Wires

I'm in my black tie Are you all satisfied?

      Чонин до сих пор не понимает, как на это согласился. Но Джисон может уговорить даже самых занудных старушек рассказать куда и зачем они едут в автобусе, на которых он и сам иногда ездит, чтобы почувствовать себя «обычным человеком». Именно автобусом и легкой пешей прогулкой они добрались до бутика, в котором подобрали себе полный комплект одежды и обуви для благотворительного вечера. Как сказал Джисон, он любит жизненные контрасты. Из гудящего шума автобуса и запаха потных тел прямиком в тихую классическую музыку и освежающий аромат дерева и зелени, исходящий от расставленных диффузоров. Много времени подбор одежды не занял бы, если бы этим занимался только Чонин. Но это же Джисон. Он заболтал двух девушек-консультантов, которые уже хорошо его знали, расспрашивая про все последние модные новинки, намекая на то, что собирается на сверхважное мероприятие, тайну которого раскрыть не может. Судя по искрящимся глазам, сладкому тону и широким улыбкам, они были очарованы. Чонин чувствовал себя третьим лишним. Точнее, четвертым. На одном уровне с безмолвными и неподвижными охранниками у входа. Он собирался всего лишь надеть свой костюм, добавив к нему пару аксессуаров. Ничего бросающегося в глаза. Его, как всегда, не должны замечать или, еще хуже и страшнее, запоминать. Все просто и аккуратно. Но Джисон не согласился: — Ты думал, я тебя сюда вытащил только ради твоих замечаний к моим образам? Не в обиду тебе, Йенни, но… в стиле я бы тебе не доверился. Естественно, Джисон решил, что за моду из них двоих отвечает именно он. Чонин не то чтобы не согласен, но он и правда думал, что просто составляет другу компанию. У него, конечно, дела идут неплохо, но он даже не близок к тому, чтобы одеться в бутике подобного уровня так, что его кошелек этого не почувствует. Но оказалось, у друга были более масштабные планы: за свой счет подобрать весь образ еще и Чонину, который никогда не был на мероприятиях подобного уровня. А значит, роль стилиста Джисон берет на себя, как хорошо сведущий и в светских мероприятиях, и в подборе хорошей одежды. Да и деньги его, хотя этим козырем друг бы не пользовался, ему бы хватило и других карт на руках. Как минимум той, что Чонин должен притворяться богатым отпрыском, а значит, одежда, по которой все будут оценивать его позицию в социальной иерархии, должна быть соответствующей. Изначально он планировал взять костюм в аренду, но как удобно иногда иметь не только богатого, но и щедрого друга. Так Чонин перемерил с десяток дорогих костюмов и рубашек и понял, что больше никогда не пойдет по магазинам с Джисоном. Это был первый и последний раз. Потому что зря он надеялся, что кого-то интересует его мнение в подборе одежды для его наряда на мероприятие. Нет-нет. Пока друг не решил, что костюм достаточно спокойный, что бы это ни значило, и сидит идеально, а рубашка, наоборот, выделяется и небольшим треугольным вырезом, и шелковой тканью, которая должна правильно сочетаться с хлопковой тканью костюма, Чонину не досталось и минутки, чтобы присесть и перевести дух. Джисон был неумолим, постоянно недовольный тем, что друг слишком долго переодевается. Чонин же медлил, потому что откровенно трусил и со всей осторожностью надевал одежду, стоимость которой даже не может представить, ведь ценников в магазинах такого уровня, конечно, нет. Если ты зашел в этот бутик, то ты не из тех, кто смотрит на ценник и думает, сможешь ли себе это позволить. И когда Джисон в какой-то момент наконец-то был доволен и костюмом, и темной рубашкой (Чонин вообще не увидел разницы и взял бы любой), а Чонин отказался идти покупать еще и ювелирные украшения, согласившись на неброский серебряный браслет той же фирмы cartier, что и его разбитые часы, которые он спрячет под рукавом пиджака, все равно оставался один нюанс. Ну, по мнению Джисона. — Я понимаю, что ты не должен привлекать внимания, но хотя бы какая-то интересная деталь должна быть, — и его уверенный тон не подразумевал, что жалобы и иные предложения могут быть высказаны. Уставший сначала час сидеть на мягком кожаном диване и давать комментарии к каждому образу Джисона, а потом еще и самому переодеваться где-то с десяток раз, Чонин был не согласен. Но он знал, что никто бы его не послушал. Поэтому решил не тратить время впустую и спорить, а дать Джисону возможность найти «ту самую» вещь, прошерстив весь бутик еще раз. Спасибо, что не пришлось ходить по всем дорогим магазинам, что есть на этой улице. Избирательный и преданный Джисон привел его в свое единственное любимое место. Как и просил Чонин, итоговый выбор друга был скромным: темная шелковая ленточка на шею. — Вот теперь идеально, — нараспев протянул довольный Джисон. — Хенджин упадет в обморок. — Чонин не успевает возмутиться, как друг продолжает. — А это как раз сойдет за элегантный галстук, — он позволил длинной мягкой ткани обернуться вокруг шеи Чонина, а одному из кончиков — повиснуть на груди. — Если нужно, сможешь придушить этим кого-нибудь из всех этих мафиозников, — шутливо добавил он, демонстративно взяв края ленты и затянув их на шее так, чтобы было ощутимо, но не сильно. — Во-первых, я не собираюсь никого душить, — возмущался Чонин, пока отошедший на пару шагов Джисон проходился по нему финальным оценивающим взглядом. — Во-вторых, я буду не один, и меня если что прикроют. — Я знаю, Йенни, — мягко улыбнулся друг. — Но я им не доверяю. Поэтому… — он снова подошел к нему, чтобы стряхнуть невидимую пыль с пиджака, и хитро прищурился. — Помни об этом: ленточка не только красивая, но и полезная. Джисон, конечно, прав. Насчет пользы Чонин не так уверен, как насчет того, что лента отлично сочетается с такой же темной шелковой рубашкой, добавляя его костюму элегантности. Но один момент он не учел, потому что хотел как можно скорее уйти, готовый согласится уже на все. Ткань хоть и бархатно мягкая, но нервный Чонин не может перестать постоянно ее поправлять. Иногда кажется, что из-за гладкости она вот-вот слетит, а иногда, наоборот, что она парадоксальным образом натирает. Это все из-за тонкой кожи, но на шее она еще и особо чувствительная. Они с Джисоном еще даже не зашли внутрь двухэтажного отеля, похожего на роскошный дворянский особняк Европы прошлых веков, а только стоят на ступеньках мраморной лестницы, которая ведет к проходу внутрь. Но Чонин успел за короткое время ожидания в очереди провозится с этим самодельным чокером или, правильнее сказать, галстуком уже раза три, не меньше. И плохо то, что влажные пальцы оставляют круги потемнений. Облегчение только в том, что они быстро исчезают. Еще показать свою нервозность перед всеми важными людьми здесь не хватало. Даже изысканные композиции светлых цветов, жемчужные гладкие стены и лепнина, украшающая фасад как будто смотрят на него с упреком. Да и Джисон видит его насквозь. — Волнуешься? Давай сходим отольем сразу, как зайдем внутрь. — Нет, не нужно, это все из-за ленты, — Чонин одергивает себя, чтобы не поправить ее снова. Ничего не слетит и ничего не натирает, это все мозг его обманывает. — Ты уверен? — спрашивает друг, который тоже успел завести странную привычку: постоянно оглядываться по сторонам. Наверное, высматривает всех, кого может знать. — Уже все равно поздно, нам нужно сразу в зал. Они решили прийти почти последними, как будто опаздывают. Лучше не приходить, когда все еще только собираются, а затеряться в уже многолюдном потоке людей, не привлекая к себе лишнего внимания. В этом и одна из задач Чонина на сегодня, в целом, как и всегда — быть незаметным на виду у всех и настолько неинтересным, что никто не запомнит или даже не подойдет для светской беседы. Джисон сказал, что так даже лучше. Сначала зайдет с семьей, а потом встретит Чонина, как тот подъедет. — Йенни, запомни, никогда ничего не поздно, если тебе правда хочется, — бурчит Джисон, продолжая поворачивать голову из стороны в сторону. — Да и я тоже хочу отлить. — Да не хочу я… — У меня слабый желудок, — Джисон и не слушает. — Поэтому давай, как зайдем, так сразу… — Что с тобой? — обрывает его Чонин, концентрируя теперь все свое внимание не на искрящемся внутреннем электричестве в теле, а на странном поведении друга. Этот вопрос заставляет Джисона наконец-то обернуться и обратить внимание только на Чонина. — Со мной? — широко распахнутые глаза и высокий тон голоса. — Со мной что-то не так? Я плохо выгляжу? — Джисон наклоняет голову вниз, чтобы осмотреть себя. Нет, он не выглядит плохо. Джисон подобрал себе прекрасный образ: классическая белая рубашка, черные пиджак и брюки, а в дополнение к ним массивные металлические цепочки в два ряда на груди и на руке, черный галстук с серебристым элементом наверху и пояс с крупной бляшкой в виде круга, внутри которого изгибаются линии. Друга сейчас не отличить от богатого отпрыска, коим он и является, хотя Чонин редко видит его таким нарядно деловым, ведь у Джисона даже волосы выпрямлены и уложены. Дело в другом. — Когда это легендарный Джи Ван переживал перед мероприятием, которое сам окрестил сборищем надменных снобов? — Волнуюсь перед встречей с твоим Хенджином, — отмахиваясь, бросает Джисон, но Чонин даже не ведется, слишком маленький градус ехидства в голосе друга. — Это же все равно что своего ребенка отдать… — Не волнуйся, вы не встретитесь, — уверенно обрывает его Чонин. Он бы сказал, что лично проследит за этим, но нет нужды. Они договорились с Хенджином никак не пересекаться, тем более, не подходить друг к другу. Будут держаться на расстоянии минимум пяти метров, как и положено незнакомцам, которыми они должны быть сегодня. — Йенни, пообещай мне, как друг, — вдруг серьезно говорит Джисон, смотря прямо в глаза. Чонин уже весь подбирается, чтобы услышать очередные наставления про Хенджина, только уже не от Сынмина, но Джисон удивляет своей просьбой. — Проследи за тем, чтобы я не пил. Или… — друг хмурится, поднимая задумчивый взгляд вверх. — Нет, выпить мне нужно, но… чтобы немного, понял? — снова серьезные глаза и голос, которые сменяются той же нахмуренностью в лице. — Хотя, как я тогда… — Джисон. — Да? — Ничего не хочешь мне рассказать? — прищуривается Чонин. — Что рассказать? — такой голос, будто Джисона поймали с поличным, и глаза снова увел в сторону. — Это ты мне скажи, что там у тебя. — Ничего, — бросает друг, поворачиваясь к арочным дверям входа. — У меня, как раз-таки, ничего, — тихо возмущается он себе прямо под нос. — Все, проходим. Чонин, не поверивший и слову, поднадавил бы на друга, но сейчас не до этого. Вкладывая странное поведение Джисона в кармашек памяти, он обещает себе, что вернется к этому позже и в следующий раз не отпустит этот разговор так легко. Сейчас хватает и других проблем. Например той, что Сынмин уже где-то там, внутри. Не один, но лучше бы так, чем в компании людей Хенджина. Как и Джисон, Чонин им не очень доверяет. Хенджин заверил, что возьмет с собой самых надежных. Этому Чонин уже немного верит. Потому что тогда, когда они коротко обсуждали план в галерее, глаза Хенджина были серьезными, а без какого-то скрытого подтекста Чонин видит их редко. Одно дело — Сынмин иногда выходит с ним. Но тогда, если заходят внутрь, они всегда вместе. Другое — они оба на операции, оба внутри объекта, но порознь. И пока даже наушник не вставить, хотя можно было бы засчитать за интересный аксессуар, наверное. Или Чонин мог бы сказать, если вдруг кто спросит, что в раннем возрасте появились проблемы со слухом, получив в ответ взгляд, сменившийся с любопытства на сочувствие. Но Сынмин сказал, что в таком риске нет нужды. Что он со всем справится, потому что задача у него такая же, как и всегда, просто в другой обстановке: вместо знакомой комнаты их дома — комната технической безопасности для охранников с мониторами. Одни громилы вырубят других, Сынмин зайдет и будет следить за камерами, а когда будет готов, то даст сигнал. И все. Действительно, почти как обычно. В центре заварушки все равно будет только Чонин. Только он будет на виду. Но сердцу все равно неспокойно. Не только из-за предстоящего вечера в зале, полном властных и богатых людей, не только из-за дыр неопределенностей, которые есть в их плане, а еще и из-за друга. Сынмин же не признается, даже если ему будет тяжело. Честно говоря, Чонин плохо представляет, что сделает друг, если что-то случится. По его опыту, ты никогда не можешь точно предугадать, как поведешь себя в заведомо некомфортной или попросту новой ситуации, пока в ней не окажешься. Судя по времени, Сынмин и рядовые клана как раз должны заходить. Чонин может себе это представить так отчетливо, будто это происходит прямо перед его глазами: обтянутые пиджаками широкие спины серьезных преступников, которые нарушают договоренность нейтральности территории (но она была нарушена, когда другой синдикат решил провести здесь сделку, так что пальцем нужно осуждающе указывать на другого) и… облаченный в темную рубашку и свободные брюки Сынмин, который на фоне мафиозников кажется не просто худым, а таким, будто сбежал из рабства, где его кормили редкой порцией каши и корочкой хлеба. Он все время стоял позади них, не участвовал в драке, как будто он их лидер, которому не пристало марать руки, когда в распоряжении есть пешки. И присоединится Сынмин к ним в комнате только тогда, когда лишних людей обезвредят за него. Друг все это время будет с самым невозмутимым выражением лица, даже если поджилки его будут трястись от страха. Вид насилия Сынмина не испугает, более того, не особо взволнует. А вот то, что за его работой будут следить — очень даже. По словам друга, это самое неприятное: ощущение, будто над тобой нависают и дышат в спину, пока пытаешься сосредоточиться. Люди Хенджина будут держать дистанцию и останутся внутри ради безопасности самого же Сынмина. К его сожалению, попросить их выйти и дать воздуху лучше циркулировать нельзя, и это даже не обсуждается. На этот приказной тон Хенджина, отчётливо слышимый даже через текст сообщения, Сынмин лишь закатил глаза, но не спорил, все понимая. Такое чувство, что из-за друга, который всегда со смиренным выражением лица готов принять все невзгоды и не готов их высказать, максимум поворчав на несущественные мелочи, мозг и сердце Чонина обоюдно решили волноваться и за другого человека, увеличив нагрузку вдвойне на него одного. Наверное, чтобы сбалансировать уровень стресса в их дружеских отношениях. Ладно, это пройдет. Как только Чонин будет в зале, то его слегка отпустит. Не будет времени, нужно будет сосредоточиться на том, чтобы успешно делать вид, что он тоже имеет какую-то власть и какие-то баснословные деньги, которые отдаются за пригласительный билет. Как выяснилось, Джисон ему слегка приврал. Пригласительные не выдают, их покупают. И друг был готов сделать это втихую, зная, что иначе шанс уговорить Чонина прийти за компанию падает до смешных и мало обнадеживающих цифр. Когда Чонин узнал об этом от Хенджина, то уже готов был сказать, чтобы тогда купил билет он. Еще друг будет тратить свои деньги на прихоти того человека, который легко бросил женщине на выходе, что забирает сразу шесть картин, показав нужные фотографии. Джисон на предложение Чонина оскорбился: — Ты думаешь, у меня не хватит денег? Еще я буду в долгу перед твоим мафиозником. Я знаю их, они все — расчетливые гаденыши. Йенни, даже если ненадолго, я все равно хочу весело провести с тобой время. А твой Хенджин пусть вдалеке стоит и завидует, как нам классно. — Думаю, ему будет не до нас, — сказал тогда Чонин, решив безуспешно в очередной раз не повторять, что нет никакого «его» Хенджина. Джисон в ответ лишь усмехнулся. Как же проще было бы, если бы Чонин притворился одним из работников. Стандартная схема, чтобы получить и легальный проход и оставаться незаметным. Плоха она только в том, что в ней мало свободы. Он должен следить за залом постоянно, не отвлекаясь на то, чтобы разносить шампанское или закуски. Так же ему нужно попасться на глаза как можно меньшему количеству людей, хотя гости тут точно смотрят не на персонал, а сквозь него, будто подносы сами летают в воздухе. Да и когда понадобится уйти, возникнут проблемы. Поэтому приходится проходить внутрь, горделиво приподняв подбородок. По легенде и по фальшивой страничке в википедии, которую никто, естественно, не будет проверять на достоверность, даже если решит поискать сведения о его семье, Чонин сегодня, конечно же, не Ян Чонин, а Со Ингук — ребенок обеспеченной семьи из Америки, а также давний друг Джисона. Лишь бы никто после этого не начал говорить с ним по-английски. Но до факта о том, что он живет на другом континенте вообще не должно дойти, только если кто-то поинтересуется, почему не знает о нем или почему Чонин раньше не приходил. Он не собирается отходить от Джисона даже на полшага. Хорошо, что семье друга все равно, в какой части зала их сын. Тем более во время расслабленного начала, цель которого как раз в том, чтобы поговорить со старыми знакомыми или завести новых. Не в том, чтобы общаться с теми, с кем и так хорошо установлены связи. Они с Хенджином рассчитывают, что сама сделка по поводу товара будет происходить либо после этого часа, отведенного под полезные знакомства и распитие шампанского, потому что тогда начнется аукцион, либо уже после него, как раз во время афтепати. И так, и так — люди отвлечены. — Важные сделки никогда не проходят в спешке, так что сначала они, как минимум, выпьют все шампанское, а потом уже задумаются о своей главной цели, — объяснял ему Хенджин. — Да и все эти переговоры состоят лишь из пустого трепа, а решают в итоге все за пять минут в конце, когда уже обе стороны прощупали друг друга. Поэтому у Чонина, как минимум, есть час, чтобы полу-повеселиться с Джисоном в бальной зале. Полу-повеселиться, потому что он ни за что не сможет расслабиться, когда рядом столько незнакомых и опасных людей, да еще и нужно выслеживать одного из них: когда же тот решит сделать что-то подозрительное? Если этот человек вообще придет. Если нет… это как раз одна из дыр неопределенности, которая совершенно не нравится Чонину. По крайней мере, через пару минут с ней будет все ясно. Неопределенность сменится либо на облегчение, либо на полностью накрывшую тревогу. Чонин, дождавшись своей очереди, улыбается девушкам на входе, говорит свое имя и, получив подтверждение, проходит вместе с Джисоном внутрь. И как будто с этим шагом он перемещается в другой мир, хотя еще при проходе через огромные кованные ворота вид бескрайних идеально подстриженных газонов был чем-то иным и незнакомым. Теперь вместо них вокруг Чонина только узорчатые переплетения темного и светлого мрамора, отражающего теплый свет огромных люстр, из-за которых возникает ощущение, что он оделся слишком просто, несмотря на дорогую и качественную ткань, которая ощущается словно его доспехи на этот вечер. Потолки, с которых люстры будто свисают, такие высокие, что сейчас бы из одного такого этажа сделали два. Единственные клочки цвета — вазы с аквамариновыми гиацинтами, из-за которых запах снобистской роскоши смешивается с более пряным, цветочным. Не то чтобы Чонину обычно есть дело до эстетических пристрастий, но все равно: невероятно красиво. Он редко такое видел, да вообще, в таких масштабах и в живую — никогда. Джисон же, в отличие от него, не оглядывается по сторонам, а смотрит только прямо, спеша дойти до зала. Кажется, друг готов даже нагло обходить других людей, двигающихся совершенно неспешно, будто у них есть все время мира. В их случае, наверное, так и есть. Нет, все же надо выяснить, что случилось у друга. К списку тех, за кем нужно сегодня присматривать, помимо одного человека из Хянкум Па, прибавляется еще и Джисон. Может, у него там какой-то важный знакомый? Но друг бы тогда сказал… От мыслей о странном поведении Джисона Чонина отвлекают увеличившийся шум голосов и резко сменившийся запах и свет. Его так много, что приходится промаргиваться после более темного коридора. Изысканных гигантских люстр здесь еще больше. А людей… на мгновение Чонина прошибает паника, что найти здесь он даже Хенджина не сможет, не говоря уже о человеке, которого видел только по снимкам плохого качества. Хорошо, что и Хенджин, и Джисон будут для него дополнительными глазами. Сынмин здесь помочь не сможет, потому что будет занят наблюдением за вторым этажом и за дверьми входа в этот зал. Но только когда все уже будут внутри, иначе уследить и сложно, и бессмысленно. Единственный плюс — в такой толпе Чонина точно не запомнят, даже если решат зачем-то подойти к Джисону и поговорить. Если бы он в итоге был официантом… на него бы, конечно, не обращали внимания, но и следить за нужной целью, пока проходишься кругами по всему совсем немаленькому залу — так себе затея. Если найдет, то сразу потеряет, потому что нужно будет уйти. Чонин, задрав голову вверх, не замечает, как приоткрывает рот и широко раскрывает глаза, как будто стараясь вобрать в себя всю красоту расписанного потолка. Благодаря Хенджину, теперь для него это не просто что-то в стиле эпохи возрождения или каких-то библейских мотивов. Мысленно стараясь провести все линии к центральной точке, он хочет понять, какое композиционное решение выбрал художник. И с чего вдруг он захотел спросить мнение Хенджина на этот счет? Мелодраматичные рисунки на потолке, позолоченные узоры на стенах хорошо подходят атмосфере вечера. Хотя, теперь синевы сумеречного вечернего неба, которое только недавно покинуло солнце, не видно, ведь все арочные окна в пол здесь зашторены. Действительно, словно попадаешь в другой мир, оторванный от всего, где непонятно, как на самом деле течет время. Джисон заверял, что никому ни до кого здесь нет дела. И пока действительно: одни мужчины в темных костюмах общаются с другими или же с женщинами, каждая из которых точно нашла лучшее платье, подходящее под ее изгибы тела так, чтобы выгодно их подчеркивать. Как иначе объяснить всю… безупречность происходящего Чонин не знает. Словно симфония, шум голосов и легкого смеха смешивается со звуками скрипки и рояля, который стоит где-то вдалеке. Чувствуя себя героем какого-то фильм, сердце колит игла сожаления, что он не может здесь быть просто гостем, который хорошо проводит вечер. К счастью или сожалению, у Чонина есть Джисон, который разбивает вдребезги романтично-фантастический флер своим резким голосом. И не столько тоном, сколько сутью слов: — Твой Хенджин сегодня в ударе. Чонина как будто холодной водой окатили. Каким образом они встретили Хенджина так скоро? Им не стоит пересекаться. Как минимум для того, чтобы осмотреть разные уголки зала, разделив между собой площадь. Поворачивая голову в сторону друга, он прослеживает его линию взгляда, чтобы увидеть… Это было ожидаемо. Хенджин предупреждал его, что будет занят еще и другими делами, потому что для него этот вечер — не просто очередное мероприятие, а первое прямое касание с высшим светом Кореи, в особенности, с кланами Сеула и даже с Хянкум Па, как будто они не могли встретиться у себя в родном городе. Судя по всему, это касание не только с его коллегами-преступниками, облаченными в основном смокинги, но еще и с каждой знаменитостью, особенно женского пола. Чонин не может осуждать, но брови сами собой хмурятся. Какой-то частью себя Чонин счастлив, что журналистов сюда не приглашают. Простые люди не могут знать, как выглядит глава одной из крупнейших преступной организации их страны. Как хорошо, что фотографий не будет. Это значит, что Чонин, освещаемый только экраном телефона, не будет просматривать все снимки, а потом удивляться, почему все губы искусаны. Только есть подозрение, что пострадали бы не только его губы, но еще и член. Хенджин превзошел сам себя. Чонин был уверен, что это невозможно. Он уже все видел, верно? Оказывается, видел он лишь ничтожную часть. Или это все пафосная и богатая обстановка, в которую Хенджин и его эго вписываются так хорошо, как ничто иное. Чонин точно не может указать, что поменялось. Ведь внешне Хенджин просто уложил волосы, выбрал такой же идеально сидящий костюм, как и всегда, только добавил к нему черный галстук. Никаких украшений или макияжа, конечно же. Но он стал абсолютно другим. Его поза и взгляд… в голове Чонина впервые ярко вспыхивает только одно подходящее описание: «господин». Такому даже колкости бросать не хочется. И вообще, лучше, наверное, не встречаться взглядом, чтобы не испытывать его на себе или, еще хуже, запомнить, а потом ходить по залу совершенно рассредоточенным. Хорошо, что это ему не грозит. Хенджин полностью сосредоточен на какой-то даме. Если бы рядом с ним не стоял Бан Чан, о котором теперь знает Чонин (потому что с ним придется держать связь по наушнику как с главным во время операции по захвату товара), то эта женщина, судя по ее откровенно флиртующему взгляду, без зазрений совести сократила бы расстояние до того, которое здесь считается неприличным. Неприличным, правда, до поры до времени. Пока свет не перестанет быть таким ярким, а официальная часть не перетечет в вечеринку с теми же реками алкоголя, но гораздо более крепкого, чем сейчас. Чонин теперь очень хочет верить, что к тому моменту он отсюда уйдет. — Интересно, они хотя бы знают, на кого вешаются, — вырывается из него. Нет, декольте у этой дамы какое-то слишком… — Если бы знали, вешались бы только сильнее, — усмехается Джисон. — Что может быть привлекательнее красивого зла? — Эй! — Чонин переводит удивленный взгляд на друга. — Что-о? — тянет Джисон, высоко подняв брови. — Я говорю, как есть. Но меня он даже таким не интересует, не переживай, — друг берет его ладонь и обнадеживающе хлопает по ее тыльной стороне. Таким? Значит, это не плод воображения Чонина и Хенджин и правда сегодня какой-то… другой? Как будто раньше Чонин видел его сквозь мутное стекло, а теперь это стекло оттерли до такого блеска, что оно чуть ли не преломляет свет люстр как призма, раскладывая его на все цвета радуги. И снова хочется поправить эту чертову ленточку. Как только он уйдет от Джисона, надо сразу ее снять. — Тебя интересует здесь кто-то другой? — вдруг спрашивает Чонин. Ему не нравится обсуждать Хенджина, тем более, с другом. — Да, — сразу отвечает Джисон, снова удивляя Чонина. — Со Ингук, слышал о таком? — Я спрашивал серьезно, — дуется Чонин. Он уже и правда поверил. — Ты думаешь, мои намерения насчет тебя несерьезны? — если бы у Джисона плохо шло с музыкой, Чонин предложил бы ему открыть школу пикапа. Такой дар флирта и заигрывания только глазами пропадает зря. — Тогда давай-ка я попробую доказать обратное. Пойдем. Чонин в последний раз косит взгляд на Хенджина, рядом с которым теперь… еще одна девушка и какой-то взрослый мужчина. Хенджин же гей, верно? Что-то по его елейной улыбке и цепкому взгляду на девушку, будто он мысленно ее раздевает, и не скажешь. Если бы Чонин не знал на собственном опыте, то подумал бы, что Хенджин и в плане сексуальных предпочтений решил его обмануть, преследуя свои очередные загадочные цели. А может, он и по девушкам, и по парням?.. Он задается этим вопросом, пока Джисон, окольцевав его руку своей, которую согнул в локте, ведет их в дальше, вглубь зала.

***

Чан, после раза… пятого или какого-то там, все же говорит: — Знали бы эти бедные девушки, что ты в них не заинтересован… Хенджин уверен, друг сказал это, чтобы отвлечь. Конечно, как Чан мог упустить, что его господин нет-нет, да и пытается высмотреть того, кого сегодня знать якобы не должен. Хенджин не виноват, что хочет еще раз увидеть Чонина хотя бы мельком. Виноват необычно дорогой вид парня, вырез рубашки, открывающий вид на кожу и ключицы, и, Хенджин не будет себе врать, от длинной шелковой ленточки на шее так и покалывает в пальцах. Воспоминание о том, как закатились глаза Чонина, когда он сжал пальцы на его шее, все еще свежо в памяти. Не самые лучшие мысли для сегодняшнего вечера, но Хенджин не может с собой ничего поделать. Опять же, не он в них виноват. — Все равно бы пытались заинтересовать меня, — отвечает он, подыгрывая другу. — Или… — Хенджин хитро прищуривается в сторону друга. — Переключились бы на тебя. Может, мне их в будущем перенаправлять? — спрашивает он, хоть и знает, что Чан заинтересован в девушках так же сильно, как и он сам. — Мой единственный интерес — безопасность и благополучие моего господина, — демонстративно спокойно отвечает Чан. — Если тебе это поможет, можешь перекидывать их на меня. — Не был бы ты моей правой рукой, после таких слов я бы сразу предложил тебе эту позицию, — Хенджин приподнимает уголки губ. — Надо было тогда захватить тот ободок, для привлечения внимания… На этих словах с Чана слетает вся напускная вежливость и покорность, и он недовольно поджимает губы, смотря на Хенджина так, что перевод понятен без слов: «Ты снова об этом?». Да, он снова. Хенджин будет припоминать Чану это еще очень долго. — Что это за… — Чан хмурится в глубоком непонимании, рассматривая ободок с рожками, который только что вручил ему прямо в руки Хенджин, и поэтому бросает фразу на середине. — Подарок тебе за всю кропотливую работу, — чуть ли не нараспев тянет Хенджин. — Устроил веселый вечер отдыха посреди рабочего дня, кто бы еще обо мне так позаботился? Только ты, Чан-ни, только ты, — вздыхает он, прижимая руку в груди. — Я рад, если ты смог повеселиться и отдохнуть, — ровно отвечает Чан, но Хенджина не проведешь: в этих глазах затаилось недовольство. — И компания была отличная, так что моя тебе благодарность. Ничего бы не было без тебя. — добавляет он и берет ободок в руки, чтобы надеть на Чана. Хенджин делает шаг назад, чтобы присесть и опереться руками на край своего рабочего стола из темного дерева и по достоинству оценить вид своего теперь дьявольского друга. — Надо же, как тебе подходит, — картинно удивленно говорит он, нахмурив брови. — Не снимай. Приказ господина. — По традиции, ты еще должен был мне принести большую игрушку из тира, — Чан складывает руки на груди и выгибает бровь, будто поверить не может, что должен объяснять такие прописные истины. — Он мне не сказал, — Хенджин раздосадованно цокает. — Такой шанс упустил. Ну ничего, теперь есть повод вернуться, — он смеется, когда Чан крепко зажмуривает глаза и хмурится от всего услышанного так, будто съел лимон. Хенджин сжимает уголки губ, чтобы снова не расхохотаться и от мимики Чана в воспоминании, и от той, что перед ним сейчас. В этом месте смеяться не положено. Здесь положены только фальшивые широкие улыбки, демонстрирующие белоснежные зубы, многие из которых уже давно искусственные, а у особых представителей тщеславия — еще и с золотыми вставками. В мире животных такие улыбки — оскал, чтобы продемонстрировать врагу свою силу. В мире, ограниченном этим роскошным особняком, суть не меняется, но все поддерживают коллективную иллюзию того, что не понимают скрывающейся сути, и растягивают свои губы в ответ. Хенджин не обращает особо внимания на красоту зала. Ему только приглянулась роспись потолка, но все остальное убранство: от хрустальных люстр до живого оркестра его мало трогает. Видел уже все это не раз. Для него гораздо важнее все люди, которые сегодня пришли. Они делятся на тех, кто ему полезен, кто бесполезен и кто все же полезен, но в перспективе на будущее. Сначала надо обойти всех из первой категории. Список там внушительный, поэтому он не рассчитывает, что еще и замахнется на третью. Как пойдет. Пока что идет неплохо, только Хенджина удивляет то, сколько людей к нему подходит. Шутки шутками, но он такого не ожидал. А когда понял, что те же известные личности, белые овечки вроде актеров или моделей, которые еще не должны иметь и малейший намек на то, кто этот юный гость, которого раньше не было, в итоге, обращаются к нему как к господину… Хенджин сдерживал не просто лицо, а руки, чтобы они не сжались в кулаки и выдали его истинные чувства. Откуда взялась эта хрень? Может, легче уже просто начать строить клан с нуля, а не отлавливать очередную гадюку? Кто один такой умный мог разболтать прям всем и сразу? Это тоже не так просто… Понятное дело, что люди из других кланов не то что могут, а должны знать его уже в лицо, несмотря на то, что Хенджин ни с кем из них еще не встречался. Те, кто не знают… ему не о чем с ними разговаривать. А вот с главой Хянкум Па ему есть о чем переговорить. Хенджин понимает, что первым должен подойти и протянуть руку именно он, а не строить из себя горделивого сосунка. Это одна из его главных целей на ближайший час. Надо понять, что вообще происходит у них в клане, а легче всего это сделать по господину и его поведению. Еще ему необходим Чанбин, который первым полез на их территорию. Ах да, конечно, еще надо найти того самоуверенного придурка, который хочет обломать ему всю ветку наркотрафика, конечно же. И еще с десяток людей только за этот час официальной части до аукциона. Это он еще не планирует подниматься на второй этаж… В общем, задач немало, но Хенджин не сомневается, что все получится. Только очередные бесполезные знаменитости бы не мешались, и все бы было замечательно. Но есть и плюс: подходят не только они, но и некоторые бизнесмены, тем самым облегчая работу Хенджину по поиску всех нужных людей. Найти здесь одного конкретного человека — тяжело. Этот и так вроде бы огромный зал, на его вкус, забит словно консервная банка. Сократить бы количество вдвое, было бы лучше. Жадность организаторов дает о себе знать. Когда Хенджин наконец подходит к главе Хянкум Па, то он успевает мысленно отметить галочкой еще двух полезных для него людей. Хенджин на этом вечере впервые, отец не брал его, держа в тайне свои планы на будущее Осонг Па. Вонхен же сегодня пришел с сыном уже не в первый раз. Его наследнику уже больше двадцати пяти, а значит, он старше Хенджина, но при этом никаких слухов о том, что отец отпускает управление и постепенно отдает его сыну, не было. Может, они хорошо скрываются. Именно поэтому Хенджин сегодня надеется наконец выяснить, ждать ли ему, что Хянкум Па будут заняты сменой власти и не будут лезть на рожон. В целом, как делают это и сейчас, не считая их новой разработки, и поэтому-то часть Хенджина уверена, что у конкурентов и у самих хватает забот с внутренней политикой, так что они не полезли к нему в клан в удачное и удобное для себя время. Первый месяц Хенджин спал очень поверхностно не только из-за свалившейся неразберихи в своем клане, но и потому, что чуть ли не каждую минуту ждал новость о том, что старик решил забыть о договоренности с Минхеком, сменив серый флаг холодной войны на красный. Но этого не произошло. Вряд ли именно они тогда убили отца, иначе это была бессмысленная трата сил. Вонхен стоит один, без сына, и как раз забирает бокал шампанского с подноса. Хенджин тоже подходит к нему один, отпустив Чана, у которого тоже есть список людей, с кем важно установить контакт, да и чтобы друг помогал с поиском их сегодняшней цели, пока Хенджин занят. — Добрый вечер. Он наконец-то может оценить Вонхена лично, вблизи: глубокие морщины на лбу и вокруг глаз, седина захватила уже почти все волосы. Все, как и положено его возрасту. Несмотря на это, у него нет обрюзглости в лице или большого живота, волосы уложены, а костюм сидит впору. Вот только Хенджин цепляется внимание за немного размытый взгляд. Вечер начался не так давно, чтобы глаза накрыло пьяной пеленой. Да и может такое быть от одного шампанского? Еще и слишком сладкого, Хенджин чуть ли не выплюнул обратно в бокал. — Хенджин, — голос у Вонхена с хрипотцой. Он приподнимает брови в удивлении, а глаза его бегают между глазами Хенджина и его макушкой. — Рад познакомиться лично, — сдерживая усталый вздох от внимания к его волосам, Хенджин предпочитает проигнорировать его и, приподнимая уголки губ, протягивает руку. Вонхен только отправлял соболезнования на телефон отца в день его похорон. Кроме этого короткого обмена любезностями, он был тих. — Как и я, как и я… — Вонхен отвечает на рукопожатие крепкой хваткой, но при этом все еще скептически рассматривает его волосы и хмурит брови так, что между ними появляется глубокая линия. — Так значит, мои парни не лгали, а я им все не верил. Хенджин уже даже не знает, так ли не хочет возвращаться к природному темному цвету волос. Первое время ему нравилось производить впечатление, выделяться. Но теперь уже, когда слышишь одни и те же фразы десятый раз по кругу, наблюдаешь одни и те же недоуменно-осуждающие взгляды, то начинаешь уставать и раздражаться. Светлые волосы — остаток от его жизни заграницей, где он впервые почувствовал свободу, в особенности, от тени отца. И его блонд ему нравится, даже очень. Но если поначалу ему не хотелось принимать архаичные устои родной страны, то теперь, все чаще, когда смотрит в отражения в зеркалах и в глазах людей, он ловит себя на мысли, что… как будто стереть заметное различие между собой и другими будет поважнее. — Подражаю вашей прическе, — лукавит Хенджин с улыбкой, ослабляет пальцы первым и опускает руку. — Что? — удивляется Вонхен, а затем усмехается, поняв намек на светлую седину. — Точно… возраст у меня уже не тот, но ты же молодой, — говорит он с налетом поучения и упрека, а затем поднимает уголки губ, смягчаясь. — Хотя в этом возрасте и надо совершать всякие глупости, когда еще? Хенджин придерживает язык, чтобы не сказать, что состариться для человека — то же самое, что возвратиться обратно в младенчество. Ты такой же беспомощный и глупый. Это цикл жизни: с чего начал, тем и закончишь. Так что кто бы говорил. — Зря вы так на себя наговариваете. Уверен, вы еще долгие годы будете в добром уме и здравии, чтобы править, — ложь с легкостью слетает с его губ. — Куда же я денусь, — вздыхает Вонхен, забирает еще один бокал с подноса мимо проходящего парня и протягивает его Хенджину. — Давай-ка выпьем за твой новый титул господина. Звон бокалов, несмотря на музыку и разговоры вокруг, кажется Хенджину таким громким, что он удивляется, как никто не обернулся на этот звук. Стараясь не кривиться, когда осушает бокал одним взмахом руки, почему-то именно в этот момент он впервые понимает, что его ждут еще годы и годы работы. Столько же, сколько было у отца. Сосредоточенный только на том, чтобы дожить до следующего дня, не получив выстрел в спину, теперь его ум впервые расстилает длинную ковровую дорожку вдаль: путь, по которому предстоит пройти. Как будто этот совсем невкусный алкоголь, наоборот, прочистил его разум, но Хенджин знает, что дело не в этом. Даже не ожидал, какой эффект будет от того, что он наконец-то выйдет в высший свет, явив себя миру. Словно еще одно рождение, в новом качестве. — Но надо будет нам потом продолжить наедине, эта вся обстановка не подходит, — цокает Вонхен, делая рукой полукруг, указывающий на всех людей вокруг. — Согласен. В этот раз Хенджин и правда полностью солидарен с Вонхеном. Им стоит встретиться еще раз, наедине, где-то на нейтральной территории, но уже в Пусане. Пора заняться не только своим кланом и раковой опухолью в виде этой новой разработки из Хянкум Па, но и внешней политикой, перестав копаться в своей песочнице. Вонхен делает к нему шаг, смотря прямо в глаза, и понижает голос: — Я понимаю, ты был занят, поэтому я тебе не мешал. Надеюсь, ты не забудешь об этом в будущем, — он поднимает уголок губы вверх. — И тогда ты и Сохен продолжите наш договор с Минхеком. — Конечно, — Хенджин отвечает так же серьезно. — Для меня будет честью продолжить дело отца. И тут он тоже не то чтобы врет, но не может утверждать, что не воспользуется хорошей возможностью, когда она возникнет. У него нет сына, которому он планирует передать дело, и он еще не то что седьмой, даже третий десяток лет не разменял, поэтому… он готов в какой-то момент рискнуть, ведь разве не в этом суть их дела? Если будешь долго играть по правилам ты, то тогда их нарушит кто-то другой. И Хенджин не очень понимает, как вся эта тема с тем, что Хянкум Па собираются выпустить новый товар, планируя подмять тем самым его наркоторговлю, не была уже вмешательством? Не прямым, конечно, и вообще, каждый клан преследует цель создавать как можно больше прибыли, но Хенджин об этой, мягко говоря, неприятности не забывает. Тем более, сегодня, когда планирует с ней разобраться. — Ответ хорошего сына, — Вонхен делает шаг обратно назад. — Уверен, отец гордился бы тобой, — Хенджин весь напрягается. — Как и я своим… — он хмурится, пробегаясь взглядом по сторонам. — Сонхен отошел, но вам стоит познакомиться. Пойдем, я вас представлю.

***

— Вот так совпадение, — не может не вставить свое меткое, но никому (Чонину уж точно) ненужное слово Джисон. — Молчи. Да, это всего лишь совпадение. Всего лишь они с Джисоном во второй раз наткнулись на Хенджина. Ну, как наткнулись. Увидели издалека с очередной… спасибо, что никаких девушек в этот раз нет. Хенджин вряд ли из тех, кто питает слабость к мужчинам в том возрасте, в котором они годятся ему в отцы. Ну, еще рядом с ними третьим молодой парень, и вот это Чонину не нравится даже больше, чем девушки. Уж лучше они… Возникает единственный вопрос: как в этом мареве людей за последние пол часа они увидели Хенджина два раза, а того, кто им нужен… да даже намека на его силуэт не увидели. Правда, большинство из мужчин тут как на подбор: с темными волосам и в темных классических костюмах с бабочками или галстуками. Только за исключение некоторых айдолов, которым не то что позволено, а прописано быть с неестественным цветом волос. И к их числу добавляется глава большой преступной организации, который выкрасился в светлый цвет, хотя корни его волос уже потемнели (эта небрежность не просто из-за нехватки времени, Чонин уверен). Да, поэтому они так легко его и замечают: Хенджин сильно выделяется. Веки Чонина подрагивают из-за желания закатить глаза от этой мысли. Поначалу было веселее. Роскошь зала, звуки живого оркестра, нарядные люди, из которых он узнал актеров, которые ему нравились. Все это будоражило ум и щекотало чувства новизной. Джисон рядом, который… честно говоря, Чонин ожидал от него больше комментариев. Нет, конечно, друг не забывает рассказывать ему интересные факты обо всех личностях, мимо которых они плавно проходят, иногда останавливаясь, чтобы Джисон мог поприветствовать и обменяться любезностями, представив и Чонина, как своего давнего знакомого. К счастью, никто еще не пытался заговорить с ним на английском. Но все равно пока что друг плохо выполняет свою норму слов, которая сегодня должна вообще зашкаливать, ведь столько интересных поводов для сплетен. Обычно, когда он либо совсем не затыкается, либо совсем замолкает, стоит насторожиться. Чонину уже и так не по себе от того, что они не могут найти всего лишь одного мафиозника в одном ограниченном помещении. Поэтому он не сильно обращает внимание на скромную болтовню друга. Но обратил бы, если бы обстоятельства складывались удачнее. Хотя бы Сынмин написал, что у него все хорошо и он успешно уселся за мониторы. И парочка нервных клеток сохранилась. Видимо, только для того, чтобы направить их на отбивающую в такт музыки навязчивые мысли. А вдруг того, кого они ищут, здесь вообще нет? Вдруг сделка уже как-то где-то прошла? Или проходит прямо сейчас? Чонин очень хочет, чтобы это было неправдой. Помешать каким-то богатым мерзавцам купить новый товар — дело не только рабочее или принципиальное, но и личное. Он все еще не может отпустить то, что не успел найти лабораторию чуть раньше, хотя бы на пару дней. Хотя, если бы нашел… что бы тогда было с Минхо? Как бы он рассказал все Хенджину? Хенджину, который, если верить шепоту Джисона на ухо, общается сейчас с главой Хянкум Па и его сыном. Чонин даже был бы не прочь подслушать, о чем они там говорят, но люди, которые к ним ближе, не молчат, а тоже разговаривают. Подходить ближе он, конечно же, не будет. Сейчас бы специально подходить к тому, кто его даже не заметил, ни разу на него не посмотрел. Но они договаривались, что так и должно быть, так что Хенджин все делает правильно. Никаких намеков на то, что они могут знать друг друга, быть не может. Столько людей вокруг… мало ли кто что заметит. Хотя, судя по бокалам практически у каждого первого в руке, им постепенно становится все больше и больше плевать. Все пришли повеселиться и мило пообщаться, завести нужные связи или укрепить уже имеющиеся. Чонин прекрасно замечает заинтересованные взгляды, бросаемые украдкой на Хенджина. Хотелось бы списать это на естественную тягу к запретному: тот самый новый глава клана. Но Чонин подозревает, что не все еще знают, кто такой Хенджин. По крайней мере, не должны, Хенджин же специально не особо показывался. Поэтому, скорее всего, люди видят рядом с собой только... красивого молодого парня. Очень красивого, даже больше обычного. Еще и точно при деньгах, раз сюда попал. С этой его типичнейшей и противнейшей аурой власти и уверенности, которые, смешиваясь, превращаются в осязаемую харизму, которая чарует тебя и… Нет, все, хватит. Надо заняться делом и продолжать искать. Чонин молча тянет Джисона за руку, поворачиваясь к Хенджину спиной. Надо осмотреть все в третий раз. Не может же быть так, что нужного человека здесь нет. — Не волнуйся, Йенни, — друг в очередной раз успокаивающе хлопает его по тыльной стороне ладони. — Все будет хорошо. У тебя есть самые внимательные глаза в этом зале, — указательный палец Джисона теперь рядом с его лицом. — Мои. — Это разве не ты говорил, что не смог найти на этом вечере Тайгера ДжейКей и в итоге проплакал всю ночь, когда приехал домой? — Эй! — Джисон возмущенно округляет глаза. — Это уже давно в прошлом, я был подростком и… и в следующий раз я его сразу нашел! Чонин бы продолжал подтрунивать на другом и его любовью к кумиру, но в голове и на языке только: — Я начинаю подозревать, что никого здесь нет, — тихо озвучивает он свою мысль так, будто боится, что если сказать ее вслух, то она станет реальностью. Но он продолжает рассматривать и анализировать каждое лицо и спину, сопоставляя с тем, что видел на снимках и камерах. — Хенджин сказал, что все будет, а он разве когда-нибудь ошибался? — Чонин на пару секунд переводит невпечатленный взгляд на друга. Он сейчас точно верно расслышал? — Вот и я о том же, он бы сказал, если бы что-то заподозрил, — Джисон снова похлопывает его по руке, все еще не выпуская ее из своей, согнутой в локте будто они аристократичная давно замужняя пара. — Не все же в жизни получается с первого раза, я здесь еще половины знакомых до сих пор не встретил, так что не время вешать нос и… — Привет. …и какой-то милый парень, напоминающий больше не человека, а персонажа из аниме, возникает прямо перед ними, будто из ниоткуда. Он одет также как и большинство гостей мужского пола: классический костюм с белой рубашкой и темным галстуком, но его образ дополняет тонкий ремень с бронзовой прямоугольной бляшкой прямо на талии. Широко распахнутые, немного испуганные глаза, приоткрытый рот и резкая остановка Джисона совсем не нравятся Чонину. — П-привет. Если Джисон, который без стеснения может на ходу рифмовать строки, вдруг заикается, то это точно что-то не то. Или это как раз то. То самое, что весь день не давало ни другу, ни Чонину, наблюдавшему за ним, покоя. Чонин хочет заскулить. Как же не вовремя. Он слишком хорошо знает друга, чтобы легко понять, что могло так просто выбить уверенность Джисона. — Увидел тебя и подумал, что было бы неприлично не подойти, — парень улыбается. В отличие от друга, у него нет никакой неловкости. И это Чонину не нравится еще больше. — Представишь меня своему… — Чонин встречается с дружелюбными карими глазами, которые опускаются на их связанные друг с другом согнутые локти. — …спутнику? Джисон так резко убирает свою руку от его, что Чонин прикусывает себе щеку, чтобы не засмеяться. Поверить невозможно. — О, нет-нет, мы просто друзья, — тараторит Джисон, неловко улыбаясь. — Да, этой мой хороший друг, Йе… — Чонин с опустившимся в район живота сердцем уже протягивает руку к другу, чтобы ущипнуть или пихнуть его, да хоть ладонью закрыть рот, чтобы тот остановился, но Джисон успевает исправиться сам. — Йерим. Ким Йерим, — друг не намерен продолжать, а парень приподнимает брови в намеке. Друг сразу спохватывается и, все еще не посмотрев на Чонина, показывает рукой и коротко выдает. — Это Феликс. Чонин приподнимает уголки губ еще выше. И хотя Джисон не говорит, кем является Феликс, Чонин подозревает, что он один из артистов, которые сегодня пришли. На бизнесмена Феликс мало похож, больше на модель. В отличие от скомканной реакции Джисона, сам парень Чонину нравится. Есть же такие люди, что само пространство рядом с ним становится… ласковым. И все невольно убирают привычные защитные колючки. Феликс именно такой. Рядом с ним хочется расслабиться. Обычно напряженному Чонину это нравится. — У тебя необычное имя, — Феликс светится улыбкой, которая, кажется, по мощности не уступает огромным люстрам на потолке. «Как и у тебя» — не озвучивает Чонин. Феликс — явно псевдоним, но для звезд это совершенно обычная вещь. Надо будет поискать его потом в интернете. — Мои родители хотели, чтобы я хотя бы именем отличался от половины Кореи, — вместо этого иронизирует Чонин. И даже смех Феликса не звучит дисгармоничным аккордом, который слышится от других людей и портит игру оркестра. — Им это удалось, — говорит он. Джисон тем временем все еще в напряженно-застывшей позе, поэтому Чонин хочет продолжить разговор, спросить побольше о том, чем занимается Феликс, как они с его другом познакомились и где, но его перебивает все еще нервный, но уже не настолько лепечущий голос: — Тебе очень идет темный цвет, — Джисон приподнимает подбородок, указывая им в сторону макушки Феликса. Чонин многое готов поставить на то, что друг теперь сильно сдерживается, чтобы не начать монолог, который наверняка будет состоять из одних комплиментов. Когда Джисон начинает что-то говорить, у него сразу мысль заходит за мысль, превращаясь в поток. Да и его глаза выдают все получше рта. Кажется, последний раз Чонин видел Джисона таким… воодушевленным (потому что озвучивать даже мысленно «влюбленным» Чонину пока что страшно), когда друг показывал свое новое музыкальное оборудование, чуть ли не целуя гладкую поверхность. Но своей «малышкой» синтезатор он все же называет. Без капли стеснения или целомудрия, прямо при Чонине. — Лучше светлого? — Феликс играет бровями, то слегка отпуская их, то приподнимая. Чонин стонет внутри себя. Если к заигрываниям окончательно присоединится еще и вторая сторона, то он точно будет вынужден прервать их. — И тот, и другой красивый, — после короткой паузы говорит Джисон, поднимая уголки губ. Его голос все больше и больше возвращается к прежней уверенности. — Мне больше нравится светлый или синий, но это когда не нужно куда-то выходить. Сами понимаете, сегодня не тот случай, — Феликс смотрит на Чонина. Он пытается и его включить в их беседу, в отличие от Джисона, забывшего о своем друге напрочь. И вообще, как незнакомый человек с каждой минутой общения может становится все милее и милее? — Тебе очень идут костюмы, — он обращается к Джисону. — Ты выглядишь более статным и… взрослым. — Обычно говорят, что я выгляжу горячим, но статный и взрослый тоже звучит хорошо, — Джисон полностью вернулся к своему привычному амплуа. Много же времени ему понадобилось, чтобы отойти от первичного шока встречи с каким-то знакомым, о котором Чонин даже не слышал. — И горячим тоже, но разве так не всегда? — звонко смеется Феликс, но его голос явно говорит, что произнесенные слова — не шутка. Теперь Чонин хорошо понимает, что значит чувствовать себя третьим лишним. Это не то что неприятно, а скорее неловко. Как будто ты стыдливо подсматриваешь за тем, за чем вообще не собирался подсматривать. И все еще не хочешь, но приходится, потому что без Джисона он никуда дальше не двинется. И не только потому, что Чонин не горит желанием ходить здесь в одиночку, скорее потому, что друга в таком положении одного оставлять нельзя. — Мне Джисон о тебе ничего не рассказывал. Как вы познакомились? — Чонин обращается к Феликсу. К счастью, снова пораженный, а значит, замолчавший Джисон дает ему возможность вклиниться и спасти разговор. — Я тебе потом расскажу, — бросает друг так внезапно и быстро, что Феликс даже не успевает что-то сказать. Неужели Джисон обратил на него внимание? Всего лишь короткий поворот головы и сразу обратно, но все же. — Мы совсем недавно познакомились, — с мягкой улыбкой объясняет Феликс. — Кстати, — и тут он слега хмурится, обращая свое мнение только на Джисона, — может, тебе будет полезно, но ты и твой друг, если ты будешь не против, — Феликс теперь смотрит на Чонина. — Можете познакомиться еще и с Чанби— — Спасибо за предложение, — выпаливает Джисон поперек слов Феликса. — Но… у нас тут много дел, а в следующий раз обязательно. — Ловлю на слове, — Феликс подмигивает. — Как будешь в Сеуле, пиши. — А когда буду не в Сеуле? Джисон сейчас серьезно надул губы? Чонин вообще не хотел это видеть. И не то чтобы никогда не видел, как друг дуется, но когда он это делает в сторону другого человека… опять же, как будто он шел по улице и вдруг услышал чей-то чужой разговор о личном, но не может не слушать, потому что голоса громкие, а наушники он с собой не взял. — Тоже пиши, — по-доброму смеется Феликс, а затем переводит взгляд на Чонина. — Было приятно познакомиться, Йерим. — Как и мне, Феликс, — искренне улыбается Чонин в ответ, хотя чудом выдуманное Джисоном имя режет уши. Теперь друг не берет его за локоть, чтобы пойти дальше, но этого стоило ожидать. Вот только Джисон вообще ничего не делает, продолжая стоять и пялиться в спину уходящего Феликса так, как это делают принцы из сказок после встречи с тем, с кем они потом будут жить долго и счастливо, пройдя сначала через препятствия, созданные злодеем. По отношению к Джисону Чонин сейчас чувствует что-то похожее на трепет, возникающий в сердце при виде бездомных голодных животных, которые смотрят на тебя огромными грустными глазами, а ты с печалью осознаешь, что в карманах нет и грамма еды, да и магазины далеко. Но когда Чонин внезапно понимает, что сейчас вообще произошло, добавляется еще кое-что: раздражение. В этот раз именно Чонин тянет друга за рукав пиджака, намекая, что пора двигаться. Пальцы он сразу разжимает, когда Джисон наконец-то выходит из сказочного и романтичного ступора. Чонин даже не дает ему опомниться, надеясь, что так друг все выдаст, ведь его мозг сейчас работает плохо и заторможено. Наверное, вместо него там сейчас розовая сахарная вата. — Что это было? Кто это был? — кидает он в него вопросы, спуская с небес на землю. — И не надо сейчас увиливать, Хан Джисон, — глаза Чонина щурятся, будто уже увидели, как друг пытается скрыться с места преступления. — Из-за Феликса ты так странно себя ведешь весь день? Почему не сказал, что влюбился? — Я не… — Чонин приподнимает бровь и затыкает Джисона своим испытующим взглядом в стиле «попробуй мне сейчас соврать». — У Феликса есть парень, — выдыхает друг как будто весь воздух разом и сдувается словно шарик, который протыкают иголкой после того, как праздник закончился. — Оу, — Чонин сводит брови на переносице в недоумении. Все еще хуже, чем он думал, хотя и так ситуация была не сахар, да даже не сахарозаменитель. Чонин переводит взгляд на золотую лепнину стен, чтобы на секунду отвлечься от анализа лиц, о котором он ни на секунду не забывает, и пересобрать все в голове с учетом новой информации. — Ну, вообще, — аккуратно добавляет Джисон, поедая нижнюю губу. — Проблема не только в этом. Сердце в груди Чонина резко превысило свою привычную скорость. Если Джисон сам признает что-то проблемой, то это совсем не к добру. Особенно не нравится Чонину то, что болтливый друг не хочет продолжать говорить сам, поэтому он его аккуратно, как будто боится спугнуть маленькую безобидную зверушку, подталкивает: — И в чем еще? — Парень Феликса… глава одного из кланов Сеула, — жалобно заканчивает Джисон. Кажется, Чонин неправильно расслышал. Может, это был обрывок чужого разговора тех, мимо кого они только что прошли. Или мозг на секунду закоротило. Или у него начались слуховые галлюцинации. Все, что угодно другое может быть правдой, но не то, что он сейчас услышал. — Ты же не серьезно, — голос Чонина такой же спокойный как у тех пациентов, которым сообщают неутешительные новости, но они еще на стадии отрицания и якобы не поняли, что им сказали. В целом, Джисон любит шутить. Чонин даже не будет говорить ему, что это ужасная шутка, лишь бы она так и осталась шуткой. — Я бы очень хотел, — друг на ходу забирает бокал шампанского с подноса, чтобы сделать глоток и продолжить. — Но как, думаешь, я мог с ним познакомиться? Конечно, он пришел ко мне по работе. — И что спрашивал Феликс? — Ничего особенного, — ровный тон друга заметно разнится с тем, как он одним разом осушил весь бокал. Чонин не замечает, как задерживает дыхание. — Про ситуацию с кланами в Пусане, про Хенджина, про все эти слухи о наркотике, про Хянкум Па… в общем, стандартный набор. Думаю, они решили разведать обстановку, слухи же быстро распространяются. Оказывается, Феликс вообще не был проблемой до этих слов Джисона. Ну что страшного во влюбленности друга в какую-то модель, у которой уже есть парень? Это никак не вредит, кроме того, что Джисон будет витать в облаках и писать сопливые песни. Максимум — захочет закончить свою около преступную карьеру, потому что понял, что любимый и его безопасность важнее. Хотя, нет, Джисон бы продолжил все знать как раз ради безопасности, но уже не работал бы информатором, ушел бы из криминала. Как хорошо жилось Чонину всего лишь минуту назад, а он, глупый, совсем не ценил. — Как давно это было? — он даже не скрывает срочную резкость в голосе. На минуту Чонин решает, что можно отвлечься от людей вокруг, чтобы уделить все внимание другу и его мимике. Да и от всей это информации голова кругом, не дает сосредоточиться на двух задачах сразу. — Пару недель назад, — отвечает Джисон, избегая встречаться с ним глазами, будто он как раз занят их общим делом. — И ты все это время молчал?! — чуть ли не шипит Чонин, понижая голос, чтобы не привлекать внимания, и наклоняется чуть ближе к другу в надежде увидеть, что будет в его глазах. Хотелось бы чего-то вроде раскаяния. — Джисон… — А должен был что-то сказать? — негромко огрызается друг, но повышает тон, и наконец разворачивая голову в ответ. Никакого намека на раскаяние в его глазах нет. — Йенни, про тебя я ничего не сказал, про наркотик тоже не особо распространялся, я же не дурак. Если бы это как-то влияло на тебя, я бы, конечно, все сразу тебе рассказал, — постепенно его голос становится все более спокойным, но чувства Чонина не могут ответить тем же. — Люди же постоянно ко мне приходят, это обычно дело. — Оправдывайся, — бросает Чонин, поджимая губы, и смотрит куда угодно, но не на человека рядом. — Говорю, как есть. Чонин выдыхает. Конечно, он понимает Джисона, который отчасти прав. Да, люди постоянно к нему приходят, но еще не приходил тот, при виде кого у друга в глазах появляются сердечки вместо зрачков. Вся возникшая словно из ниоткуда ситуация нравится Чонину все меньше и меньше. И он не забыл тот ужасный момент, когда друг чуть ли не сказал его настоящее имя, хоть и сокращенное, но вообще не его псевдоним, известный криминальному миру. Верить Джисону в вопросе Феликса явно не стоит. Придется воспользоваться другим источником информации — Хенджином. Иронично, но глава клана точно будет более надежным вариантом в этом отдельно взятом случае. Известно ли уже Хенджин о том, что кто-то из Сеула приезжал в Пусан? Может, они уже встречались? Это вообще не дело Чонина, но он не может не думать теперь еще и об этом. Пока он втянут в игры синдикатов, ему надо знать все. И, казалось бы, Джисон должен это понимать? Чонину не нравится та трещина какого-то неоднозначного чувства, которая появилась на его сердце. Не больше, чем в пару миллиметров, но все равно хорошо ощущается, ведь она там, где всегда была ровная гладкая поверхность, а на ней легко заметны даже мелкие неровности. И больше не хочется по-дружески подтрунивать над Джисоном из-за Феликса. Даже спрашивать, правда ли он десять из десяти по шкале друга (как это вообще возможно?). Чонину казалось, когда такое невероятное событие случится, Джисон о нем расскажет. Хотя бы как другу. Они же общались последние две недели. Джисон сказал, что на него снова напало вдохновение, а Чонин знал, что в такие периоды друг отвлеченный, витающий где-то в своем мире слов и битов. И никаких других причин, почему у друга воодушевленное настроение, даже не возникало в голове. Сглатывая горьковатую слюну, Чонин понимает, что пропустил всех людей, мимо которых они прошли за время перепалки с Джисоном. Черт. Не хватало сейчас еще и этого. Роскошно разодетые люди вокруг смазываются, будто они были на картине, которой и подходят больше, чем реальности, а художник, не дав краскам засохнуть, провел рукой, создав широкую полоску мешанины из цветов. Отмахиваясь от всех мыслей о сложившейся ситуации и о друге, не обращая внимания на осязаемую пустоту где-то в груди, Чонин пытается сосредоточиться заново. Удивительно, как и правда кажется, что каждый раз ты видишь кого-то нового. Гостей же не так невероятно много, разве нет? Хенджин сказал, должно быть примерно пять-шесть сотен. Глаза сушит от того, как пристально и одновременно незаметно Чонин пытается рассматривать каждое лицо, прекрасно освещенное светом, который, по идее, должен помогать. Вот очередная длинноволосая девушка в таком же черном длинном платье с массивным золотым ожерельем на открытой зоне декольте. Вот поседевший мужчина, а за ним, наверное, его жена, только она обновляет цвет волос, потому что седины у нее нет, да даже морщин не так много, как должно быть в ее явно взрослом возрасте. Этих женщин и девушек, которые явно не один раз ходили к хирургу, Чонин уже считывает как визуальный шум. Все равно его цель не женского пола. Да сколько можно на них всех смотреть. Чонин, сдаваясь назойливому чувству, оттягивает указательным пальцем ткань на шее, которая из-за сжавшегося горла превратилась из шелка в наждачку, но вдруг его ладонь отводит назад Джисон. Друг расправляет невидимые складки на ткани и убирает руку, ловя взгляд Чонина. — Не переживай сейчас об этом, там все равно не о чем, — редкий своей серьезностью голос Джисона не оставляет и шанса постепенно затухающему огоньку злости снова с силой разгореться. — Если захочешь, можем поговорить позже в клубе, когда вернемся в Пусан. Но не тебе меня осуждать. Или все же шанс есть. — Я не осуждаю… — Ну да, — фыркает Джисон. — Правда, — Чонин кивает в подтверждение своих слов. — Но я бы не отказался от того, чтобы узнать побольше, — он слабо улыбается. — Тогда договорюсь с владельцем лучшего клуба Пусана, чтобы выделил нам приватную комнату в любое удобное для нас время, — демонстративно деловито обещает Джисон. Чонин тихо усмехается. Наверное, воздух в зале с запертыми дверьми стал посвежее, поэтому теперь так легче его вдыхать. Они все равно больше не идут под руку, но все так же продолжают искать нужного человека. До аукциона, судя по времени на экране телефона, всего лишь двадцать минут. Чонин пресекает каждую мысль, которая пытается извернуться, сказав ему, что он снова не успеет вовремя. Все равно от нее никакой пользы. — Это уже не похоже на совпадение. Но я же говорил, что у твоего Хенджина все под контролем. Чонин оборачивается в сторону Джисона. И ему даже не нужно уточнять или пытаться по направлению взгляда друга понять, о ком речь. Хенджин сразу привлекает внимание. Его светлые волосы словно нимб над головой в свете позади, но Чонин готов в это поверить только если рай и ад решат поменяться местами. Наверное, ему все же стоило проследить за взглядом друга, который первым заметил кое-что поважнее Хенджина. По крайней мере, поважнее в этот момент в этом зале. Рядом с Хенджином не какая-то женщина или пожилой мужчина. Рядом с ним такой же молодой парень, от которого Чонин даже издалека может почувствовать ту же надменность и самоуверенность, что и у Хенджина, но от этого человека они ощущаются более резкими и громкими. Вычурными и с еще большим налетом тщеславия. Удивительно, как часто он критиковал Хенджина за высокомерие, но этот человек… правду говорят, что все познается в сравнении. Теперь, когда они стоят рядом, разница очевидна, но Чонин подозревал о ней и раньше. Тогда, когда смотрел с Сынмином записи с камер наблюдения и убеждался, что Минхо не соврал, хотя червячок подозрений его подъедал всю поездку до дома. Нет, один человек с небольшим чемоданом и несколько телохранителей вышли рано утром как раз из комнаты для персонала одной небольшой заправки. Даже по зернистым изображениям была видна острая ухмылка, будто приклеенная к лицу. Сейчас, когда он на расстоянии всего пары метров, она точно такая же. Но есть и отличие: костюм с рубашкой и галстуком вместо майки и брюк карго. Татуировку на шее теперь не видно. И, оказывается, он с Хенджином одного роста. Это и правда он. Тот, кого Чонин все это время искал.

***

— Прическа отпад, — бросают в спину без приветствия. Хенджин оборачивается. И даже никакой попытки в условно вежливый поклон от человека напротив. Перед ним их с Чонином сегодняшняя цель. Джефф Сатур — один из тех, кто управляет наркотрафиком Хянкум Па. Когда Хенджин ставил на то, кто бы мог додуматься до конкуренции за рынок неординарным способом, создав аж новое вещество, Сатур был тем, кто первым пришел в голову. И раз сегодня именно он — единственный из тех, кто занимается наркотрафиком и кого взял с собой Вонхен, то предположение подтверждается. Хищная ухмылка, глаза, в которых затаилось что-то безумное, и демонстративно расслабленная поза, которая больше похожа на тигра, который готовится к прыжку. И, конечно, в дополнение обязательно должен идти острый язык: — Я бы на твоем месте еще пирсинг сделал. И соберешь весь комплект трудного подростка, который наконец-то получил свободу от строгих родителей, — нет, это как раз у Хенджина ощущение, что к нему прицепился трудный подросток. Но Сатур наверняка мнит себя хищником, который, не чуя запах крови, все равно пытается найти слабые места. — Папаши же нет, так чего мелочиться. Где бы ты себе проколол, м? Хенджин, все еще не сказав ни слова, указывает сначала на мочку уха, затем на бровь и завершает губой, к которой не прикасается. Сатур растягивает губы в еще более широкой улыбке, искрящейся весельем, но отнюдь не добрым. — Я думал, ты еще в одном месте захочешь сделать. — Ты про язык или про член? — спокойно отвечает Хенджин. — Тогда в двух. Про язык я не подумал, — заговорщическим тоном отвечает Сатур, прищурив глаза. — Наконец-то хоть кто-то добавляет веселья этой скучной вечеринке. Рад лично познакомиться. Он протягивает руку. Хенджин медленно подносит свою, сжав чужую ладонь в крепкой хватке, пока на лице не дергается и мускул. В ответ получает лишь недрогнувшую ухмылку, кончик языка, который слегка высовывается из ряда верхних зубов, и такой же сильный захват. — Я твой фанат, честно, — продолжает Сатур, резко расслабив пальцы, как будто в подтверждение своих слов не хочет больше давить на ладонь Хенджина. Их руки разъединяются, опускаясь. — Все тебя осуждают, но я… я одобряю, — и улыбка пропала, а на ее место пришла серьезность, но напускная. — Никогда не перекрашивайся обратно. Нашему криминальному сообществу давно нужна новизна. Эдакое проветривание от запашка старых дедов с их давно не работающими принципами. Хенджин молчит, но приподнимает брови. Он действительно слышит то, что слышит? Проветривание… Не зря он поставил своих людей следить за тем складом с оружием, которого там вовсе не должно быть. — Знаешь, как убрать тот трупный запах разлагающегося тела врага, подосланного из другого клана, — говорит Сатур, сверкнув глазами и приподняв уголок губы вверх. — Спасибо, кстати, за людей для тестов. Не то чтобы мы особо нуждались, но… это был приятный сюрприз, — теперь он ухмыляется. — Твой приветственный подарок как нового главы клана, я верно понял? Можно сказать и так. Некоторые из людей Хенджина и правда были… подарками, цель у которых была схожа с целью ягнят, которых клали на алтарь жертвоприношения ради великой цели. Но, в отличие от правителей древних государств, подарки Хенджина были не с целью установить мирные взаимоотношения. Об этом он и не думал. Его больше вдохновляла мифологическая история Троянской войны, когда он намеренно усыплял бдительность Хянкум Па. Отец никогда не ругал Хенджина за ошибки. Наоборот, он их поощрял, говоря, что все действия, которые не привели его к желаемому результату — ни что иное, как еще один проход ножом для того, чтобы заточить металл его внутреннего стержня. Но если ошибка повторяется несколько раз подряд, то вот тогда и правда возникает проблема, которую, впрочем, легко решить, если пересмотреть и проанализировать свои решения, которые к ней привели. Один раз — случайность. Два — совпадение. Три — закономерность. Поэтому, когда третий посланный ими на разведку человек не вернулся, Хенджин понял, что пора бы посмотреть на задачу иначе. Начиная с того, чтобы еще раз задуматься о тех людях, которые задействованы в ее решении. Их было совсем немного. Он сам, Чан и… человек, близкий к отцу и своим высоким положением, и статусом приятеля. Этому человеку Хенджин доверял. Сейчас он понимает, что повел себя глупо, но тогда, когда отца резко не стало и разом свалились все проблемы мира было как-то не до того, чтобы подозревать самых-самых приближенных. Но начать надо было именно с них. С тех, у кого самый остро заточенный нож, который завис неподалеку от его спины. С тех, кто был близок к его отцу и при этом сразу присягнул и Хенджину, говоря, что их господин никогда бы не ошибся с выбором преемника. Потому что… откуда такая прыть перескочить с одного господина на другого? Может, отец успел некоторых предупредить заранее? Хенджин задумался об этом не сразу, но успел до того, как ошибка превратилась в катастрофу. Таким образом вычислив очередную крысу, которая сливала всех его людей, которые пытались что-то выяснить о новом товаре, было бы глупо резко прекратить. Сказать что-то вроде: «сейчас столько дел, не до них». Он же юный, глупый и наглый в глазах всех этих стариков, которые, по их мнению, гораздо лучше все знают благодаря годам опыта. Значит, надо соответствовать их представлениям и совершать несусветные глупости. Хенджин не прекратил посылать людей на верную гибель, но выбирал тех, от кого и так нужно было избавиться. И этот сраный предатель Ким был уверен, что его никто не заподозрил, так Хенджин еще и от неугодных избавился. Две цели одним выстрелом. Красота. Параллельно он решал возникшую проблему самостоятельно, потому что, конечно, лучше никто не справится. Хенджин вычеркнул сразу все объекты, которые уверенно перечислял ему Ким, когда он попросил новый список, и начал думать как бы сделал он, если бы вдруг решил открыть новую формулу наркотика. Где бы мог быть этот след из хлебных крошек, по которому можно прийти в нужное место? И когда совсем небольшой список из трех объектов Хянкум Па был составлен, возникал другой вопрос: кого он теперь может послать на то, чтобы их проверить? Это должен был быть тот, кто не связан ни с его кланом, ни с каким-либо другим. Кто-то совершенно чужой, кому, как ни странно, можно довериться именно по этой причине. И хотя Чан к тому моменту уже доказал свою преданность не раз, Хенджин все равно держал его на расстоянии вытянутой руки первое время, оставив в секрете то, что ищет кого-то. Ян Чонин понравился ему сразу. Он не похож на преступника ни капли, скорее, на студента младших курсов какой-нибудь творческой специальности. О нем хорошо отзывались те, с кем он работал. И он ни разу не работал на клан. Но Хенджин знал, что это лишь вопрос времени в случае Чонина. Как иначе этот парень собирался отомстить за свою мать? Хенджин любит тех, кто заинтересован не только в деньгах. Тех, у кого есть личная цель поважнее. И Хенджин не представляет мотивации лучше, чем месть, которая осталась единственным топливом в жизни. Единственное, чего он недооценил — уровня отчаяния Чонина. Или наглости? Наверное, и то и другое. Чонин, видимо, из тех, кто считает, что раз ему нечего терять, то можно смело заходить в горящий дом, чтобы забрать какую-нибудь ненужную вещь вроде своего плеера с любимой музыкой. Как иначе объяснить его проход прямиком в психушку Хенджин не знает. Но он точно не ожидал увидеть, что на имя Ли Сухека появилась запись к психиатру из дурдома Хянкум Па. Хорошо, что не сказал парню про психушку больше нужного и про своих убитых людей в том числе. Стал бы тогда Чонин так уверенно лезть? Хенджин даже глупостью это не назовет, потому что все в итоге сработало. И больше ничего не важно. Честно говоря, после всех неудачных попыток Хенджин уже не особо рассчитывал, что парень вернется. Но в итоге Чонин ждал его у берега моря, куда Хенджин принес свою папку на случай, если вдруг у него получится. И задача найти нового подходящего кандидата отсрочилась еще, как минимум, на неделю. Да, тусклый свет вечера не скрывал помятости Чонина, будто в психушке он подвергся тем самым безумным методам лечения (но явно не самому жестокому из возможных), что было бы неудивительно. Но, раз он смог вернуться и раз его языку состояние на грани плача не мешало жаловаться на опоздание в пару минут, то все было не так уж и плохо. Кроме одного. Теперь Чонин, который даже передал ему флешку с информацией, стал внезапно... нужнее. И не хотелось бы, чтобы следующие его вылазки накрылись из-за какой-нибудь неудачной случайности, которая могла с ним случиться. Хенджин знает, что, если его выпустили из клиники, это вовсе не значит, что его отпустили насовсем. Значит, внимание Хянкум Па надо было снова отвлечь тем же способом: отправить туда людей. Мир же переживет потерю нескольких журналистов, которые, уверенные в своей удаче и многолетней жизни, копают под синдикат, который в десятки раз сильнее их? Хенджин уверен, что да. Нечего было лезть в его клан, может, не получили бы внезапно хорошую наводку, чтобы обличить страшные вещи, которые происходят за закрытыми дверями частной психиатрической клиники. Только для того, чтобы самим пропасть за этими закрытыми дверьми. Хенджин только был уверен, что хотя бы первый или даже второй из них в итоге выживет, отделавшись испугом и поняв, что пора писать детские стишки или репортажи о скучных безопасных вещах. Ведь один раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность. Или Хагюн с годами стал еще жестче? От старика не убудет. Но не то чтобы Хенджин об этом беспокоится. Главное, что сейчас Сатур стоит со своей бесящей ухмылкой, которую руки так и чешутся убрать, и уверен в том, что Хенджин туп настолько, что все еще продолжает верить Киму и жертвовать своими людьми. Значит, этому предателю, который со стопроцентной точностью стал таким после того, как Чонин вернулся из психушки, можно продолжать скармливать ложную информацию. — Главное, что тебе понравилось, — Хенджин без толики тепла улыбается в ответ. — Поддерживаю твою инициативу: давно пора разбавить каким-то новым веществом наше скучное общество. — Ну какой ты замечательный, у меня аж привстал, — Сатур смеется, и Хенджин понимает, что есть еще более бесящая вещь, чем его улыбка. — Жаль только, что ты не в моем клане, а так, уверен, мы бы хорошо подружились, — его глаза сужаются, но в них остается отражаемый от люстр блеск какой-то лисьей хитрости. Его клане? — Жду не дождусь отобрать у тебя и эту часть трафика, — отвечает Хенджин таким голосом, будто это само собой разумеющееся событие, вроде очередного похода в тренажерный зал, в который он ходит столько, сколько себя помнит в клане. — Ты лучше постарайся удержать ту, что у тебя пока есть, — сладким до привкуса стекольных крошек голосом отвечает Сатур. — Это так, знаешь, совет на будущее, на чем лучше сконцентрироваться, ведь у тебя столько дел сейчас, — челюсть Хенджина сводит от этого легкого самоуверенного тона с нотками фальшивой заботы. — Считай, это был мой ответный подарок. Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи, чтобы увидеть пирсинг во всех новых местах, — он переводит взгляд с лица Хенджина на ширинку его брюк, затем снова смотрит прямо в глаза, подмигивает и уходит. Хенджин следит за его спиной, пока она не исчезает в толпе. Ему совсем не понравился этот короткий диалог. И он бы хотел его отбросить, как будто поговорил с умалишенным, кем Сатур и является, остро нуждаясь в терапии в клинике его клана. Но если Сатур пришел на вечер, куда главы кланов редко берут только кого-то важного из клана, телохранителей и потенциального наследника, то… Надо подумать еще раз, переосмыслить все, получив новую информацию, но к нему снова кто-то направляется. Уверенно приближающийся человек, насколько Хенджин помнит, какой-то актер, а это точно не входит в список тех, с кем сегодня обязательно надо переговорить. Нет, покурить сейчас гораздо важнее. Хенджин подходит к зашторенным окнам в пол, которые оставляют открытыми для какого-то подобия проветривания, и, отодвигая плотную тяжелую ткань, выходит на небольшой балкон, возвышающийся всего на метр от земли. Открывая для себя вид на ухоженные газоны внутреннего двора, которые освещаются даже вечером, он вынимает пачку сигарет и зажигалку из внутреннего кармана пиджака. Первая затяжка всегда ощущается так, будто его грудная клетка наконец-то смогла задышать полностью, как бы иначе на самом деле это ни было. В любом случае, хорошо прочищает мозги. Хенджин и так долго продержался без сигарет, потому что на всех этих пафосных мероприятиях до афтепати курить прямо в зале нельзя. Зато сразу после аукциона и речей о том, скольким детишкам их деньги помогут те, кто сам иногда любит маленьких парней или девочек особой извращенной любовью, кривая наигранных манер и вежливых улыбок быстро упадет до запаха чистого мета и плотоядных касаний к телам проституток, потому что как без них обойдется благотворительное мероприятие, так ведь? Хенджин надеется к этому моменту уже рассматривать содержимое чемодана, который они перехватят, потому что на то, что сделка пройдет во время аукциона, он ставит больше всего. Дилер сможет отлично сразу же сбыть товар, не выходя из особняка. Пустить его во время вечеринки, искушая чем-то новым тех, кто либо не знал, либо уже забыл какого это — отказывать себе. Тем, кто хочет испытывать что-то поистине новое. Воды жизни состоятельного человека пресны и мелководны, если ты сам не всколыхнешь их, пустив волны руками. Поэтому каждый здесь жаждет чего-то свежего. А если еще и сказать, что это то, что попробуют первыми именно они… нет лучше места, чтобы начать продвижение своего товара в массы. Конечно, сначала нужно заразить верхушку, ведь рыба гниет с головы. Так бы сделал Хенджин. Так бы сделал Сатур. Только Хенджину не нравится, что тот слишком уверен в себе. Для этого разве не слишком рано? Впрочем, чего еще от него ожидать. Да и наглое поведение может быть блефом, но что-то здесь не так. Что-то неправильно. Что-то Хенджин упустил, но что именно… Может ли не быть никакого дилера и его приближенные парни из Америки наврали, что какие-то корейцы, у которых при этом основной бизнес — казино в Вегасе, решили купить новый товар? Сатур решил сразу играть по-крупному, продавая в первую очередь за границу, пока клан Хенджин все еще удерживает большую часть рынка. Это умный ход. Поэтому Хенджин и не может понять, что еще не дает ему покоя, хотя, вроде бы, он просчитал все пути, по которым мог пойти Сатур. Новых мыслей ноль, а сигарета скурена уже на четверть. Всегда надо помнить, что другие люди мыслят иначе, но как же это сложно. Джефф Сатур — не Хенджин, который предпочитает следить за каждым шорохом в клане. Он более… свободен и развязан в своих действиях, что свободно демонстрирует. Хенджин считает это идиотизмом, но… ладно, допустим. Надо думать так, как он бы никогда не сделал. До чего бы вообще не смог додуматься. Может, дело в Чане, как всегда безмолвно появившемся рядом, но вдруг Хенджин понимает. Вспоминает то, на что бы сейчас он точно не решился. Он бы никогда не передал даже своей правой руке переговоры с дилером один на один. В этот момент Хенджин выдыхает не струю никотинового дыма, а собственное раздражение. Сигарета же забывается, пока мысли бегут в другую сторону. Сатур же может спокойно послать другого человека на переговоры. По поводу наркотика, который, если верить сведениям, дошедшим до Хенджина, были полностью его инициативой и его проектом. Собственное детище, которое он бесстрашно готов отдать в чужие руки, за которые дергает ниточками какого-нибудь шантажа или лояльности, которую смог построить за года в клане. Блять. Сатур же знал, что Хенджин все знает. И понимал, что он будет за ним следить. Это очевидно. Он даже не пытается скрыться, сам подошел первым. Потому что не он будет на встрече. Он здесь для отвлечения внимания. В первую очередь, внимания Хенджина. А сделка пройдёт без него, но точно под его инструкцией. Резко выдыхая, Хенджин, не давая себе времени на долгие размышления, выкидывает тлеющую сигарету, которая падает куда-то на клочок идеально ровно подстриженной травы. Чан поднимает на него глаза, но Хенджин объяснит ему все по пути до Чонина, которого срочно надо найти. Хенджин видел его уже несколько раз за сегодня, и каждый из них был за ручку с его откуда-то взявшимся якобы другом, который еще и очень удобно оказался информатором. Тесная же у них связь. Так и чешутся руки что-то с ней сделать. Как минимум, разъединить руки этих двух голубков.

***

Чонин, несмотря на свою любовь посетить буддийский храм время от времени, в повседневной жизни предпочитает исповедовать рационализм. Который гласит: в жизни бывают случайности. Удачные или нет, неважно. Случайности случаются постоянно. Но с оговоркой: один раз — случайность, а больше — уже что-то большее. Два — совпадение, три — закономерность. Этот факт стоило воскресить в памяти раньше. До того, как Чонин сперва столкнулся со знакомыми глазами, всегда завлекающими в плен, а затем услышал: — Прекрасный вечер, не так ли? Теперь Чонин вспоминает, что четвертый раз — это уже некий закон. Непонятно, правда, какой. Особенно, в этом случае. Джисон бы пошутил про взаимное притяжение, но Чонин предпочитает думать, что Хенджин может достать его даже в аду. И пока Чонин не может поверить, что вблизи Хенджин выглядит еще лучше: больше похож на сказочного принца, чем на главаря преступной организации, то Джисон с такой проблемой не сталкивается, и поэтому вполне серьезно, но с неким унылым оттенком отвечает: — Был ровно десять секунд назад. Хенджин переводит взгляд на друга, а затем растягивает губы в улыбке, о которую можно порезаться. Чонин видит ее впервые. — Хан Джисон, верно? Или предпочитаешь Джи Ван? Чонин не успевает удивиться резкому переходу на «ты», когда Джисон выдает: — Предпочитаю, чтобы ты ко мне вообще не обраща… — он не успевает договорить, потому что Чонин пихает его локтем под ребро и строгим взглядом намекает, что лучше бы ему прекратить этот детский сад. — Можно просто Джи, — без какого-либо энтузиазма заканчивает друг, угрюмым взглядом все же донося свой невысказанный посыл. Чонин уверен, что друг просто паясничает, потому что может, ведь он ничем не обязан Хенджину и не нуждается в его помощи. Но у него-то обратная ситуация. Это хорошо, что Хенджину, судя по улыбке, ставшей еще более широкой, так весело. Хотя бы кто-то может по достоинству оценить привычную клоунаду Джисона. — Хван Хенджин, — он протягивает руку вперед для рукопожатия. Чонин не успевает немного выдохнуть от облегчения, что кто-то из этих двоих умнее, как Хенджин добавляет. — Можно просто господин Хван. Конечно, Хенджин присоединился к этому цирку, почему Чонин ожидал что кто-то, кроме него, будет вести себя соответственно своему возрасту? И если он правильно помнит, он здесь младший. Чонин все еще не знает возраст Хенджина, но тот не выглядит на двадцать. Чонин сразу берет в хватку запястье друга и, не жалея, сжимает, намекая, чтобы Джисон не отвечал на словесную провокацию, а вот на рукопожатие — обязательно. Лицо Хенджина приобретает какой-то кислый оттенок после того, как он опустил взгляд туда, где пальцы Чонина сжимают руку Джисона сквозь ткань пиджака, и задержался на этом прикосновении на долгие две секунды, несмотря на то, что Чонин сразу разжал пальцы и опустил руку, как только увидел презрительный взгляд. Хенджин поднимает глаза обратно, но теперь встречается с повеселевшим взглядом Джисона. — Рад наконец познакомиться лично, — ухмыляется друг и отвечает на рукопожатие. — Он, — слегка кивает Джисон в сторону Чонина, — много о вас рассказывал, господин Хван, — их руки все еще скреплены. Чонин подозревает, что, судя по той силе, с которой напряглись пальцы этих двоих, каждый ждет, когда другой сдастся и отпустит. — Оказывается, в жизни вы вообще не такой противный и невыносимый… — фальшиво вежливым голосом продолжает друг, расширив глаза и приподняв брови в почти комичном удивлении. Чонин прекрасно знает, что он хочет сказать дальше: оказывается, в жизни вы вообще не такой противный и невыносимый, а еще хуже. Джисон точно критично пройдется по привлекательной внешности и светлым волосам, корни которых уже стали темными («подсказать контакт хорошего мастера?»). Спросит, как там дела в клане, потому что сам с ехидным лицом докладывал Чонину все слухи о нестабильных отношениях господина и его подданных (саркастичным тоном выделяя это слово, конечно). Может, в какой-то момент вспомнит, что о сеульском клане упоминать не стоит, но в дело легко способен вмешаться Хенджин, распаляя диалог. Диалог, конца которому не будет, если в него не вмешается Чонин. Что он и делает: — Что случилось? — стараясь скрыть обеспокоенность в голосе и лице, спрашивает он. — Мы же договаривались… — Планы поменялись, — словно по щелчку пальцев Хенджин сразу переключается на него, переходя на серьезный тон. — Мы все это время искали не того. У Чонина на секунду точно останавливается сердце. Он хорошо чувствует, как оно сначала быстро расширяется, а затем сжимается до одной точки, пуская страх по венам. Он только расслабился, что у них все под контролем. Продолжал незаметно ходить за Сатуром, не может быть, что… — Как это не того? — и так тихий голос проседает, став тонким под конец короткой фразы. — Я расскажу, но не здесь, — только собранность и спокойствие в голосе Хенджина хотя бы немного вселяют надежду. — Надо встретиться в комнате, где мои парни. Знаешь, где она? — Чонин кивает. — Тогда иди первый, я присоединюсь через несколько минут. Чонин хочет начать спорить, что разницы нет, кто из них пойдет первым. Что лучше бы первым ушел Хенджин, а не оставался наедине с Джисоном. Но это время, которого у них и так было немного, а теперь осталось… вообще непонятно, осталось ли оно. Чонин откровенно побаивается оставлять этих двух без присмотра. Не ровен час, за плохо скрываемыми оскорблениями пойдут кулаки. Джисон рассказывал, что в детстве любил устраивать драки с братьями, а подростком — с одноклассниками. Чонин верит, что друг давно вырос из этих ребячеств, но почему-то сейчас стал сомневаться. Единственное утешение — что они в зале, полном людей. Драка повредит репутации Хенджина. Поэтому можно понадеяться, что уж он-то не будет делать глупостей. Надеяться на то, что глава синдиката не будет присоединяться к насилию или его начинать, конечно, звучит как оксюморон, но у Чонина остался только такой вариант. Он так не хотел, чтобы эти двое пересекались и, более того, общались. И ничего не предвещало беды, потому что Хенджин обещал, что так и будет. Надо было не надеяться, а предупредить друга, чтобы в случае чего разговаривал нормально. Вряд ли бы это предотвратило неизбежность язвительного языка Джисона, который живет отдельно от мозга, но хоть что-то Чонин бы сделал. По крайней мере, с Сынмином беседу о том, как правильно себя вести, он провел, хоть тут можно не беспокоиться. Сейчас же остается только стрельнуть в Джисона предупреждающим взглядом и побыстрее уйти. Если слова Хенджина правда, они и так уже потеряли непозволительно много времени.

***

По правде говоря, Джисон от сегодняшнего дня ожидал только одного: встречи с Феликсом, который обещал, что тоже будет на этом ежегодном благотворительном вечере. Джисон предложил Чонину пойти с ним только потому, что не знал тогда Феликса. Получив привычный отказ от друга, он только демонстративно надул губы. Понимал, что Чонину явно не до того, чтобы куда-то уезжать из Пусана, когда у него каждый день на счету. Но Чонин внезапно согласился, а на тот момент Джисон уже отсчитывал часы до встречи с Феликсом. Кто знает, когда будет следующий шанс им увидеться? Если бы не важная причина, из-за которой друг передумал, то Джисон, возможно, сам бы ему отказал. Скрепя сердце, конечно, пообещав, что они могут и просто так съездить в Сеул, может, подарил бы крутые наушники, но в общем и целом… да, Джисон бы выбрал Феликса. Обычно всеядный до общения, Джисон никогда не понимал смысл фразы: «счастье любит тишину». Нет, тишину любят его клиенты, но ее они добиваются только холодным или огнестрельным оружием. Но теперь Джисон может точно сказать, что он до встречи с Феликсом не понимал многого в этой жизни. Да вообще, саму суть жизни он не понимал. Да, ему не хотелось трубить на весь мир, да что там, даже близкому человеку, что его сердце переполнено любовью. Ее так много, что Джисон не понимает, что с ней делать, поэтому выражает чувства привычным способом: через текст и музыку. Он хотел бы дать послушать Феликсу свои новые треки и увидеть его реакцию, даже если не сможет сказать, что написаны они для него. Может, у Джисона все же получится сегодня снова встретиться с Феликсом, только в этот раз не на две минуты, а хотя бы на полчаса. Зря что ли он брал с собой плеер и наушники, которые аккуратно положил во внутренний карман пиджака? Хочется верить, что нет. Может, после аукциона… Но Джисон, конечно, не забывал и про то, что друг нуждается в его помощи. Зная, что нужно забыть о том, что Феликс где-то совсем рядом всего на час, он думал, что не будет отвлекаться. Не вышло, прям совсем никак. Джисон не мог отделаться от попыток найти не только Джеффа Сатура, который ему совсем не интересен, но и того, кто ему так интересен, что приходилось каждые пять минут напоминать себе об обещании другу. Джисону могло бы быть совестно за это, но он слишком влюблен, чтобы мучиться самокритикой. Голова его в последнее время где-то в другом месте, отключена за ненадобностью. Вместо нее теперь сердце взяло правление и раздачу приказов. Тем более, Джисон прекрасно знал, что здесь будет Хенджин. И это, вообще-то, его очередная задумка. Разве глава клана не способен справиться своими силами? Джисон на это рассчитывал. А вот на встречу с самим Хенджином он вообще не рассчитывал. Глава клана бесил Джисона уже по один рассказам от Чонина. Еще с того момента, как друг рассказал, что это тот самый заказчик, который ему так сильно понравился в клубе. Для Джисона этот коварный обман — предательство, а прощать за эту адскую смесь он не любит. Джисон все еще переживает за Чонина, который согласился на эту опасную авантюру. Но друг, вроде как, справляется, хоть и с каждым разом кажется все более… Джисон даже не может подобрать слово, хоть у него и богатый словарный запас благодаря любимому увлечению. Может, потом он сможет подобрать одно емкое слово, но пока только продолжает внимательно следить. Так же внимательно, как за Джисоном, оказывается, следил Хенджин сегодня. Он не удивился бы, если бы узнал, что глава клана нашел Сатура раньше, но ничего бы не сказал другу, который так беспокоился. Но, наверное, Джисон попал под обстрел внимания только потому, что был рядом с Чонином. И это бесит еще больше. — Надеюсь, ты понимаешь, — говорит Хенджин, как только Чонин скрывается из виду, — что, как бы ты ни старался, никогда не станешь номером один для Ли Енбока. Он уже давно занят. Джисон прикладывает титанические усилия, чтобы у него от удивления не вывалились глаза из глазниц. Если останется без двух сразу, то больше не сможет увидеть самого красивого парня во всей галактике… или какие там самые большие космические единицы? Но если бы выпал только один глаз, он бы сделал вид, что стал пиратом, нацепив на лицо повязку. И украл бы Феликса на свой корабль, который уплыл бы так далеко в море, что никакие Чанбины или Хенджины их больше не беспокоили. Да, и Чонина с Сынмином бы с собой прихватил. Но, к сожалению, Хенджин и Чанбин все еще тут. А первый так вообще — смотрит с откровенным ехидством. Почему он думает, что Джисону интересна его нудятина? Он не намерен обсуждать Феликса, может сделать исключение только для друга. И то потому, что тот его спалил, да и немного некрасиво вышло. Поэтому Джисон решает, что лучшая тактика — это нападение. Тем более, его правда все это время беспокоило, что… — У тебя не было времени обновить цвет, что с корнями? Нужен контакт хорошего мастера? — Джисон демонстративно осуждающе рассматривает отросшие участок темных волос. — Феликс хотя бы перекрасился, прежде чем… — Так значит, он к тебе приходил, — перебивает его Хенджин и хищно скалится. — Что спрашивал? Джисон хочет ударить себя по лбу. Вот нельзя верить своему языку в последние дни, особенно, когда все мысли только о Феликсе. Он еще не отошел от их внезапной сумбурной встречи. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди сначала от перезвона колокольчиков этого ангельского голоса, а потом уже от того, что Феликс подумал, что они с Чонином пара. Хан Джисон, ты — идиот. — Не твое дело, — выпаливает он в ответ. И вообще, почему он все еще здесь? Надо было уйти, как только это сделал Чонин. И не то чтобы Джисон остается, потому что ему есть, о чем спросить Хенджина. Ну только если… не быть такой занозой в заднице для Чонина? Можно, конечно, но понятное дело, что все это тщетно. — Ты же понимаешь, на чьей стороне сейчас твой друг? — говорит Хенджин, сбросив все намеки на улыбку и приподняв брови. — Мы с Йенни ни на чьей стороне, господин Хван, — смотря исподлобья, демонстративно равнодушно тянет Джисон. — Мы на нейтральной территории, а все ваши игры… — Я думал, ты умнее, — Хенджин, видимо, страдает недержанием. Недержанием вставить свое слово поперек чужого. — Чонин теперь связан с моим кланом, как бы вы оба это не отрицали. Захочешь подгадить мне — подгадишь и ему, — Джисону кажется, что Хенджин прямо сейчас представляет все способы, которыми может выкурить его из зала и незаметно убить. — Так что советую не мешать мне и поменьше распространяться, даже о мелочах,. Если хочешь продолжать делать вид, что ты сам по себе. Джисон не понимает, как Чонин считает Хенджина красивым. Нет, конечно, если смотреть отдельно от характера, поступков, сферы деятельности, в общем, от всего, то будет даже неплохо. Но Джисон не умеет так разделять. По его мнению, человека украшает то, что у него внутри. А Хенджин не может похвастаться внутренним богатством красок, кроме черной и красной, уж точно. — Это угроза? — Джисон вскидывает брови. — Как бы я мог до такого опуститься, — усмехается Хенджин. — Это так, дружеское напоминание, — добавляет он, не скрывая едкого веселья в голосе, а затем демонстративно смотрит на часы. Джисон хмурится: кажется, у Чонина похожая модель, только разбитая. — Как жаль, мне уже пора, — цокает он. — Но с радостью поговорил бы еще. — Заходи как-нибудь ко мне в клуб, — предлагает Джисон, сам не понимая, сколько в его словах сарказма, а сколько правды. — Адрес сам знаешь. В честь того, что ты такой говнюк, надбавка на всю выпивку и информацию в два… нет, в десять раз больше. — Обязательно зайду, — довольно отвечает Хенджин все с той же острой улыбкой. — Было приятно познакомиться, просто Джи. До встречи. Джисон хотел бы в ответ пожелать Хенджину, чтобы его операция провалилась, чтобы его клан проиграл в этой глупой игре с Хянкум Па, но Чонин… блять. Нет, он не будет признавать, что Хенджин может быть прав.

***

В своей жизни Юнхо может выделить то, что он называет яркими огненными вспышками — события, которые он может пересмотреть в памяти так, будто они были записаны съемочной командой его нейронов на самую дорогую и навороченную пленочную камеру в лучшем качестве, которое только возможно. Эти вспышки почему-то ощущаются как взрыв дома. Наверное, потому что отрезают его от возможности вернуться в прошлое. Как вехи, они делят временной ряд его жизни на кусочки, которые устремлены к бесконечности. В эту особую категорию событий, бесспорно, попадает их первая встреча с Минги. Юнхо — школьник, голова которого последней дошла до понимания, что он встретил того самого. Сердце узнало Минги сразу. И, наверное, ученые врут, когда говорят, что именно головной мозг отдает приказы телу, потому что Юнхо может выступить живым примером того, что в некоторых случаях это делает зоркое сердце, которое вряд ли способно на ошибку. Как иначе объяснить то, что он готов был стоять на остановке с Минги часами, пропуская свои автобусы, пока не придет тот редкий и нужный его другу? То, что он приходил со своими контейнерами готовой еды в соседнюю школу только для того, чтобы урвать немного времени с другом на школьном обеденной перемене? Может, если бы голова Юнхо включилась позже, сердце все же заставило его сделать главный шаг вперед: признаться в том, какие чувства в нем скрыты. Но страх возможной потери дружбы и человека, который разжег в его жизни искру, которая не сбавляет в своем свете и тепле спустя годы… этот сковывающий страх не дает ему сделать шаг, который бы создал еще одну яркую вспышку. Ничего страшного. Юнхо нравится стабильность горящего огонька. В какой-то момент он стал единственным источником тепла посреди мерзлот жизни, которая начала разваливаться по частям. В любом случае, если не заветный поцелуй и долго скрываемое признание человеку, от которого у него больше нет никаких секретов, то этот огонек привел Юнхо к другому ключевому событию: благодаря Минги он попал в синдикат и стал его полноправной частью. День ритуальной клятвы, боя и встречи с господином так же от и до записан на кассету его памяти. Но что важно: кассет не может быть много, иначе они не уместятся на строго ограниченную полку. Поэтому все важные события последних недель после дня посвящения: например, первый выигранный бой, а значит, и первые деньги, которые он отправил маме, Юнхо считает неотвратимостью, которая всегда наступает после смены вех. Как и его уже третье реальное дело, но первое — вместе с Минги. Дело, которое напрямую касается господина, который не должен был, но почему-то оказался сейчас с ним в комнате технической безопасности, тускло освещаемой мониторами. У Юнхо от этой комбинации кружится голова. Которая стала обманчиво легкой еще в тот момент, когда ему сказали, что предстоит сделать. Не то чтобы невероятно сложно: незаметно пробраться внутрь и разобраться с парочкой охранников, а потом разобраться с несколькими преступниками, но… ответственно до трясучки. Тем более, он не так давно прошел посвящение, как и Минги, а все остальные, кто сейчас рядом, явно с опытом побольше. Юнхо не знает, что объединяет всех присутствующих из братьев клана, а спрашивать он не будет, потому что этот тощий парень, который сидел все время за мониторами, заткнул их сразу, как только пошли легкие перешептывания. Еще и наглости хватило припугнуть, что доложит обо всем господину. Но никто не знает, что это за выскочка, правда, судя по его активной компьютерной деятельности, умная выскочка, поэтому все быстро замолчали. Им приказали еще и охранять этого парня, так что… наверное, это кто-то ценный и важный для клана, может, даже хорошо знает господина. В копилку правдивости этого предположения добавляется еще то, как этот парень замешкался при виде господина на пару секунд, как будто сомневался, стоит ли ему вообще кланяться. А затем вообще сел обратно на стул. Кто еще может себе такое позволить? На самом деле, кое-кто еще может. Он и не поклонился, и не поприветствовал, хотя, Юнхо смекнул, что это потому что парень сделал это раньше, потому что уже сегодня виделся с господином. Но все равно сложилось впечатление, что этот новый парень, которого заранее попросил впустить Бан Чан по связи, что-то вроде… Юнхо пока не понял точно, но как будто он каждую секунду сдерживается, чтобы не высказать все неприятное, что думает и о господине лично (если Юнхо правильно истолковал эти поджатые губы и недрогнувший ни разу взгляд глаза в глаза), и о ситуации в целом. Потому что ситуация пошла не по плану. Это прекрасно понятно всем в комнате, даже таким статичным фигурам, стоящим у стен, как он с Минги и другими ребятами. У них же есть уши, которыми они слышали ровно это: все пошло не по плану, потому что все это время они следили за неправильным человеком. И пока все остальные в комнате задержали дыхание, когда появился господин Хван, эти двое, слушая его объяснения происходящего, свои протяжные разочарованные выдохи не сдержали. Юнхо очень интересно, кто они и как связаны с их кланом. Единственное, что он точно понимает — то, что они друзья. Замечать крепкую связь между людьми по тому, как они договариваются и понимают друг друга без слов несложно, особенно, когда ты и сам не раз испытывал это чувство. Но он заметил и кое-что еще, в чем так сильно сомневается, что отбрасывает мысль без особого погружения. Только она все равно постоянно его догоняет, словно волны посреди океана, от которых невозможно уплыть: за одной сразу следует вторая, и иногда даже побольше. — Если искать каждого, с кем он сегодня пересекался, это ничего не даст, — говорит тот парень, который сидит за мониторами, пока второй и господин стоят от его стула по бокам на расстоянии меньше вытянутой руки. — Им вообще не нужно было сегодня как-то общаться, чтобы никто не смог вычислить. Например, как хотели мы. — Ключевое слово — хотели, — недовольно вставляет второй парень, а затем переводит такой же недовольный взгляд на господина. И как ему не страшно? — Мой телефон, кстати, все это время был при мне, как раз на такой случай. — Боялся, что ты мог быть слишком увлечен вечером и своим другом, чтобы быстро ответить. Все дело точно в тусклом свете: нельзя верить странному блеску в чужих глазах в таком плохом освещении. Поэтому Юнхо отбрасывает мысль, что увидел что-то большее еще и в полуулыбке господина. — Твой контакт у меня на вибрации, я бы сразу посмотрел. — На вибрации? Приятно знать. Тот парень в ответ только поджимает губы, но Юнхо уверен, что он сдержался, чтобы не закатить глаза. Это вообще не его дело, вот только… Юнхо знает как замечать не только крепкую дружбу, но и то напряжение, которое почти искрит от невысказанных чувств, какими бы они ни были. Второе ему слишком хорошо знакомо, особенно в последнее время, когда канат терпения, за который он тащил груз ноши своих чувств, из-за всех напряженных и нервных событий превратился уже чуть ли не в тоненькую веревку, которая скоро не выдержит тяжелый вес. Но, наверное, как раз по этой причине и не стоит верить своим подозрениям, ведь он легко мог спутать свои чувства, засевшие уже в печенках, с чем-то совсем другим. Несмотря на это, Юнхо усиленно роется в памяти: какие ходили слухи об ориентации господина?

***

Сынмин иногда задумывается: может, что-то вроде судьбы и правда есть? Не может же быть случайностью то, как удачно он встретил Чонина. Как удачно Сынмин сначала помог ему, сам не понимая, насколько сильно своим маленьким расследованием в интернете он повлиял на жизнь чужого человека, который вскоре стал близким. Как удачно Чонин помог ему, сам не понимая, что нашел самый короткий путь к его доверию. И правда, он может пробраться куда угодно, даже через защитные невидимые преграды Сынмина перелез. Только из-за Чонина и того, как хорошо они сошлись не только как друзья, но как соседи и партнеры по делу, Сынмин редко, но готов допустить, что судьбоносные события иногда могут случаться. Сегодня — как раз тот день, когда он снова об этом думает. Иногда кажется, что он просто привык, и Чонин вообще не какое-то исключение, но нет. Он и правда, возможно, единственный человек, с кем Сынмин готов работать рука об руку. Сначала все эти парни, которые слишком громко дышат. И вообще, занимают слишком много места. Еще и стоят за спиной, поэтому Сынмин не может за ними следить. Но, оказывается, это было еще полбеды. Конечно, главный монстр появился под конец, когда нервы уже и так были натянуты как тугие линии электропередач сначала от работы как будто под надзором, а потом и от новостей, которые принес встревоженный Чонин. Сынмину не то чтобы не нравится Хенджин. Нет. Он умеет объяснять коротко и по делу свои очень даже неплохие предположения о том, что их все это время водили за нос. Проблема не в этом. Сынмину не нравится, когда Хенджин и Чонин находятся рядом с ним в одном помещении. Он чувствует себя третьим лишним в, позвольте заметить, его кабинете, ведь на сегодня это его рабочее место, а значит, должно быть тихо и спокойно. Но некоторые, видимо, об этом забыли, будто кроме них двоих тут больше никого нет. Будто их взгляды друг на друга такие незаметные, будто в их тоне никому больше не слышно, что пахнет тут чем-то помимо делового разговора. Хенджину, наверное, все равно, потому что подчиненные должны молчать и выполнять приказы, но Сынмин вообще-то к их числу не относится. А злиться на друга он даже не может, потому что с ним теперь уже точно все понятно. Сынмин только рад, что погорячился, думая, что Чонин ходит на свидания. Они же, вроде как, должны быть романтичными и милыми, хотя бы приятными? Не тот случай явно. Больше похоже на то, когда говорят: да снимите уже комнату. Или как угодно еще выпустите пар. Может, им полегчало бы после драки. Сынмин уверен, если бы он общался с Хенджином один на один, то все было бы неплохо. Не то чтобы и прям хорошо, потому что приказной тон резал бы уши. Но ничего такого, что нельзя перетерпеть, даже если иногда пришлось бы стиснуть зубы. Он не может осуждать Чонина и по этой причине в том числе: если бы слышал этот высокомерный голос так же часто, то его терпимость тоже довольно быстро истончилась бы. А еще бы для него в миг слетело все очарование, которым Хенджин словно пропитан и которое даже Сынмин отрицать не может, и дело не только в красивом лице. Но Сынмин давно подозревал, что у Чонина есть некоторые мазохистические склонности: лезть туда, где может убить током. А Хенджин как будто еще и специально подначивает. По правде сказать, часть Сынмина довольна, что друг хотя бы не расплывается лужицей у чужих ног, даже капли не проронил. Сынмин все еще чувствует себя третьим лишним и при этом единственным взрослым и адекватным в комнате, когда вмешивается со своим: — Ладно, надо мыслить логически. Что самое главное на таких встречах? — Деньги? Пафосные разговоры? Алкоголь и сигары? — Чонин перечисляет, стрельнув глазами в Хенджина, который невозмутимо выдает кое-что поинтереснее: — Проститутки. Сынмин не успевает и рта раскрыть, когда нахмурившийся Чонин спрашивает: — Зачем им проститутки на важной встрече? — Потому что здесь никакая встреча без них не обходится, — Хенджин выдает это с такой спокойной уверенностью, что Сынмин даже не замечает, как в течение пары секунд он полностью убежден. Это и правда вполне логично. Сынмин следил за вторым этажом и благодаря Хенджину заранее знал, что будет наблюдать. Некоторым плевать на официальную часть, и организаторы сделали все, чтобы все гости могли прийти, и как можно раньше, ведь тем больше денег они заработают. Благотворительность это, конечно, хорошо, но не все толстосумы хотят даже притворяться, что пришли сюда ради проблем тех, кто так далеко от них в социальной иерархии. Поэтому на втором этаже проститутки были с самого начала вечера. Тоже в зале, но поменьше. С приглушенным светом вместо ярких люстр, бархатными кушетками, баром с алкоголем покрепче шампанского, возможностью курить прямо в зале и даже несколькими столами для покера. Нормы приличия там были гораздо шире, но все же были: если хочешь снять какую-то из девушек, которая приглянулась, то отведи ее в одну из комнат. И только через эти две секунды у Сынмина срабатывает привычка подвергать все сомнению: — Да, — сначала все же соглашается он, коротко кивая, и поворачивается к мониторам. — Но на втором этаже камеры только в коридоре и в зале, поэтому найти того, о ком мы и представления не имеем… Чонин не дает Сынмину закончить: — Может, мне отправиться туда? Там же есть и парни среди… Сынмин хочет заткнуть Чонину рот ладонью, чтобы даже не дослушивать эту несусветную глупость. Вот как вообще можно додуматься до такого? За другом в последнее время нужен глаз да глаз, такие гениальные идеи его посещают: то лаборатория, то теперь каким-то чудом сделать вид, что он работает на втором этаже по призванию одной из древнейших профессий. Нет, понятно, что это его обычная реакция, потому что он всегда так и делает: если нельзя пробраться снаружи, надо кем-то притвориться и зайти изнутри. Но Сынмин все равно удивлен скорости его предложения, явно необдуманного. После секундного замешательства, он поворачивается к Чонину и напоминает себе, что вокруг люди и по имени друга называть нельзя, что надо держать голос ровным. Наверное, поэтому-то его и опережает Хенджин, который не ограничивает себя и говорит, как думает: — Сомневаюсь, что ты… — он слегка поджимает губы и хмурит брови. Или все же он немного ограничивает себя. Сынмин хочет сбежать куда угодно, хоть самому уйти на второй этаж. Или этих двоих туда выпроводить. Там точно должны быть свободные комнаты. Сынмин один думает о том, что они теряют время? Или он чего-то не знает? — Что я? — с вызовом отвечает Чонин, вскидывая брови. Хенджин, выдерживая паузу, проводит по нему взглядом с ног до головы. — Сможешь кого-либо там убедить, — заключает он, приподнимая уголки губ. Чонин не теряется ни на секунду: — Ну, если с тобой смог, значит… — Никто никуда не пойдет, — с нажимом перебивает его Сынмин, который вообще не хочет слышать продолжение этого разговора и который снова отвернулся к мониторам, чтобы не видеть взгляды этих двоих. Все равно на него они не обращают внимания. — Пока мы не убедимся, что не смогли ничего найти по камерам. Направьте всю свою… — Сынмин сбивается, пытаясь подобрать слово, — … энергию в то, чтобы внимательно смотреть в мониторы. — Не нужно никуда смотреть, — спокойно бросает Хенджин. — Я уже вызвал одну из своих девочек. Сынмин тихо цокает. Нет, все же, он не смог бы работать с тем, у кого постоянно свои планы, о которых он рассказывает в последний момент. Теперь он еще больше любит Чонина, который берет общение с клиентами на себя. Кто знает, как быстро закончилась бы преступная карьера Сынмина, если бы он пытался делать это один. — Ты вызвал кого? Плохо смеяться над другом при других, но его тон настолько негодующий, что Сынмин не сдерживает улыбку: все равно ее никто не увидит со спины.

***

У Чонина скоро взорвется голова. Вот еще чуть-чуть и черепная коробка разлетится на мелкие кусочки, а серое вещество будет вытекать, капая на пол. Хотя, нет. Лучше пусть так будет с этой девушкой. С той силой, с которой он сверлит ее словно выточенный искусной рукой мастера профиль, мраморную кожу и шелковистые длинные волосы можно смело утверждать, что вероятность взрыва не такая уж и нулевая. Еще до того, как она успела войти в комнату, Чонин успел проникнуться сочувствием. А что еще он мог чувствовать? Конечно, это бедная девушка, которой из-за невзгод жизни пришлось обратиться на темную криминальную сторону и торговать своим телом. Тем более, наслышанный о кланах и со свежими воспоминаниями о психушке, Чонин думал, что ее, скорее всего, похитили, отобрав право распоряжаться своей жизнью. Он уже начал злиться на Хенджина, хотя достаточно лицемерно, учитывая, что прекрасно знал, главой чего тот является. Чонин подписал сделку с совестью первый раз, когда решился на побег, чтобы стать преступником, а второй — когда решился на работу с Хенджином, так что глупо сейчас играть в мораль… но все равно. Одно дело — отдаленно представлять без желания особо много вдумываться, потому что тогда все совсем разойдется по швам, а другое — наблюдать лично, да еще и так близко. Но сочувствие Чонина длилось ровно до того момента, как девушка начала жеманно говорить. Оно постепенно утекало из его сердца и раньше: когда она сначала вошла так, будто ее по какому-то пустяку прервали с важной встречи, затем растянула ярко красные губы в плотоядной улыбке, направленной только на своего господина, а потом, не удостоив никого больше своим вниманием, как будто в комнате всегда были только они вдвоем, потеснила Чонина, из-за своей стройности легко втиснувшись в небольшое пространство, которое было между ним и Хенджином. Оказывается, у Хенджина в клане какое-то особое обращение с проститутками. Если он доверил им следить за всей элитой, которая решила минуть главный зал на первом этаже и сразу подняться на второй, то это что-то да значит. Чонин бы мог зло подумать, что такое хорошее обращение у Хенджина только потому, что тот и сам к ним часто заходит, но знает, что дело не в этом. И не только потому, что тот не по девушкам (Чонин второй раз за вечер начинает сомневаться), а потому что Хенджин сам рассказал, что это что-то вроде традиции. Его отец отправлял часть своих проституток под прикрытием на важные мероприятия. Самых красивых, умных и дополнительно обученных навыку разговорить богачей так, чтобы они смогли потом передать весь полученный компромат из уст тех, кого обслуживали, прямиком в архивы господина. И появившаяся Йеджи — так к ней обратился Хенджин — точно не выглядит как зашуганная бедная проститутка, которую в Осонг Па держат силой. Раз уж она не боялась положить свои тонкие пальцы на плечо Хенджина, который даже не убрал их, то у нее и правда должна быть неплохая жизнь. Или еще и неплохое положение в клане. Чонин все же думает, что Хенджин вызвал именно Йеджи не просто так, наверняка она сама где-то в высоких рангах клана. Потому что если нет, и это Чонин просто ищет оправдания… он даже не хочет заканчивать эту мысль, от которой сводит челюсть, а в груди что-то жарко колет. Может, Хенджин и Йеджи неплохо общаются и она, под стать своей, так скажем, профессии, особо тактильный человек. А может… нет, пора прекратить эти оправдания и какие-то странно собственнические мысли о Хенджине, который вообще не его.. никто. Даже не его господин, а только заказчик, и ничего, кроме их небольшой сделки, и ладно, еще одной ночи в клубе, их не связывает. Да. Надо прекращать думать и продолжать слушать сладкоголосую Йеджи, но Чонин вдруг резко перестал любить сладкое. Прям как давно не любит его и Хенджин. — …это все, кто уже ушел. В самом зале остались, как минимум, хм… трое, кто точно из кланов, но никаких известных мне лиц. — Значит, все просто, — Хенджин смотрит на Йеджи. — Ты возвращаешься наверх и предупреждаешь, чтобы наши переключили внимание на оставшихся трех. Как минимум, им нужно подкинуть жучок. И сразу докладываешь, когда один из них ушел и говоришь, с кем в итоге. А с другими двумя… — он переводит взгляд на Чонина, который так раздражен, что даже не поворачивает голову полностью, все равно Йеджи перекрывает полный обзор на Хенджина. — Разбираешься ты. Примерно этого он и ожидал. Чонин так и хотел сделать, как только Йеджи рассказала, что четыре гостя, которые точно не числятся в списке известных личностей или директоров холдингов, уже покинули зал. Двое из них ушли в отдельную комнату с одним парнем и одной девушкой из клана. Вживленные в тела проституток чипы обладают, помимо прочего, функцией прослушки, записи с которого как раз и хранятся в архивах Осонг Па. Но еще их можно слушать в живом режиме, как продемонстрировала им (Хенджину) Йеджи. Чонин именно в этот момент и перешел на свои неприятные мысли — они стали слишком громкими, когда по комнате из динамика телефона разнеслись звуки грязных словечек и пошлых протяжных стонов. Очевидно, это не то, что можно услышать на деловых переговорах о продаже нового наркотика. Хотя, кто знает, может, дилер уже празднует заключенную сделку. Но все равно, проверять их нужно в последнюю очередь. Потому что остались двое — те, кто ушел в комнаты, где нет камер, потому что организаторы особо сильно беспокоятся о конфиденциальности и своих клиентов, и самого мероприятия, которое, вроде как, все еще остается благотворительным. Какому светскому вечеру может повредить этаж, отведенный под что-то, сильно напоминающее бордель и казино, верно? Но Чонин знает, что не бывает такого замка, который нельзя взломать. Не бывает намеренно или необдуманно оставленной лазейки, которую можно использовать. Эта была известна ему сразу, потому что о ней рассказал Хенджин, когда они обсуждали план. Как и положено многим старым зданиям, которые использовались богатыми людьми, в них есть внутренние коридоры и тайные проходы, замаскированные обычно под внутреннюю стенку шкафа. Этой информации Чонин даже не удивился: сам пользовался ей, потому что многие отели, как и этот, либо уже покупают здание с системой скрытых коридоров, которые были нормой в прошлые века, либо создают ее сами. Часто это делается в сговоре с кланом, чтобы красть людей, в основном, детей, которых родители спокойно оставляют без присмотра. Чонин так воровал то, что просил заказчик. Обычно, документы или ювелирку. Конечно, эти тайные коридоры есть не везде, но их гораздо больше, чем люди могут подумать. Хотя многие из них и вовсе уверены, что подобного не существует и они могут отдыхать в номере в свое удовольствие. Ведь если бы детей крали из номеров, все бы об этом уже знали, да? Конечно же, нет. В этом особняке потайная дверца есть в каждой комнате на втором этаже. Об этом знают немногие из гостей, иначе бы вряд ли они так спокойно развлекались, но самые влиятельные и важные знают. Естественно, все главы кланов давно вкурсе. По крайней мере, они есть в тех двух, которые Чонину нужно проверить. Та часть вечера, которую он ждал без особого энтузиазма: как бы там ни было, даже если бы они достоверно знали, где проходит сделка, он бы все равно полез, чтобы и дать сигнал, в какой момент люди Хенджина могут вламываться в комнату, и самому юрко проскочить, забрав чемодан и сразу скрыться, закрыв за собой эту тайную дверцу, подперев чем-нибудь тяжелым, чтобы избежать погони. Последние дни Чонин заучивал всю схемы здания, включая и переплетения тайных коридоров, с рвением студента, у которого на носу тот самый экзамен, на котором преподаватель может отправить на пересдачу даже отличников. Но в его случае, исход плохой подготовки был гораздо страшнее, чем повторный экзамен. У Чонина второго шанса подучить получше нет. И пока Сынмин объясняет ему, с какой из комнат начать (с той, до которой меньше добираться) и напоминает, как ему стоит двигаться, передавая наушник для связи с ним или с людьми клана, чтобы дать им сигнал, Хенджин же… все еще не отталкивает Йеджи, а разговаривает с ней. И в приятном тоне, без своего типичного налета «я здесь cамый крутой, и умный». Оказывается, так бывает. Еще одна грань Хенджина, о которой Чонин даже не подозревал до сегодняшнего дня. Какая-то невероятная, как и то, что демонстрирует Хенджин по отношению к Йеджи. Чонин не хочет слушать их, но не может этого не делать. Все эти коридоры он отлично помнит, а вот этот разговор… да, его он тоже хорошо запомнит: — А что же будете делать вы, господин Хван? — от ее слов и тона Чонин чувствует сахарный привкус лести на языке. — Через… — Чонин боковым знанием может видеть, как Хенджин смотрит на часы, а затем усмехается. — Аукцион уже начался, так что мне пора. — Скукотища, — цокает она, а затем переходит на медовый шепот, наклоняя лицо к Хенджину еще ближе, будто хочет сообщить секрет. — Захочешь реального веселья, знаешь, где меня найти. — Боюсь, у нас разные представления о веселье, — хмыкает Хенджин. — Ты и так совсем перестал заходить, — дуется Йеджи, проводя длинным красным ногтем указательного пальца по его груди. Чонин никогда не хотел сломать чужой ноготь или сразу палец так сильно, как хочет сейчас. Хенджин убирает ее палец, перенося его к ее губам, показывая, что ей стоит замолчать. — Поняла, — вздыхает она, отдаляясь и говоря теперь с обычной громкостью. — Разные представления о веселье. Тогда удачно вам развлечься и потратить кучу денег, господин. — Йеджи отходит на шаг и грациозно кланяется. Хенджин отвечает ей лишь полуулыбкой. Чонин не провожает Йеджи до двери тяжелым взглядом только потому, что, вроде как, он должен слушать Сынмина. Теперь серьезный голос друга, без лишних помех женского томного шепота, прекрасно доходит до ушей. — … и я тебе напомню: твоя задача — забрать чемодан и убежать как можно скорее, и ничего больше, ты понял? — Сынмин внимательно смотрит ему прямо в глаза. Чонин чувствует укол совести, и поэтому активно кивает, будто он все это время был так же сильно сосредоточен на друге. — Никакой самодеятельности, — добавляет он с нажимом. — Я все понял, — твердо отвечает Чонин и кивает еще один раз. — Взять и сразу уйти. Звучит просто, но не легко, потому что сделать все это надо прямо перед носом скольких-то там преступников. Чонин рассчитывает, что будет как минимум три человека от Хянкум Па: переговорщик и два телохранителя по бокам. Все, как положено. Со стороны покупателей, насколько известно Хенджину, два человека тоже с каким-то количеством охраны Чонин тихо вздыхает, на мгновение прикрыв глаза. Какой же долгий день, и до его окончания еще далеко. — Не переживай, — Чонин открывает глаза, чтобы перевести взгляд на Хенджина. — Мои парни прикроют, если что. Хенджин звучит так уверенно, что ему хочется верить. Но Чонин уже знает, что верить словам Хенджина — все равно что вступить на скользкую дорожку, которая так быстро уведет от верного направления, что не успеешь и заметить. Но пока он успешно лавирует на этом тонком льду, верно?

***

После череды неудач наступает белая полоса. У человека не получалось что-то девять раз — на десятый должно получиться. Как минимум, вероятность успешного исхода повышается пропорционально количеству попыток. Так все работает в жизни. Чонин знает об этом, но все равно сомневается, нет ли где подвоха. Как-то слишком хорошо: нашел нужную комнату с первого раза. По закону жанра, он должен был сначала снова столкнуться с неудачей, а уже потом, когда других вариантов особо и не осталось, наконец встретиться с удачей. Но все же голоса за дверью, которую он не видит в кромешной темноте, а лишь ощущает пальцами, мало похожи на секс. Зато похожи на разговор, в котором нет и намека на женский голос. Как и должно быть, если это и правда сделка. О чем именно говорят в комнате, он не слышит. Сейчас самое громкое в непроглядно черном коридоре — собственное дыхание, которое Чонин пытается успокоить. Вот только быстрый стук сердца не так просто усмирить, а он тоже заметно бьет по ушам. Чонин ненавидит работать в темноте. Конечно, часто приходится проникать куда-то ночью, но это другое, потому что есть хотя бы лунный свет или тот, который исходит от уличных ламп. С полным отсутствием любого намека на свет он сталкивается редко. Но сегодня как раз такой случай. Даже фонариком на телефоне лучше не пользоваться: свет может его выдать. Инфракрасные очки в темноте такой степени бесполезны, а те, которые и правда могли бы помочь, слишком громоздки для задачи. Тем более, ему потом надо будет их быстро снять и так же быстро надеть обратно, не говоря о том, что в руке еще будет чемодан. Поэтому ему легче положиться на свое чутье и навык ходить бесшумно, чем на прибор, который рассчитан для военных операций. Да и своей памяти и умению на ощупь найти нужное место он доверяет, потому что они хорошо проверены временем, а вот тому, чем он никогда не пользовался — нет. Поэтому, смирившись со своей незавидной участью, он настолько быстро, насколько мог, крался по бесконечному, как казалось из-за темноты, коридору. Чонин слабо, но подозревал, что охрану могут поставить не только в комнате, но и в секретных проходах, так что решил перестраховаться и негромко кинуть пару ручек в другой конец, чтобы услышать, не встрепенется ли вдруг кто. И если его обычно хороший слух не подвел (музыкальный, между прочим), то сейчас он один в этой затхлой и холодной темноте. Честно говоря, впервые Чонин был бы не против, если бы за компанию с ним был кто-то из Хянкум Па. Пусть даже настроенный против него. Но хотя бы электрические поскрипывания в ухе немного успокаивают. Чонин уверен, Сынмин специально не отключил микрофон, даже если сейчас ему нечего говорить, потому что главное уже передано, и осталось только ждать отмашку. Чонин уже облапал всю дверь так, будто он тот самый неадекватный парень в клубе, который не знает норм приличия или они выветрились из головы напрочь из-за алкоголя. Но цель у него была другая — найти все слабые места, благодаря которым он сможет зайти внутрь шкафа. Но ничего, кроме резной круглой ручки он не обнаружил. Она даже поддается, хотя вариант того, что к двери приставят что-то, чтобы никто не мог зайти, он не отметал. Наверное, крутые преступники считают, что если кто-то захочет прийти на их небольшую частную вечеринку, то их стоит встретить со всеми почестями в виде ударов и пуль. Чего им бояться, верно? В который раз Чонин не может не удивиться налету наглости, принятому в Хянкум Па. Но, наверное, не все настолько беспокойные люди в клане, потому что у таких точно плохая приспособляемость и выживаемость к условиям жизни в синдикате, в котором что ни день — новое происшествие. Так и нервов не напасешься. Чонин уверен, что никогда не смог бы привыкнуть или выжить в преступной организации, как минимум по этой причине: они просто не сошлись бы характерами. — Заходи, — его размышления, которыми пришлось себя развлекать, прерывает строгий, но размеренный голос, который только что подключился. Чонин теперь знает, что того парня, который раньше любил испепелять его взглядом, зовут Бан Чан. Не то чтобы Чонин долго простоял у двери, но время растянулось словно прилипшая к подошве жвачка. Наверное, прошло не больше пяти минут, как он остановился тут, но проверить нет возможности. Тихо проворачивая ручку, он делает осторожный шаг вперед. Для его глаз ничего не меняется: такая же темнота, от которой бензиновые силуэты перед глазами становятся с каждой минутой все ярче. Для ощущений тела тоже: никаких преград вроде одежды нет, ведь отель сейчас не принимает гостей. Чонину даже не нужно сгибать колени, он так и стоит во весь рост, шкаф же как раз и делался с расчетом на то, что им будут пользоваться как проходом какие-то важные люди королевских кровей. Но для ушей все сильно изменилось: теперь Чонин может слышать, что происходит внутри, хоть и неидеально: — У вас есть доказательства, что ваш… товар вообще работает? — даже приглушенно, слова звучат с явной настороженностью и ноткой пренебрежительности. — Сами знаете, какие слухи о нем ходили. У Чонина одновременно все потеют и потеют ладони от надвигающейся миссии, но еще и радуется сердце, потому что, судя по разговору, теперь точно можно поздравить себя с тем, что он успел. Хенджин и правда верно предположил правильное время. — Конечно, господин Ким. Это были наши тестовые версии, благодаря которым мы улучшили качество, — это голос, напротив, совсем другой: уверенный и довольный, но Чонин все равно выделяет в нем подтекст легкого заискивания. Странная мысль, но такой тон он слышал в мультиках, когда злодей пытался переманить главного героя на свою сторону. — А доказать то, что прихода мощнее и быстрее вы ни от чего другого никогда не словите, можно прямо сейчас. Все нужное, чтобы убедиться, уже перед вами, — Чонин представляет, как мужчина, если верить его глубокому тону, разводит руки в стороны будто фокусник, который демонстрирует ящик, в который сейчас поместит человека, которого будет распиливать пополам. Не по-настоящему, конечно, но в комнате сейчас преступники вместо фокусников, так что ожидать можно чего угодно. — Вы серьезно ждете, что… — а это уже какой-то другой голос, более строгий. Хенджин предупреждал, что, возможно, со стороны покупателей будет не один человек, не считая охраны. И тут он тоже оказался прав. — Нет, конечно, нет, господин Пак, — заверяет их тот довольный голос. — Дорогая, вытяни руку, — и после небольшой паузы, за которую происходит что-то, что Чонин не может видеть, но может предполагать, продолжает. — Не бойся, тебе не будет больно, только очень приятно. Чонин перестает дышать. Это то, о чем говорил Хенджин. Взять с собой проститутку, которая будет стоять неподалеку или сидеть на коленях, нужно не столько для крутого образа, сколько для наглядной и живой демонстрации перед покупателем. Чужих девушек не жалко, а своих парней — да. И удобно: не нужно незаметно приводить кого-то еще, можно взять тех, кто свободно пришел сам, и так же спокойно оставить, когда дело сделано. Надо подождать еще немного, и будет самый лучший момент, когда парням Хенджина пора оторвать дверь прямо с петель. Звуков, похожих на сопротивление, нет, есть только щелканье чего-то металлического — наверное, открыли чемодан. И теперь, когда все погрузилось в тишину, будто комната замерла в ожидании, Чонин прикрывает рот рукой и шепчет: — Сейчас. Чонин не успевает отсчитать вторую секунду, как дверь с грохотом вылетает, а девушка кричит. Чонин никогда не работал с кем-то еще на задании, тем более, с небольшой слаженной группой людей, но пока ему все нравится. Неожиданно телу становится жарко, и хочется сорваться с места как можно скорее. В голове ни следа беспокойства, потому что есть кто-то еще, кто будет за тебя, вместе с тобой. Чонин не подозревал, что так сильно готов положиться на людей Хенджина. И о причинах своего доверия не хочет сейчас думать. Громкие звуки: то явно отчетливых ударов, то резких поспешных приказов, то даже чего-то, похожего на рев — смешались в единую какофонию, но Чонину не до нее. Он аккуратно пробует приоткрыть дверцу шкафа, чтобы появилась щелочка, из которой можно подсмотреть происходящее. На удивление, ему это легко удается, никаких препятствий нет. Чонин рассчитывал на то, что крутые мафиозники не будут опускаться до того, чтобы подпирать дверцы шкафа стулом, но сомнения все равно были. Сетчатку обжигает яркий свет. На деле его немного, всего лишь тонкая полоска, но глазам нужно некоторое время, чтобы привыкнуть. Надо как можно быстрее найти чемодан и ждать приказа. Одновременно с этим в голове Чонина тикает секундомер, потому что, если Чан не прикажет и если он увидит, что путь свободен, то может действовать сам, но это крайний вариант. Хорошо, что Сынмин о нем не знает. Чонин специально не говорил. Взгляд Чонина перемещается в разные стороны, чтобы со всех углов осмотреть комнату. Даже не засматривается на летящие кулаки, но считает сколько людей, помимо парней Хенджина. Всего семь, да и одна из них — беззащитная испуганная девушка в углу, но остальные шесть не кажутся легкими препятствиями, судя по тому, что никто из них еще не лежит на полу. Людей от Хенджина тоже семь. И все эти преступники очень плохо помещаются в номер: хоть и просторный, но точно не рассчитанный на такое количество людей, которые еще и хотят выбить друг другу мозги и вывихнуть руки. Они все так заняты друг другом. Чонин хочет надеяться, что это поможет ему быстро и незаметно зайти и уже с чемоданом выйти. А вот и он. Прямо посреди стола, вокруг которого лежат упавшие стулья. Серебристый, все еще открытый, полностью забит ампулами с прозрачной жидкостью. Чонину их вид даже издалека кажется зловещим, особенно этой своей обманчивой бесцветностью. Но все равно ноги так и подрываются побежать к чемодану, а руки чешутся закрыть его, чтобы случайно ни одна из ампул не разбилась. Сердце отскакивает от груди, а глаза приходится с силой отлепить от вожделенного предмета и перевести на Чана. Тот явно занят. У него вообще будет возможность подать ему сигнал, когда руки постоянно заняты борьбой? Чонин не представляет, как с таким низким ростом Чан уверенно наносит удары тому, кто на полторы головы выше него, да и в плечах будет пошире. Внезапный глухой скулеж затмевает все звуки потасовки, заставляя Чонина скривиться. Завороженный, он даже из своей маленькой щелочки может проследить за полетом зуба, выбитого коленом Чана. Должно быть, очень больно. Чонин видит, как Чан подносит руку к уху, а затем и слышит чужое рваное дыхание и короткое: — Выходи. Дверца шкафа сразу же отлетает. Чонин срывается с места так, будто его уже преследуют. Он не смотрит по сторонам, кто уже мог его заметить, это только помешает. Несмотря на то, что теперь у него полноценный обзор, зрение все еще суженное, но теперь только до чемодана на столе. Даже не обращая внимания на боль в локте из-за того, что уже через секунду врезался в чью-то спину, он продолжает двигаться вперед. Осталось немного — несколько шагов, и можно щелкать замком чемодана. Но тут неожиданно все тело поддается назад. Кто-то сильно схватил его за рубашку, словно взял за шкирку назойливого котенка. Чонин только успевает ощутить как сердце упало в район живота, как его снова отпускают. Машинально оборачиваясь назад, он всего секунду рассматривает здорового мужика в костюме, которого уже взял на себя Чан. Так же за шкирку. Резко выдыхая, Чонин поворачивается обратно. Он добегает до стола всего за несколько секунд, но все чувства обострились так, что каждая для него растянулась в минуту. Неважно. Вокруг мешанина рук и ног людей в костюмах, на которые даже смотреть не хочется, где-то в углу кричит до чертиков напуганная девушка, а ей иногда вторят короткие вскрики дерущихся. У Чонина ладони вспотели так, что с первого раза закрыть чемодан не получается. А второго уже не случается, потому что рядом появляется что-то большое и темное. Чонин замечает вытянутый в его сторону кулак лишь боковым зрением, но его хватает, чтобы пригнуться. Теперь кажется, что сердце у него прямо в горле, которое будто пересохло за секунду. Если когда-то Чонин мог подумать, что зря он брал уроки борьбы или жаловался Сынмину, что так много времени на нее тратить — бессмысленно, то теперь он готов упасть на колени от благодарности себе прошлому. Только благодаря заученному мышечному опыту он, совершенно не думая, успевает ударить эту гору мускулов в живот, а затем сразу согнутым коленом заехать по самому уязвимому месту любого мужчины. Пока тот скулит, Чонин поворачивается к столу. Пустому столу. Чемодана и след простыл. Теперь Чонину не кажется, он уверен, что пережил секунду остановку сердца. — Это ищешь? — глубокий голос, который он уже сегодня слышал. А этого парня он даже видел, но еще раньше. Снимки Пак Сонхва ему показывал Хенджин. Чонин, даже если бы знал, что ответить, попросту бы не успел. В высокую и стройную для преступника фигуру впечатывается кто-то побольше. Чонин удивлен только тому, что это не человек со стороны Хенджина, а тот заискивающий человек, который собирался продать товар. Не очень-то он и ценит своих клиентов, как оказалось. Чонин бы на месте Ким Хонджуна и Пак Сонхва больше бы не связывался с кланом, члены которого готовы уложить тебя на лопатки даже за намек на то, что ты хочешь забрать товар, не заплатив. Хотя, от людей, владеющих казино, и редко появляющихся на радарах, только предательства и ожидать. Сонхва и дилер хрипло сыпят друг в друга проклятиями и с попеременным успехом пытаются занять положение сверху, чтобы вырубить другого. Чонин надеется, что они поубивают друг друга, облегчив ему задачу. Пригибаясь, он подбирает с пола чемодан. Лишь бы там хотя бы одна ампула осталась целой, иначе все было зря. До дверей тайного прохода около семи шагов. Проверив, что на горизонте все чисто, и все преступники заняты потасовкой, Чонин срывается вперед. Один шаг. Два. Три. На четвертый Чонин уже позволяет себе надеяться, что у него все получится. На пятый — становится в этом уверен. Он не успевает сделать шестой, оглядываясь за спину, потому что в комнату врываются еще несколько накачанных парней. И это явно не люди Хенджина, судя по тому, как двое из них накинулись на Чана. Чонин не дает себе запаниковать, он успевает сделать еще один шаг, когда на седьмой мир вдруг кренится, а он в последнюю секунду прижимает чемодан к груди. Теперь вместо темной стенки открытого шкафа перед ним светлый потолок. Дыхание в легких выбито с ударом всего тела об пол. Возможно, у него сотрясение и мозга, но Чонин вдруг озаряет мысль, что все это — паршивая затея. Начиная с того дня, как он согласился на предложение… нет, не так, проблемы появились раньше. Начиная с того дня, как он познакомился с Хенджином. И заканчивая тем, что Чонин сам одобрительно кивнул, когда глава клана ему сказал, что его парни все возьмут на себя, а ему нужно лишь применить свои навыки незаметности и бесшумности. Потому что им важно, чтобы драка не дошла до того, что все на нее сбегутся, а вечер закончится гораздо раньше. Потому что содержимое чемодана может разбиться во время потасовки, кто-то может даже специально это сделать в стиле: не доставайся же ты никому, когда станет очевидно, что все плохо. Потому что это будет отличный обманный маневр, и никто не справится с ним лучше, чем Чонин. Нет, теперь ему хорошо понятно, как подчиненные могут идти на верную гибель ради своего господина. Чонин сам поддался очарованию змея искусителя и повелся на его сладкие речи о том, как он отлично все сделает. Да-да, конечно. Теперь его цель — не выбраться отсюда без серьезных повреждений, потому что кулак, который прошелся по его скуле и острая боль в лопатках говорят, что она уже провалена. Теперь его цель — пройтись таким же ударом по той же скуле Хенджина и лично увидеть все переливы синяка, который появится на его лице. А для этого все же сначала надо выбраться отсюда, и чемодан с собой прихватить. Как всегда, надеяться в жизни, а тем более, в преступной жизни, можно только на себя. Чужие пальцы пытаются разжать его, которые все еще прижимают чемодан к себе. Продолжая делая вид, что он почти потерял сознание от удара, Чонин поддается, отпуская. Секундного замешательства того самого дилера хватает, чтобы пнуть коленом в живот, снова застав противника врасплох, а затем спихнуть его с себя и, не мешкая, самому теперь занять положение сверху. Только у него не получается. И Чонин, и дилер остались на коленях, а связывают их только руки, вцепившиеся в ручку чемодана, и тщетные попытки повалить противника на пол, но ни один не поддается. Каждый пытается убрать от чемодана чужие руки, потому что у обоих сил осталось немного. И у дилера, вид которого не намекает, а кричит, что по нему, как минимум, хорошенько прошелся Сонхва. И у Чонина, который не может отделаться от ощущения, что мир до сих пор кружится. Секунда, две, три, кажется, время растянулось раз в десять минимум. Чужие пальцы, кажется, хотят добраться прямо до кости, выдрав кожу. Так дело не пойдет. Ему надо что-то придумать, как-то отвлечь. Пиджак он оставил, чтобы не мешался и не сковывал движения, но в заднем кармане остался небольшой складной ножик. Он не хочет этого делать. Очень не хочет. Чонин надеялся, что любое, даже небольшое оружие ему не понадобится, но выбора у него не особо много, а на подмогу теперь надеяться нет смысла. Нанести увечье, которое отвлечет противника или упустить последнюю возможность предотвратить распространение наркотика — ответ для него очевиден Резко убирая одну руку, чтобы успеть до того, как вторая останется вообще без пальцев, Чонин одновременно достает ножик, раскрывая его одним резким взмахом руки, и плюет в глаз напротив. Чонин проходится острием по коже чужих пальцев, которые все еще сжимают ручку. Этого мало. Во второй раз он нажимает со всей силы. Отгораживаясь от визга, который оглушает его уши, Чонин прикрывает глаза и сжимает губы, а капли крови будто обжигают лицо. Их немного, но так только хуже: как будто он может даже с закрытыми глазами точно сказать, куда они попали. Чонина тошнит от внутренних противоречий, тяжестью давящих на грудь. Так не должно было быть, не должно… и эта секундная заминка, пока он думает о том, что вообще сейчас сделал, стоит ему того, что он снова лежит на полу, а ножик отлетел куда-то далеко. Кажется, он очень разозлил этого мужчину. Теперь и правда всерьез. Если раньше ему было все равно на Чонина, но не все равно на чемодан, теперь все стало наоборот. Чонин успевает прикрыть глаза до того, как чужая слюна попадет прямо в его глазное яблоко. Стоило вспомнить, что больше всего преступники, особенно те, кто смог подняться выше простого рядового, не терпят неуважение. Плевок для отвлечения внимания был лишним. Кажется, ему хотят выдрать все волосы прямо с корнем. Чонин не сдерживается и орет во весь голос. А затем его голову снова бьют об пол. Перед глазами появляются не то что звездочки, а целые галактики. Наверное, теперь это точно сотрясение, потому что после них перед глазами появляется Джисон, шутливо удушающий его ленточкой: — Если нужно, сможешь придушить этим кого-нибудь из всех этих мафиозников. Чонин даже в таком состоянии прекрасно помнит свой ответ: не будет он никого душить, ему это вообще не понадобится. Иногда он бывает не прав. У него и правда осталось еще одно, так скажем, оружие, если его правильно применить: шелковую ленточку он положил в передний карман брюк сразу, как ушел из зала. Чонин даже не думает, потому что любая более-менее полноценная мысль сейчас все равно что еще один тяжелый удар по голове. Он действует, ведомый каким-то инстинктом. Резко подаваясь вперед он бьется своим лбом об чужую переносицу, вырывая из нее хруст, а из дилера — дикий скулеж. Прикусывая язык почти до крови, чтобы сдержать боль, одновременно с этим он достает ленту и, почти не видя, потому что все лицо искривлено от боли, обматывает ее вокруг чужой шеи. Совершенно не жалея и не пытаясь пройтись легко, он со всей силы, которая еще осталась, тянет края в стороны. Теперь вместо скулежа хрипы. Отлично. Но этого мало. Разозлившись на все: на всю операцию, на весь этот вечер, на этого дилера, на Хенджина, в конце концов, Чонин делает из ленты узел, затягивая его так туго, что у него самого выступают венки на шее от напряжения. Мужчина, открыв рот, будто он рыба, которую выбросили на берег, вцепляется в удушающую ткань, закатывая глаза. Когда его лицо становится, по мнению Чонина, достаточно красным, он спихивает тяжелую тушу с себя. Чонин не уверен, что способен принять вертикальное положение прямо сейчас, но, помогая себе руками, встает на колени. Надо взять чемодан, а потом вставать полностью, чтобы наконец выбежать отсюда. Еще этот темный коридор… но до него бы сначала добраться. Позволяя себе один короткий выдох, Чонин успевает бегло осмотреть все, что происходит вокруг: некоторые так же на полу, но без сознания, но большинство все еще в схватке. Чонин не понимает, почему все так долго, но, на самом деле, прошло всего лишь несколько минут. Плевать. Пусть все делают, что хотят, хоть до утра продолжают, Чонину нужен только… да, этот чемодан. Он и на него уже зол. Он вытягивает руку вперед, а затем два события случаются одновременно: дилер перехватывает ее, и боковым зрением Чонин замечает то, чего быть не должно. Ему обещали, что все пистолеты заберут до того, как скажут, что ему можно заходить. Что главная задача в первые секунды — не допустить перестрелки, которая положит конец всему мероприятию. Звук выстрелов гораздо громче звука ударов в челюсть. Но никто не учитывал фактор внезапной подмоги. Чонин даже не думает об этом. Дуло пистолета смотрит прямо на него с расстояния пары метров, и все мысли разом замерли, как и он сам. Несколько раз он уже ощущал, каково это, когда на тебя смотрит и перекошенное от злости лицо преступника, и его пистолет. Тогда это были мелкие шайки и расстояние было гораздо побольше, а еще у Чонина была возможность спрятаться или убежать, потому что все происходило на улице. Сейчас перед ним хорошо обученный рядовой из клана, расстояние всего шагов в пять между ними и четыре стены вокруг, через которые Чонин не способен пройти насквозь. Он знает, что фильмы врут. Не будет такого, что время замедляется, давая удобную возможность подумать, чтобы придумать выход из смертельной ситуации. Все произойдет быстро, даже заметить не успеешь. Звук выстрела похож на звук взрыва, который он столько раз слышал в кошмарах. Каждый оборачивается на вскрик и глухой звук удара тела об пол. В комнате воцаряется звенящая тишина.