***
Пробуждение стало тяжёлой ношей для опухшей головы, приковало греческой статуей к фасаду фальшивого деревянного храма. Досадно-громкий чих огласил скромную обитель. Пыль осела в лёгких; воздух был щедр на влажность и спёртость. Ладонь слепо нащупала стенку и заскользила по вертикали вверх. От вспышки воспоминания, от мысли о гробах невольно закололо в солнечном сплетении. — Не думай об этом, — шёпот. Мой шёпот. С трудом перебравшись к другой, более прохладной поверхности, я уж собралась вновь приложиться к славной подруге-стенке, но та каверзно отхлынула коварной, тщедушной предательницей; вслед за ней полетела и я, но — спасибо большое гравитации, — вниз, а не вперёд. Где я согрешила, чтобы снова биться головой об пол? В пять лет билась, в десять, в пятнадцать продолжила с упоением… Ах, точно, мне ж двадцать! Такими темпами придётся сотрясением следующий день рождения отмечать. Мои землистые очи, затуманенные отголосками сонливой раздражительности, столкнулись с чужими, стоило только напрячься и приподнять голову. Глаза-блюдца передо мной явно принадлежали существу любопытному и не совсем существующему, иначе объяснить наличие лишь половины лица, медленно восходящей над полом, было нельзя. — Ах, глаза у Синеглазки, вы у неба взяли краски, — просипела я и отвернулась, силясь вернуть голос, откашляться, да и вообще подняться. Тело ломило от слабости, знобило, и моя молчаливая молитва о простой усталости и нервном срыве, а не красном дне календаря унеслась к небесам лазурной птицей. — Ох, таких комплиментов мне не говорил никто! Не надо так, я же такую милашку жалеть буду. А мне пугать, знаешь ли, положено, — это нечто выплыло полностью и поприветствовало меня игривым поклоном, покуда не принялось кружить белоснежной вьюгой вокруг меня. Большое, массивное, грохочущее низким смехом, словно бы услышанным в большой бочке. — Ну, так откуда ты? — А как тебя звать? Красивое имечко, небось? — Ты из страны Авгита? Эти и, казалось, сотни и тысячи вопросов сыпались с уст так называемого фантома — я таки вспомнила это определение! — пока он нарезал круги. С трудом моё сознание тщилось возвратить умение здраво мыслить, а та будто набилась ватой, распухла и в моём воображении так явно представилась круглой плюшевой игрушкой, что я прыснула вслух. С недавнего времени летучее существо в трёх, только послушайте, в трёх экземплярах остановилось — чтобы понять причину моего веселья. А что сказать ему? Срыв прошёл, последствия остались. Как с цирком и клоунами, в общем. Постойте-ка, это ведь не один призрак, верно? Разные станы, разные формы, похожие потухшие взгляды. Наглый душок загробного мира — холодок чужеродного. Всё подтверждало, что неизвестные имели одну природу, но не были единым и одним и тем же. Сейчас, во всяком случае. — Девочка? Ох, боже, Саймон, ты бы хоть сказал. Да и такая лапочка, тоненькая — ручки совсем как у меня в шестнадцать. А я пятьдесят лет как мертва! Давай не будем её пугать, ладушки, сына? — Мам, хватит со мной говорить как с ребёнком! А девушку, ну… девушку тут и правда редко встретишь. Можно и обождать. Так что, ты откуда родом? Может, из королевства Роз? На цветочек похожа. Домашний такой, — противное хихиканье из комплимента сделали своего рода оскорбление, но тронуло это едва ли; острота восприятия явно пошла на убыль, отчего лицо в миг стало невыразительным и немного грустным в привычной манере. Забавно, но в глубине души должно быть обидно всё же. Этот призрак говорил то же самое, что говорили и другие, и что хуже — правда была в их руках. Но кто сказал, что домашний цветок не имеет права быть и смелым, и умелым, и уж тем более строптивым? — Добрый день, — не сразу я решилась ответить на вопросы. Правая полужопица, левая полужопица — наконец мои седалищные нервы приложились к холодному полу и выдохнули. — Хотя лучше «здравствуйте». Времени не знаю. И не знаю никаких королевств Роз, страны Авгита тоже. Есть ещё варианты ответов? Ой, какие у них мордашки озадаченные стали! Господи, да что ж меня так на смех прорывает? Честно, это последствия истерики, я не такая! Если только немножечко… Совесть припомнила мне, как на парах я с подругами устраивала сеансы продления жизни терапией «хихоньки да хахоньки», за что иногда получали комментарии со стороны преподавателей. И всё же мной двигало желание узнать больше, понять, куда меня унесли ветра, и это заставляло играть в «Вопрос-пол-ответа-вопрос». Однако в голове до сих пор был сумбур, а сердце трепетало мотыльком над мигающей гирляндой чувств; голос того мнительного старика мешался с тревожными материнскими, невозможно далёкими возгласами, зовущими пронзительным голосом по имени. Я помню страну, города. Такое чувство, что жила в разных местах. Даже не чувство, это факт. От размышлений отвлекли голоса призраков, чьё существование мне оставалось принять как должное. Чем больше те перебирали вариантов, тем обречённее становился мой взгляд. В конце концов я не выдержала и подняла руки верх, умоляя взглядом и мотанием головы остановиться. — Всё нет, абсолютно нет. Я даже больше скажу — там, откуда я родом, даже стран таких нет. Ни одной из названных. Как это возможно? — хмурость поросла изломом меж бровей, из-за юности едва видимым. Троица переглянулась, и самый молчаливый и низкий из них поджал ровные губы, без полосочек-морщинок и здоровой малиновости. — Впервые с таким сталкиваюсь, честно признаться. Вы не говорите так, будто забыли о странах вовсе, и всё же ваше незнание тривиальных вещей поражает. Либо вы из настолько запрятанных и далёких мест, что связь с более развитыми местами там невозможна… — Вряд ли. Я из довольно развитой и большой по территории страны, а проблем со связью и интернетом у меня не было. Со спутника можно заглянуть во многие уголки планеты, равно как и пообщаться в соцсетях с иностранцами. Поэтому исключено. Если есть бумажка, я даже вкратце смогу обрисовать планету и материки. — Значит, технологический прогресс тоже на уровне современности… Ой, мама дорогая, что за интерес разгорелся в глазах мужчины и женщины, да и молодой далеко не отставал, хотя поглядывал на меня с изрядной долей скептицизма. Мадам удалилась, бросив что-то про кабинет старосты. И пока женщина-призрак исчезла с радаров моего тривиального зрения, мужская половина активизировалась. Если старший расспрашивал про образование, названия, источники энергии и население, то младший додумался расспросить про соцсети, про «бойфренда», читай парня, который то ли был, а то ли всё же не был. Даже про грудь, засранец эдакий, спросил. Подзатыльник зато от дяди-фантома получил. Наше синхронное «Что за молодёжь пошла!» покоробило нежный юношеский ум, и тот скрылся, пыхтя как самовар, за стенкой, не заморачиваясь с дверью. Только что-то мне подсказывало, что никуда это чудо природы не уплыло. Стоит и уши греет, зуб даю. Зуб мудрости. А за грудь обидно всё же. Подумаешь, мало там добра, зато сердце большое, с кулачок целый. Оно чуть шире запястья, правда, но это совсем другая история. Тем более, если здесь такие заморочки с разделением на мужчин и женщин и почти стандартная реакция «Ого, девушка!», то слабо выраженный местами половой диморфизм может сыграть на руку. Хотя на самом деле сомнительное дело — из меня парень слабенький выходит, уважать такого вряд ли будут. Хотя о каком уважении здесь речь, если надо хотя бы с временным местом жительства разобраться? Вот этим и займёмся сейчас. — Извините, мистер Призрак, а у вас есть имя? Или как мне обращаться к вам? — вопрос был весьма актуален, потому что просить об одолжении, не зная имени, как минимум бескультурно, да и бесцеремонно. Мужчина слабо, даже с нотами одобрения улыбнулся и кивнул. Всё его поведение в целом говорило об интеллигентности. Может он преподавал здесь при жизни? — Моё имя Вильгельм фон Кайль. Обращайтесь ко мне по имени и будьте добры назвать своё, раз стали нашей гостьей, — родовитый вдобавок, может и не преподаватель вовсе. Разум, трепетно принимающий новое знание, просил большего, и я не могла ему помочь ничем иным, кроме как спросить. — Моё имя Юлия, Вильгельм. А вы барон, получается? Что же вы здесь делаете? Это ваш дом? — мои пальцы оказались заломлены и скрещены друг с другом от смешанных чувств под гнётом отрезвляющей неловкости и жгучего, пьянящего любопытства, что раскачивали внутреннее равновесие неумолимым маятником. Он же не будет злиться на такое количество вопросов, да? — Ю…Лия. Какое странное имя. Ударение на «ю» или «я»? Не хочу вас оскорбить неправильным произношением, маленькая леди, — господи, как же это мило, честное слово! Ещё и леди называет. Количество плюсов к его карме и моё личное уважение растут всё стремительнее. А ведь того громадного призрака он назвал «сыном», только вот по характеру они совершенно не похожи. А если я в случае повторного вопроса про грудь спрошу, не приёмный ли тот, мне влетит или наоборот медальку дадут? Узнаем позже. Как сказал тот парень — Саймон же? — «обождём». — Ударение на «Ю». Также есть сокращение до «Юля», но ударение остаётся на месте. Называйте так, как вам удобно. — Хорошо, Юлия. Не беспокойтесь, хоть ваше имя мне, да и многим другим будет непривычно, это не значит, что оно не имеет права на существование, — почему сердце пропустило удар от сказанных им слов? — Этот дом не принадлежит мне, и всё же был я здесь часто в своё время. Так получилось, что после жизни земной наша семья уцепилась друг за другом и осела здесь. К счастью, мёртвым уже нет нужды в благах цивилизации и даже в еде и питье, только в энергии, а здесь этого в достатке. Остров Мудреца сам по себе огромный источник энергии и благодатная почва для взращивания сильных магов, но именно здесь проходит коса Тоскующей Девы, подземные воды, поэтому призраки стягиваются на чистую энергию и проживают здесь. Тот, кто выбирал место для строительства колледжа Ночного Ворона, определённо не дурак. А если и был вдруг, то с сильной интуицией или чутьём. Но что же вы так недоверчиво смотрите на меня, Юлия? Я сама и не заметила, как начала хмуриться. Магия, энергетические потоки, остров Мудрецов, колледж Ночного Ворона. Это не съёмки битвы Экстрасенсов случаем? Да даже для них слишком закручено выходит. Остров и похищения явно дорого стоить должны. И как теперь объясниться с тем, кто будто из другого мира? Может быть, он притворяется? Или вовсе голограмма? — Магия — это… что-то реальное? — смешок, такой скептичный и неуверенный, невольно выскользнул синицей из костяной клетки. — Если уж шутите, то лучше сразу скажите, я и так себя совершенно потерянной чувствую… В носу засвербело, а к лицу подкатил жар. Я ни разу не соврала: меня и правда давно, словно последний гвоздь в гроб, загнали в ступор, и даже проблеска на спасение не виделось в этом мраке незнания. Какие призраки? Какая магия? Какой остров? Я огляделась в слабой надежде увидеть хоть одну камеру, хоть что-то неправильное для них, но правильное для меня — и ничего. Обычный, совершенно естественный призрак в заброшенном доме. Чёрт побери, да я даже подсознательно понимала, о какой косе он говорил, хотя даже увидеть не могла! Просто знала, что здесь оно есть, и резалась о незыблемую уверенность, что почувствую всё, до единой капельки, если прикрою глаза и избавлюсь от «штормового предупреждения» со стороны беспокойного разума. — Извините? Я ни в коем случае не хотел ввести вас в заблуждение, но всё, что я сказал — правда, до последнего слова. Если вы согласитесь, я покажу вам всё, пускай и не сегодня. Негоже подвергать вас опасности, спускаясь к низовьям сейчас, в такую погоду. Да и вы прятались долго, вечер уж наступил, — в глазах, до этого напоминавших больше мёртвую рыбу, чем человека, заиндевела морозным блеском жалость. Или сочувствие? Отчего-то стало совестно, что с моей стороны поступило пусть и косвенное, но обвинение во лжи. Но и меня можно понять, верно? Что было ненормальным, то давеча стало абсолютно нормальным. Это подчинено местным законам — и это стало спонтанным происшествием для меня. Каждый здесь видит причинно-следственную связь, а я вижу лишь разбросанные клочки реальности, причём чужой, а не своей. Возмутительное несоответствие, болезненное осознание и налицо — неопровержимое, белое как снег доказательство. — Как же разобраться? — слюна пахучим живительным естеством окатила скользкое горло прибоем. Поняв, что высказала мысль вслух, ощутила непривычное облегчение. Неужели мне настолько хотелось попросить у кого-то помощи? — Сейчас мы со всем разберёмся, моя хорошая! — я вздрогнула, и опустившиеся было плечи вновь поднялись острыми жёрдочками. А мадам Призрак уже дефилировала белым хвостиком по воздуху, а следом за ней по воздуху залетали в комнату одни за другими стопки пожелтевшей бумаги, угольки, а потом в проём заплыла д… доска? Серьёзно? А потом мел, дай бог, чтоб был сухой в этой сырости. Я разом оживилась и с круглыми глазами стала тыкать в парящие предметы, окружённые голубым свечением, смотря то на них, то на Вильгельма и пуская шепотки: «Это она? Это же магия?» Тот снисходительно кивнул мне, сложив руки за спиной, и вмиг вернулось ощущение собственной неопытности. Здесь я словно заново стала ребёнком, забавно… — Чернила все давно посохли, — посетовала женщина Призрак, бесконечно часто вздыхая и раскладывая всё по местам. «Само собой», — буркнул за её спиной блудный сын Саймон. Я на якобы грустную новость выдохнула с облегчением: перьями и подобным писать не приходилось никогда-никогда, а времена бабушек и дедушек к тому же застать не пришлось мне. — Ну, моя дорогая, бери в руки мел, уголь, но лучше мел, тот должен писать. И объясняй нам, откуда ты и как жила. Заодно посмотрим, как у тебя с географией. Нам интересно, тебе полезно. Ох, я как будто учительница на уроке! — вдохновенно прижала руки к груди мадам, закружив на месте. Вильгельм смешливо поправил супругу, взбудораженную и донельзя энергичную. — Начальных классов, — и мигом притих, не решившись больше лезть на рожон пылкой женской натуры, тем более после показанного кулака. А я со вздохом взялась за мел, за поцарапанную доску, и принялась проливать масло на теплеющую сковородку фантомного интереса. Совсем скоро ко мне присоединился Вильгельм, накладывая на мою картину свою и припечатывая моё понимание ситуации одним словосочетанием:«Искажённая страна чудес».