Танец Хаоса. Новое время

Они сидели в пещере, так глубоко, что, кажется, весь мир лежал над их головами, будто сама земля вывернулась наизнанку и теперь давила сверху. Пещера была совсем небольшой – всего лишь вакуоль в каменной толще, скошенная на один бок, и косое отверстие вело куда-то вглубь горы, откуда слышался тихий звук – капли падали одна за другой, тихо-тихо, монотонно, будто само время отсчитывало им свою вечность вдали от солнца, где невозможно было понять день сейчас или ночь. А еще здесь было тепло. Куда теплее, чем ожидал бы Рудо посреди ледяных скал. Камень под ним ощущался холоднее его тела, но не настолько, как должен был ощущаться камень. Он был чуть теплее, и эта странность занимала его мысли, чудная необычная деталь, за которую разум цеплялся, чтобы не думать о том, что только что произошло над его головой. О том, что Анкана захватили жилу Серого Источника, из которого Ирантир создавал ильтонцев. О том, что это означало для них всех. Хаянэ должна узнать, что теперь у нее на юге появилась еще одна проблема. Рудо чувствовал какое-то странное отупение после пережитого, слабость в теле и тихое равнодушие ко всему. Почему Анкана напали на Обитель? Потому что они были на стороне Сета теперь? Но ведь Истель и Рольх обещали, что Дом Ночей выступит на стороне Аватар. Они говорили, что сделают все для этого. Люди много чего говорят. Он закрыл глаза, вытягиваясь всем телом на странно теплом камне посреди нигде, чувствуя скальную громаду, нависающую над ним, окружающую со всех сторон. Тишина давила так же, как и камень. Тишина была всем здесь. И мерное шлепанье капель. - А если собрать всех Говорящих с Тенями Ильтонии со всех школ? – прозвучал упрямый звонкий голос Хэллы Натиф. – Вы же не всех отправили к Аватарам. Если они объединятся, то смогут попробовать вернуть Обитель назад. - Говорящие с Тенями не могут противостоять Анкана. Они слишком сильны, - устало ответила ей Манари. - В прямом бою – нет, но это возможно на расстоянии. Мы можем призвать Теней и выгнать их из Обители. Можем попробовать, - настаивала Хэлла Натиф. - Обитель стоит на Источнике, а Тени не могут приближаться к Источнику – он их пожирает, всасывает в себя, потому что является их Истоком. Даже если все Говорящие с Тенями придут сюда, это ничего не изменит. Рудо слушал. Тишину, наполняющую земные недра, шепот капель. Отчаянье и бессилие в голосе Манари, тихие рыдания Талахани. Потеря Обители подломила ильтонцев, будто буря старое дерево. Трещина пошла к основанию ствола, раскалывая его пополам. Мог ли он удержаться целым? Мог ли выстоять? А выстоял ли ты? - И что же? – голос Хэллы звенел упрямым колокольчиком. Вот ей-то силы бороться хватало в отличие от всех остальных, и это было удивительно правильно. – Вы так ничего и не сделаете? Просто уйдете отсюда и позволите Анкана владеть самым сакральным местом вашего народа? Просто сдадитесь? Ей никто не ответил. Талахани всхлипывала, капали капли. А Рудо думал о том, как отказался от Ашивы. Как не поверил ему и не остался, как улетел прочь по призыву своего отца, потому что так было проще, так было куда надежнее и спокойнее – выбрать знакомую дорогу и знакомый простой путь, на котором не придется сражаться, драться, вырывать когтями и зубами свое счастье. И в итоге потерял его из-за своего страха, из-за самого себя. Так просто. Разжал ладони и выронил маленькое золотое семечко, самое дорогое, что было в его жизни. Позволил ему упасть. И уйти. Точно так же, как теряли сейчас ильтонцы – свое, не находя в себе храбрости, чтобы его удержать. - Но этого просто не может быть! – слезы зазвенели в голосе маленькой ведьмы, самой храброй и честной во всем мире. – Я никогда не поверю в то, что можно вот так взять и сдаться. Опустить руки и просто уйти! Вы не можете! Это же ваш дом! О да, грустно улыбнулся про себя Рудо. Потерять было так просто – один раз побояться принять самое важное и самое дорогое. Один раз проявить трусость там, где требовалось всего лишь чуточку, самую чуточку смелости и решительности. И ровно ее и не хватило. А дальше мгновения обратились раскаленными каплями, отсчитывающими срок до краха – кап-кап-кап – одна за другой, пока все не рухнет. А он застыл в ужасе, заслонившись от правды оправданием о воле своего отца, а когда спохватился – ничего уже не было. Ашивы уже не было. Его дома уже не было. И что ты можешь с этим сделать? Встать и идти дальше. Прошлое принадлежит прошлому, но будущее – лишь тебе. - Это всего лишь Анкана, - заговорил он, глядя сквозь тьму на потолок над своей головой. – Такие же ведуны, как и все остальные. Такие же, из плоти и крови. Как дермаки, которых бьет Хаянэ, как Рабы, которых бьют Аватары. И да, можно бросить все как есть и убежать прочь, крича о том, что что-то изменить невозможно. А можно попробовать. - Это все красивые слова! – в голосе Альварди звучала болезненная ярость. – Одними красивыми словами ничего не вернешь! - Нет, - согласился Рудо. Это он знал лучше всех на свете. О, как хорошо он это знал, обливаясь слезами и выписывая в своей тетради бесконечные строки о том, как ему жаль, что он не справился. Что толку было жалеть? Нужно было делать. – Послушайте маленькую ведьму, поднимите Говорящих с Тенями, поднимите ведунов со всей страны. Донесите весть до тех, кто правит вами. Поднимите армии, объявите им войну. Гномы у вас в горах уже полгода. Они хозяйничают, захватывают территории, они тоже рвутся к Серому Источнику, и вполне может быть, что им не шибко выгодно, что он перешел в руки Анкана. - А может быть они на стороне Сета. Как и Анкана, - тяжело проговорила Манари. - Может быть, - согласился Рудо. – Но вы этого не знаете. Вы не знаете, зачем гномы рвутся в ваши горы. Не знаете, зачем это делают Анкана. Так давайте узнаем. – Решение было легким, решение было простым. Поразительно, как легко было его принять сейчас. – Я пойду к Фриззу Гранитному Кулаку и спрошу его, что он затевает. Этого Хаянэ от меня, в конце концов, и хотела, так чего же тогда ждать? Просто проведите меня через эти свои переходы в Утворн. - Да это самоубийство! – выдохнул Альварди. – Они убьют тебя, как только ты появишься в городе! Ты же враг, вторгшийся в их владения! - Я посол союзного государства, а послы неприкосновенны, - пожал плечами Рудо. – Ну а если нет, что ж. Я хотя бы попытаюсь. - Я с тобой, Рудо! – звонко сообщила Хэлла Натиф. – Я пойду с тобой, и мы сделаем это вместе! - Давай-ка, зрячая, ты лучше отправишься в Ильтонию и займешься тем, что и озвучила в самом начале – поднимешь ведунов. Голова была пустой-пустой, и Рудо не думал, пока все это говорил. Это было просто, будто он дышал, будто дул на одуванчик, и его прозрачные маленькие семена разлетались в стороны, чтобы узнать мир. У каждого из них была своя дорога – у него, у Миланы, у этой чудесной маленькой девочки. И каждый должен был ее идти один, ибо так и происходило в мире. Редко-редко на этот путь ступал кто-то еще, освещал его своей улыбкой, согревал теплом, и не было в мире мгновения прекраснее, чем рассвет этого дня, волшебного дня, единственного в своем роде. И солнце светило в этот миг так ярко, что слепило глаза, и путь был виден так четко, что его можно было пробежать даже с закрытыми глазами. Только потом наступала ночь, и ее тоже нужно было пройти. И в этой ночи никого уже не было рядом, лишь темный лес вокруг, лишь путь под ногами и светоч сердца в груди. Я не предам тебя во второй раз. - Но как же ты, Рудо?.. – в голосе Хэллы Натиф зазвучало непонимание. – Это же будет так опасно! Ты там будешь совсем один! Ты не знаешь ничего о гномах, не знаешь Фризза, не знаешь законов, правил, языка, ничего! Как ты справишься без меня? Я ведь могу тебе помочь в этом! - Значит, я все это узнаю сам, - усмехнулся в темноту Рудо. – А потом мы с тобой встретимся, зрячая. Прямо здесь, у Источника, ты и я, сделавшие все, что могли. Согласна? Несколько мгновений вновь стояла тишина, и тишина была всем, что он знал, всем, чему верил сейчас. А потом Хэлла Натиф всхлипнула: - Согласна, Рудо! – Он ощутил, как сжимает его руку во тьме маленькая ладошка. – Только обещай мне, что ты вернешься оттуда. Прямо вот скажи от самого сердца, скажи, что это сделаешь! - Я вернусь, зрячая. Обязательно вернусь, даже не сомневайся. Вернешься и ты, а за тобой придут все, кто поверит тебе и тебя поддержит. И я верю, что ты сможешь сделать то, что должна сделать. В тебе куда больше, чем ты даже можешь себе представить. – Он пожал ее ладонь, а потом позвал: - Матушка, это можно устроить? Вы проводите меня в Утворн? - Это решение приведет к вашей гибели, - ожесточенно проговорила из темноты Манари. – Я не намерена способствовать этому. - Вы и не способствуете, - легко отозвался Рудо. – Это мое решение, я его принял. Я прошу только отвести меня туда. Довести до Утворна и оставить там. Это возможно? Некоторое время в пещере стояла тишина, и Рудо не мешал ей. Что-то особенное происходило сейчас, одно из тех мгновений, когда мир менялся. Тихий-тихий миг, незаметный и незначительный, маленький миг странного волшебства, когда решение укладывалось внутри, и ничто больше не могло его изменить. И творилась судьба, вот так просто, в тишине, в молчании. Тебя нет, и я не могу попросить у тебя прощения и сказать, как мне жаль. Не могу повернуть время вспять и изменить прошлое. Не могу ничего сделать с тем, что уже случилось. Но я могу сделать свой выбор прямо сейчас, в это мгновение. Выбор моей души – любовь к тебе. И я пойду вперед, храня его в своей груди и не оборачиваясь больше. - Альварди, Талахани, отведи Рудо Ферунга в Утворн, - тихо проговорила жрица Манари, сдаваясь. – И возвращайтесь назад. - Как прикажете, матушка, - без особого удовольствия в голосе отозвался ильтонец. Ильтонка только всхлипнула рядом, ничего не сказав. - Спасибо вам, - поблагодарил Рудо, чувствуя себя легким и свободным, будто семечко одуванчика. - Я отведу вас домой, матушка, и сделаю все, что в моих силах, чтобы отбить Обитель, - твердо заявила Хэлла Натиф, и в ее словах сейчас было много серьезности, куда больше, чем раньше. Рудо кивнул сам себе – это тоже было правильно. Все они взрослели, каждый на своей тропе, все они выходили навстречу своей судьбе, чтобы встретить ее лицом к лицу. Это было так красиво. Он вдруг вспомнил, что чувствовал там, у Кьяр Гивир, пока сражался с хасатрой. Тотальную правильность каждого своего вздоха, истину своего действия, могущество своей воли. Он решил тогда – и зло исчезло. Быть может, если он решил сейчас, родится добро? Говорить больше было не о чем. Во тьме они обнялись с Хэллой в последний раз, он поцеловал ее густые волосы, чувствуя сладкий запах ванили, будто от свежевыпеченной булочки. - Расскажи Хаянэ, что здесь случилось, - попросил он ее, в темноте прижимая к себе худенькое хрупкое тело. Странное дело, она вдруг показалась ему такой родной в этот миг. Такой близкой. По-настоящему близкой его душе. – Предупреди ее, пусть готовится. - Расскажу, Рудо, - приглушенно пообещала куда-то ему в грудь Хэлла. – А ты береги себя, пожалуйста. И обязательно вернись. - И ты, зрячая. И ты. А потом Хэлла Натиф призвала своего Защитника, и тот скрутился в спираль, странную, чудную спираль, совсем не такую, как она делала раньше. Эта светилась во тьме, и телом ее был длинный золотой змей, вкручивающийся сам в себя. - Ох! – воскликнула ведьма, прижимая пальцы к губам. – Красиво как! После Обители стало очень красиво! - И впрямь, - улыбнулся Рудо. Чудеса происходили постоянно, тихие маленькие чудеса, которые никто не замечал. Волшебство окружало их со всех сторон, и чтобы увидеть его, нужно было просто затихнуть, как он сейчас. Хэлла и Манари вошли в спираль, и она исчезла, выгорев золотым фитильком и выбросив на прощанье фонтан искр, которые медленно погасли в темноте. А Рудо вздохнул и повернулся к ильтонцам. - Мне жаль, что приходится подвергать ваши жизни опасности. - Такова воля Матери Гор, - без удовольствия отозвался Альварди, а затем взглянул на спутницу и мягко проговорил: - Вставай, Талахани. Пора идти. Время оплакать еще придет. И они пошли. И вновь гирда освещала им путь, и вновь пространство гнулось вокруг мыльным пузырем, и вновь песня наполняла все и вся, и Рудо впитывал ее, прикрыв глаза и шагая вперед по наитию своего тела, позволив себе чувствовать и ощущать, позволив себе просто быть в этом бесконечном «сейчас», ведущем его сквозь тьму. В детстве он любил сказки кортов, которые рассказывал ему отец Бьерн. Например, ту, где Хажу-Сказитель отправился во тьму бездны Мхаир за своей возлюбленной Мади, которую забрала смерть. О том, как он шел сквозь тьму, освещая путь сияющим локоном ее волос, как переплывал реки забвения, сжимая зубами нитку памяти о ней, как проходил сквозь огонь, обернувшись лоскутом ее накидки, и пламя не причиняло ему вреда. Как прошел мимо Пса-Привратника, спев ему о своей любви к ней и заставив плакать, и как добрался до самого Черного Змея, спящего вокруг скалы, под которой лежала она вместе с душами других, усопших. Змею он отдал правую руку, которой играл на ситаре, и силу своего голоса взамен на ее жизнь. И тот отдал Мади с одним условием – Хажу должен был вывести ее из тьмы, не оборачиваясь и веря в то, что она идет за ним. Но он был так влюблен. Он был так влюблен, что на самом верху, завидев свет, струящийся от выхода из тоннеля, не выдержал и обернулся, решив, что теперь-то уж они оба оказались в безопасности. И Мади исчезла в тот же миг, возвратившись под камень к Змею, а Хажу выбрался наверх, навсегда лишившись руки, чтобы играть, и голоса, чтобы петь, и умер от тоски, обратившись в скалу. Рудо видел эту скалу, ездил к ней вместе с отцом. Огромный камень до самого неба с круглым отверстием, промытым временем наверху, который гудел и гудел по воле ветра, оплакивая свою любовь. Это было красивая сказка, она всегда нравилась Рудо. Она была о том, чтобы войти во тьму и пройти насквозь свой страх, и сейчас он так понимал ее, всем своим телом, всем существом понимал. Он ведь тоже был Сказителем, он ведь тоже без конца плел сказки и песни на радость ребятне Эрнальда. И его тоже ждала тьма впереди, которую он должен был преодолеть в одиночестве. Вера моя крепче гранитных скал. Вера моя алый костер в ночи. Вера моя плавящийся металл. Вера моя мягкий фитиль свечи. Вера моя имя твое меж звезд. Вера моя льющая в жилах кровь. Вера моя несокрушимый мост. Вера моя – сила моя – любовь. Он улыбнулся самому себе во тьме. Вот говорил же, что не будет языком трепать и обещания выписывать, а все равно пришли, упрямо лезли и лезли в голову назойливые строки, и никак от них избавиться он не мог. Нужно было только не оборачиваться. Идти вперед и не оборачиваться ни на мгновение. Внезапно Талахани вскрикнула, когда Альварди в очередной раз толкнул стену, и обволакивающий звук песни прервался. Пузырь, в котором они находились, вытек вперед и лопнул, и Рудо заморгал, уставившись во тьму. Впереди была пещера, и оба ильтонца застыли перед ней как вкопанные. - Что случилось? – спросил он, пытаясь между их массивных фигур хоть что-то разглядеть. - Этого не должно быть здесь! – удивленно воскликнула Талахани, делая шаг вперед. - Откуда он взялся? – вторил ей Альварди. - Да что случилось-то? – вновь спросил Рудо, следуя за ними. – Что вас так удивило? Он тоже ступил вперед, оглядываясь по сторонам в мягком алом свете гирды, которую Альварди поднял повыше. Они оказались в тоннеле – прямом и очень широком, что и с десяток человек в ряд могли бы пройти. По его полу проходили в обе стороны четыре странные металлические палки параллельно друг другу, слабо поблескивающие в темноте натертым верхом. Откуда-то издали слышался монотонный грохот. Он докатывал издалека, будто грозовые облака или подступающий шторм, пока еще перекатывающийся по самому краешку неба. - Что это? – спросил Рудо. Альварди зачем-то уселся на пол и прижался ухом к одной из металлических полос, уходящих во тьму, пока Талахани напряженно оглядывалась по сторонам. Ильтонцы выглядели такими встревоженными и так нахально его игнорировали, что Рудо ощутил раздражение. - Просто объясните мне, что происходит, - попросил он, глядя на ильтонку, и когда она не отреагировала, помахал ладонью у нее перед лицом: - Талахани! Ответь мне! - Этого тоннеля здесь не должно быть, - быстро и приглушенно заговорила она. – Его здесь не было, когда мы проводили Манари в прошлый раз. Его создали за последний месяц. - А что это за тоннель? Чей он? – вновь спросил Рудо. - Гномий, - мрачно сообщил Альварди, разгибаясь и поднимаясь на ноги. Ярость исказила его черты, громадные каменные плечи налились так, будто он в любой миг мог своей ручищей ударить по полу и пробить камень. Вот сейчас, глядя на него, Рудо очень даже поверил, что ильтонцев создавали для войны. Такая махина одним ударом могла трех человек свалить. – Это рельсы, - он указал на металлические полосы, - по ним гномы возят тачки с рудой. Эти твари копают тоннель к Источнику! - Так вот оно что! – воскликнул Рудо, всплеснув руками. – Ну тогда неудивительно, почему вы их на поверхности не видели! - Но зачем им тоннель? – Талахани нахмурилась, глядя на рельсы. – Зачем им Источник? - А зачем он Анкана? – пожал плечами Рудо. – Пойдемте-ка к Фриззу и узнаем у него самого. Альварди обернулся к Рудо и прищурил свои сердоликовые глаза, отчего они блеснули изнутри живым пламенем. - Ты – чужеземец. Ты рискуешь своей глупой шеей здесь, в опьянении собственным самодовольством считая почему-то, что Фризз примет и выслушает тебя. - Ну а почему бы ему не принять? – развел руками Рудо. – Я убил хасатру. Ему как минимум должно быть любопытно на меня посмотреть. Я бы вот поглядел. - Зачем ты это делаешь? – в глазах Альварди не было улыбки. – На самом деле, Ферунг. - Хаянэ попросила, - отозвался Рудо. - Это не основная причина, - покачал головой Альварди, вглядываясь в его лицо с высоты своего огромного роста, нависая над Рудо как скала. Давно он не испытывал ничего подобного. Лет с тринадцати наверное, когда отец Бьерн в последний раз смотрел на него сверху вниз, отчитывая за то, что Рудо стащил седло у наездника Уго, чтобы позлить. – Скажи правду. Что ты здесь делаешь? - Я расплачиваюсь за свою трусость! – челюсти щелкнули, чуть не отхватив язык, в Рудо столько всего поднялось, взметнулось в груди, душа его. Он взглянул в глаза ильтонца и твердо сказал: - Я доказываю самому себе, что могу. - И ради этого мы рискуем своими жизнями? Ради мальчишки, которому понадобились доказательства собственной значимости? – Альварди всплеснул руками и произнес какое-то слово, которое явно было ругательством. - Ты можешь этого не делать, друг, - без улыбки ответил ему Рудо. – Мы договорились – вы ведете до Утворна, а потом уходите. Судя по всему, туда тоннель и идет, так что я и сам доберусь. А ты иди своей дорогой. И спасибо за помощь. - Кдах паршивый! – Альварди сплюнул на землю. – Пошли, Талахани. - Стой, - остановила его та, неотрывно глядя на Рудо. Глаза у нее были осторожные, будто у тонконогой лани, смотрели вдумчиво и глубоко, проникая Рудо под кожу. Он не стал отворачиваться или прятаться, прямо взглянул в ответ. – У тебя случилось большое горе, - медленно проговорила она, и Рудо не дрогнул, все так же глядя ей в глаза. – И ты ищешь прощения за него. - Я не прощения ищу, - покачал он головой. – Я ищу второй шанс. Она очень медленно кивнула ему, и Альварди за ее спиной всплеснул руками: - Ты веришь ему? - Он не врет, - твердо проговорила она, продолжая смотреть Рудо в глаза. – И он – ахтаярок, пылающее сердце, как и ты, Альвар. Успокой свою ярость. Она нам еще пригодится потом. Ильтонец рыкнул в ответ, но плечи его опали, и на Рудо он посмотрел из-под бровей уже иначе, мрачно и сердито. Такой взгляд Рудо знал очень хорошо. Отец так смотрел на него, когда злился. Но! – когда уже смирялся с тем, что не мог остановить. - Мы пойдем с тобой до Утворна, - сообщила ему Талахани. – По тоннелю небезопасно, можем нарваться на гномов. Пойдем в обход. А там посмотрим, как будет. - Хорошо, - кивнул Рудо. – Спасибо. - Не благодари пока. Нас могут убить в любой момент, - сообщила ему Талахани, а потом повернулась к Альварди. – Давай откроем путь. И они пошли. Время перестало существовать для Рудо, сделавшись растянутым и совершенно бесполезным, как бывало в этих переходах, что делали ведуны. Он даже немного взгрустнул из-за того, что они не по Грани шли – в прошлый раз ему очень понравилось, и было так интересно смотреть на пляску Теней по ту сторону безопасного пути. Это было так чудно, что где-то перед ним, вокруг, везде, даже сквозь его тело проходящая существовала Грань, и за ней открывался совершенно иной мир с другими законами и правилами, с другими обитателями, с другими историями и жизнью, которой он совсем не знал. И эта жизнь вторгалась в его собственную через тысячи совпадений и случайностей, вплетающих его в ее узор, делающих его частью всего этого. Как тогда, с хасатрой. Он и подумать не мог, что однажды выйдет против существа из-за Грани и победит его одной лишь своей волей. Что дерзания его сердца будет достаточно для того, чтобы свалить эту махину, изгнав ее из проявления. Как такое вообще могло произойти? Мысли его поплыли дальше, цепляясь за Серый Источник, что остался за их спинами. Как Хэлла справится с этими Анкана, подчинившими его? Через Теней? Но ведь Манари сказала, что Теней затянет в Источник, если те приблизятся вплотную, и это было интересно. Это тоже было про то, что все одно. И что Источник по большому счету был лишь дырой в пространстве, через которую входили и выходили Тени. Ну и люди, анай ведь купались в нем, чтобы зачинать детей. Что-то дрогнуло в нем, что-то вдруг напряглось до боли, зазвенело. Люди входили и выходили из Источника, как и Тени, анай это делали. Ему сказали, что Ашива ушел за Грань. Мог ли он уйти в Источник? Все его тело вдруг задрожало, и Рудо ощутил, как под кожей разливается лава, пронзая изнутри каждую клетку миллиардами крохотных иголочек. А если Ашива ушел искать Источник в Эрванский кряж? Что если он во плоти вошел в Источник? Это ведь означало, что он мог быть еще жив! Ведь проклятые Эвилид и Гротан Кравор пролежали в нем тысячелетия внутри сна, пока Черноглазый Ульх не выпустил их на свободу! Он мог быть там! Он мог быть в Источнике! А Источник остался у него за спиной! Одно невыносимо долгое мгновение Рудо колебался. Он ощутил, как его тело начинает поворачиваться, как напрягаются мышцы его шеи, как голова медленно ползет в сторону вместе с плечами, будто через вату, чтобы обернуться назад, а рот открывается, чтобы попросить ильтонцев… Нет! Это было самое сложное, что он делал когда-либо в своей жизни. Невероятным усилием воли Рудо взял под контроль свои мышцы и не дал себе повернуть голову, не дал себе открыть рот и сделать то, чего нельзя было делать ни в коем случае. Не дал себе посмотреть назад. Ашива мог быть в Источнике, а мог и не быть. Ашива мог быть где угодно в этом мире, и ничего важнее этого его бытия на данный момент у Рудо просто не было. Он уже обрел сегодня кое-что очень, очень важное – знание и выбор, он сделал этот выбор со всей трезвостью, ответственностью и осознанностью, на которые только был способен. Его выбор был в том, чтобы идти вперед и пройти все, чего он так боялся. Испытать себя, понять, может ли он, способен ли. И только после того можно было возвращаться. Только после того, как он докажет самому себе, что не повернет назад и не сбежит вновь, только тогда. Потому что это не Ашива не верил в него. Рудо сам не верил в себя. Как там она сказала, пылающее сердце? Что ж, все лучше, чем горящая задница. Внутри поднялся смех, и Рудо ухмыльнулся самому себе. Горящая задница, впрочем, тоже была неплоха в некоторые моменты. Весьма и весьма неплоха. Сколько времени они шли, он понятия не имел, только по ногам своим определял – в какой-то момент они так загудели, что передвигать их было просто невмоготу, о чем он и сообщил ильтонцам. Те посовещались немного, а затем свернули с пути, по которому двигались, и через некоторое время вывели его в большую ледяную будто бездна Мхаир пещеру. Свежий ветер ворвался в легкие Рудо, выстудил его изнутри, холод поцеловал ледяными губами щеки. В полумраке он почти ничего не видел, но впереди выделялся на фоне черных стен более светлый квадрат неба. По краю его белел наметенный снаружи снег. - Где мы? – спросил Рудо. - На вершине Торрокен, - отозвался без особого удовольствия Альварди. – Если тебе это что-то говорит. - Ни-че-го, - сообщил ему Рудо. - Отсюда до границы день пути по предгорьям, - пояснила Талахани. – Под горами быстрее. Завтра к вечеру будем в Утворне. - Хорошие новости! – заключил Рудо. - Так не терпится умереть? – мрачно покосился на него Альварди. - Ты смотришь на жизнь отвратительно уныло, - сказал ему Рудо, сбрасывая на пол пещеры изрядно намявшую плечо сумку. – По мне, нам предстоит знатное дело. Я никогда еще не бывал в королевстве гномов, но много слышал о том, как гномы всех ненавидят. И представляю себе что-то вроде осиного гнезда, в котором сидит множество маленьких злобных засранцев с острыми палками, которыми они тычут во всех пришедших. - Эти засранцы тебя на куски порубят быстрее, чем ты свой рот открыть успеешь, - огрызнулся Альварди, и Рудо вновь дернул плечом: - Значит, должны хорошо готовить. Талахани рассмеялась, а затем вытянула из-за плеч гирду и расплавила ее в большой алый шар, который уложила на землю перед ними. От нее сразу же пошло ощутимое тепло, хоть и вряд ли оно могло кардинальным образом решить вопрос с холодом. Но Рудо решил не жаловаться и просто улечься поближе к шару. - Гномья кухня сама по себе довольно скудная, но они закупают у нас специи, чтобы разнообразить ее, - миролюбиво сообщила ему Талахани. Ее аметистовые руки двигались плавно и завораживающе, будто состояли не из чистой породы, а из лиан или слегка подсушенной смолы. Рудо присел возле нее на корточки, с любопытством разглядывая их, и спросил: - А можно потрогать? Альварди рядом издал горлом протестующий рев и ушел на другую сторону пещеры. Талахани только проводила его взглядом и вздохнула, а затем кивнула Рудо. - Можно. Он положил ладонь на третью сферу ее предплечья, и на ощупь она оказалась чем-то похожей на тот теплый камень, на котором он лежал совсем недавно. Твердая, но мягкая при этом, теплая, будто человечья плоть. Он убрал руку, качая головой. - И как это устроено? У вас есть кровь? Кости внутри рук? - Есть центральный канал, по которому от позвоночника отходят энергетические отростки, пропитывая камень, - сообщила ему Талахани, убирая руку. – Они находятся снаружи, именно поэтому на ощупь камень воспринимается упругим. Поэтому мы можем через руки соединяться с окружающим нас камнем. - Энергетические отростки? – вздернул бровь Рудо. – Из энергии Источников? - Мы называем это ильтонской силой крови, - ответила она, доставая из сумки завернутый в тряпицу хлеб и сыр. – Это не Источники, иначе бы все мы были ведунами. Это часть нас. - Я понял, - кивнул Рудо и приложил руку к груди. – У нас так работает малхейн. Здесь, в груди, есть узел дара Иртана, с помощью которого мы можем контактировать с животными. Например, с макто. - Да, драконы от тьмы, я слышала, - кивнула Талахани. – Одного только никогда не понимала: откуда они взялись посреди Роура? Откуда взялось это ваше Гнездовье? - В смысле? – не понял Рудо. – Наши предки просто нашли его на своем пути из павшего Кренальда. - Да, но оно ведь там откуда-то было, - улыбнулась ему Талахани, и он ошарашено на нее уставился. – Ты думаешь в мире так много мест, где еще живут драконы? В Драконьих горах спит Талуга, это всем известно. Так откуда у вас взялись его дети Проклятого Рода? - Понятия не имею, - пожал плечами Рудо. – Но это очень интересный вопрос. Забавно, как это происходит, - он ухмыльнулся. – Когда я только пришел сюда, я размышлял о вашем происхождении и все спрашивал себя: как так получилось, что вас именно создали? Вы такие красивые! Вы не похожи на что-то, созданное для войны. И я поражался тому, что никто этого не замечал. И вот тут ты задаешь мне простой вопрос о моем мире, совершенно обыденный вопрос, на который я ответ не знаю, хоть на самом деле это и впрямь интересно. Может, он скрывает что-то очень важное, как знать? Талахани не ответила, и Рудо взглянул на нее, чувствуя, как улыбка сползает с лица. Ильтонка погрустнела, остановившимся взглядом глядя на раскаленный шар гирда перед собой, и руки ее не двигались, так и не донеся до рта еды. Запоздало он понял, что ляпнул, и мягко проговорил: - Прости, что напомнил об этой боли. Я скорблю вместе с тобой об утрате твоего народа. И постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы эту утрату вернуть. Талахани поглядела на него долгим взглядом своих фиолетовых глаз, потом кивнула и негромко сказала: - Я и не забывала, Рудо. Такое не забудешь. – Вздохнув, она взглянула на свои руки, и ее пальцы вновь задвигались, заставляя еду в них тихонько подскакивать. – Мы мирный народ. Мы ни с кем не сражаемся и не воюем, мы не плодим насилие. Жизнь для нас важнее всего. Жизнь, наполняющая эти горы, наши долины, наш океан, весь мир. Жизнь, произрастающая из Матери Гор и делающая живым сам камень. Так много лет мы хранили ее и себя за стеной Латайских гор от всего мира. Так много лет укрывали и прятали. И вот теперь война докатилась и до нас тоже, и наши старейшины не знают, что делать. – Она грустно улыбнулась ему. – Мы могли только попросить помощи у эльфов и людей, надеясь на то, что им есть дело до нас. Мы не смогли сами защитить свой край, и вот чем это обернулось. Это наша ответственность, Рудо, и ничья больше. - Не вини себя за это, - мягко сказал он ей, и Талахани тепло улыбнулась в ответ. - Я и не виню. Мы те, кто мы есть, и пришло наше время меняться вместе со всем миром. Просто это тяжело, и не все могут встретить это. Не все справляются. - Как он? – Рудо кивнул головой в спину Альварди. Талахани помедлила, затем кивнула и тихо проговорила: - Альвар как раз винит. И старейшин, и себя, и всех вокруг за бездействие. И в чем-то он прав, но его ярость пока что лишает его сил. Но я знаю, что придет день, когда он увидит и поймет и сможет справиться с этим. – Она вдруг рассмеялась. – Он тоже упрямый как ты. Ахтаярок! - Что это значит? Ты сказала «пылающее сердце»? – уточнил Рудо. - Да. Это значит – неудержимый, тот, в ком много огня, кто не готов мириться, кому не сидится на месте. Тот, кто создан для войны, а не для мира. Среди нас таким очень тяжело, мы спокойный народ. – Она взглянула на одинокую фигуру ильтонца на фоне неба, и глаза ее потеплели, морщинки нежности улеглись в углах. – Но он дорог моему сердцу, его огонь. - Выглядит, как типичный вельд, - ухмыльнулся Рудо. – Упрямый, несговорчивый, рычит все время. Наш парень прямо. - Вы с ним подружитесь, - тепло взглянула на него Талахани. – Просто дай ему время. Он принимает не сразу. - Да я никуда и не тороплюсь. По крайней мере до того момента, пока не встречусь с Фриззом. – Рудо посерьезнел и спросил: - Что ты знаешь о нем? Какой он? Как с ним себя держать? - Он очень хитрый и всегда во всем ищет свою выгоду, как, впрочем, и другие гномы, - взгляд Талахани потемнел. – А еще он всегда отличался импульсивностью своих поступков и резкими быстрыми суждениями. Торговаться с ним сложно, но это единственный язык, который он понимает. - Что ж, торговаться я люблю, - вздохнул Рудо. Чему-чему, а этому искусству отец Лейв его обучил что надо. - Отдохни сегодня хорошо. А завтра Матерь Гор решит нашу судьбу. – Талахани мягко тронула его за запястье и позвала: - Альвар, иди, поешь. Тебе нужно восстановить силы. Угрюмый ильтонец обернулся на звук, вернулся и уселся возле шара гирды, не глядя на Рудо, взял еду, принялся жевать. Рудо не стал заводить разговор или мешать ему. По опыту знал, что таким просто нужно дать успокоиться и хорошенько обдумать происходящее. Сам он закинул в себя нехитрый ужин и побрел в сторону раскинувшегося за краем пещеры неба. Снег захрустел под сапогами, дохнула в лицо морозная горная ночь. Запахло домом, серединой зимы в Эрнальде, и Рудо вдохнул всем собой, впустил в себя холод, наслаждаясь тем, как он бежит по жилам внутри. Небо было темно-синим, бархатным, будто полог, расшитым серебристыми звездами, самый краешек тонкого-тонкого серпа месяца висел над соседней горой, над ее серебристой вершиной, словно украшение в волосах. Рудо прищурился, глядя туда, усмехнулся. Всеотец носил такое в своей нечесаной копне, и отсюда гора и впрямь смахивала на него, укрытого волосами, как плащом. Он уселся на снег, не заботясь о собственных штанах, свесил ноги в черно-серебристую, присыпанную снегом бездну и уставился на гору, щурясь ей и улыбаясь краешком губ. Ты знаешь сердце мое, Всеотец, знаешь его чаянья, мечты и песни. Знаешь его любовь. И признайся, я всегда нравился тебе своей дурью. Помоги же мне в очередном моем дерзании, в очередной моей дороге. Помоги мне обрести то, что так дорого моему сердцу. Яви свою Милость. Горы молчали. Только со снежной шапки, наметенной на краю пещеры над головой Рудо, тихо сорвался серебристый снежный шлейф, расцеловав его щеки ледяными снежинками.