И нас любить - нормально

Она была замерзшей огненной бабочкой, едва не убившей себя. Целеустремленная и устрашающая в своей мести - одинокая и изгнанная в своём горе. В прошлом, столь далёком для неё, но таком недавнем для Божества - смертная девушка, склонившаяся под грузом боли и отчаяния, но овладевшая бесконтрольной силой и отдавшаяся своим ужасным, но непреклонным принципам... Стала ли она отвратным, иль напротив - достойным примером того, на что способен человек, выбравший путь мести; примером неукротимого духа, способном найти в себе силы дать достойный отпор, не побрезговав методами расправы? Уважением и восхищением становилась природа страха и ужаса пред ней, или чувства тех, кто слабее во всех проявлениях, были более приземлены? Возможно, обычным людям не дано в полной мере осознать и разделить едва ли мысленно ношу Ведьмы - и в этом они будут наиболее приближенны к высокомерным непобедимым Божествам, видящим в людях не более, чем инструмент собственной силы и величия, не разменивающихся на достойное осмысление скоротечных. На самом деле - и ему самому едва ли легко осознать и признать ту, что получила имя Синьоры. Величественная красота Алой Ведьмы, бушующее пламя справедливости, оседающее пеплом сожаления и страха, непоколебимое превосходство той, кто так далека от божественного... Могло ли что-либо из этого привлечь того, кто оставил за своими плечами многовековые войны, моря различной крови и тысячи винных и безвинных, божественных и смертных жертв? Возможно, не лукавя - всё сразу. Каждое из возможных, поверхностное и глубинное. Каждое проявление Прекрасной Леди смогло привлечь Гео Архонта. С первого взгляда, ощущения чужой силы и стойкости - и до последнего скромного объятия пред долгой разлукой. - Эи может не быть столь благосклонной и почтительной твоему предложению, госпожа Лоефальтер, - тихо произносит он в белоснежные волосы, пустыми глазами провожая последние солнечные лучи. Его руки - без перчаток - в её шёлковых белоснежных локонах, осторожно пропускают и разглаживают сбившиеся, но искусно уложенные пряди. Последняя ночь. Как мало времени им было отведено... - О-оу, я умею убеждать, Моракс. Кого-то быстро, кого-то в конечном итоге. Тебе ли не знать, - самодовольно, но глухо произносит она, оглаживая его скулу. - И в любом случае... я не остановлюсь. Не теперь. - И это я понимаю отчётливо, - он трепетно обхватывает её ладонь, не сокрытую ажурной перчаткой и прижимает ближе к своему лицу, своим губам и глазам, надеясь каждым необходимым соприкосновением кожи к коже увековечить в своей многовековой памяти столь хрупкий, но несравнимо драгоценный момент. Рано или поздно, но любое настоящее Божества вынуждено стать прошлым. И Моракс не уверен, что каждое важное прошлое останется при нём. Забывать - не менее больно, чем терять. - Не провожай меня, как в последний путь. Я нацелена вернуться. В Снежную, первоначально. А после - к тебе. Предвестница чуть сужает глаза, стараясь глядеть не то с хитрецой, не то с обоснованной уверенностью. Её прекрасные алые губы изгибаются в искренней, но всё же вымученной усмешке. Прекрасная Дама в руках Верховного Адепта. Властелин Камня в руках Горящей Алой Ведьмы. Судьба так иронична... Горящая и сожженный - друг перед другом, в руках другого. Лукавая ли это усмешка судьбы? Или истинное воплощение столкновения двух противоположных, но идеально дополняющих друг друга миров? Имеют ли хоть каплю веса эти размышления в этот момент? - Я буду ждать тебя, госпожа Лоефальтер, - чуть отстраняясь, шепчет он, в конце оставляя короткий, но нежный поцелуй на её кисти. Взгляд её ледяных глаз чуть опущен, задержан на его губах. К своему сожалению, но Чжун Ли не знает, была ли она таковой в Мондштадте. Были ли белоснежный шёлк её волос, величественный и жестокий лёд очей и кровавая роза уст её природой, или стали неожиданным даром к противоречивому подарку Царицы? Чжун Ли бы искренне хотел узнать. То прошлое, то отчаяние, тот путь и ту непоколебимость. Каждый её переломный момент. Как жаль, что время безвозвратно... - Розалина, - ровно произносит она, поднимая взгляд. Уверенность, сила и величие - то, что по праву принадлежит ей. И то, что Чжун Ли восхищает, а не отталкивает. Как различны меж собой два Предвестника... Мужчина непонимающе хмурится на упоминание имени, в немом вопросе и почти просьбе укладывая свою ладонь на её скулу. Большой палец оглаживает её внешне суровое, но истинно - печально-напряжённое лицо. - Я просила тебя забыть это имя при нашей встречи. Вычеркнуть из своей памяти также, как я пыталась из своей. Но сейчас... назови меня моим именем, Моракс. Также, как я называю тебя твоим, - алые губы прорезает горькая усмешка. - Ведь, как бы мы не пытались... как бы мы не отрекались... мы всегда будем знать, кто мы на самом деле. И сейчас ни к чему эта жалкая игра. На нашу последнюю ночь - уже ни к чему. Она поднимает на него свой чистый взор. Жестокий лёд - для каждого, для врагов и коллег, для неудавшихся жертв и достойных соперников. Но чистое безграничное зимнее небо - для него. Когда-то в прошлом - лишь для одного другого, но в хрупком настоящем - для него. Любил ли когда-нибудь Моракс зиму? Сильнее, чем сегодня? - Я буду ждать тебя, Розалина. Каждый день. Моракс медленно убирает ладонь с её лица, спуская ту по белоснежным прядям. Розалина продолжает смотреть на него - открыто, устало, напряжённо... И всё-равно уверенно. Не моляще и не беззащитно. Не как ограниченная в своих силах и веках Предвестница Фатуи, а как равная Алая Ведьма. Глупы те, кто считают любовь Божества и смертной вымыслом. Глупцом был и Моракс. Лишь теперь ему известно, что существуют смертные, способные затмить собой Богов. Огненная Бабочка, поразившая Дракона. - Поцелуй меня, Моракс, - ровно, но тихо произносит Розалина, приближаясь к нему. - И я не попрошу дважды. Архонту и не нужно. Он мягко и почти робко наклоняется к ней, замирая лишь на пару мгновений у самых губ, и в настоящем отчаянии прижимается к ним - так сильно, как только возможно. Так крепко, как позволит она. Так надолго, сколько получится вырвать у мира. Руки Розалины сильнее сжимают его плечи, притягивают к себе, возможно, даже чуть царапают аккуратными ногтями, и Моракс сам вторит её действиям, вновь возвращая руки из шёлковых волос на порумянившееся лицо, лаская и сдавливая, приближая и вновь целуя. В объятиях этой ночи, она - горящая, а он - потухший; их общее отчаяние и боль нашли различные выходы и требуют иных путей. В конечном итоге, он - Божество, а она - смертная. Но каков смысл в тех условностях, если в первой же встрече они признали друг в друге равного? Своего. Розалина отстраняется первая, не отпуская рук с чужих плечей. Её глаза зажмурены, а челюсти сжатые. Она давно разучилась плакать. - Жди меня. Где угодно. И лишь тогда я вернусь, - почти зло выдыхает она, и что-то в её распахнутом взгляде граничит наравне со злостью. Что-то, близкое к отчаянию, но почему-то дарующее успокоение, а не боль. Способна ли замёрзшая показать любовь?.. - Возьми, - снимает с волос свою искусную гео-заколку мужчина, протягивая её на раскрытой ладони. - Возьми и оберегай в той далёкой Инадзуме. И тогда мы оба дождёмся, - проговаривает он ровно, также уверенно, загоняя как можно глубже страх и опасения. Ведь, как бы того не желал Дракон - но Бабочка в его руках сильна, отчаянна и свободна. И он бы казнил себя, если бы посмел урезать ей горящие крылья. Розалина резко хватает заколку, не отводя от него взгляда, а потому не рассматривая её, и крепит куда-то выше хвоста. - Обманешь меня - найду способ убить, - вместо обещания заканчивает она, ласково обводя подбородок и оставляя на нём короткую царапинку. На её губах вновь самодовольная улыбка. Моракс лишь усмехается, успевая поймать её ладонь и чуть прикусить. - Вернись к Царице и выполни своё задание. А я... просто буду ждать. Золотистые глаза в упор пересекаются с ледяными. Уставший Дракон отпускает отчаянную Бабочку. И дальше - лишь неизвестность за грозами Инадзумы. Станет ли настоящее больным прошлым?.. Моракс прикрывает глаза, коротко улыбаясь уголком губ. Не этой ночью.