Рёв Восьмого Дракона

— Мне нужен Сяоган. Где он? — Тут ты его точно не найдешь, — хмуро ответил мужчина и продолжил отбивать молотком кусок мяса, хрипя на каждом выдохе. — Мин… — она накрыла его ладонь своей и погладила жилистые сухие пальцы. — Из-за взрыва погибло двести пятьдесят четыре человека. Двести пятьдесят четыре, ты слышишь эту цифру? Там же были дети... Думаешь, Юн одобрила бы такие действия?.. Мужчина резко бросил молоток, упавший с грохотом рядом с доской, и вытер руки о фартук. Он долго не решался взглянуть на гостью, зная, что не выдержит ее искренности и надежды, обращенной к нему. Горечь во рту стала его постоянной спутницей не только из-за алкоголя и лекарств. Упоминание Цао Ли Юн все еще делало ему больно, и только Мэй приносила ему избавление на какое-то время. Он повернулся к ней, погладил ее по щеке внешней стороной ладони, боясь запачкать, и утешающе пощекотал большим пальцем мочку уха. Будто перед ним все еще стояла запуганная девочка, к которой надо подходить медленно, осторожно. Которая сама нуждалась в утешении. — Ты все такая же добрая… Мэй прижалась к мужчине, обхватила, но длины рук было недостаточно, чтобы скрепить замком пальцы. Сдавленные рыдания сотрясли ее плечи, и все, что Мин мог, — продолжить гладить ее по спине и затылку. Раньше, нащупав пальцами на коже царапину или шишку, он бы обязательно спросил, откуда она. Теперь он не задавал таких вопросов: Мэй — взрослая женщина, она отдавала полный отчет своим действиям, была самостоятельна в своем выборе и могла ответить за него. — Ну… Ну-у, Мэй. Мы с тобой не знаем правды, да? Давай, присядем. Он ногой отодвинул стул и усадил на него все еще трясущуюся Мэй. Сам пробежался по кухне глазами, пытаясь отыскать хоть одну кружку, но они все были грязные, свалены в раковине. Тогда Мин взял бутылку, протер горлышко полотенцем и протянул Мэй. Та сделала несколько глотков и подавилась из-за подступающих рыданий. Наконец, откашлявшись, чуть придя в себя, она подняла на него заплаканные глаза, под которыми залегли серые тени. Он так сильно постарел с момента их последней встречи. Черные волосы тронула седина, а на желтоватой коже появились коричневые пятна. А она как была хрупким деревцем тополя, так и осталась им. — Я слышал о произошедшем, но ничем не могу тебе помочь. — Он же твой сын, Мин. Он послушает тебя. — Ты же знаешь, что не послушает. Не надо надеяться на эту спасительную иллюзию. Для него я — посторонний человек, — грустная улыбка тронула его лицо. — Не ври себе, Мэй. На Сяогана никто не сможет повлиять. Хоть он и пошел в меня взрывным характером, но даже я не могу его понять. — Мин… — Нет-нет, это правда. Я помню, что был убийцей, сидел в тюрьме. Без этих воспоминаний я бы не ценил того, что сделала для меня Юн. В доказательство своих слов он перевел взгляд на стену. Та была завешана старыми вырезками из газет, журналов, статей: всем, что тот мог найти о случившихся событиях. Все они расположены вокруг одной целой страницы с фотографией Юн. «Смерть Цао Ли Юн. На чьей совести лежит убийство Святой?» — Сколько прошло? Четыре года, а мне кажется, будто я видела наставницу живой еще вчера. — Я просыпаюсь со словами «Доброе утро». И каждый день, Мэй, каждый день слышу в голове ответ. Я любил ее. Она была удивительной женщиной. Мэй не могла оторвать взгляда от портрета. Она не то чтобы считала Юн удивительным человеком. Та была исключительной. С добрым, но твердым характером. «Святой», как ее окрестили журналисты и репортеры, а потом это имя подхватили и в обществе. В ее материнских объятиях находили утешение и защиту многие — от бизнесменов до преступников. Она умела подобрать нужные слова, могла найти мирное решение любому конфликту. Это она создала Организацию Освобождения, где проповедовала идею, что человек должен умереть человеком. Таким, каким он пришел в этот мир. Она хотела донести эту истину до всего Китая, до всего человечества. Не гневными высказываниями, осуждающими модификации и несущими проклятия, а спокойными разумными доводами и диалогами. Эта преданность своим взглядам и вера в лучшее в людях и погубила ее. Все эти идеи не понравились Правительству, которое вело пропаганду кибернетического будущего. И Мэй до сих пор безуспешно пыталась выйти на убийцу или заказчика. После смерти Цао Ли Юн все изменилось. От будущего в глобальном смысле до жизни самой Мэй. Какое-то время Организация продолжила существование, но ее крах без сильного лидера был неизбежен. Таким лидером мог стать Сяоган. И стал им. Он установил свои правила, жесткие для последователей. Все цели и действия Организации сводились теперь лишь к одному — истреблению киборгов любыми путями. Он развязал войну с обществом и Правительством, чего никогда не пыталась добиться Цао Ли Юн. Теперь их именовали террористической группировкой БаСиЭр, в которой Мэй не могла найти того, в чем она так отчаянно нуждалась. Цели. Веры. Дома. Поддержки. Любви. — Мы будем истреблять киборгов, как они нас… — шепотом произнесла она клятву, которую выкрикнул Сяоган в последний раз. — Наверняка Юн сейчас плачет, наблюдая за тем, что он творит. — Мин, я пыталась ему помочь, — сердцем она хотела покаяться в ошибках, но мысли окатили ледяной водой — сдаваться пока рано. — Ответственности с себя я не снимаю. Мысли Сяогана были правильными, но методы его… Он не так ведет войну. — Я же сказал, что он не будет тебя даже слушать, — мужчина сдвинул брови, и глаза его приняли хмурое выражение, — да, помнится, тебя отстранили после того, как ты попыталась помешать им взорвать самолет. Я вижу два пути: либо убить его, либо сдать полиции. Хотя, конечно, эффективнее первое. Я уверен, с полицией у него есть связи. — Мин! Но Сяоган — твой сын, человек. Разум Мэй даже и близко не подобрался к идее, которую пытался донести Мин. Вместо этого она зацепилась за слово «убить». Картинки с телом замелькали перед ее глазами как стоп-кадры. И от этого все ее внутренности скрутило в натянутый канат, заканчивающийся петлей на шее. Нет. Смерть Сяогана станет окончательной гибелью Организации и ее собственным крахом. Мэй не могла, просто не могла допустить, чтобы наследие наставницы было потеряно без попыток воссоздания. — Все его действия были направлены против Союза, преступных ячеек и продажного Правительства. Это хорошая цель. Но методы его пугают меня. Он должен понести наказание, но не сейчас. Поэтому… — Если ты так мыслишь, то не понимаешь, кто действительно является человеком, а кто монстром. Юн хотела, чтобы ты переняла управление Организацией как ее дочь. Не Сяоган. — Я не смогла бы. Я не способна, — ее ногти начали по кусочкам отдирать этикетку от бутылки. — Ты знаешь, за мной грехи. Я не достойна. — Это я больной старик, и мне позволительно жить прошлым. А ты молода. Перестань цепляться за былое, возвращаться к своим ошибками и пытаться все исправить, — он вернулся к разделке мяса. — Сяоган опасен даже для тебя. Он не человек, а убийца, сошедший с ума от безнаказанности и власти. Ему не нужна помощь. Она нужна именно тебе, чтобы пресечь катастрофы в будущем. Мой совет: найди союзника, устрани Сяогана и возроди Организацию такой, какой она была при Юн. Мэй встала со стула. От начала до конца весь этот диалог оказался не тем, что она планировала услышать. Не такими были слова Мина в ее собственном воображении. Она столько раз прокручивала их встречу, мнение об Организации и БаСиЭр, столько раз представляла, как наконец-то увидит Сяогана и положит всему другое, правильное начало, что стала искренне верить в подобную действительность. Но Мин не допускал и мысли о подобных воплощениях. Почему? Она, Мэй, больше проводила времени с Сяоганом, чем тот с отцом; у них не было секретов друг от друга и разногласий, только общие идеи и вопросы с ответами; и когда умерла Юн, они сплелись как деревья ветвями — это все значило, что она лучше других знала Сяогана. Она могла на него повлиять. Мин зашелся в непрерывном кашле, его ладони вцепились в края столешницы, дав крепкую опору. Кашель и хрипы вернули Мэй из мыслей в комнату. Вот реальность, которую она должна принять. Мин, не последний член Организации Освобождения, преданный последователь Цао Ли Юн, оказался оставлен всеми. Брошенный, одинокий, больной. Смерть шла за ним, и никто из старых друзей, даже родной сын, не пытался помочь от нее отбиться. Сразу после гибели наставницы все забыли о том, что составляло основу ее идеологии, и сцепились как помойные псы за раздел власти и финансов. — Не оставляй меня, Мин. Я найду деньги тебе на легкие. — Пере… стань… Приступ кашля медленно, но проходил. В отличие от энтузиазма Мэй. — Я уже нашла трансплантолога! Органы тоже есть, мне осталось собрать совсем чуть-чуть. Мин… Мин! — Мэй, ты не понимаешь, да? — он со всего размаха ударил молотком по мясу, отчего мелкие куски полетели во все стороны. — На словах ты осуждаешь киборгов. Ты осуждает торговлю органами. А на деле ты ищешь мне легкое. Откуда оно, по-твоему, возьмется, Мэй?! Из пробирки?! Его вытащат из человека или киборга, потому что ты заплатила за него! И что тогда лучше: чужое легкое или искусственная дыхательная система? А? Я думал об этом. Думал каждый чертов день. И знаешь, Мэй, — Мин одарил ее ледяным взглядом, в котором не было ничего человеческого, — я лучше сдохну в одиночестве, чем соглашусь на трансплантацию. Теперь, пожалуйста, оставь меня. Здесь ты не получишь информацию о Сяогане. Мэй пришлось подчиниться. Она не думала прощаться таким образом, но знала характер Мина. Лучше было уйти. Но перед тем как открыть дверь, она обернулась и сказала ему прощальное: «Береги себя». Мин был первым, кого она увидела. Память Мэй самостоятельно решила стереть множество картинок-воспоминаний. Затерялся и тот день. Все, что она могла воссоздать, — крепкие руки и такое устрашающее обращение «мальчик», от которого любой свернулся бы в комок. Он нес ее всю дорогу, пока не передал Цао Ли Юн. Первое время она боялась его и других людей. Выглядывала из-за укрытий, перебиралась в перебежку, пряталась по углам как зверек. А Мин ходил за ней, присматривал и шугал остальных, кто мог напугать «мальчонку». Даже Сяогану не доставалось столько же внимания, сколько ей. Но на то были причины. Пройдя квартал, она оказалась на оживленной улице. Разноцветные толпы двигались волнами туда-сюда. Через время их поток сменяли автомобили, и так до сигнала. Все повторялось снова и снова, картина оставалась прежней. С перекрестка невозможно было увидеть небо. Вернее, оно было где-то там, наверху — маленький серый лоскут, отрезанный фасадами зданий, испачканный огнями и дымом. Когда-то он был голубым, светящимся. От одного взгляда на него хотелось улыбаться и порхать. Им, детям из трущоб, не были доступны развлечения богатых: у них не было модных телефонов, электроскейтов, системных компаньонов. Они проводили летние деньки, лежа на крышах, вдыхая запах свежевыстиранного развешанного белья, и вырисовывали картины по формам облаков. Часто в траве они находили жуков, червяков и прочих насекомых и подолгу следили за их медленными передвижениями. Сейчас можно заметить лишь стаи голубей. Те расплодились на помойках подобно крысам. И, кажется, смогли адаптироваться к изменившемуся городу намного лучше, чем некоторые люди. Мэй не показалось, что на нее что-то капнуло. Толпа заторопилась, стала рассеиваться. Никто не хотел мокнуть под дождем, тем более киборги. А ей нравился дождь. И пусть она в легкой футболке и тонких джинсах, а на ногах — хлипкие босоножки, которые расклеятся по прибытию домой. Она не сможет чувствовать себя паршивее, чем сейчас. Лучше уж простыть, заболеть и проваляться в полузабытье с температурой, чем пытаться разрешить жизненные вопросы. Легкие. Она бы никогда не стала говорить Мину, что переступила собственные убеждения, которые отстаивала со слепой свирепостью. Убеждения, которые держали ее на плаву, не давая погрузиться в липкую затягивающую грязь. Неважно было, толкнула ли ее на это безысходность или же бесполезные многочисленные попытки. Легкое, в котором так нуждался Мин, и вправду думали забрать у киборга. Врач выдал ей список подходящих доноров, и она была готова сделать это, как соберет нужную сумму. Альтернативой убийству ей предложили импланты. Дороже. Но и прослужат обладателю они не год, не пять лет, как при трансплантации человеческого органа. Ее мечтой было видеть Мина живым. Даже если у него будет искусственная дыхательная система. Даже если эта модификация станет первой в череде последующих операций. — Эй, смотри, куда прешь, овца! ***** Ранг Жуна не позволил ему присутствовать на собрании. Он сопроводил Хунгун и остался ждать поручений. У него были свои мысли насчет Тигра, БаСиЭр и совершенного теракта, но его никто не просил высказать мнения. Он привык действовать по строгому протоколу и почти не выходил за рамки. Лишь иногда, когда речь касалась личных дел Хунгун, а не Нингуаньского Союза. Не нужно быть осведомленным о делах триады, чтобы знать, что деньги — основа преступного мира. Пока структура в безопасности и работает слаженным механизмом, каждую секунду на множество счетов капает валюта. Как только маленький винтик выходит из строя или кто-то намеренно откручивает гайки, денежный поток начинает уменьшаться. Затем выходят из строя части системы: может отрубиться канал сбыта, перестать быть эффективным или безопасным; может подвести посредник или покупатель; кто-то может испугаться и выдать легавым информацию, которую поклялся хранить и после смерти. Поэтому первоочередной задачей Лунтоу было не допустить такого исхода и предупредить опасные ситуации. Для этого он запросто мог спустить семерых Драконов на одного Тигра. И лояльное, а лучше сказать подмасленное Правительство закроет на все глаза. В отличие от других телохранителей, Жун продолжил ждать свою госпожу на этаже. Заседание длилось уже час двадцать семь минут. Через сорок одну минуту, ровно в четырнадцать часов, Хунгун должна была отправиться с группой в район Цзиньшань и решить вопрос с одним из упертых застройщиков. На тридцать шестой минуте дверь открылась, и Чжу быстрым шагом, не замечая его, направилась прямиком к лифту. — …Имей уважение! — за ней почти бежал красный, как флаг, Ду Чань. — Со мной дети так не разговаривают, как ты смеешь! Ты отсюда не выйдешь, пока со мной не объяснишься! Ты! — видя игнор Чжу, он крикнул вслед: — Жаль, Цзяжэнь был мягкотелым и тебя не порол! От услышанного по щекам Жуна прошло легкое покалывание. Ему хватило доли секунды для реакции: Чжу не успела даже развернуться, а он уже встал между Драконами. Яцзы кинулась на Ду Чаня, словно никого не было на ее пути, но оказалась в крепких руках и забилась в бешеном приступе. — Пусти! Ты! Я язык вырву ему! — она пыталась то оттолкнуть телохранителя, то выглянуть из-за него, чтобы увидеть Чаня. — Ты слышал меня?! Жун понимал, что любой ценой должен удержать Хунгун на месте и не дать ей вырваться. Та вспыхивала как спичка, но так же быстро догорала, стоит раздражителю исчезнуть из поля зрения. — Прошу, уйдите, Цюню. — ПУСТИ МЕНЯ, СУКА! — дикий крик эхом отразился по коридору. — Уйдите! — Что, неприятно слышать, да? — если судить по голосу, Ду Чань не только не удалился, а подошел ближе, и Жун крепче стиснул госпожу. — Я тебе не пацан, Чжу. Цюню обошел их и встал прямо напротив Чжу на таком расстоянии, чтобы она не могла ударить его ногами. С лица его сошла краска, а по взгляду становилось ясно, что эта ситуации неприятна и ему самому. Чжу же перестала брыкаться и теперь угрожающе пыхтела как зверь перед броском. — Ты знаешь — я жопу тут рву. Все должно быть и-де-аль-ным. Про-зрач-ным. «Сиберум» — компания моего зятя, чистая, будто стеклышко. Связи с триадой никогда! Никто! Не нароет! — голос дрожал от волнения, но он продолжал говорить, тщательно подбирая слова: — А за семью я буду стоять, что бы мне Союз ни приказал. В этом мы с тобой отличаемся, Чжу. Ты тогда хоть одну слезу пролила? — Она вновь дернулась к Чаню, но уже с меньшим рвением. — Нет, меня твоя жизнь не касается. Я с тобой нянчусь, потому что ты — дочь Цзяжэня. Но если хочешь к себе нормального отношения как к личности — научись вести себя и уважать других. Поддерживай соратников, а не плюй в них. К удивлению Жуна, Чжу не ответила на это руганью, криком или обвинением. Даже ослабла к его руках. Будто сказанное… Могло ее задеть. Нет, оно не могло ее не задеть, и оба мужчины, что Чань, что Жун, знали это. Первый наконец-то направился обратно в зал, и, как только раздался звук доводчиков, телохранитель отпустил Чжу. Та не развернулась, не ударила, все в таком же молчании направилась к лифту и нажала на кнопку. И какого-либо знака ему не подала. — Что со мной не так? Это вопрос был произнесен тихо, почти под нос, с усталым выдохом. Он не был риторическим, как и не нуждался в скором ответе. Но когда они вошли в кабину лифта, Жун почувствовал на себе прожигающий взгляд. — Вы хотите, чтобы я ответил, Хунгун? — Тебе же есть, что сказать. — Мне не известна первоочередная причина конфликта. Однако считаю, что Цюню не должен был упоминать ваших родителей. Но… — Говори уже! — Вы никому не доверяете и не хотите подпустить к себе. После госпожи Фань Чанчунь вы одна. — И ты, пустая твоя башка, думаешь, что мои проблемы исчезнут, как только у меня появится подружка? Мне перестанут ебать мозги по каждому крику? Отчасти тон Чжу был шутливым. Но в остальном он свидетельствовал о ее внутреннем подавленном состоянии. Жун намеренно старался увести все мысли от семейства Шао: Хунгун должна за день решить несколько вопросов, и подкидывать дрова в уже разведенный огонь становилось опасным. Она запросто могла сорвать собственную злобу на других, что было непрофессионально и недопустимо и, соответственно, ставило под вопрос ее компетентность. — Я могу узнать о решении Лунтоу? — спросил он, выйдя из лифта и направив госпожу в сторону их кортежа. — Никаких ответных действий, как и ранее. Копаем, собираем информацию и яйца выкручиваем. Я выступила за бездействие, поэтому Чань так разозлился. У нас указание решать проблемы по мере поступления и в рамках полномочий. Поэтому сейчас возьми человек десять и езжайте по координатам в район Цзядин. Одна шлюха Цзун Куня сдала двух крыс, — Чжу, ускорив шаг, резко встала посреди дороги. — И отдельно от меня поручение. Конфиденциальное. — Да, Хунгун! — Девка, которую я отпустила… От нее тянется хвост к Тигру. Чань не поможет мне нарыть на нее. А она… она мне нужна, Жун. Понимаешь? — Чжу смотрела на него с редким доверием и понизила голос: — Выследишь ее? — Сделаю. Мне нужно ее доставить к вам? — При необходимости. Он проводил ее до автомобиля и дождался того момента, когда колонна из трех машин двинулась с места. Ему была поставлена задача. Даны координаты. Выделены люди. И оружие всегда было при нем. Оставалось только прибыть на место и решить вопрос. В дороге Жун подключил визор к базе Цереи: данные каждого сорок девятого закачивались со скоростью света, а затем отсеивались согласно установленной выборке. Он сам, далекий от технических данных, до конца не понимал, как работала система, разработанная Цюню. Со слов Чжу, Церею можно было представить в виде живого интеллекта, который запихнули в искусственную коробку. Коробка эта, в свою очередь, была подключена к множеству, к миллионам миллиардов сетевых каналов, вбирая в себя и анализируя каждую секунду зеттабайт информации. Она была способна спрогнозировать будущие ситуации; идеально сложить два не подходящих друг другу кусочка пазла; и даже при желании заказать доставку из ресторана. А главное, в отличие от андроидов и гиноидов, Церея обладала речевым функционалом, поэтому могла вести беседу и даже шутить. Цюню считал свое детище живым растущим организмом, а не машиной. И такое отношение у Жуна вызывало вопросы. Цзун Кунь сообщил, что одна из его девочек подслушала разговор другой о партии украденной наркоты. Конечно, у проститутки не хватило бы ума организовать все в одиночку, а значит, в этой истории присутствовали фигуры кого-то из триады. В первую очередь нужно было найти всех, работавших со сбытом. Это около трех с половиной тысяч. Затем отсеять другие районы. Триста семьдесят два. Проанализировать это число на имеющиеся грешки. Пятнадцать. «Церея, на какой точке работает проститутка?» — ему необязательно говорить вопрос вслух, через интегрированную в наушник систему та может считывать импульсы напрямую из мозга. «4–12». «Проанализируй данные с камер. Есть совпадения по лицам?» На некоторое время наступила тишина. «Три человека: два сорок девятых, один фонарь. Вывести на экран данные?» «Да. После этого разорви связь». «Да-да, конечно». Жун посмотрел в зеркальную панель экрана и убедился, что голубой индикатор на наушнике погас. Перед ним было трое подозреваемых. Возможно, те действовали группой. Может, были и вовсе ни при чем, и заключения Жуна были ошибочными. Он дал приказ направиться к борделю и по приезду разделил сопровождение на три группы. Молодого фонаря взял к себе: так тот быстрее научится. Проститутка толком ничего пояснить не смогла, только передала данные второй девицы и получила за это на личный счет небольшое вознаграждение. Группы распределились по районам и менее чем через пятнадцать минут, пришла информация, что тройку задержали на южном перекрестке Цзядина. Оказавшись в тупике, девица попыталась спрятаться за мусорными баками. Когда ее заметили, она упала на колени и заревела во все горло. — Не надо!.. Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Жун кивнул головой. Один из сопровождения вытянул руку с пистолетом и нажал на курок. Пуля с мягким чавкающим звуком насквозь пробила череп. Тело упало в лужу, и поток воды тут же подхватил струйки крови. Через несколько метров четверо забивали мужчину ногами. Вместо пальцев рук и лица у того уже было месиво и, кажется, он давно перестал дергаться. Но его судьба не особо интересовала Жуна, в отличие от оставшейся фигуры. Сорок девятого держали прижатым к асфальту так, что он даже двинуть ногой не мог. Очень быстро поток крови и воды достиг и его, окрашивая одежду в розовый цвет. Жун один раз опустил голову, давая понять своим людям, чтобы лицо предателя вжали в асфальт. Тот должен глотнуть последствия своих действий. — Нингуаньский Союз всегда карает за нарушение клятв. Твоя шлюха останется гнить тут, как и твой дружок. Не уверен, что тот жив и слышит нас. Для тебя есть два варианта: либо ты верно отвечаешь на мои вопросы и умираешь быстро, либо ты не отвечаешь и тогда мы все дружно едем к Хунгун. Ты же не веришь в легкую участь после того, как подставил моих людей и прибрал к рукам партию? — Жун повернулся к юнцу, все это время держащему над его головой зонт. — Помоги ему принять решение, подтащи ее. Он взял из рук фонаря зонт. Тот не колеблясь подошел к трупу женщины, взял его за руку и потянул за собой. Тело оказалось прямо возле предателя, который отчаянно завыл и судорожно задергался. — Спрашиваю во второй и последний раз: ты выбираешь легкий путь или тот, что сложнее? — Мы толкнули партию «Лотосу»! — И где же деньги? — Ебанные ублюдки, — тот поднял голову насколько смог и посмотрел на Жуна, отплевывая кровь: — Какой смысл говорить, если ты меня прикончишь? Жун нажал на кнопку, отчего зонт сложился до размера бутылки воды. Капля за каплей дождь украсил пиджак темными растущими кругами. Ему не нравилось огнестрельное оружие, хотя он никогда не расставался с пистолетом — таков был протокол телохранителя Хунгун. Вместо того чтобы потянуться к поясу и достать пистолет, Жун направил руку за спину. И уже через миг в его пальцах блеснуло зеркальное лезвие. — Показать тебе смысл? — Жун сделал несколько шагов и присел на корточки возле мужчины. Один уверенный, почти хирургически точный взмах рукой, и раздался протяжный крик. Он гулом прошелся по закоулку, отразился от мусорных контейнеров и стен и растворился в шуме дождя. Бесполезный вопль боли, который можно было и удержать в своей лживой глотке. Кончики пальцев зацепили ухо за мочку. Жуну неприятно было касаться даже такого мелкого кусочка предателя. Но он намеренно продемонстрировал его мужчине, единственно доступным тому языком показывая, почему не стоило красть у Союза. Когда наконец-то глаза предателя полезли из орбит не от боли, а от страха перед осознанием своего положения, Жун выпрямился. Ухо полетело на асфальт, а затем было стерто до бесформенного куска наступившей туфлей. — Это было одно ухо. Еще есть нос, пальцы и глаза. Что выберешь следующим? — Они на счете в Тайче… — Номер? Предатель диктовал цифры. Одну за другой. Жун кивал головой на каждую и дублировал ее одному из подручных, вводившему данные в систему. — Есть. — Переведи все деньги на счет «Шанхай Кибернетикс» от имени любого ресторана, — Жун отдал приказ и вновь повернулся к предателю: — Что же вам спокойно не жилось под крылом Нингуаньского Союза, что вы решили метнуться к «Лотосу»? Он вытянул руку с ножом вперед и дал знак фонарю подойти ближе. Этому мальчишке от роду, может, лет семнадцать-восемнадцать, точно меньше двадцати. Но у него уже стальные ноги, а в глазах фанатичная верность клятве, данной Союзу. Не каждый юнец мог похвастаться правильностью своего выбора. Этот же наверняка с гордо поднятой головой скажет, кто он есть. Фонарь перенял нож и крепко сжал его. Не из опасения выпустить из рук, а от решимости. Ну что же. Пришло время доказать свою готовность пойти дальше и стать на шаг ближе к Лунтоу. Жун помнил каждую секунду ритуала, который провел сам. Шао Чжу только исполнилось двадцать, хотя на лицо ей было намного меньше. Она стояла рядом от начала до самого конца. Не отворачиваясь. Да, одна ее нога была выставлена назад в желании бежать как можно дальше. Но Чжу этого не сделала. Она осталась. Ее губы дрожали, глаза были наполнены слезами, но ни одна не посмела скатиться по щеке. Она выдержала. Провела каждую секунду, следя за лезвием ножа, забиравшим обратно дары Нингуаньского Союза у одной женщины. Тогда Жун дал личную клятву Шао Чжу. И от нее он никогда не отречется. Лезвие как бумагу разорвало одежду, обнажив загорелую спину с татуировкой в виде карпа. Фонарь подвинул остальных и уселся на мужчину, придавив его своим весом. Уверенным движением он рассек кожу от лопатки до лопатки и сделал надрез на пояснице. Дождь смывал хлынувшую кровь. Кончик ножа подковырнул кожу, срезая ее с мыщц. Предатель вился ужом, бил ногами, орал что есть мочи. Но его каратель продолжал возмездие, и только когда лопатки оказались полностью оголены, он позволил себе оторваться от дела и взглянуть на Жуна. — Он предал Нингуаньский Союз, — ровным тоном произнес Жун. — Это правосудие. Наши клятвы нерушимы. Эти слова приободрили фонаря, и он продолжил сдирать кожу, обнажая багровую мышечную ткань. Через несколько минут на его руках оказался вырезанный лоскут с татуировкой. — Это твой первый трофей. Паренек поднял на Жуна стальной взгляд и утвердительно кивнул. Способный малый. — Оставь себе на память. Мой хранится в рамке за стеклом, — одежда Жуна промокла до майки, но он так и не открыл зонт. — Вы знаете, что надо сделать. Отчитаетесь мне о результате. Ясно? Все подчиненные в один голос сказали «да». На этом работа Жуна была окончена. Он, развернувшись, направился к машине. Дойдя до улицы, сквозь пелену дождя увидел странное, непривычное глазу движение на противоположной стороне. — Ду, жди меня в машине, — скомандовал он по связи. Словно зачарованный, он быстрым шагом двинулся в сторону соседнего переулка, а потом ускорил шаг и уже почти побежал. **** Киборг кричал, перегораживал ей дорогу и размахивал руками. Когда она попыталась его обойти, он с силой оттолкнул ее. Удар пришелся ему в пах. Двое других мужчин бросились на нее с кулаками, но Мэй, извернувшись, бросилась в переулок. Жун настиг их в тот момент, когда механические пальцы схватили ее за волосы и рванули на себя так, что она едва не полетела назад головой на асфальт. Один из мужчин приготовился нанести удар ей в живот. — Эй! — одного окрика достаточно, чтобы привлечь к себе внимание: — Не смей! Рука изменила траекторию и прошлась мимо барахтавшейся в стальной хватке Мэй. Жун не представлял, насколько угрожающе выглядел — весь вымокший, с розовеющими кровавыми разводами на рубашке, мигающей красной полоской визора и свирепым выражением, с дрожащей от напряжения верхней губой. — Чего тебе, мужик? — Пусти ее. Живо. — А то что? — Эта девчонка — собственность Нингуаньского Союза. — Вот как? — Продолжишь дальше ее удерживать, и я тебя лично на запчасти разберу. — Да ну? Трое на одного? — Один на троих, — поправил Жун и встал в стойку. — Последнее предупреждение. Либо съебываете отсюда со всех ног, либо будете смотреть, как ваши мамочки пойдут на дно живыми в бочках. Ясно объясняю?! — Эй, все поняли, извини-извини! У одного, по-видимому, были живые мозги, поэтому он спешно начал звать товарищей уйти от греха подальше. Никто не хотел проблем. А тем более с Нингуаньским Союзом. Мэй все же упала, но на колени. Жун поспешил протянуть ей руку помощи, но она даже не ответила ему взглядом, поднявшись самостоятельно. — Они вам не причинили вреда? — Какое тебе дело, а? — Просто терпеть не могу киборгов с внешней модификацией. — Это тебя Яцзы послала следить за мной?! — видимо, не в ее характере было благодарить. — Нет. У меня тут поблизости работа. Наконец-то Мэй посмотрела на него. Исподлобья с жалящей злобой. Ее плотно сжатые губы подрагивали то ли от холода, то ли от пережитого волнения. Ноздри раздувались, но в этом было даже что-то забавное. Жун намного выше ее, мощнее. Его тело — две таких девчонки, а то и больше. Но, несмотря на такую колоссальную разницу, он не представлял для Мэй никакого вреда. Напротив, он защитил ее. И вместо признательности она сравняла его с напавшими. Подобная неразборчивость в убеждениях отнюдь не злила Жуна. Он отдавал себе отчет, почему Мэй видела в нем врага. — Госпожа Шао и правда попросила меня выйти на вас из-за атаки БаСиЭр. Но наша встреча — случайность, — первым произнес Жун и сделал шаг в сторону, ясно давая понять, что он уйдет, как только договорит: — Вы представляете для госпожи Шао угрозу. Поэтому нам лучше разойтись. — Что Союз решил сделать? — она бросилась ему наперерез. — Не ваше дело. — Я хочу увидеться с Яцзы. Буду говорить с ней напрямую, а не с нее подручным! Жун не опустил взгляда на Мэй. Она не нравилась ему. В конце концов, именно из-за ее выходки Хунгун лишилась глаз. Да, не такая уж и значительная потеря, но это не отменяло полученной травмы. Во-вторых, Мэй была как-то связана с БаСиЭр. И сам этот факт вызывал определенную тревогу. В остальном девчонка была человеком. Без оружия она не смогла бы причинить существенного вреда Чжу. — Госпожа Шао Чжу — Хунгун Нингуаньского Союза, киборг. Вы осознаете, о чем меня просите? — Гуй, да я бы в жизни не обратилась за помощью к полужелезке, не будь это важным. — Если хоть один детектор безопасности даст сигнал, я вас убью на месте, госпожа Ян. — Да, по рукам, — с полной уверенностью подтвердила сделку Мэй. Что же за странная девка. Что ей нужно от Хунгун? Этим вопросом Жун задастся еще не раз. Но пока он вытащил из кармана пиджака зонт и раскрыл его над человеком. Простудится еще, а ему придется отвечать.