Ямочки

      Они сидели в яме уже больше суток, прижавшись друг к другу, замотанные в спальные мешки, горящая в углублении свеча давала достаточно тепла и света. Запал кричать и карабкаться из ямы, осматривать стены, в поисках на что опереться, или за что уцепиться, прошёл, сменившись наступившей усталостью. Язычок пламени выровнялся, после того как они прекратили бессмысленные телодвижения. Зрение давно приспособилось к скудному освещению, заряды телефонов они решили пока поберечь, отключив их.       Углубление, после того как они вынули оттуда спальники, и зажгли, поставив в него свечу, выглядело как алтарь, это сходство усилилось, из-за обнаруженных в его глубине, рисунков на засохшем суглинке, нацарапанных детской рукой.        Действительно, Армитаж говорил, что отец сажал его в эту яму с семи лет. Каким же подонком надо быть, чтобы поступать так с ребенком? Рей поднесла поближе свечу, на пиктограммах женщина, с длинными волосами, в треугольнике платья, протягивала вытянутые руки в яму к мальчику, а потом вытаскивала, поднимая высоко к солнцу, а, на дне выемки, нашёлся зачёркнутый мужчина с бородой, очевидно отец.       Всё было так очевидно, почему никто не замечал, что с мальчиком что-то происходит? У Армитажа не нашлось деда, который отобрал бы его у долбанутых родителей, сама нашла ответ Рей. В её ушах снова зазвучал фантомный звон индуистских колокольчиков, зовущий её в мир духов.       – Что с тобой Рей? – услышала она, – Я надеюсь это не тис отравляет нам воздух?       – Нет, отравление тисом, проявляется по другому, – ответила она, – просто прошлое прислало привет.       – Твои родители были жестоки?       – Нет, но они хотели вылепить из меня то, чем я никогда не стану, их не устраивало то, кем я являюсь.       – Долго это продолжалось?       – Нет не долго. В Индии у меня началась лихорадка, и, дед забрал меня, а вскоре они бесследно пропали в джунглях.       – Соболезную.       Рей кивнула в ответ, и прижалась ближе к его тёплой надёжной груди, связывающей её с жизнью и отделяющей от мира духов.       – Как ты думаешь нас найдут?       – Не думаю, что Армитаж Хакс нас обманывал.       – Но, он уже всех обманывал, и как же так вышло, что никто не знал об огромной яме у корней дерева самайна, она же здесь давно, и её время от времени открывали?       – Хорошо замаскирована, закрыта довольно толстым слоем земли. Ходили легенды, что у корней Тиса похоронен колдун.       – Спасибо утешил, оказывается мы ещё и в вероятной в могиле.       – Охрана природы, запрещала здесь проводить раскопки.       – Похоже здесь всё давно без разрешения выкопали.       Бенджамин притянул её к себе и обнял:       – Прости, что я втянул тебя в эти неприятности.       – Просто ты хороший человек и не сомневаешься в людях.       – Это не совсем так, много лет назад из-за моего малодушия пострадал человек. Родители перевели меня из школы в которой меня травили. Я был тощий, лопоухий, застенчивый, не умел за себя постоять, в общем была масса причин возбудить против себя стадный инстинкт сверстников.       Бенджамин замолчал, делая паузу, во время которой погружался в события тех лет.       – В новой школе ситуация могла бы повториться, но там оказался бедолага ещё более уязвимый чем я, и я, чтобы вновь не оказаться в лагере зачмыренных изгоев, присоединился к группе занимающейся травлей несчастного. Сыпал насмешками, ведь мне ничего даже придумывать не пришлось, достаточно было вспомнить что было адресовано когда-то мне. Абьюз продолжался до тех пор, пока к нам не явились в школу из полиции интересуясь причинами по которой, в результате попытки самоубийства, этот ученик оказался в реанимации. Преследуемый молчал, среди нас тоже действовала круговая порука, и никто никого не выдал. Я пытался, навестить его в больнице, но, меня не допустили. А, после, родители переехали и увезли его, и мне так и не удалось поговорить и попросить прощения. Но, мысль о том, что на его месте мог оказаться я, с тех пор не давали мне покоя, и, чувство вины, ведь я не мог оправдаться тем, что не понимал, что он чувствовал. Я занялся спортом, риторикой, чтобы научиться направлять сверстников, увлекая чем-то полезным, чтобы они использовали энергию на что-то достойное, а не тратили её на всяческую дурь и поедание слабых.       – Вероятно, меня бы тоже грызли, если бы меня не защищал дед, – констатировала она грустные выводы о своей жизни.       – Твой дед был влиятельным человеком, и оставил тебе внушительное наследство, но ты почему-то приехала в эту глушь? – заинтересованно поинтересовался он.       – Но, твоя машина, костюм и часы тоже говорят о достатке превышающем доход профессора провинциального колледжа? – парировала она, задавая встречный вопрос.       – Несколько лет назад я получил степень профессора экспериментальной истории в Оксфорде, мы разрабатывали электронные модели развития исторического процесса, к нам обращались за консультациями властные структуры. Симпозиумы, лекции по всему миру... – профессор снова задумался.       Чтобы вернуть его мысли обратно Рей спросила:       – И что случилось, из-за чего тебе пришлось прервать головокружительную карьеру?       – Какая моя фамилия?       – Соло.       – А по матери, я МакЛеод.       – И что заставило тебя вернуться на родину твоих предков?       – Страх, что, под влиянием глобализации, цвета нашего клана навсегда исчезнут на Льюисе [Шотландский остров]. Исследуемые модели показали, что это неизбежно. Мой противоречивый клан разорился, и потерял эти земли, которые перешли к другой ветви из Россе, потерял и прямых наследников по мужской линии, остались только потомки дочерей. Ко мне внезапно пришло чувство, что я должен в цветах клана находится на этих землях.       – И потому ты поселился в хижине, и реконструировал быт? – осенила её догадка, – жаль, что мы не у очага в твоём доме.       Он прижал её к себе сильнее, встречая её губы поцелуем. Они не знали долго ли ещё придётся сидеть в этой яме, но тратить это время на страх и панику было не конструктивно.       Рей почувствовала, как напряжена наследственная ветвь МакЛеодов, приглашая её присоединиться к своему родовому древу.       – В доме деда хватало всего, но не хватало жизни, – словно со стороны она услышала свои слова, более реально ощущая его руки, проникшие под её водолазу, и, кончиками пальцев ведущие вверх, вдоль позвоночника, – наверное, Шив из-за этого брал молодых жён, а меня это бесило, потому что в этом не было любви. Я высказывала это деду, он со мной соглашался, и продолжал делать по-своему. Я была эгоистична, а теперь готова была бы терпеть целый гарем, лишь бы он был жив.       Она не знала почему говорит о деде сейчас, когда чуткие пальцы Бенджи сжали её соски.       – Почему, я не особенно тосковала о родителях, а, о нём, не перестаю думать и вести внутренний диалог?       Она застонала, почувствовав, как пальцы партнёра проникли за пояс спортивных брюк, и скользнув ниже пупка нащупали точку удовольствия, и, поиграв ею, скользнули дальше. Её голова очистилась от непрошеных мыслей, готовая воспринимать только флюиды и ласки партнёра. Почувствовав потребность ощущать его губами, она, обняла его за талию, заставив его руку покинуть недра брюк. Их поцелуи обещали так много, но, неожиданно раздавшийся сверху, звуки шагов и голоса, вынудили их оторваться друг от друга.       – Ну что, пора звать на помощь? – словно прося разрешение, спросил Бен.       Рей кивнула, и без предупреждения закричала:       – Помогите!       Вышло это так пронзительно и громко, что Бенджамин, от неожиданности, закрыл уши. Шум и голоса наверху затихли, но потом озадаченный старческий голос спросил:       – Эй, кто вы?       – Мы преподаватели местного колледжа! – зычным баском ответил Бенджамин.       Зашуршали ветки, сбрасываемые с неплотно закрытой крышки.       – Эко вас угораздило. Вы целы мисс? Это не вашего спутника, на той неделе, задержали за изнасилование? – поинтересовался старик.       – Меня, меня, – ворчливо ответил профессор.       – Но он не виноват, – поспешила оправдать его Рей, – со мной всё хорошо, не могли бы вы помочь нам выбраться из этой ямы?       – У местного лесника есть раздвижная лестница, – снова подсказал Бен.       – Хорошо, мы сейчас сходим за ним.       Ожидание превратилось в получасовой затяжной поцелуй, который опять пришлось прервать, когда вновь появились люди. Бенджамин и Рей вылезли по лестнице на поверхность, с непривычки щурясь от яркого света.       Людей, озадаченно бродящих вокруг ямы, набралось с десяток, кроме пожилой пары, нашедшей их, и лесника, здесь оказались представители природоохранной прокуратуры, полиции, и, щёлкала затворами фотоаппаратов пара репортёров. Полицейские на время оттеснили журналистов, чтобы прояснить причины происходящего.       Рей и Бенджамина развели в разные стороны, и допросили по отдельности, потом не найдя в их показаниях расхождений, дали перечитать, взяли подписи, и отпустили по домам. Под щёлканье затворов фотоаппаратов, они сердечно поблагодарили стариков, и вызволившего их лесника, собрались было пойти к хижине Бенджамина Соло, но тут за них принялись журналисты, и первый заданный вопрос ввел профессора в ступор.       – Связывает ли вы своё пребывание в яме с проигранным пари МакЛеодов из Рассея и Льюиса? – спросил журналист телекомпании округа.       – Пари, какое пари? – спросил Бенджамин, и Рей заметила, как вытянулось от удивления его лицо.       – Так вы не в курсе, что в 1623 году Малкольм МакЛеод, незадолго до ареста и казни, заключил пари, поставив на кон свою жизнь. Он сдался при условии, что объявленное вознаграждение за его поимку будет положено на счёт, и будет унаследовано вместе с набежавшими процентами, членом его клана, который в новом тысячелетии, ровно через четыреста лет, окажется на родовых землях, в тартане клана в сине-зеленую клетку. Этот день был вчера 13 октября.       Рей, преодолев страх, взглянула на Бенджамина, весь его вид выражал вину, словно он предал весь род, не оправдав ожиданий предков, которые положили жизни сражаясь за свою свободу.       – Но, наследник рода не по своей вине не смог надеть цвета клана, – подала она свой голос в защиту возлюбленного.