Великий из бродячих псов: крыса, тигр и вундеркинд

Здесь, в Доме святого духа, как называлось это место, обычно было сыро, поэтому спали в обнимку на деревянном полу с постеленными простынями. Отец всё время забивал сено в углы, терпеливо изводил крыс, накануне праздников пропадал в городе, а потом также неожиданно появлялся и приносил что-нибудь сладкое, а затем угощал им нас. Имени его никто из нас не знал, да и никто не спрашивал. Ещё одна странность, к которой все привыкли: Отец никогда не снимал капюшон, но по голосу те, кто слышал, все могли догадаться, что это добрый человек, никогда не злящийся на нас, детей, всегда нас защищающий и оправдывающий единогласное прозвище "Отец". Для нас, семерых сирот, у которых даже не было до этого имен, Отец был если и не настоящим родителем, то точно тем, кто нас приютил, всегда кормил и ни в чем не упрекал. Вечерами мы собирались в круг, а он, Отец, читал нам что-нибудь, для наглядности показывал всё на своем языке руками, придуманном для двух мальчиков, которые не слышали, а потому старались не разговаривать лишний раз. А мы сидели, прижавшись друг другу и затаив дыхание – слушали. Отец рассказывал обычно тихо, но среди завороженной тишины голос звучал разборчиво и убаюкивающе. Рассказывал он про доброго и всепрощающего Бога и сына Божьего, что умер ради нас, людей, и забрал с собою все грехи человеческие, про ангелов, помогающих людям. До конца никто не дослушивал – все засыпали. А Отец осторожно переступал через нас, стараясь не разбудить, и выходил. Появлялся только на следующее утро со свежим хлебом и чистой колодезной водой. Где он брал всё это, мы тоже не знали – поблизости не было ни одной деревни. Однажды я пошла за ним. Уже не знаю, почему – то ли из любопытства, то ли желание узнать, что скрывается под капюшоном этого человека двигало мной, но я шла позади Отца, ступая так тихо, как только могла, не разбирая дороги, а лишь держа перед глазами высокую худощавую фигуру, всё время накрытую штормовкой. Мы вышли на побережье. Я никогда раньше не видела настоящего моря. Разве что в потрепанных книжках со сказками, которые Отец переписывал своим красивым почерком с завитушками откуда-то и сам рисовал картинки. Затем эти книги шли по рукам, и в конечном итоге до меня, самой младшей из семи детей в Доме святого духа, доходила зачитанная рукопись с иногда стертыми, а потому почти неразличимыми словами на пергаменте. Поэтому я очень долго и пристально разглядывала картинки, только вдумываясь в то, что не могла прочитать даже по слогам и представляла всё себе сама. Отец сел на берег, вглядываясь в небо, а я осталась за его спиной, восхищенно вздохнув. Тут было красиво: волны с шумом и пеной разбивались об большие и гладкие камни. Солнце казалось сейчас особенно большим, ярким красным диском светя и окрашивая небо в мягкие розовые цвета. Водная гладь, на картинках бывшая голубой или синей, теперь будто светилась изнутри теплыми цветами. Отец на мгновение застыл, а я почувствовала, как он улыбнулся неприкрытыми капюшоном губами: — Не стой, как свечка, лучше садись рядом, – даже теперь он сидел в своем плаще, прижав к груди ноги и смотря на мокрый песок. Я послушно села рядом, смотря ему через плечо: он чертит маленьким камешком круг. Затем уже в кругу он стал чертить цифры от одного до двенадцати по кругу. — Солнечные часы, – в ответ на мой удивленный взгляд пояснил Отец. Я улыбнулась вместе с ним, разглядывая игру света и тени: если верить часам, то сейчас семь вечера... * Из расшифровки оперативного донесения №5643: «Объект спит в резервуаре, из коматозного состояния не выходит. По предварительным данным, объект адаптировался к морской воде: отторжения не происходит. Предположительно считает, что находится на побережье. Улыбается. Сердцебиение в норме, не меняется. В окрестностях резервуара всё ещё слышны голоса молящихся детей. Текст молитвы всё тот же. В считываемых воспоминаниях снова появился "Отец"». В большом контейнере, объемом около семи кубических метров скованная цепями, полностью в воде находилась девушка, выделяясь темным силуэтом на фоне таких же темных стен: вся сжавшись в позе эмбриона, она закрыла глаза, мечтательно улыбаясь. Сотрудники, проходящие мимо, уже не удивлялись аквариуму с полуживым экспонатом для исследований. Только фыркали, а новички останавливались и иногда стучали ногтями по стеклянной поверхности, проверяя, жива ли. Если улыбка немного меркла, то кивали, будто приветствуя, а затем уходили. На белой табличке, находящейся в левом нижнем углу аквариума было только два слова: "Ave Maria" – объект числился в списках под таким названием. Снизу полустертая небрежная надпись черным маркером от руки: "Русалочка". В центре исследований аномальных явлений, связанных со способностями, появилась Русалочка недавно, и с этим связана своя история, которую сразу же засекретили, как только узнали подробности. Но одно известно жителям Марселя точно: островок рядом с городом, ныне утопленный, но когда-то бывший пристанищем для миллиона граждан затонул, поддавшись неизвестной силе Русалочки. * — Где я? – едва слышно спросил Ацуши: перед глазами плыли разноцветные пятна, подняться не было сил – его приковали цепями и будто лишили тела, лежащего на сыром полу. Почему-то он сразу понял, что в плену – догадался, когда увидел засохшие пятна крови на порванной рубашке. "Что случилось с Кёкой?" Она стояла рядом: не скованная, но явно испуганная – поджала губы и держала руки за спиной. — На корабле, – отозвался стоящий в углу каюты Акутагава, сощурив глаза и наблюдая за безуспешными попытками Накаджимы подняться. — Мы в море на грузовом судне. Скоро приедет заказчик, и тебе не жить, – Акутагава говорил, почему-то с едва заметной полуулыбкой и прикрыл глаза то ли от головокружения, то ли представив себе картину, как из ненавистного Накаджимы делают тигровый коврик. — Поэтому я позволю насладиться тебе круизом. Первым и последним в твоей ничтожной жизни, – на негнущихся ногах Ацуши поднялся, опираясь о стены и пошатываясь, дошел до выхода из каюты: в глаза сразу ударил яркий солнечный свет, и он поморщился, теряя равновесие, стукнулся о бетонную стену. — Кто заказал меня? – неожиданно Ацуши вспомнил про слова о заказчике. Акутагава фыркнул: — Этот человек намного богаче, чем ты думаешь. При желании он может выкупить даже ваше несчастное агентство и всех, кто там находится, – нехотя пояснил он, а Ацуши мотнул головой: наверняка преувеличивает. — Забавно, – Акутагава усмехнулся самому себе уж слишком недобро, чтобы даже Изуми не вздрогнула, – Тебя избили почти до смерти, а ты так легко ходишь на ногах. Регенерация действительно творит чудеса... – способность быстро метнулась, отшвыривая Ацуши в стену напротив. На голову и за шиворот посыпалась штукатурка, а стена даже немного прогнулась от силы удара. — Уж не знаю, на что ты там надеешься, мальчик-тигр, – сквозь маленькое облачко пыли Ацуши увидел взгляд Акутагавы: злой и ненавидящий. И это было даже страшнее того взгляда в подворотне, потому что он был искренней, – Но у тебя, как у слабака, нет никакого права распоряжаться судьбами. Ты должен умереть. И не стоять на дороге других, – Акутагава сделал несколько шагов, нависнув над телом Накаджимы, и снова Ацуши понял, когда в его тело вновь почти с металлическим лязгом вонзились шипы способности: в одиночку он не справится с ним. "Может быть, спрятаться, пока агентство не поможет?" – проскользнула у него мысль, но тут же отпала: если они выйдут в открытое море, никто не доберется до него. Акутагава быстрее добьет, чем позволит уйти, поэтому желания играть в прятки с эспером, способным разрушить это судно до основания у Ацуши не прибавлялось. Тело болело, а способность проникала глубже, изрезая тело изнутри. Ацуши откашливался кровью не в силах подняться. — Отпусти его, – Кёка, до того стоявшая без дела и наблюдавшая, теперь держала в своих маленьких руках пистолет, направляя его на Акутагаву. Акутагава вздрогнул, видимо вынурнув из своих мрачных мыслей, а затем обернулся: — Ты взяла из арсенала? Сообразительно, – Ацуши наконец почувствовал, что Расемон, хоть и нехотя, но отпускает его, позволяя регенерации Ацуши начать медленно работать. — Ну давай... Выстрели, – он даже сделал шаг вперед, не отходя от всё ещё направленного на него дуло пистолета. Изуми молчала, всё ещё кусая губы, – Я даже не буду защищаться, – Ацуши показалось, он уловил улыбку на тонких губах Акутагавы. — Колеблешься... Что же они с тобой сделали, Куколка? – Расёмон метнулся к пистолету и выбил из внезапно ослабевших рук Кёки оружие, затем швырнул за борт. — Защищаешь этого мальчика? Тогда позволь мне познакомить тебя с твоей будущей судьбой, – способность подтащила Кёку поближе. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, Акутагава подхватил её за воротник, чуть приподняв от земли: — Ты опустишься на дно. Знаешь, что это? Там холодно, грязно и сыро. Там нет ничего, кроме жалости и отвращения к себе. Оказавшись там, ты по-настоящему захочешь умереть, будешь умолять об этом, как об избавлении, а никто не посмотрит на тебя, потому что человеком ни для кого считаться не сможешь. Вот что такое трущобная жизнь, – Акутагава покачал головой, говоря об этом с особой интонацией, которую Ацуши до этого ещё не приходилось слышать, а потому и определить её Накаджима пока не мог. — Ну давай, оборотень, скажи, что я неправ, – он обернулся на Ацуши, а тот промолчал, с легким удивлением пялясь на него: Акутагава был как никогда прав, если бы не то, в какой истории они замешаны, Накаджима бы согласился. — Молчишь... Правильно, тебе нечего пока сказать, – Акутагава издевательски усмехнулся и сильнее сжал воротник Изуми. То ли Кёка пискнула, то ли ткань её кимоно скрипнула, Ацуши так и не понял, но Акутагава поднял её ещё выше, держа за горло своей ладонью и глядя на неё снизу вверх. — Твоя способность – воплощение кровавого побоища. Скажи теперь, Куколка, сможешь ли ты жить обычной жизнью? Не убивать людей и не использовать "Снежного демона" во вред людям? – Акутагава чуть понизил голос, поэтому Ацуши пришлось вслушиваться в его слова. Кёка молчала, с трудом дыша в хватке Акутагавы и держа слабеющие с каждым мигом руки, стараясь вырваться из хватки. — Возвращайся в мафию, Кёка. Иначе ты погибнешь, пойми. Тебе нет места среди них – они тебя втопчут в грязь, прикрывшись своими "благими намерениями" при удобном случае, и от тебя не останется ни следа. Тебя ценят здесь, в мафии, но стоит тебе ступить на порог агентства, и ты станешь мусором в их глазах. Ты убийца. Это уже никак не изменить, – Акутагава качнул головой, и Ацуши наконец понял его интонацию: тоскливую и надеющуюся. Наконец, в его голове всё встало на свои места – Акутагава хочет искренне вернуть свою куколку. Лелеять и прятать от внешнего, иного мира и дальше убивать её руками, держать её и почти душить своими бледными пальцами, а в лицо говорить, что ценит и оберегает, и черт возьми, он не врал: заботился. По-своему и жестоко, но заботился. И всё же он видел, как трудно было говорить Акутагаве, хотя тот слов особо и не подбирал. — Соглашайся, – Акутагава наконец отпустил Кёку и отряхнул рукава своего плаща, хотя пыли на нем не было, отвернулся, обдумывая слова с постепенно меркнувшим от печали досады взглядом, а потом добавил: – Или прими смерть от меня, раз уж так хочешь покинуть мафию, – Изуми потерла шею, переводя спертое дыхание и смотря в пол: решение она приняла ещё тогда, когда Ацуши спас её, хотя мог бы и оставить там умирать. В новом открытом для самой себя светлом мире нужно и мыслить по-новому. — Те блинчики... – тихо произнесла она, взглянув на Акутагаву, – Были восхитительными. Акутагава застыл на месте, его едва различимые блеклые брови сошлись на переносице, и он обернулся, поморщившись. Он колебался, хотя отступать было поздно. — Тогда... – Акутагава закашлялся, не договорив и прикрыв глаза; способность уже раскрыла свою хищную пасть, ожидая своей команды и глядя бездушными глазами на Кёку, набирающую побольше воздуха в легкие, прежде чем крикнуть, отталкивая Акутагаву: — Беги, Ацуши! Этот корабль не дойдет до места назначения! — Тогда куда? – веко Акутагавы дернулось. В руках Кёки показался цилиндрический детонатор, тянущийся из её рукава. — На дно, – раздался щелчок, прежде чем послышался взрыв где-то там, на другой части корабля. Это взорвалась перевозимая вместе с оборотнем взрывчатка. Накаджима, уже стоящий на ногах и пошатывающийся, смог разглядеть, как облако ярко-оранжевого огня высоко взлетело, почти затмив солнце, а потом пошел дым. — Значит, весь арсенал был заминирован, – прошептал одними губами Акутагава, повернувшись лицом к дымящейся части судна. Запоздалая взрывная волна наконец накрыла корабль: пол и другие рундуки задребезжали, сам корабль лишь чуть накренился, но этого хватило, чтобы все съехали вместе к бортику. Тело Изуми почти перевесилось через перила, так бы и свалилось в морскую воду, если бы Акутагава не подхватил её и, прижимая к себе, не оттащил бы на безопасное расстояние. Сам Ацуши держался за ручку двери рундука, на короткий миг захлестнувшей паники ощутил, как его тело почти оторвалось от земли и чуть не отпустил неподвижный ящик, а потом услышал знакомый голос снизу и рев моторной лодки: — Накаджима Ацуши, черт бы тебя взял! – надрывался Куникида, выставив руки рупором и крича, что есть сил. Ацуши отцепился от двери и почти одним прыжком добрался до перил на другой стороне, перевесился: его коллега был без очков, поэтому щурился, но менее сосредоточенным его взгляд не стал. Ацуши даже показалось, что взгляд Куникиды прояснился, когда тот увидел его. — Я не смогу приблизиться из-за взрыва! Бросай эту девчонку и прыгай, у нас мало времени, – крикнул уже похрипывающим голосом Куникида, кинув мимолетный взгляд на оборотня: угораздило же тогда его спасти эту девочку. — Прыгай, идиот! Уже слишком поздно, её не спасти. Всех в этом мире нельзя уберечь, – снова крикнул Куникида, чувствуя, что либо он охрипнет и сорвет голос, либо лодка уйдет под лопасти тонущего корабля и всё разрубит в щепки. Ацуши обернулся: дым уже застилал палубу корабля, скоро утонет, а вместе с ним – Кёка, спасшая его. Нет, так нельзя. — Я попытаюсь, – Накаджима зажал нос рукавом рубашки, пытаясь не надышаться дымом, – В конце концов, я сомневаюсь, что хоть кто-то в детективном агентстве бросил бы меня, – Ацуши оттолкнулся от поручней и скрылся в дыму, оставив Куникиду только с изумлением на лице. — Дурак... Какой же я дурак, – а ведь Ацуши даже и не подозревал, что никто не собирался изначально спасать его. * За пятнадцать минут до того, Танидзаки метался по кабинету уже полчаса от одного стола к другому, пытаясь уговорить хоть кого-то: Ацуши и Кёку нужно спасать. Они ведь их товарищи. Наоми смотрела на брата с жалостью, отпивая свой рамунэ, Йосано отмахивалась – она врач, а не спасатель, Куникида пихал в руки отчеты, а Ранпо бездельничал как обычно. Только Кенджи нервно покусывал нижнюю губу, думая и кивая на слова Танидзаки. — Ну вспомните хотя бы, как он целый поезд спас! – воскликнул отчаявшийся Танидзаки, всплеснув руками. — Они же наши коллеги, в конце концов. И... – его прервал строгий и натянутый голос Куникиды: — Ацуши стажёр, а Кёка – так вообще преступница. Кого тут спасать? – кинув взгляд на застывшего с открытым ртом Танидзаки, Куникида снова уперся в отчет, читая документ уже второй раз и не вникая в смысл строчек. — Стажер? – повторил Танидзаки, подбирая слова, – Ну так и что с того, что стажер! Наоми, – Танидзаки-старший показал ладонью в сторону оживившейся сестры, – Она ведь, вообще-то, тоже стажёр. И что теперь? Не спасли бы? Куникида насупился сильнее, замолчав. Танидзаки был прав, что Ацуши, что та же Кёка – так или иначе, они оба были под патронажем агентства, их обязаны были спасти. Другое дело – мафия. Нет, страшно не было, и жертв агентство не боялось. Было неизвестно, в каком направлении увезли их обоих, а без Ранпо, который не видел смысла в этом деле вообще, всё заходило в тупик. — Ну не молчи же ты! – проскрипел Танидзаки, тряся Куникиду за плечи. — Отпусти, идиот, – огрызнулся тот в ответ, хлопнув по рукам. В офисе агентства обстановка сгустилась до ужаса быстро. — Тише-тише, – Наоми оттащила брата за локти, наконец заговорив: — Дракой дело не решишь, словами тоже. Надо директора звать. Ранпо приоткрыл глаза, недовольно окинул взглядом своих коллег и наконец, убрал ноги со стола, надел кепи и кашлянул в кулак. Йосано прищурилась, а затем кивнула. Наоми, всё ещё держа брата за локти, посмотрела на всех внимательно, а затем хихикнула: — Чудно. Молчание – знак согласия. Кенджи, – девушка обратилась к тут же вышедшему из раздумий мальчику, – Ты ближе к двери, поэтому зови. Миядзава кивнул и быстро вышел, однако тут же вошел обратно, сразу встав около двери. Следом зашел сам директор. Юкичи Фукудзава кинул взгляд сначала на встревоженного Куникиду, затем оглядел остальных подчиненных, что поклонились и кивнул: — Что происходит? – послышался четкий вопрос, на который дал ответ всё тот же уже повеселевший Танидзаки: — Решаем, что делать с Ацуши. Ответ был коротким, прежде чем седовласый директор, пригнувшись, вышел из офиса: — Ищите. Он ведь ваш товарищ. * Ацуши сквозь дымовую завесу едва видел самого Акутагаву, только его плащ, всё ещё выделяющийся в пелене. — Ты сослужила хорошую службу, Кёка. В благодарность за это я удостою тебя безболезненной смерти, – Акутагава сам кашлял через слово. Глаза его покраснели то ли из-за дыма, то ли из-за слез, проступивших на глаза. Кёка прикрыла глаза, готовясь принять смерть. "Я надеюсь, Ацуши удалось сбежать", – она крепко зажмурилась, прежде чем потерять сознание, она почувствовала, как расемон промазал, а её саму подхватил на руки Ацуши. — Я не позволю тебе убить её. И ты не получишь награду за мою голову, – Ацуши аккуратно положил Изуми рядом с рундуком, кинув взгляд на Акутагаву. — Как интересно... Я давно оставил попытки взять тебя живьем. Покончим с этим раз и навсегда, – Акутагава осклабился, прищурившись и смахнув снова выступившие слезы, – Расемон: цветущая сакура, – способность рванулась в атаку, шипами пронзая палубу. Из разрезанной мимоходом трубы брызнула вода, и Ацуши, отпрыгивая, понял: драться будут не на жизнь, а на смерть, ведь терять Акутагаве кроме своей жизни сейчас уже нечего. * Прислонившись к фальшборту, на море смотрели двое: женщина в роскошном бирюзовом платье, под стать морю, придерживала шляпку, щурясь от ярких солнечных лучей, и седовласый мужчина в черной рясе, держащий бинокль и наблюдающий за дымом с японского корабля. — Тонут, – мужчина убрал бинокль, передавая его женщине и взглянул на водную гладь, перекрестившись: — Да упокой, Господи, их грешные души, – женщина только хмыкнула, передала бинокль подошедшему слуге и презрительно фыркнула: — Это не мафия, а дилетанты. Хотя... Всяк кулик на своем болоте велик, – она задумчиво покачала головой, поймав неодобрительный взгляд священника. — Видимо, нам, Митчелл, придется ехать в Японию. — Боже мой, какая отвратительная страна, – Митчелл брезгливо поморщилась и поправила подол пышного платья, направилась к одной из кают. — Не поминайте Господа по пустякам, – поправив очки в тонкой оправе, священник вздохнул, кинув последний взгляд на море и поплелся следом.