Wires

Mr. Know-It-All Had his reign and his fall

      Если бы в его комнату зашел Сынмин, то сказал бы, что Чонин сошел с ума.   Точнее, он бы так не сказал. Скорее, посмотрел бы своим фирменным взглядом, который легко перевести как: «Тебя мама в детстве не роняла? В смысле, нет? Возможно, она решила не говорить из жалости».   Но даже так друг с ним не поступил бы. Он единственный, кто все понял бы.   Но Чонин все равно не хотел, чтобы даже близкий человек застал его обычно чистую комнату в таком неприглядном виде.   На столе аж две немытые кружки, с которых на тонкой нити свисает покоцанная квадратная бумажка с логотипом фирмы, которая выпускает его любимый чай. Все провода от зарядок и наушников хаотично переплетены между собой. Блокноты для записей стоят неровной стопкой в углу. А сам белый стол обзавелся несколькими неприглядными темными пятнами непонятно от чего.   Шкаф закрыт, но и там вещи не лежат аккуратными стопочками. Нет, они сложены впопыхах и запихнуты на полки. Из окна предательские лучи солнца отлично подсвечивают скопившуюся пыль на полках и на полу. Одеяло на кровати лежит неровно, складываясь странными узорами волн в нескольких местах.   Небольшой комод перед кроватью не настолько в пыли только потому, что Чонин всегда кладет туда что-то. Два телефона: основной и для связи с Хенджином. Баночки витаминов, потому что мама слишком хорошо приучила его к тому, чтобы следить за своим здоровьем. Это что-то вроде зазубренной привычки и ниточки связи в виде дани любви и уважения к ее стараниям одновременно.   И ободок с лисьими ушками. Не было времени убрать в ящик, всего два дня прошло. Да и ободок этот… милый. Почему-то немного поднимает настроение. Хенджин тут ни при чем, это вещица такая сама по себе.   Даже в раннем подростковом возрасте, когда он еще не жил в детском доме, у Чонина никогда не было настолько типичного вида комнаты трудного ребенка, который плевать хотел на всю эту уборку и чистоту. Зачем заправлять постель, если через часов двенадцать снова расправлять? Чонин бы ответил, что он не знает ответа, но вид незаправленной постели попросту выводит его из себя.   Поэтому он руководствовался совсем не этой логикой, когда день за днем доводил свою комнату до настолько неряшливого состояния. Причина другая.   В комнате есть еще кое-что. Та точка сингулярности, с которой и начался большой взрыв, который посеял хаос, который было бы неплохо прибрать.   Это венец творения его собственных рук: стена, обклеенная бумагами. Теми самыми, которые ему отдал Хенджин по делу о взрыве здания суда.   Прошло ровно девять дней с момента, как в руки Чонина легло то, что могло бы продвинуть его вперед в его главной цели. Неделя и два дня с того момента, как он получил папку и понял, что теперь с Хенджином и его заказом точно придется задержаться, выполнив от и до.   Столько дней. И что он за все это время сделал?   Ни-че-го.   Чонин не знает, как это назвать, но какой-то умный термин точно должен быть. Но у него нет даже его, чтобы оправдаться перед самим собой.   Всю прошлую неделю он старательно избегал собственной же комнаты. Потому что там на столе лежала папка, которую он никак не мог открыть, чтобы прочитать все написанное на вложенных в нее страницах.   Ему от себя одновременно тошно и уморительно. Столько сил, так давно желал лишь одного, а в итоге… Чонин даже не может это объяснить. У него просто не получалось притронуться к содержимому. Как будто оно может оставить волдыри при малейшем соприкосновении. Даже мысль о папке уже ощущалась как та адски высокая температура приведенного в действие тротила, который и погубил его маму.   Какая-то невидимая сила останавливала его, говоря, что ему туда не надо. Лучше заняться чем-то другим. Например, поисками в интернете какого-нибудь «Ли М.» или разведкой для объекта. Да хоть пойти в магазин за едой. Неважно чем, пока это не оно.   Чонин не мог даже смотреть на свой стол. Избегал комнаты при свете дня и приходил только ближе к ночи, поэтому вид ее стал непривычно неубранным. Сынмин точно заметил, что он стал слишком часто наведываться на кухню или к нему в комнату. Или выходить на улицу по поводу и без.   Хотя бы друг ничего не говорил. Чонин и не смог бы ему что-то объяснить, так как и сам не понимает, что на него нашло. Почему так сложно даже от одной мысли, что у него есть вожделенная информация? Почему в груди давит с такой силой, что хочется опереться на колени от фантомной тяжести? Он же даже не знает, что там.   Опять же, ответов на эти вопросы у него нет. Эта необъяснимая часть него не могла заглянуть в папку, а другая, у которой как раз-таки есть, что сказать, постоянно напоминала, что ему необходимо прочитать отчет. Сначала уговаривала мягко, а потом уже покрывала далеко не самыми приятными словами.   Обклеенная стена — то, что он сделал только час назад. Когда наконец сдался непонятно чему и решился достать все из папки, закрепить где-то на самом видном месте. Как и положено важным вещам. Так он точно не сможет отвертеться. По крайней мере, он на это надеется, потому что теперь будет просыпаться, по привычке первым делом смотреть на погоду за окном и через секунду натыкаться взглядом на свою стенгазету (в буквальном смысле), расположенную на той же стене.   Скорее всего, он не сделал бы даже этого, если бы ему больше нечего было делать. Прям совсем.   Подготовка к третьему объекту Хянкум Па остановилась, даже особо и не начавшись. И это не их с Сынмином вина.   Это Хенджин.   двумя днями ранее   Хенджин покупает еще один ободок. На этот раз, с красными дьявольскими ушками, которые, по заверениям продавца, даже могут светиться. Хенджин сразу проверяет, а Чонин не может не вставить:   — Это ты для себя решил? На память?   — Я же такой ужасный злодей, — хмыкает Хенджин, пока вертит пластик в руках с каким-то слишком довольным и веселым лицом. — Так что идеально подходят.   — Нет, — фальшиво серьезно отвечает Чонин, нахмурив брови. — Тебе не подходит.   — Почему?   Чонин поджимает губы и отводит взгляд в сторону, рассматривая колесо обозрения за спиной Хенджина. Он не будет на это отвечать.   — Тогда что мне подходит?   Чонин вздыхает и делает шаг к прилавку, рассматривая содержимое. Всего пара секунд, и идеальная вещь нашлась.   — Это, — заявляет он, протягивая Хенджину пластмассовую диадему, всю украшенную блестящими кристаллами и стразами, а посередине у нее даже какой-то большой розовый пластиковый камешек.   Зря Хенджин так засмеялся. Так не должны смеяться плохие парни. Им положен лишь безумный хохот, от которого кровь стынет в жилах.   Точно не так, что Чонин теперь усиленно борется с собой, чтобы не повторить за Хенджином. Уголки губ приходится сжать посильнее от того, что они сами собой готовы потянуться вверх.   Но мучения его не долгие.   — Только если тебе, — говорит Хенджин.   И вся радость лопается так же, как лопается шарик, который проткнули иголкой.   Когда они уже близки к выходу, поводов для веселья у Чонина становится еще меньше.   — Ты же знаешь «Topline»?   О нет. Нет-нет.   Хенджин же не просто так вдруг решил упомянуть небоскреб, который является одним из самых известных бизнес-центров Пусана.   Пальцы сжимаются вокруг ободка, который ответно впивается в кожу.   — Конечно, — совладав с реакцией, ровно отвечает Чонин.   — Там три самых верхних этажа занимают сливки их клана. Те, что занимаются наркоторговлей.   Ну почему нельзя было сказать об этом раньше?   На бизнес-центр нужно много… всего. Людей, информации, времени. Особенно, если это верхние этажи.   Это задача не на неделю. Как раз на две, если все пойдет гладко и Хенджин поможет.   Они с Сынмином старались не брать заказы на такие объемные задачи. Обычно заказчики хотели невозможного, не умея трезво оценивать сколько сил придется потратить. Не говоря о том, что они все так же не собирались работать с кем-то в команде. Далеко не все можно потянуть в одиночку, как бы им ни хотелось обратного.   — Проверять прям все три этажа? — Чонин позволяет себе повысить голос на полтона. Как будто бы Хенджину есть дело, конечно.   — Нет, только пять кабинетов.   Только пять кабинетов? Он издевается? Но, судя по расслабленному профилю лица, что-то не похоже.   Но Чонин все равно воспринимает это как издевательство.   Раньше надо было говорить, что в конце будет что-то похожее на схватку с драконом. И не столько из-за объема работы, который надо проделать, распланировав и организовав всю операцию. Сколько из-за того, что Чонин не был морально готов к мысли о том, что придется еще с кем-то работать. У него нет каких-то своих контактов, поэтому… это должны быть люди Хенджина.   Ладно. Не время паниковать. Кто знает, может, все обойдется. Сколько людей нужно — это они с Сынмином рассчитают, когда будут чертежи.   Только проблема вот какая. Чертежей для последних трех этажей, как бы Сынмин ни искал последние два дня, попросту нет.   Пришлось писать Хенджину, прося о помощи и заранее предупреждая, что работу они начать не смогут без них. Это Чонин сделал только сегодня утром.   Конечно, можно сказать, что Хенджин тогда и не виноват.   Чонин не согласен. Думать надо было раньше. Как будто это ему больше всех надо. Хотя… да, у него есть свои причины, и не одна. А у Хенджина и своих дел, наверное, полно. Все равно слабое оправдание.   Потому что из-за главы кланы Чонин теперь тут. Перед этими листами с рядами написанных на них букв.   Потому что единственное, что еще хорошо могло его отвлечь — поиски Ли Минхо. Но сразу же после вечера, проведенного с Хенджином в парке развлечений, Чонин принялся за поиски любой информации, связанной с молодым ученым. Все равно делать нечего, пока Сынмин был занят поисками, сидя перед монитором.   Когда Чонин увидел, что грант на исследования Минхо был выдан частной психиатрической клиникой «Sweet Dreams», то бросил телефон на кровать, как ошпаренный.   После этого любые сомнения — не видит ли он просто то, что хочет видеть, — испарились. Ли Минхо необходимо как-то найти, узнать про него больше. На данный момент это их лучшая зацепка, чтобы выйти на нарколабораторию.   И тогда, когда с объектом дело наглухо встало, он решился наконец-то поделиться результатами своих исследований с Сынмином.   Друг сидел в ступоре секунд десять, когда Чонин, активно жестикулируя руками от перевозбужденных нервов, рассказывал о своей находке.   Обычно друг любит задавать как можно больше уточняющих вопросов, чтобы посмотреть на предмет обсуждения со всех сторон и снизить вероятность поспешных неверных выводов. Но в тот раз он быстро принял то, что Чонин нашел кого-то, кто может быть одним из ученых, работающих над созданием нового наркотика.   Как тут не подумать, когда все темы научных работ Минхо были связаны с психотропными веществами. Правда, подавались они как благородная попытка создать то, что будет уменьшать боль лучше того же морфина, но при этом другие побочные последствия для организма и психики будут более мягкими. По крайней мере, Минхо не раз писал, что хочет создать то, что не будет вызывать привыкания и, тем более, тяжелой зависимости. Он действительно работал над совершенно новым веществом.   Чонин не знает, стоит ли верить в искренность добрых намерений Минхо, хотя очень хочется.   Пока непонятно, кем окажется этот ученый на самом деле. Преданным членом Хянкум Па, который вел двойную жизнь, чтобы сначала учиться заграницей, а потом вернуться, вести официальную научную деятельность, имея доступ к прекрасно оборудованным лабораториям? Или все же тем, кто хотел сделать мир лучше, но своими действиями привлек внимание людей, намерения у которых совсем не такие великодушные.   В любом случае, пока Сынмин занят поиском той информации о Минхо, которая скрыта от рядового пользователя интернета, Чонин сидит без дела.   Да, он мог бы придумать себе что-то еще, хоть бесцельно бродить по городу, но Чонин в итоге устал бегать от самого себя. Пока жизнь вокруг перестала успешно отвлекать его от внутренних противоречий, он смог наконец, не думая, сорвать пластырь, резким движением взять папку и, чтобы еще немного оттянуть время чтения, соорудить что-то похожее на детективные доски, которые всегда показывают в кино. Только пока без нитей, соединяющих разные части напечатанного на бумагах. Может, и они будут со временем. Чонин пока не знает.   Чтобы знать, ему нужно ознакомиться со всеми листами отчета и фотографиями с места преступления. Эти листы будто увеличились в размере, когда он прикрепил их к стене скотчем.   Стоит ли сначала убраться в комнате? Беспорядок может помешать мыслям… Стоп.   Он опять это делает. Убегает от того, к чему сам шел последние семь лет. Как бы противоречиво это ни было. Вот уж какого препятствия Чонин точно не ожидал, так это самого себя, позорно скрывающегося от того, к чему раньше стремился.   Поэтому, резко выдыхая весь воздух из легких, он переносит стул от письменного стола к стене, чтобы сесть и начать читать. Такой округлый и крупный почерк. Должен справиться быстро.   Его начинает мутить еще до первого полноценного предложения.   Эта дата выгравирована на его коже. Не буквально, но если вера людей в то, что у каждого человека есть еще несколько невидимых энергетических тел, правда, то Чонин может поклясться, что где-нибудь в области сердца будут видны те самые восемь цифр.   Каждый год, когда на экране телефона высвечивается пятнадцатое мая, он уходит из дома на весь день. На самом деле, как только начинается май, Чонин мысленно каждое утро отсчитывает, сколько дней осталось до середины месяца. За три дня до спать становится все тяжелее, а настроение ухудшается по прямой линии, наклоненной под угол сорок пять градусов. И ничего не может помочь.   Поэтому в первую половину мая он старается взять как можно больше работы, заполнив расписание под завязку. Все равно не спал бы, так хотя бы на пользу.   Но в сам день… нет ничего, что помогло бы ему отвлечься. Да он бы и не хотел. Пытаться отвлечься от дня смерти мамы ощущается совсем неправильно. Как будто он хочет забыть все, избавиться от боли. Как будто он ее больше не любит. А это совсем не так.   Чонин надеется, что наэлектризованные веревки, скручивающие его грудную клетку все туже и туже, уйдут, как только он отомстит людям, забравшим у него не только единственного родного человека, но и шанс на беззаботную юность, где главной его проблемой могли быть экзамены или попытки не спалиться перед мамой, когда он приходил из клуба пьяным.   Может, он бежал от отчета, как ошпаренный, потому что боялся узнать правду. Эта мысль на мгновение вспыхивает в нейронах, когда он пересиливает себя и начинает читать со скоростью ребенка, который только учится складывать слова в предложения.   Как бы ни пытался, Чонин никогда не мог представить лица тех, кто лишил его нафантазированной лучшей жизни. Те самые «если бы...» сами собой появлялись в его голове, когда он смотрел на то, что делают люди вокруг: на улице, в кафе, в клубах… Но составить хотя бы карикатурный образ того, кто подорвал ему все эти возможности, он не мог. Каждый раз мысли ускользали от него, покрытые дымчатым мраком.   Он не мог даже построить теорий, потому что у него не было никаких остатков сведений. Ни фото, ни описания масштаба ущерба. Даже число жертв не было указано. Конечно, осталось только то, что виновника нашли и техника безопасности впредь будет соблюдаться строже.   Бессмысленно пытаться что-то предположить. Мозг бегал от мысли, что за всем стоит один безумный гений до того, что операцию провернула команда из пятнадцати человек. Кто знает, как они это сделали? Может, забежали в здание, может, подготовили все заранее, может…   От этих мыслей взрывалась голова, а тело будто нагревалось на несколько градусов разом. Поэтому все попытки что-то предположить Чонин даже не начинал, считая, что дойдет до них, когда найдет хоть какую-то информацию, от которой можно будет оттолкнуться.   И теперь, читая полицейские отчеты, образ впервые выстраивается в голове. Не идеально, но хотя бы как-то.   Гражданин Пак Чимин позвонил в участок почти сразу же, как увидел взрыв, пока ожидал свою жену в машине перед магазином, расположенным недалеко от суда. Полиция выехала сразу же, но успела только к горе дыма и трупов. И весь отчет в итоге может описать только неутешительные последствия.   Чонин даже не подозревал, что в каком-то маленьком уголке сердца хранил надежду, что у мамы был хотя бы крошечный шанс выжить. Лучше, если бы и правда было так, или нет, непонятно. Но теперь эта тайная надежда насмешливо растоптана ничем иным, как чернильными буквами.   Как гласит отчет, никто не выбрался. Пятьдесят два человека. Все погибли либо на месте, либо позже, в больнице, потому что некоторых из тех, кто застрял под обломками, успели спасти.   Теперь Чонин надеется, что сердце его мамы остановилось быстро. Желательно, еще до того, как прошла первая секунда. И она не страдала.   Некоторых успели отвести в больницу, но, конечно же, никто потом их не опрашивал. Конкретных имен тоже нет.   На место сразу же вызвали не только скорую, но и пожарных. Огонь не успел распространиться и навредить зданиям рядом.   Единственное, что не становится новым для Чонина в отчете — объем клубов дыма, насколько далеко они распространились. Он видел это сам. Помнит, что смог рассеялся только на следующий день.   Школа была не так далеко, так что дошло даже до нее. Он, как и другие, заметил, что видимость стала хуже, еще на перемене. Перед тем уроком, когда его нашла учительница.   Смотря на фотографии обломков того, что когда-то было местом маминой работы, Чонин начинает ощущать, будто он сам на месте трагедии. И от этого сердце сдавливает так, что становится почему-то легче и сложнее одновременно.   Чонин запрокидывает голову вверх, часто моргает и даже бьет себя по щекам, чтобы соленая влажность в глазах не успела скатиться по щекам.   Нужно прочитать еще раз. Он ожидал, что в первый ничего не получится. Барабанные перепонки бьются в ритм с сердцем, мозг отказывается работать, но его нужно заставить.   Во второй раз Чонин выхватывает глазами отдельные словосочетания, словно подчеркивает их маркером, и пытается сложить из них что-то единое.   Это точно кто-то умный, потому что здание суда обвалилось так быстро, будто было построено не из бетона, а из бумажек, которые рассыпались при первом же дуновении ветра.   Само здание суда было небольшим, к тому же, всего в два этажа. Но даже для того, чтобы подорвать все разом нужно обладать не только высоким интеллектом, но и планом конструкции здания. Хотя бы как-то разбираться в архитектуре, чтобы расставить взрывчатку в самых слабых местах. Так что это точно был человек не только с мозгами, но и с опытом.   Какой-то рядовой член клана точно бы не смог подобное провернуть, слишком высока ответственность. Значит, за этим делом стоял кто-то повыше рангом.   Закончив, Чонин снова запрокидывает голову вверх, чтобы размять шею и подумать.   То, что полицейский отчет вообще существует, всю эту неделю приводило его в недоумение. И где-то он даже допускал мысль, что Хенджин сфабриковал его для того, чтобы провернуть свою очередную манипуляцию. Потому что какое-либо новостное освещение быстро прикрыли. В полицейских архивах Чонин ничего не нашел, но теперь понятно, почему. Осонг Па сразу скрыли любые информационные следы.   А теперь стало понятнее. Все то, что он прочитал — не более, чем описание с места событий. Расследованием тут и не пахнет. Ожидаемо.   Но Чонин готов съесть даже эти мелкие крошки, канцеляризмами расписанные на десять страниц, суть которых для него сводится в один абзац, которые сплетает хаос мыслей хоть в какую-то единую картинку.   Высокоранговый член Хянкум Па. С мозгами. С опытом взрывов. Таких точно не может быть много, потому что работа с бомбами и так редка, а проделанная настолько ювелирно, и подавно. Возможно, это не один человек, а несколько. Тогда все заслуги распределяются между ними в каких-то неизвестных пропорциях. Чонин пока предполагает, что за планом стоял кто-то один, а расставляли динамит какие-нибудь шестерки.   Но с какой целью он или они так заморочились? Почему нельзя было просто пристрелить врага? Зачем столько ненужных жертв, если нужны были только двое? Ворваться, наставить на них пушки и… все.   Чонин не раз задумывался о том, что для синдиката привлекать к себе внимание, несмотря на всю имеющуюся власть, совсем невыгодно. А взрыв, конечно же, нельзя не заметить. Его последствия увидит каждый.   Чонин все еще не набрался смелости спросить Хенджина о том, насколько важными были те заключенные из Осонг Па, которые должна была приговорить к тюремному сроку его мама. Могли бы те люди из Хянкум Па просто ворваться в здание и перестрелять врагов, оставив остальных в покое? Могла ли его мама успеть выжить, спрятавшись? И тогда…   Есть вероятность, что молодой глава клана и сам не знает, но… вряд ли столько сил Хянкум Па тратили бы на абы кого, так ведь? И Хенджин мог бы покопаться в своих архивах или быть уже в курсе дел к тому моменту…   Снова столько вариантов. И все они совсем не помогают, а только закидывают тяжелыми камнями кровоточащее сердце, с которого снова и снова в последнее время срывают нарывы.   Глаза сами собой опускаются на разбитые часы, ход которых остановился пятнадцатого мая семь лет назад. Удивительно, как они вообще сохранились, чтобы остаться достаточно целыми и даже пригодными для носки. Все в норме, кроме трещины на стекле циферблата и его стрелок, теперь всегда указывающих на два часа и сорок шесть минут.   Неудивительно только то, что Осонг Па эти бракованные часы, конечно же, были не нужны. Их и еще какие-то мелкие предметы, снятые с жертв, оставили в полицейском архиве, откуда Чонин и украл единственную вещь, связывающую его с мамой.   Возможно, это время взрыва. И то время, когда ее жизнь остановилось вместе с ходом стрелок ее любимых часов. Потому что, если верить отчету, звонок в полицию поступил в два сорок девять.   Минута на взрыв. Минута на то, чтобы человек понял, что произошло и смог собраться и достать телефон. Минута, чтобы звонок дошел и трубку кто-то снял. Минус три минуты от звонка, и получается: два часа сорок шесть минут.   Иногда Чонин думает, что его время тоже остановилось ровно в тот момент. Несмотря на то, что понял он это не сразу.   Гипнотизируя часы взглядом так, будто они могут дать ему ответ на новые мучающие вопросы, Чонин понимает, что кто-то вошел в комнату только тогда, когда Сынмин легонько прикасается пальцами к его плечу.   Резко оборачиваясь, глаза Чонина первым делом фокусируются на лице друга, анализируя его мимику. Ничего необычного. Наверное, он пропустил тот момент, когда мог оценить реакцию Сынмина на новый декор в комнате.   Точнее, есть кое-что необычное, если сравнить относительно последней пары недель.   Чонин с беспокойством отмечает все более и более впалые черты лица Сынмина уже который раз. Мутная дымка в слегка покрасневших глазах, чрезмерная пассивность, которая чрезмерна даже для друга, в выражении лица. Если мешки под его глазами станут еще темнее, то Чонин, не принимая возражений, которые, конечно, будут, возьмет и заставит Сынмина спать. Будет сам контролировать. И все из-за того, что друг никогда не пускает его помогать со своей частью работы, хотя Чонин знает, что мог бы. Так что придется заставить пойти еще и на это.   И при этом сердце неприятно колет от того, что это он сказал другу, что найти Минхо нужно как можно быстрее. То, что новостей о наркотике нет, хотя раньше были хотя бы какие-то слухи, подгоняет так, что засыпает и просыпается Чонин только с одной мыслью: время, скорее всего, на исходе. Даже сейчас: замершую тишину нужно поскорее прекратить.   — Что случилось?   Сынмин немного медлит перед тем, как ответить, все еще блуждая взглядом по лицу Чонина.   — Я нашел адрес Минхо. Мы можем его проверить.   ***     Иногда, очень редко, но… Бывают времена, когда Чонин совсем не любит то, что они с Сынмином во многом похожи.   Это случается так редко, что он и не помнит, когда был последний раз. Обычно только рад тому, что нашел человека, с которым легко дружить, работать и даже жить. И все благодаря их схожести, которая не создает конфликтов.   По идее, обычно все наоборот. Слишком похожие люди не могут быть в гармоничных отношениях. Как одинаковые полюса магнитиков, они только отталкиваются. По крайней мере, многие уверенно говорят, что лучше всего притягиваются именно противоположности. Что-то вроде: на каждого молчаливого друга должен быть тот, кто будет заполнять тишину своей нескончаемой болтовней. На каждой действие свое противодействие, которое создаст баланс.   По крайней мере, это правило у Чонина с Джисоном точно работает.   Но смог бы Чонин так крепко привязаться к Сынмину, если бы не обстоятельства? Если бы они в нужный момент не оказались друг для друга теми единственными, кто совсем ненамеренно стал поддержкой и пролил свет на темноту одиночества? Если бы они учились в одной школе и даже не знали друг друга?   Чонин до сих пор плохо осведомлен о жизни друга до того, как тот попал в детский дом. У Сынмина были оба родителя или тоже только один? У него тоже были друзья, с которыми пришлось расстаться? Любимый питомец? Какой для него самый запоминающийся подарок родителей? Как они погибли? Почему не было никого из родственников, кто мог бы взять опеку?   Прошлое Сынмина похоже на те старые картины, где время затемнило всю краску, а плохие условия хранения изменили нарисованное до неузнаваемости. Остались какие-то различимые мазки, но их мало, чтобы восстановить прежний вид.   Все, что есть у Чонина — догадки, построенные на опыте наблюдений.   Скорее всего, у друга не было такой же любящей мамы, потому что он не понимает, как желание мести может не то что не отпустить спустя года, а в принципе возникнуть.   Скорее всего, его родители погибли не по случайности в какой-нибудь автокатастрофе, потому что Чонин никогда не видел глаза друга такими презрительными как тогда, когда к ним по пути домой приставал пьяный мужчина, попрошайничая денег на бутылку. В тот день Сынмин впервые показал, что и у него есть та скрытая пружина, неосторожное нажатие на которую может быстро переключить настроение, сделав, казалось бы, спокойного и собранного человека импульсивным и громким.   Все это лишь неподтвержденные гипотезы. Чонин не хочет полагаться на них и верит, что друг расскажет ему все, что правда стоит знать. Ответы на эти вопросы не то чтобы остро нужны, но иногда любопытство берет верх. Даже спустя года жизни бок о бок.   Но в чем Чонин все больше и больше уверен, так это в том, что ему не привиделся тот живой искрящийся огонек в глазах друга тогда, когда речь впервые зашла не просто о работе с кланом, а о поиске нового вида наркотика с отвратительными последствиями.   Сынмин никогда не проявлял такого интереса к делу, как в этот раз.   По крайней мере, именно редкой личной заинтересованностью Чонин объясняет то, что Сынмин едет с ним в лифте на пятнадцатый этаж, где расположена квартира Ли Минхо. Потому что вместе они так выходили в те редкие разы, когда Чонин понимал, что один физически не справится. А следы с камер всегда можно убрать позже.   Тем более, в этом доме камеры только снаружи, у дверей подъезда. Благодаря этому было несложно понять, на какие цифры нажимают жители, чтобы войти внутрь. Благодаря этому Сынмин успел бегло проверить последние пару недель записей и ни на одной из них не обнаружил кого-то похожего на Минхо. И не должен был, но надо было убедиться.   С одной стороны, Чонин рад, что не тащит друга с собой только ради своих целей, которые Сынмину не особо-то и нужны, если так задуматься. Которые он поддерживает только потому, что когда-то показал ему статью в интернете, а позже Чонин украл ему клубнику в ответ. Может, это был как раз тот момент уравновешивания сил, потому что с тех пор, как Сынмин подсел рядом в столовой, они неосознанно подписали невидимый договор о дружбе, которая возникла так просто, будто всегда и была. Поэтому они привыкли не говорить о многих вещах. Потому что они и сами собой разумеются. И разве это не лучшее, понимать друг друга без слов?   То, что друг и на прошлой неделе просто взял и молча пошел с ним на разведку по объекту, Чонин предпочитает игнорировать.   Как жаль, что они оба слишком похожи, чтобы кто-то решился заговорить о той неудобной теме, которая незримым третьим лишним пробралась в их отношения. Все равно что новый житель их квартиры или даже член команды. Как коварный злодей, она куда-то спрятала их комфортную тишину, и заняла ее освобожденное место, создав напряжение, по звуку похожее на шипение змеи, которая готовится к атаке.   И каждый из них, конечно, понимает происходящее без слов.   Но Чонин ни за что не начнет этот разговор первым. Что ему сказать? Что-то вроде: «да, я знаю, что напугал тебя своей выходкой в той психушке, но тебе не о чем беспокоиться». Нет, это было бы слишком наглой ложью, которую Чонин не любит. Поэтому… почему бы не сделать вид, что они так же все поняли без слов? Сынмин, судя по всему, выбрал такой же вариант.   Только загвоздка в том, что Чонину совсем не нравится то, что друг теперь выходит с ним, а не прикрывает из дома.   Паранойя и так кружит голову, а теперь еще и волноваться за Сынмина. Если он думает, что помогает, то ему нужно еще раз подумать и передумать.   Чонин все еще ничего из этого не озвучивает. Сынмин сказал только, что не может понять, когда пропал Минхо, потому что в районе той даты, что стоит в приказе об увольнении, на камерах ничего подозрительного нет. Да и в целом, квартира, конечно, самая легкая и очевидная зацепка, которую нужно проверить. Которую мог бы проверить и один Чонин.   И поэтому он еще больше не понимает, зачем за ним увязался друг. Отговорка о том, что ему нужно лично посмотреть квартиру, чтобы, если повезет, обнаружить то, что можно взять с собой из техники и потом взломать, кажется уже бредовой.   Может, Чонину стоило успокоить Сынмина, сказав, что с ним все в порядке. Что он не беспокоится, что слова Хенджина о том, что с Хагюном лучше не пересекаться, никоим образом не повлияли на его нервозность, навязчивые мысли и сновидения. Все в порядке. Он не видит в каждом морщинистом лице ужасающий своим равнодушием взгляд. Не ждет, что Хенджин, оформивший фальшивый паспорт, спросит, почему Ли Сухека ищут, каким-то образом обо всем узнав. А потом в лучших традициях, известных ему с рождения, пристрелит Чонина или отрубит ему палец.   Все в порядке.   Иногда ложь во благо — единственный выход, так ведь?   — От Хенджина пока ничего нового? — вдруг совершенно обыденным тоном интересуется друг.   Это точно из-за внезапной смены темы тело замирает, напрягшись.   — Дождешься от него, — бросает он, не отрывая взгляд от серых дверей. Друг тоже на него не смотрит.   — Может, тебе стоит написать ему? — продолжает Сынмин, не подозревающий, что его вопросы сейчас Чонин хочет как можно сильнее пропустить мимо ушей. Они же заняты другим делом, так зачем спрашивать о ком-то другом? — Спросишь, сколько еще примерно ждать.   Да, обязательно. В его списке горячо желаемых дел «написать Хенджину» стоит ниже, чем «прочитать файлы о взрыве, из-за которого я не могу нормально жить уже семь лет». Всего на одну позицию, но ниже.   — Думаю, нам в ближайшее время будет, чем заняться.   — Если все это и правда поможет… — Сынмин останавливается, а затем говорит тоном, в котором, если хорошо его знать, легко услышать не просто досаду, а претензию к самому себе. — Надо было сразу сообразить, что кто-то из психушки мог засветиться в интернете как хороший ученый.   — Ты же знаешь, что мы бы не смогли, — мягче обычного успокаивает друга Чонин, повернув голову в его сторону. — Тем более, когда и у меня, и у тебя желания лезть даже удаленно в их дурку отсутствует напрочь.   Он знает, что Сынмин этого не скажет, чтобы не давить на него. Но, возможно, они оба попались на крючок личных уродливых воспоминаний и могли упустить что-то важное в файлах. Не подумать о чем-то.   Чонин корит себя за свою слабость и все еще думает, что мог бы постараться лучше. Прийти раньше, записаться в клинику на другой день, но… Мама всегда учила, что не стоит придумывать варианты того, как могло бы быть в альтернативной реальности. Лучше направить умственные силы в другое русло, поразмыслив над тем, что можно сделать с уже имеющимся. Сосредоточиться на настоящем, не уходя в бессмысленные фантазии.   Многие люди любили оправдывать преступников, говоря, что если бы не их тяжелые обстоятельства жизни, жестокая реальность мира, то все было бы иначе. Мама же никогда не давала никому оправданий просто так. Даже ему, когда он ошибался. По ее словам, в любой ситуации можно найти выход, оставшись добропорядочным человеком.   Чонин бы отдал все тому, кто показал бы ему иной выход. Такой, который не будет заканчиваться его смертью или того, из-за кого он пострадал. Наверное, этот выход есть только в той альтернативной реальности, в которой мама жива. Как бы ни хотел, другого пути в своей жизни он не может увидеть.   Только в очередной раз соврать и притвориться тем, кем он не является, оправдавшись благой целью. Возможно, Ли Минхо и правда нуждается в помощи. Чонину очень хотелось бы, чтобы было именно так.   Напряженный гул движущейся кабинки лифта сменяется на легкий грохот расходящихся в стороны дверей, которые открывают вид на зеленоватого оттенка коридор с рядом темных дверей по бокам.   Первым делая пару шагов вперед, Чонин сразу же останавливается, вспоминая, что не знает, куда идти дальше. На секунду его тело будто прошибает волна жара, которая в итоге остается лишь покалыванием в груди. Не знать, что делать дальше — не то, к чему Чонин привык в самом процессе работы.   Сынмин, не смотря на него, выходит из лифта и поворачивает направо. Чонин следует за ним.   Они останавливаются у двери, которая выглядит так же обычно и непримечательно, как и вся многоэтажка. Обычное здание в типичном районе для людей, которые точно зарабатывают достаточно, чтобы не сводить концы с концами, но точно не столько, что могут позволить себе жить в прибрежной части города.   Хенджин наверняка живет в каком-нибудь небоскребе с видом на море.   Смаргивая внезапно возникшую ненужную мысль, Чонин снимает рюкзак со спины и уже берет его в руки, чтобы открыть и достать отмычки, когда за спиной раздается звук проворачивающегося в замочной скважине ключа.   Звук явно не новых дверей лифта мог как раз привлечь ненужное внимание.   Надо было подниматься по лестнице. Если бы не Сынмин, Чонин, как и всегда, воспользовался бы именно ей. Но он решил, что абсолютно выдохшийся друг, который не привык не то что к физическим нагрузкам, а регулярно выходить из дома на свежий воздух, будет вариантом гораздо хуже, чем лифт без камер.   Через мгновение он встречается взглядом с Сынмином и видит в его глазах ту же мысль: остаемся на месте.   Подавляя желание громко и тяжело выдохнуть, Чонин опускает капюшон толстовки, а друг сразу же повторяет за ним. Хотя бы не нужно намекать, чтобы Сынмин ничего не говорил, оставив это дело ему.   Если у них вообще будет время поговорить с тем, кто откроет дверь. То, что камер, по сути, и нет, с одной стороны — благо, с другой — зло.   Лишь бы это был сосед, который случайно в то же самое время решил выйти из дома. Обыкновенный житель дома, а не кто-то из клана. Они могут жить все вместе на одном этаже, чтобы не возникало лишних проблем и вопросов. Тогда кто-то чужой, кто пытается найти их будет сразу заметен.   Но Сынмин проверял ближайших соседей Минхо и не обнаружил ничего подозрительного. Вот только невозможно точно знать, не кишит ли этот этаж мафиозниками.   Поэтому друг еще сразу написал Джисону, который час назад прислал ответное сообщение. Он не знает ничего подозрительного об адресе, который нашел Сынмин. После этого, не медля, они выдвинулись проверить квартиру Минхо.   Так что либо это просто сосед, либо они с другом крупно влипли.   Было бы так, дверь не открывалась бы так долго, правда?   Чонин держит руку на бедре, где лежит ножик. Он уверен, что Сынмин сделал точно так же.   Стук сердца колотит даже по ушам. Чонин бросает беглый взгляд вокруг, чтобы напомнить себе, сколько до ближайшего выхода. Ноги уже напряжены, чтобы сорваться в любой момент либо для бега, либо чтобы нанести удар.   Дверь с долгим скрипом открывает вид на старушку лет семидесяти. В ярко красной потрепанной домашней футболке и фиолетовых спортивных штанах. Ее темные волосы убраны в неряшливый пучок. Нахмуренные брови, складки на лбу и недоуменный взгляд.   Теперь Чонин не сдерживает выдоха, но получается он коротким из-за облегчения.   Сынмин рядом все также не издает и звука. Отлично.   — Здравствуйте, — Чонин ярко улыбается и спешно кланяется. Боковым зрением он замечает, что Сынмин сразу же копирует его жест. — Извините за беспокойство.   — Кто вы такие? — все еще с подозрительным нахмуренным видом спрашивает женщина. — Что вы здесь делаете?   Ее первый вопрос Чонин решает проигнорировать, ответив только на второй. Если ей будет нужно, спросит еще раз.   — Мы пришли к вашему соседу. Ли Минхо, — отвечает он, пока параллельно в мыслях перебирает все варианты, кем им лучше прикинуться перед этой старушкой.   Нужно сделать так, чтобы правдивая история подходила не только ему, но и другу. Большинство крепких и проверенных временем оправданий подходит только для одного Чонина.   Сынмин постарался, чтобы в любой момент Чонин мог воспользоваться разными именами и профессиями так, чтобы люди, если захотят проверить, нашли нужные ссылки в интернете в самом начале поиска. Удивительно, как слепо люди верят той же википедии, учитывая, что редактировать ее может любой желающий. А сделать сайт несуществующей организации, например, интернет-газеты может даже школьник.   Судя по возрасту и опасливому взгляду напротив, если использовать типичное алиби журналиста, успеха это не сулит. Вряд ли женщина будет готова что-то рассказать, если узнает, что у них коммерческий интерес. Надо брать личными искренними мотивами. Юный возраст будет им в плюс. Аджумы всегда хорошо относились к Чонину. Особенно, если он говорил сладким вежливым голосом и не переставал улыбаться так, что глаза превращались в щелочки, из-за которых он еле-еле мог различить пространство вокруг.   Сказать, что они коллеги Минхо тоже нельзя. И не только из-за видимой разницы в возрасте. Всегда можно сказать, что они такие же юные гении. Просто непонятно, насколько хорошо женщина осведомлена о жизни своего соседа и в каких они отношениях. Если открывает дверь при малейшем шуме там, где его быть не должно, значит, любит знать все и обо всех. Тогда Минхо для нее не просто какой-то неизвестный человек, с которым по случайности пришлось жить рядом. Значит, могла разнюхивать, почему сосед пропал.   Но и Хянкум Па подготовили все таким образом, чтобы люди шли по ложному следу.   Приказ об увольнении Минхо Сынмин смог найти в базе данных научного центра так же легко и быстро, как любой человек сможет найти в интернете новость о закрытии исследования, которым занимался молодой ученый. Каждый может прочитать, что найти идеальное вещество не получилось. К сожалению, эксперименты показали, что это невозможно. И Минхо решил на время покинуть страну, чтобы найти новые темы для своей научной деятельности.   О потухших огоньках в некогда полных энтузиазма глазах журналист тоже не забыл упомянуть. Конечно, положил столько лет на то, что в итоге не принесло результата. Скорее всего, у Минхо карьерный и личный кризис, который он хочет прожить в уединении, сбежав от внимательных глаз общества, и найти новые смыслы.   Так подумает любой, кто будет искать информацию о Минхо в интернете. По крайней мере, и сам Чонин первым делом наткнулся именно на эту новость. И, конечно же, отнесся скептично, решив копнуть дальше. Хянкум Па, видимо, было легче выпустить фальшивую статью, чем пытаться стереть из сети того, кто обладает неплохой популярностью, хоть и в узких научных кругах.   Главное, что Минхо не числится пропавшим без вести. Его никто не искал и теперь даже мысли не возникнет, чтобы это сделать.   Именно поэтому женщина все же снова задает проигнорированный Чонином вопрос. И во второй раз ее голос хуже скрывает свою недоверчивую резкость.   — Зачем он вам?   Остается один беспроигрышный вариант. Подходит и тому, что их двое. И их возрасту. И строгому и напряженному взгляду напротив.   Неудобная для возможного побега форма сантехника все равно была только на одного Чонина. Поэтому он даже не рассматривает этот вариант, когда говорит более высоким и звонким голосом, подчеркивая свою юность:   — Мы его племянники, — смягчение в линиях на лице женщины мгновенное, но будет еще лучше, если он расскажет ей больше, чтобы сильнее расположить к себе. — Ли Донхван.   Сынмин понимает все еще до того, как Чонин поворачивает голову в его сторону и указывает на него рукой.   — Ли Донсик.   Это работает лучше, чем надеялся Чонин. Он не успевает сказать, что они пришли забрать нужную им вещь из квартиры дяди, который, конечно же, сам не может ее отдать, как женщина спрашивает:   — Значит, Минхо скоро вернется?   Пытаясь понять, означает ли ее нервно-ломаная интонация то, что сосед ей совсем не нравился и лучше бы квартира так и оставалась пустой или что-то иное, Чонин снова не успевает вставить слово перед тем, как она продолжает, будто пытаясь оправдаться за вопрос:   — Я к тому, что, — она поочередно смотрит на них, видимо, пытаясь понять, как лучше сказать. Чонин приподнимает брови, все еще не опуская уголки губ, чтобы приободрить ее. — Эти его кошки, — в итоге выдает она таким голосом, будто обсуждает с подругами то, что не нравится им обеим.   — Оу, — отвечает Чонин, надувая губы, будто в курсе того, о чем она. — Понимаю вас, — ничего он не понимает, но предположение, созданное на основе всего, что он успел узнать о Минхо, у него есть. — Дядя души в них не чаял и совсем разбаловал.   — Именно, — громко заявляет женщина. — Вам бы ему об этом сказать, может, вас он услышит лучше. Потому что мои намеки прошли мимо его ушей.   Возмущение, написанное на ее лице, такое комичное, что Чонин сдерживается себя, чтобы не издать смешок, но губы сами собой тянутся немного вверх. Но это легко списать на доброжелательность.   — Конечно, мы передадим, — легким тоном говорит он и активно кивает головой пару раз. — Сильно они вас беспокоили?   — Все было терпимо до того, как ваш дядюшка оставил их на три дня одних. Мы все тут чуть с ума не сошли от их голодного воя. Особенно я, — повышение градуса возмущенности в ее голосе только растет с каждым словом. С той же скоростью лицо Чонина из преувеличенно улыбчивого переходит в искренне нахмуренное. — Они так громко выли, что мы с другими соседями уже думали вызвать кого-нибудь. Ну, знаете, чтобы как-то вытащить их. Надо же было что-то делать.   Это что-то странное. И абсолютное не вписывающееся в портрет Минхо. Из всего, что ставит под сомнение Чонин в его биографии, три кошки, которые были взяты из приюта — последнее, что пахнет ложью или специально построенным элементом для искусственно созданной красивой истории о человеке, который хочет сделать мир лучше. Благородный поступок, спасение — кто не поверит, что это история про хорошего человека? Чонин подумал, что Минхо, помимо прочего, возможно, одинок.   Может, он ошибся. Повелся на крючок, рассчитанный специально для таких же верящих в лучшее в этом мире, как он.   Сынмин же сказал, что, если это вообще все правда, трех больных кошек взять к себе может только наивный идиот.   — Звучит ужасно, — Чонин имеет в виду кошек, но, судя по легкому кивку соседки, она думает, что сочувствие адресовано ей. — Дядя нам ни о чем таком не говорил, — в этот момент он смотрит на Сынмина, который продолжает стоять со своим типичным выражением лица человека, который не хочет здесь быть, но с трудом пытается этого не показывать. Друг коротко кивает в подтверждение его словам. Чонин поворачивает голову обратно в сторону женщины, — Удалось что-то в итоге сделать?   — Не понадобилось, — легко отвечает она. — Их забрали.   — Забрали? Кто? — вопросы сами слетают с губ, но Чонин мгновенно ретируется. — Наверное, дядя попросил кого-то из своих знакомых.   — Да, хорошие ребятки были. Тоже вдвоем пришли. Обещали, что сосед больше не будет доставлять неудобств. — Женщина говорит обыденным тоном, но от ее слов у Чонина побежали мурашки по коже. Он подавляет желание посмотреть на Сынмина. Нужно будет поподробнее посмотреть, что за парни приходили. — Пока так и есть, — продолжает она. — Живем в тишине и спокойствии.   Чонин сомневается, что три кошки и правда могли быть главной проблемой всего этажа, но вслух он говорит другое. Пришли-то они с определенной целью. Сварливая соседка, мимо которой ничего не проходит, как раз очень кстати.   — Мне казалось, что дяди нет уже целую вечность, да? — поворачивается он к другу, который кивает, сжимая губы в линию и опуская глаза. Наверное, думает, что выглядит родственником, который грустит от отсутствия близкого. Чонин чуть ли не прыскает с этой актерской игры, но продолжает более задумчивым голосом. — А получается, не так уж и долго. Всего лишь год.   — Не год, — конечно же, сразу исправляет его женщина. — Десять месяцев. Он же уехал в начале зимы.   Бинго.   Теперь Сынмину не придется тратить дни на то, чтобы искать, когда пропал Минхо. У них и так немного времени на все это. Хенджин может ответить в любой момент.   — Да, точно, — неловко выдыхает Чонин, сведя брови к переносице. — Совсем все в голове перемешалось.   Слабая отмазка, но уже все равно. Главное дело сделано. Конечно, открытость во взгляде напротив скрылась за вышедшей обратно на передний план подозрительностью.   — Я не помню, чтобы вы приходили раньше.   — Мы обычно встречались с дядюшкой где-то в городе, чтобы повеселиться, — Чонин снова улыбается. — Дома же скучно, а вот, например, парк развлечений…   Он бросает фразу, когда забывает, что хотел сказать дальше, потому что перед глазами яркой вспышкой фейерверка появляется Хенджин в свете вечерних огней аттракционов. Так неподходящих тому, кем он является. Наверное, именно поэтому образ его такого отпечатался в голове таким же насыщенным цветом, каким красят все в парке развлечений.   Этого мгновения хватает, чтобы Чонин с упавшим сердцем понял, что при упоминании своей детской ностальгии первым делом теперь в голове появляются совсем не те воспоминания, что были раньше.   Все потому, что встреча была недавно, и только.   Чонин смаргивает наваждение, но женщина уже говорит:   — Да-да, повеселее, конечно, вам, детишкам.   — Были рады знакомству, — возвращает улыбку Чонин, понимая, что старушка уже хочет  поскорее закрыть дверь. И прислушиваться, сколько времени они проведут в квартире Минхо. А что еще она может сделать? Черт. — Мы передадим дяде вашу просьбу.   — Спасибо, ребятки, — кивает она головой и при этом уже наполовину закрывает дверь.   — До свидания, — отвечает Чонин ровно в тот момент, как слышит хлопок, за которым сразу следует уже знакомый звук проворачивающегося ключа.   Расслабляя лицо, Чонин сразу поворачивает голову в сторону Сынмина. Сговариваясь без слов, они оба стоят молча, пока Чонин делает вид, что роется в рюкзаке в поисках ключа. Ключ у него действительно есть, правда, не от квартиры Минхо. Но за спиной в глазок женщина ничего и не увидит.   — Черт, какой же плохой замок у дяди, — жалуется Чонин, пока работает над тем, чтобы звенеть ключом для отвода глаз и при этом взламывать дверь. Это не всегда получается так же быстро, как пару раз провернуть ключ.   — В квартиру никто год не заходил, чего ты хочешь, — подыгрывает Сынмин, прекрасно знающий, что так быстро испортиться замок настолько сильно не может.   — Такими темпами, если он вернется, не сможет попасть в собственную квартиру.   — Можем прийти потом и смазать.   Губы тянутся вверх сами собой, но Чонин старается подавить улыбку. Друг правильно все понял. Надо оставить причину, по которой они могли бы без подозрений заявиться сюда снова. Даже если пока непонятно, понадобится ли она вообще.   С драматично тяжелым выдохом открывая дверь, он пропускает Сынмина первым, чтобы зайти следом и так же сразу оглянуться по сторонам в поисках первых признаков подозрительного или опасного. Ничего в глаза не бросается. Пока что.   Теперь они наконец-то отрезаны от цепкого взгляда в спину закрытой дверью. Чонин, не смотря на это (звукоизоляция явно не сильная сторона этой постройки), шепчет, обратив взгляд на друга:   — Ты отлично справился.   Ему даже понравилось, что Сынмин был рядом. Не волнами звука в наушнике, не фантомным ощущением присутствия, когда Чонин замечал камеры, а физически. По-настоящему. Это что-то новое. Чонин был всегда уверен, что лучше всего работать в одиночку. Так проще, так легче, не надо следить за другим. Но теперь в его голове проскочила мысль, что он мог заблуждаться.   — Надо быстро все обыскать и свалить, пока старуха не придумала чего-нибудь, — так же тихо, но не так же мягко отвечает Сынмин, старательно избегая зрительного контакта с Чонином. — Я начну со спальни. Если замечу камеры или прослушку, скажу.   Другой реакции и не ожидалось. Чонин обычно тоже не знает, что отвечать на похвалу. Но уверен, другу она так же приятна, как и ему. По крайней мере, попытка спрятаться после приятных слов ему хорошо знакома.   Пока Сынмин сорвался в спальню, Чонин осматривает все остальное в однокомнатной квартире Минхо, решая начать с кухни.   Запах спертого затхлого воздуха. Сплошной пыли нет только в коридоре, потому что они с Сынмином уже по нему прошлись. А так, она везде: толстым слоем на кухонном столе и всех шкафчиках, на полу, на настенных часах.   Двум давно скукожившимся и сгнившим яблокам давно пора быть в мусорной корзинке, а не в этой плетеной. Да тут даже две дохлые мухи, прекрасно выделяющиеся темными точками на светлом ламинате.   Минхо уезжал впопыхах? Не планировал, что будет отсутствовать так долго? Или ему было все равно?   Чонин хмурится. Если он и правда не забирал с собой даже кошек, то сгнившие или покрывшиеся плесенью остатки еды, которые он увидел в холодильнике, вполне логичны. Вот только почему за животными приехали какие-то другие парни…   Что-то здесь не сходится.   Пока Сынмин продолжает молчать, а датчик для камер не находит их рядом, Чонин, проверив все полки, ящики и уголки комнаты, уходит в ванную.   Зубная щетка, наполовину использованная зубная паста, цельный кусок мыла, бритва и средство для бритья, коробка порошка, все махровые полотенца на крючках. Ничего из ванной Минхо точно не забирал. Это наталкивает на мысль.   Чонин только собирается зайти в спальню, чтобы подтвердить догадку, как перед ним появляется Сынмин. Его мрачный хмурый вид может говорить только об одном.   — Ничего не нашел?   — Нашел, — усмехается Сынмин и едко от досады добавляет. — Но ничего нужного. Одежда на месте, одеяло заправлено, все книги на полках, даже ручки на столе валяются. — перечисляет он, пока Чонин сам проходит внутрь комнаты и осматривает ее, находя лишь подтверждение словам друга.   — Видимо, они забрали только кошек и, возможно, все из бумаг, что могло быть ценным.   — И ноутбук. Но это надо будет проверить по камерам.   Все выглядит так, будто Минхо просто в какой-то день вышел на работу, а вечером забыл, где живет, и так и не смог вспомнить свой адрес.   Чонин все больше уверяется в мысли, что ученого похитил клан. Сначала установил капкан в виде гранта, а потом, когда он захлопнулся, Минхо и след простыл.   — Все установлено, — говорит Сынмин, закончив прятать по периметру квартиры четыре маленьких устройства, что они взяли с собой. Две камеры и, потому что звук на них из-за маленького размера будет не самый лучший, отдельно два микрофона. — Можем уходить, больше тут делать нечего.   ***   К большому счастью Сынмина, они успели уйти из многоэтажки без еще одного разговора с теткой, которая сует свой нос в чужие дела. И тем более, без разговора с кем-то гораздо опаснее.   Сынмин не уверен, что эта соседка не является личным стражем Хянкум Па, который бы доложил, что в квартиру одного из их клана пробираются какие-то неизвестные родственники.   Это действительно могла быть старушка, которая любит знать все и обо всех. В этом стремлении Сынмин даже понимает ее. Только его навыки позволяют достигать той же цели менее очевидными и заметными способами.   И вариант, что она обычная смертная, он допускает по одной простой причине: ее слова оказались правдой.   Сынмину в итоге понадобилось не так много времени, чтобы по камерам найти тот день, когда два парня в форме, которую носят работники заправки, вынесли трех кошек, сели с ними в машину и уехали. Он не особо различает этих котов. На его взгляд, они все одинаковые, тем более, качество картинки камер у обычного дома оставляло желать лучшего. Спасибо, что они вообще были.   Но вот Чонин, которого он позвал, как только обнаружил нужную запись, каким-то образом уже стал специалистом в чужих кошках и подтвердил, что это точно они.   — Это странно, — сильно нахмурив брови, протянул тогда друг, когда Сынмин показал, что парни были в униформе, которую не особо ожидаешь увидеть. Одежда людей, работающих на… заправке.   У старухи что, память отшибло или вопросов не возникло? Почему не упомянула об этом? Такое бы Сынмин хорошо запомнил. Наверное, слишком была занята жалобами на орущих котов.   — Я уже ничему не удивляюсь, — вздохнув, пробурчал Сынин.   Конечно, найденный след все равно не дает женщине полной невинности в его глазах. Все может быть уловкой для таких, как они: пытающихся найти Минхо. Если бы его вообще кто-то искал. В чем Сынмин, честно говоря, сомневается. Хянкум Па сделали так, чтобы вопросов, где же ученый, не возникло. И после этого они, наверное, решили, что с них хватит работать над прикрытием.   Или нет.   И лучше, наверное, ему пока что придерживаться второго, пессимистичного (для Чонина) и реалистичного (для Сынмина) варианта. Для баланса в их отношениях.   Сынмин проверил все в квартире, обошел каждый угол с датчиком, который может обнаружить камеры. И ни одной не нашел. Что навело его только на две мысли.   Либо Хянкум Па все равно, потому что они могут разобраться с тем, кто захочет к ним наведаться, а Минхо мало кому понадобится искать. Либо этим делом занимались идиоты.   В целом, оба варианта могут быть правдой.   За машиной удалось проследить только до момента, когда она оказалась в слепой зоне. Сынмин не расстроился пропаже, потому что, если он смог проследить, в какое направление они выехали уже будучи за городом, то круг поиска хорошо сужается. За городом заправок не сильно много.   В итоге, он нашел нужное здание в предполагаемом радиусе. Выбор был небольшой, всего лишь из двух вариантов. И что же подходит лучше: заправка, которая стоит уже больше двадцати лет, на основной и часто используемой дороге или та небольшая, которая открылась всего полтора года назад, за несколько месяцев до того, как уволился Минхо. Так еще и стоит в том месте, где пропускная способность машин невелика?   Сложный вопрос, конечно.   К счастью, он легко решается тем, что машина, которая везла кошек, остановилась в итоге на втором варианте. Хотя бы сама заправка камерами обустроена. Но, по всей видимости, они есть только снаружи или внутри самого киоска, в других комнатах, вроде той, что для персонала, их нет. Может, внутренние камеры подключены к локальной сети. А доступ к ней они смогут получить лишь в одном случае: если приедут на заправку и какое-то время пробудут рядом, чтобы Сынмин смог взломать их вай-фай, на который завязаны другие внутренние камеры.   Ничего криминального пробить на заправку или организацию, которая ее открыла, не удалось. Все чисто. Джисон, ответивший через сутки после того, как они обнаружили ее, тоже сказал, что никаких связей с кланом он не нашел.   Самая обычная заправка.   Но вот кошки, как были занесены туда, так больше и не появились на камерах. Может, они пошли на какие-то из готовых блюд, которую там продают?   И некоторые покупатели сильно задерживались. Наверное, не могли выбрать между одной едой со вкусом пластика или другой. Или попивали кофе, с наслаждением стоя между рядов со снеками?   Да нет, наверное, все это время они торчали в туалете. Дорога дело такое.   Последний гвоздь в крышку гроба забил (уже не в первый раз) не кто иной, как Шин Хагюн. Частый постоялец маленькой заправки. Доезжал до нее, обычно с упаковками кошачьего корма, заходил, через какое-то время выходил уже без корма и уезжал обратно.   Блять. Они же все это время могли просто проследить за сумасшедшим врачом.   Сынмин сколько угодно может строить из себя рационалиста, но иногда он так же плох, как Чонин. И все по одной и той же причине.   Ладно. Не надо на себя наговаривать. Все сильны задним умом.   Но все же он должен был догадаться. Да, на осмотр и последующий анализ камер ушло бы время. Не одна неделя и не две точно. Хагюн много куда ездит и много где задерживается. Да, пришлось бы не спать по ночам и забыть про свободное время. Да, пришлось бы задвинуть остальные объекты, что сделать было нельзя. Или все же можно было... договориться как-нибудь с Хенджином и все такое. Может, он бы понял. Тем более, если бы Чонин снова убедил его. От последней мысли Сынмин хочет только скривиться.   Да, затея могла быть глупой, дело могло не выгореть, и они бы только потеряли время. Очень много времени. Это вообще не самый эффективный вариант, честно говоря. Но… это блядское но. Оно так уютно устроилось в голове Сынмина, что никак не хочет из нее выходить. А он и не пытается выгнать, хотя стоило бы.   Конечно, он понимает, что все это глупость. Он бы ни за что не сказал Чонину поехать на какую-то заправку, чтобы ее проверить. Если бы вообще добавил здание в список потенциальных объектов. Это же совсем глупо. Или в этом как раз ловушка?   Сынмин никогда не удовлетворяется поверхностным, не верит тому, что написано крупными буквами, а сразу же переходит к тем мелко написанным, которые другие пропускают. Во всем есть невидимый подтекст. Люди никогда не говорят того, что имеют в виду. Смотреть надо только на поступки, они без слов скажут всю правду. Сначала тебе со всей искренностью обещают, что такого больше не повторится, а затем оно повторяется. Снова, снова и снова… Слова и дела — прямые, которые никогда не пересекаются.   Он точно знает.   Но все же. В этом случае он убедил бы себя, что ищет скрытый смысл там, где его нет. Наврал бы сам себе. Ложь во благо.   Сынмин мысленно атакует сам себя, совсем не щадя, уже вторую неделю и не может остановиться. Словно уроборос, его мысли закольцовываются, конец поедает начало, оставляя его в состоянии звенящего опустошения, потому что каждый раз он приходит к одному и тому же тупиковому выводу.   Он должен был сделать хоть что-то иначе.   И может, Сынмин не был бы так взвинчен, спал бы на пару-тройку часов больше, как раньше, но с тех пор, как обманчиво приветливые девушки из психиатрической клиники «Sweet Dreams» позвонили по номеру Ли Сухека, он не мог вернуться в прежнее состояние. Все номера, кроме парочки, нужных Чонину в данный момент, всегда остаются у него в телефонах. И хорошо, что трубку взял он, а не друг.   Сынмин не знает, правильно ли поступил, когда представился отцом Сухека и, стараясь звучать разбито, сказал, что его сын недавно умер, покончив жизнь самоубийством. По крайней мере, звонки после этого прекратились. Остается надеяться, что они поверили его словам, решив не смотреть в какие-либо базы данных или звонить в университет. Что никто не сказал бы им конфиденциальные данные, что хороших хакеров у них нет, потому что камеры в клинике взломать было реально. К сожалению, в отличие от базы данных, чтобы проверить, что теперь значится в медицинской карте Сухека.   Остается надеяться, что их пронесло. Что если они отпустили Чонина, то не так уж он им и важен, чтобы заморачиваться. Сынмин не придумал, что еще можно сделать. Кроме как, связаться с Хенджином, который сделал им поддельную личность, но… если бы возникли проблемы, он бы им сказал, да? Чонин бы ему передал?   Лицемерно, конечно, на это надеяться, потому что сам Сынмин не знает, правильно ли поступил, ничего не сказав о произошедшем Чонину. Другу и так хватает проблем. Хватает того, что он уже пережил. И Сынмин его друг не для того, чтобы добавлять дерьма сверху, так?   Но… опять возникает то самое «но».   Может, зря он решил промолчать о том, что на спине друга может быть мишень.   Может, Чонин отчаялся. Но это было и раньше. По наблюдениям Сынмина, как раз-таки наоборот. Чонин обрел крупицу надежды. И даже не одну. И они что-то изменили в химии его мозга.   А может, дополнительно промыл ему мозги Хван Хенджин.   В общем, Чонин точно сошел с ума.   — Нет, Йенни, — все же эти мысли Сынмин обязан озвучить. — Это полный бред.   — Это опасно, но возможно. Я бы сказал, даже необходимо, — спокойно отвечает друг.   Чонин серьезно хочет поехать на заправку.   Он уже купил этот сраный кошачий корм. И он действительно верит, что просто приедет, скажет, что его вместо себя послал Хагюн, каким-то образом найдет лабораторию и, поговорив с Минхо, убедит его помочь им.   Нет таких слов, которые могли бы описать насколько Сынмин уверен в невероятнейшей тупости и самонадеянности этой идиотской затеи. И сколько проблем у них возникает уже на первой стадии, не говоря о том, что, если не уговорить Минхо, он их сразу сдаст, не колеблясь. Или сделает это в первую же секунду.   Дело даже не в том, что он не верит в способности друга.   Дело в инстинкте самосохранения. И если у Чонина он в последнее время стал барахлить, то кто-то должен ему напомнить, что пальцы в розетку вставлять нельзя. Под воду нельзя уходить, не задержав перед этим дыхание. Нужно осмотреться по сторонам перед тем, как переходить дорогу. В мире существуют плохие люди, которые могут причинить много боли и вреда.   И все остальное, чему там учат детей в детстве. Сынмина не учили, но он все равно знает, тогда почему Чонин нет?   Поверить невозможно, что это Сынмин подталкивал Чонина к работе с Хенджином. Ну, не то чтобы именно с этим человеком, но теперь он не так уж и уверен, что стоило все это делать. Что не стоило искать способ получше.   — Напиши сначала Хенджину, — так же спокойно, но с нажимом предлагает Сынмин. — Он должен знать, что в планах появился новый объект.   — Зачем ему об этом знать? — морщинка между бровями Чонина становится глубже.   Сынмин замечает все признаки только потому, что, как и положено, хорошо знает друга и постоянно с ним рядом.   Единственный день недели, когда Чонин пытается привести себя в порядок и выглядеть красиво, но так, будто он не старался — воскресенье. И это не потому, что после дел с Хенджином он идет развлекаться в клуб. Взять даже встречи с Джисоном в «Starboy»: Чонин после них ночует дома. И Сынмин не будет лезть, конечно же, нет. Но и слепым притворяться он не хочет.   А хочет только пойти и со всей силы сломать напополам тот глупый ободок, который принес друг. То, что он сам этого не сделал… да даже не посмеялся, показав Сынмину, уже доказывает — дело дрянь.   Единственное, что останавливает от того, чтобы подойти и хорошенько встряхнуть Чонина, так это то, что Хенджин, вроде как, действительно им помогает. Даже гораздо раньше, чем они надеялись. Конечно, это не значит, что глава клана — добрый малый, который делится с ними от большой щедрости души, только пока… Хенджин и правда полезен.   Сынмин все еще считает, что полицейский отчет был отдан по иной корневой причине, выгодной и кое-кому другому, но надо признать: это лучшее, что у них было.   Забавно, что, если бы не Осонг Па, Сынмин уверен, что нашел бы хорошие фотографии с места событий, а Чонин — полицейские отчеты. И может, они тогда смогли бы найти того, кто им нужен. Вряд ли, конечно, но… Но получилось иначе.   По крайней мере, дополнительно у друга есть хоть какое-то отвлечение от жизни, которая в последнее время стала труднее. Сынмин успокаивает себя этим, говоря, что рад за него, что желает ему только самого лучшего, но…   Он хотел бы, чтобы вместо Хенджина был кто угодно другой. Желательно, очередной безымянный парень, с которым Чонин пересекся только на одну ночь. На крайний случай, Сынмин согласен даже на невыносимого Джисона. В сравнении, он не так уж и плох.   Хенджин невероятно бесит Сынмина и одновременно занимает чуть ли не первое место в его личном рейтинге самых нормальных заказчиков. Даже с его осечкой с бизнес-центром.   И невероятно то, что именно Сынмин сейчас должен уговаривать Чонина написать их заказчику. Непонятно. В чем проблема сделать такое простое действие?   — Ну, не знаю, — наигранно задумчиво тянет Сынмин. — Потому что он мог бы помочь? Мог бы обладать еще какой-то информацией?   — Не думаю, что стоит это делать, — упирается Чонин, смотря куда угодно: на темный сумрак за окном, на рамен в тарелке, на кухонные полки позади друга. Куда угодно, только не ему в глаза.   — А лезть с минимальной подготовкой, по-твоему, лучше? — Сынмин переходит с саркастичного тона на серьезный. — Йенни, ты не полезешь в потенциальную нарколабораторию без всей информации, что мы могли бы получить. Я отказываюсь на это подписываться. Нет, — он мотает головой и решает отложить палочки. Пропал аппетит. — Это глупо.   — Глупо — это тянуть время, когда нам и так нечего делать. Когда мы нашли не то что зацепку, а целый новый объект. — Чонин наконец-то смотрит в глаза Сынмину. — Я могу написать Хенджину, — говорит он, пропуская в голос все больше напряженности. — Но тогда нам нужно отложить этот вариант на долгий срок. Если он еще ничего не успел сделать с бизнес-центром, то по какому-то новому неизвестному объекту и подавно ничего не будет.   — Откуда тебе знать? Может, как раз про заправку он быстро все найдет. Это не так уж и сложно.   — Потому что Джисон ничего не нашел. Хенджин тоже может ничего не найти. И что тогда? — повышает тон голоса Чонин. — Мы и так узнали все, что могли. Дальше поможет только то, что мы сами проберемся внутрь. Это — наша работа.   Сынмин, конечно, понимает, что это их работа. Что они договорились не просто на проникновение в три объекта. С самого начала главным условием было найти что-то вроде формулы, если наркотик существует. Они же логично свели эту задачу до поиска нарколаборатории.   — Думаю, информации у Хенджина точно побольше, чем у Джисона, — запоздало вставляет он.   — Это займет время.   Это выводит Сынмина из себя.   — Да куда ты так спешишь? — спрашивает он, тоже повышая голос. Сынмин уже и забыл, когда последний раз напрягал связки в разговоре с другом.   — Не знаю, Минни, — Чонин откидывается на спину стула, скрещивая руки на груди. — Может, чтобы успеть найти лабораторию до того, как они выпустят наркотик и будет поздно? Тебе не кажется, что стало подозрительно тихо?   Сынмин резко выдыхает через слегка приоткрытый рот.   Зря Чонин об этом сказал. Теперь не получится задвинуть навязчивую и неудобную мысль о том, что наркотик прекратили тестировать. Что Хянкум Па готова пустить его по улицам Пусана. Так же, как вещество пускалось по венам тех несчастных, тела которых раньше появлялись. Редко, но они были.   Сынмин подозревает, что они могли делать так даже специально. Пугать других. Стиль работы этого клана никогда не отличался тихой скромностью. Забавно, как со своими главными конкурентами они этим остро различались. Из-за чего Сынмин всегда представляет Хенджина, как странную смесь аристократа и мафиозника в одном человеке.   Хенджин же ничего не говорил про то, что времени у них мало? Значит, надумывать не стоит.   И когда Сынмин стал полагаться на мнение человека, которого знает только с сомнительных в своей непредвзятости описаний друга?   — Может, у них проблемы, поэтому они затихли, — вяло тянет он.   — А может, проблем больше нет. И времени у нас тоже больше нет, — безапелляционным тоном заявляет Чонин.   Значит, это тоже больше не их проблемы, так? Дело закончилось раньше. Хенджину надо было действовать быстрее и решительнее. Теперь это его внешние разборки.   Вот так хотелось бы ответить Сынмину. Очень бы хотелось. Закрыть глаза, выкинуть из головы, как неудачное дело, и пойти дальше, делая вид, что их это больше никак не будет касаться.   Конечно, будет. Стоит новому товару появиться, это затронет всех. Даже таких, казалось бы, мелких преступников, которые находятся где-то совсем с краю, и стараются не лезть в большие игры больших преступных организаций.   Только они уже влезли.   И Сынмин не может забыть тот неудобный момент, что это они бегали от Хенджина. Конечно, тот мог найти кого-то другого. Но он не нашел. Так что это дело они могли начать раньше. Может, к настоящему моменту проблема была бы решена. Хотелось бы, чтобы это было так. И даже не только ради денег и информации.   Сынмин слегка трясет головой, чтобы перестать думать о невозможном.   У него есть еще один аргумент, который он обязан озвучить. И это то, что заставляет нервничать больше всего.   — Ты не знаешь, кем окажется Минхо. Если он вообще будет в этой предполагаемой лаборатории. Если это вообще лаборатория. Но ты думаешь, он такой хороший лапочка? Потому что спас трех кошек? Помогал старушкам? — Сынмин издает смешок. — Придумали самое банальное клише, чтобы сделать из человека героя, который якобы точно не может работать на стороне синдиката.   Чонин закатывает глаза. Только так Сынмин понимает, что другу эта тема тоже осточертела. Что он тоже не собирается уступать и хотя бы допустить иной вариант.   Сынмин уже ненавидит этого Ли Минхо. Остается надеяться, что они никогда не встретятся. Ради благополучия самого Минхо.   — Было бы это неправдой, кошек бы не забирали из его дома. Корм бы не привозили, — укоризненно говорит Чонин, будто не верит, что друг сам не догадался.   Конечно, Сынмин об этом успел подумать.   — Даже если это правда, все равно ничего не значит. И у плохих людей может быть привязанность к домашним животным.   — Нет, Минни, это правда ничего не значит, — вздыхает Чонин. — И даже никаких гарантий не дает. Но их и не может быть, — добавляет он, опуская руки на стол и наклоняясь вперед. — Я верю, что Минхо может быть заложником ситуации, а не злодеем, — Сынмин смотрит в глаза Чонину, но и правда не находит в них сомнений. Это одновременно раздражает и подкупает. — И да, я не могу знать это наверняка, и могу ошибаться. Но мы никогда и не узнаем, если не поговорим с ним лично.   Обычно у Сынмина есть много хороших аргументов, чтобы парировать реплики. Обычно, это он убеждает в чем-то Чонина, а не наоборот.   Но не в этот раз.   Сынмин устал от этого разговора. Ему совсем не нравится спорить с другом. Тем более, когда Чонин звучит все более и более адекватно, хотя так быть не должно. Сынмин точно знает это. Но слова, которые могли бы объяснить сжимающее грудную клетку чувство страха, даже в виде мыслей разбежались от него в разные стороны. Может, тоже испугались. Оставили его один на один с холодящим и тревожащим сердце предчувствием чего-то ужасного.   И, наверное, именно поэтому он не может позволить разговору закончиться. Не потому, что ненавидит, когда последнее слово не за ним. Или, что он в итоге не оказался прав, потому что он, конечно же, прав.   Или все три варианта сразу.   — Отдашь потом Минхо на растерзание Хенджину? — вкрадчиво и тихо спрашивает Сынмин.   Чонин настолько не ожидал вопроса, что приоткрыл рот и выдал только слабое:   — Что?   — Как думаешь, что он с ним сделает? Как заставит сотрудничать? — Сынмин продолжает говорить спокойно. Так, будто это очевидный факт. В отличие от Чонина, он не забывает, с кем они работают. — Тебя же привозили на склад, ты там был, так что…   — Если Минхо и правда окажется хорошим человеком, — Чонин его резко обрывает, вернув себе нормальный голос, а в его глазах загорается воинственный огонек. — То я не позволю ему навредить. И неважно, что там планирует Хенджин.   Как много почестей незнакомому человеку. Чонин точно в своей голове уже выдвинул на передний план вариант, где Минхо и правда хотел лучшего для людей. Ничего нового.   — Думаешь, Хенджин тебя так просто послушает? — с каплей едкости в голове выдает Сынмин. — Так хорошо теперь его знаешь?   — Получше тебя, — бросает Чонин так легко, что наверняка и не замечает уверенности в своем голосе. — Так что как-нибудь договорюсь с ним.   — И правда, — Сынмин не хочет скрывать насмешку в своем голосе. — Куда мне до тебя. Это же не я ходил на свида…   — Это не свидания, — Чонин обрывает так быстро, что хочется засмеяться с его поспешности, с которой он пытается убедить других. И, наверняка, самого себя.   — Ну да.   Если друг правда думает, что на его лице не было написано, что он пришел явно не с рабочей встречи, которая должна была длиться гораздо меньше, то Сынмин не знает, чем он там думает в последнее время. Он вообще не понимает, какие отношения у Чонина с Хенджином. Единственное, в чем уверен, — делового там меньше, чем должно быть. А должно быть ровно сто процентов.   Тот факт, что есть вообще что-то другое, кроме работы, уже все ломает. Не то чтобы Сынмин имеет право указывать, как жить другу и с кем еще проводить время, но… они в этом деле, как и раньше, вместе.   Это первый раз, когда Сынмин должен беспокоиться за то, чтобы друг оставался в здравом уме. Раньше у него даже мысли бы не возникло, что Чонин может свернуть куда-то не туда. Тем более, в таком личном для него заказе.   Может, в этом как раз и причина?   Сынмин уже отказывается пытаться все это понять. В последние недели он, как бы ни старался, не может избавиться от ощущения, что друг от него ускользает, хотя они проводят столько же времени вместе, как и раньше. Даже сейчас. Расстояние в ширину стола будто увеличилось, потому что кажется, что раньше Чонин так далеко не сидел.   Что-то за последние недели неуловимо поменялось, и его друг постепенно становится кем-то другим, обретая незнакомые черты.   Они оба продолжают сидеть друг напротив друга в повисшей на тонкой нити тишине. Сынмин хочет встать и молча уйти. Задница уже болит от стула, аппетит пропал еще минут двадцать назад, рамен давно остыл. Но это все отговорки. Он не будет признавать свое поражение.   Смотреть на свое отражение в потемневшем из-за наступившего вечера окне пока что интересно, так что он останется тут. Пусть уходит кто-то другой. Даже может и правда взять упаковки корма и самостоятельно поехать на заправку. Адрес Сынмин по дурости уже выдал.   Но Чонин все еще хорошо его знает. Он верно считывает его колючий настрой и упрямое нежелание говорить первым. Поэтому с мертвой паузы оживляет разговор именно он:   — Минни, — Чонин редко говорит так мягко. Почти ласково. Сынмин тихо выдыхает и старается сдержаться, чтобы не перевести взгляд на друга слишком быстро. — Почему ты против? Я думал, как раз наоборот, ты будешь только за.   — Потому что… — на автомате начинает Сынмин, потому что, ну… ему же надо что-то ответить.   Но он не может.   Сынмин не может сказать: «Потому что это опасно. И не для меня, а для тебя. И я даже не смогу ничего сделать, если что-то случится».   Вместо этого он позволяет говорить чувству, которое по капле в день заполняло его с того момента, как Чонин решил, что будет весело, если он подставит самого себя, чтобы его увезли на склад. Или, что можно проигнорировать его слова и продолжить искать непонятно что в отчетах в клинике. Или, что можно найти зацепку и искать ее самому, не поделившись с ним. Если бы адреса Минхо не было в открытом доступе, Чонин бы ему вообще ничего не сказал?   Поэтому Сынмин говорит то, что даже для его ушей кажется бредом, но в этот редкий момент даже его рационализму плевать.   — Потому что ты эгоист, Йенни.   — Что? — Сынмин может понять, насколько неожиданными были его слова только по высоте поднятых бровей Чонина.   — Ты эгоист, — уверенно повторяет Сынмин. — Думаешь, мне будет легко просто сидеть и ждать тебя? Думать, не случилось ли что-то?   А если случится?   — Ты, вообще, о чем сейчас говоришь? Конечно, мне нужна твоя помощь.   — Даже если там будут камеры. Даже если я смогу их смотреть, какой от этого толк? Я что, по камерам смогу пристрелить кого-то?   Его всегда все устраивало. Его и Чонина всегда все устраивало. Друг выходит на сами объекты, а Сынмин достает информацию или прикрывает его, предупреждая по телефону. На крайний случай они держат связь через наушник, но он используется только в особых случаях, если они понимают, что это не только возможно, но и нужно.   Это только в фильмах герои постоянно на связи и колкими или крутыми репликами общаются по рации. Они же с Чонином живут в реальном мире и приходится подчиняться его законам.   Чтобы держать связь по наушнику, Сынмину нужно быть неподалеку от объекта. С психушкой это точно было невозможно, слишком большой внутренний двор, да и стены могут быть слишком толстыми, а проверить заранее они не могли.   Даже если приходится выходить наружу, что он делает с большой неохотой (и это тоже причина, которую они учитывали), машину нужно незаметно припарковать. Учитывая, что действовать приходится ночью, это задача становится вдвойне сложнее. Прийти куда-то неподалеку, по типу кафе, возможно редко. И то, далеко не самый безопасный вариант. Но они использовали его пару раз, когда других больше не было.   На бизнес-центр Сынмин сразу предупредил, что наушник придется использовать. К счастью, мест для парковки там хватает. Это не всегда удобно и Чонину. Тем более, когда нужно взаимодействовать с людьми, которые могут заметить что-то. Поэтому друг уже давно забыл, что такое короткие волосы. Но неважно, удобно им или нет, использовать придется.   Сынмин теперь жалеет, что они не использовали их всегда. Даже если бы в итоге связи не было, неважно. Как подстраховка. Всегда можно было, но они оставляли на крайний случай. И то Чонин, зная, с какой неохотой на это идет друг, не настаивал и мог даже отговаривать.   И кто из вас двоих еще эгоист, Ким Сынмин?   — В принципе, этот разговор бессмысленный, — устало бурчит Сынмин. — Какая разница, ты все равно можешь сделать все без меня, так что…   — Эй, — сразу обрубает его Чонин. — Перестань так говорить. Конечно, мы сделаем все вместе. Там же идеальное место для парковки машины.   — Все равно…   — Даже слушать не хочу, — говорит Чонин и слегка крутит головой из стороны в сторону. — Не знаю, что там у тебя в голове, но один я туда не полезу. Ты серьезно? Как я буду это делать? — друг сильно хмурится. — Ты мне нужен, Минни, — Чонин говорит это так легко и просто, даже не задумываясь.   Друг, наверное, не вкладывал тот смысл, и имел ввиду только работу, но…   Было бы хорошо, если бы Сынмин сейчас ел, и мог списать вставший ком в горле именно на лапшу. Или какое-то тянущее и одновременно до странного теплое чувство в груди — это все из-за горячей температуры его рамена, который остыл десять минут назад.   Чонин, не дождавшись ответа, продолжает:   — Мы можем поехать туда в первый раз только для того, чтобы ты попробовал подключиться к внутренним камерам. Я же не говорю, что хочу поехать прям завтра. Отложим на несколько дней, подготовимся, пока все равно есть время до конца недели.   — И, если не получится? — Сынмин не может не сказать. — Может, там даже камер внутри нет, это лишь догадка, что…   — Все равно, — не дает ему договорить Чонин. — Хотя бы я буду знать, что ты рядом, — и снова, паттерн дыхания Сынмина прерывается. Почему-то так неловко, что хочется спрятаться. — И если что-то совсем пойдет не так, ты… — Чонин теряется. — Ты можешь…   — Я позвоню Хенджину, — уверенно вставляет Сынмин.   — Только в крайнем случае, — быстро отвечает Чонин, расширяя глаза.   — Конечно, — Сынмин слегка приподнимает уголки губ.   Нет. Ждать крайнего случая он точно не будет.