***
— Послал? — выдыхает Чонгук, поднимаясь с табурета в растянутом для него шатре, когда внутрь проходит Хосок. Главнокомандующий кивает, смурно глядя на взволнованного короля. Прошло уже полдня, но столица замерла, а Чонгук больше ждать не в состоянии. Солнце в зените, за стенами точно что-то происходит — город готовится к осаде, и теперь, когда гонец отправлен к воротам, им всё равно остаётся только набираться терпения. Чонгук чувствует, как огонь внутри него всё полыхает, сжигает и превращает в труху внутренности. Он совсем близко к Чимину, рядом со своей целью. Его войско рядом — они готовы сражаться до последнего вздоха. Следом за Хо в шатёр входят Крис и Юнги. Оба напряжены с момента прибытия к стенам Рилиума, оба с нахмуренными бровями, но держатся молодцом. Для Кристофера это тоже первая в жизни битва, а Юнги уже отбивал Вороной удел и справился с этим крайне успешно, как после с замком. — Мы просто ждём, пока они не ответят, — выдыхает взволнованно Чонгук. Ему едва удаётся сдерживать дрожь, рвущуюся наружу. — Тэхён уже рядом. Они подойдут с самой уязвимой части тоннелей, — выдыхает Мин, потирая лицо. — Ждут команду. Илиа неторопливо последним оказывается в шатре, сразу же вынуждая всех помощников Чонгука напрячься. Крис показательно правителя Сустана игнорирует, Юнги фыркает, а Хосок лениво осматривает позолоченные облегчённые доспехи, пока альфа вальяжно проходит ближе к Чонгуку, словно считает его себе равным. Королю же сейчас глубоко наплевать. Он ждёт ответа от узурпаторов. Просьба о переговорах, как и задумано. У Правителя разбитых душ нет возможности отказаться, ведь он сам желает пересечься с Чоном, чтобы разрешить всё одним махом. Проходит ни один час с момента отправки послания, прежде чем приходит ответ. Чонгук вздрагивает, когда в шатёр влетает гонец — запыхавшийся альфа сжимает письмо в руке и торопливо протягивает королю рулончик с королевской печатью. Гук не ждёт, просто переламывает её, поскорее силясь открыть и развернуть бумагу. Почерк аккуратный, ровными буквами на пергаменте выведено:Ежели Пиковый Туз желает переговоров, король Велиаса благородно ему те предоставит. Ворота откроются в шесть часов пополудни для него и его союзников.
Его Величество Ким Сокджин. Первый именуемый Правителем разбитых душ.
Чонгук передаёт послание Хосоку, чтобы тот зачитал вслух, потому что сам уже трясётся от ярости и нетерпения. Он готов. Никогда не чувствовал себя более решительным, чем в это мгновение, потому, нахмурившись, пытается восстановить ритм сердца, с ужасающей силой колотящегося в груди. Он зажмуривается ненадолго и вдыхает через нос, чтобы следом выдохнуть через рот. Распахивает глаза, оглядывая друзей и союзников, а по коже настоящим табуном диких лошадей проходятся наэлектризованные мурашки, они подгоняют альфу к действиям, но тот старается успокоиться и мыслить как можно холоднее. Чонгук раскрывает рот, однако ему требуется ещё несколько секунд, чтобы подобрать слова. — Приготовиться и оседлать лошадей, — проговаривает он, глядя на Хосока и Юнги. Оба главнокомандующих кивают, тут же покидая шатёр и собираясь выполнить приказ. Чонгук же оборачивается к Илиа, который, несмотря на довольно беспечный и ленивый вид, показывает одним взглядом, что готов. Чон не верит ему. Ни на грамм. Он понимает, насколько рискованным оказывается план, однако при участии сустанцев он протечёт так, как они задумали. Во взгляде короля можно прочесть явственное: «Тебе даже твой Бог не поможет, только посмей меня предать». Илиа кивает, безмолвно принимая такие условия, и Чонгук произносит: — Ты знаешь, что делать, — Хамаль растягивает на реплику короля губы и отвешивает поклон, отчего скрежещет металл его доспехов. — Всё будет выполнено в лучшем виде, Ваше Величество, — а после разворачивается и неторопливо покидает шатёр. Его люди уже находятся в тоннелях, они только лишь ждут приказа и появления своего предводителя, точно так же, как и те, кто заходит к Рилиуму с другой стороны. Подземные тоннели тянутся на много лиг дальше столицы, они до конца неизвестны Червам, которые не могли знать обо всех переходах, потому и не нашли изначально тогда ещё повстанцев. И Чон не видел другого выхода, чтобы захватить столицу, не потратив времени и сил на изнуряющую осаду. Она может длиться долго, а вот альфа хочет закончить всю эту дрязгу как можно скорее. Он оборачивается к Кристоферу, который должен остаться здесь. Альфа, конечно же, возмущался и хотел быть рядом с другом в момент, когда тот окажется в Рилиуме, но Чонгук настоял, чтобы король Берков прикрывал их тылы. Они встречаются взглядами — карие и голубые глаза безмолвно передают все мысли, вертящиеся сейчас в их головах. Чонгук когда-то давно слышал сказку о душах, которые были предназначены для того, чтобы встретиться в каждом из миров. И почему-то сейчас, когда смотрит на Кристофера, понимает: они должны были пересечься. Это что-то необычайное, нечто свыше, решённое, возможно, задолго до их рождения: что Кристофер и Чонгук обязаны были отыскать друг друга. Незнакомые раньше, настороженные поначалу, они сплелись в единый нерушимый узел, и Чон даже не представляет, что бы делал без его поддержки. Он относится к королю Хатраса, как и к Хосоку, словно к кровному брату. Без него многое бы полетело в бездну, но Крис здесь, стоит напротив Чона и ждёт, пока настанет миг, в который им нужно будет проститься, не зная, встретятся ли они ещё раз в этой жизни. Он взволнован не меньше Чонгука, но также молчит, лишь ждёт, пока связь между ними натянется до предела. — Матушка говорила мне о чудесных душах, которые ищут друг друга в каждом воплощении, перерождаясь в Чертогах, — произносит Чонугк, глядя на друга. — Она рассказывала о том, что их связь предрешена, пока последнее не окажется достигнуто. И я верю в её слова. Кристофер растягивает губы в улыбке, его светлые глаза снова сияют, словно льдинки. Он не оставил Чонгука после потери Луисы, по-прежнему движется вперёд, пусть и знает, как больно и тяжело это даётся. Кристофер одними губами произносит название из сказки: «Террасены». Родственные души. Он тоже верит, знает и поддерживает. И Чон альфе за это безумно благодарен. — Я никому кроме тебя доверить спину не могу, — выдыхает король, подходя ближе к другу. — Так что оставляю их на тебя. Даже если у меня не выйдет и я рухну ниц в самом конце, сбереги моих людей. Кристофер выглядит напряжённым, словно ему хочется сказать: «Такого не случится. Ты вернёшься оттуда победителем», — но они никогда не смогут исключить вероятность, что врагу не удастся их обхитрить и повергнуть в пучину проигрыша. — Мы встретимся и в этой жизни, и в следующих наших обликах, мой Террасен, — произносит Крис, а Чонгук только обхватывает протянутую им ладонь, крепко сжимая кисть в латной перчатке. Они обнимаются, гулко соприкоснувшись доспехами, не произносят прощальных слов. Чонгук просто покидает шатёр, оставляя Кристофера в лагере, чтобы тот подстраховывал и защищал его войско, пока он не вернётся или же его тело не швырнут со смотровой башни на потеху жестоким врагам. Внутренности Чонгука трясутся, но он упорно продолжает шагать дальше, глядя только вперёд. Припоминает то, что зубрил так давно, даже успел позабыть. Девиз династии, умершей много лет назад: «Только выше облаков». Он вдруг останавливается, слыша нежное курлыканье над собственным флагом, трепещущим на лёгком летнем ветерке. Маленькая, совсем крохотная горлица смотрит на него чёрными бусинами-глазами, склоняет рябую голову и взлетает, оттолкнувшись от конца знамени, держащегося на черенке. Она вьётся в небо, так далеко, что альфа теряет из виду. Чонгук, опуская голову, проходит дальше — к своему коню. Солдаты провожают его обеспокоенными, серьёзными взглядами, из каждых уст доносится: «Да хранят тебя боги». Судя по клонящемуся к горизонту солнцу, время встречи приближается. Чонгук подходит к стоящим у лошадей и держащим их под уздцы Юнги и Хо. Брат передаёт поводья королю и отходит, хлопнув его по плечу. Чонгук же спокойно идёт впереди, но спокойствие это лишь внешнее: внутри альфы бушует настоящий ураган из эмоций, неверия, волнения и предвкушение. Собственная кровь кажется пламенем, а дыхание — жаром. Он твёрдо шагает по траве, вынуждая ту примяться, а землю прогнуться и пружинить от каждого нового движения. Преодолевает ряды солдат, слышит их пожелания и просьбы вернуться, понемногу напитываясь силой их веры. Ощущает тяжесть доспехов на своём теле, придавливающий вес клинка в ножнах и неосязаемый, постоянно присутствующий на голове обруч обсидиановой короны. Он контролирует каждый свой вдох и выдох, когда ноги приводят его и коня ближе к воротам города. Смотрит на светлый камень, из которого выложены стены, на массивные деревянные ворота, отделяющие Чонгука от необходимой жизненно цели, на стальные засовы и пушки, выстроенные на оборонной части преграды. Останавливается. Ловко опершись на стремя, седлает лошадь, а после надевает висящий до того на седле шлем. Чёрное перо венчает его голову вместо короны сейчас. Близко подъезжает брат в своих тёмных доспехах, усеянных царапинами прошлых битв. Он, придерживая поводья, тормозит лошадь, нервно перебирающую тонкими, но сильными ногами. По другую руку от короля останавливается Юнги. Его шлем прост, а алый плащ дёргает прикосновениями ветер, позволяя вздыматься в воздух, словно знамени, которое удерживает Пиковый Валет. Белая горлица на чёрном фоне. Власть. Щит. Меч. Три основополагающих части Этлинии. Чонгук бросает последний взгляд на семейный символ и шёпотом обращается к родным в Чертоги, чтобы те видели его, знали о нём, понимали, куда Чонгуку удаётся добраться сейчас. Он просит богов о том, чтобы они провели его по этой строптивой дороге до самого конца. А после слышит, как створки тяжёлых ворот приходят в движение. открываясь перед ними — медленно, мучительно неторопливо, что вынуждает просыпаться и поднимать голову раздражение, однако и его Чонгук сдерживает. Его Ратар рядом с ним всегда, и король старается держаться благоразумно, как всегда Чимин его и наставлял. Он видит город, который хочет сделать своим, дёргает поводья, и конь, подгоняемый безмолвными движениями короля, движется вперёд.***
Тэхён сидит в тёмном замкнутом пространстве и только лишь ждёт приказа. Как только раздаётся ропот спереди, он и сам слышит рог, отчаянно поющий финальную песню. Это то, чего они все ждут, схоронившись в тоннелях. Альфа поднимает голову, хватается за шлем и водружает тот на себя, чуть приподнимая забрало. Здесь ужасно темно и сыро, пахнет мокрой землёй, однако это — последнее, на что обращает он внимание. Солдаты поспешно, но крайне тихо, чтобы не пропустить следующую песню рога, начинают приходить в движение. Слышится речь на ирте и родные звуки велиасского языка, а Тэ, проверив, всё ли готово, пробирается в самую голову шеренги. Тяжело передвигаться по тоннелям, какими бы те ни были широкими и просторными, они всё равно остаются подземными шахтами. И Тэхён ощущает, как сердце сначала сжимается в груди, а после, на выдохе, начинает новый круг перестука. Громкого и сильного. Влад ждёт в другом ответвлении. Юнги и король потратили много времени, чтобы высчитать, какие именно коридоры приведут их в нужную часть города, Тэхён наизусть зубрил карты, так что те теперь будут сниться ему по ночам, но самое главное, чтобы тоннель привёл их туда, куда необходимо. Он оглядывает командира рядом с собой и замирает. Раздаётся звук второго перелива горна, оповещающий, что ворота Рилиума открылись перед Чёрным королём. Тэхён чувствует волну энергии под кожей, она током проходится по венам и будоражит организм. Никто не двигается, никто почти не дышит, каждый воин, схоронившийся в любом из подземных коридоров, лишь ожидает, пока рог пропоёт в третий раз, обозначая, что Чон Чонгук подходит ко дворцу. Альфы ждут. Некоторые нетерпеливо переминаются с ноги на ногу, вынуждая скрипеть латы и кожаные одежды. Другие даже задерживают выдохи, стараясь оставаться почти бесшумными. Тэхён смеживает веки и уже чувствует, как огонь разгорается внутри от предвкушения битвы. И какими бы кровавыми те ни были, тело помнит и ждёт. Руки вибрируют, а в голове только голос Юнги. Они встретятся. На поле битвы, бок о бок. И смогут всё преодолеть. Тэхён прикасается к сокрытому под перчаткой пальцу, ощущая скорее кожей и осязанием присутствие кольца там. Солдаты затихают снова, слыша каждый шорох, Тэхён распахивает глаза и опускает забрало, уже чувствуя. Рог поёт в третий раз.***
Сокджин старается сдержать яростную дрожь оттого, что Чёрный король уже на пороге его дома. Он лишь стоит, ожидая, пока стражники проводят их внутрь, зная, что Джин находится в тронном зале. В месте, куда Пика — настырный, упёртый — так стремится. Взгляд омеги падает на массивный трон, увенчанный красными сердцами с потёртой от времени позолотой. Ужасный. Несуразный бесполезный стул. Больше значимости ему придают люди и власть, которой те жаждут. Сокджин буравит его глазами, ненавидит всем сердцем. Он вздрагивает, когда в зал входит Намджун. В отличие от него альфа полностью обмундирован, на его поясе висит меч, потому что они все понимают — битвы, скорее всего, не избежать. Джун выглядит странно в доспехах, прежде Сокджин никогда его не видел полностью снаряжённым, лишь только изредка в тренировочные латы. Сам омега отказался надевать даже нагрудник. Он знает, что битва — не его стезя. Знает, что не спасут даже выкованные кузнецами плиты, не обеспечит безопасности меч, которым тот почти не умеет пользоваться. Внезапно память услужливо подкидывает образы и воспоминания того, как Тэхён, подружившись с ним, учил омегу защищать себя. Но не закончил уроки, не дал ему возможности управлять сталью, как и Джун. Всё, что есть для защиты у Сокджина — его разум. Всё, что есть для нападения — его решения. Другого не дано, оттого к чему королю доспехи, если он не сможет в них ходить? Тело слишком слабое, немощное, да и душа просит, чтобы исход поединка, скорее всего, оборвал его жизнь. Нет стимула и смысла продолжать барахтаться, Сокджин сам понимает, что это конец. Намджун приближается, он глядит омеге прямо в глаза и выдыхает. Злится, что Джин по-прежнему отказывается бежать, как изначально альфа предлагал. Но Джин упрямо стоит на своём, лишь морщит нос, отворачиваясь. Их поцелуй ничего не значит, это лишь минутная слабость короля, которой тот поддался после странного сна. Он не простил, не сможет, даже если попытается сейчас. Но и жить без Намджуна, как уже понял, Сокджин тоже не умеет. Стражник приоткрывает массивную дверь тронного зала и с бледным лицом кивает королям. Джун сразу же подбирается, а Сокджин старается сдержать маску невозмутимости на лице. Он складывает ладони на уровне живота, светлая корона блистает на его голове, когда как макушка Джуна пуста. Он отказался надевать свой венец, и Джин не стал его заставлять. В тронный зал входят сначала стражники, рассредоточиваясь по периметру большого помещения, другие становятся у возвышения, где остановились альфа и омега, ещё несколько человек — позади для сохранности. Сокджин смотрит перед собой. Здесь нет Сина. Тот сторожит с целым отрядом одного лишь Чимина, доступ к которому они должны ограничить. Гвардейцы замирают, и Сокджин вместе с ними: даже, кажется, воздух густеет и застывает, несмотря на вечернее тёплое солнце, освещающее комнату, попадая внутрь из больших — почти в пол — окон. Слышатся гулкие множественные шаги, и омега понимает, что почти и не вдыхает, отчего болят грудь и лёгкие. Первым, что замечает Джин, является кроваво-алый плащ Мин Юнги. Он смеряет омегу ненавидящим взглядом, но тот даже не глядит в ответ, лишь юрким и быстрым движением оценивает расстановку бойцов в тронном зале. Следом — чёрные массивные доспехи незнакомого мужчины, но Джин подозревает, что это — Пиковый Валет. Главный помощник Туза и его кузен. И последним взгляд замечает высокого серьёзного альфу. Он бесспорно красив даже в своей хмурости. Строгие черты лица оттеняют выразительные карие глаза, брови сходятся на переносице, а сверкание стали его лат в свете заходящего солнца бросают блики на смуглую кожу. Тёмные волосы падают на лоб, подбородок горделиво вздёрнут. Они встречаются впервые, мужчина по имени Чон Чонгук приближается, не сбавляя шага и, кажется, даже не боясь довольно большого числа стражников, окруживших их. Все трое останавливаются на приличном расстоянии от стоящих на возвышении Сокджина и Намджуна. Альфа рядом ужасно напряжён, он явно переживает из-за своего увечья, но даже не пытается спрятать искалеченную руку, лишь держит здоровую на рукояти клинка, спрятанного в ножнах. — Его Величество — Чёрный король, законный наследник Этлинии, коронованный обсидиановым венцом, Чон Чонгук прибыл на переговоры с узурпаторами-Червами, — голос Бубнового короля выводит из себя, но Сокджин не может думать о нём сейчас. А только о том, почему рядом с ними нет Тэхёна. Он обещал с альфой встретиться, но того не видно. В замок вошли только эти трое, но не Тэ… Сокджин бессильно обводит взглядом тронный зал, наконец замирая на нечитаемом выражении лица Чонгука. Усмехается, чувствуя его ненависть, желание отрубить его наглую голову в белом венце, но альфа сдерживается, стоит, гордо выпрямив спину. — Вы просили о переговорах, но так неуважительно относитесь к тем, кому направили просьбу, — подаёт голос Сокджин, видя, как губы Юнги искривляются в брезгливом оскале. Каждый из этой троицы ненавидит его до глубины души. Джин не против. Ему плевать. Душа снова застыла воском внутри, потому что того, кого он ждал, здесь нет. — Пока я сижу на этом троне, никакой ты не король. — Только тот, чьей головы коснётся чёрный венец, может считаться законным правителем этой земли, — голос у этого Чонгука мелодичный, не слишком низкий, но не высокий, с приятной хрипотцой. Сокджин усмехается его словам. — Твоей головы он не коснулся, так что трон никогда не примет тебя, как и боги. Джин давится смешками, глядя на альфу, чувствует, как напрягается рядом Намджун, подходя ближе к брату, а вся троица снова настораживается, нахмурившись. — Но я стою у трона, а ты — у моих ног, — выплёвывает омега, а его смех набирает громкость, словно сам Сокджин пытается показаться безумным в чужих глазах. Он сдёргивает с головы корону, медленно спускаясь по небольшим ступеням. Зубцы венца впиваются в его ладонь даже через чёрные перчатки, а Намджун хочет было последовать за братом, но останавливается. Сокджин приближается к стоящему перед ним альфе, охрана следует по пятам, пока омега яростно глядит в глубокие глаза, подойдя слишком близко. Вдруг он швыряет венец о пол, камни трещат и вылетают из короны, обруч гнётся, но Чонгук даже не вздрагивает. — Вот — цена тем коронам. По-настоящему король тот, кто находится в этом дворце по своему праву. Никакой важности куску металла, слышишь? — шипит Джин и весь трясётся от злости, а альфа, кажется, только дикой волей удерживается от того, чтобы сомкнуть пальцы на тонкой светлой шее. — Верни моего мужа и можешь ждать быстрой смерти, — шепчет Чонгук, отчего глаза Сокджина округляются, ресницы дрожат, а сухие губы размыкаются. — Ты такой благородный, — выдыхает Джин, склоняя по-птичьи голову. Бешеное желание вывести этого человека на эмоции никак не утихает. Омега хочет увидеть его гнев, его страдания, чтобы тот наконец оборвал жизнь Правителя разбитых душ и оказался уничтожен следом за ним. Сгорит Джин — погибнут в пламени все, кто его окружают. Омега снимает перчатку и протягивает ладонь к чужому лицу. Юнги вздрагивает и тянется к мечу, но Чонгук останавливает его коротким движением пальцев, отчего омега усмехается. Дотрагивается пальцами до бронзовой кожи, ведёт по скуле к линии челюсти, прослеживая движение, и тогда Намджун делает первый шаг в сторону брата, чувствуя, как его безумие охватывает остатки разума. — Ты благородный, красивый, сильный мужчина, — шепчет Сокджин. — Как же ему повезло с тобой. Настоящий король, альфа, предводитель… Только возвращать уже нечего, Ваше Величество. Он замечает этот момент: тот, когда зрачок вздрагивает и начинает наполнять радужку чёрной болью. Капилляры на белке лопаются прямо при Сокджине, который забывает, как дышать, и медленно убирает ладонь, тут же делая шаг назад. Губы альфы бледнеют, его охватывает мукой, которую невозможно скрыть. Джин лжёт, вызывая у всех изумление, но никто не сможет не поверить его словам, потому что король — безумец. Рука в тяжёлой латной перчатке тянется к клинку, дрожащая грудь Чонгука едва способна впустить хоть глоток воздуха. — Тварь, — хрипит он, разрываемый чувствами, в глазах — тёмных, как ночь, от гнева — копятся злые слёзы. Он готов убить. Готов, Джин только ждёт этого. И улыбается, чувствуя, что ещё немного и Чонгуку сорвёт последнюю резьбу. Крепкая ладонь Хосока обхватывает запястье короля, и Джин недовольно искривляет губы. Он останавливает альфу, не позволяя опрометчиво напасть первым, когда вокруг столько стражников. Джун приближается и хватает брата за локоть, уволакивая прочь, но тот отчаянно сопротивляется. Он ещё не увидел самого главного — пустоты в чужих глазах от потери, это станет началом конца. — Он блефует, — шепчет Хо, вынуждая Чонгука, трясущегося от ярости, обратить на себя внимание. — Взгляни на его брата. Он блефует. И правда, стоит Чону перевести взгляд на Пионового короля, как тот… едва заметно качает головой. Он намекает Чонгуку, что Джин — лжёт. Чимин жив. Воздух с ужасающей силой вторгается в лёгкие, и альфа хрипло дышит, убирая медленно кисть от рукояти клинка, но при этом продолжает буравить ненавидящим взглядом омегу. — Что ты, юный король? — произносит Сокджин, отталкивая брата. — Я думал, твой праведный меч обрушится на мою голову! Чонгук вдыхает и выдыхает. Он вдруг ощущает прикосновение призрачных ладоней к своим плечам. Ощущает тепло. Ароэна рядом с ним, значит, и Чимин где-то близко. На мгновение смежив веки — всего на долю от секунды — альфа распахивает те снова. Потому что за пределами замка вовсю поёт рог. Всё готово, ему вторят ещё несколько, вынуждая Правителя разбитых душ резко побледнеть и обернуться на большое распахнутое окно, пока Намджун удерживает его за локоть здоровой рукой. — Лучше бы ты молчал, — хрипит Чонгук, делая первый шаг и видя, как стражники обнажают мечи. — Потому что мой клинок ждёт мгновения, когда сможет испить твоей грязной крови. Сокджин выглядит испуганным, но только не смертью, а тем, что из-за неё он не сумеет последний раз взглянуть на человека, который был им любим, который его предал. Двери тронного зала распахиваются, из окна слышно звон стали и крики, пение труб и шум боя. Створки позади Сокджина с грохотом слетают с петель, впуская не его солдат — вражеских. Из охотника Сокджин превращается в добычу по одному щелчку пальцев. Намджун с криком отталкивает брата, стоит первому мечу оказаться занесённым над их головами. В одно движение обнажает свой, блокируя удар и отдавая команду стражникам, чтобы защищали омегу. Те окружают короля, готовые к атаке.***
Чимин слышит приглушённое пение труб, означающих только одно: Чонгук здесь. Сердце омеги колотится в груди, оно заходится то ли в мольбе, то ли в нетерпении. Это — последний бой, его дыхание Чимин чувствует даже сидя запертым в покоях, пока находится на несколько этажей выше, чем всё действо происходит. Нервно перебирает ткань одежды на животе и сжимает плотно губы. Он здесь. Его альфа пришёл за ним. И беспомощный Чимин может только ждать — спасения или смерти решит исход битвы. И он совсем не ожидает момента, когда дверь комнаты распахнётся. Его поставили сторожить целый отряд воинов, но за пределами дверей — только Син. Бледный альфа, сжимающий руки в кулаки, так отчаянно и болезненно глядит на омегу, что Чимин даже задумывается — не послали ли его стать для Пака палачом. Сердце вздрагивает, дочь внутри замирает испуганно, а он продолжает стоять у окна, глядя на Сина. Во взгляде альфы столько боли, что не получается от неё откреститься и укрыться. Он надвигается на Чимина, но меч пока не обнажает. — Всё кончено, — произносит гвардеец задушено. — Всё кончено, Ваше Величество. Ваш муж здесь, ваши солдаты заполонили город, они уже во дворце. Вы победили. — Ты должен убить меня, — шепчет Чимин, не двигаясь. Он испуган, остолбенел от ужаса перед ликом собственной гибели, отражающихся в мокрых карих глазах. — Должен, но не смогу, — отвечает солдат так же тихо. — Я воин, а не палач. Я думал, что готов ради него на всё, но не на это. Син, пугая и заставляя Чимина вздрогнуть, падает перед ним на колени и опускает голову. — Я только об одном вас молю, — альфа поднимает голову, глядя с ужасом на Пака, который прижимается боком к каменному подоконнику, следя за тем, как слёзы стекают по бледной коже чужих щёк. — Только об одном вас молю. Не забудьте того, что вы узнали о нём. Не забудьте о том, что он тоже человек и тоже омега. Чимин сперва не понимает, а потом его бьёт осознанием по затылку. Син не станет его убивать. Син отпускает его и просит лишь сохранить жизнь человеку, которого любит всей душой. Он кивает, глядя на гвардейца, словно сможет остановить машину войны сейчас, и тогда альфа сгибается пополам, но лишь на несколько секунд. До того, как тяжело поднимается на ноги и быстро уходит из помещения. Он будет защищать Сокджина до самого конца. Чимин же, прижимая руки к груди, вылетает из покоев чуть погодя. Успевает заметить только кем-то брошенный лук, хватает его дрожащими пальцами и, как может, несётся в сторону лестницы. Лишь бы не заплутать.***
Первое, что вообще замечает Тэхён, ворвавшись в тронный зал — белое, как простыня, лицо Джина. Но он не успевает ни вдохнуть, ни подумать о нём, как оказывается в гуще сражения. Гвардия прибывает, горн за пределами дворца всё трубит, оповещая о битве, разворачивающейся в Рилиуме. За стенами дворца и его ворот происходит то же самое — солдаты, гурьбой выскочившие из тайных тоннелей, готовы к взятию столицы. С восточной стороны — Влад и Берки, на территории Солнечного замка — Тэхён и солдаты Эдериаса, с юга — Илиа и его отряды сустанцев. Тэхён знает, чего все ждут. Колоколов. Звука сдачи города, открытия ворот, чтобы впустить Кристофера и оставшееся войско, окончательно склоняя голову Черв и заканчивая век их правления. Альфа выдыхает, когда его клинок сталкивается с чьей-то плотью. В закатном зареве, заливающем тронный зал, льётся такая же красная кровь. Тэ судорожно ищет взглядом алый плащ Юнги и, только обнаружив дерущегося на другом конце помещения бок о бок с Хосоком в чёрных доспехах омегу, может выдохнуть. Сокджина окружила стража, они изо всех сил стараются уберечь своего короля, а тот выглядит напуганным, загнанным в угол. «Сдайся», — кричит ему внутренне всей душой Тэхён, вонзая в гвардейца клинок. Тот пронзает плоть, ломает лицевые кости и обрывает чужую жизнь. Джин плачет. Он даже представить себе не мог, что такое на самом деле побоище. Его внимание не способно сосредоточиться ни на чём конкретном, хочется закрыть уши руками и упасть на колени, зажмуриться, молясь Божеству, чтобы всё поскорее закончилось. Намджун где-то рядом, окунается в бурю бойни, размахивая тяжёлым мечом. Он, кажется, ранен в руку, и без того искалеченную и бесполезную, но продолжает пытаться прорваться к Джину, спасти брата, любимого человека. Сокджин мотает головой, почти падает на каменный, скользкий от крови пол, но стража удерживает его на ногах. Омега плачет, всхлипывает, по-настоящему теперь боясь смерти. Она близко — дышит в затылок, беспокоит нутро холодным прикосновением. Алый плащ взлетает в воздух, когда Юнги отбивает очередной взмах вражеского клинка, его дыхание ровное, взгляд трезвый, он оценивает ситуацию и понимает, что должен оказаться ближе к Чонгуку, чтобы защитить его спину, но ворвавшейся в зал стражи так много, что его ритм начинает сбиваться. Взмах, сопровождающийся чавканьем пронзённой груди — и противник валится с ног, убитый одним движением Бубнового короля. Юнги часто дышит, когда натыкается взглядом на сражающегося Тэхёна: на глазу чёрная повязка, щека оцарапана, в руках по клинку. Альфа бьётся не на жизнь — на смерть. Они нежданно пересекаются взглядами, но лишь отводят глаза. Всё потом. Они встретятся, не умрут, Юнги чувствует. Он знает, что мечта Кима, передавшаяся вдруг ему, теплит душу и вынуждает двигаться вперёд. Он замахивается снова и с криком обрушивает мечи на чужую голову, без дрожи в сердце отсекая её от тела так, что она катится и теряется на полу среди чужих ног. Сокджин словно видит всё замедленно: как Син влетает в самое пекло, как он расправляется с одним противником, но натыкается на того, кого победить не удаётся. Джин видит, как сверкают два лезвия и Бубновый король, даже не взглянув на лицо альфы, обезглавливает его. Что-то внутри рвётся и трескается, рушится, превращаясь в пыль. Омега почти не слышит собственного отчаянного и дикого крика, когда тело верного, доброго воина падает на груду других, теряясь, забываясь. Пелена ярости и слёз застилает взор, он спотыкается, видит только арбалет, через который едва не упал. Руки сами подхватывают оружие, пальцы, действуя на автомате, натягивают затвор, заряжая арбалет. Джин кричит, плачет, но вдруг разум холодеет и становится предельно чётким зрение: он видит Юнги, того, кто лишил жизни Сина и обрёк на вечность в аду его. Убьёт. Убьёт омегу, разрушившего его до основания, забравшего Тэхёна, убьёт. Разум заволакивает красным туманом, Джин слышит только щелчок затвора и свист вылетевшей стрелы. Юнги даже вдохнуть не успевает. Он видит лишь приближающуюся к нему смерть, она сидит на кончике стрелы. Омега судорожно задерживает дыхание, словно ощущает — рядом. Здесь его погибель. Успевает только прошептать: «Прости», адресуя Тэхёну. Он не успеет, не сможет исполнить их мечту. Боги заберут его раньше. Никак не ждёт толчка, спотыкается через чьё-то тело и с грохотом валится на пол. А когда снова поднимает взгляд, видит падающее на пол ярко-красное перо, массивные чёрные доспехи. Испуганно глядит на то, как торчит из чужого горла арбалетный болт, а губы окрашиваются алым, как его собственный плащ, когда кровь начинает пузыриться и выливаться из пронзённого горла. Хосок пошатывается и начинает падать. Он грохается прямо на ошалевшего Юнги, тут же ловящего и переворачивающего альфу. — Нет, — только и может выдохнуть омега, обхватывая широкие плечи в доспехах. — Нет, нет-нет-нет! Взгляд Хо с трудом фокусируется, он не может говорить. Из его горла вырываются кровавые пузыри, стекают струи из носа, а лицо белеет. Закрыл. Спас, помог. Почему? За что с ним так судьба? Юнги сам не понимает, насколько сильно трясётся, пока не протягивает укутанную в металл перчатки руку к сереющему лицу. Взгляд Хосока становится мутным, он то ли кашляет, то ли захлёбывается заполняющей горло жидкостью. Хватается за ладонь Юнги и приоткрывает губы, позволяя крови сильнее стекать по щекам и подбородку. — Пожалуйста, — дрожащим голосом произносит Юнги, но даже не слышит, как он перерастает в вой. — Нет, Хо, пожалуйста! — Он плачет, слёзы смешиваются с кровью на чужом лице, а взгляд Хосока фокусируется на лице омеги в последний раз. И альфа одними алыми губами, едва шевеля, произносит только одно слово, которое Юнги никогда от него не хотел слышать, а теперь, когда тот покидает его, прокручивает в голове принадлежащим Хосоку голосом. — Нет, — рыдает Юнги, сгорбившись над едва вздрагивающей грудной клеткой Хо. — Не оставляй нас. Не оставляй меня! Он воет, обхватывает руками почти недвижимое тело в тяжёлых латах, пачкает плащ и руки в крови, но берёт белое лицо в ладони. Кожа перестала быть смуглой, как у Чонгука, глаза блеклые. Кровь продолжает стекать по подбородку, когда Юнги, не обращая на ту внимания, склоняется и касается чужих холодных губ. Пачкает рот и нос, изгваздывает щёку, но дарит Хосоку прощание, которого тот заслуживал всегда. Ревёт, не в силах осознать, что альфа больше не дышит, теряет ориентацию, даже битвы не слышит. Чимин влетает в зал, заставая там настоящий кошмар: множество изувеченных, умерщвлённых тел, груды, целые кучи. Кровь на стенах, на полу, на ступенях, ведущих к трону. Он выдёргивает из чьего-то тела стрелу, как только судорожно замечает — к Чонгуку сзади несётся враг, пока муж старается пробиться к Сокджину. Он, кажется, плачет. Лишь краем глаза замечает, как Намджуна ранят в плечо и толкают на пол, как Правитель разбитых душ валится перед гневом Чона, закрывает лицо руками, готовясь умереть. Как Юнги рыдает над бездыханным телом, заливая окровавленное лицо горькими слезами. Он накладывает стрелу, тянет на себя тетиву. Тяжело, мешает живот, больно в груди от картины, представшей перед глазами. Живых почти не осталось. Лишь мёртвые свидетельствуют о произошедшем, а те, кто ещё дышит — отчаянно барахтаются, стараясь вырваться. Чимин, ощущая силу натяжения тетивы и дрожь в стреле, готовой полететь, из последних сил отпускает пальцы. Наконечник свистит, рассекая воздух, он врезается в плоть, проламывает череп и обрывает ещё одну жизнь, словно здесь их завершилось мало. Чонгук заносит клинок над бессильным омегой, но голос Чимина раскатывается по залу, превращая крики и звон стали в глухую тишину. И только один звук слышно помимо слов омеги: — Бой окончен, — громко выкрикивает Чимин, его тону вторит звон снаружи. Колокола звонят. Пронзительно, в каждой часовне города они непрерывно, жалобно молят остановиться. Колокола поют, оповещая всех, кто ещё остался в живых — город пал. — Битва окончена, Рилиум наш, — выдыхает Чимин и начинает от шока и усталости заваливаться вбок. Оказавшийся рядом Тэхён успевает подлететь к королю и подхватить его, не позволяя опасно упасть на окровавленный каменный настил. Альфа с осторожностью переглядывается с Паком, видя, что тот трясётся от эмоций и шока. Солдаты гвардии, ещё оставшиеся, роняют мечи и тихо молятся, воины Пик выдыхают и улыбаются. Юнги не поднимает головы, всё ещё сжимая бездыханное тело. Чонгук медленно, убито спускается с возвышения, глядя только на застывшие глаза родного человека. Последнего из их семьи, которого тоже нет больше в живых. Король выглядит бледным, разбитым снова, уничтоженным, несмотря на победу, которой так желал. Он выдыхает, сдерживая слёзы горечи и потери, а после переводит взгляд на супруга — живого и невредимого. — Помоги мне дойти, — просит Чимин Тэхёна, а тот подхватывает омегу и закидывает его руку себе на плечо. Пак торопится, и Чонгук, обходя и перешагивая тела, стремится ему навстречу. Чимин начинает глубоко и судорожно дышать, только когда оказывается в руках альфы, стискивает плечи в доспехах, слышит его такое же дикое и сорванное дыхание. — Мы победили, Чонгук, — выдыхает со слезами он в самое ухо мужа. — Это конец. Это и правда конец. Для войны, для чьей-то жизни, для чьих-то надежд. Колокола замолкают, и все понимают, что Велиас издох с этим звуком.***
Выжившие медленно, без разговоров убирают тела. Их много, очень. В залах, в коридорах, во дворе замка. Ужасающее количество кровавых пятен усеивает пол и землю, Чимину тошно смотреть на всё это, но он пересекает коридор, чтобы добраться до балкона. Чонгук ведёт его под руку, прихрамывая — его ранили в ногу, но альфа отказывается принимать помощь лекаря, пока не увидит всё своими глазами. Взгляд идущего рядом Юнги абсолютно пустой, омега даже, кажется, почти не дышит, глядя перед собой. Он не отходил от тела Хосока, пока Тэхён не оттащил силой, заставив встать, как тряпичную безвольную куклу. Чимин едва передвигается: его ноги гудят от вынужденной и тяжёлой на таком сроке пробежки по коридорам замка, пока добирался до тронного зала, объятого битвой. Живот немного тянет, но Пак не чувствует себя плохо. Он просто устал. И ждёт мгновения, которое думал, что не увидит, оставаясь в Вороном уделе. Судьба сыграла с ним в свои игры, но боги услышали молитвы и оказались справедливыми, именно поэтому сейчас Чимин поддерживает мужа, шагая к просторному балкону, выходящему на большой двор их замка. Солнечный дворец теперь полностью и по всем правам принадлежит Чону. И ему тоже. Дыхание спирает, когда они выходят на открытое пространство. Летний ветер бьёт в лицо, и омега вдыхает полной грудью. Та наполнена не только воздухом, но и множеством эмоций: радостью победы, горечью потерянных жизней, волнением и любовью. Чимин впивается пальцами в доспехи мужа и выдыхает через приоткрытый рот. Чон поглаживает его по ладони и продолжает хромать — рана несерьёзная, но всё равно нужно как можно скорее уволочь альфу к лекарю. Под ними — невероятное месиво. Доспехи, мечи, люди. Страшно, но Чимина поражает то, насколько облегчёнными выглядят лица солдат: их пересекают радостные улыбки, несмотря на раны, на смерть. Они продолжают жить, дышать, радоваться и будут скоро праздновать. Но только после нескольких вещей. Чонгук кивает одному из своих бойцов, следующих за королём по пятам. Молодой альфа с румяными щеками и пересекающим подбородок порезом хватается за верёвку, остервенело её дёргая. Тёмный флаг с изображением пламенеющего сердца срывается с держателя и, взлетев в воздух ненадолго, рывком опускается вниз. В ту же секунду каждый флаг в городе опускается вниз. Чонгук протягивает рукой в перчатке альфе сложенное полотно, оставляя Чимина стоять, опираясь на руку Тэхёна, потому что Пака ещё пошатывает. Король и его подданный, которому неожиданно выпала честь поднять новое знамя, расправляют чёрную материю с белой птицей на нём. Закрепляют специальными крючками, и Чон вместе с солдатом тянет верёвку на себя, вынуждая флаг взлететь как можно выше. Война окончена, но их жизнь — только начинается. Ещё столько всего предстоит решить и сделать, Чимин даже не представляет, какое количество сил им понадобится, чтобы восстановить страну. — Да здравствует Чёрный король! — раздаётся первый смелый крик. Чимин глядит вниз, видя, как растрёпанный, но тоже счастливый Кристофер верхом на белой лошади, возводит к ним кулак. Он уже рядом и скоро сможет поздравить новых правителей лично. — Да здравствует король! — вторят ему люди, а Чимин ощущает нарастающую в груди дрожь. Это — мешанина из различных чувств, готовая снести их всех, словно буря. — Да здравствует Алый король! — продолжают кричать люди, и омега пунцовеет, вдруг тоже вспоминая о том, кто он такой. Чонгук оборачивается к Чимину. В его глазах всполохами пробивается боль, но она не может перекрыть сияния, отражающегося от зрачков последними заходящими лучами солнца. Он оглядывает мужа с неопределяемыми эмоциями на лице, обхватывает его за щёки, притягивая ближе. — Да здравствует новая жизнь, — на грани шёпота произносят они в унисон друг другу. Чимин обвивает плечи Чона руками, позволяя бережно себя обнять, прежде чем их губы сталкиваются. Поцелуй выходит солёным, потому что Пак не сдерживает слёз, текущих по лицу. Он цепляется за доспехи дрожащими пальцами, позволяет Чонгуку прикусывать его губы, периодически выдыхая от бушующего внутри. Они отлипают друг от друга, только когда снизу раздаются аплодисменты, смущающие обоих, которые в порыве радости и позабыть успевают о том, сколько глаз на них направлено сейчас. Чимин, даже если бы попросили, не смог бы описать того, что они оба чувствуют сейчас. Может только с восхищением глядеть на мужа, лицо которого играет красками заката. Чонгук одновременно рад, но горе потери ещё одного близкого и родного человека бросает тень в его глаза. Им предстоит прощание. Не только с Чон Хосоком, но ещё и с множеством погибших с ним солдат. Тех, кто помог и обеспечил им победу, пожертвовав собой ради будущего государства. Чимин всхлипывает, обхватывает стоящего рядом безмолвного Юнги, который даже не пытается скрыть, насколько ему больно. Его щека по-прежнему в разводах крови. Он не хочет смотреть ни вперёд, ни на людей, лишь себе под ноги. Они покидают балкон, всем необходимо остаться наедине с мыслями, с врачевателем или с горем. Тэхён хочет прикоснуться к своему омеге, но Юнги уносится прочь, ни на кого не оглянувшись, Чимину и остальным только остаётся глядеть вслед ускользающему алому плащу. Мину некому сбить барьер, он должен переплакать сам, потому Чимин не хочет его трогать сейчас. Тэхён не уходит, он следует за правителями, а Чон на него постоянно подозрительно оглядывается. — Ваше Величество, — хрипло произносит альфа, не поднимая головы. Чонгук останавливается, внимательно окидывает его пристальным взглядом, а Чимин взволнованно подбирается. Они с Тэ хотят обмолвиться об одном и том же. Тэхён дрожаще опускается на одно колено, так и не поднимая головы. — Я знаю, о чём ты хочешь попросить, — жёстко произносит муж, вынуждая Чимина поджать губы от такого холодного тона. — Но этому не бывать. — Чонгук, — шёпотом зовёт его омега, но взгляд супруга такой холодный и непримиримый, наполненный горьким привкусом потери и смерти. — Ты ведь можешь его сослать… — Нет, — впервые открыто отказывает Чон ему, и Чимин почему-то сразу же закрывает рот. Он понимает, что с альфой не получится спорить, доказывать, убеждать. Но Пак хотел бы… исполнить последнюю просьбу человека, который был готов ради этого на всё. — Его страж пощадил меня, — выдыхает, пробуя в последний раз Чимин, а Тэ весь съёживается, становясь на оба колена и почти касаясь лбом холодного пола. — Я молю вас, мой король, — убито проговаривает Ким, видно, как плечи его дрожат. Чимину даже больно смотреть на это. — Тебя пощадил воин, а не он, — отрезает Чонгук, прежде чем отвернуться и обратить внимание на не поднимающего головы альфы. — Нет, Ким Тэхён. Этот человек убил на моих глазах последнего члена семьи, вогнал ему в горло арбалетный болт. Он похитил моего мужа и хотел убить, — голос короля эхом отражается от стен, кажется, даже заглушая звук ликующей толпы. — И будет казнён на рассвете вместе со вторым узурпатором, только тогда я успокоюсь. Чонгук разворачивается и размашистым шагом покидает коридор, едва заметно прихрамывая и, видимо, терпя боль. Чимин видит, как плечи Тэхёна вздрагивают от бессилия, когда он судорожно выдыхает. Хочется что-то сказать, но омега понимает гнев мужа. Они потеряли брата, друга, родного человека, поддерживающего Чонгука с самого начала. Он, бросив последний сожалеющий взгляд на так и замершего в том же положении альфу, медленно бредёт следом за мужем, уже скрывшимся на лестнице.***
В этот раз церемония прощания более масштабная, чем было при гибели Луисы. Юнги тошно думать о заранее подготовленных помостах, на которые сложили тела. Пики не стали перебирать — свой или чужой. Эти люди уже погибли и, следуя воле своих богов, они провожают их в Чертоги. Омега не может покинуть комнаты, где лежит последнее тело, которое вскоре отнесут на костёр. Он выглядит спящим, если бы только не зияющая рана на шее, не пронзённое насквозь горло… Мин всхлипывает, но уже не плачет почти. Он убежал, как только сменили флаги, не желая видеть ни единую душу сейчас. Знает, что Хосок бы не хотел, чтобы он тут ронял слёзы у его бездыханной фигуры, но Юнги не может не попрощаться. Он шмыгает покрасневшим от слёз носом, смыкая челюсть ещё ожесточённее. Не хочет видеть даже Тэхёна, потому что знает: альфа в любом случае попросил милости у короля за жизнь ублюдка, оборвавшего биение сердца Хо. Юнги зол. Он просто невероятно зол на того полоумного омегу. Он не может смириться с гибелью человека, который его любил, который был его другом, боевым товарищем. Он слышит плеск воды, когда смачивает уже розовый от засохшей и свернувшейся крови лоскуток. Отжимает ткань, закатав рукава и давно избавившись от мешающих доспехов. Трясущимися руками тянется к мертвенно бледной коже, отмывая последние разводы алого с его губ. Не может не смотреть, но боль от этого прожигает всё тело целиком, сводит конечности судорогами, а сердце бьётся так слабо, что, кажется, вот-вот замрёт навсегда. Юнги протирает нос и рот Хосока, чувствуя, как слёзы снова принимаются литься из глаз, вынуждая слипнуться тёмные ресницы. Он мёртв. — Я надеюсь, что там, в Чертогах, ты встретился с Лу. И со всеми, кого мы потеряли, — шёпотом говорит Юнги, убирая ткань и миску с красной водой. Глаза Хосока закрыты, они больше никогда не раскроются. Омега проводит пальцами по холодной щеке, случайно задевает кольцо серьги, которую сам вдевал в мочку альфе. Она не принесла удачи. Хочется содрать, убрать ненавистную побрякушку, но Мин только всхлипывает, сдерживается, чтобы не плакать слишком сильно снова. Глаза застилает пеленой, и он позволяет себе минутную слабость: кладёт голову на чужую недвижимую грудь. Не слышит дыхания, нет сердечного ритма и тепла бегущей по венам крови. Юнги крепко зажмуривается, задавливает рыдания и отстраняется. Последний раз прикасается к холодной коже лба губами, прежде чем вытирает опухшее лицо. Как раз вовремя: за спиной отворяется дверь и на пороге появляется король. Он оглядывает припухшие красные веки, едва вообще раскрывающиеся, искусанные губы омеги и почти алый от трения нос. Юнги флегматично смотрит на короля в ответ. Чонгук не торопится подходить к кушетке, на которой устроили тело, слишком уж больно. Они не обмениваются ни словом, Юнги просто сидит рядом с телом, но уступает королю место, отходя к окну. — Я хочу нести его, — хрипит почти без голоса Мин, а Чонгук обращает на него свой взор. Ничего не отвечает, только кивает, позволяя себе такое отхождение от привычных традиций. Омеги не прикасаются к усопшим, но Хосок бы его осудил, если бы альфа не позволил Мину отдать Пиковому Валету дань. В этот раз альфа не плачет почти — у него не осталось и грамма эмоций, способных вырваться наружу. Роняет скупую слезу на грудь, сжимает холодную руку под пристальным взглядом Юнги, а потом выходит из комнаты, чтобы позвать тех, кто вместе с ними будет сопровождать Чон Хосока в последний путь. Юнги не может больше на него смотреть — это слишком сильно дерёт его душу, и без того превратившуюся в лоскуты. Он встаёт рядом с мужчинами, когда Кристофер и Пасс входят в помещение. Те осторожно перекладывают тело альфы на сколоченный второпях пласт досок, осторожно укладывают его получше, пока Юнги судорожно выдыхает. Они хватаются за края «носилок», и Мин ощущает весь ужасающий вес смерти. Слаженно двигается с альфами, видя перед собой только спину Пасса, пока спускаются, выходя в большой двор при дворце, где уже разложены помосты для будущих костров. Юнги не смотрит на обеспокоенного его выражением лица Чимина, не может глядеть в глаза несчастного, бледного Тэхёна. Он любит своего альфу, но сейчас… должен попрощаться с другом, с тем, кто его любил и пожертвовал ради него жизнью. «Люблю», — было последним, что отправил в этот мир Пиковый Валет. Погиб из-за него, пожертвовал будущим ради омеги, который ни разу не ответил ему взаимностью. Юнги уже плевать, что лицо снова мокрое, он просто отпускает себя, не обращая внимания ни на количество пришедших попрощаться, ни на обеспокоенность родных и гильдийцев, впервые встречающихся с горем своего предводителя. Он идёт дальше, видя пустынную часть огромного помоста, где сгорит тело. Тихо всхлипывает, ненадолго зажмуриваясь, когда они приближаются к конечной точке. Пошатывается, как только вес пропадает с плеча. Он едва видит что-то перед собой, едва может стоять ровно, но всё равно прикасается к золотой серьге, прежде чем отойти от него. Дёргает себя за мочку, хочет сорвать украшение, но не может — это последнее, что будет их связывать, канат между миром мёртвых и миром живых, потому омега оставляет кольцо в ухе в покое и снова вытирает лицо. Им подают факелы. Крис, вопреки традициям, бросив взгляд на Мина, протягивает свой ему и позволяет отправиться к помостам. Юнги медленно и слабо делает шаг, он не может. Не получится предать его огню. Подошедший сзади Чонгук обхватывает его руку вместе с держателем. — Нужно отпустить, — хрипит он. — Только так он отправится в Чертоги к Шестёрке, не держи его здесь. Больше король ничего не говорит. Только силой заставляет Юнги опустить факел на ветки, уложенные под телами. Тот зажмуривается, проглатывает последние слёзы и обещает Хо больше не плакать. Вспоминать, но не рыдать. Его уводит Чонгук, ставит рядом с Чимином, тут же стискивающим друга руками. Мин поглаживает Пака по трясущимся руками, касается ладонью живота, а смотрит только на огонь, который медленно пожирает Хосока. Последнее слово продолжает обухом снова и снова бить по голове. И когда Юнги впервые с окончания битвы переводит взгляд на Тэхёна, в его зрачках замечает то, что очень омеге не нравится. Хочет позвать, но Тэ зажмуривается. Отворачивается и уходит, не выстояв церемонию прощания до самого конца. В этот момент Мин понимает, что альфа нечто для себя решил, и даже он не сумеет Тэ остановить.