Великий из бродячих псов: крыса, тигр и вундеркинд

Достоевский стоял не в силах пошевелиться, глядя пустым взглядом вдаль. Он знал – у каждого человека в мире есть минимум шесть естественных двойников, но он не думал увидеть подобие отделившегося себя, стоявшего прямо напротив него. И также как и он, не шевелившегося. "Второй он" улыбнулся улыбкой взрослого и что-то долго говорил. Он не разобрал, разум был в пелене тумана, будто говорили через толстую подушку. Отражение протянуло руку к нему, и Федор сам потянул свою руку. Против воли, просто потому что отражение полностью копирует "оригинал". Их пальцы на мгновение соприкоснулись, и Достоевского будто током ударило. В глазах резко потемнело. Он почувствовал, как отражение проходит сквозь него, будто влезает в его и без того слабое физически тело, попутно ломая кости и прожигая мышцы нестерпимой болью. Федор ненароком вспомнил про молитву. "Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли..." Не помогает. — Отдай свою душу, – требовательно прошипел голос где-то в голове. Там было темно, пусто, лишь треск, похожий на звук ломающихся костей стоял в ушах. Сколько бы Федор не прижимал ладони к ушам, он не мог заглушить это. — Отдайотдайотдайотдайотдайотдай – Все сливалось в единое слово, гул голоса, начинающего повторять снова и снова на середине слова новое, не давая Федору время подумать хотя бы на миг, становился настойчивей, отдаваясь повторяющим эти жуткие слова эхом в черепной коробке, и Федор с ужасом узнал в этом искаженном вопле свой крик. Перед глазами замелькали круги, темные силуэты, приближающиеся к нему. Ещё немного, и он сольется с этой темнотой, она его сожрет и не оставит даже следа. Темная рука с длинными пальцами, похожими на отвратительные ему паучьи лапки потянулась к нему. Он хотел бежать, но ноги были ватными, совсем не слушались своего хозяина. Он не сдвинулся ни на шаг. Рука приблизилась и схватила его за лицо. Холодные пальцы бесцеремонно пролезли под кожу отслаивая её, как будто она была только тканевой оболочкой куклы, и Достоевский почувствовал, что больше не принадлежит себе, пуская в свое тело беспросветную темноту, завладевающую им. — Теперь ты мой. (Мой... Мой...) В глазах окончательно потемнело, а на руки брызнуло что-то теплое и липкое, чувствуя как эта субстанция внутри него шевелится, примеряет новую оболочку, и... Федор проснулся, судорожно вздохнув от протяжного крика Танидзаки и едва не свалился со стула, благодаря Бога, что милостиво не дал досмотреть свой так хорошо знакомый кошмар. Резко и неожиданно ощутил, как затекшая спина начала ныть и перевел взгляд на свои руки, оглядывая их со всех сторон. Осыпавшаяся с кожи, будто штукатурка, кровь отпечаталась бардово-черным пятном на ладонях и рукаве рубашки. Это сон. Всего-то навсего сон, смешанный с реальностью и перевернутом отчасти нездоровым воображением. Достоевский выдохнул, приложив руку к носу, стараясь остановить кровотечение и на сонную голову пытаясь по крупицам восстановить всё, что сейчас происходит. — Так вот, какое обследование у Йосано-сан... – голос Ацуши едва дрогнул, а сам он, изобразив скорбную и скорее сочувствуще-понимающую гримасу, поджал ноги под себя, ежась под пристальным взглядом Куникиды. — Я слышал, что произошло, звереныш, – сквозь стиснутые зубы проскрипел Куникида, переворачивая страницу в своем блокноте и упираясь в него невидящим взглядом: очки в прямоугольной оправе были подняты как ободок, а саму книжку он держал перевернутой. — За твою голову даже по меркам мафии деньжата немалые. При таком раскладе, мафия с твоей горбушки не слезет, сколько не проси, – он поморщился, сверля оценивающим взглядом Ацуши, на лице которого заиграла паника. "Если они не погнушились выманить меня из офиса, то с лёгкостью придут сюда." — А если без шуток, что делать? – оборотень сжал в руке одеяло, в ответ глядя в глаза Куникиды, а затем перевел свой взор на блокнот коллеги. — Да я бы на твоем месте не кис, а разнес бы этих чертовых мафиози в щепки! Пусть приходят, мы им покажем, на что способно детективное агентство! – пламенная речь Куникиды едва граничила с нервозной попыткой не паниковать. Получалось, откровенно говоря, плохо. Куникида всё ещё держал свою записную книжку в фетровом обороте с ярким названием 理想 перевернутой и поднятой, будто собирался замахнуться и прибить Ацуши, который сидел на койке серее тучи, как муху. Ещё немного, и он расплачется под крик души старшего коллеги. "Кажется, Куникида-сан полностью отдался панике", – подумал наблюдающий за коллегами Федор, что сидел в углу, до сих пор не тронутый вниманием товарища. — Вы держите блокнот вверх ногами, – внезапно выпалил Ацуши, хмурясь, обрывая монолог старшего на полуслове. Куникда наконец замолчал, снова садясь на стуле, показательно перевернул блокнот в правильное положение, но снова вскочил, схватив с остервенением Накаджиму за грудки: — Не смей думать, что я паникую, черт тебя дери! Я бы с легкостью вышиб из них всё дерьмо! – он тряс опешившего Ацуши, будто расписываясь в бессилии, что волна паники не избежала и его. Даже яростные выкрики не могли бы убедить в обратном. Но наконец, светловолосый детектив отпустил Накаджиму и вздохнул. — Они скоро придут сюда. Так что мозгуй быстрее, чем поможешь нам, – голос Куникиды дрогнул, когда он решительно зашагал к выходу из палаты. Ацуши смотрел ему вслед, не смея сказать хоть слово. "Ты причиняешь себе и другим страдания", – почему-то вспомнились слова Акутагавы, когда тот говорил про брата и сестру Танидзаки. "Ты никому не нужен", – поддакнул директор. "Всё из-за меня", – понурил голову Накаджима, сильнее сжав ткань одеяла. Он, кажется, знал, чем он поможет агентству. — И да, – Куникида обернулся, качнув головой, – ты очки мои не видел? Всё никак найти не могу. — У вас на лбу, – тихо ответил Ацуши, даже не взглянув в его сторону. Другой детектив тут же нащупал очки на своей голове, неловко возвращая их на переносицу и скользнул из комнаты, не прощаясь. Ацуши сидел на кровати, думая, как поступить. С одной стороны, сам он ничего не сможет сделать, а с другой – на кону жизни детективов. Где-то с соседней палате мучается Танидзаки, проходя болезненное обследование у Йосано. Нет, ему здесь не место. Утонув в своих раздумиях, он не заметил, как Достоевский неслышно прошелся из дальнего угла комнаты до стула рядом с Ацуши и сел. — Куникида-сан, как всегда, всё драматизирует, – подал голос Федор, стирая остатки крови рукавом. Ацуши дернулся, обернувшись на русского. Он совершенно не видел его во время разговора с Куникидой просто потому что не заглядывал в дальние углы палаты. — Но в целом, он прав. За тобой нужен глаз да глаз. Иначе уволокут, и не заметим, – он продолжил с успокаивающей улыбкой, не выглядя взволнованным от слова совсем. Но почему-то на его рубашке были едва различимые следы крови, о происхождении которых Ацуши знать не хотел. Достоевский что-то выудил из кармана и аккуратно положил на прикроватную тумбочку. — Выздоравливай, – опираясь сначала на стул, а потом и на другие предметы, за которые можно было зацепиться, Федор медленно вышел, горбясь чуть больше обычного, будто боялся упасть. Накаджима потянулся к тумбочке. Это была визитка Хигучи, с которой она пришла вчера в офис. Юный детектив снова взглянул на дверь, убежденный в том, что Достоевский понял, какая идея пришла в голову Ацуши. * — Мы на месте, – тихо доложил человек в черном пиджаке и солнцезащитных очках. Другой мужчина преклонных лет в дорогом пальто и небрежно накинутом на шею шарфом молча кивнул, щелкнув зажигалкой и прикуривая сигарету. Совсем скоро всё будет кончено для тех, кто стоит за той дверью. Он растянул этот приятный момент, затянувшись и выпустив длинную изогнутую полоску табачного дыма. — Отойдите, – люди в черном послушались, давая проход командующему. Поправив белую перчатку на руке, он едва коснулся двери. Фанера с лёгкостью прогнулась, с грохотом отлетая внутрь помещения, где около двадцати рабочих грузили деревянные ящики. В гробовой тишине мужчина вошел первый, за ним – десяток вооруженных до зубов людей. Рабочие обернулись на внезапный шум, с удивлением изучая вторженцев в их рабочее пространство. Они ещё не подозревают, что меньше чем через пять минут они умрут. — Кто вы? Человек с сигаретой лишь выпустил новое кольцо дыма в пахнущий порохом воздух и ответил: — Тоже рабочие, господа. Но не волнуйтесь. У нас работа легкая, мы к вам на пару минут, – он сделал шаг вперед, отчего его монокль сверкнул жутковатым фиолетовым цветом, въедаясь в сознание грузчиков. Мужчина выдержал паузу, внимательным взглядом обведя склад. Убедившись, что у всех в глазах стояло беспокойство и любопытство, он продолжил: — Видите ли, до нас дошли слухи, что наглецы, торгующие без лицензии мафии, обосновались здесь. С вашего позволения, мы соберем улики, – мафиози по-хозяйски прошел дальше, заложив руки за спину. Казалось, ему было плевать на чувства этих рабочих, которые напряглись, с тревогой оглядывая ящики. В них было оружие. Один из них, стоявший за спиной мужчины, в яростном отчаянии подхватил железную трубу, замахиваясь на внезапного ревизора. Но он развернулся в нужный момент, едва коснувшись до трубы пальцами левой руки, откинул оружие. Труба с лязгом отлетела, согнувшись. Теперь она представляла из себя только груду металлолома. — Она же... была из железа, – глаза рабочего округлились от растерянного удивления и некой степени печали на его лице. Мужчина прищурился, снова пыхнув сигаретой, и неожиданно ласково, по-отечески положил руку ему на плечо. — Ну что, первый раз видишь одаренного? – мужчина едва надавил ему на плечо и обернулся на застывших в безмолвном траурном молчании остальных: — Думаю, у нас достаточно доказательств, – лицо выдавшего контору человека исказилось смесью злобы и боли, когда он с криком отлетел от другого прикосновения мафиози. Врезавшись в стену, рабочий съехал на пол, испустив последний вздох. — Добейте их, – отдал приказ курящий человек, едва размахивая полами незастегнутого пальто, вышел вон. — Сигаретный дым всегда приятнее, когда работа выполнена... – он потушил сигарету о стену, замазывая пеплом окурка имя на плакате "Разыскивается милицией" со своей же фотографией: Рьюро Хироцу. * Хигучи натянула тетиву вакю, стараясь унять злобную дрожь в руках. Она снова просчиталась, да ещё и выговор получила от Акутагавы, обозлившегося на всех. — Чертов оборотень, – она опустила лук и вздохнула. В злобе никак не попадешь по макиваре, она это понимала, но ничего поделать с собой не могла, лишь стукнула кулаком по деревянной стойке от бессилия. “Нужно успокоиться”. Звонок. Номер незнакомый, кажется, звонили из телефонной будки. Девушка стянула перчатку зубами. — Слушаю, – Хигучи приставила телефон к уху, едва слышно начав босиком расхаживать по-летнему холодному полу пустующего зала. — Я ухожу из детективного агентства и готов сдаться, – голос проклинаемого ею оборотня звучал подавлено. Ичиё замерла на месте, не веря своим ушам. Она на мгновение потеряла своё самообладание, прежде чем поинтересоваться: — Ах, оборотень... Откуда мой номер? — Вы оставили визитку в прошлый раз, – неохотно пояснил детектив, шмыгнув носом. Кажется, тот совсем недавно плакал. Хигучи удовлетворенно улыбнулась, поправив пояс. Ещё полчаса, и она доложит Акутагаве-семпаю, что задание выполнено. Все лавры – ей и семпаю, да ещё и свою репутацию спасёт. Пусть и нарушит его прямой приказ не лезть. — Конечно-конечно. Я знала, что ты примешь верное решение и сам сдашься, – её голос звучал серьезно, пусть и с нотами елейности, хоть у неё и была поистине дьявольская улыбка. В то же время, она не могла на задворках своей мнимо бесчеловечной души не восхититься самопожертвованием оборотня во имя агентства. — Мы остановим охоту на твоих коллег, – она скинула вызов, снова надевая перчатку. Пора завершать тренировку. — Все, кто вынуждает семпая отступать, не должен жить, – Хигучи закрыла глаза и отпустила стрелу. Та со свистом пролетела до цели и, пошатываясь, вонзилась прямо по центру. — Превосходно, – она набрала другой номер. — Хироцу-сан, собирайте "Черных ящериц". Наша цель? Детективное агентство. В живых никого не оставлять, – Хигучи вышла из тренировочного зала и только эхо удаляющегося голоса да сложенный лук напоминал о её присутствии. Без своих могучих покровителей в лице детективов, поймать оборотня – дело времени. А его у Хигучи Акутагавы было катастрофически мало. Максимум – неделя до того, как заказчик не нагрянет сам. А это будет очень-очень плохо. Не только для них него, а, пожалуй, для всего города. * — Ты как всегда опаздываешь, лейтенант Тачихара. На две минуты уже, – недовольно протянул Хироцу, едва слышно кашлянув от длинной затяжки. Рыжий короткостриженный юноша в рваных джинсах и болотно-зеленом полупуховике с затертой оторочкой из искусственного меха прошел нарочито медленно, едва слышно ступая по асфальту бойцовскими ботинками. — Че ты такой нервный, дед? – Тачихара едва прищурил глаз приподняв одну бровь, снова обводя взглядом узкий проулок. Никого, – Вообще-то, Гин тоже опаздывает. Хироцу самодовольно усмехнулся, кивнув за спину лейтенанта: — Он уже здесь. Просто обернись. Из переулка действительно показался человек в длинном черном плаще с изрезанными полами и отсутствующим рукавом на правой руке. Длинные темные волосы были собраны в массивный пучок, лишь одна прядь выбилась. Маска, собранная на лице убийцы будто из бинтов не давала ясно понять, был ли этот человек женственным юношей или девушкой с пацанскими замашками. Гин никогда не заговаривал, и у Тачихары было подозрение, что он просто немой или его рот зашит. — Маленький бесёнок, – со злой усмешкой протянул Тачихара, глядя в ледяные серые глаза коллеги. Те никогда не выражали ничего. Только холодное безразличие. И это жутко раздражало: будто под контролем этого вечно молчавшего человека-машины был целый мир, в котором сам Тачихара был инструментом (пусть они и находились в равном положении и даже звании). Гин тихим прыжком зашел за спину сослуживцу, и, выудив из кармана заточенный нож, приставил Тачихаре к горлу. — А на такое у тебя кишка не тонка? – лейтенант перехватил слишком уж женственное запястье Гин, разворачиваясь к нему лицом, и приставил пистолет к его голове. Так, лезвие ножа Гин едва касалось артерии Тачихары, а между тем ему прямо по центру лба мозолило глаза дуло пистолета. Безмолвная пауза затянулась, и Хироцу её нарушил без особого колебания: — Хватит баловаться. Или вы хотите, чтобы я писал отчеты, что вы переубивали друг друга? – он сощурился, в его ладони едва сверкнула яркая фиолетовая вспышка дара. Вот она, печально известная способность главы Черных ящериц – Увядшая камелия. Те, кто столкнулся с этой способностью вживую, не выжили, да и не могли выжить. Воздействие гравитационного поля на тело слишком высоко, чтобы не умереть хотя бы от повреждений при падении. Что уж говорить о том, что в теле обреченного всё в прямом смысле мешается в кашу. И оба лейтенанта это прекрасно знали, раз убрали оружие, смиренно цыкнув и кинув друг на друга испепеляющие взгляды. — Ты жесток, дедуль, – фыркнул Тачихара, демонстративно оступив от Гин, что остался на месте. — Нам уже пора. Некогда спорить, – Хироцу развернулся на каблуках туфель и скрылся во тьме, направляясь к офису детективного агентства. Между тем, Ацуши, из-за которого всё началось, в спешке убегал, как последний преступник, даже не прихватив ничего ценного от щедрой комнатки общежития. Взял с собой лишь уже выправленное удостоверение детектива, хотя после своего позорного бегства (пусть оно и совершено в благие намерения) не осмелится себя так называть. У него мало времени, он знал. Слышал звуки стрельбы на улице и боялся, что автоматная очередь раздастся в офисе агентства. Будто ошпаренный сбежал по лестнице, столкнув с ног Куникиду, который от мимолетного потрясения ничего не успел сказать, лишь, когда шаги Ацуши переместились на другой пролет, крикнул, собирая сбитые из рук книги: — Смотри, куда прёшь! Накаджима не остановился, рукавом рубашки стер едва выступившие от безысходности слезы и даже прибавил шаг, уже выходя на улицу, надеясь, что Хигучи сдержит своё обещание также честно, как это сделал он, подписав себе смертный приговор, покидая ряды детективов. Он в последний раз взглянул на здание офиса, неожиданно встретившись взглядом с Достоевским. Тот смотрел ему прямо в глаза спокойно и даже дружелюбно, как и в лазарете. Но Ацуши, почувствовав укол вины перед ним, подобравшим его с улицы и уговорившим коллег на проверку, отвел взгляд. — Простите, что разочаровал вас, Достоевский-сан, – он быстро зашагал, стараясь избавиться от чувства пристального взгляда в спину. А Федор отвернулся, кинув сосредоточенный взор на часы. Сейчас оборотень не представлялся ему чем-то интересным, как в их первую встречу. Теперь Достоевский видел в нем когда-то хороший и сильный механизм, который с годами вышел из строя, и от которого наконец избавились. Осталось около пяти минут. — Думаешь, это было правильным решением? – поинтересовался Рампо, рисуя звездочки на полях документов. — Если так хочет уйти, я не могу его держать, – Достоевский пожал плечами, расхаживая по периметру кабинета и намеренно переступая скрипящие половицы, из-за чего его походка казалась чем-то призрачным. Он рассуждал так, будто дело шло не о жизни его коллеги, а об утреннем чае. — Я перед ним и перед Богом чист. Хочу напомнить, что мы даже сейчас принимаем удар на себя, давая ему лишний день-два. По-моему, достаточно щедро для сбежавшего, не так ли? – Федор обернулся на Рампо, прищурившись и растянув на иссохших губах злую улыбку. Эдогава смотрел на тело Достоевского и не узнавал его. Лицо коллеги будто бы изнутри почернело, отчего бледная кожа казалась тонкой оболочкой для чего-то мерзкого и жуткого, смотрящего на него из тела Федора. Только ткни в него карандашом, так кожа порвется, открыв путь тьме. Покрасневшая радужка глаз Достоевского затягивала в бесконечный омут Рампо, который не смел отвести от него взгляд, как будто завороженный. Ему на миг показалось, что сейчас он умрет, если Федор сделает хоть ещё один шаг или коснется, передав часть тьмы. Если бы понятие чистого зла было одушевлённым, наверняка имело бы теперешний облик Федора того, что занимало тело Федора. Но спасение пришло быстро: в коридоре раздались многочисленные шаги, и страшная иллюзия спала, наконец позволив Рампо спокойно выдохнуть. Теперь привычный Федор стоял рядом с ним, ожидая нападения. Никаких красных глаз или растянутых в жуткой гримассе губ, лишь где-то в зрачках мелькнул отголосок того образа, будто бы не давая Ранпо забыть, что только что увидел. Секундное молчание нарушилось звуком влетевшей в кабинет легкой двери, куски которой безвольно опали на пол, так и не задев детективов. — Дамы и господа, мы без приглашения к вам. И совсем не постучали. Простите за грубость, – Хироцу, как всегда стоявший во главе уже прошедших в кабинет людей с автоматами и двумя пестрыми исполнителями за спиной, сдержанно кивнул, будто они пришли не на рассправу, а заскочили по-дружески побеседовать. Выражения лиц детективов не изменились, и только на улице был слышен шум борьбы и короткие автоматные очереди среди роптаний мирных граждан, что с беспокойством наблюдали за окнами третьего этажа кирпичного здания. Среди них был и Ацуши, наконец осознавший, что сделка с Хигучи была провальна изначально.