Рёв Восьмого Дракона

В следующую неделю не происходило ничего. Дни казались заслуженной передышкой после многочисленных ярких событий перед новыми, не менее веселыми приключениями. Лун Хао не спешил выходить на связь: по датам на горизонте уже маячил день рождения Лунтоу и большая часть времени и ресурсов была перекинута на организацию праздника. Шуа развлекалась то с французами, то с испанцами и о помощи больше не просила — теперь дело держалось на дипломатии, а также ее личном обаянии и любвеобильности. Ду Чань залег на дно, полностью посвятив себя личному бизнесу и частным сделкам «Шанхай Кибернетикс». С остальной верхушкой Чжу не контактировала, и их дела ей были неинтересны. Ремонт на третьем этаже шел в быстром темпе и подходил к концу, так что через несколько дней Хунгун могла покинуть гостевой и перебраться обратно, в привычное драконье логово. Забрав в тот день из башни Мэй, Чжу удалось узнать о ее дне не так много. Ду Чань был занят, поэтому вместо личного приема отправил развлекать гостью секретаря и Тай. Те показали ей основные выпускаемые образцы, провели по галлереям и музею, собранному непосредственно руками создателя компании, и даже открыли двери на производство. Впечатлило ли это Мэй? Нет, но она честно призналась, что питала больше теплых чувств к андроидам и гиноидам, нежели к киборгам. По возвращению в апартаменты Чжу, как и обещала, передала ей сумму наличкой. Однако к удивлению не только Хунгун, но и Жуна, девчонка взяла листок бумаги и ручку. Написав адрес, Мэй попросила телохранителя отвезти туда деньги и сообщить имя отправителя. Больше ничего. Как потом доложил Жун, по указанному адресу располагалась обычная на первый взгляд аптека и странных личностей вокруг нее замечено не было. Конечно, телохранителя не нужно было просить поставить своих людей для наблюдения. Он сам желал добраться до правды о личности госпожи Ян не меньше, чем Хунгун. Казалось бы, после получения денег Мэй должна была побыстрее сообщить координаты двух последних точек, ускорив выполнение условий их сделки, но она медлила. А Чжу это оказалось только на руку: ей была приятна подобная сомнительная компания и возможность греться о человеческое тело ночью. Только секс обломался по причине месячных. Первый день Мэй и вовсе провела исключительно лежа, мучаясь от спазмов, пока Чжу не сунула под нос болеутоляющие таблетки. Совместное времяпрепровождение можно было назвать удовлетворительным со знаком плюс. Они не кричали друг на друга, не бросались оскорблениями и обвинениями и даже вели кое-какой диалог. Чжу несколько раз предлагала Мэй выйти из апартаментов, но та отказывалась. С ее слов, ей хватало свежего воздуха и на веранде. Еще странно, что от личного ассистента Мэй тоже отмахнулась. Все-таки жизнь большинства проходила в сплошном информационном и цифровом потоке: хочешь новости смотри в режиме онлайн, фактически с мест событий; хочешь с друзьями на другом конце света общайся так, будто они за столом; или без наркоты дополняй реальность всякими забавными и красочными штуками. И все эти функции умещались в маленьком экранчике, по одному приказу-обращению призывавшему цифровую аватарку ассистента, готовую исполнить даже часть материальных прихотей. Чжу подобная штука была не нужна. У нее в подчинении был Жун и гиноиды, а все остальное она предпочитала делать самостоятельно. Цифровой мир она не слишком любила за его анонимность. Ведь там, в сети и сплошном потоке, личность Яцзы становилась лишь точкой, байтом информации, уносимым силой, неподвластной человеческому мозгу и воле. Здесь же, на земле, в Шанхае и за его пределами, она ощущала свое господство, мощь и реальные возможности. И, несмотря на собственную приверженность к материальному миру, Чжу удивилась отношению Мэй к вопросу: звонить ей было некому; общаться по сети не с кем (да и вообще, сообщения не конфиденциальны, и Правительство следит за каждым); новости она предпочитала смотреть на экране телевизора, как и всякую развлекательную лабуду. Она могла провести несколько часов на диване, неотрывно, один за другим, просматривая забавные видео с животными. И поначалу Чжу только закатывала глаза на тупые ролики, но затем и сама начала ухмыляться при виде маленьких зверят, уснувших прямо в лотке. Если у Мэй было настроение поболтать, то она невзначай выдавала случайные факты о попугаях или рыбках. Или рассказывала о традиционных блюдах разных провинций, называя мелкие забегаловки, где можно вкусно поесть. Но главное, что случилось между ними, — Чжу узнала написание имя Мэй — «Изящный тополь». Оно ей шло. Очень. Сидя на диване на расстоянии вытянутой руки, смотря очередную европейскую комедию, снятую еще на материальную пленку, Чжу неосознанно возвращалась в то время, когда ей было девятнадцать. Вот они, голые, вылезшие из постели, лежат на шезлонгах и наблюдают за океаном. Их мизинцы едва касаются друг друга, а большего им и не нужно для счастья. С Мэй те же ощущения. Близости, тепла и человеческой привязанности к тому, кто априори слабее. Мозгом-то Хунгун отдавала себе отчет, что все происходящее сейчас — карточный домик, который вот-вот рухнет. Они друг другу никто, и девчонку в апартаментах удерживали только условия сделки. Она даже спасибо в будущем не скажет, ведь его придется говорить киборгу. Небо Яцзы для Мэй всего-навсего запретная вражеская территория и никогда не станет приемлемой для существования средой. — Скажи, кем ты мечтала стать в детстве? — Поваром, — этот необычный вопрос не смутил Мэй, поедавшую османтусовое желе. — Ну а ты? — Главарем банды. Но если интересно, то училась я на МБА. — Повезло, целеустремленности тебе не занимать, — Мэй вытянулась на диване так, что ее стопы оказались рядом с ладонью Чжу, и последняя едва удержалась от желания пощекотать их. — Может, и мне не поздно в повара уйти, когда это все закончится. — А если в твой ресторанчик придут обедать киборги, то будет как в анекдоте? — Это в том, где заходят два киборга в бар, а бармен им говорит: «У нас нет розеток»? — Ага, или, — Чжу попыталась не засмеяться, представив подобную картину: — «Можете отсосать у друг друга псирамон за углом». — А они возвращаются и спрашивают: «Кому платить?» Или вот! И бармен говорит им: «Со своими трубочками нельзя». — «В розетки не тычемся». — «…или оплачивайте по тарифу электроснабжения!» — «Это музыкальный автомат, а не шлюха». — «Сегодня акция — приведите третьего и получите по мордам совершенно бесплатно!» — Мэй оторвала голову от подушки и посмотрела на Чжу. — Ну не плачь, а то глаза замкнут. — Это было хорошо, — подтвердила Яцзы, утирая слезы смеха, — буду верить, что повар из тебя выйдет более успешным, чем террорист. Она протянула пальцы к лодыжке Мэй и слегка коснулась кожи в ожидании реакции. Но той не последовало. Мелкими поглаживания Чжу верно продвинулась дальше, к голени, и внаглую дошла до колена. Волосы на ногах девчонки отросли, только они не кололись как жесткая щетина, напротив, были мягкими, едва ощутимыми как пушок. Признаться, Яцзы получала особое удовольствие: осязательные рецепторы трансформировали нервное возбуждение по нейронам в заднюю центральную извилину, а та в свою очередь транслировала вибрирующие волны по всему телу. От испытываемого наслаждения сводило даже пальцы ног. Мэй опустилась ниже, внаглую положила ноги Чжу на колени и вытянула руку, поглаживая ту по бедру. Она продолжала смотреть в экран телевизора с таким видом, будто ей уже наскучила программа. Голоса и звук резко стихли, оказались где-то там, на заднем фоне, когда Яцзы, не сдержавшись, привстала и легла рядом с Мэй полубоком, так, чтобы голова лежала на ее груди. Вот оно. Стук сердца, шум перегоняемой по кровеносной системе крови, дыхание и даже довольное урчание в желудке — все это доказательство жизни, хрупкой, нерукотворной, сохраненной. Мэй нельзя разобрать на кусочки, выбрать в ней сильную, лучшую часть и, напротив, нелепую, неподходящую, уродущую. Она смотрелась цельной и гармоничной. И как первозданное создание нуждалась в защите и поклонении. Рядом с ней Яцзы втягивал когти, не скалил зубы и был готов виться вокруг как прирученный зверек. Подобная перемена могла бы напугать и оттолкнуть Чжу, но осознание безмятежности перевешивало чашу весов, убеждая, что в этом миге нет ничего угрожающего ее личности и укладу жизни. Происходящее — конкретный, ни на что не влияющий момент. Шао Чжу может же позволить себе расслабиться и получать удовольствие? Мэй не стала сопротивляться даже тогда, когда надетая на нее футболка медленно задралась вверх вместе с бюстгальтером. Не стала сопротивляться, когда пальцы, сжимаясь-разжимаясь, смяли ее грудь и подобрали к центру. Только придавленная Чжу к дивану рука дернулась, высвободилась из-под веса и легла на плечо воительницы. Грудь Мэй совершенно иная, с ней хотелось играть и наблюдать за реакциями. Пальцы сладко тонули как в желе, липли, тянули вверх, крепко удерживая, и отпускали, чтобы та вновь распласталась по телу. Кажется, грудь не имела веса, настолько пленяла податливая мягкость, и от того хотелось ее больше, сжать так сильно, чтобы оставить свой отпечаток. Чжу приподнялась на предплечье и прижалась губами к ложбинке, а затем медленными поцелуями подошла к большим темным ареолам. Язык медленно очертил влажные круги, ближе и ближе подбираясь к соскам. Сначала левую грудь, затем правую. Чжу остановилась и подняла глаза на Мэй. Судя по выражению лица той, девчонку сейчас раздирала внутренняя неуверенность, бросающая то в бесконтрольное истинное удовольствие, то в неизвестные опасения. Пока Хунгун ни разу не видела, чтобы она хоть раз отключила голову и послушала только тело. Оттого с каждым разом повышался градус азарта: интересно увидеть, какие глаза будут у Мэй в момент ее падения с пьедестала в чистую пучину страсти. Когда Чжу с влажным причмокиванием втянула в рот сосок и принялась его оглаживать языком, Мэй наконец-то издала сводящий с ума томный вздох и, упершись затылком в диван, выгнула спину. Она сама подставляла себя под ласки, понятные и приятные ей, и уж точно знала, до чего это все дойдет. Даже в какой-то момент перехватила руку Чжу за кисть и вновь вернула со своего живота на грудь. — Не отпускай… Эта тихая и желанная просьба окончательно вывела Чжу из равновесия. Она всем телом прижала Мэй к спинке дивана, расположив колено между ее ног, обе руки заняв грудью, и приблизила лицо для поцелуя. Где-то позади замигал синий индикатор и возник тихий голос. Губы Мэй оказались смелее и с голодным желание впились в губы Чжу. — …Хунгун… Стоны девчонки эхом отозвались во рту Яцзы. — …Хунгун!.. Если бы Чжу слышала голос Жуна, настойчиво пытавшегося до нее дозваться, то без сомнения послала бы его на три буквы. Но кроме сладких вздохов Мэй, постанываний и влажных голодных поцелуев в комнате не было ничего. Прозвучал длившийся с десять секунд писк. — Дорогая сестрица, Яцзы, — на этот раз медовые ноты оказались не такими сладкими и больше походили на издевку, — не заставляй старшего брата ждать с ответом. — Блядь… Этого короткого звука сквозь зубы хватило, чтобы им обоим протрезветь. Мэй несколько раз моргнула, и озорные желтые огоньки в ее глазах померкли, вернув разум в действительность. И, кажется, она поняла, что разговор будет непростым. Чжу же, все еще удерживающая ее в объятиях, никак не желала отрывать руки от разгоряченного тела, поднесла палец к губам. — Слушаю, старший брат, — Чжу слегка развернулась, говоря теперь через плечо, — есть какое-то поручение? — Буду благодарен, если ты откроешь дверь и впустишь меня в апартаменты. Не стал заходить сам. Мэй сорвалась с места, но Чжу быстро схватила ее за руку, дав понять, чтобы та сидела на месте. Одними губами они принялись перекидываться словами «Да» — «Нет», одновременно с этим приводя внешний вид в надлежащий. — Это Биси, мать твою, хоть за стенкой спрячься — он тебя увидит. Сиди и делай вид, что ты не при делах. Чжу, поднявшись, взяла с пола миску с печеньем и всунула Мэй в руки. Сделав несколько шагов к двери, она обратила внимание на плед и кинула его девчонке, тут же укрывшей ноги и севшей в позу лотоса. Когда она подошла к двери, то вновь услышала позади себя громкий звук телевизора. — Фу Шанчжу, — склонив голову, она поприветствовала Хао, когда тот сделал шаг в апартаменты, — и Сяньфэн, — на пороге возникла вторая мужская фигура. Жун, стоявший в коридоре с взволнованным лицом, попытался подать некий знак, но Чжу махнула рукой, обозначив, что сможет самостоятельно разрешить сложившуюся ситуацию. — Не ожидала вашего появления, поэтому… Чжу поспешила за мужчинами, прошедшими свободным шагом в главный зал. Там же на диване сидела Мэй. В этот момент Яцзы едва сдержала сердце, приготовившееся забиться быстрее, что не ускользнуло бы от Хао. Но в ситуацию, к удивлению, с большим энтузиазмом вмешалась девчонка. — Чжу, что ты не сказала, что к тебе придут гости, а? Я бы нашла тогда занятие и не стала мешать. — Доброго вам утра, госпожа. Голос Хао был настолько любезен, что пробирал холодом до костей. Время давно было дневное, но говорил он про утро, явно обозначая свое положение и род деятельности. А во-вторых, назвал он Мэй «госпожой». Подобное обращение можно было расценить как насмешку, только тон был иным таким, будто Биси действительно приносил дань уважения незнакомке. — Я не стану долго тревожить ваш покой и перенимать на себя все внимание госпожи Шао. Обещаю, — драгоценная цепочка его очков провисла под наклоном головы, а изумрудные кисточки лимонного ханьфу слегка покачнулись. — Я прибыл лично, дабы сообщить о решении относительно праздника Лунтоу. Что-то не так? — Нет, с чего… — попыталась оправдаться Чжу. — Твои глаза, — бирюзовая радужка Хао сузилась до тонкого кольца, уступив все место черному зрачку. — Куда смотришь ты? В тот момент, когда Хао завел разговор о празднике, про который Мэй не должна была слышать, глаза Чжу и правда на долю секунды рванулись в сторону девчонки. Если бы она посмотрела на нее, то это непременно показалось бы слишком подозрительным, а поэтому Яцзы попыталась не подавать виду и сосредоточила все внимание на собеседнике. И все же той доли секунды Хао хватило, чтобы почувствовать неладное. Остальное развернулось буквально за секунду. За движением водао невозможно было уследить: блестящая дуга мелькнула быстрее молнии и четко остановилась в миллиметрах от шеи Мэй. Та в свою очередь замерла в неудобной позе, оторвав таз от дивана, но не успев выпрямиться в позвонке. Чжу только успела заметить зеленые кисточки и почувствовала крепкую руку у себя на затылке. Это едва осязаемое прикосновение было настолько болезненным и давящим, что она была вынуждена под давлением опустить голову вниз, к полу. Так, к своему изумлению, воительница обнаружила, что ее правая нога стояла ровно на полшага впереди левой. Вот только в какой момент и зачем сдвинулась с места, она не понимала. — Крайне невежливо, госпожа, — голос Хао, все такой же сахарный и тягучий, теперь раздавался где-то над Чжу, — уходить в середине разговора, тем более речь пойдет о нашем отце. Прошу вас, вернитесь на место. А ты, Яцзы, — слова на этот раз оказались ближе и тише, — еще раз дернешься не по случаю, и я тебя убью. Когда давление на затылке перестало ощущаться, Чжу медленно приставила правую ногу назад, к левой, и так же медленно подняла лицо. На Мэй она боялась посмотреть, как и отвести взгляд от Хао. Фу Шанчжу ясно дал понять, что церемониться с ними не собирался, а раз так, то оставалось безропотно подчиняться. Прозвучал металлический звон, по-видимому, Юэ убрал меч в ножны, стоило Мэй вернуться на свое место. — Вот и славно. Очень славно. Праздник Лунтоу пройдет по плану вне зависимости от текущих событий. Твое приглашение, Яцзы, — с этими словами Хао подошел к стеклянному столику и положил конверт в форме треугольника. — Не возражаешь, если я присяду? Не дожидаясь ответа, Биси сел в кресло, забросил ногу на ногу и заинтересованно посмотрел на Мэй. Юэ тут же бесшумным призраком встал позади них, исключая любую чистую гипотетическую возможность нападения со стороны незнакомки. — Приглашение на двоих, и вы можете присутствовать, госпожа. — Спасибо за оказанную честь, — манера разговора Мэй изменилась, стала под стать речам Хао, такой же вежливой и располагающей, — но я очень люблю свою красивую жизнь и хотела бы ее сохранить. По залу прокатился легкий смех. Юэ перестал чувствовать угрозу. Его плечи опустились и вышли вперед, шея втянулась, верхние позвонки стали дугой — отчего-то в состоянии покоя он всегда сутулился и склонял голову так, что длинные серебряные волосы скрывали ото всех лицо. Чувствуя себя как дома, он прошел к бару и вгляделся в представленные бутылки. Пальцы же его принялись выбирать стакан, поднимая их на свет и изучая чистоту стекла. — Настолько наши дела опасны для вас, госпожа? — «Своим телом я не владею, но коль я рожден на свет, должен хранить его в целости». Эти слова заставили Юэ повернуть голову к Мэй, а Хао неподвижно застыть на какое-то время. Только бирюзовая радужка двигалась и менялась в размерах. Через минуту молчания его губы наконец-то поползли вверх и растянулись в искусственной отталкивающей улыбке. Биси протянул руку к подчиненному и принял стакан с налитым алкоголем. — Я поражен, младшая сестрица, твоя подстилка цитирует древние трактаты, — он говорил так, будто Мэй уже не было с ними в одной комнате. — Возьмешь ее на праздник, и точка. Да, в честь праздника Лунтоу решил провести ритуал Восьмидесяти восьми благодеяний. Нас восемь драконов, а посему ты, Яцзы, обязана совершить одну щедрость в честь нашего отца. — И что за «щедрость»? — Чжу наконец-то решилась подать голос, хотя по ее коже не переставали бегать мурашки. — Решай сама. Соверши такой поступок, что уравновесит чаши весов и превознесет Лунтоу. У тебя есть еще время. Сейчас я поведу разговор о делах: с одной испанской судовой компанией возник вопрос, о чем ты уже знаешь от Суаньни, — мужчина сделал глоток и кивнул Юэ в знак благодарности: — Я желаю, чтобы ты как Хунгун вмешалась в это дело и передала всю полученную информацию непосредственно мне. — Мои инструкции? — Получишь на месте по обстановке, все подготовлено. Сегодня я и Чивэнь отбываем в Лоян: нам удалось договориться с Министерством насчет больших пожертвований на комплекс Гуаньлинь. Развитие ансамбля станет одним из наших подарков Лунтоу. Хао допил алкоголь, поставил стакан на подлокотник и поднялся с места. Внезапно его интерес привлек экран телевизора, на котором развернулась сцена погони: главные герои на повышенных тонах обсуждали способ уйти от полицейского хвоста. Несколько минут Биси простоял, не двигаясь, следя за красочной картинкой. Чжу его лица не видела, а поэтому не имела ни малейшего представления, что могло происходить сейчас в голове старшего брата. А вот мысли Юэ оказались более понятными и доступными. Фильм того совсем не интересовал, в отличие от фигуры девчонки, отвечавшей его интересу безучастным скучающим выражением лица. Между этими двумя происходило неявное противостояние, будто слова Хао посеяли в комнате зерно сомнений, давшее Юэ пищу для приятных размышлений и опаски. И хорошо, что Мэй это тоже прекрасно понимала и не делала ничего лишнего, способного скомпрометировать ее. — Как хорошо, что нам не приходится прятаться от полиции, да, Яцзы? Все наши действия прозрачны и направлены только на процветание и возвышение страны, — когда Биси развернулся, Чжу успела заметить горизонтальный поворот глазных яблок в глазнице. — Когда мы отпразднуем знаковую дату, то уже ничто не помешает нам очистить территории от предателей всей нашей нации. Да, госпожа? Сначала тихо, затем набирая скорость и громкость, защелкал неизвестный механизм. Вскоре стало ясно, что звук исходил от Хао. Его открытые части тела были неподвижны и глаза смотрели прямо на воительницу, но под ханьфу в районе рук и груди происходило волнообразное движение. Первый раз Чжу наблюдала подобное и не могла дать никакого объяснения, кроме того, что механическое тело решило сойти с ума. Юэ вытянутыми неспешными шагами подошел с левого бока к Биси, осторожно вложил его фарфоровую кисть в свою и сжал у фаланг. — Прошу. Следуйте, Фу Шанчжу, за мной. Хао только кивнул в ответ, и оба мужчины двинулись к выходу из апартаментов. Только когда дверь закрылась вслед, Чжу громко выдохнула и, согнувшись, положила ладони на колени. Биси явно был в курсе всех дел, поэтому произнес подобные слова и его тело выдало странную реакцию. Какой бы занозой ни был Бань У, каким бы странным ни казался Тан Юэ, какой бы ненадежной ни оказывалась Гань Шуа, Лун Хао являлся опаснейшим и могущественным из Драконов. И если бы дело было в полностью механическом теле, оснащенным множеством орудий от лезвий до винтовых установок. Нет. Главную проблему составляла безграничная власть Фу Шанчжу и его влияние на главу Нингуаньского Союза. Любое, абсолютно любое действие не нуждалось в оправдании и могло сойти ему с рук. Несмотря на жесткую структурную подчиненность и полусемейные узы членов, в действительности в триаде было всего три незаменимых человека — Лунтоу, Лун Хао и Тан Юэ. Замена других Драконов и рядовых не встанет ни во что и пройдет для Союза бесследно. И Шао Чжу это понимала как никто другой. Отчетливее Чаня. — Ты молодец. Это все, что воительница могла выдавить из себя. Если ей стало страшно за свою жизнь, то что же испытала Мэй? — Фу Шанчжу. А второй кто? — интерес девчонки был не к месту, но ее эмоции оказались чистыми, без каких-либо примесей. — Сяньфэн. Его имя тебе ничего не скажет, — Чжу выпрямилась, подошла к дивану и положила руку на плечо Мэй. — Он тебя не ранил? — Нет, все нормально, — она закинула голову, чтобы взглянуть в лицо, и губы сложились в самую милую улыбку на свете, — все хорошо, Яцзы, я не ждала, что твои дружки будут вежливыми. Только я жизнью и правда дорожу, поэтому, может, исполнишь приказы Фу Шанчжу, пока он не вернулся в Шанхай? Они обе собрались за достаточно короткий промежуток: Чжу планировала ехать на встречу с Шохай, а Мэй попросила отвезти ее в «Лагуну». Все-таки воительница ошибалась, считая Мэй плохой актрисой. Стоило последней признаться, что ей интересно пообщаться с китайским гением Ду Чанем лично, и вот Хунгун уже дала зеленый свет. Да, улыбаясь, беспрекословно слушаясь и уступая, Мэй сумела построить этот день так, как ей было нужно. И пусть появление в апартаментах двух Драконов не прошло для ее организма бесследно — живот свело нервной судорогой, на долгое время отбив аппетит, — при этом оно дало много новой информации, требующей сведения и проверки. Лунтоу никогда не называли по имени, у него не было прозвища. Его личность тщательно скрывалась, несмотря на то, что он был отцом Драконов и всего Союза. С учетом подобной таинственности, Мэй задавалась вопросом, а знала ли Чжу Лунтоу и имела честь хоть раз созерцать его вживую. Но такого рода вопросы были преждевременными и опасными. Лунтоу, Фу Шанчжу, Сяньфэн, Шохай, Хунгун, Жун, теперь и Ду Чань — все эти лица принадлежали враждебному миру. Всем им Мэй могла пожелать только поскорее умереть, и неважно каким образом — от руки конкурентной группировки или от руки Сяогана. Без их присутствия город, нет, больше — страна — очистится. Вслед за головами членов Нингуаньского Союза полетят и головы предателей, пригревшихся в креслах Правительства, закрывавших глаза на многочисленные преступления и своим бездействием поощравших новые случаи насилия. Мэй пыталась не коситься на Жуна, этого надоедливого гималайского медведя, перегибающего палку в своей услужливости. Его присутствие не раздражало ее и в целом не вызывало негативных эмоций. Однако телохранитель был слепо предан Чжу и воспринимал окружающее пространство как одну большую угрозу для своей драгоценной Хунгун. Мэй не исключала факта, что тот целенаправленно мог установить за ней слежку, поэтому подавать повод для подозрений не желала. На время действия договора между ними должны сохраниться как минимум нейтральные отношения. — И часто так бывает? — спросила она Жуна, сопровождавшего ее к машине. — Бывает как? — Как часто члены триады угрожают друг другу? Молчишь? Хорошо — молчи. — Это мир госпожи Хунгун, — спустя несколько минут ответил телохранитель. — Вам не понять, какую цену ей приходится платить. — Не могу пожалеть бедную Хунгун, сидящую в своих шикарных апартаментах в центре Шанхая. — Ваше право. А мне жаль вас, госпожа Ян. Вряд ли вы когда-нибудь сможете разрушить скорлупу и выбраться в мир. Мэй не успела подобрать слов, как Жун захлопнул дверь и отдал приказ. Отгороженная от водителей выдвинутой панелью, она не видела, кто именно был за рулем, отчего ощутила легкую тревогу, когда машина двинулась вперед. У Мэй было время подумать, проанализировать последние события и сделать для себя вывод, только в голове оставались несвязанные кусочки-воспоминания, не ложившиеся в общую канву. Сложно признаться себе, но сделать это было необходимо. Она запуталась. Запуталась настолько, что перестала осознавать и видеть перед собой собственные желания и цели. Мин получил деньги, и неважно, каким образом он ими распорядится. Пусть… пусть себе искусственные легкие поставит. Он имел на то право, поскольку никто не представлял, какую боль мог испытывать человек на последней стадии рака. На благополучии Мина желания Мэй заканчивались. Поэтому она ухватилась за шанс передышки вдали от Чжу, которая давила одним своим присутствием. В прошлый раз, когда ее привезли к зданию «Лагуны» — головному офису «Шанхай Кибернетикс», — Мэй не показала удивления. Мало ли какие связи могли быть у членов триады, и не было сомнений, что они по роду своей деятельности могут вести дела с компаниями-производителями гиноидов. Нет, о связи между этими двумя структурами давно ходили слухи, но деятельность фирмы была кристально чистой. Сколько бы ни наведывались для проверки всевозможные службы, от аудиторов до силовиков, каждая точка и запятая по документам стояла на своем месте. Ничего такого, что портило бы репутацию «Шанхай Кибернетикс» и ее отца-основателя Ду Чаня. О нем и о компании Мэй знала не так много, как должна была. В детстве она с другими детьми часто убегала к широким проспектам с ослепительными витринами, за которыми двигались гиноиды. Те ничем не отличались от людей, выглядели, как молодые девушки, и вели себя приветливо и мило, зазывая покупателей внутрь. Передвижные строки и мелькающие визуальные баннеры рисовали красивые картинки будущего, где человеку больше не придется заниматься бытом и рутиной работой, ведь уже сейчас можно приобрести за н-ную сумму робота-девушку. Еще через пару лет гиноиды стали появляться на улицах: ничем не выделяющиеся из толпы, они следовали за хозяином или самостоятельно выполняли данные им поручения. Фантастические показатели продаж гиноидов по сравнению с продажами андроидов на территории Китая объяснялись простым фактором — запретом проституции на всей территории страны. Использование гиноидов в секс-индустрии приравнивалось к использованию игрушек, в этом не было ничего незаконного. В крупных городах существовали и стриптиз-бары, и бордели соответствующей специфики. И пусть секс с гиноидами порицался общественной моралью, а с экранов разработчики вроде господина Ду рассказывали про многочисленные технологические возможности своих созданий, реальность была менее приглядной. Лифт остановился на этаже, не имевшем цифрового обозначения, и приятный женский голос произнес: — Прошу, госпожа Ян, следуйте за Анной. В светлом коридоре, застеленном красной ковровой дорожкой, стояла девочка-подросток. В первую очередь в глаза бросалась ее одежда: бордовое готическое платье с пышной юбкой и рукавами, оборками и кружевом и капор с большим бантом-лентой. Затем взгляд падал на ее фарфоровое европейское личико с ярким румянцем и блестящими губами цветы сливы и золотистые кудряшки. Ее вполне можно было принять за человека, если бы не стеклянные голубые глаза. Девочка сделала реверанс, удерживая изящными пальчиками юбку, и плавно повела руками вперед, приглашая Мэй последовать за ней. Стоило дверям лифта закрыться, как стены, оказавшиеся огромными проекторами, сменили белый цвет за динамичное изображение некого здания с высокими шпилями. — Костел Святой Анны представляет собой памятник классической готической архитектуры, расположенный в городе Вильнюс, Литва. Построенный… Мэй особо не вслушивалась в текст, больше поражаясь точности передачи картинки. Ей казалось, что протяни она руку — и коснется камня, хранящего вековую историю, создаст мелодию на клавишах органа, потушит свечу, преодолев жгучую боль от жара пламени. Она проходила по рядам лавок, вглядывалась в статуи младенцев с крыльями, святых и ангелов, стремилась по колонам вверх, к сияющему белизной небосводу. На миг ей и вовсе захотелось присесть на лавку, чтобы вслушаться в непонятную речь и насладиться чуждой атмосферой. Но механизм раскрывшихся дверей и ослепительное свечение вернули Мэй в коридор. — Приветствую в моей нескромной обители! Мэй оказалась в полукруглом зале, смешавшем множество странных металлических конструкций, сверкающие стекла, золотые лампы, лазурную воду пола и бежевую мебель. Каждый элемент в комнате был расставлен хаотично, и любой шаг порождал десятки калейдоскопичных отражений, отчего глаза начинали бегать туда-сюда, не зная, на чем сфокусировать внимание. Между стеклянными стеллажами промелькнуло нечто неоново-розовое, и вот к Мэй вышел мужчина средних лет с обычной, ничем не выделяющейся внешностью. Встретив такого на улице, примешь за простого человека и не подумаешь, что он может быть киборгом, а тем более владельцем мировой компании. Только наряд на нем смотрелся нелепо: бледно-лимонный костюм, контрастирующая розовая рубашка и массивная золотая цепь. Добавить к этому образу леопардовую шубу и трость — получился бы шаблонный западный сутенер или наркодилер. — Ян Мэй, да? — не дожидаясь ответа или разрешения, мужчина по-свойски схватил руку Мэй и потряс ее. — Приятно-приятно! Ду Чань! Все меня зовут господин Ду, но для близких я Чань. Или Цюню. Но лучше Чань. Безобидная улыбка, приоткрывающая два ряда идеально ровных зубов, и прямолинейный взгляд темных глаз могли расположить к себе любого, но Мэй предпочитала оставаться осторожной. — Ну-у-у-у, не бойся, я же не какое-то чудовище! Если будешь и дальше молчать, то диалога у нас не выйдет. Может, хочешь выпить? — Байцзю. — Вот как? Сразу возьмем повыше, — он поманил за собой гиноида и прошел внутрь комнаты. — Идем, у меня тут очень мягкие кресла. В апартаментах Чжу такой удобной мебели не стоит! Неспешно шагая вслед, Мэй разглядывала окружающие металлические конструкции. Большая часть из них представляла каркасы, сделанными наподобие скелетов: позвоночник, череп, две руки и две ноги. Но деталей в них явно было больше, чем человеческих костей, и складывались они странным пазлом. Из шарниров локтевого сустава могло исходить более трех металлических основ, направленных в разные стороны. Некоторые экспонаты и вовсе напоминали животных, опирающихся на четыре и более конечности. Все образцы не имели табличек, и оставалось только догадываться об их предназначении и применении. Заметив чрезмерный интерес к убранству комнаты, Чань повторно предложил Мэй присесть и защелкал пальцами, призывая гиноида ускориться. Но кукла застыла на месте у одного из зеркальных шкафов, заставленного десятками бутылок, и не притронулась ни к одной, будто какая-то часть ее программы дала сбой. — Точно-точно! — Чань замахал обеими руками как ребенок, изображающий крылья птицы, и обратился к гостье: — Какое тебе байцзю? — Легкое, тридцать пять. — Отличный выбор. Анна, налей Лучжоу Ляоцзяо и принеси стандартный набор закусок. Садись-садись, поболтаем. Мэй наконец-то прислушалась и расположилась в одном из кресел, а Чань занял место напротив. Ей никак не хотелось смотреть на собеседника, поэтому она продолжала делать вид, что все ее внимание захватили представленные экспонаты. — Необычно, да? — Да, никогда бы не подумала, что один из цифровых гениев Китая — мафиози. — Ну, как говорится, хочешь жить — умей вертеться, — Чань развел руками и пожал плечами. — Нингуаньский Союз хорошо платит мне за мои разработки, а я стараюсь их не подводить. Вот я бы не подумал, что Чжу будет иметь отношения с дочерью Цао Ли Юн. Эй, расслабься, — он поспешил сбавить градус моментально накалившейся обстановки, — у меня такая работа — знать все и обо всех. Она тут ни при чем. И никто не получит эту информацию. — Если вам все известно, то почему не сдадите меня Лунтоу? — А какой от тебя толк Лунтоу? Не бери на себя много. Сейчас ты никто, ни за что не отвечаешь и ничего не способна сделать. Тебя можно только убить и помучить перед смертью. Будь ты ценным ресурсом, то не проводила бы время с Чжу, а работала над делом. Не обижайся на мои слова. — Я не обижаюсь. Просто не могу никак понять, почему такой проницательный и уважаемый человек работает на Союз. — Спасибо за комплимент, — мужчина почесал затылок, и в этот момент Мэй заметила блеснувшие кольца на безымянном пальце, — если мы решили обменяться колкостями, то скажу тебе, что твоя мать была более сдержанной и никогда не вешала ярлыки на людей. И киборгов, прошу заметить. Если говорить серьезно, то средства Союза позволили мне воплотить в жизнь многие задумки, замороженные из-за отсутствия финансирования. Как ты относишься к гиноидам, а, Мэй? — Никак. Мэй не хотелось говорить о роботах: она была несведуща в технических вопросах и не могла оценить их применение с моральной точки зрения. Никогда у нее не было собственного гиноида, как и длительного с ними взаимодействия, позволившего бы составить личное суждение. Между тем она воспринимала человекоподобных роботов исключительно в рамках материальных вещей, созданных руками человека, и понимала реальные причины их популярности. Однако перед ней сидел один из первых прародителей гиноидов, фактически их отец, и глупо было надеяться избежать подобных разговоров. Оскорблять его неуважением и невниманием Мэй все-таки не хотелось, поэтому она выдавила из себя развернутую мысль: — Я не отношу себя к категории людей, считающей будто гиноиды занимают чьи-то рабочие места. В прошлый раз я своими глазами увидела, насколько технически сложен процесс их изготовления и что стоит за их созданием. Больше нечего добавить. — Ты не рассматриваешь гиноидов как произведения искусства? — на лице Чаня проскользнуло мимолетное выражение, схожее с разочарованием. — Меня поражает их схожесть с людьми, их реакции и поведение. Я не смотрю на них как на произведения. Как на инструменты — да, — Мэй поудобнее устроилась в кресле, вытянула ноги и положила руки на подлокотники. — Время покажет, созданы они на благо человечества или во вред. Ду Чань рассмеялся, задрав голову. Его белоснежная шея вытянулась, так и подставляясь под удар. Идеальная ситуация. Она срывается с кресла и бросается на него дикой кошкой. Только в последний миг возникает мысль — ей не хватит сил придушить киборга. Он будет сопротивляться, бить ее ногами и руками, пытаться докричаться до охраны или гиноида. Если она не справится за несколько минут, в комнату вернется Анна и тогда всему придет конец. Его шея кажется слабой точкой, ничем не защищенной, одного удара будет достаточно. Но нет никаких предметов рядом, ничего режущего или острого. Мэй наваливается всем весом вперед, прижимает мужчину к спинке, так, что кресло пошатнувшись, падает назад. Он не может встать так быстро, и Мэй пользуется этими секундами. Один рывок. Кусок железки экспоната у нее в руке. Она делает оборот назад и оказывается рядом в тот момент, когда рука Чаня заползает под пиджак. Слишком поздно. Один взмах и… — …я подумал, что эффект зловещей долины можно преодолеть не только благодаря технической стороне. Это была огромная работа по подбору каждой черты внешности. Сотни тысяч людей трудились над дизайном. И вот! Мои девочки. За двенадцать лет мы выпустили шестнадцать моделей гиноидов. Конечно, линейка в разнообразии уступает европейским моделям андроидов, — но! — какой спрос на них. Безусловно, с некоторыми девочками я вожусь сам. Вот Анна, одна из моих любимиц, со своей историей и вкусом, — Чань с отеческой гордостью и восторгом наблюдал за тем, как гиноид выставляла на стол закуски и алкоголь, — она из Англии, знаток этикета. Вечно сердится, если я оставляю за собой беспорядок. Ну что ж. За знакомство, Мэй? — Чань поднял керамическую чашку. — Ганьбэй! Мэй пила залпом: алкоголь был ее единственным другом в текущее время и глупо было отказываться от его компании. Ее ничуть не беспокоила перспектива напиться и начать чесать языком о том и о сем. Пусть этот Чань думает о ней, что хочет. А проблемы пусть в дальнейшем расхлебывает Чжу, ведь именно Хунгун доставила ее сюда. Она намешивала в блюдце ассорти из холодных и горячих закусок, подливала себе алкоголь и вслушивалась лишь в половину слов Чаня. Тот смотрел на нее неотрывно во время своего воодушевленного монолога, кажется, даже не моргая, лишь изредка вытягивая губы в отвратной сальной улыбочке. И ведь отчетливо видел и понимал по ее поведению, по лицу и реакциям, насколько Мэй равнодушна к его работе и поднятым темам. — Не возражаешь? — в пальцах Чаня оказалась сигарета и зажигалка. — Нет, если ответите на один вопрос, — Мэй посмотрела на опустевшую чашку и решила позабавиться словесными остротами, — зачем киборги курят? — Милая! — Чань зажал сигарету в зубах и щелкнул зажигалкой. — Сколько, по-твоему, мне лет? — М-м-м.. Тридцать пять? — Вот и моя шестая жена считает так же. Перед тобой сидит не только один из самых гениальных мужчин. Мое тело — биологическое произведение искусства, неувядающий венец творения. В нем нет ничего искусственного! Моя молодость — результат моего образа жизни. Ну и хирургических ниток, ладно, подумаешь, было пару раз, — Чань выпустил струйку дыма в сторону и повернулся в профиль. — Я вступил в Нингуаньский Союз, когда появились первые немедицинские протезы. В триаде тогда еще состояли люди, солдаты и воины, знавшие боевые искусства, кунг-фу, дим-мак, юн-чунь… И вскоре мы столкнулись с тем, что какой бы духовной и физической силой ни обладал конкретный человек, для некоторых побед нужно нечто большее. Союз никогда не уступал территории и власть конкурентам и не собирался уступать. Тогда мы обратили внимание на искусственные части тела и теперь контролируем шестьдесят восемь процентов подпольного рынка Азии. Так и завелась традиция, — мужчина потушил сигарету и сделал глоток, — что в триаду могут попасть лишь люди, имеющие модификации тела. Понимаешь? — Не совсем. Слова Ду Чаня были запутанными, не связанными общей логикой и не отвечавшими ни на один из вопросов, проскальзывавших в мыслях Мэй. Алкоголь, каким бы мягким ни был при употреблении, слишком быстро ударил в голову, исказив окружающее пространство и размазав границы объектов. Настроение неожиданно повысилось до легкого веселья, бесконтрольная улыбка исказила губы, а щеки запылали предательским румянцем. Мэй подперла голову кулаком и слегка сползла по креслу, почти приняв полулежачее положение. Касательно Нингуаньского Союза у нее была подтвержденная жизненным опытом позиция, и невозможно было гипотетически представить ситуацию, развернувшую бы ее мышление на сто восемьдесят градусов. И между тем Мэй находила забавными попытки членов триады оправдать жестокие, выходящие за все рамки морали и разумности действия. Вон Яцзы только и твердила в оправдание о «своем мире» и «правилах», и это не вызывало никакого сочувствия, напротив, отвергало сильнее. Что же мог в свое оправдание сказать неглупый человек, посадивший себя на поводок Союза? — Вы меня сейчас пытаетесь агитировать? — ее янтарные глаза сверкнули насмешливым огоньками. — Мы же с тобой рассуждаем, Мэй, ведем дружескую беседу. Вот скажи, кто сильнее, человек или киборг? Киборг, так как он превосходит человека по всем показателям. Нингуаньский Союз хочет стать первым, устранив конкурентов и врагов, и использует все доступные ему средства. Такой же точки зрения придерживается БаСиЭр в своем желании. Прибегает к любым методам достижения цели, переступает закон и мораль. Союз и БаСиЭр — две стороны одной монеты. Я тут посчитал, что Си Юн по совокупности преступлений может уехать лет на… пожизненное? Но, как вижу, Ян Мэй не собирается сидеть за решеткой, да? — Если вы так долго состоите в Союзе, то должны знать историю Организации Освобождения. Я предана ее идеям и концепциям и не поддерживаю террористов из БаСиЭр, что сейчас решили вести ожесточенную войну. — Весьма логично. Признаюсь, я пару раз лично встречался с Цао Ли Юн, милая была женщина, хоть и резкая в своей позиции. Мы с ней разошлись в дебатах и решили в дальнейшем ограничиваться лишь сдержанными приветствиями. — Она была против насилия и бессмысленного кровопролития, — Мэй проглотила подступившую горечь и отвела взгляд на одно из окон. — Я всегда спорила с ней и говорила, что война — это способ выживания. Иногда нет другого выхода, только сражаться и убивать, чтобы спасти себя и близких. Но теперь, кажется, я понимаю ее. То, что сейчас творит глава группировки… — Коготь Тигра? — Да. У него свои методы. Свои связи. — Я догадался. Но вот что я тебе скажу, Мэй, — Чань взял еще одну сигарету и на этот раз Мэй увидела перед собой зрелого мужчину, повидавшего многое, — ты защищаешь свои взгляды и идеалы, защищаешь память своей матери. Но мир не делится на черное и белое. Он черный весь. Убийство Цао Ли Юн так и не было раскрыто, производство по делу приостановили, и на это есть причины. Кто, по-твоему, виноват? — Не знаю. Мэй опустила отяжелевший взгляд, посмотрела на носки туфель, свела их, развела и вновь свела. Она никак не ждала, что один из Драконов поднимет подобную тему. События прошлого не кровоточили и не приносили боль, они зажили, превратившись в глубокие борозды рубцов. Смирившись со смертью Цао Ли Юн, изуродованная душа приняла шрамы и скрыла от внешних глаз и от самой Мэй. Не думать. Не вспоминать. Не терзать себя бессмысленными поисками виновных, тратя крупица за крупицей время, которое стоило направить на продолжение борьбы. Мэй знала, что в мести нет ничего утешающего, а торжество справедливости слишком мимолетно и несравнимо с приложенными силами. Ничем и никогда утрату не восполнить, не перебить ни одним из чувств, каким бы сильным то ни было. Это уже случилось. Цао Ли Юн была мертва. И все равно, несмотря на эти знания, Мэй искала виновного. — Все считали ее святой. Но она не была святошей. Не верь мне, огрызайся и доказывай обратно, но Цао Ли Юн не была чистой на руку. — И что это значит? — Мэй спросила нехотя, раздраженным тоном и плеснула из бутылки себе алкоголь, часть разлив по поверхности стола. — А на какие средства она продвигала свою кампанию? Правительство стояло по другую сторону, да и, честно, Союз тоже. Но Драконы никогда не считали Цао Ли Юн серьезной фигурой в расстановке политических сил. Итак, подумай, откуда средства? С пожертвований? От могущественных покровителей? — Мэй исподлобья увидела, как Чань сел на край кресла и наклонился к ней. — В мою молодость в список двадцати богатейших людей планеты попал Чжун Шань. Тебе это имя ничего не скажет, главное — состояние он сколотил в фармацевтике. Во время бума сложилось так, что фармацевтические компании не успели подстроиться под тенденции и наладить производство, и их доходы стали падать с развитием рынка искусственных частей тела. И только за последние четыре года компании наверстали упущенное, производя сейчас множество видов пси-растворов. Как вовремя, не находишь? — мужчина понизил голос и на этот раз не стал подбирать слова: — Цао Ли Юн получала десятки миллионов юаней и валюты от фармацевтов, производство которых было налажено под биологические организмы. И как только те получили все разрешения на запуск киберлинейки продуктов, образ Святой резко перестал быть им нужен. — Хотите сказать, вся ее деятельность была ради денег от фармацевтов?.. — Нет, она действительно верила в свои слова. Я говорю, что без денежных вливаний со стороны твоя мать осталась бы безызвестным идеологом. И как бы ты ни относилась к Правительству и к Нингуаньскому Союзу, попробуй развернуть свое мышление и принюхаться к союзникам. От Когтя за километры тянет трупами, — Чань предупредительно замахал кистью и вновь откинулся на спинку кресла, полностью расслабившись. — Да-да-да, от нас тоже запашок так себе. Но вот что, Мэй, Союз никогда не совершал целенаправленные атаки на гражданских. Уголки губ вытянулись вверх, и щеки вновь запылали огнем. Внутри Мэй, где-то посередине между ребрами, прозвучал язвительных смех. Отчего-то все вокруг считали себя самыми умными, полагая, что смогли раскусить личность своих противников и теперь способны манипулировать взглядами других на самые простые вещи. В монологе Чаня не было ни слова правды. Он, как и чертова Яцзы, хотел завлечь ее на свою сторону и выудить некую информацию. И хоть Дракон обаятелен в своих речах, а его сулящие блага обещания заманчивы, все равно слова остаются ложью. Очерняя образы близких Мэй людей ради самопревосходства и выгоды, Чань падал ниже и ниже. Почему-то все, даже Мин, говорили, что знали Сяогана. Разве? Ничего они не знали и не имели ни малейшего представления о его состоянии после смерти матери. Это злило. Раздражало внутренности подобно ощущению от вылитого на открытую рану спирта. И все-таки Мэй сдержала алкогольный порыв к тираде и налегла на оставшиеся закуски. — Сменю неприятную тебе тему. Получается, с Чжу у вас шашни? — Нет. Я кое-что ей должна дать. — Неужели? И почему не отдала до сих пор? Кажется, зацепились вы друг за друга. — Это так выглядит? Похоже, что мне нравится Яцзы? — Не похоже, — он долил байцзю в две чашки и придвинул одну из них к Мэй, — но у тебя же свои мотивы. Чжу мне как дочь. Если что-то или кто-то ей угрожает — я принимаю меры. Я должен принять к тебе меры, Мэй? — У нас с ней сделка. — Да брось! Ду Чань резко вскочил с места, взмахнул руками и принялся хлопать по карманам в поисках портсигара, оставшегося лежать на кресле. Анна пришла ему на помощь, протянула одну из сигарет и щелкнула зажигалкой. Сделав вдох, мужчина не успокоился, завелся еще больше и принялся ходить туда-сюда, погруженный в тревожные мысли. Его дерганность никак не соответствовала общей картине событий и их сложившемуся диалогу. — Драконам нельзя спать с друг другом. И уж точно им не следует спать с членами БаСиЭр. — Яцзы — взрослая девочка и сама решит, с кем спать, разве нет? — насмешка Мэй не нашла отклика, но остановила бесполезные хождения Ду Чаня. — Она просто хочет, чтобы с ней было послушное существо, которое в любой момент можно трахнуть. — Раз так думаешь, то почему побыстрее не завершишь свои дела с ней, а? Тебе ведь неинтересна история Чжу, неинтересна она сама. Так иди, не мешай ей и не дай привязаться к себе. — А может, я остаюсь с ней, потому что хочу? — Мэй вскочила на ноги, задев край столика, и пропустила последнюю фразу мимо ушей. — Может, у меня иного выбора нет? К чему эта нотация мне, взрослой женщине, от старика?! — Вопрос. Что ты хочешь: получить свои деньги или потрепать ей нервы? — Ничего! Гуй!.. Мэй только топнула ногой от бессилия. У нее не было ответа, не было оправдывающих слов. Этот Чань как садист сдирал с нее кусок за куском кожу наживую и не думал останавливаться. Его попытки добраться до истинных причин изначально были напрасными: Мэй стояла на перепутье и не знала, какой дорогой ей стоило пойти. Предыдущие попытки, когда она уверенно делала шаги, почти бежала вперед вслепую, возвращали обратно, на исходную точку. Ян Мэй потерялась. Она потерялась в этом извратившемся городе, не имея в нем ни друга, ни дома. Образ Шанхая разбился в момент смерти Цао Ли Юн, и на четыре года знакомые места, улочки, магазинчики и забегаловки застыли серыми образами на осколках. Разбилась и Мэй. — Меня отстранили, — она покачала головой и ответила прожигающему взгляду ядовитой злобой, — оборвали все контакты после случая в аэропорту три месяца назад. Я не сторонник Когтя. Я желаю продолжать деятельность Организации. Я хочу перетянуть на свою сторону — сторону мира, праведной борьбы, без слепого террора — сторонников. Но гуй! Нет у меня с ними связи! Не знаю, где их искать в Шанхае! — И ты надеешься, что Чжу тебя выведет на БаСиЭр? — Может! А может, мне трахаться с ней нравится! Еще вопросы? Лицо мужчины вытянулось, щеки втянулись, а белки глаз словно почернели, превратив глаза в два неотражающих свет обсидиана. Вмиг из живого человека с яркой мимикой и жестикуляцией Чань перевоплотился в одно из своих искусственных созданий, лишенное чуткости и не способное построить мост взаимодействия с человеком. — Иди за мной. Ду Чань направился в соседнюю комнату, но Мэй даже не подумала последовать за ним в неизвестность. Ее все еще трясло от негодования, что Цюню попытался выведать планы и начал раздавать ненужные советы так, будто они были друзьями. Но слова протеста не нашли внешнего выражения. Запястье до боли сдавили кольцом пальцы Анны, услышавшей приказ хозяина. И несмотря на отчаянные попытки Мэй вырваться из захвата и найти какую-то твердую опору, гиноид с легкостью тянула девчонку за собой к ожидающему их Ду Чаню. — Не советую сопротивляться, госпожа Ян. Этому женскому голосу неоткуда было взяться. Но Мэй отчетливо его слышала и сразу определила источник звука. Обладателем высокого и певучего голоса являлась Анна.