед грядущей бурей.***
Они неслись на всём скаку от порта к Эдериасу. Осталось немного. По их расчётам войска Хатраса уже должны высадиться на берегу и пересаживаться на баркасы, чтобы по реке Эвоне добраться до города. Пока же Тэхён и Хосок будут брать город в осаду. Они взяли с собой две тысячи солдат — не так уж и много для осады целого города, однако они ведь понимают, что это — лишь способ отвлечения внимания от реки. Их короткий и тяжёлый привал заканчивается, через пару часов всё уставшее войско достигнет оборонных стен Эдериаса, и начнётся ад наяву. Осада — измождающее занятие. Устаёт как сторона, находящаяся в кольце, так и те, кто эту осаду ведут, Тэхён не понаслышке знает, каковы укрепления стен Эдериаса, он сам вводил новшества в защиту населённого пункта, это же сыграет им на руку при попытке взятия. По плану Хосока, они продержат осаду два дня. После уже (так как этого срока должно с лихвой хватить, чтобы помощь с реки подоспела) нужно будет брать город. В пылу битвы Крести не заметят, как с тыла к ним приблизится армада Хатраса, так что эффект неожиданности сыграет на руку. Лошади устали, люди тоже. Но у них будет шанс передохнуть, когда они расположатся у ворот и стен Эдериаса, разбив лагерь. Тэхён поднимается тяжело с пня — доспехи тянут к земле — и похрустывает шеей, глядя на солдат, собирающихся снова возвращаться в дикий темп, с которым они добираются к нужной точке. Хосок сидит у костра, рядом с ним на земле покоится чёрный шлем алым пером. Тэхён ещё в уделе заметил серьгу, которая принадлежит Юнги. Видимо, это дар омеги перед боем, пожелание удачи главнокомандующему. В тот миг, когда альфа заметил только недавно проколотую мочку и золотое кольцо в ней, его объяло горячим, плохим чувством. Он понимает ревность Юнги, старается следовать своему же совету и просьбе — доверять омеге. Потому что ревность ужасна, она затапливает отвратительными эмоциями, злостью в отношении того, к кому ревнуешь. Почему?.. Тэхён старается быть равнодушным к этой ситуации. Как ни крути, Юнги в том же положении, что и сам Ким. Чон влюблён в него, он готов многим ради Мина пожертвовать, однако отступил, видя, что тот не отвечает ему взаимностью, предпочитая другого мужчину. Тэхён отчасти восхищается его сдержанностью и не знает, смог бы так же спокойно находиться рядом с любимым омегой, который счастлив с другим. Потому старается относиться к Хосоку не предвзято, пусть противная, кислая ревность поднимается всё выше по горлу. Серёжка отливает в свете костра, который уже принимаются тушить, альфа замечает взгляд Тэхёна, направленный на украшение. Джин тоже желал ему удачи. Мысли вдруг внезапно отправляются в свободный полёт — в Рилиум, где сейчас находится бывший муж Тэ. Он никогда даже предположить не мог, что Сокджин может влюбиться. Думал, будто горячие и неправильные чувства к брату преодолевают всё, однако реальность жестоко ударила их обоих о землю, сорвав с неба. Сокджин полюбил Тэхёна, а тот его уничтожил тем, что выбрал другого. И вина, гложущая кости, всё не оставляет нутро Тэ, вынуждая мысленно возвращаться к омеге. Обиженному, брошенному человеку, который остался совсем один. Эгоистичный поступок альфы добил его и без того хрупкое состояние, Тэхён жалеет, что так сложилась судьба, но он успокаивает себя мыслью, что сделает всё, дабы сохранить Джину жизнь. Ему плевать на выжившего Намджуна, только Сокджин в этой ситуации имеет значение. Омега заслужил покоя, и если даже не в объятиях Тэхёна, то хотя бы просто мирной жизни. Ким знает, что тот не желал власти. Его вынудили обстоятельства. Вина горит внутри не только из-за собственного предательства, но и из-за того, что Тэ не удалось вытащить Джина из ужасного Солнечного замка, сломавшего того. Войны в дворцовых стенах, кажется, ещё ужаснее, нежели кровопролитные битвы. Они ломают не кости, а разум, вспарывают не живот, а душу. Сознание искажается, душа умирает, чувства обостряются. И сожаление затапливает альфу, напоминая об омеге. В облике страдающего в том же направлении альфы Тэхён видит Джина. Того самого — мягкого, скромного, но умного человека, которого повстречал в Рилиуме, когда был вынужден приказом отца и короля жениться на нём. Жалеет ли Тэ о совершенном? Если речь идёт о свадьбе и времени, проведённом с Джином, то нет. Он никогда не сможет жалеть о том, что повстречал его, что смог познакомиться с омегой. Тот был прекрасен, и красота — душевная, неосязаемая — проявлялась в каждом его шаге и вдохе. Тэхён жалеет только о том, что прелесть чужой души не сумел сберечь. Он не справился перед клятвой, принесённой богам. Он не стал опорой для него, не смог быть поддержкой в трудную минуту. Ушёл на войну, оставив беременного одного, а после не вернулся, выбрав себя. Порой альфа за это себя ненавидит, и только взгляд, брошенный на Юнги, чуть притупляет душевную боль, пронзающую Кима ежесекундно. С отбытия из Вейхена альфа так и не может прекратить думать о Сокджине. Он прикидывает, что с ним станет в случае победы в войне Пиками. Даже готов встать на колени перед королём — Пиковым Тузом — в мольбе оставить Сокджину жизнь. Плевать он хотел на остальной двор, на проклятых аристократов, живущих в Солнечном замке, пусть хоть каждую голову наденут на пику у стены дворца. Только Джин заслуживает спасения, он нуждается в мире больше всех остальных, ведя эту проклятую войну в одиночку. Из мыслей его вырывает позвякивание металлической ложки о край такой же тарелки. Оказывается, альфа просто безмолвно пялился в пространство, увязнув в размышлениях, а Хосок всё это время молча за ним наблюдал. — Иногда нужно сделать выбор, а правильный он или нет, понимаешь только спустя время, — вдруг говорит Чон. — И я считаю, что нет ни правильного, ни неверного. Есть только тот, который человек делает в данный момент, чтобы его привело к следующему выбору. Альфа поднимается, не глядя на Тэхёна покидает его, а Ким снова обращает внимание на золотую серьгу в его ухе. Он хмыкает, рассматривает то, как солдаты тушат угли и, придерживая собственный шлем, уходит, чтобы подготовиться к отбытию. Осталось немного.***
Они достигают стен Эдериаса к закату. Естественно, мост тут же оказывается поднят, а ворота заперты на множество засовов. Солдаты на башнях не стреляют, лишь ждут указаний, а Тэхён смотрит на белые камни, из которых выложены защитные преграды города. Он провёл тут много времени. С тех пор, как покинул родной дом и отправился на обучение, чтобы служить королю в гвардии, не покидал Эдериаса. Здесь повстречал Юнги — тогда совсем юного воришку из гильдии, ухмыльчивого, наглого и острого на язык. Думал ли Тэхён, что их судьба сложится вот так? Нет. Знал ли альфа, что будущий Король воров в тот миг уже умыкнул его сердце раз и навсегда? Даже не предполагал. Тяжело смотреть на город, который был тебе домом, который ты столько защищал, столько пережил в нём, столько узнал, и знать, что тебе необходимо будет взять его силой. Тэ придётся убивать людей, которых когда-то звал братьями по оружию. Ему нужно будет молотом пройтись по Эдериасу, подчиняя жителей воле другого, нового короля. Альфа лишь надеется, что это будет не зря. Разговор с Юнги помог лишь немного, он понял, что пытался объяснить ему омега: Тэхёну нужен якорь. То, что будет удерживать душу на плаву. Хотя бы тонкая верёвка веры, за которой он будет следовать. И Ким правда пытается её отыскать. Рыщет во взглядах преданных солдат-Пик, пытается подцепить у хмурого Хосока, но пока не находит. Он не знает короля, за которого воюет, и оттого совесть противно воет и царапает нутро. Как может он — воин до мозга костей — не понимать, за кем и для чего следует. Словно предательство опустошило его душу. Может, таково его наказание за тот шаг, за выбор, сделанный в подземелье Вороного удела? Тэхён не знает, но старается понять. Он должен найти якорь, иначе его жизнь нельзя будет назвать ничем, кроме унылого, убогого существования. Рассказов солдат недостаточно, чтобы душа потянулась к Пиковому Тузу. Он верит, что люди идут за ним не просто так, что они верят в него, в его слова и поступки, но Тэ тяжело принять это так. Он старается, но получается из рук вон плохо. Сдерживая раздражение, возникшее, скорее всего, из-за напряжения перед осадой и битвой, альфа отводит взгляд от знамён Сокджина — пламенное сердце в короне. Омега даже герб изменил, фон сделал тёмным вопреки фамильному цвету их семьи. Мысли снова возвращаются к нему, но Ким старательно их прогоняет. Они уже на пороге битвы, нужно направить размышления только на неё. Солдаты разбивают лагерь, натягивают полотна палаток, а Тэхён бросает взгляд на накрытые огромными полотнами телеги. То, ради чего они гнали почти до смерти лошадей, то, что перевозили на кораблях. Их оружие против стен и ворот Эдериаса. Да, опрометчиво, но Тэ знает, что он как следует подготовился к тому, чтобы Эдериас оказался в их власти, и Хосок был согласен с их планом. Как только на мир опустится ночь, они начнут сборку.***
Два дня пролетают в суматохе. Для вида они отправляют гонцов к городу, якобы чтобы попросить Крести сдаться, однако ожидаемо получают отказ и тела в стрелах. Крести не сдаются, они стоят до последнего, Тэхён знает. Со стороны реки они на рассвете получают сигнал, которого так долго ждали — Хатрасский белый ястреб пролетает над Эдериасом несколько раз, пока не устремляется в сторону лагеря. Его едва не сбивают стрелами патрульные на стенах, однако птица достигает пункта назначения и неожиданно опускается Хосоку на плечо, спрятанное под сталью чёрных доспехов. Альфа сигнал понимает: Чонгук предупредил их, что как только по реке Берки окажутся максимально близко, но всё ещё вне зоны дозорных Эдериаса, они пошлют белую птицу. Это означает, что пора выступать. Тэхён вздыхает, пока Хосок пересаживает ястреба себе на руку и приказывает птицу покормить. Они оба напрягаются — слишком важный момент. Начало взятия города, которое будет стоит множество жизней. Тэ движется туда, где необходим сейчас больше всего. Он, несомненно, войдёт в город если не в первых рядах с Хо, то сразу же после, как только ворота поддадутся. Чон будет командовать войском и огромным тараном из стали и прочного дерева, когда как Тэ — оружием дальнего действия. Альфа шагает между суетящимися солдатами. Тем уже отдали приказ собираться в стройные шеренги и ряды, потому что Хо громогласно раздаёт указания командирам и капитанам. В глазах мужчин Тэхён видит решимость. Кроме неё есть ещё страх, но он там будет всегда. Люди боятся смерти, но несмотря на собственный животный ужас перед кровью, продолжают двигаться вперёд. Ими управляет нечто большее, чем разум. Вера, душа, желание жить. Преданность и решительность. Отчаяние перед будущим, ведь если война окажется проигранной, то все усилия будут напрасными. Бесполезными отданные жизни тех, кто уже пал на полях битв, и тех, кто только ожидает своей участи. Война — чудовищна. Её прикосновение смертельно, она жестока, непримирима к каждому, для войны нет разницы — король ты или простой человек. Одно мановение её руки, идущей бок о бок со смертью, сметает сотни людей с пути. Тэхён ненавидит её, он хочет мира, хочет покоя, но тот кажется недосягаемым, пока они не пройдут все ужасы кровью, потом, жизнью. Альфа вскидывает голову, приближаясь к огромным деревянным башням. Возле них суетятся Пики, готовые к бою. Кажется, на стенах Эдериаса из-за их копошения тоже начинается движение. Но Тэхёну всё равно, он настраивает себя в определённом порядке: искореняет жалость, вину, сожаление и сострадание. Сейчас альфа лишь машина для достижения цели, смертоносное лезвие клинка, чистый разум, готовый преодолеть каждое душевное терзание, чтобы достигнуть результата. — Готовься, — командует громко Тэхён, и Пики, бегающие в разных направления, становятся более слаженными. За два прошедших дня мужчины собрали здоровые механизмы, натаскали камней и булыжников, едва достав те. Благо, история и природа хранят осколки прошлый битв: в лесу Эдериаса множество обломков. Тэ надеется, что им хватит этого, дабы разрушить хотя бы одну стену. Один солдат начинает с помощью двух ещё крутить ужасающе тяжёлый рычаг катапульты. Повсюду раздаётся пронзительный скрежет запускающегося механизма, рядом — метрах в ста от первой — начинает движение второе оружие. Тэхён ясным взором наблюдает за тем, как солдаты, исходя горячим потом и пыхтя, загружают в чашу катапульты первые здоровые камни. Альфа оглядывает стену, ищет уязвимое место, чтобы адская махина была направлена именно туда. Зоркий глаз выцепляет правую оборонную часть. Она всегда была уязвима — та раньше была разрушена из-за времени стена, её латали множество раз, однако недостаточно качественно, чтобы камень выдержал напор ударов. Он слышит голос Хосока, готовящегося отправить солдат ближе к воротам. Таран уже лежит у их ног. Первый ряд мужчин будет тащить ужасающе тяжёлое бревно в стали, а второй прикрывать их щитами, чтобы стрелы со стены не достигли их раньше времени. Тэ мысленно желает альфе удачи, она им, несомненно, понадобится всем. Хо отдаёт команду, и альфы поднимают таран, другие сжимают крепко щиты и раздаётся гул их тяжёлых, медленных шагов. Ещё часть солдат готовит длинные осадные лестницы, чтобы взять город и со стен. Тэхён хватается за руль, как только отвлекается от остального войска: ему помогает ещё один солдат, крепко держится вместе с Кимом, поворачивая и прицеливая катапульту. Его нутро всё подрагивает от предвкушения, просыпается привычное кровожадное чудовище, свойственное каждому, кто хоть раз побывал в настоящей битве. Глаза Тэхёна распахиваются шире, когда он, глубоко вдохнув, выдыхает через нос. — Заряжай! — отдаёт приказ альфа, и солдаты, подчиняясь его грубому, хрипловатому, но громкому голосу, отцепляют верёвки, удерживающие лапу орудия. — Готовься! — желудок ужасно, нестерпимо болит и дрожит. Тэхён мысленно просит прощения у города, у его жителей, но решительно сощуривает глаза, прежде чем вымолвить на выдохе: — Огонь. Солдаты дёргают рычаги, и сперва слышится скрежет. Механизм приходит в действие, щёлкает и трещит, а потом с ужасающим свистом «лапа» срывается с места. Она с огромной силой взлетает вверх и выбрасывает обломки строений, булыжники и камни из углубления. Посылает их в свободный полёт в направлении правой части стены. После с грохотом тормозит, едва не ударившись о землю деревянной чашей. — На изготовку! — кричит Тэ, не дожидаясь, пока камни достигнуть цели, потому что нужно перезаряжать катапульту. Солдаты принимаются бегать, словно полоумные, хватать камни и волочить их в сторону лапы, которую, крутя плотные деревянные рычаги, остальные возвращают на место. Тэхён следит взглядом за тем, как булыжники пересекают со свистом пространство лагеря, приближаются к стенам города и с оглушающим грохотом впечатываются в камень правой смотровой. Альфа задерживает дыхание, наблюдает, как куски обваливаются недалеко от ворот, как падают из «гнезд» и смотровых углублений люди с воплями, умирают от попавших в них обломков. Тэ знает, что кого-то прибило сразу же. Это лучше, чем быть засыпанным камнями или падать с высоты, когда часть стены обрушится. Он с бешено колотящимся сердцем ждёт, пока «лапа» окажется заряжена снова. Вторая катапульта под командованием одного из капитанов, которого обучил Тэхён, стреляет. Врезается в стену по другую сторону ворот: они хотят обрушить их и войти в город. Основной план заключается в том, что войску необходимо пробиться на территорию Эдериаса и опустить мост с другой стороны города — с причала. Тэхён ощущает горячий, обжигающий пот, стекающий по спине под доспехами, когда один из солдат кричит ему о перезарядке чаши. — Готовься! — командует альфа, снова слышит щелчки и отбегающих солдат, чтобы их ненароком не пришибло случайно выпадающими из «лапы» камнями при резком взлёте. — Огонь. Тэ снова наблюдает за тем, как работает спусковой механизм, замирает, надеясь, что не перебьёт слишком много своих из-за того, что те с тараном подошли ближе к воротам. Он задерживает дыхание, ожидая дальнейшего огня. Со стен сыплется град стрел и арбалетных болтов. У Эдериаса нет катапульт, только пушки, и они начинают их — огромные, чёрные, зияющие пастью-дулом — заводить.***
Хосок водружает на голову шлем, приближаясь к стенам города. Он буквально слышит этот оглушающий свист, предвещающий сокрушительный грохот удара. Приходится поскорее опустить забрало, из-за которого трудно наблюдать за тем, как огромные булыжники врезаются в смотровую башню и вынуждают её покачнуться, растрескавшись. Она ещё держится, но тонкая змея трещины следует до середины стены. — Взялись! — выкрикивает Хо, пришпоривая лошадь. Он поднимает щит вовремя — как раз в это мгновение солдаты-Крести на стенах переходят в оборону. Они выпускают смертоносные палочки с наконечниками, способные убить за секунду, и рядом правда валятся тела. Хо выдыхает, слыша натужные стоны мужчин, прикрытых щитами, которые тащат чудовищно тяжёлый таран. Прикрывает их, вскидывая руку с арбалетом и посылая болт в случайно выглянувшего солдата. Тяжёлая короткая стрела вонзается в его грудь, пробивая металл нагрудника, и мужчина, выплюнув кровь, валится со стены, падая рядом с шеренгой, продвигающей таран. Альфа едва дышит от напряжения, он успевает наблюдать за тем, как приближаются его люди к стенам, как лучники атакуют стрелков сверху, вынуждая сократить пока количество выпускаемых стрел. Другие тащат лестницы и приваливают их к опорам, чтобы пробовать забраться наверх. Трудно смотреть за тем, как его люди гибнут, даже не достигнув края преграды, но позволяют другим продвинуться дальше. Хо контролирует таран, когда в стену с другой стороны врезается ещё один залп катапульты. Чон дрожит от количества адреналина в крови, подстёгиваемый горячностью битвы, тот плещется уже через край, когда главнокомандующий отдаёт ещё один приказ: — Тарань! Мужчины кряхтят, вскрикивают, но, разогнавшись, вбивают тяжёлое орудие в древесину укреплённых сталью ворот. Хосок с замиранием глядит, как те натужно скрипят, но не поддаются. — Взялись! — снова кричит он, вынужденный поднять забрало. Альфы-солдаты снова хватаются за поручи, удобные для хватки тарана. Он пригибается и закрывается щитом, когда в него летят обломки камней сверху и отчаянно отбивающиеся стрелы. Пыхтит, потеет, но остервенело командует снова пробовать пробить ворота. Те трещат, от створок отлетают щепки и куски дерева, но ворота выдерживают второй удар. Снова над головой свистят камни выпущенного катапультой снаряда, но вместе со свистом атаки, Хосок замечает грохнувшее сверху нечто. Пушки. Они успели их зарядить и выпустить ответный залп. Альфа закрывает гудящие от грохнувшего пороха уши, едва не роняет щит, но вовремя поднимает снова, уберегая голову от стрел. Рядом с ним валится мужчина, уже добравшийся до края стены. Крести держат оборону, но его парни настойчивы, отчаянны и уверены в собственной победе. Хосок тоже в них верит. У них всё получится, сам Эрус направляет армию вперёд, своей яростной ладонью повелевая и указывая направление. Хосок дрожит всем телом, но продолжает вынуждать солдат ещё раз взяться за таран. Пушка со свистом снова выпускает ядро, и то с ужасной скоростью летит в сторону одной из катапульт. Попав точно в цель, снаряд рушит орудие Пик. Со скрипом и протяжным грохотом, собирающаяся выбросить обломки катапульта рушится, роняя камни и кирпичи на головы солдат, стоящих рядом с нею. Хосок, истерично и испуганно обернувшись, вглядывается в пыльное облако. Это та, где командует Тэхён. Он вдруг неосознанно, одними губами молится, чтобы проклятый Ким остался жив. Юнги не переживёт его потерю, он надеется, что оба альфы вернутся живыми, и Хо себе не простит, если вернётся в одиночку, тем самым разбивая Мину сердце и уничтожая его полностью. — Проклятье, выживи, капитан, — шепчет сорвано Чон, вскрикивая следом: — Взялись! Давайте, парни, выбейте эту херню одним махом! Главнокомандующий рвёт глотку, перезаряжает арбалет в промежуток, когда не летят стрелы и, укрывшись щитом, одним выстрелом убивает солдата, старающегося сбросить лестницу. Повсюду пыль, крики и кровь. Земля усеяна возле стены телами тех, кому не повезло, но Хо оплачет их потом. Они знали, куда идут, каждый осознавал, что может не вернуться обратно. Солдаты делают это во имя свободы, чести и справедливости, а Хосок и Чонгук постараются не допустить того, чтобы их жертва была напрасной. — Тарань! — надрывно отдаёт приказ Хо, видя, как низко летят камни, оказываясь прямо над воротами. Уцелевшая катапульта своим ударом попадает в перемычку над створками в тот момент, когда таран врезается в ворота в третий раз с ужасающей силой. Раздаются вопли погибающих мужчин, Хосока отбрасывает и скидывает с лошади осколком, арбалет и щит летят в разные стороны. Повсюду — пыль, обломки. Ничего не видно. Альфа кашляет от попавшей в глотку каменной крошки, он закрывает лицо и поднимает упавшее забрало. Когда облако немного оседает, то видит — многих убило ударом, остальных же… обломками разрушающейся стены. Ворота искорёжены, сломаны, и нечто внутри Чона отчаянно ликует, почти вопит от радости. Проход в город открыт.***
Тэ откашливается. У него кружится голова, кажется, зарядило камнем и деревяшками в момент, когда катапульта рушилась. Он с трудом поднимается на ноги, игнорируя звон в ушах, и оглядывается: солдаты тоже поднимаются с земли. Пока они пытались прийти в себя, вторая катапульта завершила всю работу, а таран добил ворота. В стене Эдериаса зияет дыра. Тэхён радостно вскрикивает, давит в себе адреналин и кричит на солдат, призывая собираться и помогать своим брать город. Они почти сделали это. Находит свой спавший шлем и напяливает на голову, отчаянно и превозмогая боль, Тэ вскакивает на лошадь, чтобы скорее пересечь разделяющее их и остальную часть войска расстояние. Скакун несётся к городу, Пики следуют за Тэхёном, насторожившиеся, готовые к ближнему бою. Над головой альфы проносится белый ястреб, он оглушительно, высоко кричит, и отчего-то Ким понимает — помощь близко. Ему нужно как можно скорее проникнуть в Эдериас и пробраться к воротам у причала. Альфа сможет, он верит, что получится. Он всё подгоняет лошадь, бьёт по бокам ногами, чтобы та сильнее работала копытами. Огибая своих же, Тэхён врывается в пространство разрушенных ворот. Обнажённый меч тут же сносит кому-то голову, но Ким старается не смотреть в лица, боясь узнать знакомые. Он часто и сорвано дышит, замечает яркое красное перо на шлеме Хосока и пронзительно громко свистит. Альфа замечает Тэ, вскидывает голову и понимает всё по одному взгляду и ястребу, снова пролетевшему у них над головами, громко крича своим птичьим голосом. Хосок и Тэ срываются с места. Чон прикрывает Кима, ведущего их через солдат Крести к противоположному концу города. Несколько солдат помогают им, отбиваясь от вражеских воинов. Они кладут свои жизни на алтарь, который должен принести им победу в данной схватке. Крести много, они остервенело борются за жизнь и свой дом, и Тэхён решает обогнуть. Он направляет животное, дёрнув за поводья, в переулок и перескакивает мусорные баки и отходы, а Хо следует за ним. Свистит над их головами ястреб, требуя поторопиться. Берки уже их ждут. Альфы, потея, гонят скакунов к причальным воротам, уже слышен запах реки и водорослей, Тэ выдыхает. Он едва не слетает с лошади, когда тормозит перед группой гвардейцев, оставленных в качестве охраны причальных ворот и моста. Хосок в отличие от него не медлит: с разгона, с жестоким криком тут же нападает. Пики следуют за ним, и Тэ снова дёргает поводья, обнажая и второй клинок. Повязка на глазу мокрая от пота, забрало опущено, Ким вонзает лезвие меча из этлинской стали в лицо гвардейцу, а душа его плачет и кровоточит, когда он всё же за секунду до чужой смерти узнаёт знакомые черты. Не сейчас. Тэ будет ненавидеть себя позже, когда они с Хо возьмут город и наконец ослабят столицу. Он кричит, игнорируя горячие слёзы, льющиеся из здорового глаза, сносит ещё голову, отрубает руку, пачкая в родной крови свои руки и серебристые доспехи. Хосок пробивается дальше, приближается к механизму, опускающему мост. Они с Кимом спрыгивают из седёл и бросаются к рычагам, попутно отбиваясь от Крести. Тэ вталкивает очередной раз меч в чужое тело — прямо в живот. Изо рта солдата брызжет кровь, он ею захлёбывается, а Тэхён только упирается тяжёлой ступнёй в латах в чужую грудь, когда умерший Крести оседает, чтобы вынуть из металла доспехов и холодеющей плоти острие. Они с Хосоком вцепляются в рычаги и, крича от натуги, ведь мост опускают обычно четверо, а не двое, тащат механизм в одиночку. Тэ больно, он весь мокрый от пота, но продолжает налегать всем своим немалым весом на рычаг, пока тот не поддаётся. С облегчением вскрикнув, альфа видит и слышит, как грохочут цепи, как со скрипом и громким скрежетом опускается мост и распахиваются причальные ворота. За ними — войско Берков. Их не десять тысяч, но вполне достаточно, чтобы без особых усилий, объединившись с Пиками, взять Эдериас. Тэхён, уставившись на забегающих светловолосых воинов, пропускает момент, когда к нему позади подбегает Крести, отчаянно желающий напоследок утянуть предателя с собой на тот свет. — Тэхён! — кричит, но не успевает Хосок. Удара Ким не ощущает. Он зажмуривается, а после, когда открывает глаз, то видит перед собой мужчину с почти пепельными волосами, убранными в плотную, толстую косу ото лба. Он, всадив во вражеского солдата свой толстый тяжёлый меч, обхватывает Тэхёна за плечо и не позволяет упасть из-за подкосившихся, уставших ног. — Не помирать, парень! — на хатрасском — ирте — выдаёт незнакомец, судя по всему, командир, и улыбается белоснежными зубами. — Пора взять эту махину, да?***
Влад, выяснилось, что командира Берков зовут именно так, грохочет своим гулким, грудным голосом на весь взятый замок гвардии. Город оказывается в их власти довольно быстро, как только падает последняя защита в виде причальных ворот. Тэхён выдыхает только тогда, когда Хо приказывает сдёрнуть знамя Сокджина и вознести герб чёрного цвета с белой горлицей. Оба альфы устали и ранены, но это не позволяет им расслабиться, несмотря на катастрофическую усталость. Нужно ещё отправить весть в Тарду, чтобы оповестить прибывающего Пионового короля о его промахе, в Вороной удел, чтобы рассказать обо всём Юнги, и, конечно же, в первую очередь Чонгуку и Чимину, двигающимся в сторону дома уже, скорее всего, по территории государства. Тэхён всё никак не привыкнет к тому, что имя «Велиас» оказывается табу. Новорождённое (точнее, возрождённое) государство зовут Этлинией. Словно феникс, то перерождается и снова встаёт с коленей, стряхивает с плеч слои пепла, грязи и пыли, до того пригвождающие великую страну к земле. Хосок выглядит уставшим, но радостным. У них получилось взять Эдериас и выжить. — Вы, парни, молодцы, — проговаривает на ирте Влад, похлопывая Тэхёна по плечу, всё ещё утянутому в латы, пока лекарь обрабатывает рану на его запястье. — Конечно, — фыркает Хосок на велиасском. Его знания ирта ограничиваются слуховыми, он понимает, что говорят солдаты и Влад, но ответить им может только с жутким акцентом, так, что никто не понимает. — Вы взяли город, только войдя. — Не вы, а мы, — поправляет его наставительно Берк, смеясь. — Если бы вы не пробили защиту Эдериаса и не опустили бы нам мост, ничего бы не вышло. Так что поздравляю вас с тем, что захватили оплот Крести, господин главнокомандующий. Хосок рдеет, как маков цвет, удивляя Тэхёна, но Ким слишком устал, чтобы над ним потешаться. Единственное, что сейчас хочет Тэ — пинту эля, какой никакой табурет, ибо ноги просто отваливаются, и спать, однако это ему светит нескоро — нужно ещё разобраться с делами после взятия города. Хосок же гулко и громко смеётся от шутки Влада, и Тэ ощущает облегчение. Он впервые чувствует себя хорошо. С того мгновения, когда он потерял честь и цель, Тэ не было так спокойно даже в объятиях Юнги. Отношения с любимым омегой не равно внутреннему покою, он искал этого ощущения. Жара битвы, преданности солдат, цели, к которой продираешься потом и кровью. Теперь Тэ понимает, ради чего идёт на подобное. Ради смеха выживших удачливых засранцев, новой, только зарождающейся преданности. Несколько солдат Пик подходят к нему и скромно хлопают по плечу, поздравляя с успешным взятием города, а Тэ ощущает, как те понемногу оттаивают в его отношении. Это льстит, приятно и трепетно, потому что завоевать доверие воинов неимоверно трудно, когда на тебе клеймо предателя и отступника. Так не только с Кимом, так с каждым Крести, выбравшими их сторону и переметнувшимися от узурпатора. Но люди отходчивы. Они принимают не слова, совсем нет, в клятвах почти нет силы, если эти самые обещания не подкрепляются действиями. Сегодня Тэхён доказал свою преданность тем, как отчаянно и смело сражался за них. Он убивал своих бывших друзей, и альфе нет за это прощения. Он сам себя безостановочно корит за такое, однако делать нечего — гореть Тэхёну долго в Аду за совершённое. Но он понимает… что такое бывает. Они разошлись, каждый выбрал свою сторону. Их всех ждёт один кипящий котёл, да вот только думать о том не хочется, пока всё ещё ходишь по земле с бьющимся сердцем. Тэ пока не понимает, кому должен молиться, кого благодарить — веру, привитую и выжженную в его разуме, или же богам, с которыми Ким пока незнаком, но хочет их узнать. Он просто мысленно молча произносит слова благодарности, выдыхает и принимается помогать солдатам разгребать то, что теперь составляет Эдериас. Но не успевает и двинуться толком, как в залу замка влетает один из командиров со свёрнутым письмом в руке. — Пионовый правитель взял Тарду, — на выдохе произносит он, вынуждая альф, присутствующих в комнате, напрячься. — Ему должно скоро дойти известие об Эдериасе. Тарда — важный город, однако не настолько, насколько центр вооружения страны, который они только что захватили. Эдериас стоил того, чтобы пожертвовать портом, теперь они прижимают столицу и Сокджина к стене, не позволяя отодвинуться или сбежать. Осталось немного, и вся страна будет принадлежать им. — Отправляйся скорее в удел, — дёргает Хосока Тэхён, вынуждая нахмуриться. — Ты должен быть рядом с Его Величеством. Мы с Владом останемся здесь и будем ждать дальнейших указаний, охранять Эдериас. — Но… — Отправляйся, Хо, — с нажимом, неформально, словно они успели сблизиться, произносит Ким. — Ты должен быть там. Забирай часть войска и иди. Главнокомандующий подозрительно на Тэхёна смотрит, но кивает. Напряжённый альфа вздыхает. — Хорошо, как только передохнём сразу выдвинемся в Гнездо. Тэхён согласно кивает. Мрак над всеми сгущается, и несмотря на победу в этой битве, верх в войне они всё ещё не одержали.***
Намджун не понимает, где конкретно просчитался или что его выдало в намерении взять Тарду. Он отчаянно, сидя в одном из пустующих домов, пытается понять, в каком направлении ему двигаться дальше. Его виски саднят от боли, разрушающей голову, грудь раскалывается от досады, а челюсти плотно сжаты почти до судорог. Альфа зол. На себя, на врага, который оказался более умным и хитрым, решив попросту отдать менее значимую Тарду, но при этом захватить Эдериас. Пока он тратил снаряды и терял драгоценные суда на давно оставленный город, эти твари захватили ещё один важный город. Альфа не знает, что ему делать. Единственным выходом остаётся возвращаться в столицу, к Джину, и, обороняясь, строить планы, как начать отбивать важные точки на карте. Что с Джином? Получил ли омега послание, что Намджун уже в Велиасе? Если получил, почему молчит? Это раздражает, альфа скрипит зубами и нервничает, не понимая, что должен решить и как поступить. Ему кажется, что чёрные оковы всё сильнее вокруг его шеи смыкаются, тянутся щупальцами в живому сердцу, грозясь подавить, захватить то малое, что ещё у Джуна осталось. Он злится, психует, и от эмоций пинает стул, ни в чём не повинный. Король Пионов проигрывает, это становится ясно и дураку. Из важных больших городов у него остался только Синилл и, естественно, Рилиум, но Намджун был слишком занят союзами, так что пропустил большую часть войны по собственной глупости. Он должен сделать хоть что-то, чтобы не потерять своё государство. Почему Сокджин молчит? Почему прошло уже полдня, а на его послание так никто и не ответил. Альфа вылетает из помещения, сразу же наталкиваясь на испугавшегося шума Рэма. — Оставайся с частью людей Аслана здесь, я доверяю только тебе, — глухо произносит Намджун верному гвардейцу, и альфа молчаливо кивает государю. — Отдай приказ собирать войска Эравана, мы выходим на столицу. Нельзя потерять Рилиум. Нельзя… Намджун выглядит разочарованным, скорее всего, невменяемым. Он ощущает себя таким глупым, наивным человеком. Беспомощным и неумелым. К чему были годы обучения, если шавка из Пик способен его уничтожить в такой короткий срок? Они хитрят, виляют, строят планы и умудряются, словно танцуя, вырывать из пальцев Джуна власть, оставляя его ни с чем. Только с проклятым шутовским носом — красным, ярким, чтобы все видели. Джун злится, он в ярости от безысходности. Ему нужно как можно скорее в Рилиум. Туда рвётся его сердце уже давно. Настолько же сильно, насколько альфа боится появляться в родном городе. Там ждёт Джин. Но тот ли, которого оставил девять месяцев назад Намджун? Определённо нет. То уже совсем другой человек, и Джун отчаянно пытается подготовиться к этой встрече, но ясно чувствует, что та станет для них невыносимой. Долгие месяцы разлуки, плен, издевательство, гибель близких и не очень людей, потеря сына, утраченная рука — всё это бездонной пропастью стоит между Джином и Намджуном. И никакая любовь положение может не исправить, только испортить. Джун не знает, что ожидать от омеги, с которым ему предстоит познакомиться. Не понимает, как должен вымаливать у брата прощения за то, что сотворил с ним, за то, в чём перед Сокджином повинен. Им обоим будет безумно трудно смотреть друг на друга. Больше всего Намджун боится, что Джин его возненавидит. Потому что действительно есть за что. Не только за оставление в одиночестве, не из-за того, что случилось после. Джун изменил ему, предал их чувства. И даже если они не связаны клятвой, альфе не по душе. Раньше надо было думать — корит сам себя и кусает до крови губу. Он спускается ниже на этаж, застаёт Аслана за картами — омега рассматривает пути, ведущие к Рилиуму, готовит своих людей к переходу, потому что знает: тот неминуем. — Проигранная битва не равна проигранной войне, — тихо, даже не поднимая рыжей головы, произносит он. — Бредни, самому-то не смешно? — иронично говорит Джун, плюхаясь на стул перед Жемчужным Императором. Аслан поднимает взгляд на бледное, отчаявшееся лицо альфы. — Не падай духом. Как только сделаешь это, тут же можешь складывать ручки и ждать, пока Пиковый ублюдок придёт за твоей головой. Намджун не отвечает, только цокает и продолжает злиться. Даже не на судьбу — на себя самого. Он злится на свою недальновидность и нерасторопность, потому что теперь… кажется, нет пути, по которому ему суждено идти. — Готовь своих, двинемся через три дня, — трёт устало рукой лицо он, а Аслан только сердито буравит его взглядом. — Нужно добраться до Рилиума, там попробуем снова. И не из таких ситуаций есть выход. Аслан удовлетворённо хмыкает. Джун ещё не сдался, значит, не всё потеряно. Он сворачивает карты, поправляет кудрявые волосы, щекочущие лицо, и выходит из помещения, чтобы раздать пиратам указания к подготовке. Джун же остаётся сидеть и глядеть в тёмное небо, виднеющееся из окна. Он думает. Мозг судорожно соображает, что ещё можно сделать для того, чтобы выбраться из этого кольца. Намджун вылезет из шкуры, сдохнет, чёрт возьми, но будет грызться до последнего. Жаль только, что он поздно это начал делать.